Текст книги "Рождественская малышка миллиардера (ЛП)"
Автор книги: Виктория Джеймс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Виктория Джеймс
Рождественская малышка миллиардера
Серия: Миллиардер на Рождество 1
Переводчик: Яна Редгрейв
Редактор : Ника Гарская
, Соня Бренер
Обложка: Евгения Кононова
Бета корректор: Ольга Жлудова
Переведено для группы: vk.com/bambook_clubs
Джексон Пирс не сделал бы себе состояние, потакая неподготовленным идеям, и уж тем более не тем, которые нуждаются в смене подгузников. И даже симпатичная брюнетка, которая связывает его с малышкой на её руках, не сможет растопить его ледяное сердце.
Ребёнок на пороге является наименьшей из проблем Ханны Вудс – она должна найти дядю малышки, иначе ребёнок окажется в приюте. Выследив место обитания генерального директора-затворника, она обнаруживает около двух метров праздничной сексуальности и дверь, которую захлопнули перед её лицом. Но, когда Джексон приходит в себя, он настаивает на том, что ради маленькой Эмили они должны пожениться, а Ханна понимает, что влюбляется в затворника миллиардера и надеется на их собственное праздничное чудо…
Посвящается Эндрю, моему мужу. Ты – мой партнёр в жизни, мой задушевный друг, мой герой. С любовью, всегда.
ПРОЛОГ
Ханна ненавидела вечера четверга.
Все, что она хотела делать после консультации с одинокими, неработающими матерями – это переодеться в свою фланелевую пижаму с пингвинами, выпить два бокала вина и съесть большую упаковку жирных и высококалорийных картофельных чипсов во время просмотра нудных телепрограмм.
К счастью для её талии, она бросила эту привычку по истечении двух месяцев семинара, когда заметила формирующиеся складочки над поясом её любимых джинсов. Теперь она позволяет себе подобную роскошь только раз в месяц, переключившись на полужирные органические чипсы. Не было никакого смысла каждый раз ограничивать себя чипсами, когда она не могла спасти мир и каждого ребёнка, который оказывался в приюте – или так она продолжала себе говорить. Подобные ночи тестировали эту теорию.
Ханна поворачивала ключ до тех пор, пока не услышала, как щёлкнул замок на древней церковной двери. Она забросила сумку себе на плечо и спустилась по невысокой лестнице, по две ступеньки за раз, её мысли занимала Луис, женщина, которая сегодня не пришла на встречу. На последней ступеньке она притормозила и, несмотря на холодный ветер, остановилась. Что-то было не так. Она вытащила из кармана свой Blackberry, и посмотрела на экран. Никаких сообщений. Прикусив нижнюю губу, пристально вглядываясь в светящийся экран, она ждала звонка от Луис. Возможно, по дороге домой она заглянет к ней на квартиру.
Ханна подняла воротник, но, вместо того, чтобы пойти к своей машине, она положила ключи и Blackberry обратно в карман и, медленно обернувшись, посмотрела на церковь. Старая каменная постройка стояла как маяк утешения, освещённый жёлтым сиянием старомодного фонаря. Снег падал, словно провеиваемая через сито сахарная пудра, а прохладный ветер позднего ноября был пронизан слабым запахом кедра. Она прекрасно знала эту картину.
Но сегодня что-то было по-другому.
Промозглую тишину нарушил раздавшийся слабый крик, как пение птицы на рассвете. Ханна посмотрела в сторону звука. Её сердце дрогнуло, когда она заметила оставленную на каменном крыльце «корзину Моисея» с розовой подкладкой. Неужели она прошла мимо неё? Массивные дубовые двери возвышались над крошечным младенцем, как гигантское дерево защищающее гнездо с птенцами. Ханна пыталась проглотить возникший в горле болезненный комок страха.
Она узнала эту корзинку. Ведь её купила она.
Надрывные крики ребёнка, лежащего в корзине, выдернули её из настоящего и отправили назад в прошлое, в которое она редко осмеливалась возвращаться. Она пристально смотрела на ту корзину, образ которой из-за слез расплывался. На трясущихся ногах, подойдя ближе к ступенькам, она каждой клеточкой своего тела и каждой мурашкой, что пробежала по её рукам, знала, чей это ребёнок. И что это значило.
Ханна сделала глубокий вдох и, борясь за контроль, посмотрела вниз на корзину. Она упала перед ребёнком на колени, её капроновые колготки, соприкоснувшись с каменными ступеньками, разорвались, но она этого не заметила и ничего не почувствовала, ведь её глаза были устремлены на ребёнка. Розовое одеяло, розовая пушистая детская пижама, розовая шапочка – вещи, которые она выбрала для неё, и подарила, когда малышка родилась.
Эмили.
Её кожа была бледной, с красными пятнами из-за рыданий и холода зимнего воздуха. Ханна с трудом одеревеневшими пальцами сняла свои перчатки. Взяв её на руки, почувствовала прилив облегчения, когда Эмили прекратила плакать. Ханна, трясущимися руками прижала её ближе, укутывая в складках пальто. Она потёрла спинку ребёнка, прижимаясь лицом к нежному месту невозможно мягкой кожи у основания её шеи. Глубоко вдохнув, позволила ангельской чистоте ребёнка успокоить её.
Пока Ханна укутывала и согревала ребёнка, вокруг них кружился снег. Минуты буквально тянулись, пока Ханна, наконец, не прекратила укачивать Эмили и не посмотрела в её огромные фарфорово-голубые глаза, задаваясь вопросом, что же её сюда привело, хотя глубоко внутри она уже знала. Луис больше нет. Мамы Эмили больше нет.
Ханна медленно поднялась, понимая, что ей придётся уведомить полицию и её ожидает адский бой со службой защиты детей. Но в этот раз, она не будет играть по правилам. Она была рядом, когда Эмили родилась, и она сделает все, что в её силах, дабы ей не пришлось проходить через систему приёмного попечения.
Она держала младенца одной рукой, и была уже готова вытянуть свой Blackberry и связаться со своим контактом в полицейском участке, когда увидела что-то прикреплённое к внутренней стороне корзины. Она присела и прочла записку. Та была написана на обратной стороне чека из продуктового магазина толстым чёрным маркером:
«Прости, Ханна. Я так больше не могу. Это слишком трудно. Жизнь слишком трудна. Пожалуйста, найди моего брата, Кристофера Джеймса. Найди дядю Эмили. Он вырастит её».
Кислота прожигала горло и Ханна боролась с подступающей к нему желчью. Этого не может быть. Она только вчера говорила с Луис. Как она могла пропустить предупреждающие знаки?
Ханна прижала младенца ближе к груди. Дыхание Эмили стало спокойным, её ритмичное сердцебиение было полной противоположностью хаотичному сердцебиению Ханны. Что ты наделала, Луис?
Она уткнулась лицом в мягкие волосы ребёнка и слезы, которые грозились подступить, наконец, вырвались наружу из-за той боли, которую Эмили испытает, узнав, что её бросили. Она знала глубину этой боли. Ханна знала, что подобная боль никогда не исчезнет.
ПЕРВАЯ ГЛАВА
«Желаю Вам счастливого Рождества ...»
Ханна нажала кнопку громкости на приёмнике так сильно, что её указательный палец болезненно прогнулся. Она потёрла пульсирующий палец, глядя на теперь чёрный дисплей. Это будет совершенно несчастливое Рождество. Шансы на счастливое Рождество были невелики и гораздо выше в пользу несчастливого.
Она солгала своему боссу, коллегам, и нарушила некоторые основные правила в службе защиты детей, чтобы быть здесь. В то время как другие украшали свои дома, совершали рождественские покупки и посещали праздничные вечера, она сидела в холодной машине и, со спящим ребёнком на заднем сидении, из-за сугроба шпионила за человеком.
Но она, после трёх несчастных, долгих недель, наконец-то, выследила и нашла дядю малышки Эмили. Теперь все, что она должна была сделать – постучать в дверь и представить его Эмили.
О, а затем убедить его её удочерить.
Верно. Прекрасный план, Ханна.
Есть ли бы у неё было чувство самосохранения, то она развернула бы свою машину в обратном направлении и мчалась со всех ног из Северного Онтарио.
Она бы лучше мужественно справилась с ужасными дорожными условиями, чем убеждала человека, который отворачивался от своей семьи в течение более десяти лет, бросить все и признать свою племянницу. Но она знала, что не могла этого сделать. Ханна повернулась в кресле, чтобы проверить Эмили, счастливо сопевшую в детском кресле.
Ханна взглянула на деревенскую хижину перед собой. Она все отрепетировала. Она подойдёт к ситуации с состраданием и честностью. Она могла это сделать. Она должна была это сделать. Ханна, прикусив нижнюю губу, посмотрела в проталину, которую сделала на замерзшем лобовом стекле. Её наполовину полная чашка праздничной смеси Starbucks, давно остывшая, стояла в подстаканнике рядом с пустой бутылкой младенца.
Она пригнулась, когда заметила движение в доме. К счастью, Ханна была почти уверена, что человек не заметил её серебристую Jetta, скрытую за сугробом на дороге. Как только она съехала с шоссе и потащилась по просёлочным дорогам, то начала ощущать себя движущимся на колёсах снеговиком. И когда наконец, в этом глушвилле нашла его хижину, она, спускаясь по нечищеной дороге, тихо молилась, чтобы не врезаться в припаркованный Range Rover.
Агуканье с заднего сиденья встряхнуло её. Ей нужно пойти туда до того, как проснётся Эмили. Сейчас или никогда, Ханна. Она завела двигатель, чтобы хорошенько прогреть салон, прежде, чем ей придётся покинуть машину.
Надев свою счастливую красную вязаную шапочку с большим помпоном и решительно за него потянув – ей нужна была вся удача, которую она могла получить. По-хорошему у неё было десять минут, прежде чем ей придётся побеспокоиться о том, что Эмили замёрзнет, но она укутала ребёнка ещё парочкой одеял, которые уже шли в комплекте с сумкой с бантом, шапкой и варежками. Ханна потянулась к пассажирскому сидению, она вслепую искала сумочку и рукавицы, пока её глаза оставались прикованными к хижине. Она зажала под локтем свою старинную, в виде Санты, жестянку для печенья, наполненную домашним сахарным печеньем. Никто не мог устоять перед её рождественским печеньем.
Она надеялась, что брат Луис, когда-то Кристофер Джеймс, теперь Джексон Пирс, относился к той категории мужчин, которые способны по достоинству оценить домашнее печенье. Из-за того, что он сменил имя, поиск длился на несколько дней дольше, но, благодаря своим друзьям в полиции и немного своей собственной изобретательности, она нашла его в этом домике. Когда служба защиты детей искала его, то не обнаружила никаких следов Кристофера Джеймса, но Ханна знала подробности его прошлого и знала, что этот человек не захочет иметь ничего общего с ребёнком Луис. Она была шокирована его личностью. Он был основателем и главным исполнительным директором одной из крупнейших в Северной Америке компаний занимающихся компьютерными технологиями.
Ханна открыла дверь, и ветер снегом хлестнул её по лицу, когда она старалась как можно быстрее выйти из машины, чтобы холодный воздух не проник внутрь. Она ступила в, как минимум, метр снега и поборола желание громко взвизгнуть, когда он соприкоснулся с её ногами. Вот тебе и непромокаемые сапоги. Осторожно, чтобы не упасть и не уронить печенье, она шла так быстро, как только могла, и её ноги, когда она добралась до крыльца, были словно налиты свинцом. Она осмотрела дом и подтвердила то, о чем подозревала, когда находилась внутри машины – на двери нет Рождественского венка или рождественских гирлянд. Или чего-нибудь отдалённо напоминающего Рождество.
Это был знак. Плохой.
Она мысленно встряхнулась, заставляя себя успокоиться. Скорее, Ханна.
Сделав глубокий вдох ледяного воздуха, постучала. Из-за её толстых красных рукавиц звук был более похож на удары лап пушистого животного, стучащего в дверь ... может быть, он не услышал приглушённый звук из-за звука шторма. Она собиралась уже снять рукавицу, когда дверь распахнулась. Её рука застыла в воздухе, и единственная мысль, которую она могла переварить, была, почему, ну почему она должна была надеть эту отвратительную красную шапку?
Джексон Пирс был, по крайней мере, два метра чистой мужественности – именно тот тип мужчин, которые выглядят так, будто никому не принадлежат, и ни с кем не делятся. Тот тип мужчин, которые, как правило, заставляют тебя бежать в другом направлении. Его волосы были цвета дорогого коньяка, слегка всклокоченные, но аккуратные, а глаза на несколько оттенков темнее. Он был загорелым, естественным, а не загар-из-салона образом, с тёмной щетиной на жёсткой челюсти и подбородке. Джексон оказался не таким, каким она ожидала его увидеть.
Определённо с хорошим телосложением и определённо аппетитным ... если вам нравится подобная внешность.
А ей не нравилось.
Он нахмурился. – Вы потерялись?
Ханна поняла, что, должно быть, выглядит как идиотка, стоя на крыльце и не проронив ни слова. Она опустила руку, распрямила плечи и попыталась спроецировать изображение спокойствия и невозмутимости собранного профессионала, которым она обычно и была. – Нет, нет. На самом деле, нет.
За шесть часов езды и двадцать минут преследования в своей машине на улице, она все отрепетировала. Она даже практиковала свою речь перед Эмили и заработала несколько восторженных булькающих звуков. Но теперь, перед ним, она не могла заставить себя произнести слова, которые были так тщательно продуманы. Он вскинул брови, и прислонился плечом к дверному косяку. Его приталенная тёмно-синяя рубашка Хенли обтянула его мускулистые руки и широкую грудь. Холодный воздух, очевидно, совершенно его не беспокоил.
– Вам нужна помощь? – Его голос. Нечто вроде гладкого шелка и жёсткой замши. К сожалению, его тщательно сформулированный вопрос также подразумевал, что он считал её умственно отсталой.
Сейчас или никогда. Она откашлялась и убедилась, что поддерживает визуальный контакт.
– Вы Кристофер Джеймс? – выпалила она, в последнюю минуту решив использовать его настоящее имя.
Нахмурившись, он оттолкнулся от дверного косяка, и выпрямился. Внезапно он стал гораздо более пугающим и вовсе неприятным.
– Кто вы?
– Меня зовут Ханна Вудс. Послушайте, извините, что беспокою вас, – она сделала глубокий вдох. – Я здесь из-за вашей сестры Луисы. – Самосохранение было навыком, которому она в своей жизни научилась очень рано, и сейчас её инстинкты говорили ей бежать в другом направлении.
– У меня нет сестры.
Ханна прочистила горло. – Простите. Я знаю, что – …
Он нахмурился. – Что? Что ты знаешь?
– Я знаю, что вы изменили своё имя и —
Он захлопнул дверь перед её лицом и Ханна была в недоумении. Она стояла неподвижно и смотрела на чёрную дверь. Одно было ясно наверняка – Джексон Пирс или Кристофер Джеймс или как его там зовут на самом деле, был определённо не тем типом мужчин, которые предпочитают рождественское сахарное печенье. О чем она вообще думала? Что она сможет засунуть печенье ему в глотку, пока они говорят по душам о его сестре и брошенной племяннице?
Навернувшиеся слезы размывали картинку, пока она пялилась на голую дверь, осознавая реальность своего положения. Временное размещение Эмили в приюте под наблюдением миссис Форд скоро закончится и, после этого, у Ханны будет очень мало контроля над тем, что случится с ребёнком. Ханна активно боролась за то, чтобы эта женщина стала временным опекуном Эмили. Миссис Форд была одной из лучших приёмных родителей, с которыми она когда-либо сталкивалась. Ханна каждый день после работы приходила навещать Эмили. Проведённое время с ребёнком стало главным событием её дня. Ханна могла спокойно спать по ночам, зная, что ребёнок был в хороших руках, пока она искала её дядю. Именно вера миссис Форд в неё позволила Ханне взять Эмили, чтобы найти её дядю, минуя офис социальной защиты детей. У неё не было ни малейшего шанса получить одобрение босса.
Ханна крепко прижала коробку с печеньем к груди и попыталась проигнорировать комок в горле, который появился, как она подозревала, отчасти от того, что она чувствовала себя идиоткой, а отчасти из-за отчаяния. Она не будет плакать. Она совсем не плакала. Ровно до той ночи, когда она нашла Эмили, она не плакала уже много лет. Что она собирается делать? Человек, на которого она сделала ставку, оказался куда неприятней, чем человек, имеющий право быть настолько привлекательным. И в довершение ко всему, она посреди этой глуши, во время метели, находилась с двухмесячным ребёнком и только своей машиной в качестве укрытия.
Глядя на автомобиль, она прищурилась от ветра. Она должна что-то предпринять и сделать это быстро. Представив, как маленькую Эмили забирают из-под опеки миссис Форд, её сердце сжалось. Что, если они не найдут постоянного места проживания для неё? Эмили может годами переезжать с места на место, так никогда и не обретя своего собственного дома. Ханна об этом знала всё. И она не позволит такому случиться с этим ребёнком.
В ту минуту, как только она за пределами церкви взяла этого ребёнка на руки, она знала, что это произошло неспроста. Луис верила в неё. И Луис верила в своего брата. В нем должно быть что-то большее, чем то, чему она только что стала свидетелем. Она в долгу перед Луис. Она должна была исполнить последнюю волю Луис, независимо от того, каким несчастным человеком был дядя Эмили. Она не могла сейчас струсить.
Ханна сделала глубокий вдох, поправив свою вообще немодную шапку, и снова постучала в дверь. Она не знала, что собирается сказать, но Джексон Пирс не избавится от неё так легко. Адреналин и паника переплетясь пронеслись по её телу, когда она мысленно себя подбодрила. Она не была трусихой. Эмили нуждалась в ней.
Ответа не было.
Она сняла свою варежку и постучала. Сильно. Но все ещё не было никакого ответа.
Ладно. Джексон Пирс считал себя упрямым? Ну, он получит достойного соперника. Она подняла ногу и быстро и сильно пнула дверь. В тот момент, когда она собиралась дать ещё один достойный чемпиона по футболу пинок, он резко открыл дверь. Она изо всех сил старалась не упасть, потому что чуть не потеряла равновесие. Быстро опустив ногу, успокоилась и заставила себя улыбнуться.
Он не улыбнулся в ответ.
– Послушайте, мистер Пирс, это вопрос жизни и смерти.
Он поднял брови, абсолютно не впечатлённый. – Чьей смерти?
Она нахмурилась. – На самом деле, это действительно вопрос жизни.
– Как вас зовут, ещё раз?
– Ханна, Ханна Вудс. – Она ощутила облегчение от его более рассудительного тона. Фраза «жизни и смерти» всегда срабатывала, когда ей нужно было, чтобы её воспринимали всерьёз.
– Вы понимаете, Ханна Вудс, что вы вторглись на частную собственность?
Ладно, возможно, эта фраза не работает на мистере Пирсе. Она чувствовала, как её внутренности скрутило в узел, пока она смотрела во враждебные карие глаза.
Она осторожно кивнула. – Да, я понимаю это. Я обычно не делаю вещи подобного рода, но ваша сестра Луис умерла ...
Он громко выругался. – И дайте угадаю, она оставила кучу счетов?
Она покачала головой. Она собиралась объяснить, когда он прервал её.
– Я не связываюсь с жадными до денег друзьями-наркоманами своей сестры. Так что тащите свою задницу прочь из моего дома и – …
– Я не подруга вашей сестры.
Он наклонился вперёд так, что его лицо было в нескольких сантиметрах от её. – Мне все равно, – прошипел он. – Мне все равно, были ли вы её подругой или подругой самого чёртового Папы Римского. Мне. Все. Равно. Так что убирайтесь прочь из моего дома.
Он отступил и на этот раз захлопнул дверь так сильно, что она на самом деле вздрогнула. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что произошло.
Джексон Пирс был придурком.
Каждый раз, когда она думала о том, как все может повернуться, то, как он орёт на неё и хлопает дверью ей в лицо, но дважды, было не тем, что она себе представляла. Она думала, что он, по крайней мере, выслушает её. Но он даже не дал ей шанс сказать ему об Эмили. Она знала в глубине души, что под всем этим противным характером должен скрываться хороший человек. Луис рассказала ей все о нем и о том, каким хорошим братом он был. Но это было очень давно и Луис совершила столько ошибок. Очевидно, что он её не простил. Когда он не появился на похоронах, Ханна предположила, что это произошло потому, что он не знал, о её смерти. Но теперь, став свидетелем его ощутимого гнева по отношению к чему угодно связанному с Луис, ей было интересно, может, он просто не потрудился появиться. Так, что же это значит для Эмили?
Ханна неподвижно стояла на крыльце, из-за сурового ветра снег и ледяные крупинки врезались в её тело, как будто по очереди пытаясь сбить её с ног. Её автомобиль уже был скрыт под снегом и, должно быть, потерял большую часть своего тепла. Она не была трусихой, но уже явно пришло время придумать план «Б». Ей нужно было выдвигаться. Но куда, черт возьми, они собираются поехать в восемь часов вечера в такую метель?
Счастливого Рождества, мистер Пирс, проворчала она про себя, осторожно спускаясь по ступенькам, все ещё сжимая наполненную печеньем жестянку в виде Санты. Она могла сидя в машине съесть печенье, пока будет обдумывать новый план. К счастью, у неё в багажнике было две упаковки детского питания.
Вот тебе и счастливая шапка. Может быть, она должна сорвать её, а затем станцевать на ней. Она была замерзшей, обессиленной и теперь, благодаря Джексону Пирсу, несчастной. Она продвигалась по сугробам так быстро, как того позволяли ей ветер и снег, её взор был направлен на автомобиль. Эмили в течение часа снова нужно поесть, и последнее, что она хотела бы делать, это съехать с дороги, черт знает где, чтобы покормить её. Может быть, попытаться постучать в дверь этого очаровательного бунгало в конце улицы, которое было украшено сверху донизу рождественскими украшениями и гирляндами. Несомненно, кто бы там не жил, не отвернётся от женщины с ребёнком во время метели.
В любом случае, какой придурок позволит женщине остаться на улице одной во время метели?
***
Какой осел кричит в лицо женщине, а затем позволяет ей уехать из этой глуши в Северном Онтарио ночью во время метели?
Джексон смотрел из окна на миниатюрную брюнетку, пока она пыталась очистить лобовое стекло от снега. Но каждый раз, когда она это делала, ветер наносил снега ещё больше. Глядя на неё, было очевидно, что одним сильным порывом её тоже может унести прочь. Даже бабушкина шапка, что была на ней надета, сплошь была покрыта белым снегом.
Он продолжал смотреть в окно, его кулаки в карманах джинсов сжались. Его разрывала вина, оставляя в животе рваные раны пока он вспоминал её шокированный взгляд. Он был задницей. Он редко терял хладнокровие и, все же, несколько минут назад, он у своей передней двери стоял и кричал на эту крошечную женщину. Будет ли это такой плохой идеей позволить этой Ханне провести здесь ночь? Может ли женщина, которая в шапке с помпоном едва достигает его подбородка, представлять собой большую угрозу? Он узнает, чего она хотела, а потом ясно даст понять, что он не имеет никакого намерения говорить с кем-либо о своей семье. А завтра утром, когда шторм утихнет, она уйдёт. Легко. Уже сделано.
Джексон покачал головой, когда она исчезла в гигантском сугробе снега. После грубого вздоха, и некоторых своих наиболее любимых ругательств, он натянул кожаную, сделанную из овечьей шкуры куртку и включил наружное освещение. Так или иначе, женщины всегда усложняли его жизнь. Даже когда он пытался убежать от них, они его находили.
– Эй! – крикнул он, подходя к ней. Снега насыпало уже выше его голеней, и он не собирался замедляться. Он прищурился когда, снег и холод хлестнули его по лицу и глазам. Она либо не услышала его из-за ветра или же намеренно его игнорировала.
Она не стала смотреть на него, когда он подошёл к ней. Продолжая со вспышками гнева смахивать снег.
Ему в лицо, ударило облако снега. Он не был уверен, что это было случайностью.
– Послушайте, вы можете провести эту ночь здесь. Уедете утром, когда закончится шторм.
Она остановилась, а затем вновь вернулась к безуспешной очистке одной рукой лобового стекла, сжимая как футбольный мяч под другой рукой жестяной контейнер. Он заметил прикреплённый к переднему бамперу её машины Рождественский венок. Постаравшись не застонать громко из-за абсурдного украшения. Фактически, он никогда не встречал того, кто бы потрудился на Рождество украсить свою машину. Она занималась боковыми окнами, все ещё не обращая на него внимания. Упрямство было последним, что ему нужно прямо сейчас.
– Ну, мы оба знаем, сегодня, при такой погоде, вы никуда не сможете добраться. – Он почувствовал, как ледяные крупинки, словно куча гвоздей барабанили в его затылок. Она продолжала его игнорировать. Пора с этим заканчивать. Он подошёл и выхватил скребок из её рук. Она посмотрела на него и дёрнула его назад.
– Я не останусь здесь. Вы психически неуравновешенный.
– О чем вы думали, приехав сюда в одиночку, ночью? Очевидно, что вы планировали остаться. – Он снова попытался вырвать щётку из её руки, но эта проклятая вещь, как будто, была приклеена к гигантской красной рукавице.
– Перестаньте издеваться. Я не думала, что мне понадобится более шести часов, чтобы сюда добраться. Я никогда не планировала оставаться здесь, так что не льстите себе. Вы мне не нравитесь. Я вам не доверяю. Так что оставьте меня в покое и отпустите мою щётку!
Последнюю часть она прокричала и он отпустил её, подняв руки в воздухе в знак капитуляции. Он не собирался умолять её остаться здесь.
Джексон наблюдал, как она, оступившись, упала назад в кучу снега. Жестянка пролетела в воздухе, и из неё выпало что-то похожее на печенье. Ой.
– Моё печенье! – пролепетала она, изо всех сил стараясь удержаться на снегу в сидячем положении.
Он наблюдал, как она из белого снега подбирает множество ярких, цветных печенюшек и его охватило странное чувство сожаления. До чего же нелепо ... Джексон чувствовал, что ему ничего не оставалось, кроме как встать на колени и помочь.
Он откашлялся, на мгновение, забыв о холоде. – Простите, я не хотел ...
– Не стоит, – отрезала она, и он проигнорировал слезы, которые ему послышались в её голосе. Только не слёзы, пожалуйста, не надо. Он нашёл печенье и со страхом заметил, что оно было сделано в форме рождественской ёлки, и покрыто зелёной блестящей посыпкой.
Джексон попытался аккуратно положить собранные печенья в жестянку, как будто ещё была какая-то надежда их спасти. Она же, с другой стороны, бросала их с силой, исходя из чего, можно было предположить, что она очень сильно злилась. По крайней мере, она не плакала. Наконец, она крышкой накрыла жестянку, стукнув счастливое лицо Санты своими гигантскими красными рукавицами.
Джексон встал и протянул ей руку. Она же, посмотрела на его руку и поднялась самостоятельно. Он не должен быть удивлён. Он мог бы поклясться, что услышал слово придурок, но из-за ветра не был в этом уверен.
– Я сожалею о ... печенье, – сказал он неловко.
– Не важно. В любом случае, вы всё равно не из тех парней, которым нравится печенье с молоком. Вы из тех парней, кто отдаёт предпочтение мышьяку и гвоздям.
Он должен был сдержать своё желание, улыбнуться на её оскорбление. Печенье было сделано для него. Тот факт, что он обидел её, был, как ни странно, тревожным. К этому следует добавить тот факт, что она испекла его для него. Никто, конечно же, никогда ничего не выпекал для него, если тому за это не было заплачено. Он не собирался анализировать свою внезапную сентиментальность на коробку печенья. Кроме того, он хотел вернуться в дом.
– Ханна, вы можете провести ночь здесь.
Она, нахмурившись, посмотрела на него. – Я предпочла бы спать в своей машине.
Джексон стиснул зубы. Это было чертовски раздражающее иметь дело с кем-то более упрямым, в чем всегда обвиняли его. Печенье или нет, но это должно было быть его время вдали от стресса ... от цивилизации. Этот коттедж был его анти-рождественским святилищем, местом, где не могло быть никакой речи о семье. Никаких разговоров о Рождестве. Единственные ветки ели находились снаружи и ни на одной из них не было ни единого проклятого огонька, именно так, как ему нравилось. Но теперь, он вынужден был приютить какую-то странную женщину, которая знала о нем чертовски много и как-то связана с его сестрой.
Он наблюдал, как она продолжала одной рукой стряхивать снег со своих штанов, другой придерживать жестянку. – Послушайте, я не позволю вам во время метели спать в машине.
Она прекратила отряхиваться и склонила голову набок. – Ну, я думаю, вы должны были подумать об этом, когда захлопнули дверь перед моим носом. Это не самый лучший способ заставить кого-либо почувствовать себя желанным гостем.
Джексон открыл рот, а затем снова закрыл его, не зная, что сказать. Он не привык к тому, что с ним спорили. Он привык к быстрым ответам «Да, сэр», которые он получал от своих сотрудников.
Пройдя мимо, она бросила на него злобный взгляд. Он схватил её за руку. Мгновение ничего не происходило, а затем под его руками она превратилась в сталь. Её глаза расширились, когда она на него посмотрела. Он пытался расшифровать выражение её лица, когда она выдернула свою руку из его. Он обратил внимание на её быстрое и поверхностное дыхание. Эта уверенность, которую она показывала только секунду назад, испарилась. Эта женщина почувствовала от него угрозу. Его подопечные могут многое сказать о нем, но «жестокий» – было не тем прилагательным, которое используют при его описании. Он ненавидел физическое насилие и никогда не прикасался к женщине в гневе.
– Я не могу позволить вам остаться здесь. У меня есть комната для гостей, – сказал он, изо всех сил стараясь казаться терпеливым и спокойным.
Она смотрела на него ещё минуту, затем приподняла брови, когда сказала. – Собираетесь ли вы снова на меня кричать?
Он застенчиво покачал головой. Он чувствовал, что его отчитали, как маленького мальчика. Её лицо расслабилось и она ответила ему лёгким кивком. – Хорошо. Я встречала людей безумнее вас и я знаю, как о себе позаботиться. Я останусь.
Он смотрел на неё с недоверием. Она назвала его сумасшедшим.
– При одном условии, – сказала она, подняв подбородок и складывая руки.
Условие? Она ворвалась к нему, нарушив его уединение, и теперь ещё и ведёт переговоры об условиях её пребывания здесь?
Она кивнула, что привело в движение помпон.
Он резко кивнул, черт возьми, почему бы и нет? В любом случае, казалось, что у него осталось очень мало контроля над ситуацией этим вечером.
– Не кричать в присутствии ребёнка, – сказала она через плечо, когда открыла заднюю дверь своего автомобиля. Её голова исчезла в машине, и он тупо уставился на неё. Может быть, он ослышался, но потом он услышал странный шум.
– Ребёнок? – ему, наконец-то, удалось выдавить через горло, которое, казалось, было заполнено дёгтем, когда она вынырнула из машины, держа детское кресло.
