Текст книги "Полуночное венчание"

Автор книги: Виктория Лисовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Оформляла документы на тот период не Алиса, а, скорее всего, Юля. Она же попросила у Джорджа еще денег на поездку?

– Ну да. Она попросила еще пятнадцать тысяч долларов.

– Скорее всего, за эти деньги предстояло подготовить фальшивый паспорт на имя Алисы Вороновой, и выехать в Нью-Йорк по нему предстояло Юле.

– Но они же совершенно не похожи внешне.

– Эх, вы не знаете, какое грозное оружие хранится в женской косметичке. Конечно, Юля сильно рисковала. Но, наложив профессиональный грим, надев темный парик, она вполне могла выдавать себя за подругу. Не знаю, может быть, она надеялась на слабость и болезнь Джорджа, что тот никогда не узнает Алису, ведь он ее в жизни не видел.

– Вы знаете, а это может быть правдой. В последние месяцы мистеру Стравински делали сильную химиотерапию, он был очень слаб, болен, почти никого не узнавал. Постоянно бредил и ждал Алису. Но тут еще один вопрос – если все так, как вы говорите, то как же потом Юля и ее дружок получили бы деньги, если бы Алиса была жива? Деньги же по завещанию должны были достаться Вороновой? Я бы лично этот вопрос проверял, чтобы деньги получила именно Алиса.

– Вот тут стоит спросить наших юных аферистов. Скорее всего, Юля в Нью-Йорке намеревалась у Стравински выжать побольше деньжат или подсунуть ему какую-нибудь бумажку с дарственной, или потом у Алисы выклянчить солидную сумму – тут можно только гадать. Скажите, у вас сохранились все письма лже-Алисы?

– Да, конечно, я все документы привез с собой!

– Отлично, тогда будет весомая улика засадить за решетку Зинину. Экспертиза подтвердит, кто точно писал все письма. Кстати, а почему письма были в живом виде? Сейчас все пользуются компьютером.

– Алиса, точнее та, кто выдавала себя за Алису, настаивала, чтобы письма приходили именно в таком виде.

– Хм… интересно. Этот вопрос надо уточнить. Вот только опять неувязочка: ни Юле, ни Олегу убивать Алису было не выгодно, пока она не получила все миллиарды. Кто же тогда об этом позаботился?

Вопрос остался висеть в воздухе.

Передав мне все необходимые документы, Майкл Бейли остался сидеть за моим столиком, заглушая печаль в коньяке – истинно русская привычка.

Я же тихонько подошел к Ольге Константиновне Вороновой, высказал ей подобающие случаю извинения и поинтересовался у нее ситуацией на могилке ее матери Тамары.

Сказать, что Ольга удивилась, – ничего не сказать. Она буквально уставилась в немом изумлении на меня.

– Я же никому ничего не говорила, но три недели назад приснилась мне моя мама, умершая Тамара Гавриловна. Она стояла на полянке и держала за руку Алису. Но Алиса была маленькая, лет шести-семи. Они стояли вместе, улыбались, а потом во сне налетел ветер сильный, над ними появились темные тучи и летали большие вороны. Мама закрывала от ворон маленькую Алису, но та сильно плакала. Я тогда сразу проснулась в ознобе от такого яркого, но страшного сна. Сразу же на следующий день пошла к матери на кладбище, положила цветы на могилу, поставила ей свечку в церкви.

– Подскажите, а на кладбище нового памятника у Тамары Гавриловны не было?

– Нового памятника? Нет, там та самая плита, что мы с мужем установили лет десять назад. Так она и на месте.

– Хорошо, понятно. А скажите, имя Джорджа Стравински вам ни о чем не говорит? – спросил я.

– Стравински? Кажется, про него говорил тот странный юрист с акцентом, он хотел со мной тоже побеседовать, но тут такие хлопоты. Не до него сейчас.

– А с Алисой вы часто общались? Она рассказывала вам о своей жизни в Москве?

– Да, мы с дочкой были очень близки, часто созванивались. Я скучала по ней, но понимала, что она должна строить свою жизнь. Я старалась ей помогать, но у нас с мужем с деньгами всегда напряженка. Больше Алиса нам денег отправляла, посылки присылала часто.

– У нее был здесь мужчина, близкий человек?

– Да, она встречалась долгое время с Олегом. Вон он сидит. Красивый парень, но нам с Володей он не очень нравился. Что-то в нем неправильное, лживое, а что точно, я не могу сформулировать. Вот Денис был другой.

– Денис Алексеев – Алисин бывший парень?

– Да, Алексеев. Алиса его очень сильно любила, но что-то у них не сложилось. Она сильно переживала. А больше у Алисы никого и не было. Я ей часто намекала, что пора бы замуж. И красивая дочка, и умненькая, но все устроить личную жизнь никак не могла. Она нравилась многим мальчикам, но сразу всех отвергала – искала только своего принца, – тут Ольга Константиновна горестно вздохнула.

– А имена Ольги Большаковой и Светланы Федоркиной вам не знакомы? Алиса про этих девушек ничего вам не говорила?

– Нет, я впервые их слышу. Алиса была вполне откровенна со мной. Мне даже показалось, что в последнее время у нее появился новый мальчик. Она много смеялась, была полна позитива. Я ее спросила, в чем дело. Она отшучивалась, что просто настроение хорошее.

– А как у Алисы обстояли дела со здоровьем? Она жаловалась на сердце?

– Нет, она никогда ничем серьезным и не болела. И с сердцем все нормально у нее было. Да, переживала в свое время, когда рассталась с Денисом. Но это давно было. Даже тогда выкарабкивалась сама и не пила никаких таблеток-антидепрессантов. Поэтому для нас всех таким шоком стала эта трагедия.

Плечи Ольги Константиновны снова поникли, она заплакала беззвучно.

Я подумал, что родители никогда не должны хоронить своих детей. Не дай Бог до подобного дожить. Я сочувственно пожал ей руку.

– Держитесь, Ольга Константиновна, только держитесь. Вот моя визитка, если вспомните что-нибудь важное, обязательно позвоните.

Глава 20. Тайное и явное

Странно сидеть на своих собственных поминках.

Странно – еще не то слово… подходящее слово я и подобрать была не в состоянии. Пора бы уже привыкнуть к своему призрачному состоянию, но у меня сердце кровью обливалось, когда я слушала слова соболезнования в свой адрес, когда я видела искренние слезы и следы горя на лицах моих родителей, а особенно когда я снова и снова видела признаки предательства у моей бывшей лучшей подружки Юли и Олега.

Ад в моей душе все больше и больше разгорался.

Я видела слезы любимого Дениса, я чувствовала невысказанное горе моей матери. Если бы я могла умереть второй раз – это бы снова случилось. Но больше всего меня поразил разговор следователя Еремина с нотариусом из Америки.

Вся картинка сложилась – подслушанный разговор Юли и Олега, подозрения Еремина, воспоминания о желтых конвертах из Штатов.

«Какая же я была дура», – тут я даже глубоко вздохнула.

Еремин поежился как будто от холода и внимательно повернулся в мою сторону.

Надо же, какой чувствительный к могильным эманациям…

Мне не было жалко потерянных миллиардов долларов, жальче было своей загубленной юности. Вот же угораздило меня получить инфаркт накануне наследования всех «акций, заводов и пароходов». Не могла полгода подождать, ругала я себя на все корки, так бы хоть деньги родителям перепали. Мама с отцом хоть мир увидели бы, пожили бы за границей, не считали копейки до зарплаты, но Бейли ясно выразился, что сейчас весь капитал Стравински будет переведен в благотворительный фонд. Что ж… видно, такая судьба!

Нет, какая на фиг судьба! Я так этого не оставлю! Я обязательно выясню, что же со мной случилось…

Особенно меня покоробила жуткая и гнусная ложь Юли, выманившей деньги на благоустройство могилы моей бабушки… Конечно, деньги она прикарманила, а никакого памятника там и в помине нет.

Сейчас я, конечно, понимаю, что нам, умершим, не нужны все эти оградки-памятники-подставки, но все равно, как можно было посягнуть на святое? На мою умершую бабулю? Юля прекрасно знала, как я к ней была привязана и как горячо любила.

Хорошо то, что баба Тома теперь уже точно на небесах. Я успела слетать на ее кладбище, могила была пустая. Там, где бродят призраки, как в моем случае, могилы отличаются повышенной активностью, и сразу чувствуется волнение неуспокоенных душ.

Казалось бы, сколько можно быть такой дурой, не видеть очевидное, верить людям, а взамен получать предательство. Но я с упорством профессионального мазохиста продолжала наблюдать за воркующей парочкой.

Я пересела за столик Юли и Олега.

Юля сидела бледная как полотно, судорожно сжимая и разжимая в руках салфетку. Олег тупо глушил дорогой коньяк.

– Золотце, что ты ерзаешь, нервничаешь?

Юля в ответ на него зашипела рассерженной кошкой:

– Ты совсем идиот? Ты видел, америкос-юрист сюда приперся, а сейчас он беседует с Ереминым?

– Ну и что? Пусть беседуют. – Алкоголь уже полностью овладел сознанием Олега. Он был весел и счастлив, абсолютно не понимал причину грусти своей подружки.

– Пошли за мной быстро, сейчас следак сюда подойдет. Быстро следуй за мной. Юлька потащила упирающегося Олега в сторону туалетов.

– Да, да, хорошо, дорогая. Я иду, я сам иду.

– Вот придурок, – морщилась Зинина. – Зачем я с тобой связалась?…

– Ну что ты, дорогая, что ты делаешь? – отбивался Олег, когда Юлька принялась, держа его голову в раковине, лить ему холодную воду за шиворот.

Он отбивался, отплевывался, кричал, что у него дорогой пиджак, но Юля продолжала свои садистские эксперименты.

– Все, все, перестань. Я понял, больше не надо, – выл он.

– Понял? Тогда приводи себя в порядок, умывайся. Я жду тебя на выходе. Надо драпать, не хочу объясняться со следователем. Через две минуты не выйдешь, я ухожу сама.

– Ну и уходи, большое дело. Тоже мне фифа нашлась…

– Нет, ты кретин, ничего не понял. Мы с тобой оба в этом деле завязаны, нам надо вместе придумывать объяснения. Ты что, думаешь, я ради твоих красивых глаз твой зад спасаю? Давай быстро…

Я тихо стояла в коридоре, точнее, парила в двух метрах от Юли.

Она посмотрела на изящные дорогие часики на запястье, вздохнула и вытащила из сумочки пачку сигарет.

При мне она никогда не курила, или делала вид, что не курит.

Да, плохо я знала свою подружечку.

Юлька нервничала, сильно нервничала, никак не могла поджечь тонкую сигарету, ее пальцы предательски дрожали, а зубы выдавали мелкую дрожь.

Я подлетела ближе, и в тот момент, когда Юлька затягивалась, я тихонько на ухо ей прошептала:

– Зачем, Юля? Почему?

Юля непроизвольно дернулась, сигарета выпала из ее размякших пальцев. Расширенными от ужаса глазами она смотрела перед собой.

Она меня слышит??

Она что-то почувствовала?

– Кто здесь? Что происходит? – Юлька принялась дико оглядываться по сторонам, потом прислонилась спиной к стенке коридора и безумно вытаращилась вперед.

– Юля-аааааааааа, зачем? Зачем ты меня предала? – Я снова склонилась к ее уху.

Она дернулась так, что голова сильно ударилась о стенку.

– Что-оооооооооооо? Кто это???

– Это Алиса-ааааааааааааааааа…

– Тебя нет, ты умерла… ты умерла… тебя нет. – Юля принялась безумно хохотать и размазывать слезы и сопли по своему хорошенькому личику.

Юля судорожно оглядывалась в разные стороны и повторяла только одну фразу, как молитву: «Тебя нет!!!!», «Тебя нет», «Тебя больше нет».

Я не понимала, почему она меня слышит, но мне это было очень на руку. Не дам этим упырям радоваться моей смерти.

Видно, во время нервного истощения все чувства-эмоции обострены, а Юля всегда отличалась повышенной чувствительностью.

– Юля, я тут. Я тут…

– НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ.

Глаза Юли, казалось бы, скоро вылезут из орбит.

На ее крики выбежал уже умытый и посвежевший Олег.

– Юля, что случилось? Что ты делаешь?

Но Зинина уже никого не слышала. Она была похожа на взбесившуюся дворняжку, глаза дико выпучены, волосы стоят дыбом, она размахивала перед собой схваченной с соседнего столика вилкой и, не переставая, кричала: «Тебя нет!», «Ты проиграла!», «Тебя больше нет!».

Прибежали из зала люди, следователь Еремин. Они все пытались успокоить смутьянку, Юля выдиралась из рук, кусалась и царапалась.

Кто-то вызвал «Скорую», ей вкололи успокоительное и увезли.

По толпе пронесся торопливый шепот:

– Вот как Юлечка любила свою подругу, нервы не выдержали, не смогла смириться с такой потерей.

Я стояла чуть в стороне и со злорадной усмешкой наблюдала за страданиями бывшей подружки.

Мне нисколечко не было ее жаль.

– Да, смешно, очень смешно. Далеко пойдешь, девочка.

Я оглянулась – у соседней стены стояла и, улыбаясь, аплодировала мне Кузьминична. Сейчас на ней были обычные джинсы, футболка с логотипом известной рок-группы и молодежные кроссовки.

– Молодец, Алиса, но с этим делом не усердствуй.

– Ты видела эту картину маслом?

– Конечно, видела. Тут такие эманации двух миров были, что закачаешься. Сама научилась с живыми общаться или кто показал?

– Я даже не понимаю, как так вышло. Я была очень зла на Юлю и накричала на нее, а она как-то услышала меня.

– Это она тебя – того? – Кузьминична показала жестами удавку на шее.

– Нет, вроде не она. Но она тоже много чего мне «хорошего» сделала. – Я пожала недоуменно плечами.

– А, понятно. Синдром неупокоенного. Это когда ты все видишь и понимаешь, как на самом деле к тебе люди относятся после смерти. Понимаю, бывает. Но не злоупотребляй этим. Еще одного человека ты с ума свести можешь, но повальное безумие и видение-слышание призраков нельзя часто использовать. У тебя могут быть большие проблемы с Хранителями, если они узнают об этом.

– Ты меня им не сдашь?

– Пока нет, но не злоупотребляй. Лучше во сне к живым приходить, качественнее получается.

– Во сне? Как это во сне?

– А ты попробуй, это очень просто. Кстати, хорошие похороны. Поздравляю. – Кузьминична мне нахально улыбнулась и исчезла в мгновение ока, а я ведь о стольком многом ее хотела расспросить.

Что она сейчас, интересно, делает? На рок-концерте зависает? Отдыхает бабуля?

Так, одну свою подружку я успела в дурдом загнать, будем развлекаться дальше.

К Олегу подошел следователь Еремин и серьезным тоном пригласил для разговора к своему столику.

Глава 21. Дикие танцы

Кто бы мог подумать, что в тщедушном теле юной Юли Зининой столько силы и ловкости. С большим трудом с помощью двух врачей удалось ее скрутить и вколоть растрепанной блондинке лошадиную дозу успокоительного.

Непонятно, что спровоцировало такой приступ. Но видно, что это не симуляция и не комический розыгрыш. Зинина реально была не в себе, ничего не понимала и повторяла все время только одну фразу: «Тебя нет!»

Олега Звягина не было с ней рядом, когда она начала метаться по узенькому коридорчику, он выбежал из туалетной комнаты уже тогда, когда Юля в панике тыкала вилкой в воздух вокруг себя и вытирала пену с губ.

Врач из «Скорой» ничего конкретного не смог мне сказать по поводу поведения странной пациентки. Буркнув, что всем болезням причина – стресс, он скрылся в машине с мигалкой.

Чтобы не потерять еще одного участника невидимой баталии, я подхватил под мышки обалдевшего Олега Звягина и потащил его к своему столику.

С лица жеманного красавчика слетела вся спесь.

Он судорожными глотками пил из стакана минеральную воду, и его зубы выстукивали мелодичную дробь.

– Олег, что произошло с вашей подругой?

– А? Что? – Он как будто сам выпал из глубокого транса. – Я не знаю. Я вышел из туалета и увидел ее в таком состоянии.

– А до этого вы с ней разговаривали?

– Да, конечно, разговаривали.

– Причем на повышенных тонах, если не ошибаюсь?

Его лицо недоуменно вытянулось. Он замялся и неуверенно ответил:

– Да, мы с Юлей немного поругались.

– Насколько «немного»? Ее психический приступ мог быть вызван вашей ссорой? – повысил голос я.

– Что? Да как вы смеете! Это вообще не ваше дело. Вы расследуете дело о смерти Алисы, вот и расследуйте, и нечего лезть в мои личные взаимоотношения! – не выдержав, сорвался Олег.

– Я прекрасно знаю, что и как я расследую. И также знаю, как ваши, так сказать, личные взаимоотношения напрямую связаны со смертью Алисы Вороновой. Вы же не будете отрицать, что знакомы с именем Джорджа Стравински и с историей его переписки с Юлией Зининой?

Лицо Олега еще больше вытянулось. Он что-то невнятное промычал, а затем тихонько спросил:

– Перепиской с Юлией? Может, вы имеете в виду переписку с Алисой?

– Нет, я все правильно сказал – переписку с Юлией Зининой. Ведь именно вы помогали своей новой подружке Юлии охмурять престарелого американца, притворяясь внучкой его любимой женщины. Очень просто проверить, есть ли памятник на могиле Тамары Неведовой, и я уверен, что в вашем компьютере мы найдем дизайнерские проекты с плачущим ангелом с романтической надписью на постаменте.

Олег сильно побледнел и посиневшими губами прошептал:

– Я не понимаю, о чем вы говорите. Я буду отвечать только в присутствии своего адвоката.

– Фильмы американские смотришь? Ну-ну, смотри. А адвокат тебе точно понадобится. Сейчас я вас с подельницей Юлией, которая, кстати, вполне может быть признана невменяемой, и вся вина ляжет на твои хрупкие плечи, сейчас я вас обвиняю в мошенничестве, вы обманом выманили у гражданина США Джорджа Стравински крупную сумму денег. Вот ты скажи мне, зачем Алису-то вы убили? Это как-то не вяжется со всей историей.

– Я никого не убивал. Это все клевета. Вы ничего не докажете, – принялся отбиваться Звягин.

Я дал знак прибывшим по моему звонку оперативникам, и те отвели под белы ручки Олега в полицейскую машину. В участке я еще побеседую с ним отдельно. Может, что интересного вспомнит, но видно, что не он был мозгом всей хитроумной операции, а Юлька Зинина. Вот только неужели она сейчас дурочку валяет и прикидывается сумасшедшей, чтобы не попасть на скамью подсудимых.

Неужели она такая гениальная актриса, что смогла обмануть и всех собравшихся в ресторане, и врачей из «Скорой», или у нее на нервной почве шарики за ролики заехали? К кому же такому невидимому она все время обращалась – обо всем этом думал я, собираясь поехать в участок. Мне там предстояло забрать некие документы, подписать бумаги для заключения под стражу Олега Звягина, и нужно было еще спешить на встречу к матери погибшей Светланы Федоркиной.

* * *

Элитный дом на Спиридоновке в двух шагах от Садового кольца встретил меня зрачком видеокамеры на подъезде, грозным окриком суровой консьержки и дорогой дверью мореного дуба на третьем этаже.

Дверь мне открыла сама мать Светы Федоркиной – Элеонора Павловна. Если бы я не знал, что этой женщине хорошо за сорок, то в жизни бы не поверил, что эта стройная миловидная блондинка может быть матерью двадцатисемилетней дочери. Выглядела Элеонора на все двести процентов. Подтянутая фигура была обтянута изысканным платьем изумрудно-зеленого оттенка, безумно подходящей к ярко-зеленым глазам красавицы. Капризно очерченный рот и искусно уложенные в дорогом салоне красоты длинные пепельные локоны, она сама казалась вчерашней школьницей и выглядела максимум лет на тридцать.

Вот, оказывается, во что нужно вкладывать деньги на старости лет – в собственную внешность и красоту.

Изнеженным жестом холеная красавица пригласила меня пройти в просторную гостиную, где спокойно могла бы разместиться рота солдат почетного караула.

Весь дизайн интерьера просто кричал, даже безобразно вопил о роскоши и богатстве. Но здесь не чувствовалось комфорта и уюта, не было милых сердцу безделушек, детских игрушек или домашних животных.

Квартира была огромная, но неживая, даже сама хозяйка, сама «Мисс Совершенство» гармонично вписывалась в интерьер как показатель роскоши и достатка, этакая статуя идеальной богини, но не живой женщины. Все было здесь идеально: идеально чисто, идеально светло, идеально математически выверено стоял белоснежный кожаный диван и стеклянный столик в стиле Людовика XIV с идеальными белоснежными розами на длинных стебельках.

Было ничуть не заметно, что хозяйка квартиры всего пару месяцев назад потеряла единственную дочь.

Элеонора с идеально прямой спиной сидела на краешке дивана и гипнотическим взглядом смотрела мне в глаза.

Ее изумрудные глаза с кошачьими вертикальными зрачками смотрели мне прямо в душу.

Вздрогнув, чтобы избавиться от гипнотического наваждения красотки, я тихонько кашлянул и произнес:

– Элеонора Павловна, я хотел бы выразить вам соболезнования в связи с кончиной вашей дочери и хотел бы поговорить о Светлане.

– Спасибо, не нужно соболезнований, – мелодичный голосок Федоркиной был под стать хрустальному водному потоку. – О чем вы хотели со мной поговорить?

– Какая официальная причина смерти Светланы?

– Остановилось сердце, – голос был холоден и спокоен, как будто Элеонора говорила не о своей дочери, а о совершенно чужом человеке.

– У нее были проблемы со здоровьем? Часто болело сердце?

– Нет, она была совершенно здорова.

– Какие отношения у вас были с дочерью?

Элеонора вздохнула, на минуту скинула с себя маску успешной стервы и показала настоящие реальные чувства.

– К сожалению, со Светой у меня были сложные взаимоотношения. Я вышла замуж за очень уважаемого и успешного человека. – Элеонора закатила глаза к потолку, таким нехитрым способом показывая, насколько значим ее нынешний муж. – И мне пришлось все свое время и силы отдавать супругу. Светочка начала ревновать меня к нему, чувствовала себя обделенной, лишней, и Степа купил ей собственную квартиру на Таганке. Мы в последнее время мало с ней общались.

Все ясно, мать усиленно занималась обустройством своей личной жизни, а на дочь от первого брака ей по большому счету было просто наплевать. Отчим, не придумав ничего лучшего, просто откупился от Светы, приобретя для нее личные апартаменты. Скорее всего и автомобиль Светочке тоже купил новый муж ее матери, если только она тоже не нашла себе «папика». Но, похоже, здесь Элеонора ничего нового про Свету мне не расскажет, они практически не общались.

– А подскажите, что вы знаете о личной жизни Светланы? У нее был постоянный парень, молодой человек?

– Ну, я же вам рассказала, я была очень занята, мне некогда было со Светочкой общаться… Я ничего не знаю о ее мужчинах. Она была уже взрослая, могла бы сама с ними разбираться, – капризно растягивая гласные, промолвила гламурная дива.

– Вы были настолько заняты, что не могли раз в неделю позвонить родной дочери? – искренне удивился я.

Лицо красавицы мгновенно изменилось, на нем появился хищный оскал, глаза яростно зажглись.

– А вот не вам меня учить, как стоит воспитывать детей. Занимайтесь своими делами, – грубо ответила мне красотка. Но потом, чтобы немного сгладить неловкость, она промолвила: – Я воспитывала Свету практически одна в маленьком городке в тысяче километров от Москвы. Ее отец бросил меня с малышкой практически нищими, без копейки денег. Вы не представляете, через что мне пришлось пройти в этой жизни.

И вы не имеете никакого права меня здесь в чем-либо обвинять. – Она тряхнула своими роскошными волосами, встала и подошла к огромному, почти на всю стену, французскому окну. Уставившись на кроны деревьев, она продолжила, не поворачиваясь ко мне. Казалось, что со мной разговаривает только ее спина, обтянутая шелковым платьем из последней коллекции французских кутюрье. – Вы ничего обо мне не знаете. Свету я очень любила, безумно любила, но мне пришлось выбирать – или она, или мой новый муж. Я хотела для нее другой жизни, чтобы она никогда не видела нищеты и бедности, через которые пришлось пройти мне. У нее было все – квартира в центре Москвы, шикарная машина, она училась в престижном вузе, солидная сумма на карточке, у нее было все…

– У нее не было главного – у нее не было рядом родной матери, – тихо произнес я.

Элеонора на этих словах вздрогнула и обернулась. На ее щеках предательски блестели подсыхающие слезы, теперь, с размазавшимся макияжем, было видно, что не так уж и совершенна красавица, видны были и небольшие морщинки в уголках глаз, и следы подтяжек на шее. Она смотрела на меня безумными глазами.

– Я знаю это, и вы даже не представляете, как я себя сейчас за это корю. Но мне нужно держать марку, я не могу показывать свои эмоции и чувства.

Я молча кивнул.

Мне было сложно в этой ситуации обвинять Элеонору. Я действительно не знал всей истории этой семьи, не знал истории сильной девушки из провинции, которой пришлось пробиваться, покоряя столицу. Сейчас у Элеоноры тоже было все, о чем она мечтала годами, но принесло ли это ей счастье, если рядом уже нет дочери, с которой можно было бы разделить достаток и успех. Я не знал, каким способом удалось Элеоноре охмурить депутата Федоркина, и не знал, что бы я выбрал на ее месте…

В своей семье Света была никому не нужной, ни своей матери, ни тем более отчиму. Тот хотя и подключил все свои связи, чтобы разобраться со смертью падчерицы, даже не смог выделить пары минут, чтобы пообщаться со мной как со следователем, ведущим это дело. Да и само расследование, наверное, нужно было ему только лишь для галочки, может, Элеонора попросила его об этом.

Немного успокоившись, Элеонора сказала:

– Света очень была дружна с Ликой Морозовой. Они вместе учились, я дам вам ее номер телефона. Надеюсь, она сможет вам помочь.

Чинно раскланявшись, я покинул негостеприимную квартиру Федоркиных.

* * *

На следующее утро меня с утра разбудил звонок Кости Желудева:

– Дрыхнешь, что ли? А у нас тут в отделе такое творится. Давай дуй срочно на работу, тебя все ищут.

Спросонок я даже не понимал, что Костя от меня хочет.

– Что у вас там творится?

– А то… Тут твой Звягин в «обезьяннике» чуть коньки не отбросил, «Скорую» к нему вызывали, у него ночью приступ сердечный был. Еле откачали, сейчас сидит у нас в допросной, тебя постоянно зовет, каяться хочет, чуть ли пузыри от счастья не пускает.

– Тоже свихнулся? Как и Зинина? Что у них, заразно это, что ли? Я сейчас буду.

Когда я подъехал в отдел, там уже началась настоящая «веселуха». Звягин не просто каялся, он сдавал свою подельницу Юлию Зинину со всеми потрохами. Он во всех подробностях рассказывал, как Юля «случайно» прочитала первое письмо от Стравински, как тоже якобы «случайно» на него ответила и как все дальше понеслось. Олег, конечно, лукавил, что он не знал о ее планах, а считал все нелепой шуткой, а потом якобы Юля его заставила изобразить в фотошопе картинку с плачущим ангелом на могиле Тамары Неведовой, и он до последнего не знал, зачем ей это нужно. На вопрос, зачем же они все-таки убили Алису Воронову, Олег принялся судорожно трясти головой и с пеной у рта уверять, что Алису они не убивали и даже пальцем ее не трогали. Ему пришлось признаться, что только в будущем, тогда, когда Алиса получит уже завещанные миллиарды, только тогда они собирались с Юлей ее обмануть, обокрасть и с деньгами свалить в неизвестном направлении. Олег даже сдал человека, помогавшего Юлии с поддельными документами для выезда в Штаты.

Я смотрел на трясущегося жалкого человечка, сидящего передо мной, и не мог поверить, что это именно тот пижон Олег Звягин, с которым я впервые познакомился всего пару дней назад. Было не ясно, как такого хилого неудачника, утирающего краем дорогой рубашки «Хуго Босс» свой грязный нос, могли любить такие красивые женщины.

У меня оставался к нему единственный вопрос:

– Олег, почему вы решили сегодня все мне рассказать? Вчера вы вели себя более непреклонно.

Олег побледнел, покраснел и со зловещим придыханием промолвил:

– Она приходила ко мне. Ночью приходила. Заставила все вам рассказать.

– Кто приходила?

– Она. Алиса, она пригрозила, что, если я вам всю правду не расскажу, она от меня не отстанет. Юлька тоже ее видела, потому и свихнулась.

– Алиса Воронова приходила к вам ночью в камеру? Вы уверены?

– Да, конечно, я видел ее так же, как вас сейчас.

– Вы знаете, что Алиса умерла?

– Конечно, знаю. Что вы из меня дурака делаете. Я вчера был на ее похоронах.

– Ну так как же Алиса могла к вам этой ночью приходить? – изумился я.

– Я не знаю, как она это делает. Но она меня заставила. – Сильный вещий Олег тут горестно заплакал горючими слезами.

Я вздохнул, еще одного психа мне в этом деле не хватало. Что-то Олега явно напугало, он еле-еле дождался утра, чтобы мне все рассказать. В призрак умершей Вороновой я мало верил, хотя Юля Зинина тоже явно кого-то видела в коридоре, и мне не давали покоя и ее последние слова: «Тебя нет!»

Дав задание провести Звягину медицинское освидетельствование и проверить его кровь на наркотики, я поинтересовался по телефону у врача, как состояние Юлии Зининой. Она сейчас находилась на лечении в психиатрической клинике, не откликалась ни на какие явные внешние раздражители, а только все время повторяла лишь одну фразу: «Тебя нет». Ее агрессию удалось заглушить препаратами, но вот Юля больше никогда не будет прежней. Доктор не мог точно сказать, что стало причиной такой реакции организма, только очень сильный стресс мог такое вызвать.

Я задумался, позвонил магу Ярославу, но тот снова не взял трубку.

Если и завтра он не отзовется, то придется самому к нему в гости поехать.

Сейчас же меня ждала другая увлекательная беседа. Лика Морозова, подруга Светланы Федоркиной, с радостью согласилась со мной увидеться. Правда, предложила встретиться в небольшом сквере в районе метро Октябрьская.

Когда я подошел к скамейке в парке, ко мне подбежала симпатичная, коротко стриженная брюнетка в стильном кожаном пальто.

Одета она была просто и небрежно, но в этой небрежности чувствовался определенный стиль и даже парижский шик. Неряшливые взлохмаченные волосы, скорее всего, долго укладывали в дорогом салоне красоты, да и маленькая сумка с логотипом известной фирмы никак не тянула на подделку. Девушкам, подобным Лике, больше подошла бы набережная в Ницце или бульвар на Монмартре, но никак не холодный осенний сквер на Октябрьской.

Мило мне улыбнувшись и кокетливо подав руку для знакомства, Морозова присела рядом на скамейку.

– Это я вам звонил, вот мое удостоверение следователя Химкинского следственного управления. Я хотел бы с вами поговорить о вашей подруге Светлане Федоркиной, – начал я неторопливую беседу.

– Да, Света была моей подругой, мы были очень близки, но в последнее время немного отдалились. А почему ее смертью заинтересовалось Следственное управление, а тем более подмосковных Химок?

– Я расследую дело о гибели другой девушки, которое оказалось связано и со смертью Федоркиной.

Лика кивнула, приняв мое объяснение.

– Вы сказали, что в последнее время немного отдалились со Светланой, чем это было вызвано? Вы поссорились?

Лика заливисто рассмеялась:

– Нет, что вы. Со Светой невозможно было поругаться или поссориться, она была очень легкий в общении человек. Мы никогда с ней не ссорились. Я где-то полгода назад подписала контракт на съемки, и мне пришлось уехать по работе в Токио. Я фотомодель, – решила прояснить свою профессию Морозова, – а когда приехала, то заметила, что со Светой что-то творится. Она стала какая-то рассеянная, отвечала все время невпопад и о чем-то постоянно думала. Но было видно, что она счастлива, она просто светилась, как лампочка. А что может озарять молодую женщину, как не новый любовник? Но Света мне о своем бойфренде ничего не рассказывала, только загадочно улыбалась в ответ на мои вопросы.