Текст книги "Привет из ада"

Автор книги: Виктор Сафронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Внутренне Рысак чувствовал возможность такой атаки. Находясь в диких условиях, он смог быстро адаптироваться к ним и стать их частью. Поэтому, когда серые тени затанцевали вокруг ямы, внутренне он был готов к этому.

Как не хотелось выходить на неравный бой, а пришлось.

В яме спрятаться было нельзя, там полыхал жарким пламенем огонь. Он пытался отпугивать их горящими ветками. Но видно волки были не настоящими. Мутанты, породненные с домашними собаками. Их такие фейерверки перед мордами совершенно не пугали.

Как не крутился, как секачом не отмахивался, а повизгивающее от нетерпения и голода кольцо нападавших, становилось все уже, все плотнее охватывали они его одинокую и незащищенную фигурку.

Разом вцепились в него сразу три волка. Главное было удержаться на ногах не оказаться на снегу. Потому что, как только эти трое свалят вкусную добычу с ног остальные четверо, до поры до времени, стоящие в десятке метров от основной схватки, но тоже с хорошими зубами и таким же аппетитом, уже были готовы вцепиться в свежее и полезное для рациона лесных хищников мясо.

Доставая наган и расстреливая в упор живую природу, в первую очередь он спасал свою жизнь. Когда потом только на минуту… На одну единственную минуточку ему представлялось, что он мог не успеть или не суметь достать оружие. Скажем, если бы один из волков вцепился в левую руку и заблокировал её… Ему становилось не по себе.

В отличие от львов или тигров, которые предпочитают перед тем как приняться за еду свою жертву все таки придушить. Волки, да вообще все псовые такими мелочами себя не утруждают. Кушают мясцо, коль скоро оно таковым является в живом виде. Орущее, мычащее и кричащее от боли. Звуки, исходящие от пожираемой жертвы их не отпугивают, а придают дополнительное желание, наконец-то наесться досыта.

Как заранее и предупреждал его умудренный опытом уголовник, оружие в последнем акте все же грохнуло.

Только вопрос, был ли этот акт последним?

* * *

Страстное нежелание оказаться в биологической цепочке в роли корма или пищевой добавки к скудному волчьему рациону, придавало Рысаку дополнительные силы, в борьбе за это… За свою жизнь.

Наличие огнестрельного оружия и человеческий разум, предрешили результат встречи в пользу Коли Коломийца. Хотя комбинезон, серые твари порвали и испортили напрочь, зато жизнь сохранить удалось и ничьей у них не получилось.

Подранок поскуливая, пытался уползти вслед за убежавшими собратьями. Адреналин в крови у Рысака перепрыгивал все возможные пределы. Подойдя к нему поближе и с одного удара распоров ему секачем брюхо, решил его не добивать. В таком состоянии выпустил скулящее существо, за границы предполагаемой ареала.

Волк уползал за оставшимися в живых представителями стаи, таща за собой длинный шлейф своих кишок и крови. Но добивать его злой человек все равно не стал.

Цель была одна, подыхающий хищник своими предсмертными хрипами должен был отпугнуть и отвадить остальную часть хищной стаи от этого места. В сторону уползающего матерого волчище, он оттащил еще две серые туши.

Несколько позже, выкурив подряд несколько сигарет и продолжая дрожать от нервного перевозбуждения, обратил внимание на неладное. Пока он беспорядочно тратил боезапас, кто-то из дальнего круга нападавших, утащил мешок, в котором находились сало и сухари. Там же лежала и чайная заварка.

Идти в метель на поиски того, что могло остаться от волчьего пиршества, он не рискнул, понимая, что в таких условиях можно было легко заблудиться.

* * *

Несколько дней после этого он провел очень не спокойно. Волки не ушли, а продолжали кружить вокруг человечьей ямы. Каждую они ночь пугали его жутким воем. Справляя таким волчьим образом, свою жуткую тризну по убиенным…

В эти несколько ночей, Рысак вообще глаз не смог закрыть. По ночам дежурил санитаром леса на охране своего здоровья. Во время вынужденного бодрствования все время повторял: "Сомкнешь глаза на лице, сомкнуться волчьи зубы на шее".

Вроде помогло…

Когда он увидел, что снегопад прекратился, и вслед за ним наступило некоторое потепление, нераздумывая ни минуты, тут же оседлал свои самоходные лыжи-самокаты и рванул от этого гиблого и голодного места.

* * *

Кроме голода и бессонницы стали его посещать разные видения. То Данила Белокаменный поднимается из кучи, в которой лежал и предлагает горсть дерьма в обмен на его жизнь. То гебешный Иван Петрович, став похожим на Ленина, подойдет, посмотрит с лукавым прищуром, покачает вросшей в голову кепкой и пойдет себе мимо…

Не сказать, что уж совсем трусливо покидал обжитое место Коля Коломиец. Но делал это очень поспешно. Торопясь и не оглядываясь.

Три дня добирался он до конечной точки своего путешествия. Несколько раз ловил себе на мысли, что ее-то, имеется в виду мысли и нет вовсе… Есть только животный страх заблудиться.

В такие тягостные моменты, как правило, задумывался, начинал отчаянно крутить головой и проваливался в какую-нибудь яму или натыкался на скрытую снегом ветку. Невнимательность заканчивалась сломанной лыжей и ощущением перелома конечности.

К концу пути пришлось двигаться пешим строем. Капризом это не было. Просто путник сломал не только лыжи, но и сам самоходный аппарат. Раздолбенил в лоскуты и мелкие брызги. Чудом, не сломав при этом себе шею…

В очередной раз, попрощавшись с жизнь, он снова и снова заставлял себя подниматься и двигаться к цели. Сил уже не было, но он по-прежнему продолжал свои попытки выбраться из белого плена, окружающей его со всех сторон немой и суровой красоты.

Если бы данное повествование посвящалось героям полярникам или славным пограничникам, тогда усилия Рысака можно было охарактеризовать как высокий дух и героические морально-волевые качества. У Колюни этого всего не было и в помине. В наличие имелось только желание выжить, выцарапаться, выкарабкаться…

Искусанный, голодный, обмороженный, он настойчиво карабкался и полз вперед и еще раз вперед…

ГЛАВА 30 ОКОНЧАНИЕ ПОБЕГА

Когда Рысак ввалился на заимку, где его одиннадцатые сутки дожидались люди Байкала, увидев его они, попросту испугались и испытали ощущение близкое к шоку. Узнать в грязном, голодном, израненном, прокопченном от многочисленных костров Колю Рысака было сложно. Зрительные впечатления на этом не заканчивались. При более детальном осмотре были выявлены многочисленные внутренние дефекты скрытые изодранными лохмотьями.

Сочились сукровицей раны, полученные в боях с хищниками и падениях на острые сучья. Ослабевшие от недостатка еды и отсутствия витаминов десны – гноились и кровоточили. Пальцы и лицо, местами были обморожены, местами сбиты до крови. Все тело покрыто кровоподтеками, огнестрельными ранениями и следами волчьих зубов.

Отощал, осунулся. Постарел лет на десять. Короткий ежик отросших волос поседел. Попытался что-то рассказывать, поделиться впечатлениями о зимней прогулке по величавому лесу, но не сумел, очень быстро заснул, выпив на тощий желудок полстакана услужливо поднесенного медового раствора… Хотели самогона налить, но пожалели. Не самогона пожалели, а Рысака. С голодухи такая роскошь и убить может.

Через четыре часа, как не жалко было трогать героя, пришлось разбудить. Протопилась банька. Ему на пальцах четырех пар рук объяснили: "Туды… Туды, надыть двигать, в мыльню-парильню…". В конце концов, разобравшись, что он ни черта не понимает, завернули исхудавшее тельце в чистую дерюжку, подняли и понесли.

Долго его парили в бане. Мыли, чистили. Но воздух рядом с ним без нужды старались глубоко не вдыхать. От него не просто плохо пахло, воняло очень сильно. Да, отравиться, не ровен час можно было очень даже легко.

Общими усилиями отмыли, отодрали всю наслоившуюся грязь… Смазали тело вонючим барсучьим жиром, одели чистое исподнее и уложили в жаркопротопленной избе спать на простынях и под одеялом…

* * *

Двое суток спал Колюнька. Стонал, метался, иногда вскакивал, дико вращая глазами, не понимающее смотрел на окружающих людей. Опять забывался в тяжелом сне. Несколько раз ночью его останавливали у самой двери, он все порывался куда-то выйти. Думали по нужде, ведро подставляли, нет, уходил не за этим. Это он к людям стремился.

Проснувшись – ел как не в себя… После еды долго мучился расстройством желудка… И все равно ел… После лечился, ложками потребляя толченный, древесный уголь.

Иногда бросался всех обнимать… А то… Вдруг… Ни с того, ни с сего захохочет, заухает… И хотя вокруг него толпилась не пацанва зеленая, но и им, многое повидавшим в жизни находиться рядом с ним было и жутко, и страшно…

Один местный специалист – Вася Ноготок, из своих, из бродяг. Он не так давно по знакомству с участковым их лесничества проходил обследование в психушке по поводу хронического алкоголизма. После курса лечения считался большим докой в подобных делах. С умным видом, послушал, посмотрел Николку и сказал, как отрезал:

"Все само пройдет, зарубцуется. Но рецидив – возможен".

При этом нахмурившись, глубокомысленно поднял палец вверх.

* * *

Пока Коля отъедался и отсыпался, все необходимые документа были выправлены с учетом его нынешнего состояния. Братве в принципе такие действия были совершенно по силам. При чем все документы были подлинные и безупречно легальные. Для этого паспортистку никто электрической розеткой не пытал и детей начальника ОВИРа школьным выключателем не пугали. Просто на необъятных просторах России-матушки, уже при нашей жизни, появились целые районы, где мэрами и главами районных администраций были свои, не в переносном, а в прямом смысле этого слова, уважаемые и «авторитетные» люди. По три-четыре ходки имели. Серьезные, живущие «по понятиям» люди. Документы шли оттуда.

Для красоты изящного словца, следует признать, что этими возможностями из-за всякой ерунды не злоупотребляли. По самой простой причине, чтобы "не спалить" живительные источники легальных документов. По этим бумажкам – живые, числились по спискам закопанных в сырую землю, а мертвые, согласно документику с печатью и приклеенной в уголочке фотографии, были как Ленин – живее всех живых.

О том, что у него уже был припрятан комплект выправленных и разукрашенных конторой ксив, Рысак своим приятелям решил не сообщать. Зачем душевных людей расстраивать по пустякам?

Правильно. Незачем. Меньше знаешь, лучше спишь.

Тем более, там и фамилия будет другая, друзьям ее знать, совсем не полагалось.

В связи с тем, что во всех городах и поселках, а также на основных автомагистралях имелись скверные фотографии Рысака с описанием славных вех героического пути. Воры решили зря не рисковать и отправили его в обходной путь. Хотя чего бояться? На фотографиях ориентировок по розыску и задержанию – это одно лицо. В жизни же это был совсем другой человек, соответственно и лицо иное. Другое дело, а ну как нервы у правильного вора не выдержать и он, увидев мильтона сначала, больше для порядку посмеется над человеком в форме, а потом начнет его обнимать, в ненависти признаваться?

На таких казусах, братцы мои, новое поколение борцов не воспитаешь. А не приведи господь, еще и мильтон с нервным расстройством попадется? Возьмет и от радости применит табельную оружию, вместо туалетной бумаги?

То-то и оно! Вопрос?

Поэтому, глядя на то, как Колюнька рисует на столе ножом узоры и временно пускает пузыри изо рта, после короткого совещания решили не выпускать его в дальние края одного. Конечно, правильнее было не рисковать. Пусть, хотя бы до границы уральского края двигается с людьми, у которых крепкие нервы, холодная голова и здоровое сердце.

На том и порешили.

ГЛАВА 31 ПРИБЫТИЕ в ПЛУТОВ

Движение к границе отделяющей Европу от Азии и пересечение священных, и незыблемых рубежей любимой Отчизны прошли спокойно. Вполне возможно, что такое забавное событие произошло оттого, что сопровождающие его «быки», да и сама «persona non grata» – в лице Рысака, были до такой степени пьяные, что просто говорить уже ничего не могли. Их можно понять. Рысак угощался в честь счастливого спасения, а сопровождающие, за компанию. Тем более за все платил Рысак из полученных подъемных, а на дармовщину только дурак не пьет.

Во время перехода Лазовейского хребта слез невосполнимой утраты и безутешного горя с трудом, но удалось избежать. Впрочем, радостных и триумфальных возгласов от прощания с родным краем, в стиле известного каждому местному челноку и контрабандисту "Полонеза Огинского" – также не последовало.

Чего радоваться? Впереди его ждал неплохой номер в плутовской гостинице. Там же, доброе пиво, легкие сигареты и доступные женщины – в общем "Рысак! Сдавайся комфорту и гостиничному сервису".

Сегодня всего этого добра на необъятных просторах березовой Руси, было навалом. Вот если бы его судьба забросила, скажем, на Кубу, в Северную Корею или не дай бог в Иран, с их особым видением поступательного движения прогрессивного человечества к счастью и здоровью. Вот тогда можно было умыться слезами. А сейчас чего? Европа – она и есть Европа и мать её – цивилизация.

* * *

Не кирзовый сапог-говнодав, ступил на славную плутовскую землю. Только для протокола – на придорожную чахлую растительность города Плутова, наступил отечественный ботинок Коли Коломийца. Под какой фамилией он это сделал нам неведомо, а для дальнейшего повествования и не важно. Сегодня, спроси его самого, он и то вряд ли вспомнит…

– Наступлю на этот пятак, – думал Рысак. – И нет ее, вашей кузницы, где куется оборонный щит страны для навала на извечного врага Страны Советов, вражеского милитаристического блока со штаб-квартирой НАТО.

Отметим для себя за скобками: морально-политическая подготовка вновь прибывшего совка-патриота оказалась на правильном идеологическом уровне.

Наступил. Осмотрелся. И что?

Много еще места осталось.

Пристально вглядываясь в окружение, обратил внимание на детали.

Все лопочут по-нашему. Физиономии у всех точно такие же – похожие. Лица выражают злобу и ненависть к первому встречному. Ко второму и последующим, кстати, тоже выражают. Они почему-то подозрительно и хмуро всем улыбаются, ждут от встречного привычной гадости в виде постановлений и указов. Открытые, приветливы лица, не встречаются. Глаза перед каждым незнакомцем отводятся в сторону, как бы заранее чувствуют себя перед ним виноватым.

Но не это, напрочь сразило легкоранимого персонажа.

Больше всего тронуло Рысака, буквально до слез прихватило другое. Этим другим были местные жители со своими сумками, в которых, мамой клянусь, кошельки лежат внавал. Они следят за ними так, что просто в дрожь бросает. Для вора, такая нелишенная смысла осторожность, это всегда вызов.

Публика не бросают свое, где и как попало. И, что уж совсем было приятно, не оставляет ценности без присмотра и должного контроля… Просто сердце сладко замирает от всего увиденного… Но пришлось, плюнув на профессиональную гордость, отворачиваться и бежать от искушения, как можно дальше и быстрее. Проверять себя следовало в другой отрасли.

Машина со спящей пьяной братвой, остановилась у железнодорожного вокзала. Вместо дружелюбного собачьего хвостика, отсалютовала ему выхлопными газами и скрылась из глаз.

* * *

Очень сильно, ну просто даже как-то неприлично сильно Рысаку захотелось слиться смешаться с хмурыми подозрительными гражданами, спешащими по своим делам. Обнять задавленных нынешним капиталистическим гнетом рабочих и служащих и, как учили еще в школе при исправительно-воспитательной колонии проявить с ними солидарность. Он уже даже готов был раскрыть им свои братские, криминальные объятья. Для чего следовало переквалифицироваться в щипача-ширмача, т. е. вора-карманника, совершающего у доверчивых граждан тайное хищение имущества, под прикрытием плаща, полиэтиленового пакета, газеты и т. д.

Однако планам громадью, сбыться не удалось.

Причина более чем прозаичная. Рядом с привокзальной пивной, куда с горящими трубами собирался заглянуть Коля, попить пивка, перетереть базары, да разжиться мелочишкой на первое время, его с нетерпением, аж подпрыгивал, старый козел, ждал Иван Петрович собственной персоной.

Картинка с выставки "В Новый год – с чистой совестью!" называлась "Здравствуй, старый пидорас, борода из ваты".

Рысак был очень огорчен и не пытался этого скрывать. А вот рыцарь-чиновник из гебе, явно служивший не за страх, а за совесть, радости от долгожданной встречи со своим крестником не скрывал и даже… Прослезился от умиления, при этом, бормоча и причитая текст из серии "как быстро вырос наш карапуз".

Тщательно высморкавшись в кумачовый носовой платок, которым перед этим вытирал слезы, он аккуратно сложил его и небрежно сунул в карман брюк. После того, как карманы приобрели знакомое совково-мешочное очертание Иван Петрович, или как там его зовут, внутренне собрался и мгновенно приобрел знакомый Колюне стиль общения – жесткий и колючий.

– Ну, во-первых – с приездом. Во-вторых, не делай такие большие удивленные глаза. Мы тебя, с твоими оболтусами сопровождающими вели сюда, от той самой избушки, где ты отлеживался. В-третьих, мог хотя бы ради приличия, воровская твоя морда не кривиться оттого, что встретился со мной… Вон, столик освободился, пошли присядем, а то ноги гудуть неимоверно.

Было еще и в пятых, и в десятых… Много еще чего было. Рысак все и не пытался запоминать. Но понял одно, что цель его прибытия в этот довольно-таки тусклый затертый город меняется. Все из-за начавшейся очередной криминальной войны. Ее начало отчасти, было спровоцировано именно им. Вернее, теми действиями, которые произошли с его участием.

* * *

По управленческой мысли Байкала, Рысак должен был заняться объединением разрозненных славянских преступных групп действующих в этой части России и пока существенным образом проигрывающих иным, особенно азиатским и кавказским объединениям и товариществам. С этой целью необходимо было вытеснить главенствующих сегодня бандитов и создать один, но свой суженный Интернационал, без поправок на бывшую Страну Советов. С благословения сходняка возглавить новое образование и подпитывать, с тучных местных пастбищ, единый воровской общак.

Идея была правильная и на первый взгляд красивая, но жизнь внесла свои поправки. Новая плеяда воров, из так называемых апельсинов, посчитав себе достаточно сильными и правыми, захватили главенство в преступном мире. После чего начался очередной передел сфер воровского влияния, короче – беспредел. И если Колюня не верит, – генерал даже горько вздохнул, показывая тем самым, что такого в этом мире вообще не может быть, – пусть позвонит Байкалу, по известному номеру и убедиться.

Делать нечего. Позвонил. Убедился. Приятный женский голос сообщил, что абонент временно не доступен и… отсутствует в зоне… приема.

Ну и что?

Старый хрен ни сколько не смутился. Он по-прежнему продолжал удивлять романтичного обладателя хрупкой совести своей посвященностью в планы воров и кроме всего прочего, давить неустойчивую психику Коли Коломийца эрудицией, основанной на жульнических приемах софистов.

– А сейчас позвони по местному телефону.

Видя, как Колюня заколебался "колебалом" с усмешкой спросил:

– Может, номерок подзабыл, так ты паренек не сумлевайся, я его очень хорошо помню, – и начал диктовать по памяти.

Самое обидное, для никак не привыкшего к гебешным выходкам Рысака, что цифирьки, старый пенек назвал тютелька в тютельку, не оторвешь, не придерешься.

Набрали они этот номер, так получается вместе – рука об руку.

Испуганный женский голос, захлёбываясь слезами, сообщил, что позавчера хозяина дома, какие-то незнакомые люди предварительно жестоко, у нее на глазах, избив по мошонке (надо же, какие интересные подробности) увезли в неизвестном направлении. А вчера была милиция и показывала фотографии убитого барина… Она узнала обезображенный труп по татуировкам… А потом ее отвезли в местный морг, где она потеряла сознание и до сих пор находиться в этом состоянии после того, что она увидела… Этот ужас будет ей сниться до самой могилы и даже там она будет это видеть… Барин местными студентами мединститута был практически разобран и разрезан на части. А его половой член, которым он так гордился тоже с наколками и уплотнениями… Которые… Ой, что же это делается… Когда он был жив и пьян, давал ей трогать… И она помнит эти твердые шары и фасолины… И другие украшения на нем имелись. Вот этот могучий орган был зверски отрезан и похищен. Она подписала груду бумаг, опознав в человеческих останках известного борца за отмену уголовного кодекса – Енкова Игоря Николаевича… Еще по кличке Мухомор, так было указано в протоколе…

Все это было сказано на одном дыхании. Взахлеб и скороговоркой, но общий смысл прослеживался отчетливо.

Собеседница опять залилась слезами. Сквозь горючие потоки можно было разобрать, что ноги ее здесь не будет и поедет она к себе в Калугу к родной сестре с мужем и детьми… Поклонится там в пояс… И что лучше быть голодной, чем такое видеть, прости господи…

Рысаку, даже если бы он умел выражать сочувствие и скорбь в этот беспрерывный поток слов, даже одним словом вклиниться не удалось. Так как связь тут же прервалась.

– Вот такие, брат, дела…

Философски оскалился Иван Петрович, подавая газету с текстом. Сам развернул ее на нужной странице и указал на фотографию простого человека похожего на обычного ремонтника проселочных дорог. Рядом была помещена и другая фотография, но уже обезображенного трупа.

– Знаешь его? – спросил у Рысака.

Коля неопределенно пожал плечами. Мало ли братвы въехало в эту зону сытости и спокойствия во время боевых действий первой национальной криминальной войны. Да и после нее их было достаточно много. Особенно когда стали разыскивать тех, кто чересчур отличился в ходе ее проведения для награждения и всевозможных почестей в их адрес. Почести сводились к салюту… из специального пистолета обычно с глушителем и в затылок.

Много народа тогда было вынуждено, под видом чеченских и других политических беженцев поселиться на недостроенных виллах и в неуютных дворцах заповедников и заказников.

Он всмотрелся еще раз более пристально. Нет, пути с покойным не пересекались.