Текст книги "Последний рассвет"
Автор книги: Виктор Власов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Суа могла попасть под клинок, но удача улыбалась, обнимая её крыльями. Могла попасть под стрелу, но отлично обученные опытные самураи Лао служили ей щитом, которым она неустанно пренебрегала. На миг Шуинсаю показалось, что противники боялись нападать, намерено шли под удар принцессы. Бандиты перемешались с ниндзя и крестьянами, и Суа исчезла среди них, точно блуждающая звезда растворилась в свете месяца. Вскоре половина воинов деревни, раненые, оказались не в состоянии сражаться, но ученики братьев Зотайдо прорвали ощетинившуюся копьями стену.
Лао очнулся и вышел из медитации в тот момент, когда бандитская лавина стекала с горы. Он встал, не спеша размял ноги, подхватил катану и вакидзаси, снарядился кинжалами, что повытаскивал тут же из мертвецов, и рысцой побежал к деревне. Подоспел к самому последнему акту кровавой пьесы, увидел: Суа пыталась вытащить стрелу из левой ноги, не получалось. Другая стрела угодила девушке в левое плечо; она упала. Кеншин собирался выпустить третью. Совершенно чужой, незнакомый Лао кривоногий «телохранитель», державшийся рядом с ней, присел на одно колено, выставил правое плечо и меч – приготовился принять стрелу. Словно по воле божественной, ряды сражающихся разомкнулись, пропустив старшего Зотайдо. Лао, прикрыв принцессу собой, громко закричал:
– Эй ты, коровий вор! Настоящий воин сражается мечом!
Кеншин, убрав лук, вытащил два изогнутых клинка, не похожих на традиционные самурайские мечи – их лезвия были усеяны зубцами. Главарь бандитов и мастер сошлись, схватились жёстко, беспощадно, у обоих стили фехтования сильно различались, и любой промах стоил жизни. Потрёпанные бандиты, уставшие ниндзя и раненые крестьяне обходили их стороной, соблюдая неписаный закон уважения поединка… Даже брат не имел права помогать.
Сталь клинка Лао от ударов зазубренных лезвий врага крошилась – не выдержала, меч треснул, словно бамбуковая палка, а сам старший Зотайдо повалился. На земле он крутанулся волчком, подсёк ноги Кеншина, и, нащупав свой сломанный клинок, всадил тому в живот, провернув. Лао быстро вскочил – раненый зверь опаснее здорового. Враг и не помышлял о нападении – тихо стонал, выплёвывая кровь. Его чёрную фигуру, запорошённую пылью и грязью, стеной прикрыли соратники. Пыл их иссякал, и вскоре злодеи, бросив раненых умирать, уносили ноги.
Эту схватку терпения и упорства враг проиграл, но тревога и напряжение не покидали ни жителей Хайкан, ни её добровольных защитников.
Дотлевали хижины вблизи горного склона, раскалённый воздух над ними вибрировал, ветер нёс едкий дым далеко за озеро. Вокруг царила тишина, нарушаемая лишь треском тростниковой кровли, оживлёнными шепотками оставшихся учеников, да утихающей руганью старшего Зотайдо.
Красные сосны, вымахавшие на холмах, образовывали точно рубиновое ожерелье на бамбуковом теле, они – неподвижные, будто вылепленные из воска, застыли высокими худыми фигурами на фоне светлеющего горизонта. Под утро колючки покрылись инеем, а кое-где замерли кровавые бусинки – застывшие капли…
Тёплый ветер овеял тревожное лицо Шуинсая, который вошёл в хижину. Он склонился над Суа; девушка лежала, накрытая дерюгой, веки сомкнуты, ноздри медленно раздувались. Приложив руку к бледному лбу раненой, мастер с надеждой проговорил:
– В ней сильный дух!..
И, поглядев на вошедшего брата, недовольно добавил:
– Но непослушный.
– Ты как думал?! – пробормотал Лао. Усевшись на циновку, облокотился о стенку хижины, закрыл глаза.
Клубочки облаков, оставленные в покое стихающим ветром, безмятежно висели в небе.
Глава 10
– Собирай живей, Таки! – яростно зашептал Шиничиро, озираясь на выход из хижины. – Сейчас хозяева зайдут…
Руками «Бамбуковый мореход» сгребал рассыпанный рис. На полу высилась приличная кучка.
– Посмотри в подполе, Шидзин – буркнул Хаору. – Вдруг что-нибудь осталось.
Вошедшая в хижину женщина подняла крик:
– Воры, воры!
Зачерпнув горсть риса обеими руками, Хаору ссыпал добычу в карман. Шиничиро, отскочив, толкнул женщину от выхода, рванул к берегу. Друг, зажав карман рукой, бросился за ним.
Среди хвороста и щепок рылись свиньи, в надежде отыскать незамеченное раньше съестное. Перепрыгивая через них, Шиничиро и Хаору привлекли внимания местных жителей, которые возвращались из леса.
– Лови воров! – кричали они, организовывая массовое преследование. – Вам не уйти!
Заскочив на джонку, Шиничиро обрубил верёвку, Хаору быстро-быстро заработал ногами, педальный механизм противно скрипел. Парус-жалюзи быстро упал, хапнул ветер – пара минут, и до них не добраться!
– Чуть не попались… – с облегчением вздохнул Шиничиро, поглядев под навес, где друг, откинувшись на спинку скамьи, переводил ошалелый взгляд из стороны в сторону. – Давай по берегу пройдём? Может, кто рыбу ловит?.. Рисовые колобки без рыбы, что самурай без катаны.
– Опасно тут, – буркнул Хаору. – Лучше убраться с территории вражеского клана.
– Струсил, Бамбук? – вскинулся Шиничиро. – Лучше в своём хламе найди одежду потеплее. Надо бы шкур потаскать у местных да смастерить этакое, а то мы выглядим оборванцами, а не командой корабля.
– Джонка никудышная, – Хаору шмыгнул носом.
– Не скули, сам ты – никудышный! Продадим тот кинжал с камнями и кое-что из твоего хламья, да починим корыто… Мне постричься надо, и тебе не мешало бы… помыться.
Так на сей день друзья добывали пропитание. Замечая вдалеке чёрный дым, стремительно осматривали разграбленные места, а потом спасались от возвращавшихся местных.
– Эй, смотри, кого-то там метелят, – заметил Шиничиро, вытянув шею. – К берегу!
– Сдурел? – кинул Хаору испуганно. – Мы и нескольких ри не прошли, поймают!
– Заросли кругом, не трусь, – отмахнулся он.
Трое каких-то ронинов глумились над коротышкой. Привязанный к стволу бамбука, тот вздрагивал при каждом ударе. Смотреть на страдания жертвы Шиничиро не мог, сжималось сердце. Вложив кинжалы за пояс, он посоветовал Хаору не покидать джонку и сидеть на педалях. Лодка подошла к берегу на вёслах, Шиничиро выпрыгнул на песок. Подкравшись к цели по кустам, выскочил. Меткими бросками кинжалов поразил одного, другого. Третий, подняв меч, вдруг замешкался и пустился наутёк. Развязав маленького человека, Шиничиро помог ему подняться. Раскрыв рот, тот долго не говорил ни слова, а затем проделал несколько жестов посиневшими от верёвки руками. Указал в заросли бамбука, откуда доносились голоса, и слышался шелест сухой травы.
– Не уходи, – предупредил глухонемого Шиничиро. По камням он залез на утёс и подал Хаору знак.
Вернувшись, обнаружил исчезновение немого коротышки и пропажу драгоценного кинжала. Сконфуженно пожав плечами, Шиничиро быстро спустился по склону к джонке, кляня самого себя за неосмотрительность. Вот дурень! Вора спасал!
Холодало, но озерцо вечернего неба выглядело прекрасно. На тёмной лазури горизонта, с поражающей ясностью, осиянные лунным светом, высились ярко-белые матовые массы снеговых гор, с причудливыми изящными тенями и тонкими живописными очертаниями. В минуты созерцания природы Шиничиро лучше не отвлекать: он становился отрешённым и в раздражении мог ударить. Хаору чувствовал расположение духа друга и никогда не отвлекал, но пропала занятная вещица. «Бамбуковый капитан», если честно, подустал от воровства и бродяжнической жизни.
– Шини-доно…
Юный Зотайдо сидел неподвижно на плоском квадратном носу джонки, закутавшись в дырявую рогожу, холодный ветер, пенящий малиново-синюю воду, трепал его волосы.
– Шини… – снова позвал Хаору и осёкся. Друг обернулся с видом недовольным, обиженным, неожиданно набросился с кулаками. Хаору испугался, хотел залезть под навес, но Шиничиро потянул его за край меховой накидки. В глазах стояли слёзы, он бормотал:
– Не вздумай испортить… слышишь, не вздумай, заплатишь!.. Чувствую, что приближаюсь к чему-то лучшему, что изменит мою жизнь навсегда. Не придётся прозябать на глупых тренировках, – он тряхнул друга так, что тот невольно раскрыл рот, закашлялся – ветер залетел внутрь, сушил горло. – Только я, я один, пройду Дорогой Цветов. Они слишком долго не воспринимали меня всерьёз!
– Сбрендил?! – вырвался Хаору. – Сколько собираешься провести со мной времени? Я присмотрел хорошее место на острове Тосима, я проплывал там много раз, когда джонка не была убогой…
– Не будь слабаком, Такисиро, не капай на нервы!
– Ты… – показал пальцем Хаору, скривившись. – Приносишь одни проблемы! Узнал бы про тебя мастер Шу…
– Если мы начнём драться – от этого корыта ничего не останется, – процедил Шиничиро, запустив под навес пустой фляжкой. Она звонко залетела в угол джонки. – Скоро я тебя оставлю в покое, не бойся… Смотри, хижины на берегу, попросимся переночевать, заодно разузнаем, где можно обменять барахло. Что касается моего отца, то ему не обязательно знать ничего. Появлюсь в деревне, когда придёт время.
«Бамбуковый мореход» сокрушённо вздохнул: спорить с упёртым бесполезно.
Глава 11
Зима пришла сюда внезапно. Ещё вчера казалось, что на «Страну ранней осени» не скоро падёт холодная крошка, но сегодня утром каждый убедился: мир Хондо полон тайн. На северных пиках Исикари белели снежные шапки, а внизу поблёскивала свежим тонким льдом река Сэгё. Красные сосны на холмах, обсыпанные молочно-белыми хлопьями, застыли тихими фигурками на фоне бледно-серого неба, снег с одной из них неслышно опал, когда Суа забросила «кошку» на ветвь и проверила, насколько прочно та держалась. Забираться по ней оказалось тяжелей обычного: шерстяное кимоно, утеплённые ватные штаны заметно прибавляли веса. Плечо ныло. Словно по совету брата, мастер Шуинсай необычно одинаково строго относился и к тем, кто получил раны, и к тем немногим, кто после схватки оказался невредим.
– Суа, как чувствуешь себя? – спросил Такеши, подняв голову. Девушка забиралась на дерево.
– Бывало получше, – напряжённо ответила она. Вскарабкавшись на ветвь, молчала. Свежий зимний воздух мягко холодил лицо, и дышать было приятно.
– Я тут кое-что припрятал… – милый парень с глазами цвета недоспевшей хурмы, с короткой косичкой на затылке, испытывал интерес к девушке. Не упускал случая, чтобы привлечь к себе внимание. То воду принесёт, то поделится едой. На что надеялся, глупец? Знал ведь, что Суа – невеста самого сёгуна Ёсисады Хадзиме. Девушка не позволяла себе разговаривать с ним, старалась не улыбаться, но улыбка, как назло, растягивала губы.
– Такеши-доно, я не голодна, – свернув «кошку», Суа приготовилась спуститься. Щёки предательски пылали румянцем.
Он же верил, что рано или поздно нрав девушки станет мягче, и терпеливо ждал.
– Один круг вокруг холма, – пробормотал Лао, поглядев на парня исподлобья. – Никаких бесед. Погляжу, Шуинсай, распустил вас!
Нахмурившись, Такеши поискал вопрошающим взглядом наставника Шуинсая – своих учеников младший Зотайдо всегда поддерживал, но среди сосен его не оказалось.
– Хайякухаширу! – Лао, вытянув губы, зашипел, как змей. Из его широких ноздрей вылетели струи пара. – Эй, ты! – позвал он раненого ниндзя. – И тебя заставлю бегать, если будешь халтурить. Скоро вам нелегко придётся…
Мастер Шуинсай стоял на берегу озера Мицуми, наблюдал за снежной пушистой крошкой, которая мягко ложилась на тонкий слой льда. Ветер с гор сгребал её в длинные вихри; они разбивались о колючки сосен, навевали мысли… Шина и Шиничиро… Как они? В груди тоскливо защемило, захолодело под ложечкой – плохое предчувствие.
– Прохлаждаешься, братишка?! – криво усмехнувшись, Лао пощупал своё забинтованное плечо. – Нечего топтать снега Исикари! До сих пор не пойму, как тут мог Кендзо провести большую часть жизни? То-то не рвётся он сюда больше, хитрец проклятый, засел в столичном додзё, пузо греет!.. Мы дадим потренироваться оставшимся пару недель, поправить здоровье, а потом избранную половину загоняем в пещеру, другая своим ходом возвращается в Ампаруа, и дело с концом… В любом случае до Нового года успеем, не собираюсь тут век доживать!
Шуинсай кивнул, и, развернувшись, последовал за братом.
После стычки с разбойниками не досчитались четверых – погибли трое учеников Лао и девушка из группы Шуинсая, Цукико. Изнурительные тренировки, постоянные походы в горы и долины, не оставляли времени на тоску. Раны зажили, превратились в шрамы, стали гордостью многих, тех, кто с удовольствием внимал по вечерам тихим речам учителя Шуинсая. Удивительными историями, учением и старинной философией додзё он умел заворожить кого угодно. Нередко старший Зотайдо ловил себя на мысли, что и ему нравилось слушать, но всякий раз поддевал брата:
– Шуи-сан – большой сказочник, верить нужно только здравому смыслу и никогда – его ослепшим монахам да самураям, голыми руками разбивающим камни!
Стоило Шуинсаю сесть у костра, мудро и таинственно оглядеть собравшихся, как воцарялась тишина. Начинал он говорить не сразу – выдерживал паузу, потирая руки. И когда искрящиеся взгляды замирали на нём, учитель начинал оживлённо повествовать. И сейчас мастер, как всегда, зашёл издалека…
– Для провинции, находящейся в состоянии войны, жизнь воина ничем не ценнее жизни крестьянина или мастерового, становящихся воинами волею обстоятельств. И те, кто существуют сами по себе, не заботясь о судьбах родины, ничтожны, как грязь, которая прилипает к телу. Их гибель для страны ничуть не больше, чем для человека утрата одной-единственной ресницы. Жил в то время человек, его мировоззрение укладывалось во многие строки одного из великих поэтов…
Суа слушала учителя внимательно, не отводя взгляда, наблюдала за каждой живой тенью светлеющего лица.
Специально ли, нет, Лао начинал вполголоса беседовать с кем-нибудь из учеников. В минуту интересного повествования старший Зотайдо будто заражал их своей идеей, и они неохотно продолжали обсуждать её, поддерживая мастера. В этот раз Такеши нарушал тишину больше остальных. И даже когда Лао прекратил разговор с ним, парень, радуясь интересу к нему старшего Зотайдо, продолжал рассуждать.
Суа ласково обняла парня за плечо, потом резко схватила за шею так, что у того потемнело в глазах. И пусть выглядел Такеши несколько нелепо, но глаза, плутовато прищуренные, сияли: ему удалось снискать внимания девушки!
– …Вопреки законам войны и долгу поступил один самурай, по имени Ишино: он стал свободным, покинув хозяина, недостойного и корыстного чиновника…
Почти каждый слушающий время от времени догадывался, что истории да красивые речи мастера – подготовка к серьёзному испытанию. Ходили слухи о том, что даже само испытание перед посвящением изменяло человека, перестраивая сущность, убивало страх перед смертью.
– …Человек он чести, всегда дорожил обязательствами. Ни богатства, ни слава не манили настоящего самурая. Но знал Ишино и сладость жизни… Стебли овса… жевал их и чувствовал в горле терпкую сладость.
Жизнь героев своих рассказов мастер словно проживал сам. Вот его герой принимал серьёзное решение, находился в опасности, и лицо Шуинсая, преисполненное справедливым гневом, было напряжено, но вскоре мало-помалу добрело: герой отдыхал в кругу родных и любимых людей.
День испытания приближался: становилось меньше сказок, историй, напутственных слов мастера. Скрыв чувства под маской равнодушия, он разговаривал лишь с братом, который с нетерпением ждал момента, когда встанет у выхода из пещеры неумолимым судией.
На тропе в Хайкан стоял туман, молочный, как пар, влажный, холодный и обжигающий щёки, кожа от него становилась гусиной. Тёмные очертания гор и деревьев проступали из него, словно призраки. Этой ночью свет звёзд и месяца, казалось, ослабел, а сами небесные светила будто умирали. Воздух висел бледным саваном, который вот-вот затвердеет и свалится на мир живых страшной материей, и в ней не будет житья никому. Вокруг – тишина, необычная, таинственная: не слышались шаги и голоса звучали свистящим шёпотом. Почва в долине мягкая, покрытая тонким слоем влажного снега, который, чуть похрустывая, заглушал другие звуки. Ни криков птиц, ни шорохов зверей: зимой окрестности Исикари вымирали…
Устало передвигая ноги, ученики смотрели вслед Шуинсаю и Лао. Тускло-белой паутиной туманная пелена обволакивала их. То ускоряя, то снова замедляя шаг, угольно-чёрные на фоне дымки мастера выглядели так, будто выгорели изнутри, и сейчас рассыплются пеплом. Рассматривая кривые очертания гор, чёрные скалы, прямые стволы сосен и одинокие пустые хижины, ученики шептались; неожиданно они заметили, что сделались друг другу роднее и милее. Давнишнее сильное желание доказать своё старшинство, превзойти соратника в противоборстве – кануло в туманную мглу, растворившись в холодном сыром воздухе среди скал. На пути в горы ученики словно перестали быть воинами – попали в мир, где не нужно ни с кем бороться и думать, как выжить. Сейчас за сэнсэями шли не грозные ниндзя, а юноши и девушки. Страх и неведенье непредсказуемо меняли людей. Да, Исикари – таинственное место, недаром лучшие мастера обучались на лоне «страны ранней осени, как, впрочем, и ранней зимы…»
Ученики Лао тянулись цепочкой впереди. Ученики Шуинсая шли парой: Катсу с Маи. Держались за руки, шептались о чём угодно, только не о грядущем. Запрещалось ходить парами и шептаться, но мастера не оборачивались, шли вперёд, неустанно и целеустремлённо. Такеши смотрел вслед парочке с завистью. Взор парня потух, он волочил ноги, и, что-то бормоча, чуть поодаль плёлся в одиночку за отрядом. Суа пропустив несколько товарищей мимо, задержалась около парня. Такеши взял Суа за край кимоно и слегка потянул. Подавшись, она попала в объятия. Руки парня – горячие, точно очаг в хижине настоятеля Дунгбен, дыхание – тёплое, как летний ветер, а взгляд – вопрошающий, влажный, как туман.
– Ты не должна погибнуть, Суа, ты – останешься!.. – зашептал он, губами прижимаясь к её тёплой гладкой шее. Руки парня, будто не знали, куда деться, они проникли под кимоно девушки. Суа задрожала, дыхание сбивалось. Единственное, что она могла – обнять и молчать.
– Ты ведь расправишься со мной быстро, я не хочу страдать!.. – добавил он, исказившись. Чёрствый боец умер в нём, уйдя в тайный мир окружающих снегов. – Чувствую в тебе силу, одна эта сила позволит выстоять…
– Мы не можем умереть, – не веря своим словам, девушка проговорила дрожащим шёпотом. – Никто не умрёт, я постараюсь, слышишь, постараюсь!..
Вдруг парень тоненько захихикал, улыбнувшись сквозь слёзы, спросил:
– Позволишь в темноте?..
Вопрос ошарашил Суа, кольнув сердце так, что принцесса не смогла молвить ни слова. Кивнула.
– Даёшь слово?
Она, изумляясь себе, снова кивнула, отвела взгляд.
Слёзы парня исчезли, улыбка осветила черты. Довольный, Такеши успокоился. Вместе они поспешили вдогонку за отрядом.
В небольшой прихрамовой хижине настоятеля Бенйиро находились лишь избранные ученики – те, кого братья забраковали, готовились в путь. Около разгоравшегося очага, накрывшись шкурами, избранники делали вид, что спали, а сами внимательно прислушивались, нередко забывая дышать. Даже Сява-сан, появившись в углу около насыпанного корма, только принюхивался, не решаясь преступить к трапезе.
Лао и Шуинсай решали судьбы учеников. Они сидели друг напротив друга. Первый сжимал кулаки да нервно дёргал головой, а второй, нахмурившись, глядел в глаза брата. В одночасье для учеников повторно оговорились запреты: не разговаривать друг с другом, не ходить парами, не думать ни о чём, кроме задания.
Ночью перед испытанием, перед походом в заброшенный золотой рудник на Исикари, Суа плохо спала. Она заснула последняя и проснулась первая от странной вибрации, которая тревожила нутро. Старик Бенйиро не спал. Тяжело откашлявшись, он подбросил поленьев в очаг под котлом. Поглаживая Сяву на правом плече, повернулся, изумлённо прошептал:
– Редко увидишь, чтобы родные братья так непримиримо сражались между собой.
Девушка накинула каригину, вышла, ступив босиком на снег.
Утро просвечивало белизной только у самого горизонта в восточной части неба, а само оно – сапфировое, и звёзды, превратившиеся в маленькие бледные пятна, увядали. Издали, со склона горы, покрытого матово-синим снегом, доносился лязг стали и выкрики старшего Зотайдо. Суа заторопилась, перескочив изгородь, едва не поскользнулась на прибрежном льду озера, в котором узкими драконьими пастями темнели промоины.
Два мастера сражались на пологом склоне горы у старой кривой сливы, бились на фоне тусклых бело-серых тонов долины реки Сэгё. Две катаны ударяли друг о друга с неистовой силой. От мастеров валил пар. Тяжёлые меховые накидки поверх кимоно нисколько не стесняли движения. Лао нападал на Шуинсая с привычной манерой несдержанного человека, а тот, в свою очередь, невозмутимо технично защищался.
– Ори-я! – кричал Лао, занося катану для удара. На холоде голос мастера хрипел.
– Не кричи так, – предупредил Шуинсай, улыбнувшись. – Перебудишь духов…
– Ки-ай! – Лао наскакивал, словно бешеный, оглашая округу грозными выкриками. От нехватки терпения он, казалось, лопнет, точно мыльный пузырь. – Хийована!
– Кибиши!
Они не стремились ранить или победить друг друга – лишь разрядиться, выпустить накопившиеся эмоции. Закашлявшись, Лао поднял руку, согнулся, воткнул меч в снег. Брат подошёл ближе, положив руку на плечо, заглянул в лицо:
– В порядке, Лао-доно?
Лао, выругавшись, выбил у брата клинок и схватил его за плечи. Они начали бороться, словно два огромных жука, вставших на задние лапки. Вместе свалились на снег и, кряхтя, как старики, скатились по склону к сосне. Ветер, заколыхавший ветви, осыпал холодной крошкой их румяные лица. Одновременно вскочив, они засмеялись и вдруг рванули за катанами, продолжили бой с новой силой.
Возвращалась в хижину Суа с невероятным приливом беспричинной тихой радости. Увидев опухшее сонное лицо Такеши, который показался в дверном проёме, уверенно сказала ему:
– Не время падать духом.
И, затолкнув парня внутрь, посоветовала отдохнуть как следует перед завтрашним испытанием.
Перед утренним выходом никому не дали еды. Ёжась от холода, прячась в широкий ворот меховых накидок, выданных настоятелем, они слушали ворчание животов и шли неохотно. Каждая клеточка их тел трепетала, но все старались хранить спокойствие, достойное воинов. Вслушиваясь в тихий хруст снега под ногами, в протяжное пение горного ветра, Суа вдруг почувствовала себя потерянно. И мастера, и настоятель не говорили ни слова, и все ученики будто онемели.
Дабы не выдать дрожь, Такеши ускорил шаг, догнав девушку, забежал вперёд и подмигнул Суа. В нём сквозило что-то детское, нетронутое… как можно лишить жизни такого игривого и милого человека? Суа поклялась себе постараться никому не причинить непоправимого вреда.
Раненое плечо побаливало, и Суа временами думала, стоит ли вообще проходить это никчёмное испытание. Чего ради? Она так и не смогла улучить момент, чтобы уединиться с Шуинсаем – постоянно кто-нибудь толокся около него и мастер был занят. Впрочем, как ей казалось, Шуинсай понимает, зачем ей, принцессе, все эти дурацкие приключения. Понимает – именно потому держится на расстоянии… Конечно, в стычке с мародёрами Шуинсай её пытался прикрывать, но его отжали, и Суа спаслась только благодаря вмешательству Лао… И хорошо ещё – рядом оказался Асахара.
Странно, как вообще он там появился!? В запале боя ей не удалось перекинуться с убийцей даже парой слов. И куда потом пропал? Странно, ни один Зотайдо ему не удивился! Неужели тот бой спланирован хитрецом Кендзо? А что, на него похоже – нашёл, к примеру, кучку самонадеянных кретинов, подослал того же Асахару проводником, и вот – случилось, что случилось! Проверка боем… А лабиринт Омму на Исикари только для нас, молодых – ученики Лао отстранены почти все. Лучшим из додзё пройти все эти коридоры… что за сложности?
Интересно, какими байками Асахара завлёк бандитов в глухомань? Дочиста ограбив Хайкан, что ещё за выкуп они надеялись получить от полунищих рисоводов? – гадала Суа, хромая по тропе вслед за Такеши. – Исикари… Исикари… Хисикари… Опа! Вот оно!!! Ах, он, прохиндей! Каков?!! Хисикари всем известен, как богатейший золотой рудник. Вероятно, посланный Кендзо Асахара наобещал бандитам богатую поживу – привёл к горам Исикари, где есть старые копи… и мародёры рассчитывали, что местные крестьяне туда заглядывают ради золотишка, которого в деревне, если поскрести по закромам, наберётся немало. Конечно, соблазниться на такое могли только чужеземцы! – Суа вспомнила странный выговор мародёров, их непривычный вид, чужое вооружение. – Парни ошиблись совсем чуть-чуть: золотой Хисикари находится совершенно на другом острове – на Кюсю, а не на Хондо…
Утоптав снег у входа в штольню, маленький отряд выстроился в шеренгу перед мастерами. Суа, Такеши, Катсу за руку с Маи, двое взрослых – Нибори и Мамору. Прочих своих Лао отослал в Ампаруа под командой Чонг-Ву, предварительно на них наорав. Пак остался в Дунгбен стеречь нока.
– Выход из Омму – один, и вход – тоже! – объявил Лао, тряхнув головой. – Получит высокое право лишь тот, кто выберется из пещеры… А выбраться из неё невозможно! – старший Зотайдо острил в своём репертуаре. – Там повсюду ловушки, обезвредить их возьмётся истинно сумасшедший…
– Пойдёте без света. Синоби должны видеть в темноте, – сухо добавил Шуинсай. – Задерживаться не следует – можно получить переохлаждение. Додзё не нуждается в командирах с болезнью лёгких.
Лао вытряхнул из кисета на ладонь и раздал каждому вырезанные из слоновой кости фигурки нэцкэ.
– Берегите, и не вздумайте потерять! Это ваша судьба… А, быть может, – жизнь!
Не поднимаясь на вершину Исикари, тропа обогнула склон. Нисхождение по круче в каменную кумирню с изваянием Хатимана, выстроенную над входом в Омму, оказалось тяжёлым. Никакой поклажи, кроме мешочка сюрикэнов и привычного самурайского клинка, однако ноги потяжелели. Некоторые ученики вели себя неспокойно, Маи находилась на грани срыва, у неё почти началась истерика. Единственное, что мог предложить настоятель Дунгбен – холодное пойло из хурмы. Прихваченный старым Бенйиро в дорогу тыквенный бутыль был вмиг опустошён.
Миновав пустынную залу с алтарём, настоятель распределил учеников по двум большим комнатам. Шестеро лучших встали в строго определённые места, обозначенные чёрными полосами, и ждали, когда под ногами разверзнется пол – под храмом находилась огромная сеть туннелей. С помощью верёвок мастера отправляли избранных в подземелье Омму.
– Держись крепко, – посоветовал Шуинсай, подавая верёвку Суа.
Квадрат пола под ней мгновенно исчез, она провалилась. По крутому скату ледяной извилистой горки Суа катилась несколько секунд. Наконец, свалившись на каменный пол, поняла: без огня не обойтись. Вздохнув, набралась терпения и мужества.
Туннели Омму – сырые и холодные, по ним бродил сквозняк, заунывно гудящий. Пахло мокрыми камнями и гнилыми корнями. С потолка свисали тонкие отростки, в которых Суа то и дело застревала. Освоившись с темнотой, девушка отклоняла их и медленно двигалась по длинному туннелю, в конце разорванному глубокой пропастью. Подойдя к провалу, услышала, как ей показалось, далёкое журчание реки, почувствовала, как потянуло свежим морозом.
Как себя повести? Перепрыгнуть яму? Темно! Ничего не видно… почти. Суа с удивлением отметила, что различает углубление в полу и прорехи, темнеющие в стенках. Едва ощутимый отсвет снизу – щель в горной тверди, за ней, снаружи – река?
Почти тупик. Снова это «почти»! Если присмотреться, вправо можно протиснуться осторожными шажками – по самому краю, держась за выступы базальта… А что дальше? Страшно! Вдруг там – ничего? Так и повиснет на краю, ослабеют пальцы, соскользнёт нога, и тело её с разбитыми костями вывалится сквозь ту щель внизу прямиком в холодный текучий поток… Можно вернуться, откуда скинули, и кричать – её услышат, подадут верёвку…
Но Суа не желала позориться. Интуитивно девушка поняла: лабиринт проходим, значит, нужно перебороть страх. Она подступила к карнизу, дотянулась до первого выступа, показавшегося ей надёжным, и двинулась дальше. Испытывать судьбу. Чувства обострились так, будто Суа приняла один из удивительных эликсиров, превративших её в нэко. Осторожно, почти на ощупь, на грани головокружения и дрожи в коленках, удерживаясь в сознании одним холодным рассудком, Суа преодолела первое препятствие, похоронив тут какую-то часть самой себя. Без суеты, мягко, словно перетекая с упора на упор, она выбралась на неудобную по росту, но всё же расширяющуюся площадку, подтянулась к узкому лазу над головой, повисая только на руках, и вынырнула в параллельный туннель.
Двигаясь бесшумно, она внимательно глядела вперёд и вдруг уловила тихое всхлипывание, перерастающее в стон. Словно кто-то отрешённо плакал, и плач этот – прерывистый. Ощущавшаяся в нём безвыходность отозвалась болью в груди Суа. В отверстие стены пробивался тусклый свет от факела, потухающего на полу… Откуда факел? Зачем кому-то обнаруживать себя, подвергаясь опасности? Нутро девушки затрепетало, жар прилил к щекам, она сглотнула, когда увидела… Картина потрясала откровенностью и смелостью. Чёрной тенью Суа-нэко неслышно подошла, и, наступив лежащей на спине девушке коленом на грудь, схватила парня за шею, сдавила сонную артерию, чтобы тот потерял сознание.
– Сестра императора!.. – злобно выдавила Маи, впившись ногтями в ногу Суа. Глаза молодой ученицы горели лиловыми огнями, и, казалось, освещали худое искажённое яростью лицо, напоминавшее лик сумасшедшего. – Зачем помешала, дрянь?
Усыпив Катсу, с девушкой Суа проделала то же самое. Надо же, как-то нашли друг дружку в темноте… и свечкой запаслись… Оставив их на полу около горящего факела, обыскала, забрала у обоих нэцкэ. Ничего, вдвоём согреются…
Так, где-то ещё трое… Надо идти осмотрительно, эти – самые опасные…
В туннеле, усиленные сводами, раздались крики, стук железа о железо, о камень. Происходило то, что трудно описать, не увидев. Сражались, судя по голосам, двое взрослых. Нибори, Мамору – превратились в зверей, готовых перегрызть друг другу горло, лишь бы получить трофей и выбраться. Оба честолюбивы, упорны, но к лучшим ученикам Лао причислять их вряд ли справедливо. Тем не менее, вдвоём – опасные враги, которых ей не миновать. Клятва Суа рушилась – она не могла избежать боя. Оставалось лишь слушать и с осторожностью двигаться дальше, приближаясь к опасному месту. В углах туннеля ей стали попадаться мёртвые… причём эти были мертвы давно, их вымерзшие тела успели высохнуть, мумифицироваться. Суа наступила на чью-то отсечённую конечность, переломившуюся с тихим хрустом, и отпрыгнула к стене – на всякий случай.
