Текст книги "Привет из ада"

Автор книги: Виктор Сафронов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 27 ПОДГОТОВКА К ПОБЕГУ

Синоним еще на коронации высказывал сомнения по поводу Рысака, а теперь и вовсе взъярился. Он в стиле дешевого фраера выкрикивал в его адрес непристойные слова и пожелания.

За спиной и издали каждый здоров кулаками махать. Но и отмахиваться от этого была нельзя, как не крути, а один из VIP-персон воровского сообщества.

Положение и жизнь Рысака пока спасало покровительство Байкала вора из старой послевоенной группы воров вышедшей из поколения беспризорников.

Байкал и семьи-то никогда не имел. Помнил только бесконечные детские дома, откуда постоянно сбегал из-за голода и побоев. В один из таких побегов и прибился к воровской компании таких же, как и сам детей войны.

С этого момента семьей ему стала воровская кодла с малинами и воровскими барухами. Там он рос, там и формировался. По началу форточник, потом виртуозный карманник.

Именно в компании уркаганов и налетчиков он был обогрет, накормлен, одет в чистое и уложен спать. Позже его ознакомили и обучили основным воровским заповедям: с властями ни каких дел не иметь; ссученных давить; у своих не воровать… Было их не много, запомнить труда не составляло.

К моменту описываемых событий Байкал оставался одним из немногих из этого беспокойного воровского племени доживших до шестидесяти лет, хотя, сколько ему точно никто не знал.

* * *

Байкал и принял решение, начать организацию побега и ухода из кольца поисков своего протеже Рысака. Он понимал, что для привлечения в преступные группы новых членов следовало поддерживать ореол романтики их воровского ремесла.

Для этих красивых целей, как никто лучше подходил именно Рысак – молодой, удачливый, фартовый всегда веселый и не унывающий. Лучшей живой рекламной картинки и придумать было нельзя. А менты и ссученные воры на него насели, хотят посадить на пиковину.

Надо спасать бродягу.

Легенду следует охранять и беречь. Наступила настоятельная необходимость создания образа, который должен манить и притягивать к себе. Особенно для тех, кто сомневался в правильности выбранного пути.

Подучить Рысака языкам придать определенный лоск очистить речь и манеры поведения от вульгаризмов. Да хотя бы вначале привить привычку пользовать во время еды столовыми приборами – уже достижение.

Поэтому никаких сомнений не оставалось. Если не удастся добиться условно-досрочного освобождения, необходимо было готовить побег и как можно быстрее. На том и порешили. В долгий ящик планов громадье не откладывать. Использовать для их реализации, в том числе и ресурсы общака – воровской кассы взаимопомощи.

* * *

Разработчик побега Рысака, точнее идейный вдохновитель был бы очень удивлен если бы сподобился узнать, что старается не в одиночку. В разработке деталей ухода на волю принимали самое активное и непосредственное участие представители «конторы глубокого бурения» по старому – КГБ.

– Сам по себе побег может сделать каждый дурак, – рассуждал и делился впечатлениями Иван Петрович. – На чем этот дурак сыплется, когда оказывается по ту сторону колючей проволоки. На том, что не знает, что ему дальше-то делать. Ведь раньше, скажем на Колыме или в Заполярье держали огромный контингент вохры или на нынешнем языке внутренних войск, чтобы этих бегунов ограждать от неразумных поступков.

– Бежать для зека первое дело главное, чтобы были созданы условия.

Не возражал, а дополнял старого чекиста неспроста умнеющий прямо на глазах Рысак.

Гебешный Петрович не смеялся над его дополнением, а обстоятельно стал рассуждать вслух.

– Там для побегов были созданы все условия. Да сам посуди. Полярная ночь длится полгода, огромные просторы беги сколько душе угодно, – для иллюстрации он широко развел руки. – На все четыре стороны. И если этих спринтеров, как крыс в первые же сутки не отлавливали, то все они обязательно погибали. От голода, холода, волков, медведей. Да мало ли дураку, нужно для смерти? Кстати, местное население, чьи поселки там были разбросаны в хаотичном порядке, официально получало премию за каждого пойманного бегуна. При чем как за мертвого, так и за живого. Живого тащить было накладно. В дороге его поить-кормить надо. Развлекать тоже надо. Проще, как доказательство поимки предоставить отрезанные уши или отрубленную по локоть правую руку. Скажу по секрету, конечности не всегда резали у мертвецов. Иногда рубили по живому. Считалось, так лучше сохраняется… Целая отрасль была налажена по отлову. Платили им неплохо, примерно столько же, сколько и за шкуру волка. Принес отрубленную руку или, что еще лучше уши и будьте любезны. Распишитесь в ведомости. Получили свои законные денежки. Милости прошу в специальный ларек с товаром. Обувку какую-никакую можно было справить для супруги, детям сахарку и гостинцев купить. Бойко этот выгодный бизнес развивался.

Рысака только от одной мысли о таком промысле заметно передернуло. За отрубленные уши убитого несчастного зека покупать конфеты детям или сахар, а потом угощать этим ребятишек… Излишней сентиментальностью он не страдал, но все же….

Дерганье собеседника не ускользнули от зорких глаз гебешного начальника. Он понимающее закивал головой. Но, по-видимому, неверно истолковал это движение.

– Правильно Коломиец дергаешься. Сейчас объясню почему.

Разговор происходил примерно через две недели после смерти Данилы в каком-то пустом кабинете, но горячий чайник с кружками там был. Он поднялся, налил себе чаю и продолжил свои рассуждения.

– Я тебе это рассказываю не для того, чтобы тебя развлечь или по-стариковски побрюзжать на теперешнюю молодежь. Нет. Просто хочу объяснить. Для того, чтобы у нас с тобой все прошло удачно и ты в первые же часы после ухода отсюда не попался, как кур во щи все должно быть тщательно спланировано и обдумано. Главное жесткая дисциплина, строгое следование плану и ни какой самостоятельной инициативы.

Рысак только устало кивал головой. Напряжение последнего времени сказывалось. У инструктора сложилось впечатление, что его слушают недостаточно внимательно. Он обиженно засопел.

– Если ты хочешь остаться здесь смотрящим и дожидаться когда кто-нибудь из бывших дружков Данилы, тебя подколет на пику, так ты так и скажи и прекратим головы друг другу морочить.

Он нервно рывком дернул на себя кружку горячего чая пролив почти половину на стол. Не обращая внимания на стекающую со стола коричневую струйку, стал, шумно прихлебывая пить обжигающую жидкость.

Рысак оказался настолько благоразумным, что и сам не ожидал от себя такой прыти. Он в ужасе, очень достоверно замахал руками и испугано прохрипел:

– Бля, буду…

И уже совсем ни к месту произнес загадочную фразу, которой он хотел показать полную правоту и превосходство идей собеседника.

– Падлу, забодаю…

– Ну, то-то же… – Отставляя кружку в сторону, довольно произнес, недобрый дедушка из ФСБ. Про падлу ему понравилось. От души получилось и очень достоверно.

Склонив головы над столом, неторопко они продолжили разрабатывать мельчайшие детали побега. Даже малейшего намека на фальшь не должно было быть. Ни воры, ни охрана лагеря не должны почувствовать подвоха. Погоня должна была быть настоящая с боевыми пулями и злыми собаками. Воры должны были раскрыть подготовленные для таких случаев явки и схроны. Хотя они и так все были известны, однако чем чёрт не шутит?

* * *

Главное в намечаемых мероприятиях это простота и достоверность. Правду жизни будем искать в постановках провинциальных драмтеатров. Их уровень, напоминающий сложную драматургию школьных спектаклей, этому очень даже способствует.

ГЛАВА 28 АЭРОЛЫЖИ

Кулибин, тот самый Славка Попов, которого в свое время Рысак вытащил из петли, зря воровской хлеб не ел, он его достойно отрабатывал. Прямо на месте в промзоне из подручного материала он смастерил некое подобие аэросаней.

Приспособление было вполне оригинальной сборно-разборной конструкцией. И состояло из двух пар широкополозных лыж, на которые крепился каркас на него – обычный промышленный вентилятор с увеличенными лопастями и небольшой бензиновый двигатель на двадцать литров.

Начинающий любитель фигурного катания на санках или иначе – доморощенный самоубийца становился на полозья чуть впереди двигателя. Чтобы его бестолку болтающиеся руки и разные другие части тела не отрубило вращающимися лопастями, с целью защиты их от технического прогресса, между телом и лопастям крепилась пластиковая овальной формы защита.

На эти сдвоенные лыжи в специальные крепления становился любитель экстремальных прогулок и "прощай здоровье и совместно нажитое имущество".

Конечно, передвигаться на таком аппарате было небезопасно, но когда снега намело по грудь, выбирать особо не приходилось. Правда, в качестве альтернативы Кулибин предложил – полет на специальном агрегате… Когда объяснял принцип его действия, очень гордился за техническое совершенствование всей человеческой мысли.

Тот же бензиновый двигатель, еще более увеличенные лопасти. Все хозяйство одевается на спину в виде рюкзака… Такой способ передвижения он видел в похождениях симпатичного, но уж слишком дурноватого английского агента – Джеймса Бонда.

Первый пробный полет в небесные выси Славка намеревался совершить сам. Тщеславие покорителя земного притяжения не давало ему спокойно ходить по земле. Однако, в дальнейшем никаких гарантий сохранения жизни и здоровья покорителей стратосферы – не давал. Потому что воздушный океан, это такая же дикая стихия, как и все остальные и как она себя поведет в самый неподходящий момент, он знать и прогнозировать не мог. Это пока еще ему было не дано.

Изобретателя внимательно выслушали. Хлебнув чифиря с соленой таранью, все же остановились на варианте "лыжи с мотором". Рысак за такое решение, остался братве, весьма признателен. А Кулибин получил премию. Пол-литра спирта, шматок сала и пару пачек чая. Чему был безмерно рад. Оказывается, жизнь может не только огорчать, но и радовать.

* * *

Большие сомнения были с весом аэросаней. Всего набиралось около пятидесяти килограмм. Монтажные узлы и детали приходилось по частям вывозить за территорию промзоны. И складировать в укромном месте. А чтобы посторонние не нашли, да медведи с росомахами не достали, цепляли весь этот металл на одно приметное дерево. Там же подцепили и канистру бензина, позже полезные продукты питания в виде сухого пайка.

Только проверенные урки знали о готовящемся побеге. И было их всего несколько человек. Поэтому вероятность утечки информации и связанного с ним шухера, была сведена к минимуму.

Идея состояла в замене Рысака на другого человека. Для вечерней поверки, вместо него, в зону должен был зайти "лихой бродяга" с воли. Такого нашли, он работал вольнонаемным водителем и за небольшие деньги готов был переночевать не в шумной общаге, а на зоне. Визуального контроля можно было не бояться, в темноте и после мороза вся эта черная масса была практически однородна, а отдельные ее члены выглядели как братья-близнецы.

В назначенный день, когда все окончательно было готова, Рысака в емкости из под мусора, для страховки заваленного промышленными отходами вывезли на охраняемую территорию строящегося здания котельной.

Серьезно, с автоматчиками и сторожевыми псами стройка охранялась только когда там работали заключенные. На ночь для защиты материальных ценностей от местного вороватого и вечно пьяного местного населения охрана также имелась, но ограничивалось дедком – ветераном вохры, спящим в натопленном вагончике и отказывающимся выходить из него даже для выпивания алкогольных напитков.

* * *

Когда смена строителей под неизменным конвоем направилась в сторону лагеря Рысак, продрогший от неподвижного лежания, выбрался из убежища и легкой рысцой потрусил к заветному дереву.

Для того чтобы иметь преимущество во времени и оторваться от будущей погони предстояло выйти из первого кольца поиска, радиус которого составлял двадцать километров примерно за четыре часа. На пятом километре пустующей просеки он нашел заветное дерево, на котором вместо молодильных яблок висели разные пакеты мешки и приспособления… Пришлось в темноте снимать все это хозяйство и монтировать его на лыжи и собственную спину.

В комплект любителя антилагерного ориентирования входило и оружие, подготовленное стараниями с воли все того же Байкала. Старый, но безотказный наган – образца 1895 года, который в отличие от пистолетов осечек из-за боевой пружины или перекоса и отсыревшего пороха в патроне не давал. Если выстрела после нажатия на курок все же не следовало, баран проворачивался и услужливо подставлял под боек следующий патрон.

Наличие револьвера серьезно озадачило Рысака. Как-то в молодые годы, ему довелось услышать от одного авторитетного мокрушника берущие за душу слова, что если… Деталей, к сожалению, сегодня не помнил. Но говорил если, то ли в первом акте, то ли по первому году отдыха на кичи, на стене, вернее в тайнике барака висит ружье, то потом оно обязательно бабахнет. Дальше он в деталях не помнил. Запомнилось только то, что жертвы будут обязательно.

К оружейному комплекту, согласно описи прилагалась горсть непроверенных патронов. Это хорошо, что их никто не догадался проверять. Из проверенных, в случае чего уже не пульнешь. Имелся универсальный набор ножей, которыми можно было и резать, и пилить, и рубить все, что попадет под руку. Попадись невзначай стальная проволока, можно было даже ее посечь на куски.

Еще комплектом предусматривалось наличие двух пар запасных лыж. Мешок сухарей, чай и пару килограммов сала. А главное – это специальный комбинезон, выпускаемый только для героев-полярников годами сидящих на льдине в прямом, а не в переносном смысле…

Новая одежда вместо лагерных шмоток оказалась на удивление легкой и очень теплой.

Коля оценил преимущества спецобмундирования, когда переодевался. Раздевшись до исподнего, сполна почувствовал агрессивное негостеприимство окружающей среды. После этого влез в теплый, согревающий и ласковый микрокосмос. Температура снаружи была хорошо за минус двадцать, а внутри сухой мягкий климат лета Нечерноземья России.

Перспективу ночевки в тайге никто не отменял. Теперь имея такое сокровище это не пугало. Прислушавшись к совершенно новым ощущениям, осталось только удивиться тому, как запредельно приятным бывает тепло.

Все это было рассчитано, на три, ну максимум пять дней пути, хотя до контрольной точки, где его ждали, было гораздо ближе. Из расчета идеальных условий – часов двенадцать-пятнадцать. Чем объяснялись все эти сложности, было не очень понятно. На дороге просто мог ждать автомобиль, сел в него и езжай, куда глаза глядят. Но что-то Байкал просчитал за него. Рысак этого не знал, возможно, организатор боялся предательства, хотя, бес его знает…

Он, встав на лыжи, не бросился на хорошо накатанный бальшак из-за того, что там удобнее рулить дребезжащим агрегатом. Он углубился в лес, сверяясь по точной карте с теми ориентирами, которые были на ней указаны. Казалось, что и погода помогает уйти, оторваться, сбить с толку преследователей. Началась легкая поземка. На карте была указана просека, ее и следовало держаться.

* * *

Поземка, представлявшаяся в начале воздушной и легкомысленной балериной, исполнявшей для собственного удовольствия свои балетные па, постепенно перешла к фуэте и практически без паузы из легкого, эфирного создания превратилась в мощную и злую тетку, в виде мачехи-метели, которая через три минуты сбила Колю Рысака с пути. Просека, по которой двигался наш невольный следопыт, вскоре закончилась, но ничего хорошего это не принесло. Перед ним, как лес перед травой встала сплошная стена деревьев. Не удержался, глянул на часы: «ё-мое – всего-ничего, пять пополудни…»

Несмотря на белый снег, стало темно и серо.

Практически на ощупь в поисках более-менее нормального ночлега Рысак наткнулся на огромный ствол поваленного дерева. Двинувшись к его основанию, обнаружил большую яму, в которую без привычки и кувыркнулся. Лучшего места для временной лежки трудно было представить. Нависавшие сверху корни создавали некое подобие каркаса шатра.

Хочешь не хочешь, пришлось раскладным ножом-секачем рубить еловый лапник и готовится к тому, чтобы пересидеть перехитрить ночь. Он понимал, для того чтобы не выдать себя, он не должен был зажигать костер. Через три минуты после правильного понимания плюнул на не им придуманные условности правильно рассудив, что лучше если погоня настигнет его живым и греющимся у костра, нежели не найдет вовсе.

Замерзший и окоченевший труп лучше сохраняется. С первыми лучами весеннего солнца, когда мясцо оттает и приобретет специфический аромат, оно будет своевременным и желанным лакомством для многочисленных лесных обитателей. Он правильно рассудил – природу баловать не стоит.

Нарубив с сосен и елей, нижних, засохших веток (уж этого добра было навалом), в корнях поваленного дерева устроил костерок с привалом.

Ночь должна была быть длинной, но без особых хлопот. По крайней мере, хотелось в это верить. Углубив яму, сверху на имеющийся своеобразный каркас из корней, уложил еловый лапник. Получилось даже уютно. Наличие навеса или некоего подобия крыши, создавало ощущение жилища. От горящего в ногах огня шло согревающее тепло. Потрескивали горящие сучья. Угольки подмигивали синими всполохами. Глядя на огонь, глаза сами закрылись. Он окончательно согрелся и уснул.

ГЛАВА 29 ПРОБЛЕМЫ ВЫЖИВАНИЯ

Коля Рысак, измаявшись на ночной прогулке, спал, и было ему хорошо.

Все оттого, что снился ему классный сон. Что-то ласковое и трепетное из детства. По правде сказать, такими воспоминаниями его память не была перегружена. Совсем наоборот. Отца с его сильными руками и терпким мужским запахом, как такового не было и в помине. Хотя биологически рассудив, это конечно нонсенс, но проблема скорее социальная…

Впрочем, дело прошлое. Разговор же ведется о том, что воспоминания из детства у нашего Колюньки носили в основном негативный характер.

С периодичностью один раз в месяц, пьяненькая мамашка приводила сыну очередного папашку.

Разнообразием взглядов или, к примеру, культурным уровнем все появлявшиеся особи мужеского полу друг от друга не отличались.

Все пригретые маманей были равны в применении педагогических новаций, поэтому, выпивши водки, или лупили своего пасынка смертным боем, или, чтобы малец не крутился под ногами и не мешал любовным утехам, выставляли его на улицу из барачного помещения, в котором у них с матерью была отдельная комната. Такова реальность жизни мойщицы железнодорожных вагонов.

Когда его мать в редкие моменты была трезвая, а время очередного папы еще не пришло, наступало какое-то просветление во взаимоотношениях между ними. В такие моменты, а он их очень хорошо помнил, она любила петь. Чуть хриплым от курева, но все равно красивым грудным голосом она тянула мелодию, красивым потому, что это была мама. Мелодия запала в памяти он ее отчетливо помнил…

Это было прекрасное время. Никто не стоял между ними. Он ее очень сильно любил, а она прижимала его к себе и шептала, шептала добрые и ласковые слова. Зарывшись носом ей под мышку, вдыхая материнский запах, впитавшийся в память каждого кого мать кормила грудью, тихо плакал от счастья и покоя…

* * *

Вдруг, в его сне произошла резкая смена настроений. Что-то тревожное и необъяснимое. Он увидел лежащую на железнодорожных путях мать с отрезанными поездом ногами. Она, задохнувшись в крике от страшной боли, тянула к нему руки, а потом поползла, оставляя за собой две широкие кровавые полосы…

В этот момент он проснулся. Надо сказать, вовремя.

Унты, в которые он был обут, лежали в костре и почему-то на манер "испанских сапог" сильно сдавливали ноги. Но это было полбеды. Добротная и теплая обувка, готова была загореться. Однако и это были мелочи, в сравнении с тем, как сильно болела голова, тошнило и во всем теле ощущалось слабость. Все признаки отравления угарным газом были налицо.

Убежище, которое он соорудил ради тепла и комфорта ночевки под открытым небом, могло стать удобной консервной банкой полной еды и других удовольствий для голодных лесных обитателей.

Большим усилием воли он заставил себя выбраться из рукотворной могилы и лежа на краю ямы, попытался отдышаться. Потом, пошатываясь, поднялся во весь свой средний рост. Несмотря на специальный комбинезон, холод все-таки заполз под теплую подкладку.

Снегопад усилился и по все народным приметам, должно было наступить потепление. Но его не было. Глянул на часы, спал всего два часа. Перед глазами болталась мутная занавеска. За глазами – белесая пелена и темень. Чтобы не замерзнуть на поверхности следовало себя срочно занять разогревающим и полезным делом.

* * *

Пошатываясь, ругая себя и благодаря сон, после которого пришлось проснуться он решил протопить берлогу, в которой лежал. Имеющимся секачем, со ствола упавшего дерева стал рубить толстые ветки и сучья. В яме продолжал тлеть чахлый костерок. Снег растаял, влага частью испарилась, а частью впиталась в оттаявшую землю. Срубленные сучья бросались для поддержания огня и разогрева и ямы.

Пока он отвлекал себя профилактической трудотерапией и рубкой древесины, тошнота и слабость несколько притупились, но окончательно не прошли. Сидя на краю ямы, уставился на бушевавший внизу огонь.

Несмотря на грандиозные успехи цивилизации по искоренению из человеческого нутра первобытных инстинктов, что-то от дикарей все же, безусловно, осталось. Где-нибудь вдалеке робко затеплиться небольшой огонек, запахнет хвойным дымком и мы, как в сомнамбулическом сне уже тянемся туда… И сидим, и смотрим на огонь предаваясь всевозможным приятным воспоминаниям о том, что случилось даже не с нами…

Рысак любовался, смотрел на то, как огонь играет с древесиной, а потом взял и без всякого удовольствия закурил. Вот, что значит завораживающая сила огня.

Есть не хотелось, а заставлять себя было не в его правилах. Время вплотную приблизилось к полуночи. Мороз усиливался. Для того чтобы не обморозить лицо, он натер его слегка разогретым куском сала. Так в ГУЛАГе на открытых пространствах Норильлага поступали опытные зеки и ему передали эту немудреную науку.

Потом разогнул прихваченную на всякий случай, сплющенную банку из под повидла. Затрамбовал в нее снега, хорошенько растопил и натрусил туда слегка заварки. Хотел он эту банку выбросить, чего зря лишний груз тягать? Все же поразмыслив, оставил и сейчас был этому весьма рад.

Чифирь варить не стал. Заварки было не так уж и много. Еще неизвестно, сколько ему придется скитаться и бродить по тайге, прежде чем он выберется в указанное место. Приходилось чаёк расходовать экономно. Его ведь заваришь, горяченького попьешь, он и согревает, а когда есть хочется и желудок обманет. Незаменимый продукт. Как раньше люди без него обходились?

Попытался он под такие сладостные размышления выкушать чаю, но скривился, поперхнулся и выплюнул полезную жидкость…

То ли этой банкой машинное масло черпали, то ли битум в ней варили не разобрать. Темно в округе-то. Но то, что он щедро и со всего размаха отхлебнул и проглотил, очень напоминало ощущение питья заваренной промасленной тряпки в помойном ведре.

Выплеснул. Зло отбросил от себя банку. Потом, правда, жалел. Главное ведь не запах и вкус, а то, что был чаек горяч и согревал застывший организм изнутри. А на эти органолептические условности можно было даже внимания не обращать.

Кряхтя и чертыхаясь, полез искать отброшенное. Нашел посудину. Опять натрамбовал снега и поставил на огонь, пусть выкипает и выгорает со всех сторон.

Спускаться в раскаленную горевшим костром яму не стал.

Полулежа, полусидя на ее краю, рискую свалиться вниз, сперва острой палкой, а потом ножом тщательно перекопал образовавшиеся угли с песком. Проверил, как мог, не осталось ли горящих угольков. Вроде бы не было. Застелил горячий песок нарубленным еловым лапником. Лег в это душистое хвойное марево. Оставшейся хвоей сверху завалил себя. Выставив наружу только нос и уже не опасаясь угореть, уснул в этой пахучей, теплой и мягкой постели до утра.

На этот раз ему не снилось ничего. Хотя могла бы представиться веселая картинка… Про карусель… Дрессированных собачек… Как они гавкают… Как весь лагерь строго режима, стоит на ушах… Все бегают… С ног сбились… Его ищут… Опять ЧП. Пропал, растворился законник…

Но снов не было. Намаялся он бедный за день, наломался, а потом еще и траванулся угарным газом. Чуть богу душу не отдал. В общем, спал крепко и здорово. И было ему от этого – счастье.

* * *

Проснулся добродушный и симпатичный Коля Коломиец довольно поздно. Однако пробуждение было не такое как у всех, со звуком горна или ударами молотка о рельс. Его разбудила навалившаяся сверху тяжесть, не позволявшая ни вздохнуть, ни пер… выдохнуть.

Кто-то, сидя на нём верхом пытался придавить его своей огромной массой к родной земле. Этот неведомый недоброжелатель не давал возможности пошевелиться и просто нормально дышать перед подступавшей от удушья смертью.

Стараясь не показывать того, что пробуждение наступило, Рысак не открывая глаза и делая вид, что по-прежнему спит с крепким сном в обнимку, осторожно взвел курок лежащего в кармане комбинезона нагана. Приоткрыв глаза он попытался резко вскочить, одновременно выхватывая из под комбинезона оружие и сбрасывая с себя того, кто давил к земле.

Глухо грохнул выстрел.

Спросонья соображалось плохо. Резкая обжигающая боль с внешней стороны бедра почти мгновенно привела его в чувство. Несмотря на ощущение ошпаривания кипятком, разбрасывая и срывая с себя все, что посягнуло на жизнь и здоровье, он вскочил…

Ударившись башкой о выступающий из земли корень, рухнул на исходные позиции.

Легче от удара не стало.

"Облегчение придет позже" – думалось ему среди танцующих вокруг головы звезд и звездочек.

Сквозь созданные им снежные завихрения и покалывающие прикосновения снежинок, осмотрелся вокруг более внимательно. Яма, как яма. Сверху нависают еловые лапы. Рядом никого не было. До него стало постепенно доходить…

Он начал вслух материть и себя, и всех кого только мог вспомнить. А все почему? Смелая и отчаянная борьба за жизнь и право существования на земле велась со снежным сугробом, который за ночь намело ему на грудь…

Хорошо ребята, что нас с вами в этот момент не было рядом с Рысаком. Мат стоял такой густой и многоэтажный, как будто разом весь Ильюшинский райотдел милиции вышел в рейд – с целью поиска и изъятия у колхозных бабок главной валюты – самогона.

Кроме обиды и мата нестерпимо болела нога, которую он сам себе и прострелил, когда пытался рывком выхватить из кармана наган.

Делать нечего пришлось констатировать – день начался не лучшим образом. Правда, обнадеживало то, что его ждал новый аттракцион сам по себе простой и не затейливый. Чтобы осмотреть рану, необходимо было снять комбинезон. На морозе во время непрекращающегося снегопада, это было достаточно проблематично. А что делать? Умеешь бороться с сугробом – осваивай и стриптиз для пеньков и обрубков. Как говориться – постигай на лютом морозе лекарские секреты мастерства.

Уж как он только не выворачивался. Как не крутился. А на изнеженное, наколками продырявленное зековское тельце, проклятущий снег все равно падал и колол, колол и сыпал, сыпал, сыпал…

К счастью рана была ерундовая, пуля прошла по касательной. Но крови, тем не менее, вытекло достаточно много. Кое-как тыкая в разные точки где, по его мнению, должны были располагаться кровеносные сосуды и, сжимая руками ногу, он смог остановить кровотечение.

Убедившись в том, что сворачиваемость крови была прекрасной чистым снегом оттер рану и, вывернув штанину на изнанку почистил то, что натекло во внутрь. Замерзшими непослушными руками, в душе обозвав себя не самыми благозвучными эпитетами, натянул на окоченевшее туловище остывший и влажный комбинезон.

Ощущения – те еще, удовольствие из них стояло на последнем месте.

* * *

Снегопад не только не прекратился, а казалось, еще более усилился. Складывалось впечатление, что наверху, понимая скорое приближение окончания зимы, решили напоследок побаловать лес и землю бесконечным снежным покоем.

Слов нет, красота зимнего сурового леса была величественной и бесконечно прекрасной. А когда у тебя в руке заиндевевший сухарь, а к нему шматок доброго сала, поневоле возникает тяготение к символико-философским обобщениям, предстающим сквозь снегопад видений и образов.

Поев сала расхрабрившись и испытав пищевое наслаждение, Рысак с ходу решил двигаться дальше. Но чтобы не пороть горячку перед дорогой решил напиться чаю, а заодно и хорошенько согреться, так как, что-то его стало знобить. Снова началась эта песня с дровами – нарубить, наломать. Снег растопить. Это хорошо, что был бензин, плеснул на полешки и все горит. Без него пришлось бы худо.

Когда в той же яме где он спал, опять заплескался и затанцевал огонь, с треском шипя и облизывая толстые сучья, вернулась уверенность и вера в завтрашний день, в то, что он сумеет отсюда выбраться. Держа банку между двух веточек, отхлебывая уже нормальный напиток, Коля пришел к выводу:…горячку пороть не стоит. Снегопад следует переждать здесь.

Чтобы убить время и занять себя хоть каким-то делом он, проваливаясь в снег по пояс, стал заготавливать с окрестных деревьев толстые сучья и ветки. Ближе к обеду, на ночь нарубил еще больше лапника. Понравилось ему спать в таких комфортных условиях.

* * *

Неделю он пережидал снегопад. Яма, в которой он спал, была основательно обжита. Однако последние три дня пришлось обходиться без еды и жить впроголодь. И сало, и сухари закончились. Вернее их остатки утащили волки.

"Волки-позорные" и самые настоящие заунывным голодным воем заранее предупредили обитателя ямы о своем появлении. Спасибо хоть на этом. Можно было начинать готовиться к труду, а главное к обороне священных рубежей.

Стая, как видно, пришла на запах мочи, крови и… Что говорить? Много всяких других запахов имелось рядом с человечьим местом обитания. А это притягивает лесных обитателей. Вдыхая ноздрями невесть откуда взявшиеся миазмы, следуя зову желудков, они надеялись, что удастся поживиться чем-нибудь вкусненьким и вволю пожрать невкусного…

Коля присмотрелся. Волчья семья состояла из семи решительных особей. Днем они наблюдали за ним, как бы оценивали вкусовые качества позднего ужина, но агрессивных действий не совершали… Атаковали в вечерних сумерках. До этого днем, расположившись неподалеку, они развлекали окрестности своим воем. По-видимому, давали понять другим стаям, что присмотренная добыча принадлежит только им и другим на их "сотках" делать нечего.