Текст книги "Тайная история красок"

Автор книги: Виктория Финли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 26 страниц)

Обольстительная тушь

Плиний не сообщает, что произошло с девушкой из Коринфа после того, как ее покинул возлюбленный. Она сыграла свою мифическую роль в римской легенде, на том и конец. Но однажды, тоскуя по своему собственному возлюбленному, находившемуся на другом краю света, я стала фантазировать о ее дальнейшей судьбе. Изобретя в порыве страсти абсолютно новую форму выражения эмоций, девушка оказалась предоставлена самой себе. Она, очевидно, была творческой натурой, и я вижу, как она коротает долгие часы, проводя все новые и новые эксперименты. Она могла рисовать образы возлюбленного на стене, покуда хватило бы места, а затем на полу или потолке. Часы складывались бы в дни, дни – в недели, и девушка могла свыкнуться с отсутствием любимого. Возможно, она добавила к его изображениям автопортрет или играла с маленькими племянниками и племянницами, очерчивая контуры их ног и рук (наподобие того, что я видела в древних пещерах аборигеннов Австралии). Она могла попробовать рисовать деревья, собак, лошадей и двухэтажные домики, зримо воплощая свои мечты о будущем.

Но что, если первой художнице наскучило использовать одну и ту же краску? Возможно, подумала я, она попыталась смешать новые – черные и коричневые. Захотела бы она, будь такая возможность, использовать то, что заменило уголь, – графитовые карандаши или китайскую тушь? Покрасила бы она свое платье в насыщенный черный цвет или не изменила бы традиции и появлялась бы на людях только в белоснежных классических одеждах? А если ее возлюбленный вернулся в Грецию между путешествиями, использовала ли наша героиня свои знания о красках ради обольщения, накладывая их на лицо?

Я воображала девушку, экспериментирующую с тушью и подводкой для глаз. Сначала она могла использовать свою первую краску, уголь, но он должен был показаться ей очень уж жгучим, если нанести слишком близко к чувствительным глазам. Поэтому позднее наша художница могла попытать счастья с алхимическим металлом, называемым сурьмой. Этот традиционный компонент многих ближневосточных подводок для глаз и по сей день используется косметическими компаниями. Сегодня европейцы применяют сурьму исключительно для красоты, однако в Азии ее также часто используют и как защиту от духов, и как целительное снадобье. В Кабуле, городе движения Талибан, вы всегда можете различить солдат-фундаменталистов по их глазам, подведенным черным. Это придает их внешности некоторую женственность, но цель подводки – показать, что Аллах защищает их. Я однажды наблюдала за тем, как афганец подкрашивал глаза сурьмой своему маленькому сынишке, чтобы защитить мальчика от конъюнктивита, хотя, как он сам объяснил мне, столь прогрессивные люди встречаются редко. Другие родители видят в этом способ отогнать прочь злых демонов. Аллах, кстати, не одобрил бы того, что европейцы сделали с арабским словом, обозначающим сурьму. В 1626 году Френсис Бэкон сообщал, что «турки используют черный порошок, изготовленный из минерала, называемого алкоголь; его они накладывают под веками длинным карандашом». Видя чистоту темно-серого порошка, европейцы ассоциировали его с напитком, который тоже должен проходить очистку: так возникло название «алкоголь», а спиртное, как известно, строго запрещено в исламе.

Если бы выдуманную мной девушку так же, как и искусство приготовления темных красителей, влекли к себе темные искусства, она вполне могла испытать действие черной магии. Среди тысяч и тысяч советов любовникам, содержащимся в «Камасутре», есть один рецепт приготовления невероятно сексуальной туши. Согласно рекомендациям, нужно взять кость верблюда, обмакнуть ее в сок эклипты простертой (которую из-за темно-синего цвета сока называют еще татуировочной травой) и сжечь. После чего следует собрать черный краситель в коробку из костей верблюда, а потом накладывать его на веки карандашом из кости верблюда. В итоге, как обещает не прошедший цензуру перевод индийского руководства по искусству любви, сделанный в 1883 году Ричардом Бертоном, получится краситель, «очень чистый и полезный для глаз», который «поможет покорять сердца». Будем, однако, надеяться, что возлюбленный девушки не читал этого текста. В одном из его разделов мужчинам рекомендуется приготовить порошок из определенных корешков и смешать его с красным мышьяком, а затем добавить в готовую смесь экскременты обезьяны. Если пылкий любовник посыплет этим снадобьем «деву, она не будет выдана замуж за кого-то другого», обещает добрая книга. Ага, интересно, кто захочет взять замуж девушку, от которой несет обезьяньим дерьмом?

Карандаши

Если первым в мире художником была именно женщина, то ей, бесспорно, понравилась бы идея попробовать альтернативные углю красящие материалы. Есть известный анекдот о том, как в 1960-х годах НАСА потратило миллионы долларов на разработку письменных принадлежностей, которые будут работать в условиях невесомости.

– А у вас что? – как-то спросили они своих русских противников, которых этот вопрос несколько ошарашил.

– А у нас простые карандаши, – ответили русские.

Сегодня мы называем графитовый карандаш «простым», однако некогда этот обыденный для нас предмет ценился так высоко, что люди в поисках графита рисковали жизнью. Деве из Коринфа пришлось бы ждать изобретения чего-то, хоть отдаленно напоминающего графитовые карандаши, в Европе вплоть до XVI века; до этого художники, как правило, делали наброски при помощи так называемой «серебрянки» – палочки с кончиком из серебряной проволоки, которая оставляла темные метки на поверхностях, покрытых смолой или костным прахом. Однако, живи наша героиня в Америке, у нее была бы возможность начать рисовать карандашами на несколько тысячелетий раньше. Когда Кортес прибыл в Мексику в 1519 году, он записал, что ацтеки использовали сделанные из серого минерала карандаши (мелки), хотя и не уточнил для чего.

Первым обескуражившим меня результатом исследований стало открытие, что в «графитовых» карандашах вовсе нет графита. Усвоенные в школе правила, запрещающие жевать карандаши, никуда не делись (карандаши не самая полезная для здоровья закуска), но и смертельного ничего не произойдет. В истории изредка случалось, что настоящий графит использовался в рисовании; Плиний сообщает о том, что графитом разлиновывались папирусы (вероятно, для того, чтобы юные переписчики не украшали их каракулями), а первые карандаши итальянских художников в XIV веке иногда представляли собой смесь графита и олова, которая могла, по-видимому, стираться хлебными мякишами, совсем как уголь. Но начиная с XVI века «графитовые» рисовальные принадлежности делались из самых разных материалов, часто не содержащих металла вовсе.

Однажды сбой в работе трамбовочной машины помог установить, что сокровище, скрытое в холмах британского Озерного края, на самом деле не бриллиант, но фактически его двоюродный брат, вещество, известное как графит. Оно не отличалось ни исключительными режущими свойствами, ни ослепительным блеском, оставаясь при этом не менее ценным, однако не как материал для рисования, по крайней мере поначалу. В XVI веке на графите, который тогда назывался плюмбаго, зарабатывали огромные деньги при производстве вооружения. Растирание тонким слоем графита внутренней стороны пушечного дула обеспечивало быстрый и легкий выстрел снаряда: все равно что вынуть приготовленный пирог из смазанной маслом формочки. И только значительно позднее – в конце XVIII столетия – этот маслянистый камень переименовали в «графит» за его свойство оставлять следы на бумаге.

В Кесвике, сердце Озерного края, есть Музей карандашей: его учредили в честь самых известных залежей графита в Британии, прославившейся своими карандашами. Там можно увидеть макет туннеля с фигурами рабочих-рудокопов в натуральную величину, добывающих графит киркомотыгой; кроме того, представлена полномасштабная диаграмма трехвекового ствола калифорнийского кедра, который импортировали в огромном количестве, чтобы сохранить производство на уровне шести миллиардов карандашей в год; здесь же выставлен образец уникальных цветных карандашей, произведенных в Британии в период Второй мировой войны. Карандаши для военных покрывали зеленой краской, в них вкладывали тончайшие шелковые карты, а под ластиком прятали маленький компас. Такими карандашами пользовались летчики во время полетов над вражеской территорией. Кстати, их изобрел не кто иной, как Чарлз Фрэзер-Смит, послуживший прообразом знаменитого персонажа Кью из фильмов о Джеймсе Бонде. В музее полно интересных экспонатов, однако когда дело дошло до местоположения самой шахты, которой не оказалось на моей карте, никто не смог мне помочь.

«Да какой вам смысл туда идти, – отговаривала меня дружелюбная женщина в справочном, – это же всего-навсего только дыра в земле».

Я объяснила, что именно дыра мне и нужна. Сотрудница музея не знала точно, где находится эта самая дыра, так что я поехала на машине к месту, где впервые был обнаружен графит, – в деревушку Ситвейт – и стала осматривать все горные склоны подряд.

Сначала было трудно разглядеть хоть что-нибудь: снег шел все утро, и пейзаж за окном автомобиля казался карандашным наброском – несколько черных линий на белом фоне. Это самый западный населенный пункт в Англии, и среднегодовой уровень осадков здесь составляет три с половиной метра. Я постучала в дверь помещения, летом служащего туалетом, а зимой постоянно закрытого, и женщина по другую сторону домика едва не свалилась со стремянки.

«Шахты там, выше, – показала она, придя в себя, на крутой пик по дороге к соседней деревушке. – Видите те нагромождения шлака? – Странно было бы, если бы я их не увидела: три огромные белые кучи на снегу, выглядевшие так, как будто их навалил гигантский крот. – Будьте осторожны! Оттуда падать долго».

По пути мне попалось перевернутое дерево, и я остановилась, чтобы внимательно осмотреть его корни, между которых рассчитывала увидеть блеск графита. По одной из легенд, сокровища долины открыл в 1565 году некий путешественник, который случайно наткнулся на то, что показалось ему серебряным самородком, застрявшим в корнях поврежденного молнией дерева. Лично я не увидела ничего стоящего, тогда как та находка вызвала просто шквальный интерес в Лондоне. Королева Елизавета I с невероятным энтузиазмом собирала всю информацию о новом открытии в Озерном краю и приказала королевской горнорудной компании начать работы в Кесвике и нанять немецких шахтеров, привычных трудиться в маленьких графитовых шахтах Баварии, для того чтобы пробить туннель в вулканической породе.

Мое внимание привлекла и другая местная легенда, согласно которой графитом стали пользоваться задолго до 1565 года, но не для рисования, а чтобы метить овец. После всего увиденного мне стало интересно, а бывали ли здесь сами писатели, без конца повторяющие эту историю. Потому что когда я наконец оказалась в этой глухой долине, то не смогла удержаться от смеха. Все овцы выглядели так, словно их покрасили серым графитом: он естественным образом покрывал их шкуры стихийными узорами, как если бы Бог думал о чем-то своем, пока разрисовывал животных оттенками серого. Зачем, спрашивается, местным жителям помечать овец графитом, если им были доступы более яркие красители, например из грецкого ореха? Куда проще плеснуть на животное раствором краски, чем держать его, растирая о шкуру тяжеленный черный валун. Да и вообще, зачем раскрашивать овец, если они и так серые от природы? Бесспорно, это шутка, рассказанная легковерному туристу, которую с течением времени стали принимать за чистую монету. Признаться, я и сама вечером попробовала покрасить тапочки из овечьей шкуры маленьким осколком жирного графита, который купила в музее. Это оказалось делом возможным, но очень уж трудоемким, да при этом еще учтите, что тапочки не вырывались из рук.

– У вас тут овцы какого-то странного цвета, – поделилась я с местным фермером.

– Наши овцы не странные, они красивые, – поправил он меня. – Они цвета этих стен, – продолжил мой собеседник, показывая на мшистые стены, ограждающие его владения.

Овцы этой породы, которая называется хердвикской, паслись здесь еще во времена викингов. Но ситуация, как объяснил мне все тот же фермер, в общем-то, трагикомична: ведь на рынке тоже думают, что с овцами что-то не в порядке, и местные жители не могут продать серую шерсть за те деньги, которые окупают стрижку животных.

Чтобы добраться до отвала графитового шлака, мне пришлось перейти множество маленьких ручьев, покрытых снегом, так что, когда я добралась до цели, с правой перчатки стекала ледяная вода, а в левом ботинке хлюпала какая-то коричневая жижа. Но это того стоило: я увидела обещанную дыру в земле, в которую никто не забирался лет сто или даже больше, с того времени, когда иссякли залежи графита. Она не была законсервирована, но лезть туда мне не захотелось. Вход был очень низким – не больше метра в высоту, – очень влажным и вел в горизонтальный туннель. Но когда я кинула туда камень, он гремел так, будто летел в бездонный колодец. Сбоку от шахты расположены две полуразрушенные каменные пещеры. Стоя в одной из них, я пыталась представить, что происходило в этом месте двести пятьдесят лет назад. В XVII и XVIII веках графит стоил сотни тысяч фунтов, и торговля им находилась под протекторатом Казначейства Великобритании: разработки в шахтах велись в обстановке такой секретности, как будто здесь располагались военные базы. Одно время это пустынное место изобиловало тайнами, здесь совершались подвиги и преступления, при том что шахта работала только семь недель в году, чтобы удерживать на высоком уровне стоимость графита на мировом рынке. Вооруженные охранники обычно заставляли рабочих раздеваться в конце каждой смены, чтобы проверить, не пытаются ли те унести ценные самородки. Тонна плюмбаго стоила приблизительно тысячу триста фунтов, и немало людей было готово рискнуть ради таких денег.

Некоторые воры стали легендами еще при жизни. Так некая дамочка, прославившаяся под прозвищем Черная Сэл, была одной из самых многоопытных контрабандисток плюмбаго в Озерном краю, хотя ходят слухи, что ее до смерти затравили волкодавами шахтовладельцы. Или, весьма находчивый Вильям Хетерингтон, который открыл маленькую «медную» шахту в той же горе в 1749 году, из которой секретный проход вел прямо к плюмбаго. Ему повезло – если бы злоумышленника поймали три года спустя, он вряд ли вернулся бы в родные края. В 1751 году произошла особенно жестокая стычка между охранниками и самой отъявленной бандой контрабандистов, которые похищали графита в год на сумму, равную в современном эквиваленте ста пятидесяти тысячам фунтов. На следующий год парламент утвердил закон, по которому всякого, уличенного в хранении незаконного графита, ожидал год каторги или рабство в колониях.

Хотя военная промышленность всегда связана с большими деньгами, некоторые сорта графита использовались исключительно для рисования. Музей Кесвика сообщает о том, что в 1580 году графит местного производства отправили в итальянскую школу искусств Микеланджело (вообще-то Микеланджело умер в 1564 году, но это не помешало школе назваться его именем). Обычно художники оборачивали графит нитками или шерстью, ведь он был чересчур хрупким, чтобы держать его в руках. И вплоть до XVII века никому и в голову не приходило поместить его в полую деревянную палочку. Дело в том, что ко времени наполеоновских войн британская армия использовала для отливки пуль сухой песок, и графит несколько утратил важность. Однако вот парадокс: став более полезным в искусстве, нежели в военном деле, черный графит приводил к конфликтам между Францией и Британией. Это не самый известный эпизод истории, но мне нравится называть его «карандашной войной».

Линии фронта нарисовались, так сказать, в 1794 году, когда француза Николя Конте попросили найти замену английскому карандашу. Изобретатели потратили годы на неизменно провальные попытки положить конец британской монополии на торговлю карандашами, но Конте справился с задачей всего за восемь дней. Он взял низкосортный графит – залежи которого встречаются во Франции – и, придумав способ измельчения его в порошок, смешал с глиной, чтобы готовые карандаши не только проявили себя во всей красе в руках известных французских художников, например портретиста Жака Луи Давида, но также могли иметь различные степени мягкости. По иронии судьбы Конте, в числе изобретений которого были баллоны с горячим воздухом для военной разведки, в лучшем случае остался в памяти потомков как создатель простого карандаша. Хотя, вероятно, ему это польстило бы, ведь до Французской революции 1789 года сам будущий изобретатель занимался рисованием.

Система градаций грифеля появилась позже. Но именно благодаря изобретению Конте мы можем сегодня выбирать карандаши в зависимости от того, сколько глины было использовано при их производстве. В английской традиции эта степень определяется символами Н и В. Н означает твердость, а В – «черноту» карандаша. Более твердые, вплоть до максимума в 9Н, легче стираются. Темные карандаши, особенно 9В, содержат минимум глины и лучше всего подходят для угольных набросков. НВ – золотая середина.

Всего за тридцать лет после изобретения Конте карандашные фабрики открылись по всей Европе. Первая английская фабрика была основана в Камбрии около 1792 года, и ее руководство, должно быть, злилось из-за необходимости закупать сырье в Лондоне, поскольку владельцы шахт поставили условие: весь добытый графит должен проходить через их лондонские торговые дома и затем продаваться на аукционе в первый понедельник каждого месяца.

Следующий неожиданный вызов мировому господству англичан вновь бросили французы, на этот раз в России, неподалеку от ледяной сибирской речки. Дело было так. В 1847 году Жан-Пьер Алибер, французский промышленник, живший в Санкт-Петербурге, искал золото, хотя, скорее, он хотел найти хоть что-нибудь, что могло бы окупить предпринятую им сумасшедшую экспедицию. Мне интересно, что заставило его присмотреться к отшлифованным и округлым черным голышам, намытым вместо золота. Мог ли француз тогда знать, что это редкая порода карбона, и догадываться о цене? Возможно, Алибер узнал его благодаря полузабытым урокам геологии, но мне хочется думать, что тем утром сибирское солнце осветило кромку графита и заблистало на нем, как на драгоценном металле.

Находка определенно внушила незадачливому золотоискателю оптимизм, коль скоро он решился отклониться от первоначального курса на четыреста пятьдесят километров и двигаться по течению реки. Его упорство было вознаграждено. В итоге Алибер открыл богатейшее в мире месторождение графита практически на китайской границе. Английские ученые с тревогой отметили, что этот графит так же хорош, как и их национальная гордость, причем месторождение в Великобритании уже почти полностью выбрано. Французские же ученые пришли к естественному выводу, что он значительно лучше, и американцы с ними согласились.

Внезапно всем понадобились «китайские» карандаши. И нельзя не признать, сколь блестящим оказался, как бы мы сейчас выразились, маркетинговый ход, предпринятый несколькими десятилетиями позднее, когда карандаши, производившиеся в массовом масштабе в Америке, стали красить в желтый цвет. Они копировали цвет имперских мантий маньчжуров, находившихся тогда у власти, и олицетворяли романтику Востока, однако при этом означали, что материал для этих карандашей происходит из знаменитой шахты Алибера, даже если это было не так. Большая часть карандашей, производимых в Соединенных Штатах, до сих пор красят желтой краской, хотя сибирский графит не используется уже многие годы. Алибер все-таки нашел в тот день золотую жилу, пусть и не совсем ту, что искал.

Чернила

Карандаши – это, конечно, хорошо. Однако наша художница из Коринфа могла и не прельститься ими. Она, как мы знаем, нуждалась не в прибылях, но долговечности рисунка и потому искала скорее хорошие устойчивые чернила, а не стирающиеся уголь или карандаш. Чернила стали бы куда более удачным символом вечной любви и, конечно, пригодились бы для составления писем ее моряку.

Дата изобретения чернил неизвестна, однако ученые сходятся в том, что ко второму тысячелетию до нашей эры они уже были распространены в Китае и Египте (и во множестве окрестных земель). Библейский Иосиф был наместником царя Египта около 1700 года до нашей эры. Он мог справляться с неурожаями и преодолевать другие проблемы лишь с помощью целого штата писцов, составлявших и отправлявших послания, написанные «иератическим» письмом, их доставляла адресатам целая армия гонцов. У каждого египетского чиновника было в распоряжении два вида чернил, красные и черные, которые они держали в горшочках, хранившихся в специальных переносных конторках. Черные чернила готовились из сажи, смешанной с камедью для закрепления их на папирусе.

Китайские чернила, по недоразумению более известные как «индийские», тоже по большей части готовились из сажи. Лучшие сорта получались при сжигании бревен сосны, масла, лаковой смолы или даже винного осадка. Один примечательный древнекитайский документ рассказывает о сотнях масляных ламп из глины, для защиты от сквозняка окруженных бамбуковыми экранами. Каждые полчаса рабочие должны были удалять сажу с воронок ламп с помощью перьев. Когда я впервые услышала об этом, то подумала: вот ведь непыльная работенка. На деле же это была настоящая коптильня для рабочих, на легких которых предательски, незаметно и постепенно, оседал уголь.

Если на влажную бумагу попадали такие чернила, то клякса не растекалась многоцветной паутиной, как это происходит с современными авторучками. На самом деле чернила не должны были растекаться вовсе, коль скоро китайские картины натягивались на свитки посредством их намачивания. В концептуальном отношении важно, что для китайских художников тысячу лет назад черные чернила содержали в себе все краски, подобно тому как в философии дзэн зерно риса заключает в себе весь мир. Классический даосский текст «Дао дэ цзин» предостерегает от разделения мира на пять цветов (черный, белый, желтый, красный и голубой), ибо это «ослепляет глаз» и препятствует истинному восприятию. Наша мысль будет куда более ясной, если вовсе не разделять мир на части.

Бесспорно, даосизм был определенной реакцией на строгую концепцию конфуцианцев, деливших все сущее на ясные и продуманные категории. Конфуцианцы определили бы чашку, исходя из того, на что она похожа, тогда как даосы показали бы на пустоту в центре, без которой она не была бы чашкой. Что же касается красок, то величайший из художников должен уметь изобразить павлина радужным, а персик розовым, не прибегая к разным цветам – только так он приблизится к пониманию их истинной природы. Ко времени начала правления династии Тан именно этому пути пытались следовать художники-любители. Краски оставались в ведении исключительно профессионалов, которых элита общества осмеивала за то, что они создают вещи хоть и необходимые, но вульгарные. Черный цвет, с другой стороны, стал цветом благородных художников, которые объединяли в своей работе поэзию и рисунок, стремясь запечатлеть пейзаж в сознании мастера, а не пейзаж видимый. К сожалению, ни одна монохромная картина эпохи НО Тан не дошла до нас, но на протяжении правления династии Южная Сун (XIII век) эта концепция живописи стала господствующей, чему есть множество примеров. Одна из самых замечательных картин хранится в собрании Музея национального дворца в Тайбэе. Это монохромная картина-свиток, написанная в XIII веке знаменитым пейзажистом Ся Гуэем. Она называется «Отдаленный взгляд на реки и холмы»; я люблю ее за то, что, подобно столь многим «картинам ученых», она – больше чем простой пейзаж, это ментальное путешествие. Рассматривая полотно, нельзя быть уверенным в том, что вы действительно смотрите на холмы и потоки с какой-то удаленной выгодной позиции. Пока ваш взгляд скользит по девятиметровому свитку, точка зрения постоянно меняется – иногда вы находитесь на земле, а иногда над ней, как если бы вы парили на крыльях цапли или дев-аспар, китайского варианта ангелов. Здесь цвета не существенны, ведь ангелы (и, возможно, цапли) не разделяют мир на цвета.

Подобную концепцию монохромного мира можно подытожить в анекдоте о Су Дунпо, печально известном ученом-художнике, жившем в XI веке. Он оставил после себя не только удивительные картины и прекрасные стихи, но и целую мифологию, запечатлевшую трогательные несчастья творческой личности. Зачастую рассказы о Су Дунпо – мудрые басни о капризной невинности ребенка. Так, однажды Су критиковали за рисунок, на котором лиственный бамбук был изображен красными чернилами. «Так на самом деле не бывает», – ликующе заявил его критик. «А какой же цвет мне использовать?» – спросил Су. «Черный, конечно».

В другой раз Су Дунпо (который якобы съедал в день триста плодов личжи, а однажды заявил, что ему нравится жить по соседству с коровником: ведь он никогда не заблудится, ибо всегда сможет найти путь домой по коровьим лепешкам) экспериментировал над созданием чернил. Согласно легенде, он настолько увлекся экспериментами (как и употреблением рисового вина), что едва не спалил свой дом. «Сажа поэтов сжигает дома» – вот слова, которыми он мог бы завершить рецепт.

С древнейших времен и персы, и китайцы мечтали о чернилах, которые не только дивно ложатся на бумагу, но и приятно пахнут. Некоторые рецепты чернил напоминают беспорядочное сочетание образов любовной лирики: гвоздика, мед, цикады, отжимание оливок невинными девами, тертый жемчуг, душистый мускус, рог носорога, нефрит, яшма, наряду с неизменным (самой яркой и общей составляющей) осенним дымом костра из сосновых бревен осенью. Из этих роскошных ингредиентов самым необходимым, вероятно, был мускус: иногда связующим веществом служил рог носорога или шкура яка, иногда внутренности рыб (которые используются до сих пор), что в сыром виде должно было невероятно смердеть.

Другой вид средневековых чернил готовили осенью осы. Самка осы создает необычные гнезда в молодых и мягких почках дуба. Дерево реагирует на вторжение, отчего вокруг осиных дыр возникают маленькие похожие на орехи наросты. Именно из них изготавливали очень насыщенную черную краску. Она имела широкое хождение по всей Европе, по крайней мере со Средневековья, а рецепт ее изготовления европейцы, возможно, заимствовали у арабов, которые использовали эти орешки для создания чернил, краски для одежды и некоторых видов туши. Они содержат танин – сильно вяжущее, кислое вещество, которое содержится во многих растениях, но редко в такой концентрированной форме, как в чернильных орешках, – и могут быть заменены чайными листьями. В Музее Прадо в Мадриде есть два рисунка Гойи, выполненные чернилами, которые наглядно демонстрируют различие между чернилами на железной и сажевой основе.

На первом изображена женщина с кувшином воды, явно смущенная заигрываниями кого-то, кто находится за рамкой. А на картине «Торговка яйцами» целеустремленная девушка шагает по стране с корзиной яиц; ее ничто не может остановить, даже бандиты, и уж точно не флирт. Первая картина выполнена железными чернилами: она гораздо мягче, как если бы впитала содержимое кувшина, вторая написана тушью: изображение замечательно рельефно, что характерно, скорее, для рисунка углем, с присущей ему сухостью.

В своем руководстве по подделке предметов искусства Эрик Хебборн сокрушался, насколько трудно в наше время раздобыть железные чернила. Он описывал способ воскрешения этих чудных оттенков чернил, от желтого до насыщенного черного, следуя древнему рецепту, в который входили вода или вино. Хебборн смешивал в жидкости арабскую камедь, чернильные орешки и сердцевину кокосовой пальмы, а затем закрывал крышкой и оставлял емкость на несколько дней под теплыми солнечными лучами. Хебборн добавляет, что если не удастся найти чернильные орешки, то гнилые желуди подойдут почти так же хорошо. А что до вина, то он предпочитал пить его, а не разбавлять им растворы.