Текст книги "Последний рассвет"
Автор книги: Виктор Власов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Перехватив смущённый взгляд Шиничиро, Суа украдкой улыбнулась. Он смотрел на неё нарочито безразлично, так, будто не узнал. Синяк на правой скуле набирал фиолетовой яркости.
– Йиро, готовься к спаррингу, – приказал Шуинсай, указав на площадку. – Победит оставшийся на ногах, проиграет сдавшийся или не способный продолжать бой.
– У сэмпэя Кендзо проигрывает тот, у кого сломана кость!.. – заметила Суа.
Йиро и девушка вошли в тень смотровой вышки, поклонились друг другу.
– Здесь не додзё уважаемого Кендзо, – ответил Шуинсай, сощурившись. – Начали!
Охрана сестры императора выстроилась в два ряда, ученики Шуинсая окружили площадку.
Йиро ошибся. Он стоял расслабленно, опустив руки, запрокинув голову, на его самодовольном лице ни тени смущения, на губах улыбка превосходства. Переместив вес тела на левую ногу, слегка поднял правую и снова опустил на носок, едва касаясь земли. Суа быстро отступила, приготовившись защититься, но Йиро играл с ней. Сменив стойку, девушка поманила его пальцами, хитро скосила глаза.
– Довольно играть, – проговорил он. Сделав шаг вперёд, оторвал правую ногу от земли, повернувшись боком, намекнул на короткий удар по коленке. Суа подняла бедро. А хитрый Йиро, отклонившись назад, высоко вскинул ногу в надежде с одного удара в голову лишить противника сознания. Суа, с подшагом резко присев, поймала его ногу на блок и кулаком зарядила в пах. Вмиг с лица Йиро слетел азарт тщеславного победителя, он замер с выразительной гримасой, схватился за промежность обеими руками и сел на корточки.
– Встань, попрыгай на пятках! – крикнул ему Шуинсай. – Успокоение, расслабленность и несерьёзное восприятие любого противника – крайне опасны, – назидательно подметил мастер. Взгляд его, пытливый и внимательный, обратился к Суа. Он кивнул, позвал Чонг-Ву. – Давай ты. Пример моего преуспевающего ученика лучше не повторять.
Охрана закатилась смехом, десятник шикнул, угомонил их. Ученики из додзё смотрели на понурого Йиро с жалостью: побеждён женщиной, фу-у! – его авторитет отныне позорно раздавлен.
По команде мастера завязалась схватка Суа и Чонг-Ву: сначала нападал он, отыскивая слабое место в защите девушки, затем перешла к нападению она. Её предплечья, белевшие в широких рукавах ярко-голубого кимоно, покрылись бледными синяками – Суа защищалась, не щадя рук. Никто никого!
Затем, по команде, они продолжили борьбу в партере, каждый пытаясь поймать другого на болевой приём. Подняли облако пыли, упираясь в захватах, кряхтя, и, казалось, давились собственным гневом. И вот Чонг-Ву оказался над ней. Вывернувшись, она резко вскочила, ударив затылком ему в подбородок. Кореец схватил девушку за талию, ударил ногой в изгиб колена, она вскрикнула, разжав его пальцы своими, схватила за запястья. Оттолкнувшись ногами, перекрутилась, точно волчок, перевернулась. Суставы рук в запястье Чонг-Ву потянуло на излом, не поддаться – значит получить серьёзную травму! Ничего другого не оставалось, Чонг-Ву свалился на спину, Суа перебралась ему на грудь. Злая, яростная, её овальное лицо багрового цвета, на шее – вздутые вены, большие округлившиеся, точно у птицы, карие глаза влажно сверкают. Тыльной стороной ладони припечатала корейцу по горлу, выгнула спину, с криком вытащив шпильку из распавшейся причёски. Самурай-диверсант испуганно зажмурился, вскинув руки. Шуинсай насторожился: иногда гнев порабощал учеников, они не контролировали себя. Взрослый мужчина, воин, Чонг-Ву неподвижно лежал под едва созревшей девчонкой, опасливо жмурясь.
– Стоп! – Шуинсай всё понял. Четыре года в руках Кендзо…
Медленно Чонг-Ву открыл глаза и поднялся – сокрушённый, с тоскливым видом. Суа окинула присутствующих довольным взглядом. Дыхание восстанавливалось, жгучий румянец покидал лицо, но блеск в её глазах стал жёстче. Приняв шёлковый бледно-красный платок из руки десятника, отёрла кровь с верхней губы. Выждав паузу, в которую Чонг-Ву поклонился ей, уточнила:
– Нет сомнений?
– Никаких, – холодно ответил Шуинсай. – Чувствуется приобретённый опыт от Кендзо-сама. Ваше искусство достаточного уровня, и мне придётся превзойти себя, чтобы вывести его на новый… – поклонился мастер, коснувшись руками колен…
– «Уступить натиску, чтобы устоять, идти на перемены, чтобы остаться самим собой», – с намёком процитировала Суа. – звучит старомодно, надеюсь, покажете и расскажете мне что-то новое, УЧИТЕЛЬ.
Ярость холодного пламени и обжигающая прохлада воды прекрасно уживались в ней.
Ладони вытянутых рук Шуинсая скользнули вниз по коленям, и, застыв на несколько секунд в согбенном положении, он поднял глаза:
– Ваше божественное происхождение не должно помешать достижению совершенства.
– В додзё и на занятии, где бы оно ни происходило, я не сестра императора, не несчастная суженая старого кагэма – Белого Тигра, а ваша ученица, – поклонилась Суа в ответ, и волосы прикрыли её горящее румянцем лицо.
Глава 4
Вечерело. Предзакатные сумерки окутали Эдо бледной алой дымкой. Похолодало. Голоса птиц зазвучали тоскливее и реже, стихло стрекотание цикад, сменившись быстрыми пересвистами «ночников», зелёно-жёлтых маленьких птиц с вытянутым клювом. Тэбу, или «ночники», свистящие перепела, которых легко приручали местные, готовились ко сну, затаиваясь в густых придорожных хаги около обводнённых рисовых полей. В прохладных вечерних сумерках фосфором отсвечивали их гладкие зелёно-золотистые крылья.
Всадники мчались по дорогам вдоль полей и домов, объявляли о возвращении сёгуна. Крестьяне, нагруженные кладью, останавливались, вытягивали шеи, высматривая колышущееся знамя. Дети и взрослые, слыша быструю поступь конницы, падали ниц, не поднимая голов. Садились на землю даже кони и коровы, им накрывали глаза.
Мотохайдуса испугало полученное от дозорных известие о стремительном возвращении из воинской ставки в столицу императора Нинтоку Тоды сёгуна Ёсисады Хадзиме. Советник императора откинул свиток на край стола, вскочил, словно ужаленный, приказал немедленно сообщить ближайшим важным персонам, послал нарочного в замок Ёсисады – созвать музыкантов, подготовить пиротехнику к салюту, слугам сёгуна было велено раскурить благовония, накрыть столы, готовить деликатесы. Служанки Хадзиме плавно засеменили взад и вперёд, точно яркие рыбки кои в пруду. Кашевары раскрывали жаровни, разжигали огонь, подгоняя помощников. Нагревался огромный котёл, приготовлялось всё необходимое для принятия ванны, выкладывали пахучие мыла – для японца, независимо от положения и достатка, нет большей радости, чем нежиться в глубокой деревянной кадке, наполненной горячей водой. Толстый евнух, явившийся в покоях Ёсисады, созвав наложниц, осматривал их, точно привередливый покупатель, выбирающий тёлочек для любимого бычка. Он тонко недовольно попискивал, находя недостатки в причёске и макияже. Девушек, не прошедших придирчивый осмотр, отдавал в умелые руки прислужниц, которые тотчас исправляли недочёт.
Мотохайдус в паланкине выехал из дворца на горбу четвёрки неутомимых «породистых» носильщиков, сделал полукруг по широкому вечернему саду, по красно-лиловым камням, усыпанным жёлтыми и алыми лепестками кетмий, на которых двое передних «рысаков» чуть не поскользнулись, перескочив через декоративный источник. У раскрытых главных ворот царило невероятное оживление: сюда со всей столицы сбежались вассалы Ёсисады, имперские чиновники, их слуги, охрана, подоспели музыканты, которые налаживали струны кото, репетируя триумфальное шествие главнокомандующего под аркой ворот.
Разноцветные гифу, бумажные фонарики в форме яйца, с кистями, поднятые на бамбуковых шестах, украсили ворота и сад, пропахший ароматным запахом смолистых гринделий.
Белый конь Ёсисады спускался с холма, бойко стуча копытами. Следом скакал знаменосец, высоко держа златотканый мон пирамидальной формы, за ним спешила кавалерия, на их нагрудниках и хаори изображался символ сёгуна – вписанный в круг тигр-альбинос вгрызается в оленя.
По небу плыли большие серые тучи, надвигались на горную линию, тянущуюся вдоль побережья. Башнеподобное облако раскроило карминный свет заходящего солнца на длинные прямые полосы. Высоко над землёй ветер дул яростнее. В кустарниках он свистел, в лесах поднимал рёв, пенил потемневшие воды океана и какие бы музыканты ни брали высокие лады, но вся музыка их кото свелась на нет.
Погода резко испортилась, словно изменилась под стать настроению Ёсисады, который, перекинув ноги, спрыгнул с инкрустированного золотом седла на крупный гравий, зашагал навстречу толпе быстро и раздражённо. Позвякивали металлические пластины доспеха, хрустела земля под его поступью, порывами ветра подбрасывало шёлковую бело-золотую накидку. Начался дождь, хатамото наперегонки рванули навстречу господину с зонтиками. Растолкав слуг, наклоняя головы, спесивые самураи раболепно заглядывали в неподвижное лицо. Они сбивчиво, торопливо перечисляли решённые задачи, поставленные им перед уходом, принижали заслуги отсутствующих, хвалили друг друга. Чиновники докладывали о состоянии провинций: благодаря их рвению подданные зажили счастливей и стали меньше нуждаться.
Опустивший брови хмурый сёгун явно пребывал не в духе. За время, проведённое под покровительством Ёсисады Хадзиме, вассалы узнали, чем грозило его молчание.
Прикрыв главнокомандующего армии Небесного государя от дождя многочисленными зонтами, сановники Эдо призвали на помощь присущие им красноречие – расписывали его достоинства, восхищались, что одарён он больше всех генералов киотского Гонары, и что замыслы имел великие, превозносили замечательный характер их единственного… Тот угрюмо отмалчивался.
– Пустоголовые! Рано вам радоваться! – наконец рявкнул потерявший терпение Ёсисада Хадзиме, пнув бронзовый треножник с душистым горевшим маслом. Оно разлилось по темневшему от дождя гравию дорожки, слуги сразу принялись убирать треножники и шесты с бумажными фонариками. Мотохайдус живо разогнал музыкантов.
На широкий гладкий бледный лоб вползли глубокие морщины, взгляд разъярённого Белого Тигра не сулил добра – пристальный, жуткий. Расширялись ноздри прямого носа, вздымался нагрудник, губы, сложены змеёй, готовой взвиться, ужалить… Свои неудачи и дурное расположение духа Ёсисада Хадзиме всегда вымещал на подчинённых – они привыкли; но сейчас Белый Тигр действительно пугал. Держать над ним зонты стало небезопасно, убрать – тоже.
– Вы – бесполезные бездарные паразиты империи! – сказал он громким голосом. В небе сверкнули бледно-голубые длинные молнии, разорвав на миг свинцовые облака. Ударил гром, подчеркнув значимость сказанных слов. Вассалы замерли, покорно склонив головы, трепеща перед Хадзиме, точно мыши перед питоном. Глубоко вздохнув, сёгун проговорил царственно-строго, глубоким бархатным басом:
– Следующий поход никто из вас не пропустит. Вы докажете свою необходимость нашему Тэнно. И МНЕ!
Во дворце сёгуна собрались хатамото. Императора не было – Их величество почивали. Ёсисада Хадзиме начал совещание.
– Приступаем ко вторжению в Кансай. Империя не будет знать границ! Ни Ода, ни остальные претенденты не смогут защититься в этот раз. Кто они, чтобы тягаться с моим императором?! Никакого мира!
Помимо бесстрашия, чувства долга и полководческого таланта, природа наделила его тщеславием.
– Мото-сан, как идёт подготовка синоби? Наставники не знают сна?
Советник открыл рот, но молчал, опасливо глядя на вассалов. Ни к чему лишние уши…
Хадзиме расхаживал по залу совещаний взад-вперёд размашистым шагом, казалось, не замечая никого. В задумчивых изумрудно-серых глазах прыгали искры от огней жаровен, освещающих помещение. Капли пота блестели на шее, на бледно-розовых щеках, на косом белом шраме, уходящим под хаори. Махнув рукой в чёрной перчатке, украшенной золотистыми узорами, сёгун дал понять Мотохайдусу, что он может говорить, не опасаясь чиновников.
Кампаку пожал плечами: лично он не доверился бы этим…
– Зотайдо Лао руководит подготовкой отряда диверсантов. Прекрасно обучены, готовы доказать преданность Тэнно. Ждут своего часа, ждут момента, когда вы удовлетворённо улыбнётесь и вздохнёте полной грудью, вакагими. Наставник додзё Ампаруа Шуинсай поймал вражеского лазутчика из семьи Кога во дворце… Осталось допросить и выведать информацию…
– А после допроса отрубить голени и предплечья, чтобы превратить этого негодяя хинина в человека-свинью, чтобы передвигался на четвереньках и жрал с пола до конца его жалкой жизни… – возвысил гневный голос один из хатамото, знаменитый сумотори.
– Ты умеешь взбодрить, Мичио-дзэки! – осклабился сёгун, блеснув по-женски зачернёнными зубами.
– Я оставил генералов в Кофу, – продолжал Хадзиме. – Стратеги разрабатывают план захвата Нагоя. Пройти к нему непросто. Не по горам пойдём, явно – потеряем уйму времени. Двинемся в обход хребта Рида к берегу моря. Сначала подопрём их в Тояма, затем мощной лавиной обрушимся на Фукуи. Из провинции Этидзен выбьем намбадзинов, прижмём и разоружим тамошние монастырские и крестьянские воинства – слишком уж они строптивые – и сможем угрожать непосредственно Киото или провинции Мино, контролируемой армией Бадафусы, если Ода проявит чрезмерную активность.
– Насколько известно от разведки, – сказал Накомото, генерал союзного даймё Уэсуги, – там наши соперники Асикага только начинают строить линию обороны от местных икко-икки и «Северного тигра» из Этиго. Из очень толстой и крепкой древесины, доставленной из-за моря Хоккай длиннобородыми круглоглазыми гайдзинами. Поэтому, считаю, Этидзен падёт быстро, без лишних усилий с нашей стороны. Варварская постройка не выдержит удара «Трёх Тигров» сразу.
– Мицухидэ… да, мой верный тайсё, – щёки сёгуна округлились, зарумянившись, – возглавит поход войск на Кансай. Он лично поведёт правое крыло соединённого войска Северо-восточных земель, лучший из генералов. Он сам об этом просил, сказал, что лишь так докажет мне свою любовь, послужит на пользу Тэнно. Пусть! А то в последнее время странно себя ведёт, подавлен и нерадостен. Для воина нет лучшего лекарства от уныния, чем поле боя, верно, Мото-сан?
От неожиданности Мотохайдус уронил на пол кусочек варёной рыбы фугу.
– Жду не дождусь, когда лишим Нагоя западной поддержки, – продолжал сёгун, воткнув колючие глаза в советника императора; отравленному пищевым токсином Мотохайдусу он представился в облике иглокожей рыбины, ядовитым мясом которой кампаку только что лакомился. – Захватим Нагоя – ослабим линию защиты Кансай, ведь без крупнейшего склада варварского оружия они беззащитны, а в Нагоя огромное хранилище аркебуз из-за моря. Кумитё Кендзо и его якудза прекрасно поработали в разведке! Склад китайского пороха, европейских ядрометателей и стрелковых ружей скрыт под крепостью.
– Я слышал, повелитель, что иноземцы снабжают христианские войска Оды варварским оружием, – сказал Мотохайдус. – Пушки гораздо мощнее, чем наши, мушкеты и взрывные предметы, называемые…
– Не произноси варварских названий! – отрезал Хадзиме, покраснев. – Христианами могут быть только самые отъявленные злодеи и чародеи!
Мотохайдус предложил с надеждой:
– Как только овладеем складом, появится возможность использовать пушки…
– Мне не требуется оружие варваров, – раздражённо возразил Хадзиме. – Ямато никогда не нуждалась в помощи нечистых эта. Что случилось с твоим рассудком, Мото-сан? Ведущие священную войну под покровительством Небес непобедимы!
– Вы правы, повелитель, – закивал Мотохайдус, нахмурившись, пряча лицо. – Как всегда, из уст вакагими прозвучала истина.
Совет завершился за полночь. Ёсисада распустил всех хатамото, остался один на один с Мотохайдусом. Вдвоём, не спеша, они ступили в зал славы – на стенах, без портретного, но, разумеется, при полном статусном сходстве, гравюры с высокохудожественными изображениями родителей Хадзиме, облагороженные задним числом, императора Нинтоку Тоды, и его супруги, и сестры императора – Суа, и прародителей, а также известных философов и мастеров Ямато. Под портретами родственников Ёсисады стояли фарфоровые урны с прахом, расписанные древними длинноусыми драконами и пучеглазыми колючими рыбами.
Слуги снимали с тела сёгуна доспех, он молчаливо смотрел на коллекции катана в ножнах на подставках из чёрного дерева – катанакакэ. Его взгляд сделался трепетно-спокойным, мечтательным, а когда скользнул по доспеху, висевшему около урны отца, стал встревоженным и чуть влажным. Посеребрённый шлем, украшенный парой настоящих изжелта-белых тигриных клыков, хранился в большом раскрытом бархатном футляре, вертикально размещённый на двойных металлических пластинах доспеха с нагрудником, обтянутым кожей, кое-где зашитой золотистыми толстыми нитями. Накидка из шкуры тигра-альбиноса, заколотая золотой брошью в форме дракона, изготовившегося к броску, была выстлана на тумбе, рядом расположились яри и нагината со старинными узорами, изображениями невиданных животных на древках.
– Как думаешь, Мотоёри, я умру как мой отец – в бою? – вдруг спросил Хадзиме, внимательно воззрившись на советника влажными глазами. Он остался в одном тонком белом юката, в котором обычно принимал горячую ванну. Слуги, убрав атласную ленту, распустили его длинные волосы. Среди сверкающего металла доспехов и оружия он казался себе мё-о – великим воителем, существом, спустившимся с Небес в бренный мир защищать людей от демонов.
– Не хочу об этом думать, повелитель! – глубокая горестная морщина прочертила лоб Мотохайдуса, на глаза навернулись слёзы.
– Как же ты хитёр, Мотоёри, – улыбнулся вдруг Ёсисада Хадзиме. – Прямо как я!.. Давай-ка мы с тобой поговорим начистоту и без свидетелей.
Мотохайдус, молча, выжидал.
– Во дворце предатель, – сказал сёгун выразительно. – Я хочу этого негодяя обмануть – для того, словно базарный лицедей, расписывал наши якобы стратегические планы перед всеми. Когда шпион донесёт Оде, тот ослабит заслон Нагоя с северного направления и кинет резервы на западную границу. Конечно, в ближайшие месяцы никаких военных походов мы не предпримем, будем оттягивать выступление под любыми предлогами хоть до Нового года, когда замёрзнет река. Дадим Оде время переместить войска и обжиться на ложных позициях. Но это, в общем, дело не твоё, кампаку. Ты мне перевёртыша найди.
Такэда выставляет претензии императорскому дому за Кофу, ведь крепость разорили из-за козней тётушки Саюке! Кстати, а где пребывают некоторые члены императорской фамилии сию минуту? В частности, Саюке-химэ и её юная компаньонка по додзё Кендзо-сама, моя ненаглядная Суа-тянь? И нет известий от старого Сендэя – как в воду канул! И ещё, мэцукэ доносят, будто обидчик Мицухидэ – как его там, Кагаси Тэнгу, что ли, – объявился в Эдо, в квартале наслаждений. Сцапай-ка мне этого тоже!
Нервное напряжение, словно тигр пожирало Мотохайдуса с той самой фразы Хадзиме о здравии Мицухидэ, обращённой именно к нему, Мотохайдусу. С чем приехал сёгун? Что он знает и о чём успел догадаться? Даже нехилые боевые навыки ямабуси тут не помогут! Хатамото, живущие вокруг – схватят и скрутят его, государственного преступника, оторвут конечности… Мало ли чем Ёсисада отмстит за фаворита! Глядя на эмблему сёгуна, он чувствовал себя оленем.
– Я очень люблю Белого Тигра, больше него люблю только императора! – будто в глубокой печали Мотохайдус преклонил голову перед сёгуном.
Ёсисада помолчал минуту, наблюдая – подмечая малейшие признаки истинности или притворства в мимике советника. Потом, нисколько не рисуясь, возложил руку на его плечо, успокоил:
– Я не покину мир рано. Пусть хранитель врат Ракуэна ждёт. Поскольку дел у нас много. И тебе, верный соратник, я приказываю не торопиться с уходом!
Глава 5
Погожий день. Не жаркий, но и не прохладный. После короткого тёплого дождика – трава свежая, покрытая капельками воды. Небо – чистое, нежно-синее. Жаворонки журчали подобно небесному ручейку, голуби неустанно гулили, скрытые среди пышной листвы криптомерий. Покрылись росой беловатые и серые камни на тропе, повлажнел жёлто-зелёный мох на пнях, напитанные живительной влагой кусты кизила и карагача обозначались с чрезвычайной ясностью в прозрачном золотистом свете восхода.
Выйдя на прямую дорогу в квартал увеселений, посланец вынул из-за пазухи клочок рисовой бумаги – изображённый тушью портрет рыжеволосого одноглазого лохматого человека. Переодетые крестьянами, несколько лучших оммицу из его учеников ронинов двигались за ним на расстоянии. Настроение у местных обитателей было, как всегда, праздничное. Звенели разнотонные бубенцы на узких грязноватых улицах, украшенных красно-сине-зелёными бумажными фонариками, тарахтели трещотки, во многих лавках товар могли отдать чуть ли не задаром, или обменять на менее ценные вещи. Люди, переодетые в демонов, в невиданных зверей, скакали по дорогам, пугая и предлагая помериться силами. Одного такого надоедливого «скакуна» Чонг-Ву выкинул с дороги в свежий лошадиный помёт.
Жители готовились к Празднику рубки бамбука. Избранники-силачи: одни, выбранные народом, а другие – высокопоставленными лицами, надели суйкан, подвязали на рукавах тесёмки, обули соломенные сандалии на кожаных шнурках, обмотали голову матерчатыми лоскутьями, сшитыми красной нитью. Избранники народа шли в бамбуковый лес, к храму, и, вытащив катаны, начали соревнование: кто больше навалит зелёных стволов и какой техникой рубки.
Кряжистого сложения человек в длинной накидке с гладковыбритой головой прошёл в игральную комнату одной из городских хижин минка и с достоинством сел на грубый суковатый пол. Тряхнув седеющей бородкой, он приподнял верхнюю губу с торчащими щёткой усами, лихо покосился на человека в татээбоги. Его мясистая ладонь накрыла чёрный стакан, игральные кости звонко защёлкали о бамбуковые стенки. На стол проворно вылетели два кубика. Напёрсточник, скорее всего, жульничал, поскольку игроки недоверчиво переглядывались и ворчали, а когда увидели, что в который раз удача отвернулась от них, как по команде, зароптали. Спрятав жилистые загорелые руки в больших карманах пыльного одеяния, человек, сидящий на полу, закрыл глаза и опустил голову. Охрана с мечами в ножнах, спустившаяся по лестнице, с подозрением покосилась на гостя. Редко в игральном доме появляются такие. Прошлый раз самурай помоложе отказался разговаривать, и его, конечно, пришлось выставить вон из почтенного заведения.
Наконец, открыв глаза, гость резко мотнул головой. Подносчица, девчушка лет одиннадцати-двенадцати, принесла чашку горячего густого супа из овощей и риса. На столе дымились кусочки отварного окуня. От душистого запаха приправ у гостя разыгрался аппетит – он облизал губы, отпил суп из чаши. Похвалил девчушку, она обрадовалась – любила, когда хвалили. Показал ей клочок бумаги, она быстро-быстро закивала, показала характерным жестом «то самое» заведение, и, улыбнувшись, обнажила неровный ряд мелких зубов.
Охрана насторожилась, торопливо подошла и потребовала назвать имя. Гость не назвал имя, а на ухо сказал одному их охранников, что его ждёт, если ослушается приказа и не доложит начальнику, чтобы тот окружил район в радиусе не меньше квартала. Гость устал от бесплодных скитаний по грязному городу, и, в конце концов, хотел решить поставленную задачу, этот гость был старшим братом Шуинсая.
– Сэнсэй Лао, – обратился охранник, лениво переводя взгляд на дверь, – девочка слабоумная и вряд ли видела указанного человека. В Мито народ законопослушный и не станет прятать преступника, тем более столь опасного.
Выражение лица Лао сделалось волчьим, губы надулись, брови тяжело нависли над ресницами и сощуренными глазами. Он выплеснул суп в лицо охраннику и пинком выгнал из игрального дома.
Через несколько минут охрана квартала оцепила территорию вокруг публичного дома. Лао вошёл через центральный вход, где за вертикальной бамбуковой решёткой демонстрировали себя босоногие томные красавицы.
Кагасиро, раскидав огненно-рыжие кудри по розовой подушке, блаженно улыбался, предвкушая страстные прикосновения рук жрицы любви к его телу. Он глядел, широко раскрыв глаз – не желал пропустить ни момента из дикой своеобразной прелюдии, которую начала ойран, девушка с красивой снежно-белой грудью. В комнате стоял полумрак, на тумбочке горела восковая свеча в глубокой чашке, приятно пахло кедровым маслом. Вдруг возбуждение сменилось тревогой, Кагасиро поёжился, проворчал – отдых испорчен. Ойран, заметив перемену настроения клиента, заторопилась приблизиться.
– Отодвинь занавеску, женщина, отойди, – сухо сказал он, быстрым движением руки схватил ремешок в изголовье подушки. Затянув волосы в конский хвост, встал с футона, надел серые широкие штаны, обрезанные на голени, отягощённые поясом и ножнами с мечом, с кинжалами и мешочком с вознаграждением, полученным накануне из рук лорда Коридвена. Набросил на тело старую накидку со стёршимся рисунком змеи, от которой остался лишь чешуйчатый хвост. Стрельнул глазом в окно: на глиняной оббитой до тростниковой щепы стене соседнего дома появились растянутые тени – на крыше синоби? По душе – точно коршуны прохаживались! Вот и расслабился… Зря он не прислушался к словам осторожной Саюке, не взял с комодзинского корабля ни дымные, ни взрывные шары! Недаром же собратья прозвали Кагасиро Рыжим Змеем – всегда-то он, пропахший серой и дымом, выбирался из любой передряги. Сейчас разбойник почувствовал своим затрепетавшим существом, что придётся трудно, как никогда.
Кагасиро схватил пискнувшую ойран, высунулся из комнаты и глянул вниз. Человек, не торопясь поднимавшийся по ступенькам наверх, поднял блеснувшую глянцем лысую голову и холодно произнёс:
– Ты нужен хозяину живой, не валяй дурака, Тэнгу!
Выпустив испуганную женщину, Кагасиро велел ей встать у входа, создав некоторое препятствие полицейскому, взял здоровенную жаровню, и, показавшись в окно, резко прикрылся ей. Дротик звонко отлетел от железа. Разбойник выпрыгнул из окна на кучу соломы в телеге. Расталкивая скакавших людей в масках, он свернул в тесный проулок между домиками, побежал к храму, к толпе зевак, наблюдавших за рубкой бамбука. Два нетрезвых нищих, накрывшихся выброшенными циновками, сонно водили взглядом по незнакомцу, который влез под такое же покрывало и ножом наскоро проделал в нём большие дыры.
Колокол на башне забил тревогу, городская охрана прочёсывала квартал увеселений, по крышам осторожно, но скоро, шли оммицу с Чонг-Ву во главе.
Кагасиро, замаскировавшийся под нищего, отобрал маску у попавшегося в проулке «демона». На условный стук в стенку одной из чайных высунулась огромная башка. Увидев человека в мешковатой одежде из циновок в размалёванной красным рогатой маске, он удивлённо округлил глаза, на широкий лоб с испариной заползли морщины.
– Бодзу, не высовывайся! – предупредил Кагасиро. – Не вздумай лезть на рожон, кто-то проговорился. Я останусь в живых, слышишь, выберусь.
Воин исполинской стати, бывший сохэй, монах, готов был жизнь отдать за Кагасиро, потому что, благодаря Тэнгу, познал радости свободы. Рыжий Змей стал здоровяку в самом деле демоном-наставником.
– Скажи остальным, пусть уходят и ждут распоряжения Онна! – велел разбойник.
– Саюке нас убьёт за тебя! – взмолился Бодзу. – Останься здесь, я скрою.
Зелёно-серые глаза Бодзу повлажнели: он переживал, точно маленький ребёнок, у которого долго задерживались родители.
– Проскользну. Меня не узнают. А вас одних не тронут…
Но Бодзу не мог усидеть спокойно, придумал, как помочь: надо найти какого-нибудь конягу и отвязать, чтобы Змей перехватил его на окраине.
Попрощавшись, пританцовывая, Рыжий Змей выбрался из проулка. На дорожках, во дворах, около буддийского храма Дзему, собралось множество народа. Тут ходили городские полицейские, охранники квартала. Несколько оммицу сновало среди простого люда, их, переодетых в крестьянскую одежду, Кагасиро определял по движениям и по слаженному перемещению – словно гребнем прочёсывали толпу хорошо обученные ситтапики, недавние такие же, как он, бандиты. Они недоверчиво оглядывали каждого встречающегося на пути. Под громкий звон бубенцов и звуки трещоток сосредоточиться было непросто. Охранники то и дело останавливались, осматривали с ног до головы скакавших вокруг них «демонов», требовали снять маску. Рыжий Змей проходил самыми людными местами.
По улице нёсся жеребец, за которым волочился выдранный ремень недоуздка.
– Единственный способ скоро выбраться из города! – словно иглой пронзила мысль. Кагасиро поймал его, ржавшего и неспокойного, заскочил в седло. Пришпорив, помчался в сторону склада, к воде, к пристани, где обычно удил рыбу старый знакомый лодочник. Миновав улицу торговцев рыбой, меж двух складских строений он увидел бирюзовую кайму залива. – Ушёл!!! – понёсся на радостях.
Болас, ловко брошенный с крыши, опутал лошадиные ноги, инерция выхватила Кагасиро из седла. Он опомнился на земле, помятый и грязный, одним движением освободился с помощью кинжала от своей циновки, намного сковывающей движения, и увидел спрыгнувшего лысого человека. Не торопясь, тот подошёл мягкими осторожными шагами, не отводя сердитого взгляда, положил левую руку на оплетённую кожей рукоятку меча в ножнах, напористо спросил:
– Догадываешься, кто я, Тэнгу?
– Мертвец?! – рука Кагасиро готовилась метнуть кинжал.
– Мы будем драться на мечах, – проговорил Лао сквозь зубы. Встряхнувшись, точно мокрый волкодав, он подёргал нервно головой, скорчил гримасу и зарычал. Так перед боем Лао всегда заряжался злостью к врагу.
– У тебя будет пять минут, чтобы поразить меня. По истечению времени… – недоговорив, он выхватил меч и молниеносно атаковал. В отличие от младшего брата, Зотайдо Лао не сдерживал эмоции. Он проводил бой мощно и кричал при каждом ударе, вкладывая в разящий клинок всю свою ярость.
Рыжий Змей, сверкая глазом, защищался, отступая в тень большого склада. Мастер зотай-до значительно превосходил противника возрастом, но орудовал катаной Лао без устали. Кагасиро, непривычный к такому темпу, очень быстро устал, и вскоре уже не помышлял об атаках – только вяло парировал удары. Он рванул в узкий проулок между складами, надеялся, что в нём Лао не сможет ловко работать катаной и станет мишенью для кинжала. Между складами оказалось очень мало места. Змей, перебросив меч из одной руки в другую, с силой бросил коцуку. Лао предугадал: успел подпрыгнуть, упёрся ногами в стенки, сощурился и встопорщил, ехидно улыбаясь, усы.
Кагасиро нахмурился: над ним издевались! Он кинул второй нож и резко переместил катану вперёд – приготовил для защиты. Мастер Лао кувырком перепрыгнул его, глухо приземлившись на ноги.
