Текст книги "Дорога на Компьен"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
Шуазель выполнил просьбу сестры и послал за камердинером короля.
– Вот что, Ле Бель, – сказал он, – кто эта новая маленькая пташка, что так весело поет в королевских силках.
– Вы спрашиваете, монсеньор герцог, о мадам дю Барри?
– Мадам дю Барри! Она что – жена того малопочтенного типа, который когда-то надоедал мне своими просьбами?
– Она жена его брата, монсеньор герцог,
– И вы привели ее к королю?
– Монсеньор герцог, таковы мои обязанности.
– Не в сточных же канавах Парижа вести вам свои поиски. Могли бы взглянуть и повыше.
– Монсеньор, она невестка графа дю Барри.
– Графа? Никакой он не граф. Надо заставить его отказаться от титула, на который он не имеет права. Мне известно, что эта женщина низкого происхождения... из самых низов...
– Да, монсеньор герцог, из самых низов.
– Что может дать королю такая женщина? Одна – две ночи – и все?
– И все, монсеньор герцог.
– Очень хорошо. Но прежде чем приводить к королю всяких безродных и вообще сомнительных девиц, ставьте меня в известность об этом, Ле Бель. – Шуазель наклонил голову, давая понять Ле Белю, что разговор окончен.
– Впредь, монсеньор герцог, я только так и буду поступать.
Ле Бель удалился, испытывая немалое облегчение. Ему очень не хотелось, чтобы Шуазель с сестрой заметили, как он волнуется. Все дело было в том, что Жанна привела короля в такой восторг, какого он давно уже не испытывал ни с одной женщиной.
***
Появление Жанны дю Барри огорчило не только Шуазеля. Ришелье, испытавший на себе чары Жанны, тоже думал, что она недолго пребудет утешительницей короля и вскоре разочарует его. Он не возразил бы, если бы ему сказали, что пребывание Жанны в тайных апартаментах Версаля продлится не больше недели.
Казалось невероятным, чтобы Луи мог до такой степени потерять голову. Никто не спорил, что эта женщина обладает редкой красотой, но ее манеры, ее речь выдавали в ней обитательницу парижских предместий. И что же? Когда эти словечки слетали с очаровательных губ Жанны, король, казалось, находил их вполне сравнимыми с остротами Ришелье или Вольтера.
Восхищение короля Жанной не знало границ. Он уже успел одарить ее множеством драгоценностей, и весь двор гадал, что еще сделает Луи, чтобы возвысить Жанну. Пока что она появлялась в малых апартаментах во время интимных ужинов в узком кругу гостей, но, конечно, не будучи никому представлена, не могла показаться в официальных апартаментах. Вечерами в малых апартаментах король бывал так же весел, как в те дни, когда мадам де Помпадур угадывала все его желания и ублажала его, устраивая изысканные и остроумные развлечения.
Произошло нечто удивительное: пятидесятивосьмилетний Луи влюбился, как мальчишка.
Мадам де Помпадур была для Луи дорогим другом, но она не обладала таким завидным здоровьем; как мадам дю Барри, не была такой чувственной, такой темпераментной, какой была Жанна. Было очевидно, что в делах любви эта молодая, полная сил женщина небывалой красоты столь же опытна, как и сам Луи.
Ришелье пытался обратить внимание короля – самым почтительным образом, разумеется, – на то, что он ведет себя как зеленый юнец.
– Не могу понять, сир, – сказал герцог, – как этой женщине удалось так вскружить вам голову. Спору нет, она красива, но одна ли она?
– Вы, наверное, ослепли, Ришелье, если сравниваете ее красоту с чьей-то еще, – сказал король.
– Говорят, однако, это любовь делает нас слепыми, – рискнул возразить Ришелье.
Король был слишком счастлив, чтобы сердиться, и это придало Ришелье смелости.
– Что вы нашли в ней такого, – продолжал он, – чего нет в других женщинах?
– Она владеет тайным умением заставить меня забыть, что я уже не молод. Она, такая молодая, научила меня многому, чего я до сих пор не знал.
– Бывать в борделях Вашему Величеству не приходилось, это уж точно.
Луи, однако, и на этот раз остался невозмутим.
– Я знаю, – сказал он, – не я первый у нее. До меня был Сент-Фуа.
– Вы, Ваше Величество, наследовали Сент-Фуа, как Хлодвигу.
Король добродушно расхохотался над удачной остротой. Итак, королю абсолютно все равно, сколько любовников было раньше у мадам дю Барри, понял Ришелье. И каково ее происхождение, ему тоже безразлично. Луи переполняло счастье от того, что он нашел женщину, обладавшую всем, чего он искал, женщину, которая избавила его от уныния и вернула ему способность беззаботно смеяться, помогла ему забыть о том, что он не молод, что ему пятьдесят восемь лет, женщину, благодаря которой он почувствовал себя молодым, потому что был влюблен.
Беспокойство Шуазеля росло. Он помнил, как ненадежно стало его положение во время дружбы короля с Марией Жозефиной. Он не мог допустить, чтобы еще одна женщина встала между ним и королем, но не был готов к тому, чтобы помешать этому.
Как мудро поступала мадам де Помпадур, подсовывая королю маленьких красивых простушек и оставаясь в то же время другом и помощницей короля. Но эта женщина– кто она такая? Неотесанная гризетка или нечто большее? Или, может быть, король впадает в старческое слабоумие?
Что же касается герцогини де Грамон, то она просто рассвирепела.
– Если он оставит эту женщину при себе, – заявила она, – то каждая придворная дама сочтет себя оскорбленной.
Шуазель был не из тех, кто легко смиряется с поражением. Он мог очернить женщину вроде мадам дю Барри с такой же неукротимой энергией, с какой вел иные политические диспуты.
– Она определенно развратная женщина, – сказал он своей сестре. – Заведение графа дю Барри – тот же бордель. Не так уж трудно разузнать про эту особу такое, что королю придется удалить ее от двора.
– Тогда давайте сделаем это без промедления, – загорелась герцогиня.
Совсем недавно герцог Шуазель с сестрой разузнали кое-что очень важное. Эта женщина была вовсе никакой не дю Барри. Раньше она называлась мадемуазель Бекю, Рансон, Ланж, Боварнье или Вобарнье, но к дю Барри никакого отношения не имела. Это была самая важная улика против нее, поскольку король со всей определенностью заявил после смерти королевы, что не хотел бы иметь незамужнюю любовницу. Он не имея намерения позволить какой бы то ни было женщине втянуть себя в брак, как это сделала одна особа с его прадедом. Первым делом Шуазель вызвал к себе Ле Беля.
Ле Бель заметно изменился с тех пор, как при дворе появилась Жанна, ибо уразумел, что его роль в этом деле навлекла на него гнев всемогущего герцога Шуазеля и его сестры, чего Ле Белю очень не хотелось.
Шуазель и его сестра заронили в душу Ле Беля некоторое сомнение и беспокойство. Они, вероятно, считали его проступок крупным нарушением версальского этикета, направленным против короля и, что еще страшнее, против них лично.
– Идиот! – кричал на Ле Беля Шуазель. – Нет, вы хуже, чем идиот. Вы негодяй!
– Надеюсь, я ничем не обидел вас, монсеньор герцог, – начал оправдываться Ле Бель. – Не смотрите на меня с таким страхом. Не меня вам надо бояться. Подумайте лучше, что скажет Его Величество, когда узнает, что вы натворили.
– Я... Монсеньор... Я только подчиняюсь приказаниям Его Величества.
– Вы плохо выполняете эти приказания, – продолжал герцог и обернулся к своей сестре. – Мало того, что эта женщина – самая обыкновенная проститутка, она еще и незамужняя.
– Это непростительно, – поддержала брата герцогиня де Грамон.
– Монсеньор герцог... Мадам герцогиня... Это какая-то ошибка. Она невестка графа дю Барри, жена его брата...
– Жена брата! – злобно фыркнул Шуазель. – Так знайте же, что эта женщина – Жанна Бекю, или Рансон, или Ланж, или Боварнье, или Вобарнье, или как там еще! Интересно, зачем ей столько имен? Вот только называться замужней женщиной она не имеет нрава. Она никогда не была замужем, а вы... идиот, болван, негодяй, вы нарушили строжайший запрет короля.
– Монсеньор герцог! – трепеща от страха, взмолился Ле Бель, – если это так...
– Если?! Так, именно так, можете не сомневаться. Я счел для себя важным делом узнать правду об этой женщине. Она незамужняя, и если вы дорожите своим местом при дворе, то должны избавиться от нее... как можно быстрее. И вывести ко-,. роля из того затруднительного положения, в которое вы его поставили.
– Я сделаю все, что в моих силах...
– Хотела бы надеяться – ради вашего же блага, – что сделаете, – язвительно улыбнувшись, сказала герцогиня.
– И немедленно, – добавил Шуазель.
***
Ле Бель тут же отправился к Жану Батисту.
– Что стряслось? – спросил, завидя его, Жан Батист. – У вас такой вид, будто вы потеряли все свое состояние.
– Хуже! Мне грозит опасность лишиться места при дворе.
– В чем дело? Успокойтесь.
– Жанна – не мадам дю Барри. Она не замужем.
– Мсье Ле Бель! – изобразил возмущение Жан Батист.
– Не надо лгать. Это бесполезно, – твердо сказал Ле Бель. У герцога Шуазеля повсюду ищейки. Он знает, что никакая она не жена вашего брата.
Жан Батист не стал возражать.
–Ну и что? – преспокойно спросил он.
– А то, что вы глупы! Вы обманули короля. Или вы не знали, что незамужние любовницы ему не нужны?
– Мы можем выдать ее замуж.
– Главное, что она не была замужем, когда вы сказали, что была.
– Пустяки.
– После этого ей нельзя оставаться при дворе.
– Послушайте, – сказал Жан Батист, – я немедленно выдам ее замуж. У меня есть брат-холостяк, он согласиться жениться на ней, и это позволит нам щелкнуть монсеньора герцога по его курносому носу.
Ле Бель колебался. Он страшно боялся Шуазеля и в эту минуту проклинал тот день, когда привел Жанну к королю. Ле Белю хотелось лишь одного: вернуть расположение герцога, избавив двор от Жанны, Ле Бель решил делать то, чего требовал от него герцог, и твердо заявил:
– Я должен сейчас же пойти к королю и сказать ему правду.
***
Ле Бель просил у короля личной аудиенции. Луи с любопытством и участием смотрел на взволнованного Ле Беля. Чем так испуган его камердинер?
– Что случилось? Что беспокоит вас, Ле Бель? – спросил Луи. – Вам надо поберечь свое здоровье. Вы напомнили мне человека, который умер неделю назад. Помните, наверное? У него был такой же вид, как сейчас у вас.
– Сир, я чувствую себя хорошо. Но очень боюсь, что провинился перед вами из-за мадам дю Барри.
– В таком случае вы просто сошли с ума. Я еще никогда не был так доволен вами.
– Эта женщина не совсем такая, как вы о ней думаете. Она не графиня.
Луи улыбнулся:
– Охотно верю этому.
– Сир, ее мать была кухаркой.
– Как интересно, – сказал Луи. – Надеюсь, она научилась от матери этому искусству. Вы ведь знаете, как я ценю кулинарное искусство. Что еще мы могли бы изучать вместе с ней?
– Кухарка, сир... кухарка, простая кухарка, – причитал Ле Белль. – Дочь кухарки принята в Версале!
Луи от души расхохотался. Сколько лет он уже так не смеялся, подумал Ле Бель. Он никуда не отпустит от себя эту женщину.
– Вы придаете слишком большое значение не очень важным вещам, – заговорил Луи. – Графиня, кухарка! Я король, Ле Бель, и смотрю на обеих – и на графиню, и на кухарку – со слишком большой высоты, чтобы разглядеть, так ли уж они далеки друг от друга. – Вашему Величеству легко шутить, не я еще не сказал вам всего. Есть кое-что и похуже.
Лицо Луи слегка омрачилось. Ему начал досаждать этот отчет о прошлом Жанны. Оно его не интересовало. Для него важно было лишь то, что благодаря Жанне его теперешняя жизнь стала сносной и даже более того.
– Я ничего больше не желаю слушать, – сказал король Ле Белю.
– Сир, я обязан сказать вам это, – продолжал Ле Бель, не замечая удивленного взгляда Луи. – Простите меня, сир, но эта женщина не замужем.
Король помедлил с ответом, но, пожав плечами, сказал наконец:
– Это уже хуже, но ничего страшного – дело поправимое. Выдадим ее немедленно замуж. – Он снова засмеялся.
Ле Бель удивленно уставился на короля. Таким он Луи еще не видел – влюбленным, милостивым, снисходительным, великодушным. Теперь Ле Бель мог не бояться герцога Шуазеля и его сестру.
И все же Ле Бель не отважился бы пойти к ним и передать, что король просто сказал: «Выдадим ее немедленно замуж».
– Сир, вы не можете... вы не должны... – лепетал Ле Бель. Несколько мгновений Луи смотрел на Ле Беля, как будто не веря своим глазам и ушам, а потом резко проговорил:
– Вы берете на себя слишком много!
– Но сир, эта... эта женщина низкого звания и... незамужняя.
Лицо Луи побагровело. Он схватил каминные щипцы и замахнулся ими на Ле Беля. Сейчас он был похож на юного любовника, бросившегося на защиту своей возлюбленной.
– Еще немного – и я огрею вас этими щипцами! – крикнул он. – Убирайтесь вон отсюда.
Ле Бель покачнулся. Теперь его лицо стало багровым, и у него подергивались губы. Луи устыдился необычной для него вспышки гнева.
– Ну-ну, успокойтесь, – уже ласково сказал он. – Идите к себе, вам надо отдохнуть. Вы стареете, Ле Бель. Я тоже старел, пока не явилась мадам дю Барри и не вернула мне бодрость духа и тела. Теперь идите. Вы принимаете слишком близко к сердцу то, что совсем не важно.
Ле Бель поклонился и вышел, оставив короля одного. Да, таким он давно не видел короля. Ясно было, что король намерен оставить мадам дю Барри при дворе. Она будет признана официальной фавориткой и займет место мадам де Помпадур. А Шуазель? Он так и останется ему врагом. «Идите к себе и отдыхайте,» – так сказал король. Отдыхайте! Легко сказать... Отдыхать – и ждать мести Шуазеля?
Ле Бель провел ночь без сна, а днем с ним случился удар. Он прожил еще несколько часов.
Ле Бель умер от потрясения – так говорили при дворе. Его потрясло, что бывшая гризетка, которую он же и заманил в силки, вот-вот займет место мадам де Помпадур.
***
Жан Батист, между тем, не теряя времени даром, привез в Париж своего неженатого брата шевалье Гийома дю Барри, чтобы женить его на мадемуазель де Вобарнье (дворянское «де» присвоил Жанне все тот же неутомимый Жан Батист).
Шевалье Гийом не возражал против такой женитьбы. Ему пообещали за эту услугу щедрое вознаграждение, и Гийом обрадовался подвернувшейся возможности пусть хотя бы на время, но вырваться из обветшалого старого замка в Левиньяке, где он и его сестры жили под гнетом деспотичной матери.
Жан Батист ликовал. Его дела складывались как нельзя лучше. Требование короля выдать Жанну замуж со всей очевидностью указывало на то, что Луи решил оставить ее при дворе, а это было равносильно ее признанию фавориткой.
Жанна готовилась следовать по стопам мадам де Помпадур, восхождение которой все еще оставалось памятным серьезным наблюдателям. Это был путь из мрака безвестности к вершинам власти.
Твердо решивший, что его интересы не должны быть забыты, Жан Батист привез из Левиньяка в Париж не только брата Гийома, но и сестру Фаншон, которая могла бы стать компаньонкой Жанны и блюсти интересы семейства дю Барри.
Фаншон, женщина средних лет, чуть прихрамывающая, но очень подвижная и пронырливая, любила своего предприимчивого брата Жана Батиста и была очень благодарна ему за то, что он избавил ее от унылой жизни в фамильном замке.
Потом Жан Батист постарался выправить для Жанны поддельное свидетельство о рождении, из которого явствовало, что она законная дочь Жан-Жака Гомара де Вобарнье. Жан Батист не ограничился этим и убавил возраст Жанны на несколько лет. Ей было на самом деле двадцать пять, что считалось не первой молодостью, а по документам стало двадцать два.
Что касается шевалье Гийома, то он превратился в вельможу, мессира Гийома, графа дю Барри, капитана флота.
Теперь каждый может быть доволен, сказал Жан Батист по завершении столь важных дел.
Гийом мог воротиться домой, радуясь полученному щедрому вознаграждению, Фаншон должна была получить место при дворе, а Жанна избавлялась от хлопот, связанных с тем, что она носит вымышленное имя, ибо теперь она и в самом деле стала мадам дю Барри. Мог быть доволен и король. Никаких прегрешений против этикета больше не было. Луи мог преспокойно наслаждаться обществом своей возлюбленной.
Многие, однако, остались недовольны сложившейся ситуацией. И первым среди недовольных был, конечно же, Шуазель.
ЦЕРЕМОНИЯ ПРЕДСТАВЛЕНИЯ МАДАМ ДЮ БАРРИ
Ришелье внимательно следил за ходом событий. Он был уже стар, но сохранил прежний пыл как в любовных делах, так и в политических интригах.
Шуазель вел себя глупо, полагал Ришелье. Гордость – ахиллесова пята Шуазеля, и из-за нее он в конце концов потерпит поражение, предрекал Ришелье. Шуазель с самого начала был настроен против новой любовницы короля и не пожелает изменить своего отношения к ней. Будь он похитрее, так хотя бы притворился, что ничего против Жанны не имеет.
Король влюбился в Жанну дю Барри всерьез, а Шуазель хорошо знал, как сильна была привязанность Луи к мадам де Помпадур. Шуазелю следовало бы принять во внимание, что Жанна молода и полна сил, а король уже не молод и склонен к меланхолии. У мадам дю Барри возможностей занять место фаворитки не меньше, чем было их у маркизы.
Каждый при дворе был бы рад свести короля о женщиной, которая могла бы стать другом короля и не забыла бы при этом своего былого покровителя. Тому же, кто не мог этого сделать, лучше всего было самому подружиться с такой женщиной, пусть даже найденной для короля кем-то другим.
Вот почему герцог Ришелье решил стать другом мадам дю Барри. Больше того – он подумывал даже объединить некоторых из своих друзей вокруг нее. Цель их заключалась бы в том, чтобы оттеснить Шуазеля и его друзей и сторонников с тех позиций, которые они занимали, и самим занять эти позиции.
Ришелье обсудил этот вопрос со своим племянником герцогом д'Айгюлоном, который, быстро оценив, что для него это будет означать политическое выдвижение на первые роли, признал идею Ришелье превосходной.
– Первое, что мы должны сделать, – сказал Ришелье, —это постараться быть приятными новой фаворитке. Здесь важно не перестараться. Но пусть она почувствует, что мы хотели бы стать ее друзьями. Мы поддерживаем ее в противостоянии с этим дерзким Шуазелем. Надо будет выяснить намерения Вогюона. Вы знаете, как он ненавидит Шуазеля и жаждет его отставки.
Герцог д'Айгюлон согласился поддержать Ришелье, и кампания началась.
Подружиться с мадам дю Барри было нетрудно, потому что она была готова расточать свои улыбки всякому, кто предлагал ей свою дружбу, и, будучи в восторге от того, что жизнь ее так круто переменилась, ни на кого не держала зла. Она даже пробовала наладить отношения с Шуазелем.
Он оскорбился ее попытками расположить его к себе.
– Мадам, ваши ухищрения напрасны, – сказал он ей. – Я вожу дружбу лишь со знатными женщинами.
Она сначала разозлилась, но быстро успокоилась.
– Бедный старый герцог, – оказал она Фаншон. – Я доставляю ему много беспокойства, правда?
Фаншон посоветовала Жанне быть осторожной, но осторожность была несвойственна характеру Жанны. Успокоили Фаншон дружественные намерения со стороны герцога Ришелье и герцога д'Айгюлона.
– Не то, чтобы мы не понимали, что скрывается за этим дружелюбием, но рады друзьям, откуда бы они ни появились,– сказала Фаншон.
***
Направляясь в королевскую часовню, Ришелье увидел идущего впереди герцога Шуазеля.
Внезапно начался сильный ливень, но предусмотрительный Ришелье заранее вооружился зонтиком. Шуазель, не проявивший подобной предусмотрительности, оказался застигнутым врасплох. Ришелье ускорил шаги и поравнялся с Шуазелем.
– Позвольте предложить вам укрытие под моим зонтиком, – с озорным блеском в глазах сказал Ришелье.
Шуазель взглянул на Ришелье с выражением веселого безразличия, которое он часто придавал своему лицу, когда смотрел на тех, в ком подозревал своих врагов и кто – давал понять им Шуазель именно этим выражением лица – докучал ему не больше, чем какая-нибудь назойливая муха.
– Это очень любезно с вашей стороны,—пробурчал он. Укрывшись под одним зонтиком, они продолжили свой путь в направлении часовни, чувствуя на себе чужие взгляды, загоревшиеся при виде такого зрелища.
– О чем они думают, глядя на нас? – спросил Шуазель, стараясь говорить так, чтобы его никто, кроме Ришелье, не слышал.
– Наверное, о том, что мы – две головы под одним колпаком.
– Ах, вот оно что. Говорят же, одна голова – хорошо, а две – лучше или что-то в этом роде, – сказал Шуазель. – А что – правильно говорят, – ответил Ришелье.
Вот так, беседуя, они дошли до часовни и скрылись в ней. Когда же они вышли обратно, вовсю сияло солнце, и оба герцога заметили, что вызывают всеобщее любопытство. Многим хотелось узнать, о чем беседуют они между собой. Случай с зонтиком вызвал, кажется, всеобщее удивление: уж не помирились ли эти двое соперников?
Если бы Ришелье и Шуазель объединили свой усилия и вместе противостояли бы мадам дю Барри, то как бы ни обожал ее король, она встретила бы на своем пути серьезные затруднения.
Ришелье хитро улыбнулся герцогу Шуазелю. Шуазель не остался в долгу и не менее хитро улыбнулся герцогу Ришелье.
– Благодарю вас за то, что вы помогли мне выйти сухим из воды, – оказал он так, чтобы его услышали любопытные. – Однако выглянуло солнышко, в помощи я больше не нуждаюсь, а дальше нам, кажется, не по пути.
– Вы правы, монсеньор де Шуазель. Погода и в самом деле прекрасная, и моя помощь вам больше не нужна. Но в случае чего вы всегда можете положиться на меня. Считайте меня своим другом.
Что означал этот разговор? Что Ришелье и Шуазель теперь союзники? Но, с другой стороны, смысл их слов мог быть и ироническим, что, учитывая характеры обоих герцогов, казалось более правдоподобным.
Ришелье, расставшись с Шуазелем, сразу же постарался встретиться с королем.
– Сир, – сказал он, – вы счастливейший из людей в этот ненастный день. К вам пришла любовь, и та, которую вы любите, прекрасна не только телом, но и душой. Простите мне мою смелость, сир, но как не сказать вам, что вы не только счастливейший из королей, но и самый счастливый мужчина на всем белом свете.
Влюбленность сделала Луи более доверчивым и покладистым. Сейчас он напоминал герцогу Ришелье того молоденького мальчика, которому было всего пятнадцать лет, когда его женили на женщине, казавшейся ему самим совершенством.
Луи улыбнулся герцогу. Похвалы, которые Ришелье расточал, говоря о мадам дю Барри, льстили мужскому самолюбию короля.
– Вашему Величеству остается лишь устранить одно маленькое неудобство, – продолжал герцог. – Эта очаровательная женщина бывает только в тайных апартаментах и лишена права в некоторых случаях сопровождать Ваше Величество. И так будет до тех пор, пока не состоится церемония ее представления.
Король, полный признательности, прикоснулся к руке Ришелье.
– Вы произнесли вслух то, о чем я думал, – сказал он. – Я и сам хочу, чтобы эта церемония состоялась в ближайшее время.
Ришелье плутовато улыбнулся. Нет, неспроста он сказал Шуазелю: «Можете положиться на меня, считайте меня своим другом».
***
Герцогиня де Грамон вихрем ворвалась в апартаменты своего брата.
– Ну вот, теперь ее представят ко двору, – выпалила она. – А там, глядишь, дойдет и до рыбных торговок. Надо помешать этому, вы слышите, Этьен?
– Слышу. Мы должны сделать все возможное, чтобы этого не случилось.
Герцогиня вцепилась в руку брата.
– Как только это случится, она займет место мадам де Помпадур и станет заправлять всеми делами. Мы достигли нашего положения, потому что маркиза была с нами в дружбе. А что будет, когда на месте маркизы окажется... наш враг?
– Этой женщине далеко до маркизы. При всей своей буржуазности маркиза была умной женщиной, а у этой вместо ума – здоровье, красота и вульгарность.
– Но король стареет, не забывайте об этом. Мне кажется, у него есть признаки старческого слабоумия.
– Сестра, мы сумеем помешать этой женщине. Уж если мы так прочно держались против Пруссии и Британии, так неужели не устоим перед капризами какой-то мадам дю Барри?
– Я боюсь ее больше, чем всех европейских государств.
– Не паникуйте, сестра. Мы скоро добьемся удаления этой женщины. Но действовать надо осторожно, шаг за шагом. Наша задача – предотвратить церемонию представления мадам дю Барри.
– А знаете ли вы, Этьен, что Ришелье на ее стороне?
– Ришелье? Этот двуличный плут? Он слишком стар.
– Д'Айгюлон тоже поддерживает ее.
– Д'Айгюлон! Этот бравый солдат! Да он дурак. И вы всерьез принимаете такого человека?
– Я боюсь, что они уже создают вокруг нее партию. Можете не сомневаться, что король поддержит тех, кто поддерживает ее.
– Вполне возможно, но вряд ли такое случится. Пока она не будет представлена двору и официально признана, опасность невелика. Но чрезвычайно важно, чтобы ее представление не состоялось.
– Король твердо решил, что оно состоится. Ришелье и д'Айгюлон тоже настаивают на этом. А уж о ней самой и говорить нечего. Не представляю, как нам удастся помешать этому.
– Плохо же вы знаете своего брата. Мы могли бы начать уговаривать короля не делать этой глупости, но он все равно нас не послушает. Однако все может быть иначе, если сделать из короля всеобщее посмешище, выставить его на осмеяние. Тогда он запретил бы представление мадам дю Барри.
– Осмеяние! – насупилась герцогиня. – Это мы уже пробовали. Его и этим не проймешь, совсем потерял из-за нее голову.
– Посмотрим. Я уже договорился с некоторыми рифмоплетами, и скоро во всех парижских кабаках будут распевать веселенькие куплеты про нашу красотку.
Герцогиня одобрительно кивнула.
– Но это еще не все, – продолжал герцог. – Прошлое этой женщины, как вам известно, весьма неблаговидно.
– Но королю нет никакого дела до ее прошлого и до низкого происхождения.
– О, она покажется ему ничуть не лучше пташек из Оленьего парка. Луи должен увидеть разницу между подобными заведениями и Зимней галереей.
– Вы что-то предприняли?
– Да. Как раз сегодня я отправил верного друга к одной женщине, которую очень хорошо знают в Париже... и при дворе. Я имею в виду мадам Гурдан из «дома Гурдан».
***
Мадам Гурдан оперлась локтями на стол и деланно улыбалась посетителю.
Она знала, что он прибыл к ней из Версаля, а ей всегда особенно льстило принимать таких посетителей в своем доме. Ее хорошо знали во дворце и часто обращались к ней с просьбами прислать на веселый банкет девиц, которые развлекали бы там мужчин. Такие сделки приносили мадам Гурдан немалую выгоду и способствовали хорошей репутации ее дома.
Не лишенная чувства юмора, мадам Гурдан именовала себя поставщиком Версальского дворца Его Величества. Такую репутацию, говорила она, весьма высоко ценят парижские деловые люди.
– Я прибыл к вам по поручению столь высокой особы, – сказал посетитель, – что не смею открыть ее имени.
Не иначе речь идет о Его Величестве, подумала мадам Гурдан. На руках у нее поблескивали бриллиантовые браслеты. Пухлые пальцы, унизанные перстнями, поглаживали дорогой черный бархат платья.
– «Дом Гурдан» к вашим услугам. Вы хотели бы взглянуть на кое-кого из самых красивых наших девушек, не так ли, мсье?
– Нет, я здесь затем, чтобы получить вашу подпись на документе.
Мадам Гурдан слегка изменилась в лице. Она не любила подписывать документы. К чему эти лишние хлопоты?
– Лучше объясните, какое у вас ко мне дело, – сказала она без прежней любезности в голосе, – а то я вас что-то не совсем понимаю.
– Полагаю, вы знаете молодую женщину по имени мадемуазель Вобарнье или мадемуазель Ланж?
Мадам Гурдан кивнула:
– Да. Прелестная девушка.
– Вы хорошо ее знали, мадам?
– Не так хорошо, как мне хотелось бы.
– Она служила здесь, в вашем заведении, не так ли?
– Вы коснулись самой большой неудачи в моих делах. Я бы охотно взяла ее к себе... Знаете, мсье, я не так глупа, уверяю вас. Иначе я не смогла бы так успешно вести свою торговлю, как вы сами понимаете.
– Так она не служила в вашем заведении? Мадам Гурдан отрицательно покачала головой.
– Но у меня с собой бумага, в которой сказано, что служила, – настаивал посетитель.
– Стало быть, эта бумага лжет. Кто утверждает это?
– Вы, мадам...
– Я?!
– Здесь сказано, что мадемуазель Вобарнье, или мадемуазель Ланж, некоторое время служила «в моем «доме Гурдан».
– Дайте-ка мне взглянуть. – Мадам Гурдан вскочила на ноги и заглянула в документ. – Ничего подобного я никогда не писала. Где эта запись?
– Она появится, мадам, если вы поставите здесь свою подпись.
– Понятно, – сказала мадам Гурдан, подозрительно прищурясь.
– Мадам, слишком важная персона хотела бы, чтобы вы подписали этот документ. Этот человек не приказывает вам этого. Он заплатит за вашу подпись. Столько, что даже вы, преуспевающая женщина, будете удивлены.
Взгляд мадам Гурдан по-прежнему оставался подозрительным. – Соглашайтесь, – сказал посетитель. – Вот перо. Подпись и деньги ваши. И не только деньги...
Она скрестила на груди руки, и взгляд ее из подозрительного сделался враждебным.
«Значит, правду говорят, – подумала она. – Нашла-таки Жанна дорожку в Версаль». Появление такого посетителя могло означать лишь одно: готовится церемония представления Жанны ко двору. Внезапно мадам Гурдан расхохоталась.
– Вы хотите поторговаться со мной, – вздохнул посетитель. Ну, хорошо, назовите мне вашу цену. Сколько вы просите?
– Мсье, все, чего я прошу, это чтобы вы забрали эту бумагу и убирались из моего дома. Я продаю девочек, но не брань. Выполнить вашу просьбу – значит замарать мою честь.
Посетитель открыл было рот, собираясь что-то возразить мадам Гурдан, но она уже позвала слугу – негра-евнуха, вид которого не оставлял сомнений в том, что он способен вышвырнуть посетителя, как котенка.
– Покажи-ка этому мсье, где у нас выход, – сказала мадам Гурдан слуге.
Оставшись одна, она плюхнулась в кресло и вся затряслась от хохота. Жанна, эта малышка Жанна! Подумать только, скоро она станет самой важной дамой во Франции!
***
Шуазелю и его сестре пришлось обходиться без помощи мадам Гурдан. Шуазель, однако, не унывал и заверял герцогиню де Грамон, что они и так справятся со своей задачей, хотя и признавал, что подпись этой женщины могла бы сослужить им очень хорошую службу.
Теперь они решили, что достаточно лишь распустить слухи, что Жанна дю Барри в свое время жила в «доме Гурдан», прежде чем появилась при дворе. Те, кому захочется поверить, что это правда, поверят.
– Это совсем нетрудно – порочить тех, кому везет, – говорил сестре Шуазель, – потому что многие им завидуют, а завистники рады поверить даже самой откровенной клевете. У нашей маленькой дю Барри множество врагов, даже среди тех, кто ее и в глаза не видел.
Шуазель не терял времени даром. По его наущению повсюду упорно распространялись слухи, преследующие цель очернить Жанну. Рассказывали всякие небылицы о ней, не брезговали никакой клеветой.
На улицах и в кабачках не только перемывали косточки Жанны, а еще и горланили веселенькие куплеты «а-ля Бурбоночка».
Самой популярной вскоре стала вот эта песенка:
