Текст книги "Идеальный партнёр"
Автор книги: Виктория Миллиан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
4
– Хайнц, зачем ты это сделал? – Анке Дриттлер вошла в кабинет своего директора по маркетингу. – Она не подходит. Я тоже увидела сразу. Мне тоже ничего не понравилось. Этот русский стиль! Я вообще не люблю русское искусство. Достоевский. Просто надуманная экзальтация.
– Я не сказал, что мне ничего не понравилось. Она попросила указать на ошибки. Я это сделал. У неё много интересного, но нам она не подходит, – Хайнц Эверс говорил раздражённо. Достоевского, кстати, он любил и надуманной экзальтацией не считал.
– Так и пусть себе идет. Зачем что-то объяснять? Зачем это нужно? Что она о нас подумает!
– Что она подумает? Какая мне разница, что она подумает, – Хайнц Эверс встал из-за стола. – Да, она иностранка, но я её сюда не звал, – он говорил, очень раздельно выговаривая слова. – Ей трудно конкурировать с нами? Пусть она этого не делает. Я её не щадил? Нет, Анке! Я всего лишь говорил с ней, как с равной.
– Хайнц, я не об этом говорю.
– Ты сказала: «Что она подумает о нас? До него начал доходить смысл вопроса, но он всё равно спросил: – О ком, о нас? Что ты, вообще, имеешь в виду? Что она подумает... О немцах? Я тебя правильно понял? Анке!– Он заговорил быстро: – Ты с ума сошла. Ты считаешь, что я не имею права сказать, что думаю, потому что она иностранка? А я немец?
– Он помолчал, соображая: – Поэтому ты так реагируешь и на мои трения с Джино?
– Джино здесь ни при чём. Хотя к нему ты несправедлив. Он молодой ещё, конечно, но очень талантливый дизайнер.
Анке замолчала. Но Хайнц Эверс заводился всё больше.
– Мне нужно сохранять хороший имидж, – саркастически сказал он. – И не портить ваш? Да вы все помешаны на этом. Это комплекс, Анке! Вы слишком заняты тем, что о вас подумают.
– Перестань. Я права. Мне было неловко. Тем более что она русская.
– Русская! Подумала, что я нацист. Ага. Очень хорошо, – он помолчал. – Но я – не нацист. Или это не имеет значения? Я что, должен это специально доказывать? Всё время изображать кого-то другого, чтобы обо мне не подумали плохо. Русская! Подумала!– передразнил он. – А о тебе она подумала хорошо?
– Причём здесь это?
– Ты что, старалась произвести на неё хорошее впечатление? Тебе это важно? – Анке молчала, закусив нижнюю губу, и он продолжил: – Так у тебя не получилось. О тебе она тоже подумала плохо, можешь не сомневаться!
Теперь он был по-настоящему зол. Он подошёл к Анке Дриттлер совсем близко. Она была небольшого роста, и он наклонился к самому её лицу.
– И вообще, почему ты так... – начал он почти с ненавистью, но не договорил.
Он открыл рот, чтобы сказать „Почему ты так одета?“, но эту фразу не договорил и просто закрыл рот. „Почему ты...“ так и повисло в воздухе.
– Я что? – спросила Анке.
– Нет. Ничего, – он вернулся к столу и сел, закрыв глаза, откинув голову на спинку кресла.
– Ты себя плохо чувствуешь?
– Нет. Да. Да, я себя плохо чувствую, – соврал он.
– Я так и знала. Я видела это целый день. Ты принимаешь таблетки?
– Они закончились.
– Это что, ещё тогда? Две недели назад, когда ты у меня принял последнюю?
– Да. Мне некогда было заехать в аптеку.
– Но у тебя рецепт на весь год. Надо позвонить. Их привезут. Я позвоню сейчас.
– Хорошо.
– Ты – сумасшедший. Разве так можно? Это же гипертония! Нужно думать о своём здоровье. И потом, это ведь так легко корректировать, одна таблетка утром! – она сделала шаг к столу, но он неприязненно отвернулся, и она вышла.
Хайнц сидел с кривой улыбкой. Всё зло и раздражение прошло. Я ей чуть было не сказал это, – думал он. – Так вот оно что. Оказывается, это был стыд.
Хайнц спал с Анке уже три месяца. Он не придавал своей связи слишком большого значения. Но она всё-таки была его женщиной. Анке. Почему бы нет? Она была приятным человеком, хорошим товарищем. Какая разница, как она выглядела. Её волосатые ноги и подмышки никогда его не волновали. До сегодняшнего утра они его совершенно не волновали. Но, очевидно, где-то в глубине сознания всё-таки сидела эта предательская мысль, что успех мужчины определяется женщиной, с которой он спит.
Он продолжал раскручивать моток воспоминаний всего этого утра. Конечно, так оно и было. Он вышел из хранилища и пошел на эту встречу в нормальном настроении. Потом открыл дверь и увидел эту Рыжую. Он не помнил её имени и называл про себя „Рыжая хоть это был совсем другой, очень богатый, какой-то медово-золотистый цвет, особенно на солнце, которое её освещало, когда она сидела в приемной, а он открыл дверь и вошёл.
Конечно, он работал директором по маркетингу и первым заместителем главного менеджера. Но он, Хайнц Эверс, был график-дизайнером. Он видел линию, красоту, свет. Да, она была очень выгодно освещена. Нарочно так сразу не посадишь. Свет на покрытой нежным пушком щеке, линия шеи, плечо, высокая грудь. А волосы на просвет, как золотая корона. И всё – на дальнем фоне тёмной стены, так рельефно!
Он не помнил, чтобы что-то конкретное подумал в тот момент. Просто сердце отдалось в горле. Но неприятного чувства не было. Откуда ему было взяться? Потом... вспоминал Хайнц Эверс. А потом он услышал голос Джино, подумал о ещё предстоящей сегодня встрече у главного и вышел в коридор. Там он увидел Анке. Да-да. Раздражение возникло, когда он увидел не Джино, а Анке, в нелепой футболке и туфлях без каблуков, которые делали её волосатые ноги кривыми. Ведь они не были на самом деле кривыми. И были даже хорошей формы. Разве что ступни слишком большие.
Почему она за собой не следит, – подумалось ему. – Что за дурацкий вид? Это она так пойдёт на интервью! Да-да. Он хотел, чтобы она не пришла. Он попросту хотел, чтобы она не пришла на интервью, чтобы не видеть её рядом с этой Рыжей, и поэтому попросил найти и распечатать ему все сводки по дочерней фирме во Франкфурте, этой его головной боли, неудачному приобретению последнего года. Безусловно, сводки были нужны для сегодняшнего совещания, но их запросто мог подготовить кто-то другой.
Потом он нарвался на Джино. Джино. „Молодой и очень талантливый“, передразнил он Анке. Он был действительно очень молодой – до тридцати – и неплохой дизайнер, этот живой как ртуть толстый итальянец. Неужели он действительно метит на моё место? – прервал ход своих воспоминаний Хайнц. – Так это он зря. В Германии так просто подобное не происходит.
Конечно, неудачи последнего квартала пошатнули положение Хайнца Эверса. Но идея купить эту франкфуртскую фирму принадлежала не ему. И если бы не Франкфурт, то для гамбургского филиала все неудачи с продажами этого квартала не были бы так критичны. То, что часы не продавались, просто никто бы не заметил, если бы не финансовая брешь во Франкфурте.
Те торговали макияжем и женскими аксессуарами по интернету. Купили дорогую MarketSite, но продажи не пошли. Женщины не покупали по интернету. Их там практически не было. А те, что были... Хайнц представил себе Анке и раздражённо усмехнулся. Нет. Немногих из них интересуют женские аксессуары.
Да, Франкфурт был стратегическим просчётом. Поэтому покрывать убытки может только он, Эверс, здесь, в Гамбурге. И потому так ощутимы эти проклятые часы. Они не шли. Но это был просчёт тактический. Нужен был новый каталог. Взять сейчас пару практикантов или джунио и быстро сделать ещё в этом квартале новую презентацию. Не нужно изобретать велосипед, менять стиль публикаций, WebSite. Хайнц работал в компании с самого начала, почти восемь лет и хорошо знал свою клиентуру. А Джино с его „свежими“ идеями выпрыгивал не к месту. Он подрывал его, Хайнца, авторитет и, может быть, делал это умышленно.
– Неужели эта дура Анке серьёзно считает, что я придираюсь к нему, потому что он эмигрант? Мне это даже в голову никогда не приходило!– сердито подумал Хайнц Эверс и добавил вслух, точно даже не формулируя для себя, к кому он обращается:
– Закомплексованные идиоты! Стая закомплексованных идиотов!
Звук собственного голоса повернул ход его мыслей. Солнце перевалило за полдень, и длинные яркие полосы поползли по стене просторного кабинета, выходящего на запад. В луче плясали пылинки. Мысли вернулись к Рыжей.
Как она презрительно сказала на складе:Это ваша продукция?Конечно, он предпочёл бы продавать что-нибудь получше, чем эти побрякушки. Но то, что их вообще покупали, было его – Эверса – заслугой. И клиентами его были серьёзные бизнесы. В каждой компании бывают дни рождения, юбилеи, всякие праздничные даты. Нужны бывают мелкие или крупные подарки. Недорогие, но приличные и хорошо упакованные, достойные имиджа фирмы. У него были серьёзные клиенты, их не нужно было соблазнять дешёвой рекламой. Они, вообще, покупали не себе. Но его каталоги и презентации должны были соответствовать таким клиентам, их представлениям о партнёре.
Хайнц начинал это дело. Это была его ниша. Он её хорошо знал. Сарказм Рыжей задел его. А потом она ухватилась за каталог Джино. „Этот будет покрепче.“ Нет. Хайнц не согласен. Но, пожалуй, он был с нею излишне резок. Сейчас он был готов позвонить и извиниться. Подумала, правда, чёрт знает что... Но он вернул ей все бумаги, телефона не было. Ну, значит, такая судьба. Он ещё раз усмехнулся:
– Хватит и того, что я раскаиваюсь. У меня плохой характер, но я не виноват. У меня так работает мозг.
5
Лариса уснула очень рано, но проспала до самого рассвета и, проснувшись, чувствовала себя освежённой. Вчерашнее отчаяние прошло. Уже ставя кофе, она знала, что надо сделать.
– Нужно убедить его взять меня на практику, – подумала она.– Я скажу, что хочу у него поучиться. Мне нужен такой жёсткий, но по-настоящему профессиональный наставник. Подольщусь к нему. Сильно и не надо. Он действительно знает своё дело. Но я тоже в этом кое-что понимаю. Практикантам почти ничего не платят. Как бы он меня ни хаял, а так дёшево он никого с опытом не получит.
За завтраком она продумала весь план. Во-первых, надо узнать, как его зовут. Позвоню турчанке, – рассуждала Лариса. – Она меня наверняка запомнила. Потом напишу e-mail и приглашу пообедать. Ну, мужик же он всё-таки. Придёт...
6
Она ошиблась. То есть, конечно, он был мужик. И он пришёл. Но не поэтому. Нет. Проблем он не хотел. Когда утром он получил её e-mail, то даже рассмеялся: эти эмигранты не такие нежные и чувствительные, как мы себе представляем. Он читал, комментируя сам себе:
– Дежурные фразы. Благодарит за полезный разговор, просится на практику. Я – настоящий профессионал. – Какие были сомнения? – Ей нужен новый опыт. – Что мне теперь по этому поводу делать? Леди, мне не нужны проблемы. Особенно чужие. Поверьте, хватает своих. Атомной бомбы мне здесь только не хватало! – он усмехнулся, вспомнив вчерашний день: всё пошло кувырком после интервью. И это она пробыла здесь какой-то час! Он продолжил читать:
– Могла бы быть тоже полезна. Бла-бла-бла. Яда-яда-яда.– Он уже почти нажал Reply, чтобы вежливо отклонить её предложение пообедать. Потом прикрыл глаза ладонью и сильно зажмурился. Открыл и, не веря себе, перечитал ещё раз последнюю фразу:– "Ваши часы я бы, например, никогда не купила".
С минуту он ошалело смотрел в монитор. Потом потряс головой и перечитал всё письмо с самого начала. Не может быть, – подумал Хайнц. – Это что, женская интуиция? Или кто-то ей сказал? Прислала письмо. Откуда ей известен мой адрес? Или действительно профессионалка такого высокого класса? Но это и неважно. Конечно, надо встретиться. Почему же не пообедать с красивой женщиной?
7
В шесть они сидели в кафе на Schene Aussicht и смотрели на яхты на Альстере. Был очень приятный августовский вечер. Все столики были заняты, но проблемы у них не возникло: Хайнц Эверс зарезервировал места. И похоже, что его тут хорошо знали.
Всюду вдоль берега озера в центре города было много гуляющих. В Гамбурге редко бывает хорошая погода, поэтому люди умеют ценить такие вечера. На траве в сквере сидели не только мамы с детьми и молодые ребята в шортах и джинсах, но и несколько солидного вида мужчин в костюмах и при галстуках, явно только что вышедших из душных бюро. Кондиционеры здесь не были типичной принадлежностью офисов: такие жаркие дни были редкостью.
Хайнц с улыбкой смотрел на Ларису в упор, рассеянно слушал серьёзные рассуждения о новых тенденциях в рекламном бизнесе. Конечно, он согласен, что рекламируют сейчас не вещи, а стиль жизни. С этим нечего спорить. Какие у неё красивые глаза, большие, широко посаженные на лице с высокими, модными скулами, и совершенно зелёные. Или нет. Это оптический обман. Сейчас солнце попало ей прямо в лицо, она слегка отвернулась, тряхнув головой и как будто отмахиваясь от назойливых лучей, но он успел рассмотреть, что вокруг зрачка был карий ободок, а дальше радужка была серая. Но это было видно только совсем вблизи, а так они казались по-настоящему зелёными.
– Вы меня совсем не слушаете! – сказала она.
– Наоборот, я очень внимательно слушаю. Но тут я с вами согласен. – Он заметил, что у неё изменилось выражение лица и добавил: – Нет, я совсем не считаю, что это банальность. Вы такая обидчивая! Я согласен. С этим просто нечего спорить, – он помолчал несколько секунд. – Но это не наш случай. У нас другой потребитель. Им это не надо.
– Так вы хотите сказать, что никаких проблем с продажами у вас нет? Всё прекрасно?
– Проблемы, конечно, есть. Кстати, вы написали, что не стали бы покупать у меня часы?..– Он помолчал, ожидая ответа, потом добавил: – Почему?
– Я не понимаю, какого они размера, – она подалась немного вперёд и выставила тонкое запястье, как бы иллюстрируя свою мысль. – Как они будут смотреться на руке? Нет никакого ориентира, масштаб не задан. По некоторым фотографиям нельзя даже понять, мужские они или женские, они выглядят одинаково большими. Или маленькими. Как хотите.
– Ага! – Хайнц хмыкнул, его взгляд изменился. Как просто. Он так много об этом думал. – А всё так просто. И почему никто из наших этого не заметил? "Молодой и очень талантливый" Джино, между прочим, тоже, – мстительно закончил он свою мысль.
Она помолчала, не понимая выражения его лица. Потом отвела глаза в сторону и сказала в пространство:
– А Web-страница у вас просто ужасная! Мерзкая! Это ваше пристрастие к серому на пользу ей не пошло. Я смотрела у одних знакомых, так вот их шестилетний сынок спросил: "Это что, реклама тюрьмы?" Правда-правда. Не смейтесь, – она опять смотрела ему в лицо.
– Продолжайте, – криво усмехнулся Хайнц, – это в высшей степени интересно.
– Интернет – совсем другая среда. Ваши строгие черно-белые фотографии хорошо смотрятся на дорогой бумаге при качественной печати. Но в интернете ничего этого нет. Ваш строгий стиль и всё такое здесь не работают! И смотрится это просто убого. Всякая media, извините, имеет свои законы. Что вы так смотрите? Я вас обидела?
Может быть, и не обидела. Но она его задела. Да, она его задела. Особенно это "строгий стиль и всё такое". Хайнц Эверс поморщился. Он понимал, что по сути она права, но форма, в которой это было выражено, задевала его самолюбие. Web-site он, конечно, сам не делал, но об общем стиле позаботился. Тут ему пришлось много поспорить с Джино. Тот прямо кипел со своим итальянским темпераментом, когда они обсуждали концепцию. Потный был весь, волосы жирные. Хайнц опять поморщился от воспоминания. Конечно, он настоял на своём. Кто всё-таки директор по маркетингу?
– Да. Очень интересный у нас получился разговор, – и, отвечая на её быструю нервную улыбку одними губами, произнёс:
– Да нет же, я не иронизирую. Мне правда нравится. Я рад, что пришёл.
Лариса Дюваль напряглась: "Ты рад. Очень хорошо. Но я пришла не за этим. Я ищу работу. На эту тему что-нибудь прозвучит? Говорить больше не о чём. Неужели не предложит? Я его обидела. Мужчины, как дети. Нужно только хвалить, иначе ничего не добьёшься!"
Большая чайка села на освободившийся по соседству стол и начала громко и противно кричать. Хайнц открыл рот, чтобы что-то сказать, но потом развёл руками, комично передразнивая птицу. Получилось смешно, будто это он кричит. Засмеялись даже за соседним столиком. Лариса тоже. Это разрядило напряжённость. Потом чайку прогнали.
– Когда вы можете выйти на работу? – спросил он, как о чём-то само собой разумеющемся.
– Завтра, – ответила она быстро. Потом смущенно рассмеялась, чувствуя, что краснеет. – Собственно, когда нужно. Я свободна, вы знаете.
Да. Он знал. Он принял решение ещё до того, как написал ответ на её e-mail. И не говорил, просто дразня её. Но дольше было уже нельзя. Она начала нервничать, а ему хотелось ещё посидеть с нею в этом кафе на берегу. Только, чтобы она расслабилась и тоже почувствовала прелесть поздне августовского вечера. Всё же это очень приятно: вот так выйти с красивой женщиной и замечать, как на неё смотрят другие мужчины. И завидуют тебе. У Хайнца Эверса давно такого не было.
– Меня это очень устраивает. Завтра – хороший ответ,– приободрил он, улыбаясь и опять глядя на неё в упор. Она сидела, рассматривая свои маленькие, какие-то совсем игрушечные руки с длинными пальцами и ухоженными, но ненакрашенными ногтями. – Но можете выйти и в понедельник. Бухгалтерии и отделу кадров так будет проще, – потом он добавил без всякого перехода: – А кстати, об отделе кадров, сколько вам всё-таки лет?
– Вы наглый, – Лариса подняла на него смеющиеся глаза. – Это положено знать отделу кадров? Они и узнают. Директора по маркетингу такие сведения не касаются.
– А когда коснутся?
– Тогда... Всё равно не скажу!
8
Потом он показал ей яхту. У фирмы был "Голландец купленный по случаю у кого-то из знакомых главного. Яхта стояла на приколе у пристани, позади этого кафе. Хайнцу было приятно сказать, что он яхтсмен. Он мог бы вывести парусник и сейчас, но ветра не было.
Они долго ещё сидели. Оказалось, что она любит пиво. Так и не подумаешь. Пиво с оливками. Хайнц предпочёл бы устриц с белым вином. В этом смысле он не был типичным немцем и пиво не любил, но поддержал ей компанию. И стоило того. Он давно не получал подобного удовольствия от вечера в кафе. Так бы сидеть и сидеть. Да и пиво с оливками оказалось не такой уж плохой идеей. Они горчили, и пиво на их фоне казалось мягче, почти сладким. Какой-то неожиданный и совсем новый вкус.
Потом он отвёз её домой. У него был "порш" и он этим, не скрывая, гордился. Он любил свою машину, быструю езду по немецким дорогам, ощущение, когда трогаешься с места и тебя вдавливает в сиденье. Ведь это был "порш". Да, он любил свою машину. Поэтому ему польстило её "Ого!" когда он предложил ей сесть.
– Никогда не ездили на "порше"?
– Ездила один раз. В Канаде. У моего кузена такой же, только серебристый, – она уловила удивлённый взгляд Эверса и добавила: – Я происхожу из богатой семьи, – и после короткого смешка: – Жаль только, что на меня это благополучие не распространяется.
– Я думал, что вы русская.
– Наполовину. По матери. Мой отец француз.
– Ах вот почему вы Дюваль. Или это по мужу?
– Нет. Я не замужем. Разведена.
Хайнц решил отвезти её домой. Да нет. Ничего такого. Просто они ехали уже почти пятнадцать минут, а он не спросил с самого начала, куда, собственно, ей надо. Оказалось, что в Эйдельштедт. Метро туда было уже далеко в стороне. Глупо же возвращаться. До её дома было уже ближе. Но он твёрдо решил не заходить. Просто высадить её у подъезда. И уехать. И так слишком много. Ведь дальше – работать вместе. Как бы она не взяла себе слишком много воли. Завтра он сдаст её Анке. Пусть та ею занимается. Работы невпроворот. Новый каталог был нужен, и срочно.
Они молчали, и мысли Хайнца уплыли куда-то совсем далеко. Часы. Джино. Web-site. Он даже вздрогнул, когда она сказала:
– Здесь. Приехали.
Он вышел всё-таки из машины. Лариса непринужденно подала руку.
– Спасибо за вечер. Было очень приятно. До свидания.
– До свидания.
Она повернулась и пошла. Всё случилось так быстро! Эверс представлял себе, как он будет отказываться от предложения зайти, но ей, похоже, и в голову не пришло его приглашать. И уходит. А у него нет даже её телефона! Вдруг она до понедельника передумает! Наконец он сообразил:
– Фрау Дюваль!
Она оглянулась.
– Совсем забыл. Я просил захватить с собою ваши бумаги. Они с вами?
– Ах, да! Да, конечно, – она вынула из сумки резюме и сопроводительное письмо, отдала ему и через минуту исчезла в подъезде.
И нечего было так волноваться, – ругал себя за дрогнувший голос Хайнц. – Куда бы она делась? Пришла бы и так. Но потом хорошее настроение вернулось к нему. Он ехал всю дорогу домой улыбаясь.