Текст книги "Мадам Змея"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
ИСПУГАННАЯ ДОФИНА
В Лоше возникла напряженная атмосфера. Это ощущали все – от Анны д'Этамп до последней посудомойки. Диана, постоянно совещавшаяся со своими молодыми друзьями де Гизами, казалось, стала выше на дюйм и еще надменней. Она видела себя силой, стоящей за троном. Катрин, внешне кроткая, почувствовала в себе новую энергию. Именно благодаря ей эти две женщины, считавшие, что они значительно превосходят Катрин по остроумию и интеллекту, обрели свое нынешнее положение! Катрин воодушевляла возможность определять судьбы других людей, несмотря на то, что тайная работа требовала, чтобы ее организатор оставался в тени, считался незначительной фигурой.
Холодные декабрьские ветры со свистом раскачивали голые ветви деревьев, что росли в заснеженном саду возле дворца.
Болезнь свалила короля; многие считали, что ему уже не встать с кровати.
Растерянность царила не только при дворе, но и во всей Франции. Дело было не только в болезни короля. Дофин, Карл Орлеанский, Монморанси и их свита, состоявшая из французской знати, отправились на юг встречать испанского короля Карла Пятого, приезжавшего во Францию. Болезнь Франциска и дружеский визит в страну его старого врага породили массу домыслов; рассуждения о причинах беспрецедентного события и его разумности звучали во всех кабаках от Парижа до Гавра и от Гавра до Марселя.
Именно Анн де Монморанси, ревностный католик, нес ответственность за этот миролюбивый шаг по отношению к Карлу Пятому. За время болезни короля Монморанси взял бразды правления в свои руки; сделав это, он стал действовать быстро и решительно. Он разорвал дружеские отношения с англичанами, немцами, турками и герцогом Клевским. Он убедил Франциска, что союз с Испанией сулит ему обретение Милана – города, надежда на обладание которым погибла со смертью Климента вопреки условиям брака Катрин Медичи с Генрихом. Франциск всегда испытывал волнение, слыша слово «Милан». И когда Карлу Пятому пришлось отправиться из Испании во Францию, чтобы усмирить своих мятежных подданных из этой страны, трудно было оказать ему более желательную услугу, чем обеспечение его безопасного проезда через территорию Франции – этот дружеский жест экономил деньги и время императора!
Приглашение было принято, хотя обе стороны испытывали при этом чувство неловкости. Генрих выехал опечаленным, поскольку, несмотря на уважение и любовь, которые он испытывал к Монморанси, дофин не мог с радостью встречать в качестве гостя Франции человека, который когда-то держал его в тюрьме.
Придворные собрались возле огромного камина в Лоше, чтобы обсудить прибытие испанского короля и возможную кончину короля Франции. Во дворце царила безрадостная атмосфера. Лош, стоявший на вершине высокого холма, имел длинную мрачную историю, полную несчастий и людских страданий; подземные темницы, комнаты для пыток и карцеры делали это сооружение не самым приятным из французских замков. Почти все придворные желали поскорей вернуться в Фонтенбло. С болезнью короля прекратились пышные увеселения; девушки, пользовавшиеся благосклонностью Франциска, скучали в одиночестве. Французский двор потерял половину своего блеска и жизненной энергии, когда король заболел.
Катрин сидела на стуле, протянув руки к пламени. Она прислушивалась к беседе окружающих.
Молодой Ги де Шабо был веселым, смелым, порой безрассудным человеком, предававшимся утехам любви с тем же пылом, с каким Монморанси командовал армией. Сейчас де Шабо беседовал с красивым капитаном гвардейцев, Кристианом де Нанси, человеком такого же склада, что и он. Катрин невольно слышала их разговор.
– Королю, – сказал де Шабо, – следует быть разборчивей при выборе женщин. Поверьте мне, эту болезнь он подцепил от жестянщицы.
– Мой друг, – прошептал де Нанси, – вы говорите истинную правду. Она сама сейчас болеет.
– У нашего короля есть враги, – продолжил де Шабо. – Мужья и отцы соблазненных им женщин не могут любить его с той же готовностью, что их жены и дочери. Это вполне понятно, хотя иногда может причинять неприятности. Я слышал, что муж жестянщицы сделал так, чтобы эта женщина передала нашему королю свои маленькие проблемы.
Де Нанси щелкнул пальцами.
– Господи! Король страдает этой болезнью уже много лет. Это просто рецидив старого недомогания, поверьте мне.
Они знали, что Катрин слышит их. Какое им до этого дело? Тихая малышка не представляла опасности.
Анна д'Этамп подошла к молодым людям. Они тотчас вскочили; по слухам, они оба пользовались ее милостями. Они поклонились ей, поцеловали руку Анны. Катрин находила смешными их усилия превзойти друг друга в любезности. Анна одарила их обоих мимолетными, но многообещающими улыбками. Они были двумя самыми красивыми мужчинами при дворе, а Анна питала слабость к красивым мужчинам.
Катрин следила за тем, как они шутят, смеются, весело флиртуют. Анна выглядела превосходно, и лишь такой внимательный наблюдатель, как Катрин, мог заметить следы беспокойства на ее лице.
К камину приблизилась Диана; ее сопровождали Франциск де Гиз и поэт Маро. К ним присоединились принцесса Маргарита, дочь короля. Они расположились у огня, и Катрин оказалась членом этой группы.
Напряжение усилилось. Так бывало всегда, когда Диана и Анна, эти две женщины, которых двор считал соперницами, оказывались рядом.
Очаровательная Диана, на пальце которой было кольцо с большим рубином, подаренное Генрихом, всем своим видом демонстрировала, что считает себя примой двора. Анна, голубое платье которой идеально подходило по цвету к ее глазам и оттеняло ее прекрасные светлые волосы, была более красивой и оживленной, чем Диана. Солнце на закате, подумала Катрин, с жадностью следя за каждым жестом Дианы, часто бывает более впечатляющим, чем восходящее светило.
– Какими галантными поклонниками вы, верно, находите месье де Нанси и месье де Шабо, – лукаво произнесла Диана. – Они всегда рядом с вами.
– Верно, – отозвалась Анна. – Боюсь, некоторые люди испытывают зависть из-за каждой адресованной мне улыбки.
– Они поступают неправильно! – заявила Диана. – Я всегда говорила, что герцогиня д'Этамп заслужила те милости, которыми она пользуется.
– Мадам весьма любезна. Я сама всегда говорю о ней то же самое.
Смущение охватило Узкий Круг. Сейчас каждому придется стать на чью-то сторону – это всегда было чревато опасностью. Де Шабо испуганно перевел разговор на другую тему. Он заявил, что ему не терпится поскорей увидеть это чудовище – Карла Пятого.
– Странно, – сказала принцесса Маргарита, – что этот человек, державший моего отца в тюрьме, приезжает теперь в качестве гостя. Это выше моего разумения.
– Но это было так давно! – сказал де Гиз. – Те события лучше забыть.
– Да, – согласилась Анна, – с тех пор утекло много воды. Мадам де Пуатье, вы должны помнить те дни лучше нас. Вы были тогда женой и матерью, а я – еще ребенком.
– Вы, верно, рано проявили свои дарования, мадам д'Этамп, – парировала Диана. – По-моему, когда король попал в тюрьму, мадам де Шатобриан уже ревновала вас к нему.
– Французы должны испытывать чувство неловкости, – поспешил вставить де Гиз, – от присутствия на их земле испанцев, пусть даже прибывших в качестве друзей.
– Испанцев эта ситуация должна смущать еще сильнее! – сказал поэт Маро.
– Скорей бы они появились здесь. Как скучны дни ожидания! – натянуто засмеялась Анна. Дерзость Дианы всегда беспокоила фаворитку короля; в такие мгновения ей казалось, что время ее могущества проходит.
– Я полагала, что мадам д'Этамп не может назвать свои дни – и ночи – скучными, – тихо сказала Диана.
– Это верно, что я родилась с весельем в сердце, – произнесла Анна. – Но я хотела бы увидеть здесь гостей. Мечтаю взглянуть на всесильного Карла.
Она заметила сидящую поблизости Катрин.
– Наша маленькая дофина хочет поскорей воссоединиться со своим молодым мужем, правда, мадам дофина?
Катрин пожала плечами.
– Позор! – воскликнула Анна. – И это называется жестом преданной жены?
Катрин не понимала, что на нее нашло. Она думала о Генрихе во время этой беседы. Видя здесь Диану, испытывая к ней лютую ненависть, понимая, что даже в словесном поединке она затмевает Анну, Катрин ощутила, что ее чувства выходят из-под контроля.
Она заставила себя рассмеяться.
– Я должна быть преданной женой? Спросите мадам де Пуатье, с кем он проводит дни и ночи.
Анна ликовала. На лицах всех присутствующих появились улыбки. Маленькая Медичи сумела смутить Диану, чего не удалось сделать Анне д'Этамп.
Диана с раздражением ощутила, что ее щеки краснеют. Она не выносила намеков на ее любовную связь с дофином; она предпочла бы, чтобы все считали ее духовной наставницей Генриха.
– Ну мы можем поверить слову бедной брошенной жены, – усмехнулась Анна.
Подойдя к Катрин, она обняла ее.
– Я сочувствую вам, моя малышка. Не грустите, он еще вернется к вам. Вы так терпеливы, очаровательны, молоды!
– Мне жаль, мадам дофина, что вы чувствуете себя брошенной, – сказала Диана. – Когда дофин вернется, возможно, мне удастся убедить его не оставлять вас так часто одну.
Поднявшись, Диана ушла. После нескольких минут молчания придворные заговорили о приготовлениях к встрече испанцев.
Катрин знала, что она поступила неразумно. Теперь Диана планировала устранение Катрин – она поняла, что дофина не была той покорной, бессловесной женой, которой ее считали. Катрин могла вынашивать недобрые чувства, была собственницей. Диана терпела итальянку, потому что считала ее пустым местом. Никто не оскорблял Диану безнаказанно.
Катрин испугалась. Жизнь оказалась сложной штукой. Человек проявлял осторожность, следил за каждым своим словом и взглядом. Потом одна минута легкомыслия перечеркивала результаты многолетних усилий.
Генрих возвратился в Лош, и страх Катрин усилился. Она не радовалась торжествам, устроенным в честь гостей. Банкеты, балы, спектакли и турниры ничего для нее не значили. Генрих смотрел на Катрин с надеждой на то, что когда-нибудь он избавится от своей жены навсегда. Причиной тому было мгновение ее безумия. Ненависть восторжествовала над рассудком подобно тому, как любовь одерживала верх над сдержанностью во время объяснений с Генрихом.
Двор покинул Лош и направился в Париж. С каким размахом и щедростью принимали испанцев! Катрин равнодушно наблюдала за происходящим. Что значат интриги и заговоры, когда ее собственная жизнь в опасности? Она стала свидетельницей прибытия Карла в Париж; она стояла рядом с королем и королевой у окна отеля Монморанси на улице Сент-Антуан. Однако она смотрела не на испанца, а на молодого человека, ехавшего возле императора – на своего мужа, в котором зарождалась ненависть к ней, желание избавиться от нее; с того момента, когда она продемонстрировала свою неприязнь к любовнице Генриха, Катрин стала верить в то, что он задумывается о ее устранении. Она видела, как Карл дарит городу большую серебряную статую Геркулеса, завернутую в львиную шкуру, расшитую золотом. В честь императора в Нотр-Дам исполняли «Те Деум». Вся эта церемония не производила на девушку впечатления. Она могла думать лишь о том, что ждет ее лично.
Весь двор смеялся – во время охоты молодой проказник, герцог Орлеанский, вскочил на коня, на котором сидел Карл Пятый, и закричал: «Ваше Императорское Величество, вы – мой пленник!» И Карл, почувствовав, что наступил момент, которого он боялся, мысленно назвал себя дураком, осмелившимся ступить на вражескую территорию. Он поскакал во весь опор сквозь лес в цепких объятиях молодого герцога. Как разозлился в душе Карл, узнав, что это была шутка! Как смеялись над ним французы! Но в сердце Катрин не было места для смеха; ею владел страх за свое будущее.
Несмотря на бурное веселье и празднества, придворные находили время перешептываться о маленькой дофине.
Катрин, знавшая об этом, ночами лежала без сна. Неужели действительно готовится развод?
Некоторое время тому назад она узнала о смерти Алессандро. Его заколол кинжалом ее дальний родственник, немедленно ставший героем Флоренции. Сестра убийцы сыграла роль приманки. Жизнь Алессандро была полна насилия, и умер он насильственной смертью.
Какую опасную жизнь ведем мы, Медичи, подумала она. Климент, Ипполито, Алессандро – все они погибли внезапно, а последние двое были, несомненно, убиты.
Была ли она в большей безопасности, чем ее родственники?
Ее не убьют; однако она предпочла бы смерть тому, что ей предлагали сделать.
Она подумала о тете императора Карла, которого столь помпезно чествовала Франция. Эту женщину тоже звали Катрин; Катрин Арагонская была женой английского короля. Ей пришлось пережить развод, потому что она не могла родить сына. И затем, очевидно, по той же причине, вторая жена короля, не имевшая могущественных родственников, способных защитить ее, лишилась головы. Теперь некому было заступиться за Катрин де Медичи.
Они не убьют ее. Она боялась смерти. Их брак расторгнут, и Катрин выдворят из Франции. Она никогда не увидит Генриха.
– Столько лет брака, – говорили люди, – и ни одного ребенка! Зачем наследнику трона такая жена? Он способен иметь детей; это доказала девушка из Пьемонта. Такая супруга, как Медичи, заслуживает лишь одного – развода!
Она плакала. Находясь одна, приходила в ярость. О каком ребенке может идти речь, если она почти не видит своего мужа!
Она старалась сдерживать свою ненависть к Диане де Пуатье. Но во время визита Карла Испанского она поняла, что это ей не по силам.
Франциск, снова одолевший болезнь, взбодрившийся от визита во Францию своего врага, заговорил с Катрин о ее отношениях с Генрихом, когда она ехала рядом с ним на лошади в составе Узкого Круга.
Анна осталась во дворце, сославшись на недомогание. Франциску не хватало ее; он попросил свою невестку поехать с ним; он чувствовал, что должен поговорить с Катрин. Это было неприятной обязанностью, и он хотел покончить с ней как можно быстрей. Семь лет брака, и ни одного ребенка! Серьезная ситуация для герцога Орлеанского. Кошмарная для французского дофина!
– Катрин, – сказал король, – дела обстоят плохо. Столько лет брака, и ни единого ребенка! Ты можешь это объяснить?
– Ваше Величество, я могу лишь сказать, – печально отозвалась она, – что если бы дофин проводил со мной столько времени, сколько он проводит с вдовой сенешаля…
Король вздохнул.
– Я возмущен его поведением, – перебил он девушку. – Это похоже на Генриха! Он, наследник трона, ставит увлечение женщиной выше своих прямых обязанностей. Это невероятно.
– Ваше Величество, я надеюсь, что это увлечение продлится недолго.
– С Генрихом все возможно. Катрин, следует что-то предпринять. Семь лет – большой срок. До эпизода в Пьемонте я еще мог думать, что он бесплоден. Дочь моя, нельзя допустить, чтобы твоя юная соотечественница превзошла тебя в этом деле.
Ударив хлыстом лошадь, он ускакал. Катрин была не в силах развлекать короля. Он оставил ее огорченной, безутешной. Он начинает испытывать к ней враждебность, подумала она. Его голос звучал менее ласково, чем раньше. Он выделил слова «нельзя допустить». Он хотел сказать, что если она не забеременеет, ее ждет развод.
Если я потеряю Генриха, подумала Катрин, я не захочу жить.
Король весь день пребывал в состоянии задумчивости; неужели он уже принял решение о разводе?
Но она беспокоилась зря. Король забыл о ней. Он чувствовал себя неважно и не получал удовольствия от охоты; он снова с грустью вспоминал дни своей молодости. Он также думал об Анне. Почему она не поехала с ним сегодня? Как относится эта еще молодая и красивая женщина к пожилому мужчине, которым он становился? Любовь фаворитки, в отличие от чувств матери и сестры, не является безусловной. Ее нельзя принимать как должное. Маргарита, королева Наваррская, всегда думала о его благе. Анна заботилась о себе. Он вспомнил, как в первые годы их любви она требовала бриллианты, которые он подарил своей прежней любовнице, мадам де Шатобриан; Анна утверждала, что дело не в их стоимости, а в выгравированных на перстнях девизах, сочиненных его сестрой. Он был без ума от Анны и попросил мадам де Шатобриан вернуть драгоценности. Но Анна оказалась обманутой – мадам де Шатобриан переплавила их, чтобы изделия со словами, адресованными ей, не достались другой женщине. Он восхитился поступком своей бывшей пассии, но Анна разозлилась на них обоих. Анна всегда была надменной, уверенной в себе. Многие восторгались ее красотой; Франциску это нравилось, все лучшее принадлежало ему. Но он часто спрашивал себя, насколько активно проявляют свое восхищение Анной ее поклонники в его отсутствие. Он думал об адмирале Шабо де Брионе, Кристиане де Нанси, Ги де Шабо и о других, включая поэта Маро.
И все же, сомневаясь в верности Анны, он был несчастлив без нее. Если бы он обвинил ее в изменах, она тотчас бы указала ему на его собственное поведение. При французском дворе существовало равенство полов. Первый распутник Франции не мог жаловаться на то, что его фаворитка имеет любовников.
Он не получал удовольствия от охоты в отсутствие Анны; Франциск решил побыстрей завершить дневную забаву и возвратиться к мадам д'Этамп.
– Ты не боишься, что король застанет тебя в моей постели и отправит на гильотину? – спросила Анна д'Этамп, небрежно лаская волосатую грудь своего любовника – капитана гвардейцев Кристиана де Нанси.
– Старик должен радоваться тому, что я делаю счастливой его фаворитку. В худшем случае я рискую карьерой. Надеюсь, ты обратишь его внимание на то, что я заслуживаю досрочного повышения в звании.
– Несомненно. В постели ты стоишь целой армии. Ложе, особенно брачное, – твое любимое поле битвы.
– Да, в старости мне будет что вспомнить.
– Надеюсь, ты добивался моей благосклонности не ради новых эполет. Или они дороже тебе, чем обладание мною?
– Можешь не сомневаться – что хорошо для короля, хорошо и для простого капитана.
Анна легла на спину, положила руки под голову и томно потянулась.
– Налей мне, пожалуйста, вина, – попросила она де Нанси.
– А что мне за это будет? – шутливо спросил капитан.
– Все, – ответила Анна.
– Одна женщина никогда не может дать мужчине все, – заметил гвардеец, нехотя поднимаясь с постели. Наполнив бокал, он поднес его Анне. Женщина оперлась о локоть и утолила жажду.
– Кажется, мы заболтались. Охота и правда не может длиться вечно, – заметила она.
Похоже, вино ударило ей не только в голову, подумал де Нанси. Его сильная властная рука скользнула от бюста Анны к ее бедрам. Прекрасные физические данные счастливо сочетались в нем со знанием женского тела и его потребностей. Он в совершенстве овладел этим инструментом. Смочив палец слюной, он дотронулся до розового бугорка, расположенного под треугольником Венеры, и начал его массировать.
– Иди же ко мне, – быстро отреагировала на ласки Анна.
Он овладел ею грубо, мощно, неистово. Такое обращение нравилось Анне. Женственные придворные уже давно вызывали у нее аллергию – порой она мечтала о том, чтобы ее изнасиловал грубый, могучий конюх. Но это могло произойти только в ее воображении. Де Нанси был неплохим компромиссом – под совершенными манерами в нем таилась необузданная, дикая натура.
Она трижды побывала на вершине блаженства, прежде чем покрытый испариной гвардеец перекатился на спину.
– Король уже ни на что не способен, разве что делать вид, будто он управляет несчастной Францией. Хотя по старой памяти считает себя первым мужчиной этой страны, – заявила Анна, приходя в себя.
Приехав во дворец, Франциск тотчас направился в покои Анны. Там он наткнулся на ее фрейлину – мадемуазель де Колльер была чем-то взволнована; она покраснела и даже попыталась задержать короля. Он оттолкнул ее в сторону и быстро прошел в комнату Анны, где торопливо одевался Кристиан де Нанси. Анна в халате, расшитом серебристыми нитями, с растрепанными светлыми вьющимися волосами, заметно растерялась. Мадемуазель де Колльер вбежала в комнату. Девушка была напугана сильнее, чем провинившаяся пара.
Франциск с побагровевшим от гнева лицом и яростно бьющимся сердцем мигом оценил ситуацию; день выдался жаркий, душный, и девушка, которой поручили ждать у окна прибытия короля, задремала. Когда она проснулась, у нее уже не было времени предупредить свою госпожу.
Подобные вещи казались весьма забавными – когда они происходили с другими людьми.
Анна провинилась; чтобы понять это, королю хватило одного брошенного на нее взгляда. Де Нанси выглядел как человек, которому известно, что его карьера погублена; что касается фрейлины, то она опустилась на колени перед королем, обняла его ноги и умоляюще посмотрела на Франциска.
Он подошел к окну и вызвал свою охрану. Он стоял спиной к троице, находившейся в комнате, и смотрел на двор. Он чувствовал себя слишком плохо, чтобы рассердиться. Он подозревал нечто подобное. Он сравнивал себя – старого, больного, усталого, – с сильным, молодым капитаном гвардейцев. Десять… пять лет тому назад подобное было невозможным. Он все отлично понимал. Не следовало винить Анну в том, что она решила развлечься в его отсутствие с красивым молодым человеком. На ее месте он поступил бы также. Он слишком ясно отдавал себе отчет в происшедшем, чтобы сердиться.
Он был всемогущим; он мог заточить де Нанси в тюрьму; он мог отвергнуть Анну. И что дальше? Кем он заменит ту, которая была единственной в своем роде? Анна потеряет свое положение первой дамы двора, а он, Франциск, будет несчастен без нее.
Стражники вошли в комнату.
Франциск, разыграв великий гнев, указал на капитана:
– Арестуйте этого человека! Пусть он поразмышляет в тюрьме о том, прилично или нет затевать интрижку с фрейлиной мадам д'Этамп в покоях ее госпожи.
Охрана схватила молодого де Нанси, который испытал огромное облегчение.
– Встань, – сказал Франциск девушке, – и покинь нас.
Она обрадованно поднялась с пола и выбежала из комнаты.
Франциск повернулся лицом к Анне.
– Думаю, ты согласишься, – сказал он, когда дверь закрылась, – что мое поведение было сдержанным в той же мере, в какой твое было безрассудным.
Анна пребывала в замешательстве; Франциск получал удовольствие, видя ее в таком состоянии. Он накажет ее тем, что на некоторое время оставит в неведении относительно ее участи.
История о том, что король застал де Нанси с Анной д'Этамп, просочилась в придворное общество. Несчастная мадемуазель де Колльер, испугавшаяся, что она потеряет свою репутацию, все же сохранила ее. Все знали, кто был героиней этого маленького фарса. Де Нанси уже несколько недель был любовником фаворитки. По королевскому двору поползли недобрые слухи, затрагивавшие не только Кристиана де Нанси, но и других молодых дворян из окружения мадам д'Этамп. Распускали их сторонники Дианы.
Катрин была слишком поглощена своими собственными проблемами, чтобы обращать внимание на склоки между любовницами короля и дофина. Внезапно она поняла, что может извлечь выгоду из этой ситуации.
Анна была ее подругой; они часто проводили время вместе; Катрин не составляло труда подбросить идею сообразительной женщине.
Во время очередной прогулки в составе Узкого Круга Катрин сказала Анне:
– Король души не чает в герцоге Орлеанском! Думаю, он охотно передал бы ему титул дофина. Уверена, он предпочел бы, чтобы молодой Карл был его старшим сыном, а Генрих – младшим.
Анна бросила на нее взгляд. Как глупа эта итальянка! – подумала она. Именно этого и добивалась Катрин. Как безрассудно… сеять такие семена! Конечно, это невозможно… Так ли это? Способна ли она уговорить Франциска лишить Генриха титула дофина и сделать наследником престола младшего сына? – спросила себя Анна. Позволят ли королю французские законы изменить правила наследования трона? Если это возможно, то это должно быть сделано. Положение Анны д'Этамп изменится самым решительным образом, если королем Франции вместо дофина Генриха станет Карл Орлеанский. Когда Карл взойдет на трон, мадам де Пуатье потеряет свое влияние при дворе. И молодая итальянка станет незначительной фигурой! Какой глупостью с ее стороны было подбросить эту идею единственному человеку, способному осуществить ее, если это вообще возможно.
Анна не знала, как отчаянно билось сердце Катрин, она даже не поняла, что итальянка заметила, как сильно удалось ей взволновать фаворитку короля.
План Катрин был смелым, рискованным, но он отвечал ее целям. Теперь следовало ждать, что мадам д'Этамп начнет заигрывать с молодым Карлом Орлеанским, после чего Диана поймет, что Катрин необходимо срочно завести ребенка.
Катрин сама проявляла наблюдательность и велела Мадаленне следить за происходящим. Мало что укрылось от взора Катрин. Она приглядывала за Дианой и Анной; Катрин знала, что она умнее их обеих. Диана еще не поняла, почему Анна стала кокетничать с Карлом. Скоро это произойдет, и тогда Генрих явится к своей жене, чтобы подарить ей ребенка.
Как вдохновляла Катрин эта тайная работа! Как глупы эти две женщины, демонстрирующие свою взаимную неприязнь. Катрин наблюдала за их маневрами и улыбалась в душе.
Диана успешно погубила адмирала Шабо де Бриана. Он набивал свои сундуки деньгами из государственной казны, но в глазах Дианы главный его проступок состоял в том, что он был тайным любовником и горячим сторонником Анны. С восхитительной ловкостью Диана добилась его удаления со двора, прежде чем Анна успела вмешаться в это дело. Анна, естественно, пожелала немедленно отомстить Диане. Она задалась целью опорочить самого Монморанси.
Катрин знала, что Анне не по силам сделать это, если нужные карты сами не лягут ей в руки. Франциск старался не вмешиваться в борьбу двух женщин, которые раскалывали его двор. Он обещал себе остановить их обеих, когда его здоровье улучшится. Партия католиков поддерживала Диану. Реформисты объединялись вокруг Анны. Он покажет им, что должна существовать только одна партия – партия короля.
Но Франциск видел, что испанский король Карл Пятый не собирался выполнять обещания, данные им во время визита во Францию. Одна из причин, по которой ему предоставили право воспользоваться французской землей, как своей собственной, заключалась в том, что Карл предварительно сделал намек относительно будущего Милана. Испанец предложил женить молодого Карла Орлеанского на дочери Фердинанда Австрийского и обещал в случае заключения этого брака распорядиться герцогством Миланским таким образом, что французский король останется доволен этим. Если бы Карл Пятый пожелал выразиться яснее, он бы мог сказать, что Франциску предлагается обменять младшего сына на Милан. Но проехав через Францию и усмирив Фландрию, Карл Пятый передумал. Он уже не нуждался так сильно в дружбе с Францией и невозмутимо заявил, что Франциску следует отказаться от всяких претензий на Милан. Теперь уже Карл предложил выдать за герцога Орлеанского свою старшую дочь. Ее приданым станут Нидерланды, они отойдут к Франции после его, Карла Пятого, кончины.
Любое упоминание о Милане всегда сильно волновало Франциска. Он пришел в ярость, поняв, что желанной для него собственностью лишь помахали перед его носом. Когда он узнал, что Карл Пятый даровал Милан своему сыну Филиппу, Анна, оказавшись возле французского короля, зашептала ему на ухо:
– Можешь не сомневаться – Монморанси с самого начала знал о готовящемся обмане. Он сознательно скрывал это. Он не хотел, чтобы герцог Орлеанский получил Милан, поскольку в этом случае его возросшее могущество стало бы раздражать дофина. Монморанси работает не на тебя, а на дофина Генриха. Разве ты не заметил, как они дружны? Неужели ты будешь стоять и смотреть, как они интригуют против тебя?
Результатом этого разговора стало следующее: Франциск, к ярости Дианы и Генриха и к радости Анны, отправил своего бывшего любимца, великого генерала, коннетабля Франции де Монморанси в его загородный замок.
Анна выиграла более значительную битву.
Борьба продолжалась. Во Франции началась нешуточная религиозная война.
Катрин заметила, что Анна д'Этамп все сильнее сближается с Карлом Орлеанским.
Весь двор обсуждал неудовлетворительное состояние брака дофина и итальянки. Какая польза от этого бесплодного союза? Почему они еще не развелись?
Конечно, в отсутствии детей виновна итальянка. Генрих доказал в Пьемонте, что он – полноценный мужчина.
Диана поощряла такие разговоры. Катрин продемонстрировала характер, она дружила с мадам д'Этамп. Если Катрин не является на самом деле покорной, кроткой женой, какой ее считала прежде Диана, то итальянку следует устранить.
Анна поддерживала Катрин. Она намекнула ей, что заступится за нее перед королем. Катрин знала, что Анна сделает это, потому что мадам д'Этамп была заинтересована в сохранении этого бездетного брака. В случае развода и новой женитьбы Генриха, в результате которой появятся дети, как она сможет уговорить короля сделать дофином Карла Орлеанского? Катрин поняла, что этот план прочно засел в голове Анна; если Диана догадается о нем, она тотчас прекратит агитировать за развод.
В душе внешне спокойной Катрин поднималась буря. Она увидела себя разведенной женщиной. Ее, вплотную приблизившуюся к французской короне, отправят в Италию. Ей было двадцать три года; девять лет она боролась за любовь мужа. Неужели теперь ее ждет поражение?
Она не заплакала. Вместо этого она окинула взглядом прожитые годы и увидела свои ошибки. Ей не следовало демонстрировать Генриху свою страсть. Она должна была понять, что этим еще сильнее оттолкнет от себя влюбленного в другую женщину мужа. Могла ли она понять это, будучи ребенком? Тогда она ничего не знала об отношениях людей, о любви.
– Святая Дева! – промолвила Катрин. – Если бы я снова стала девочкой-невестой, я повела бы себя совсем иначе!
Но надеяться на шанс начать все сначала было бесполезно. Таких чудес не бывает. Чудеса – это то, что способен сотворить сам человек. Она должна что-то сделать. Но что?
Убить Диану? Она охотно совершила бы это. С легким сердцем подмешала бы в напиток яд, который умертвил бы ее соперницу. Но какую пользу принес бы этот поступок? Она не смела, даже по прошествии этих лет, оказаться замешанной в убийстве. Многие при дворе помнили о том, как умер дофин Франциск. Осторожность… осторожность прежде всего. Но она должна что-то предпринять. Должна совершить чудо.
Как? Она была вне себя от горя и страха.
Она горячо любила эту страну – не меньше, чем своего мужа. Катрин знала, что любовь к кому-то всегда делает человека слабым, даже если речь идет о взаимном чувстве – в этом случае избранник может умереть или разлюбить; но любовь к стране не была проявлением глупости, потому что страна не способна на измену.
Амбуаз, Блуа, Шенонсо. Эти величественные замки вставали перед глазами Катрин. Она видела Париж, Сену, Нотр-Дам, дворец Ле Турнель, освещенные свечами залы Бастилии, Лувр и великолепный Фонтенбло. Потерять все это и оказаться в мрачном дворце Медичи или темном каменном монастыре? Ни за что!
