Текст книги "Испанская инквизиция"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

Правда, деньги эти оказались бесполезными. Слишком многие в армии Фердинанда были поражены эпидемией и не могли сражаться даже при наличии достаточного количества оружия. Король вынужден был прекратить военные действия. Но сам поступок Торквемады указывал на то, что этот суровый доминиканец был верным и надежным сторонником католических государей Испании. На этого человека они вполне могли положиться. Все это не могло не повлиять на их выбор, когда понадобилось решать вопрос о Высшем совете, а также о назначении Торквемады Великим инквизитором Кастилии и Арагона.

7. Жертвы Святой палаты

Людей, заподозренных в ереси, доставляли в особую камеру в здании инквизиции. Здание это официально именовалось «Каза Санта», т. е. Святая палата.

Для осуждения их достаточно было двух свидетельств, если только они не слишком противоречили друг другу. Обращение с подозреваемыми определялось инструкциями Торквемады и других руководителей инквизиции.

Страстное желание монархов сделать всю страну католической и пополнить казну за счет конфискаций, как и желание инквизиторов выявить побольше действительных или мнимых еретиков, приводило к тому, что инквизиторы чинили произвол в отношении несчастных, попавших в их руки. У людей было мало надежд освободиться, и нередко они надеялись только избежать истязаний и мучительной смерти. Часто подозреваемых арестовывали по ночам. Фамильяры (полицейские инквизиторы) стучали в двери и требовали, чтобы их впустили (иначе они врывались в дома, применив силу). Арестованному предлагали немедленно собираться. Эти приемы, как и подобные, применявшиеся в европейских странах в XX в., должны были запугать население. Фамильяры старались производить при задержании как можно меньше шума. Если задержанный начинал кричать и мог разбудить соседей, ему затыкали рот кляпом.

Попав в Святую палату, пленник подвергался допросам. При этом инквизиторы делали все, чтобы воздействовать на психику человека. Комната обычно была задрапирована черной материей, сквозь окна не проникало света. На столе, покрытом черным бархатом, стояло распятие и шесть горящих свечей, а также лежала Библия. У стола стояла кафедра, за которой сидел секретарь, зачитывавший список преступлений, вменяемых задержанному. За столом сидели инквизиторы в белых монашеских одеждах с черными клобуками. Позади пленника в ряд выстраивалась стража, доставившая его в здание инквизиции. Старший инквизитор обычно некоторое время не обращал внимания на арестованного, делая вид, что поглощен изучением бумаг, лежавших на столе. Это делалось по инструкции, а также с целью увеличить тревогу и растерянность пленника. Потом секретарь задавал вопросы о его имени, адресе и т. п., а старший инквизитор, отложив бумаги, спрашивал, знает ли подозреваемый, за что он арестован. Бедняга отвечал, что не знает за собой никакой вины, после чего инквизитор снова углублялся в чтение. Затем у несчастное допытывались, есть ли у него враги, как часто он исповедуется, какого он прихода, кто духовник и когда подозреваемый последний раз был на исповеди.

Инквизиторов предупреждали, что страх, растерянность, слезы и жалобы жертвы не должны производить на них впечатления. Им напоминали, что не следует забывать о коварстве еретиков. Разве они не притворялись католиками, тайно предаваясь ереси? Инквизиторам следовало помнить, что осуждение одного еретика может означать спасение для тысяч людей, так как многие еретики увлекали за собой других на путь греха и противодействия Господу и церкви.

Цель допросов состояла в том, чтобы заставить задержанного покаяться, а также, по возможности, обвинить в ереси своих родственников и знакомых.

Если, однако, человек упорно молчал в ответ на задаваемые вопросы, то применялась иная тактика. Инквизитор делал вид, что сочувствует пленнику, говорил, что не желает ему вреда, что он смотрит на пленника как на заблудшее дитя и желает, чтобы он возвратился на путь истинный. Для этого необходимо покаяться, и тогда узник снимет бремя греха со своей души, почувствует облегчение и получит прощение церкви. Но искреннее раскаяние предполагает ненависть к ереси. Поэтому покаявшийся должен назвать имена других людей, совершающих грех втайне. Покаявшиеся должны и другим дать возможность покаяться. Этот прием действовал достаточно успешно. Многие попадались на эту уловку, и новые узники появлялись в тюрьмах инквизиции. Если, однако, человек продолжал настаивать на собственной невиновности, то применялись более изощренные приемы. Например, человека могли поместить в более удобную камеру, чем раньше, и допускать к нему избранных посетителей, которые должны были вести с заключенным доверительные беседы и уговаривать покаяться, после чего он получит мягкое наказание. Арестованный не знал, что в укромном месте находился один из инквизиторов, который слышал все, что говорилось во время этих бесед. Если этот прием не давал нужных результатов, то в камеру могли подсадить нового «узника», который в действительности был агентом инквизиции. Во время длительных бесед с обвиняемым этот агент, притворяясь еретиком, должен был спровоцировать настоящего узника на саморазоблачение. Если и это не помогало, заключенного снова вызывали к инквизиторам, которые подвергали его перекрестному допросу, быстро задавая вопросы до тех пор, пока утомленный и сбитый с толку узник не начинал противоречить самому себе.

Тогда ему говорили, что он лжет, и уводили. После этого его должны были отправить в камеру пыток.

Со времен Торквемады пытки стали важной частью деятельности инквизиции. Прежде они применялись не часто. Король Франции Филипп IV в одном письме упоминает о пытках еретиков, в то время недавно введенных инквизицией, и осуждает жестокость этой меры (что не мешало ему применять их, когда он считал нужным, как в случае с храмовниками). Папа Климент V, получая жалобы от тех, кого пытали в инквизиции, велел организовать расследование этих случаев. За период с этого времени (с начала XIV в.) и до введения инквизиции в Испании сохранилось не так много записей о применении пыток (хотя, вероятно, далеко не все такие случаи записывались).

Согласно статье 15 «Указаний» Торквемады, инквизиция имела право применять пытки в случае, когда грех ереси считался «полудоказанным». Правда, имелось указание, что инквизиторы не должны проливать кровь, так как священники не имеют право это делать. Может показаться, что в законах инквизиции было и что-то от духа настоящего христианства, но это не так. Если во время применения пытки жертва вдруг умирала, то ответственный за это инквизитор должен был немедленно получить отпущение греха у своего товарища, – Торквемада дал монахам право взаимного отпущения грехов.

Пытка состояла из нескольких этапов, причем благочестивые инквизиторы именовали ее не пыткой, а допросом. Торквемада положил в основу своих «Указаний» многие положения арагонского Великого инквизитора Эймерика и инквизитора Бернарда Гун, живших в XIV в. Эймерик предложил пять стадий допроса с применением пыток, с тем чтобы на каждой стадии была возможность добиться от узника показаний.

Первой стадией было запугивание применением пыток. Вторым этапом был визит в камеру пыток, где инквизиторы демонстрировали пленнику все орудия пыток, находившиеся в их распоряжении. Этот этап считался очень важным. На третьем этапе, который должен был еще больше запугать арестованного, его раздевали и готовили к началу пытки. На четвертой стадии ему демонстрировали то орудие пытки, которое должно было быть к нему применено. Если он и на этот раз не каялся в ереси и не называл сообщников, то пытка начиналась.

Согласно закону, запрещалось повторять пытку, и человек, после первого испытания настаивавший на своей невиновности, не должен был подвергаться повторным испытаниям. Поэтому инквизиторы стремились, чтобы обойти закон, не «повторять», а продолжать пытку как можно дольше, давая жертве лишь краткие передышки.

Чаще всего в тюрьмах инквизиции применялись дыба, «подъемник», и пытка водой. «Подъемник», как самый простой, но в то же время болезненный прием, применялся чаще других. Жертве связывали руки за спиной и начинали медленно поднимать с помощью блока, так, чтобы все тело держалось на руках. Через несколько минут человека опускали вниз и предлагали покаяться. Если же он отказывался, его поднимали снова, а если и после этого он не признавал себя виновным, могли привесить к ногам гири. Когда человек терял сознание, его снимали, давая ему передышку, чтобы через некоторое время повторить все сначала.

Распространена была в тюрьмах инквизиции и пытка ъодой. В этом случае жертву привязывали к наклонной лестнице, так, чтобы человек не мог пошевелить ни руками, ни ногами, рот насильно держали открытым, ноздри закрывали деревянными затычками, а рот прикрывали куском ткани. Затем жертве медленно наливали воду в рот из кувшина. Человек автоматически делал глотательные движения, и вместе с водой в горло попадала ткань. Потом полуживому от удушья арестанту давалась передышка, чтобы через некоторое время все повторить вновь.

Кроме дыбы и пытки водой применялся, «испанский стул». Человека усаживали на стул, зафиксировав руки и голову, а ноги помещали у жаровни. Это была пытка раскаленными углями. Применялось также отрезание пальцев на руках или ногах, битье кнутом и другие виды пыток.

Лимборч в «Истории инквизиции» рассказывает об одном новообращенном иудее, на которого донес слуга, выпоротый хозяином за кражу. Этот новообращенный отказался признать, себя еретиком даже после угрозы применить пытку и продолжал настаивать на своей невиновности. Инквизиторы предупредили, что в связи с его «упрямством» он-де сам обрек себя на пытки и они снимают с себя вину в случае его смерти или пролития крови. Его поместили в мешок, который затянули так туго, что человек едва не задохнулся. Затем его освободили и предложили покаяться. Когда арестованный отказался, его тело стали растягивать с помощью специального приспособления, так что это вызвало смещение костей суставов. Он снова отказался, и тогда его связали веревками и затянули их так, что они глубоко врезались в тело, нанося раны. Его прекратили пытать, только когда он впал в бессознательное состояние. Несмотря на возможность отпущения грехов, инквизиторы старались все же не допускать кончины жертв: следовало передать узников светской власти для вынесения приговора. Сами же инквизиторы не хотели, чтобы их считали причиной чьей-то гибели. В данном случае новообращенного иудея освободили, заставив в течение двух лет носить позорную одежду «санбенито», а затем выслали из Севильи.

В «Истории инквизиции в королевствах Испании и Португалии», составленной и переведенной с испанского преподобным Дж. Бекером в 1734 г., также содержится немало рассказов о жестокостях инквизиторов. Один из них посвящен судьбе шотландца Вильяма Литгоу, арестованного в Малаге по обвинению в шпионаже. Он был протестантом, и от него сразу потребовали перехода в католицизм. Литгоу отказался, и тогда на него надели тяжелые кандалы, так что он не мог ни стоять, ни сидеть, а только лежать на спине. Ему давали только пинту воды через день, а окно в его камере было заложено кирпичами. На сорок седьмой день заточения он услышал, как у тюрьмы остановилась карета. После этого пришли инквизиторы и забрали узника в другую камеру. Идти сам он не мог, и его несли. В камере пыток, куда доставили Аитгоу, его пять часов продержали на дыбе и вернули в прежнюю камеру. Затем каждое утро в определенное время он слышал, как на том же месте останавливалась карета, и страдал от мысли, что его снова начнут пытать. Палачи не добились от него перемены веры, хотя одиннадцать раз подвергали его пыткам, после чего он был приговорен к сожжению на костре в Гранаде.

До исполнения приговора ухаживать за пленником поручили рабу-турку и рабыне-негритянке, которые были очень добры к нему, а еще один слуга, мальчик-фламандец, рассказал историю этого человека одному англичанину, оказавшемуся тогда в городе, и дело это стало известно английскому послу. Таким образом мистер Литгоу смог вернуться в Англию. Его на носилках доставили к королю Якову I, которому Литгоу и поведал свою историю. Так стало известно о бесчеловечном обращении инквизиторов не только с испанцами, но и с иностранцами, посетившими их страну.

Французы, вторгшиеся в Испанию, обнаружили в Толедской тюрьме инквизиции особое орудие пытки – статую, похожую на статую Девы Марии. Рассказывают, что спереди ее поверхность была утыкана гвоздями и ножами. Управляемая с помощью особых рычагов, статуя должна была «обнимать» жертву, нанося ей раны. Применение подобной пытки выглядит как издевательство над сутью христианской веры.

Генри Ли в «Истории испанской инквизиции», а также Сесил Рот в книге «Испанская инквизиция» приводят показательное дело некоей Эльвиры дель Кампо. Эльвира была арестована, так как надела чистую одежду в субботу и отказывалась есть свинину. Это произошло в середине XVIII в. Эта женщина сказала, что невиновна в ереси, но, когда палачи продемонстрировали ей орудия пытки, она, упав на колени, стала их умолять, чтобы они сказали, что ей следует делать. Ей ответили, что надо говорить правду. Эльвира сказала, что она и так говорит им правду. После этого ей связали руки и стали крутить веревки, выкручивая руки и требуя рассказать, что она совершила против Святой церкви. Она же кричала: «Сеньоры, я не знаю, что я такого сделала! Отпустите меня! Вы мне только скажите, что мне вам ответить, и я отвечу, как вы хотите!» Она говорила, что не ела свинину потому, что не любит ее, от свинины £е тошнит. Переоделась же она потому, что одежду пора было переменить. Но инквизиторы продолжали истязать ее, требуя, чтобы она во всем созналась. Узница снова кричала, чтобы ее отпустили, что она не знает, чего от нее хотят, умоляла, чтобы они сообщили, что ей следует сказать или сделать, повторяла, что не ела свинину, потому что не может ее есть, а одежду необходимо было сменить.

Не добившись от этой женщины желаемого, инквизиторы подвергли ее также пытке водой. Потом они временно прекратили допросы, но возобновили их через четыре дня. Узница снова умоляла сказать ей, что ей следует им отвечать, и наконец инквизиторам удалось добиться того, что она призналась, будто совершала иудейские обряды, и заявила, что раскаивается и хочет примирения с католической церковью. Такая возможность была ей дана во время аутодафе. Случай с этой женщиной, когда все происходившее в камере подробно записывалось, – один из ярких примеров бесчеловечности инквизиции.

Такие ужасные пытки, как закапывание живых людей в землю, применялись инквизицией в Нидерландах во время свирепых карательных операций с целью превращения протестантской страны в католическую.

Многие из этих историй нельзя признать полностью правдивыми, но даже с учетом этого очевидно, что несчастнейшими людьми были те, кого по обвинениям в ереси доставляли в здание, именуемое Святой палатой.

8 Светская власть и аутодафе

Если обращение инквизиции с тысячами узников вызывает негодование, то способ вынесения им приговора мог бы вызвать смех.

Эти благочестивые церковники, пытавшие заключенных, не могли вынести смертного приговора, потому что христианин не должен проливать кровь ближнего! Поэтому инквизиторы, полные решимости отправить своих жертв на костер, предпочитали, чтобы это выполнил кто-нибудь другой. Тогда они могли умыть руки и сказать: «Мы сделали все от нас зависящее, чтобы вернуть этих людей в лоно церкви. Нам не удалось этого добиться, так что теперь мы можем лишь оставить их светской власти».

Эти люди тщательно выбирали выражения и употребляли слово «оставить», а не «передать» (также как о пытке говорили не «повторялась», а «прерывалась»). Таким образом, они, очевидно, надеялись убедить Бога, как они себе Его представляли, в своей правоте. Этой же цели служило и поспешное «отпущение грехов» в случае внезапной смерти допрашиваемого. Желая показать, что не виновны в убийстве, инквизиторы заявляли: «Церковь больше не может вам помочь. Она отвергает вас и оставляет светской власти, впрочем ходатайствуя о том, чтобы она обошлась с вами милостиво, без пролития крови и по возможности не предавая вас смерти». Но представители светской власти быстро поняли, что эти «ходатайства о милосердии» являются формальными, и от них в действительности требуется совсем иное. Что могли поделать представители светских властей? Проявить умеренность в наказании еретиков, чтобы потом быть обвиненными в пособничестве им?

Но даже инквизиторы признавали, что и верный католик может быть иногда несправедливо обвинен в ереси и даже приговорен к смерти. Они утешали себя тем, что такие люди примут мученическую смерть во имя веры и сразу попадут в рай.

Было немало узников, которым обещали милосердие в случае раскаяния; однако это «милосердие» на деле состояло только в том, что их удавили до сожжения, что было, конечно, гораздо менее мучительной смертью. Считалось, что светская власть, в соответствии с законом, должна предавать еретиков смерти. Это началось со времени действия буллы Иннокентия IV в XIII в., согласно которой представители светских властей обязаны были казнить еретиков под угрозой отлучения от церкви.

Приговоры еретикам оглашались публично, при большом стечении, народа. Эти варварские церемонии получили название «акты веры» – «аутодефе» (на испанский лад), или «аутодафе» (на португальский лад). Последний термин наиболее известен. Их старались проводить по воскресеньям, так как воскресенье считалось святым днем, и в этот день больше людей могли стать свидетелями казни. Считалось полезным, чтобы люди знали, что бывает с теми, кто против Святой церкви. Аутодафе рассматривалось как маленькое подобие Судного дня.

Инквизиторы обладали правом отпущения грехов, и, несомненно, многие из них пользовались этим правом, чтобы получить нужную им информацию. Нетрудно было убедить людей, которых угнетало бремя их грехов, чтобы они сообщили инквизитору нужные ему сведения об определенных людях, а в обмен на это получили бы полное отпущение грехов. Естественно, легковерные люди всегда были готовы к этому, а если у них не было реальной информации, они бы пошли и на то, чтобы сочинить ее.

Инквизиторов в силу их особого положения мог отлучить от церкви только сам папа римский. Однако папы, которые вели постоянную борьбу с монархами за власть и влияние, рассматривали инквизиторов как своих слуг и, конечно, склонны были их защищать. Эта защита распространялась и на тех, кто служил под началом инквизиторов, – викариев, компаньонов, фамильяров, нотариусов и многих других слуг инквизиции.

Викарии были своего рода заместителями инквизиторов. Викарии замещали инквизиторов, когда те отсутствовали или были заняты очень важными делами; кроме того, эти помощники инквизиторов делали рутинную работу.

Компаньоны сопровождали инквизиторов во время путешествий. Они не имели постоянного поручения, но выполняли при инквизиторах роль советников.

Фамильяры являлись полицией и охраной инквизиции. Они обычно не были духовными лицами, но представляли собой полурелигиозный орден. Фамильяры также нередко посещали узников в тюрьмах, чтобы, дружески беседуя с ними, уговорить их покаяться или заставить проговориться. Никого не интересовало происхождение фамильяров и их профессия до поступления на эту службу. Главное, что они были удобными шпионами. Они легко могли притвориться обычными мирянами. Если не считать самих инквизиторов, фамильяры из всех представителей этого ведомства выглядят наиболее зловеще.

Нотариусом хотел быть далеко не всякий слуга инквизиции, так как эта должность была очень скромной, но в то же время требовала достаточного уровня образования. Нотариусы должны были записывать все вопросы и ответы во время допросов, причем по-латыни, что создавало для них дополнительные трудности, так как допросы, естественно, велись на испанском или португальском языках. Записи следовало сохранять и для того, чтобы раскаявшиеся и прощенные еретики, повторно впавшие в ересь, не могли бы избежать наказания. Благодаря нотариусам Льоренте смог узнать так много об инквизиции. Помогали инквизиции также епископы, аббаты, а иногда и юристы. Но у епископов с самого начала были напряженные отношения с инквизиторами. Епископы некогда сами были духовными судьями, и власть инквизиторов их не устраивала.

Инквизиторы были большими формалистами и любили подробно расписывать различные правила и установления. Законы, по которым жила инквизиция, создавались и пересоздавались веками, приспосабливаясь к меняющимся условиям. Важно было продемонстрировать, что это – действенная организация, а ее жестокость служит будто бы общему благу. Этому же служила и терминология вроде «оставить светской власти».

Еретиков инквизиторы разделяли на несколько разрядов. Тех, кто прямо признавал, что он впал в ересь или исповедовал нехристианские обряды, они называли «желающими сотрудничать», тех же, кто не желал сознаваться в ереси или утверждал, что впал в ересь «по неведению», называли «противоречащими». Были также и «предполагаемые», которые общались с настоящими еретиками или высказывали сочувствие лишенным состояния или приговоренным к сожжению. Таким людям следовало сделать официальное заявление, что они – не еретики и в дальнейшем никогда не попадут под влияние еретиков.

Те, кто чинил препятствия инквизиции, также считались виновными. В эту категорию входило много людей, в том числе те, кто даже в небольшой мере проявляли доброту к еретикам.

Как подобное отношение к людям сочеталось с призывом Христа, согласно Евангелию от Иоанна (XIII, 34–35)? Там сказано: «Возлюбите друг друга, как Я возлюбил вас. Ибо все узнают Моих учеников по этой любви».

Каким же образом христианское милосердие могло стать грехом против церкви? Это – указание на расхождение между церковью и учением Иисуса. Не была ли эта церковь христианской лишь по названию?

Инквизиторы значительно расширили понятие ереси. Фактически они всегда могли утверждать, что тот или иной грех направлен против церкви, а значит, так или иначе является ересью.

Камеры в тюрьмах инквизиции также были разного класса, в зависимости от условий содержания. В наиболее удобные камеры помещали тех, кто совершал грехи вроде многоженства. Классом пониже были камеры для слуг инквизиции, которые, по мнению хозяев, не исполняли должным образом своих обязанностей. Худшие из камер – темные, грязные, с крысами и паразитами – предназначались для еретиков.

Само по себе многоженство инквизиция не наказывала слишком сурово. При искреннем раскаянии виновного его наказывали довольно мягко. Только если он отрицал брак как одно из церковных таинств, он оказывался на грани ереси и подлежал более жестким наказаниям. С грехом прелюбодеяния разобраться было нелегко. Ведь этому греху предавались и представители духовенства, и, случалось, даже папы. Поэтому считалось, что прелюбодеяние подпадает под юрисдикцию инквизиции только тогда, когда совершившие его не считают это грехом, тем самым выступая против учения церкви, что уже могло расцениваться как ересь. С целью оправдания действий инквизиции Людовико Парамо провозгласил, будто первым инквизитором был сам Господь, сославшись при этом на книгу Бытия. Адам и Ева, вкусившие плоды древа познания добра и зла, были изгнаны из Эдема, то есть лишены мирских благ. Они носили шкуры, наподобие позорных нарядов еретиков. Похоже, инквизиторам был ближе карающий Яхве Ветхого Завета, нежели любящий Христос Нового Завета, хотя они и называли себя христианами. Так что непонятным выглядит их презрение к религии иудеев и ненависть к тем, кто исповедовал ее и после принятия христианства. Религия для них нередко сводилась к тому, есть ли свинину, к проблеме обрезания и другим ритуалам. Ритуалы и догмы заместили для них подлинное христианство.

Позорное одеяние еретиков именовалось «санбенито» (искаженное в разговорной речи «saco bendito»1). Оно было введено еще св. Домиником.

По описанию Доминика этот позорный наряд изготовляли из мешковины мрачных цветов. Во время альбигойских войн католические рыцари носили туники, украшенные знаком креста.

Доминик приказал, чтобы раскаявшиеся еретики носили два знака креста на своей одежде. После окончания войн военные перестали носить знак креста, и было решено, что еретикам следует носить на груди на своей одежде два желтых креста.

Благословенный мешок (мел.).

До Торквемады «санбенито» представлял собой простую тунику, но Великий инквизитор преобразовал этот наряд, чтобы с его помощью усилить страдания еретиков. Это было одеяние наподобие плаща, с дырой наверху, чтобы его можно было надевать и снимать через голову, сшитое из желтой мешковины, с вышитыми красными крестами.

Тип «санбенито» зависел от характера греха, и осужденные должны были носить его в определенное время. Одним предписано было надевать эту одежду по праздникам и воскресеньям, другим же постоянно. Люди сторонились тех, кто носил такие одежды.

Подозреваемые в ереси в «легких случаях» носили «санбенито» без креста, в «более тяжелых случаях» – с одной палочкой от креста спереди и сзади, а в случае «тяжких обвинений» – с полным знаком креста. К ношению этой одежды приговаривали на несколько лет, иногда оно сопровождалось поркой в определенные дни.

Для тех, кого приговаривали к сожжению, существовал особый тип «санбенито», с изображениями, символизирующими их судьбу. Приговоренные к пожизненному заключению с конфискацией имущества носили наряд с крестами спереди и сзади, а также высокий колпак, похожий на митру. Еретики, повторно впавшие в ересь и приговоренные к сожжению, но раскаявшиеся, в виде «милости» должны были быть удавлены до сожжения – на их «санбенито» изображали чертей и костры, при этом языки пламени направлены были вниз. Тем, кто так и не раскаялись и приговорены были к сожжению заживо, полагалось одеяние с изображениями чертей и костров, но языками пламени, направленными вверх.

Торквемада проявил изощренную изобретательность касательно этих позорных одеяний, придавая им особое значение в борьбе с еретиками.

Многих осужденных приговаривали к «вергуэнса» (позору). Это было наказание для тех, кто признал себя виновным в ереси и попросил о примирении с церковью. Все они, независимо от погоды, должны были пройти по улицам, раздетые до пояса. Во главе этой процессии шли фамильяры. Каждый из раскаявшихся нес незажженную свечу; это, согласно символике инквизиции, означало, что эти несчастные еще не «узрели свет», но свечи даны им в знак надежды. Когда церковь снова примет их, им будет разрешено зажечь свечи.

У церковных дверей процессия останавливалась. Затем полуобнаженные мужчины и женщины входили в церковь, а два священника, стоящие у дверей, ставили на лоб входящим знак креста, что означало новое обретение креста для этих раскаявшихся еретиков.

В церкви раскаявшихся ожидали инквизиторы, а над алтарем висел зеленый крест – эмблема инквизиции. Нотариус оглашал имена приговоренных и объявлял о наказании, которое их ожидало.

Оно состояло в том, что все эти люди в течение шести пятниц подряд должны были, так же раздетые до пояса, проходить по улице, подвергаясь при этом бичеванию. По окончании этого срока они навсегда лишались права занимать почетные должности, носить ювелирные украшения и роскошные одежды, а кроме того, должны были отдать инквизиции пятую часть своего достояния, которая будет использована для священной войны с Гранадским эмиратом.

Всем этим людям делалось мрачное предупреждение. В случае, если они повторно впадут в ересь, им не поможет даже покаяние. Инквизиция им уже не поверит, и они будут «оставлены светской власти».

Таким образом, над всеми, пережившими это позорное наказание, нависала угроза возможной гибели в будущем, в случае новой ошибки или мести кого-то из недоброжелателей.

Само слово «аутодафе» вызывало страх, но была в нем и какая-то мрачная гипнотическая сила. Эти акции происходили по праздничным дням и вызывали больше эмоций, чем знаменитые традиционные «бои быков». В то же время людям, конечно, давали понять, что это не развлечение в обычном смысле, но религиозная церемония. Инквизиторы вовсе не желали, чтобы в такие дни люди предавались веселью или как-то нарушали порядок, что было бы греховно. Поэтому аутодафе начинались утром и заканчивались перед сумерками, но не проводились в ночное время. Вечером накануне аутодафе осужденных еретиков приводили в Святую палату инквизиции и объявляли, что назавтра их сожгут. В качестве «милости» инквизиторы приставляли ко всем осужденным священников, которые всю ночь должны были уговаривать их покаяться и спасти свои души; что касается их тела, то хотя они должны быть казнены за свои грехи, но если они покаются, то будут удавлены до сожжения.

На следующее утро всех осужденных, одетых в «сан-бенито», выводили из тюрьмы. Начиналась церемония аутодафе. Возглавляла процессию группа лиц, которая несла зеленый крест, задрапированный черной материей. За ними шли фамильяры. Далее следовал священник. Он нес церковную облатку (символ Тела Христова. – Пер.),и все люди в толпе должны были при его приближении становиться на колени. Затем снова шли фамильяры, а за ними – осужденные еретики. Каждого из приговоренных к сожжению сопровождало два доминиканца, чтобы в эти последние часы склонить его к спасению души. Таким образом инквизиция хотела продемонстрировать свое милосердие. Следом за осужденными несли портретные изображения еретиков, которым удалось бежать из Испании, а также вырытые тела тех, кто был осужден за ересь посмертно. Очевидно, эта часть шествия производила наиболее мрачное впечатление. Далее следовали инквизиторы со знаменами, а за ними – полицейские и мелкие чиновники инквизиции. По обе стороны процессии шли строевым шагом солдаты с алебардами.

Приверженность инквизиторов к формализму сказывалась во всем. Хотя судьбы всех осужденных были уже решены, каждому должен был быть зачитан список преступлений и объявлен приговор, а таких людей нередко были сотни. Сверх того, полагалось еще совершить церковную службу. Поэтому церемонии аутодафе продолжались по многу часов, и бывали случаи, когда они начинались в шесть утра летнего дня, а заканчивались, когда смеркалось.

На соборной площади, где обычно и происходило завершение аутодафе, сооружали два помоста с установленными на них скамейками. На одном из них должны были сидеть осужденные еретики, так чтобы их могла видеть толпа, и все, кто хотел показать, что они хорошие католики, подвергали их всякого рода оскорблениям. Рядом с осужденными сидели монахи, которые продолжали убеждать их покаяться. На этом же помосте находились мертвые тела и чучела еретиков, подлежащие сожжению. На втором помосте сидели инквизиторы и их слуги; там же находились крест и алтарь.