Текст книги "Долгий путь к счастью"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Записи продолжались:

"С тех пор, как отца хватил удар, Яго все полностью взял в свои руки. Конечно, он всегда здесь жил, и люди почему-то всегда почитали его больше, чем отца. Ему стоит только приказать что-нибудь, все подчиняются не раздумывая. Им приходится. Отец был совсем не таким. Он злился, бесился, орал, никогда никому не забывал обид. Яго другой. Мне кажется, никто даже не смел и не посмеет обидеть его, им пренебречь, никому неизвестно, каковы будут его реакции.

Вчера я срезала розы в саду, когда встретилась с Яго. Случайно обернувшись, я вдруг совсем рядом увидела его. Он будто приглядывается ко мне в последнее время, от этого я нервничаю.

Он сказал:

«Моя сестра Дженифрай приезжает в наш замок. С ней будет ее дочь, маленькая девочка. У тебя компания появится».

Я поинтересовалась, надолго ли они приезжают.

«Они будут постоянно жить здесь. Тебя это обрадует».

Яго всегда решает за других, всегда знает, кому что понравится, кто чему обрадуется или огорчится.

Тогда я спросила у него, что сказал об этом мой отец, потому что меня всегда интересовало, что он думает, что делает. Ведь я почти теперь не видела его, разве что у окна, на которое я всегда смотрю из сада. Но он всегда отворачивается. Еще иногда вижу, как Фенвик возит его в кресле-каталке. Я даже специально пытаюсь попасться ему на глаза, но даже заметив меня, он делает вид, что я – пустое место. Прямо слезы подступают, вот даже сейчас, когда вспоминаю об этом. Все хочется крикнуть ему: "Что я тебе сделала?

Скажи хотя бы".

Фенвик всегда подчеркнуто сдержан. И вежлив. Яго говорит, отец ничего не может без Фенвика, а Фенвик – без отца.

Теперь я с нетерпением жду приезда сестры Яго с дочкой".

Еще пара пустых страниц говорила о том, что она прерывала записи на какое-то время. И снова читаю:

"Гвеннол лет восемь. Она веселая и хорошенькая. Нашей Малышке, наверно, сейчас столько же. Дженифрай я не понравилась. Похоже, ей неприятно, что я – дочь хозяина. Какая-то материнская ревность заставляет ее постоянно выпячивать Гвеннол вперед. И причина этому – я. Это почти смешно. Чего ей волноваться. Гвеннол такая очаровашка, какой я никогда не была. И тем не менее я рада, что они здесь. Мы с Гвеннол вместе занимаемся с гувернанткой. Девочка очень разумная.

Зачем я вообще пишу все это, когда писать на самом деле не о чем? Дни похожи один на другой. Брошу эту глупую писанину".

В этой тетради больше не было никаких записей, хотя чистых страничек оставалось много. Я взяла другую.

"Летописец из меня явно никакой. Жизнь моя такая серая, хотя я совсем взрослая. Для всех девушек устраивают балы и приемы, возле них крутятся молодые люди. Мой отец, как мне сообщили, не собирается тратить деньги на мои светские развлечения. А вот Дженифрай заботится о дочери. Гвеннол уже вывели в «общество». Она подружилась даже с Майклом Хайдроком, который в округе считается самым видным женихом. Гвеннол просто упивается тем, что он особое внимание обратил на нее.

Прошлой ночью она зашла ко мне. Только что прибыла она с побережья. Глаза блестят, щеки пылают, при ее темных волосах – просто красотка. «В усадьбе устраивали прием прямо в саду, – сразу начала она, – такая прелесть, дом – удивительный, на лужайках павлины, кругом цветы, но дом! До чего хорош дом. А этот ветхий замок мне просто ненавистен. А тебе, Сильва?» – «Да, здесь все из прошлого. Когда я спускалась в подвалы, мне так и слышались крики несчастных узников». Гвеннол усмехнулась моим словам и сказала: «Ну, конечно! Да люди должны смеяться, радоваться, чем чаще, тем лучше. Должны в этих залах быть праздники, пирушки. И почему призраки должны быть обязательно столь жуткими? Почему бы им не быть милыми, славными… как, например, призрак усадьбы Хайдроков? Такой симпатичный старикан, который, как говорят, приносит счастье дому. Майкл сегодня рассказал мне эту историю. Невестам она особенно интересна – им обещано счастье». – «Ты влюблена в него», – сказала я. «Все в него влюбляются». – «Наверное, жизнь его это немного усложняет». – «Почему же? Разве это не прекрасно, когда все влюблены в тебя?» – «Поскольку ни один человек не был в меня влюблен, судить мне трудно». Гвеннол вздохнула со словами: «Бедная Сильва! Я обязательно возьму тебя в усадьбу Хайдрок. Знаешь, ты вполне можешь кого-нибудь встретить там».

Сейчас ночь, а я спать не могу. Что-то в этой комнате тяготит меня. Она почти полна жутких теней. Наверное, потому что ничего, кроме тоски, я здесь не испытывала. Кто-то сказал однажды: «Жизнь человека в его руках. Она такова, какой ты ее делаешь». Это правда. Я устроила себе жизнь неважнецкую.

Вот сижу и пишу. Нет смысла ложиться, когда все равно не уснуть. Открыла вот гардероб и увидела ту глупую детскую надпись. Надо бы вымарать ее. А я ведь помню день, когда нацарапала эти слова. Меня тогда заперли на два дня и две ночи – за какой-то «страшный» проступок. А вот что я сделала, не помню.

Слишком уж я углубилась в себя. Это все из-за Гвеннол. Гвеннол влюблена. Смотрю на нее и понимаю теперь, что же у меня не так в жизни. Никто никогда не любил меня – может, только мама, но она умерла, и я осталась совсем одна. Да, вот чего я хочу больше всего на свете – чтобы хоть кто-нибудь любил меня. А вот нет, не любит ни один человек на свете, поэтому я и совершаю ужасные вещи. Порой полностью теряю самообладание и кричу, кричу. Пусть уж ненавидит меня, если не любит никто. Так хотя бы замечают иногда.

Написала это – и вспомнила о Яго. Он теперь иначе ко мне относится. Стал таким добрым. Не то чтобы раньше он был злым – просто не обращал внимания. А два дня назад он катал меня в лодке вокруг Острова, много говорил. Говорил, как всегда, в своей манере: его слова – самое важное на всем свете.

Потом мы вернулись в замок. Я очень волнуюсь – почему он так вдруг проникся ко мне?..

А вчера Фенвика встретила в саду, он сидел в плетеном кресле возле пруда. Я подошла к нему, потому что уж очень непривычно было видеть его в одиночестве, без отца. «Где же отец?» – спросила я. «Он лежит сегодня, мисс Сильва». – «Он… ему хуже?» – «Он очень тяжело болен, мисс Сильва». – «У него ведь недавно был удар?» – «Его парализовало, и теперь…» – «Как жаль. Я хотела бы повидать его». Фен-вик покачал головой. «Ни в коем случае не ходите в его комнату, мисс. Это убьет его». – «Вы не знаете, отчего он так ненавидит меня?» – спросила я. Он пожал плечами. «Возможно, он хотел иметь сына, – предположила я. – Большинство мужчин мечтают о сыне». – «Возможно. Впрочем, дети – это не для него», – ответил мне Фенвик.

Фенвик расстроен, поняла я. Возможно, его мучает вопрос, а что будет с ним, когда отец умрет. Отец не может без Фенвика, говорит Яго. Но что может Фенвик без отца?

Я никому не скажу этого, однако написать могу. Да, с этими записками мне надо быть крайне осторожной. Еще хорошо, что никому нет дела до меня. Мне кажется, Яго подумывает, не жениться ли на мне".

Я уронила тетрадь на колени. Не хотелось читать о Сильве и Яго. Получится, будто я подглядываю за ними. Впрочем, я уже это сделала. Просто теперь мне предстояло прочесть о том, что было мне неприятно.

Яго и Сильва! Такого я даже не предполагала. Передо мной лежали ее записки. Не стоило мне их читать. Зачем Слэк отдал их мне? И почему Сильва оставила у него свои дневники? Должно же быть объяснение.

«Сегодня я встретила его. Ездила на материк, а он зашел в гостиницу. Он такой изысканный, обаятельный. Не верится, что я могла заинтересовать его. Мы пили вино, закусывали шафрановым кексом, а говорили сколько! Потом он предложил взять лошадей и совершить небольшую прогулку верхом. Что это был за день! Мы останавливались в „Корн Долли“. Удивительный, романтический уголок! На столах старинные глиняные лампы, соломенные куполки повсюду. Сидр, пышки. Я даже не подозревала, какие они вкусные. „Мы вернемся сюда“, – сказал он мне. Неужели возможно полюбить так быстро?»

Так она влюбилась в Майкла Хайдрока! А он? Тоже любил ее? Или он просто был с ней самим собой – милейшим, обходительным, ласковым молодым человеком? Бедная Сильва!..

Я перевернула страницу.

"Разве захочется писать, когда ты – счастлива? Он любит меня. Он сказал мне это. Это чудо. Он говорит, что мы всегда будем вместе, и все теперь будет по-другому. Я рассказала ему об отце и о жизни в замке.

Жизнь – это чудо".

Опять пропущенные страницы – и снова:

"Лучше бы я не бралась за эти записки. Это бессмысленно. Наверно, раньше я просто предавалась раздумьям и занималась самокопанием, даже радуясь своим несчастьям, своей тоске. Сейчас все позади. Я счастлива. И люблю всех.

Сегодня, взглянув на окно отцовской комнаты, увидела, что он там. Выглядит очень плохо. Еще подумала, может, сказать ему? Но побоялась. Вспомнила, что Фенвик предупреждал – это убьет его. Я не хочу, чтобы его смерть была на моей совести… теперь не хочу".

Более в тетрадях ничего не было. И хотя Сильву я узнала из этих записок гораздо лучше, что же случилось той роковой штормовой ночью, стало совсем непонятным. Почему она взяла лодку, она не могла не знать, какому риску подвергает себя.

Ответ напрашивался один. Она была в отчаянии. Возможно, ее долгожданное счастье отчего-то рухнуло, и тогда пришла к ней страшная мысль отдаться во власть этой яростной, равнодушной стихии.

Моя несчастная сестра! Как бы мне хотелось оказаться с нею рядом и услышать историю ее радости и печали. Я была уверена, что смогла бы чем-нибудь помочь ей.

Я положила тетрадки в ящик стола, заперла на ключ, чтобы никто другой не смог бы их прочесть, и начала сопоставлять факты из ее дневника с тем, что узнала от людей о Сильве. И больше всего мучилась вопросом, почему Слэк, определенно знавший о ней все, отдал мне эти тетради.

Что это – предупреждение? Он такой странный мальчик. Иногда действительно казалось, что люди правы, что он прост до примитивности, но чаще – что он сообразителен и чуток. Сильва исчезла в бурю. Может, мальчик проводил какие-то параллели между нами? Сильва вышла в море на лодке, и лодка вернулась без нее. Когда-нибудь, возможно, волны вынесут на берег другую лодку – и на борту ее будут буквы «Эллен».

Сильва бежала на материк, где ее ждал Он, чьего имени она не называла. Он так ласков, он ее любил, писала Сильва. Так Он ей говорил. Она была не из тех, кто мог выдумать это. Мне вообще кажется, что тому мужчине трудно было убедить Сильву, что он ее любит. Они встречались, они сидели в «Корн Долли», наверное, тогда он и сказал ей о своих чувствах. И несмотря на все это, она в шторм отправилась в море – навстречу неминуемой смерти.

Почему?

В отчаянии? Неужели это вечно всеми нелюбимое дитя, неожиданно встретившее того, кто обещал ей любовь и счастье, вновь оказалась обманутой? Такое открытие могло причинить ей невыносимые страдания. А может, кто-то обманом и соблазнами побудил ее ночью плыть через пролив?

Мысленно я представила себе лицо Дженифрай, вспомнила, каким оно было, когда мы с Майклом Хайдроком прощались на берегу.

Гвеннол его любила. Дженифрай мечтала о таком женихе для дочери. Странно, что лодка Сильвы пустая была найдена на берегу, странно, что я оказалась посреди моря в дырявой лодке, на дне которой было что-то очень похожее на тающие крупинки сахара.

Мне стало не по себе…

Яго вез меня в лодке на Остров Птиц.

– Ты не была в море с того злополучного дня… заметил он.

– До сих пор перед глазами весь этот ужас. Я тогда действительно думала, что пришел мой конец.

– Бедная моя Эллен! Но, надеюсь, со мной-то ты не боишься.

– Не сомневаюсь, что ты выручишь меня, если мы вдруг перевернемся.

– Надеюсь, Эллен, – серьезно произнес он, – Что буду рядом всегда, когда бы я тебе ни понадобился.

Мы высадились на песчаном берегу.

– Помнишь, мы здесь уже были?

– Помню. Тогда еще художник с Голубых Скал появился.

– Да-да.

– В городке на побережье в некоторых витринах выставлены его картины. Некоторые даже очень хороши. А тебе нравятся его работы?

– О да. Он неплохой живописец, по-моему. Эллен, скажи, привыкла ты уже к нашему Острову? Я прав, что он тебе нравится?

– Мне очень здесь интересно, особенно теперь, когда я со многими познакомилась. Люди не чураются меня, это радует. У меня даже появилось ощущение, что я здесь не чужая.

– Конечно, не чужая.

– Да, возможно. Правда, приехала я недавно. Никогда не видела отца, всю жизнь прожившего здесь… – Я нахмурилась и добавила:

– Похоже, не очень приятным он был человеком.

– Просто ты все время думаешь, почему твоя мать оставила его. Должен сказать, что, впервые увидев ее когда-то, я сразу понял, что она не сможет прижиться на Острове. Она нуждалась в жизни веселой, разнообразной.

– А вернувшись в свою семью, к моей бабке, она и подавно этого лишилась. Странным кажется, что мой отец совершенно не заботился о своих детях.

– Он был тяжело больным человеком.

– Да, я знаю, у него был удар, его разбил паралич, но ведь и до болезни он не интересовался ни мной, ни сестрой.

– Болел он много лет до смерти. А после отъезда твоей матери он сильно сдал, изменился.

– Но ведь с ним оставалась дочь от первой жены.

– Сильва была девушкой странной, он никогда не любил ее.

– Но почему?

Я не хотела говорить Яго, что читала дневники Сильвы. Это была наша со Слэком тайна. Пусть Яго пока не знает, что я уже многое выяснила об отце.

Яго пожал плечами.

– Сильва была по-настоящему трудным ребенком в детстве. Ни одна гувернантка не могда выдержать ее. Она была очень замкнута, предпочитала одиночество. Могла исчезать на весь день, так что никто не знал, где она бродит. Но какой смысл возвращаться в прошлое, Эллен? Я хочу говорить только о будущем!

– О своем будущем?

– И о твоем тоже. Я вообще-то надеюсь, что в будущем наши жизни переплетутся еще теснее. Я замерла. Он подошел ко мне совсем близко.

– Все, все изменилось с того дня, как ты приехала сюда. Даже Остров открылся для меня с неизвестных прежде сторон. Я всегда любил его, всегда был предан ему, мечтал о его благополучии и процветании, но сейчас все это кажется мне важным, как никогда.

Сердце мое неистово колотилось. Я не могла не почувствовать скрытый смысл его слов, но все же не верила, что он так скоро может сказать мне это…

– Но не подразумеваешь же ты, что… – начала я и запнулась, прекрасно понимая, что подразумевал он.

Яго привлек меня к себе, мягко приподнял за подбородок голову и заглянул прямо в глаза.

– Эллен, я не верю, что совершенно безразличен тебе.

– А я уверена, что ты всем не безразличен.

– Утверждая так, ты должна или ненавидеть или любить меня, Эллен. Так что?..

– Конечно, я не ненавижу тебя.

– Тогда ты должна меня любить.

– Это твое мнение, что люди могут либо любить, либо ненавидеть – и все. А ведь чувства могут быть и не такими определенными.

– Я не выношу неопределенность в чувствах.

– Это не значит, что такого не бывает.

– Я люблю тебя, Эллен. Хочу, чтобы ты стала моей женой, и не хочу никаких отсрочек и ожиданий. Хочу сразу отправиться в церковь и объявить о нашем браке. Думаю, недели через три можно будет сыграть свадьбу. Все, пошли. – С этими словами он собрался уже идти к лодке.

– Ты очень спешишь, Яго, – остановила его я, – не забывай, еще совсем недавно я готовилась к другой свадьбе. Такие решения не принимаются столь скоропалительно. Помимо всего прочего, я не уверена, что этот брак будет так уж хорош.

Он в изумлении смотрел на меня.

– Не так хорош? Наш брак! Эллен, милая, о чем ты говоришь?

– И тем не менее говорю. Я говорю, что жизнь моя несется вперед слишком быстро. Год назад в это время я вообще помыслить не могла о замужестве. Потом у меня появился жених, мы были помолвлены – но он погиб. А теперь ты предлагаешь сыграть уже нашу свадьбу, да еще через три недели!

– Зачем нужны тебе эти подсчеты недель, месяцев, лет? Я люблю тебя. И ты меня любишь. Чего нам ждать? Зачем?

– Затем, что я не уверена.

– Не уверена! Эллен, ты ведь знаешь свой путь. Ты не какая-нибудь пустоголовая девица, которую несет туда, куда ветер дует.

– Да, это так. И Филиппа я не любила по-настоящему.

– Естественно. Не любила, но теперь-то ты знаешь, что такое любовь?

– Яго, пожалуйста, выслушай меня. Остров меня очаровал, здешняя жизнь меня привлекает все больше и больше. Но я вообще не думала о замужестве, торопиться с этим я уже не могу после всего того, что случилось. Пойми меня.

Яго опустился на траву.

– Ты огорчаешь меня, Эллен, – грустно сказал он.

– Прости, но я должна сказать тебе о том, что чувствую.

– И что же ты чувствуешь… ко мне?

– Мне с тобой очень хорошо. Мне хорошо на Острове. Меня все здесь привлекает.

– Включая меня?

– Да, Яго, включая и тебя.

– Но этого недостаточно, чтобы выйти за меня замуж?

– Яго, я просто еще не знаю тебя!

– Как ты не знаешь меня? Прошло столько времени!

– Не так уж много.

– Я полагал, все, что можно, ты узнала обо мне.

– Мне кажется, невозможно узнать о человеке все до конца.

– Ты усложняешь, Эллен, Я знаю достаточно и о тебе, и о себе. Знаю, что люблю тебя. Знаю, что никто никогда не значил для меня столько, сколько ты. Знаю, что не жил по-настоящему, пока не встретил тебя. Что, этого мало? Неужели ты до сих пор не поняла, что наш брак будет обязательно счастливым?

– Почему? – спросила я.

Яго скептически посмотрел на меня.

– Ты и я, наш Остров – что еще? Жить здесь до скончания века! Для нас с тобой это будет настоящим раем.

– Вообще-то, если люди любят друг друга, им нет разницы, где жить.

– Конечно, нет. Но вот нам выпадает счастье жить на Острове.

– Яго, – произнесла я, – спасибо тебе за предложение, но…

– Что?! "Спасибо, но… "За что спасибо? Неужели ты не понимаешь, что все эти недели я просто одержим тобою?

Руки его обвили мой стан, лица наши оказались совсем близко. Совсем близко я видела его глаза под тяжелыми веками, в которых скрывалось то, что мне не дано было знать.

Он впился в мои губы, и мгновенно ответная страсть вспыхнула во мне. Его желание перелилось в меня. Никогда такого не было у меня с Филиппом.

…Будто издалека донесся крик чайки – резкий, пронзительный, насмешка почудилась в нем.

– Нет, Яго, – высвобождаясь из его объятий, сказала я, – мне нужно как следует подумать. Все это напоминает мне лондонские события, и я не могу…

– Ну, дорогая Эллен, для тебя все закончилось счастливо. Взгляни назад с другой точки зрения.

– Для меня – может быть, но отнюдь не для Филиппа.

– Его нет, Эллен. Не вороши прошлое. Не собираешься же ты всю жизнь ходить в трауре?

– Нет, скорее всего. Счастлива я буду, когда буду уверена в себе, в жизни. А печаль уйдет, отступит. Но сначала мне нужна уверенность. Позволь мне кое-что объяснить тебе, Яго. Пока Филипп не сделал мне предложение, будущее рисовалось мне в мрачных красках. Наверное, я по-настоящему испугалась бы, если бы вглядывалась тогда вперед повнимательнее, но я всегда внушала себе, что ничего не боюсь. А потом – Филипп, помолвка… все это было просто чудом, это было слишком удивительно, чтобы быть правдой. Только позже… как раз накануне его гибели меня начали мучить сомнения, и моя детская вера в непременно счастливое будущее дрогнула. И вот я оказалась здесь. Да, я люблю Остров, да, я счастлива быть с тобой, и если бы нам пришлось разлучиться, я бы страдала. Но я и не уверена, что чувствую только это. Не знаю, может быть… Дай мне время, Яго. Нравится тебе или нет, но время мне нужно. Пусть у нас с тобой все будет по-прежнему, но так же хорошо. Сделай это для меня, Яго, пойди мне навстречу. Когда мы с тобой рядом, я будто бы люблю тебя, но хочу сама знать это наверняка.

Яго все не отпускал моих рук.

– Эллен, дорогая, – сказал он, – я все сделаю, как ты хочешь.

– Спасибо. А теперь отвези меня на Остров. Я хочу побыть одна.

Он придержал меня под руку, пока мы спускались на берег к лодке; в небе кружились и печально кричали чайки.

В полном молчании мы добрались до замка, только там Яго сказал:

– Зайди в кабинет, Эллен. Я хочу кое-что тебе отдать.

Мы вместе поднялись наверх, и из ящика секретера он достал ожерелье из грубовато обтесанных камешков, нанизанных на золотую цепочку.

Ожерелье он положил на ладони.

– Триста лет оно принадлежит Келлевэям, – сказал он, – и тоже носит это имя. Посмотри на камни – топазы, аметисты, сердолики, агаты. Все эти камешки – родом с нашего Острова. Если ты выйдешь на берег ранним утром, там можно найти множество таких. Посмотри-посмотри, они стоят того.

Я взяла ожерелье из его рук.

– Жещины из рода Келлевэев из поколения в поколение носят его, – сказал он, – ты передашь его, своей дочери, она – своей и так далее. Вот она, связь времен. И это будет означать, что ты признана Островом.

– Боюсь, что мне рано принимать в подарок это ожерелье.

– Нет, не рано.

Яго застегнул его у меня на шее и руки убрал не сразу, а когда я подняла свои, чтобы тронуть камни, он сжал мои пальцы.

– Вот так. Тебе очень идет. Ожерелье принадлежит тебе по праву. Носи его, Эллен. Доставь мне удовольствие, носи.

Я колебалась, ожерелье это было скорее как обручальное кольцо. Мысли путались, хотя обычно я довольно быстро принимаю решения. Каковы мои чувства к Яго? Если я уезжаю с Острова, то постоянно думаю о нем. Мне скучно, пусто, его общество стало необходимо мне. Я хочу быть с ним больше, чем с кем-либо. И все же не уверена, что поняла сущность этого человека.

Оказавшись наконец одна в своей комнате, я быстро достала мамин альбом для эскизов, открыла его на страничке, где были портреты Яго. Два лица – два разных человека. Вот передо мной добрый, великодушный Яго, мой опекун, так доброжелательно и ласково принявший меня. А кто же тот, другой? Я нашла в альбоме портрет Сильвы. О Сильва, как много я бы хотела от тебя услышать, будь ты здесь, про себя воскликнула я.

Я стала листать альбом дальше. Страницы сами переворачивались и остановились на той, что я искала. Комната – уютная, приятная комната. Но, глядя на тщательно и умело выписанный интерьер, я вдруг ощутила, что снова закралось в душу тяжелейшее предчувствие беды.

В смятении огляделась я по сторонам и в зеркале увидела свое отражение – волосы, лицо и ожерелье Келлевэев на шее.

Ничего я еще не знала. Все было впереди.