Текст книги "Блудница (ЛП)"
Автор книги: Виктория Даль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)
Джесс спрашивала его о новой жизни в каждом письме. Что он делал или видел. Но Калеб не мог рассказать ей об отчаянных трудностях в шахтерском городе. О грубой жизни, наполненной грязью и кровью, блевотиной и потом. Не мог рассказать, что единственные женщины, встречавшиеся ему за эти недели, были усталыми шлюхами и прачками-матершинницами.
А порой, его работа и вовсе заключалась в запугивании, приходилось даже прибегать к насилию, чтобы защитить чужие деньги. Пусть лучше Джессика думает, что он герой, живший среди больших деревьев под голубым небом Калифорнии.
Калеб всегда посылал сообщения, полагаясь на свою мать, которая могла расшифровать его ужасный почерк и исправить слова с ошибками для девушки.
Спустя год послания от Джессики стали приходить реже. Возможно, она устала писать письма призраку. Или злилась, что он не вернулся домой через год.
В скором времени его мама написала, что отец Джесс умер, и Калеб, наконец, отложил в сторону свою гордыню и послал девушке телеграмму с соболезнованиями. Обещал скоро вернуться. Раньше, чем планировал. Его взяли на новую работу, сложнее предыдущей, и он собирался приехать, как только сможет.
Джесс не ответила. И тогда даже мать Калеба перестала говорить о ней. А он наконец-то собрал свои заработки и поехал домой, намереваясь вернуть Джессику обратно. В конце концов, ее не сложно было разыскать.
Газета шуршала, пока Теодор переворачивал страницы. Калеб слишком сильно стучал вилкой по тарелке всякий раз, когда опускал ее. В прихожей тикали часы.
– Ты солгал мне, – наконец-то нарушил тишину Калеб.
Теодор нахмурился, выглядывая из-за газеты.
– Что, прости?
– Ты сказал, что Джессика покинула город и уехала жить к родственнице.
У Теодора покраснели уши. Он опустил газету.
– Теперь послушай…
– Я прибыл в город, ожидая услышать, что она уехала на восток, чтобы жить с незамужней тетей, но знаешь, что я узнал?
– Сынок…
– Слышал, что она живет на той старой ферме за Черным Горным Ручьем.
Теодор уставился на него, закрыв рот и ожидая, что Калеб продолжит говорить, но он не выглядел как человек, готовый извиниться.
– Почему ты солгал? – продолжал давить мужчина.
– Потому что думал, что ложь будет слаще правды.
– Правды о том, что она – шлюха? – выплюнул слова Калеб.
Теодор с силой ударил тарелкой по столу.
– Следи за своим языком в этом доме. Да, я думал, что ложь гораздо лучше, чем правда о том, что она стала… блудницей. Она была для нас практически как дочь. Ты знаешь, как твою мать унижали после этого? Весь город шептался!
Но Калеб никак не мог взять это в толк.
– Не понимаю. Как это произошло?
– Да кому интересно, как это произошло? – рявкнул Теодор. – Это отвратительно, и я не хочу, чтобы ты заводил этот разговор снова. Держись от нее подальше. Самое ужасное уже отгремело в далеком прошлом. В конце концов, все худшее уже затихло.
Калеб оставил эту тему, но его мысли вертелись, вращались и кружились вокруг того, кем она стала теперь.
Незнакомец был первым человеком, сообщившим ему об этом. Мужчина, конечно, хотел сначала увидеть свою мать, но ее дом был пуст, поэтому он направился в большое здание, когда-то принадлежавшее отцу Джессики.
Спрашивал о ней, и девушка на кухне посмотрела на него большими глазами.
– Ты – Калеб Хайтауер, верно? Ты учился с моим братом Рикки, – а затем наклонилась, чтобы прошептать. – Она – шлюха.
– Кто? – спросил Калеб, смущаясь.
– Джессика Уиллоби. Она живет в борделе.
Калеб попятился назад, глядя мимо служанки в дверной проем за ее спиной. Он ожидал услышать изнутри вой или истерический смех. У этой девушки было явно не все в порядке с головой. Возможно, теперь это здание использовалось в качестве больницы для душевнобольных.
– Эй! – позвала она, когда Калеб развернулся и выбежал на улицу.
В одном из кварталов был магазин, где он потратил гроши на мятные палочки для Джессики, скромное пожертвование, чтобы его огромные и грубые от работы руки не бросались в глаза.
Калеб подумал о том, чтобы спросить о ней, но нет, он не хотел этого делать. Какая-то девушка уже сказала гнусную ложь о Джесс, и она будет огорчена.
Он зашел в три салуна и не нашел никого, кроме незнакомых людей.
Калеб заказал виски и опрокинул стопку. Когда бармен предложил еще порцию, он осушил и ее.
– Вы знаете, мисс Уиллоби? – наконец, смог спросить Калеб, пока в его голове гудело что-то, гораздо более разрушительное, чем алкоголь.
Бармен пожал плечами, в то время как остальные мужчины тупо уставились друг на друга.
– Она жила через пару улиц вниз, – добавил Калеб. – Ее отец был врачом в клинике. Он умер несколько месяцев назад.
Двое мужчин покачали головами, а третий наклонился вперед, и его губы еле зашевелились от опьянения.
– Он ищет эту шикарную шлюху, – произнес тот нечленораздельно. – Она съехала за Черный Горный Ручей.
Самый старый человек рассмеялся.
– Ты не похож на того, кто может позволить себе такую киску, друг. Тебе лучше направиться в Элла Мэй.
Шум в ушах Калеба превратился в рев.
– Как далеко до Черного Горного Ручья? – спросил он вместо того, чтобы перестрелять их всех.
– Примерно миля. Там также есть и темнокожая девушка, если тебе нравятся такого рода вещи. Скорее всего, сейчас там больше барышень, но это место только для богачей. Для господ и им подобным. Тебе бы лучше посветить там золотом или вылетишь как остальные.
Самый пьяный из мужчин добавил:
– Я слышал, что туда ездят аж из Денвера, чтобы трахнуть эту женщину – Уиллоби, но не могу вообразить, что такого у нее под юбками, что стоило бы таких проблем. Возможно, ее киска отличается по вкусу от всех остальных.
Их смех обрушился на голову Калеба как булыжники. Он не понимал, что потянулся за пистолетом, пока бармен не положил руку на винтовку, висевшую под зеркалом.
– Подумай, прежде чем двигать рукой, сынок, – спокойно предложил он.
Калеб послушался. Уходя, он едва уловил возмущенные разговоры за спиной.
– Что? – отрезал кто-то. – Откуда нам знать, какую шлюху он может себе позволить?
Снаружи яркое солнце каким-то образом сделало так, что у мужчины зазвенело в ушах, как будто кто-то включил дробилку для руды в его голове.
Пьяницы все перепутали. Джессика и ее отец, должно быть, перебрались из дома в город, прежде чем доктор умер. Какая-то неудачная семья заехала в их старый дом, и та дочь продала себя за деньги. Это была не Джесс.
Обратно, в дом своей матери, Калеб шел вслепую, пока чья-то рука не сжала его локоть. В этот момент он не сомневался, что, повернув голову, увидит девушку. Смеющуюся Джессику с глазами, сверкающими умом и теплотой, и она объяснит, почему живет с какой-то незамужней тетушкой сейчас, и что…
Мать прервала его фантазии.
– Ты действительно дома! Я думала, ты вернешься через несколько недель, но ты здесь, и о, Боже мой, какой ты уже большой, Калеб!
Его руки свободно болтались, пока мама обнимала его.
– Мама, – он, наконец, отстранился от родительницы. – Где Джессика?
Только в тот момент он поверил. Его мать не ответила, а с ее губ сорвался какой-то испуганный звук.
Она отступила, и ее лицо побледнело.
– Джессика? – прошептала мать, будто спрашивала, кого Калеб имел в виду.
Но потом улыбнулась, и губы женщины дрогнули.
– Ее отец умер, мой дорогой. Ей пришлось уехать из города. В любом случае, тебя не было так долго. Полагаю, ты, вряд ли вообще ее помнишь.
– Где она? – продолжил настаивать Калеб.
Женщина вытащила платок из рукава и приложила его ко лбу. Несмотря на жару, она была бледна как смерть.
– Я уверена, что ни чем не могу тебе помочь. Возможно, она осела где-то и однажды выйдет на связь. Теперь давай отведем тебя домой, я попрошу Салли приготовить что-нибудь особенное на ужин. Не могу поверить, что ты здесь.
Он оставил свою мать разговаривать с кем-то на улице, а сам пошел прямо к общественной конюшне, где сел на коня. А затем узнал всю правду.
Калеб громко опустил вилку и сглотнул, чтобы удержать свой завтрак в желудке.
– Я полагаю, – снова заговорил Теодор, на этот раз, не отрываясь от газеты, – что мог бы найти для тебя место в банке, если ты собираешься остаться. Хотя… – он поднял глаза, спокойно глядя на Калеба, – тебе бы сейчас лучше обустроиться в Калифорнии.
– Согласен, – пробормотал Калеб.
– Есть работа на серебряных рудниках в Колорадо, если у тебя неприятности в Калифорнии.
– Я не шахтер, и нет никаких неприятностей.
– Нет? – он схватил газету. – Тогда почему ты выглядишь так, будто из твоих парусов пропал весь ветер?
– Я в порядке.
– Хорошо. Просто ты планировал не возвращаться до следующей весны и передумал так внезапно. Я предположил, что есть какая-то проблема.
– Там нет проблем.
Не в Калифорнии. Проблема была здесь.
– Ну, я пообещал твоей матери, что ты сможешь остаться здесь настолько, насколько захочешь. Она очень рада, а это значит, что и я тоже. Но сейчас, ты такой же мужчина, как и я.
Свободные руки и все такое.
Калеб не стал говорить, что он работал с двенадцати лет и был больше мужчиной, чем Теодор когда-либо. И продолжил держать рот на замке.
Теодор был не таким, как отец Калеба. В самом деле, было бы странно представить его элегантную мать с гладкой кожей, какой она, должно быть, когда-то была – достаточно смелую, чтобы выйти замуж за такого стального человека, как Джон Хайтауер. Но она нашла себя на ферме. К счастью для матушки, она была школьным учителем, поэтому сейчас могла играть роль супруги образованного банкира. Женщины переменчивы, судя по всему.
Калеб отодвинул стул.
– Я останусь всего на несколько дней.
Теодор сложил свою газету и хмуро посмотрел на Калеба.
– Да. Хорошо. Твоя мать будет разочарована. Но каждый человек должен выбрать собственный путь. Когда что-то не получается так, как запланировано, необходимо сформировать новый план.
Теодор откашлялся, но если он и подумал о последних обстоятельствах с мисс Джессикой Уиллоби, то выглядел сконфуженным лишь слегка.
По правде говоря, это была вина Калеба. Он был тихим человеком, как и его отец. Никогда не заявлял о своей прекрасной любви и преданности Джессике, хотя внутри был так же горяч, как и любой поэт. Если его мать и отчим думали, что разочарованный Калеб скоро забудет грех Джессики, то он не мог их в этом винить.
И так было проще. Если бы они узнали об ужасной и грызущей муке в груди Калеба, к боли еще пришлось бы добавить и унижение. Он никогда не просил ее выйти за него замуж. Никто не знал, что они были больше, чем просто юными влюбленными. Никто, кроме самих Джессики и Калеба.
Она была для него всем. Превратила его из грубого наемного рабочего ранчо и помощника на китайской кухне в новой столовой своей матери в мальчика, любившего странные и опьяняющие слова Шекспира. В подростка, знавшего названия английских цветов, потому что Джессика дала ему книжку с картинками о них. В мужчину, который знал, кого он любил в этом мире и как тяжело работал, чтобы стать достойным ее.
А теперь Калеб был никем. Все его лучшие воспоминания были связаны с Джесс. Все планы строились ради нее.
Он не мог остаться здесь. Калеб мог бы сегодня же уехать из города, если бы не мать. Ее день рождения должен был наступить через два дня. Мужчина останется, но только на эти два дня. Калифорния была тем сломанным местом, которому он принадлежал.
– Служба начнется через сорок пять минут, – сказал Теодор, поднимаясь из-за стола. – Я могу одолжить тебе куртку.
– Сэр, – ответил Калеб, – спасибо за предложение, но сегодня я пропущу поход в церковь.
Его отчим остановился и уставился на него.
– Твоя мать будет вне себя, – сказал Теодор и вышел из комнаты.
У Калеба не было никаких планов на день, но он не мог пойти в церковь. Не мог видеть всех этих людей, зная, что они слышали о Джессике, и, гадая, совокуплялся ли с ней кто-нибудь из присутствующих.
Он нуждался в тишине. Облегчение пришло, когда его семья уехала, и дом опустел, но Калеб знал, что часы для него будут тянуться бесконечно. Калеб не мог придумать, чем заняться днем, потому что не понимал, что делать со своей жизнью теперь. Джессика оказалась шлюхой. А он стал никем.
Глава 4
Калеб сказал, что в состоянии заплатить. А ей были нужны деньги.
Даже сама эта мысль казалась ужасной. Недопустимой. Но она никак не покидала голову девушки.
Жизнь в этом месте стоила Джессике всего один доллар. Вот почему она приняла это предложение. Один доллар плюс ее девственность и все достоинство, которое она имела. Один доллар превратил эту сделку в юридически оформленную, так ей объяснили…
Девушка заключила данный договор, так как думала, что это обеспечит ее будущее. Один доллар, единственная ночь – и Джессика сохранит имущество. Тогда она могла бы продать дом с земельным участком – по крайней мере, хоть какая-то польза оттого, что она натворила. Джесс покинет этот город и страну, и не станет вспоминать о нем. Никто и никогда не найдет ее.
Но Джессика не знала об уплате налогов. Этот маленький неприятный сюрприз выяснился позже.
– Это твой дом, но ты потеряешь его, если не выплатишь налоги до конца месяца.
Это было сказано с ухмылкой, и тогда Джессика поняла правду. Как глупа она была. Совершенно слепа.
Еще пять ночей за сорок долларов. Это была вторая сделка. Сумма достаточная для уплаты налога и пени. А что ей было делать? Она уже была продажной. Ее единственный выбор на тот момент заключался в том, чтобы быть шлюхой, владеющей землей, или быть шлюхой «у разбитого корыта». Она остановила свой выбор в пользу участка земли.
Конечно, нельзя продать место, использовавшееся когда-то в качестве борделя. Ни одна уважающая себя семья не захочет здесь жить. Но Джесс думала, что никто не узнает. Она была так глупа. Так наивна.
Возможно, когда-нибудь вспыльчивый холостяк и купит все это, но гораздо дешевле, чем Джессика заработала своим трудом, и тогда она сможет уехать. Но это произойдет только в будущем, через несколько лет. А сейчас налоги за текущий год были уплачены. Еще десять долларов. С таким же успехом могла быть и тысяча. Также существовала перспектива голодной зимы. Даже если она захочет умереть – это будет медленный путь. Джессика не могла голодать, но и не могла лишиться этой ужасной, заброшенной фермы, которой владела, а у Калеба были деньги.
Девушка потратила весь субботний вечер, размышляя об этом. Думая о Калебе. Он не прикасался к ней часто во время ухаживаний, но когда делал это, тело Джессики словно светилось. Его рука на ее запястье – самое простое прикосновение, а она уже дрожала от греховных мыслей.
Калеб целовал ее несколько раз, только потому, что она его просила. Говорил, что это неправильно. Что не мог воспользоваться ею. Но, Боже, эти поцелуи были прекрасны.
В последний раз, прежде чем уехать в Калифорнию, Калеб попытался отстраниться, как только тепло его рта коснулось ее. Джессика притянула его назад, и вцепились пальцами в рубашку мужчины, чтобы удержать рядом. Он успокоился немного, а затем, вдохнув из ее рта, руками обхватил лицо Джесс с такой нежностью, что ее тело, казалось, стало жидким.
Расплавленным, горячим и пульсирующим. И мысль об этих руках на ней снова…
Но руки Калеба больше не прикоснутся так к ней. Они не обхватят ее лицо, не погладят запястья или щеки. Но это по-прежнему были руки Калеба. И она любила их.
Джессика уселась за кухонный стол писать послание. Несмотря на грубый деревянный пол и голые полки на кухне, бумага для писем у нее была отличного качества. У Джесс осталось несколько вещей, которые не были проданы, чтобы заплатить за долги отца, и личные бланки одни из них. Ей очень хотелось выцарапать выбитые инициалы, но это было бы ребячеством. Девушка носила то же имя, несмотря на то, что была совершенно другим человеком.
Джессика заплела волосы и надела шляпу с полями, которая была опущена достаточно низко, чтобы держать лицо в тени. Девушка запечатала письмо в конверт, написала на нем имя Калеба, и отправилась седлать мула Билла.
Было воскресенье. В это время все находились на службе в церкви. Она могла приехать в город, оставить письмо Калебу и уехать, прежде чем кто-нибудь узнает ее.
Через час Джессика привязала мула в узком переулке позади дома Теодора Дарста. Несмотря на прохладную тень от облаков, у девушки на лбу выступил пот. Она не хотела быть здесь. Не желала, чтобы ее вообще кто-нибудь когда-нибудь увидел снова.
Джесс отправляла Билла в город за продуктами, когда им нужен был сахар, мука или кофе. Мелисанда тоже иногда ездила, утверждая, что ее не беспокоили осуждающие взгляды. Но девушка не была в городе несколько месяцев, и внутренний голос уговаривал ее уйти. Это ужасная идея вряд ли стоила риска быть замеченной старым другом. Новым врагом.
– Мне нужны деньги, – прошептала про себя Джессика, направляя мула вперед, когда он почувствовал ее напряжение и остановился. Через три дома Джессика увидела ворота, ведущие во двор Дарстов. Она соскользнула с мула и встала возле них, осматриваясь.
Это были всего лишь белые деревянные ворота, которые не причинили бы ей никакого вреда, но ее колени дрожали, когда она полезла в сумку и схватила письмо. Безупречный бумажный конверт теперь казался ей каким-то странным бледным квадратом в серый день. Когда Джесс перевернула письмо, имя Калеба было написано так, как девушка обычно его писала. Как будто она все еще принадлежала ему. Но Джессика не его.
Она слышала, что его кто-то остался ждать в Калифорнии. Что, вероятно, тоже было ложью, но Джессику, так или иначе, это не заботило. В конце концов, мужчины никогда не переживали о своих далеких возлюбленных.
Злость от этой мысли придала ей сил, чтобы открыть ворота и двинуться по направлению к кухне. Она не стучала. Только надавила на дверь, пока та чуть не приоткрылась, и наклонилась, чтобы подсунуть письмо. Петли заскрипели. Джессика уронила письмо, дверь закрылась, а девушка ударилась об косяк.
Прежде чем поставить ногу на ступеньку ниже, Джессика осмотрелась, и деревянная дверь со скрипом открылась.
– Здравствуйте, – сказала повариха. – Я могу помочь вам?
– Нет, – пробормотала Джесс и попятилась.
Повариха склонила голову, вытерла руки о передник и с улыбкой сказала:
– Глупости. Давайте я вам… – слова замерли на ее губах, а глаза расширились. – Ты! – выдохнула она.
«О, нет». Джессика попятилась еще быстрее.
– Что ты здесь делаешь? Убирайся отсюда!
– Простите, – прошептала Джессика.
– Проваливай и не возвращайся! – прокричала старуха ей в след и замахнулась на нее фартуком. Джессика вспомнила, как однажды повариха суетилась над тарелкой с маленькими бутербродами и заверяла, что Калеб, несомненно, вернется домой из Калифорнии. Теперь же ее лицо было красным от гнева.
– Убирайся отсюда! Тебе должно быть стыдно за себя, ты распространяешь мерзость по всей округе!
Джессика побежала вниз по каменной дорожке, которая вела к крошечному сараю и воротам.
– Я сожалею, – удалось сказать ей, прежде чем мужской голос громыхнул из дома.
– Что тут случилось? – спросил Калеб. Он шагнул через дверной проем, глазами прошелся от поварихи к Джессике до того, как она развернулась и побежала, хлопнув воротами. Мул шарахнулся в сторону, но девушка грубо дернула его за шею, таща вниз по аллее и не останавливаясь, чтобы сесть на него верхом. Джессика побежала к дороге и не замедлила шаг, пока не свернула за угол.
Не заботясь о том, чтобы отдышаться, Джесс остановила мула, вскарабкалась ему на спину и ударила по бокам. Никто не видел, как она сбегала из города, но моральный вред все же уже был причинен. Она проигнорировала слезы, катившиеся по ее щекам, и поскакала дальше. Это больше не ее место. Она должна уехать.
* * *
Калеб уставился на то место, где женский силуэт скрылся за сараем. Ему едва удалось разглядеть девушку, прежде чем она убежала. Ее лицо скрывала тень от соломенной шляпы, но он был уверен, что это была Джессика.
– Кто это был? – спросил он Салли.
– Не бери в голову. Просто какая-то попрошайка.
– Это была Джессика?
Калеб посмотрел на повариху, когда та не ответила. Ее рот был плотно сжат, а щеки пылали красным.
– Что она хотела? – продолжал выпытывать мужчина.
– Да кто ж знает, что нужно таким женщинам? – огрызнулась Салли. – Не беспокойся об этой нахалке, Калеб.
Он ненавидел Джессику. Хотел заставить ее страдать так же, как она заставила страдать его. Но все-таки ощетинился, услышав, как ее обозвали с такой злобой.
Отказавшись от нежной манеры поведения с этой женщиной, помогавшей воспитывать его, Калеб встал прямо и хладнокровно посмотрел на повариху.
– Ее зовут Джессика, – произнес он.
Женщина напряглась, с презрением втянув носом воздух, но затем пожала плечами, вместо того, чтобы продолжать извергать ненависть.
Его мозг корчился от боли настолько реально, что Калеб чувствовал это физически. Желудок скрутило слишком крепко. Мышцы болели, призывая бороться с кем-то или чем-то. Мужчина хотел сжечь весь этот город и убить каждого, кто к ней прикоснулся.
Ее отец умер, и она превратилась в шлюху. Сотни девушек в Калифорнии имели такую же историю. Тысячи. И еще несколько по дороге в Элла Мэй. Они все были такими же хорошими, сладкими и чистыми, как и Джессика раньше. Это казалось невозможным, но это было так.
Калеб посмотрел на то место, где она исчезла.
«Зачем Джесс приходила сюда? Чтобы попытаться объяснить? Извиниться? Должен ли он разыскать ее и потребовать ответа?»
Мысли закрутились в его голове, а затем Калеб повернулся, и его ботинок задел что-то бледное по полу. Конверт. Калеб поднял его и увидел свое имя. Сердце пропустило удар.
Инстинктивно скрыв это от Салли, он спрятал письмо за спину и позволил ей пройти мимо. Через несколько секунд, Калеб закрыл дверь своей спальни и надорвал конверт. Это было не извинение. Это было приглашение.
Сердце Калеба снова вспыхнуло, рассыпаясь от ненависти и боли. Сердцебиение участилось, а пульсация крови начала отдаваться в ушах, потому что мужчина не мог ощущать ничего, кроме собственного гнева. Она пригласила Калеба, чтобы он трахнул ее. За деньги. То же самое Джессика предлагала бесчисленным незнакомцам. И хуже всего было то, что он собирался сделать это.
Глава 5
«Вот глупая», – пробормотала про себя Джессика, как только шагнула в дверь своей кухни.
Она закрыла все занавески, желая уединиться после случившегося сегодня вечером, но последние солнечные лучи все еще просачивались сквозь ветхий синий материал, прикрывавший окно на кухне. Она сказала ему приехать после захода солнца, а оно уже почти зашло.
Джесс поступила так необдуманно. Уронила письмо и убежала как трусиха, не имея понятия, увидел ли его Калеб вообще. «Что, если его подобрала повариха? Что, если она показала послание своим друзьям, которые разнесут весть о приглашении по всему городу? Что, если она показала его Теодору Дарсту?»
Ужас пронесся сквозь Джессику, вызывая приступ тошноты. «Нет. Это не могло случиться».
Она не сможет этого вынести.
Либо Калеб придет сегодня, либо нет. Это единственная неопределенность, которая скоро разрешится. Все в городе уже знали, кем она была. Хуже ситуация уже не станет, независимо от того, сколько писем напишет Джесс.
Она пыталась держать себя в руках в течение всего воскресного обеда. Помогло то, что Билл и Мелисанда были неболтливыми людьми. Обед был тихим, но быстрым. Мелисанда с Джессикой помыли и высушили посуду в мгновение ока.
– Ко мне может прийти посетитель, – тихо сказала Джесс.
– Тот мужчина? – спросила Мелисанда, будто совсем не удивилась.
Джессика кивнула, закончив разговор. Билл и Мелисанда ушли в их уютную комнату за сараем, как делали каждый вечер. А девушка осталась ждать.
В конце концов, ей не пришлось долго томиться. Услышав шум, она подняла голову и стала выглядывать из окна, когда Калеб вдруг постучался в дверь. Два стука, оба быстрые и жесткие.
Джессика рванула к двери, ее сапоги заскользили по деревянному полу. Калеб был здесь. Ее сердце норовило выскочить из груди.
Девушка положила руку на грудь и сильно нажала, пытаясь удержать сердце от взрыва. Она предложила себя ему, и тот пришел, чтобы принять предложение. Почему же Джесс так потрясена?
Она предположила, что если будет стоять там, где сейчас, то Калеб уйдет. А может, постучит еще несколько раз. Может, будет колотить по двери, и кричать, как другие мужчины. Джесс не могла такого представить. Калеб всегда был тихим. Молчаливым, но сильным и благородным. И если у него ничего от этой благородности не осталось, Джессика все равно не думала, что мужчина бы позволил себе такое поведение. Ведь так?
Девушка скоро узнает. Узнает, будут ли его нежные и заботливые руки тискать ее и оставлять синяки.
Джессика переместила одну ногу вперед, а затем другую. Отодвинула щеколду и открыла дверь.
По крайней мере, это был Калеб. Не кто-то другой. Не его отчим.
Они смотрели друг на друга долгим взглядом, небо позади него было достаточно темным, отчего свет лампы заставлял его лицо сиять. Калеб побрился и вдруг показался больше похожим на того парня, которого она любила, но он никогда не смотрел на нее раньше так, как сейчас. Его подбородок был словно высечен из камня, а взгляд оставался холодным и спокойным.
– Сколько ты хочешь? – спросил Калеб.
От печали в ее горле встал комок. Джессика с трудом сглотнула, но ощущение не прошло, поэтому она просто открыла дверь шире и впустила его. Мужчина пах мылом и кожей, девушка почувствовала его аромат, когда тот прошел мимо нее. Он принял ванну, и данный факт, каким-то образом, заставил ее почувствовать себя немного лучше.
Мужчина смущенно замер в гостиной, когда она прикрыла дверь. Джессика оставила ее незапертой. Если бы Калеб решил потешить свое уязвленное самолюбие кулаками, Билл находился на расстояния крика.
Девушка взглянула на его руки.
Если он ударит ее, остановит ли она его?
Они стояли в тишине. Джесс не знала, как это обычно происходило. Даже не знала, сколько должна была попросить денег за услуги.
Когда больше не осталось сил выносить это молчание, пошатываясь, она направилась в сторону маленького столика возле окна. На нем стояла наполовину пустая бутылка виски, оставшаяся от последнего посетителя.
Девушка не стала спрашивать, хотел ли он выпить. Глоток виски для нее был гораздо нужнее, нежели вежливость.
Она налила напиток в два последних хрустальных бокала, которые у нее остались. На них были сколы, поэтому Джессика не смогла их продать. Не глядя на него, она протянула Калебу бокал, затем осторожно повернула свой стакан так, чтобы сколы ободка не порезали ее губы. И проглотила виски залпом.
Когда Джесс, наконец, рискнула и посмотрела на Калеба, он наблюдал за ней недоверчиво, как будто был в шоке от того, что она пила крепкий алкоголь. Ужасный смех чуть не вырвался из Джессики от мысли, что она была благородной шлюхой, никогда не прикасавшейся к виски.
Она успела прикрыть свою истерическую реакцию кашлем.
Калеб покачал головой и допил напиток. Его руки выглядели слишком большими, когда он обхватил бокал.
– Сколько? – спросил он снова, когда поставил фужер с резким и глухим стуком.
Джессика кивнула. Лучше с этим разобраться побыстрее.
– За ночь?
– А за что же еще?
– Я не… я просто… да. За ночь. Конечно.
– Ну, если только ты не делаешь что-нибудь особенное… – глумился Калеб.
Джессика побледнела. Ее единственной особенностью была девственность, и с этим было быстро покончено. У нее не имелось достаточно даже общих навыков шлюхи, чтобы знать, какие особенности могли существовать.
– Скажи мне, что ты предлагаешь, – его голос был грубым и холодным, будто суровый зимний ветер кружил вокруг нее.
Джессика почувствовала, как приоткрылся ее рот, но она не смогла выдавить из себя ни звука. Не могла даже сделать вдох. Девушка не желала участвовать в этих переговорах. Только хотела, чтобы это было сделано. Она бы легла, Калеб удовлетворил бы свою потребность, и тогда она смогла бы заработать деньги. Немного конечно, но больше, чем прежде. Она была трусихой. Еще одно мерзкое имя можно будет добавить к остальным.
– Пять долларов, – прошептала Джессика.
– Что?
– Пять долларов. За ночь.
Калеб разозлился.
– Я слышал, что ты стоишь довольно дороговато. Думаю, это то, чем можно гордиться. Никаких грязных фермеров между этих ног, я прав?
Она пыталась сделать так, чтобы писк, вырвавшийся из ее рта, прозвучал как согласие.
– Почему ты решила, что у меня есть пять долларов?
– Не знаю, – сумела произнести она, – это моя цена.
Джессика не могла делать это за меньшую сумму. В действительности, пять долларов лишь закрыли бы брешь в том, в чем она нуждалась, но сейчас у нее имелось всего семьдесят пять центов, которые Джесс хранила в погребе в консервной банке. Единственным вариантом уплаты налогов было продать корову, но тогда им придется пережить зиму без молока и сливочного масла.
Калеб шагнул к ней ближе, Джессика чуть отстранилась, однако мужчина потянулся мимо нее за виски и налил им обоим еще по стаканчику. Она взяла бокал настолько быстро, что виски выплеснулось на пол. Игнорируя это, девушка с благодарностью выпила противную жидкость.
На этот раз мужчина поставил свой пустой стакан более мягко и подошел к окну, несмотря на то, что там уже была кромешная темнота. Его пальцы коснулись выцветшей голубой бязи, скрывающей их от посторонних глаз, а затем Калеб плотнее сдвинул вместе две половинки штор.
– Я заплачу тебе двадцать, – сказал он.
Джессика замерла, ожидая какого-то объяснения. Но мужчина лишь смотрел на свои руки, гладившие тонкую ткань.
– Что, прости? – наконец спросила Джесс.
– Двадцать долларов, но я хочу всего.
– Всего – это чего? – удивилась девушка.
Его каблук немилосердно скрипнул по деревянному полу, когда мужчина повернулся к ней.
– Я хочу всего, что ты делала с другими мужчинами. Все, за что тебе уже платили. Хочу, чтобы ты сделала со мной все это.
– За сегодняшний вечер? – прошептала Джесс, а ее разум уже начал рисовать образы.
– Нет. За столько вечеров, сколько на это потребуется. За несколько дней, может, за неделю. Но ты не принимаешь больше никого, ясно? Никого, пока я здесь. Я – твой единственный клиент.
Все, что она когда-нибудь делала, заняло бы от силы две ночи, но Джесс не сказала ему об этом. Вместо того, чтобы спорить о пустом, она изменила сумму.
– Двадцать пять, – ответила Джессика.
– Идет.
Девушка чуть не ахнула. Она не ожидала, что сделка будет совершена так быстро. Двадцать пять долларов. Это было гораздо больше, чем Джессика предполагала. Даже пять долларов казались значительной суммой. А двадцать пять позволят не только оплатить налоги, но и продержаться весь следующий год. Джессика должна была быть в восторге, но вместо этого она с ужасом осознала, что они заключили сделку, и теперь пришло время, чтобы предоставить Калебу то, за что он заплатил.
