Текст книги "Привет из ада"
Автор книги: Виктор Сафронов
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Посвящается Алёне
Глава 1 ОСОБНЯК
Для того чтобы проникнуть в новый шикарный особняк, молодому вору – Коле Рысаку, пришлось по приставной лестнице сперва взбираться на балкон, выдавливать стекло и только потом проникать в полупустое жилище.
Времени было мало следовало торопиться. Он сразу бросился в небольшой чулан рядом с кухней
– Все-таки Байкал сукой оказался, – с тоской думал он, по пути на кухню. – А ведь обещал, мамой клялся: "Наколка верная. Делов-то на пять минут. Только заскочишь, возьмешь сейф и все". – Деньги мне. Ему за наколку бумаги, которые там окажутся.
Байкал был воровским авторитетом одним из немногих оставшихся живым в очередной криминальной войне. В настоящий момент после полученного огнестрельного ранения он отлеживался на одной из воровских малин. Кто в него стрелял, по чьему указанию было не ясно? Многие склонны были подозревать в этом Мордана воровского авторитета смотрящего данного региона. Они давно конфликтовали друг с другом…
А пока, когда ровно в одиннадцать двадцать пять он проник в дом и пробрался в чулан, где должен был быть сейф там, наверное, лично для него имелась только недавно приготовленная ниша для неясных целей и крысиное дерьмо в ней. Ни денег, ни ценностей, ни бумаг – ничего так безудержно манящего к себе не было… Зато было другое.
На полу большой неприбранной гостиной, недалеко от камина лежал труп с изуродованным лицом, развороченным выстрелом в упор. Судя по всему, стреляли крупной картечью. По сложившейся в последнее время у киллеров традиции, ружье аккуратно лежало рядом. Любой любознательный мог оставить там свои пальцы. Непрошеный гость оказался человеком разумным и оружие сальными грабками не лапал.
Рысака такое соседство вовсе не устраивал, но раз забрался в хату, решил попытаться найти хоть что-то. Для молодецкой силушки и более детальных поисков дорогостоящих предметов соцкультбыта следовало подкрепиться и желательно чем-нибудь съедобным.
Зайдя на кухню, он машинально глянул в окно на весенний, радостный окружающий мир. То, что он увидел, ему сразу очень не понравилось, мало того настроения не добавило совершенно.
* * *
Какие-то люди с автоматами в масках и пятнистой форме окружали дом, в котором он намеревался перекусить (чтобы сгладить неприятности сегодняшнего дня) и только потом быстренько пошарить на предмет поиска чего-нибудь ценного. А тут какие-то незнакомые люди с надписями на спине…
Пока не видно. А… Вон у того, который кувалдой разбивает дверь в парник…
Рысак присмотрелся. Так? Точно… ОМОН.
Все – пиз…ц или грубо говоря – сливай воду. Труп есть. Предполагаемый убийца здесь. Чьи вы хлопцы будете, кто вас в бой ведёт – у "омордатиков" можно не спрашивать. Как не следует интересоваться и тем, с какой ноги они утром встали? Просто – не резон. А вот вероятность того, что забьют до смерти, этими самыми ногами, вне зависимости от утреннего подъема помогая себе еще и прикладами, была очень даже высокой…
Надо хоть зубы с ребрами спасать.
Что делать? – извечный вопрос для каждого интеллигентного человека. Ответ на него, иногда означает очень многое… Если не все. Поэтому, даже если ты обладаешь всего одной извилиной и та, по капризу природы находиться у тебя между ног, все равно старайся с ее помощью найти выход из создавшегося положения.
* * *
Ворвавшиеся в особняк воровского авторитета Мордана омоновцы в зале обнаружили труп хозяина, а на кухне окровавленного потерявшего сознание гражданина. На теле кухонной находки виднелись многочисленные неглубокие порезы. Прямо на месте его перевязали и несколькими оплеухами вернули в сознание.
До приезда скорой помощи, от пострадавшего так и не смогли добиться ответов на простые и ясные вопросы: "Кто он? Что делал в доме? Кто завалил хозяина особняка и кто, в конце концов, подрезал его самого?"
Окровавленным ртом, вытаращив глаза вышеозначенный что-то нечленораздельно мычал. В общем, было непонятно.
Находящегося в шоковом состоянии гражданина повезли под охраной в самую обычную больницу скорой помощи. Сперва хотели завезти в закрытое лечебное учреждение, а потом посмотрели, что угроз от него никаких, напуган до твердого поноса и повезли в обычное учреждение.
Пока, суть да дело в доме к работе приступили опера из угро и работники прокуратуры.
Глава 2 ГУСАРОВ и Лариса
Гусаров, начиная с того момента, когда на вокзале он распрощался, расцеловался со своим закадычным другом Рюриковым Степаном Андреевичем его супругой и внуками, с того самого момента у него сложилось впечатление, что за ним кто-то внимательно следит.
Он присмотрелся. Этим наблюдателем была молодая привлекательная особа.
Под перестук колес познакомились. Благо, купе располагались рядом. Долго разговаривали. Наперебой пересказывали друг другу содержание последнего номера журнала "СПИД и МИД". Курили в тамбуре. Кофе, чай… Затяжные поцелуи…
Когда рано утром, поезд прибыл в Плутов, попутчица Лариса призналась, что любит его. Признание прозвучала. Гусаров, как мороженое в жаркую погоду начал таять и вместо того чтобы бежать к матери воспитывающей его сына он поплелся устраивать попутчицу в гостиницу.
На подламывающихся ногах с оттопыренными губами и мутным выражением на лице выбрался оттуда через четыре часа.
* * *
К обеду он добрался к матери. Вот уж было радости, счастья и веселья. Правда, к матери это не относиться. Она, как всегда, являла собой образец сдержанности и строгости. Но, судя по тем блюдам, которыми был завален стол приезд сына, по семейной шкале ценностей был расценен как самый торжественный праздник.
После домашнего ужина, обмена семейными впечатлениями, он размякший и растроганный дождался, пока сын уснет у него на руках. Уложил его в кровать в которой будучи подростком спал сам. Бесцельно, поболтался по дому… Мать, наблюдая за его молчаливыми передвижениями, резко высказала верную мысль:
– Ладно, котяра, давай, лезь на свою крышу. Поори там, раз тебе так неймется.
– Можно, ты не обидишься, – обрадовался Алексея.
– Когда у мужика головка заменят голову, держать его дома, только злить, – она вздохнула, внимательно посмотрела на сына и подвела черту. – Весь в отца. Такой же кот блудливый…
В голосе матери, родившей кроме Алексея еще уйму детей и уже воспитавшей полтора десятка внуков, не слышалось ноток осуждения просто констатация.
Алексей снова отправился на встречу со случайной дорожной попутчицей.
* * *
Опять чертовское удивление от собственных сексуальных возможностей и камасутровской фантазии. Видно материнская здоровая пища оказала благотворное воздействие на мужской силу. После здорового секса, заслуженный отдых и воспринятое на ура решение подкрепиться в гостиничном ресторане.
Там уже под легкую расслабляющую водку и громкую, ради баланса напрягающую музыку, стали по-русски отдыхать, т. е. выпивать и закусывать.
Между сменой блюд попутчица Лариса извинившись, вышла в туалет припудрить носик. Алексей через десять минут вышел вслед за ней. Нет, не проверять, куда она запропастилась, просто пиво с водкой очень мощное мочегонное средство.
Сколько за дверную ручку не дергал, но дверь к мужскому писсуару была закрыта. Пришлось, пугая местных девиц справлять нужду в женском. После вернулся за столик… От скуки выпил еще водки.
Сидеть одному было не интересно. Волнуясь, уж не случилось ли чего вокруг же одни пьяные, вышел искать попутчицу и полового партнера.
К огромному удивлению Алексея, его, после очередного выхода из женского туалета задержали сотрудник милиции. Он начал было извиняться, что они, наверное, неправильно подумали, он туда ходил не с грязными намерениями, а исключительно с чистыми, т. е. по малой нужде, но его никто не слушал.
В мужском туалете был найден труп одного из местных мелких бизнесменов. Мужчина был убит обычным столовым ресторанным ножом, рукоятка которого торчала у него из горла.
Именно Гусаров больше всего взволнованно крутился у туалета, где был обнаружен труп, поэтому его и задержали. Провели быстрые дактилоскопические исследования и разглядывая их получили вполне ожидаемый результат… Отпечатки пальцев снятые с рукоятки ножа и отпечатки пальцев снятые с живого Гусарова полностью совпали.
Он начал крутить головой в поисках своей подруги, но ее нигде не было. Больше этой молодой и эффектной женщины он не видел.
* * *
Из милицейского «обезьянника» его перевели в изолятор временного содержания. Перед тем как перевести в другое помещение провели более тщательный обыск.
В момент обыска, из кармана пиджака выпала бумажная салфетка, на которой, удивленный Гусаров вслух прочитал: "Привет из ада. Ас".
Текст был написан губной помадой, точно такой же которой были накрашены губы у его новой знакомой. Эдакая мелодраматическая страшилка. От досады он даже плюнул на пол дежурки, за что получил от дежурного законный подзатыльник.
Полученная неожиданная оплеуха привела его в чувства. Гусаров еще раз прочитал текст и облегченно рассмеялся. Ассенизатор – в миру Пирогов Николай Иванович известный наемный убийца одержимый идеей фикс, как уборщика людских отходов, обосновывающих его деятельность, в очередной раз напомнил о себе.
После их последней встречи, когда в руках Пирогова в момент выстрела в грудь Гусарова, разорвало казенную часть старинного ружья, была полная иллюзия его безвременной кончины. Оказалось, что в очередной раз смерть на полном скаку проскакала мимо него. Обнесла куском. Жив курилка. И вот сейчас, отлеживаясь где-то в условиях больничного подполья, пытается страшными словами грозить и пугать человека, по его мнению, виновного во всех его бедах…
Фаталист Гусаров правильно рассудил, раз удовольствие с подосланной Лариской получил, значит, для равновесия в природе должны быть и неприятности.
Думалось сегодня выспаться в домашних условиях, но видно не судьба. Он подложил под голову руку. Дал себе команду уснуть. И провалился в сон. Перед сном ему подумалось: "Во время следующей встречи, придется его выпороть розгами… или отстегать крапивой".
* * *
Гусаров, зайдя в пытошную избу, сразу потребовал у следователя по фамилии Коблов сообщить о своем задержании в военную комендатуру. Но следак держал в руках практически раскрытое убийство, и отдавать его за здорово живешь в руки военных у него намерений не было. Тем более, что у подозреваемого не было никаких документов.
Закрыв глаза и чуть покумекав, данное преступление можно было превратить в заказное убийство, с задержанным киллером. Для местной плутовской статистики это была большая удача. Центру можно было утереть нос. Глядишь, заметят кобловское служебное рвение и пошла писать губерния – сразу повышение, перевод в центральный аппарат, а там квартира, оклад, персональный автомобиль под жопу… Красота. Он даже закрыл глаза от предвкушения всего этого великолепия.
Перспективы были очень заманчивые. Отдавать все это в чужие руки ни как не хотелось. Но запрос по всей форме составил, правда, отправил простым письмом. Следак, как и любой другой вдаренный по кумполу системой был формалистом, поэтому хошь не хошь, а бюрократические процедуры пришлось соблюдать. Если этот заносчивый гордец говорит правду… Письмо быстро дойти не сможет, а к тому времени от него уже можно будет получить признательные показания.
Он посмотрел на сидящего перед ним подследственного. Что-то в его взгляде и манере держаться говорило о том, что совсем будет не просто сломать его на чистосердечное раскаяние. Ну, да и ни таких, в рог барана скручивали.
Для того чтобы он был более сговорчивым, Коблов приказал поместить Гусарова в камеру в просторечии носящую имя "пресс-хата". Там собрались отбросы и изгои уголовного мира. Сучня, козлы, отморозки. В таких камерах беспредел является основным условием пребывания. Ни общечеловеческие, ни законы уголовного мира там не действуют.
Гусаров понял куда попал, только когда у него за спиной лязгнула металлическая дверь.
Глава 3 ЛАРИСА РОМАШИНА (ЧИЧИ)
Тема заявленной к защите диссертации звучала так «Семантические особенности словообразовательных аффиксов поэзии Шарля Бодлера». Этой работой я не собиралась произвести переворот в изучении поэтического языка Бодлера, просто из ниоткуда возникла необходимость направить в некое русло ранее полученные знания. Делалось это не ради денег, а исключительно для собственного утверждения.
Пока оппоненты после моего короткого выступления публично высказывали свое мнение о недостатках и достоинствах научных изысканий претендента я, вместо того чтобы сосредоточиться на теме дискуссии вспоминала события последней недели…
* * *
С этим Гусаровым мне следовало торопиться. Защита диссертации выходила на финишную черту.
Нашла его на железнодорожном вокзале, в момент его возвращения от какого-то старика – Рюрикова Степана Андреевича. Сделала вывод, что заказчик был хорошо осведомлён об особенностях личной жизни объекта. Он был задумчив и даже несколько рассеян… Мне пришлось достаточно долго крутиться почти, тереться о его тень, пока он озабоченно не стал крутить головой, разыскивая того, кто его так тщательно разглядывает
Мы ехали в одном вагоне, поэтому привлечь его внимание было делом техники.
После наступил этап, именуемый: "шепот, робкое дыханье, трели соловья…". Соловья пришлось заменить паровозным гудком и мерным звуком раскачивающихся полок.
Почему он ехал в Плутов, я так и не поняла. В сопроводительной записке, полученной от Ассенизатора, об этом ничего не говорилось. Да, меня это и не интересовало. Покрываясь румянцем удовольствия и девичьего смущения, вспоминала свои недолгие запреты: "Что вы! Как вам не стыдно! Немедленно уберите оттуда руку…" А сама придвигалась и прижималась, и горячо дышала ему в ухо томной страстью. Бодлер мне в этом не мешал. Гусарову не пришлось долго уговаривать меня принять его любовь и изощренные ласки.
Самец, сломя голову несся, на призывный рык светской львицы. В результате попался в ее мощные объятия, еще не понимая, что объятия прикончат его.
Почему-то задачи убить этого красавца не стояло. Задача было простой и одновременно сложной. Создать ситуацию и подставить его под уголовное преследование. Как в романсе "Доставь, красавица, страданье…"
Мне не пришлось долго ждать этого момента. В ресторане я увидела болтающегося рядом с туалетом разряженного олуха в цепях и браслетах. Вернулась за столик незаметно от своего спутника, завернула в обычную салфетку его столовый нож, которым он резал подошву называемую в меню королевским антрекотом. Когда он его кромсал, казалось, что вместе с мясом, располовинит и тарелку. Зато отпечатков на рукоятке и лезвии осталось каких только угодно…
Отозвала в мужской туалет кавалера в перстнях и цепях, после незаметно проскользнула за ним. Он уже даже штанишки приспустил, дурачок, ждал обещанного минета… Ударом по горлу, вырубила его. Пока не закончилось действие анестезии, ткнула нож под кадык. Он долго не мучился, дернулся и отошел в мир иной.
Закрыла на щеколду труп в изгаженной кабинке. Как последний хулиган, разбила лампочку, открыла дверь. Сняв мешающую узкую юбку через форточку выбралась в темный хозяйственный двор. Быстро заскочила в номер. Собрала вещички и отбыла для подготовки к защите диссертации.
Детали. Заселялась в гостиницу я по документам своего кавалера. Пока он, после грандиозного секса, напевая и насвистывая, смывал в душе свои тяжкие грехи, вложила ему в карман пиджака записочку издевательского смысла. Текст которой был заранее подготовлен инициатором всего этого циркового представления.
К моему удивлению все получилось быстро и без хлопот.
Я знаю, это звучит неправдоподобно, но у меня все получилось. Ассенизатор когда поручал мне это дело, наверное основываясь на собственном опыте, заранее предупредил меня об одной исключительной особенности таких людей, как Гусаров.
Изюминка заключалась в следующем. Чтобы спокойно подобраться к Объекту и начать проводить с ним все предусмотренные планом действия, по отношению к нему не должно быть ни малейшего намека на агрессию. Он, как и каждый побывавший в смертельных передрягах чувствует опасность на подсознательном уровне.
И верно. С помощью ласки и сексуальной акробатики, удалось приблизиться к жертве, обаять его и, в конце концов, выполнить задание. Хотя почему его следовало оставлять в живых? Когда он в паузах между сексупражнениями проваливался в сон, его можно было очень даже легко прикончить.
Впрочем, деньги получены, поэтому оставим рефлексии на долю поручившего мне это задание Ассенизатора.
* * *
Голосование прошло на ура. Ни одного черного шара. Члены совета высказались единогласно за присвоение мне ученой степени кандидата филологических наук. Осталось только дождаться утверждения ВАКа и все. Вместо шестидесяти долларов по современному курсу, я смогу, при желании работать в науке, получать семьдесят.
За Гусарова мне на счет упало в пятьсот раз больше, чем гордые семьдесят долларов, только с них у меня бы еще удержали и налоги. Получить и удовольствие и деньги это надо хорошо постараться и… очень любить свое дело.
По большому счету, дело даже не в деньгах. Для меня гораздо важнее (опять повторюсь) самоутверждение и доказательство в первую очередь самой себе, что я и в науке смогу многого добиться, и в других отраслях человеческой "деятельности".
Дворянский титул у меня есть. Все – честь по чести. Муж у меня барон. Сама я баронесса. Настояла на выписке документа. Свидетельство просто произведение искусств. Под старину в кожаном переплёте, на пергаменте с вензелями и гербом.
С мужем, после первой же брачной ночи вышел полный конфуз и афронт (фр. affront). Уж, что случилось, то случилось.
Хотела большой благородной любви с дворянским оттенком?
Получи ее по полной программе со всеми сопутствующими элементами. Хотя и не элементами, а микроскопическими элементиками. Оказывается, платоническая любовь хороша для малокровных и чахоточных барышень достоевско-тургеневского набора, для нормальных девчонок этого катастрофически мало. С другой стороны, сами мужичков низвели до состояния половой тряпки, сейчас расхлебываем плоды воинствующего феминизма.
Может отсюда у меня такая необъяснимая тяга к побочной профессии? Впрочем, черт с ними со всеми, сволочами!
ГЛАВА 4 КОЛЯ Коломиец по прозвищу РЫСАК
После всех ежеутрених мероприятий бригаду, в которую входил Коля Коломиец, прозванный Рысаком, вывели за жилую зону. Погоняло Рысак, он получил за любимую еще на малолетке поговорку: «быстро и рысаком».
В предбаннике, то есть в пространстве между жилой зоной и волей, после всяких угрожающих слов, "конвой стреляет без предупреждения в следующих случаях…" действующих только на молодых бакланов, очередную смену отконвоировали в промзону. И хотя там была такая же колючка и цепные псы, охрипшие от злобы, так же рвутся с поводков, но все это было по периметру зоны, а внутри шел обычный производственный процесс.
Конвойным простым, хорошо замешанным на вологодской самогоне деревенским парням, там делать было нечего. Еще сломают что-нибудь или поранятся об острую заточку, а то и на перо сдуру напросятся. Поэтому они туда без нужды старались не появляться.
Внутри промышленной зоны лагеря, ощущение призрачной воли присутствовало очень даже зримо. Его можно было даже потрогать руками. Тем более, когда прошлись по морозу с ветерком, выдувающим из тебя душу.
После такого бодрящего моциона, нет ничего лучше, как завалиться в заранее ночной сменой натопленное помещение бытовки. Бытовкой, положим, она числилась официально. А не официально, была местом где стойкие отрицалы, поставленные перед выбором или штрафной изолятор, или все таки, хотя бы номинальное присутствие на рабочих местах, занимались своими делами. Кто музыку слушал, кто в шахматы играл. Стиры, то есть карты, по молчаливой договоренности с администрацией промзоны не доставались. Были еще кое-какие условия, скажем, не портить оборудование или не жрать ханку (водку), чтобы пьяным куда-нибудь не всунуть руку и не испортить дорогостоящие слесарные тиски. Но ограничения для того и вводятся, чтобы их обходить, придумывая разные не формальные поводы, а иначе стылая тоска и скука…
* * *
Ветерок с хорошим минусовым зарядом не выбирает, в авторитете ты или так, фраер припыленный. Лучше всего это понимаешь, после утренней, под лай собак и лязганье затворов прогулки. Когда, кажется, каждая косточка внутри тебя дрожит от холода, и промерзла до основания…
После этого, завалиться в теплое помещение и протянуть к открытому огню руки со сведенными от мороза пальцами. Потом повернуться спиной к раскаленной печке и почувствовать, как на тебе начинает дымиться верхняя одежда. Да заварить свеженького чифиря, да растянуться у буржуйки на кафтане своем боярском, телогрейкой называемой. После достать Примы сладкой и слушая, как потрескивают дрова затянуться этим дымком. И пустить кружку по кругу. И полулежа подремывать, вспоминая и обдумывая разные приятные моменты из жизни. Вот оно счастье.
"Другой бы полжизни отдал за такую житуху. Но не положено. Масти разные для воровской семьи не подходящие. Ты хоть человек и нехуевый – но мужик. И должен вместо меня и вместо остальных уважаемых людей, впитывающих сейчас в себя тепло помахать, если надо и кайлом, и мокрые бревна на сорокаградусном морозе потаскать на просушке. А то, что у тебя сменки – рабочие рукавицы, приходится с кожей и кровью от ладоней отдирать, так это судьба у тебя такая, мужичья" – сладко жмурясь на огонь и разносящееся от него тепло, думал Рысак под треск просушенных дровишек.
Но, сильно мужика на правильной зоне, зажимать никто не даст. Просто, немоги и засохни. Беспредел самым жестоким способом пресекается на корню. Потому как, если мужику хорошо, то и нам неплохо. План выполнил и глядишь послабление режима. Это когда работа есть. А она должна быть всегда, иначе забалует мужик, задурит. А здесь уже и до бунтов с их расстрельными командами не далеко.
Кто будет разруливать надвигающуюся беду? Для этого положенец имеется. Перед ворами он за все отвечает, остальные отвечаем перед ним. Ни администрация лагеря, ни суды-прокуратуры, ни кто-то другой в этих условиях для зеков особого значения не имеют. Он один для них главный и верховный вершитель судеб, а иногда и жизней…
После таких умных размышлений, Рысак под гудение пламени стал вспоминать, как в последний раз он неудачно попал под раздачу и молотки мусоров. После чего, как поется в популярной лагерной песне: "Для уркагана вновь неправый суд…"
* * *
Был Байкал сукой продажной или нет он в последнее время сильно сомневался. Свой влёт связывал с непрухой того дня и простым невезением. Типа, с урками-астрологами не посоветовался вот и влип.
Мысли увели Рысака в то горячее время, когда его окровавленного из дома, где остывало тело Мордана, в сопровождении молоденького опера отвезли в больницу.
Возможность сорваться оттуда у него была и не одна. Но размяк. Белые простыни, девочки-медсестры, ромашки-лютики кругом. Думал для полноценного отдыха дня три в запасе, точно есть. Ошибся. И очень серьезно.
Правильно говорят умные люди. За ошибками в одной упряжке всегда следуют наказание и расплата. Сколько раз уже подводила вора элементарное нежелание соблюдать воровские традиции и законы – простые банальные и такие обычные, что не понимать их может разве, что очень тупой баран или очень самоуверенная овца…
До слез же всё просто: есть возможность хотя бы маленькая щель – рвешь когти, активно заметаешь следы, не удалось оторваться, оставил вместо отпечатков пальцев, допустим свою справку об освобождении или паспорт – горишь ярким пламенем и отвечаешь по полной программе.
Вот и пришлось ответить. В тот же самый день.
* * *
Ближе к вечеру, аккурат перед ужином (не дали даже отведать больничной хавки) срочное сообщение – вам посылка с сюрпризом.
Появилась опергруппа, в виде пузатых ментов в штатском. На одного замордованного сроками вора, пришлось семеро лоснящихся от жира и выпиваемой водки, гладких и важных, борцов с преступностью.
"Здрасте гражданин хороший, полтора года находящийся во всероссийском розыске. Спасибо, что практически добровольно отдали себя в руки правосудия. Явку с повинной, даже если очень хочется, можете не оформлять. Поздно".
Коля Коломиец от растерянности только и смог беспомощно пролепетать, что об этом жмурике рядом с которым его захомутали, он ничего не знает. После этих искренних слов раскаяния, он как-то уж совсем неловко дернулся. Как-то слишком быстро сбросил с ног больничное одеяло…
Тут-то цирк и начался.
Навалились опера на него. Сбросили с больничной кровати. Повалили кодлой на пол.
– Лежать. Морду в пол. Р-р-руки в гору, с-с-сука, – орал чей– то дурной голос.
Это у них называется профилактической работой и моральным подавлением задержанного.
От страха и такого бестолкового влета, Рысак ничего не мог сообразить. Но удар кованым ботинком в скулу быстро привел его в чувство.
Из-под навалившихся на него оперов, он неловко дернул ногой. Ножка стоявшего в палате, рядом с его койкой, журнального столика, с резким звуком подломилась…
Дальше все происходило быстро и неординарно. Со столика на пол рухнули стоящие на нем предметы: кувшин с водой, какая-то тяжеленная аппаратура, что-то еще… И он снизу придушено прохрипел:
– Ложись! У него граната, – и уже через долю секунды почувствовал, что они посыпались с него, как блохи с паршивой собаки. Каждый оперативник в этот тревожный момент пытался быть подальше от этого неспокойного гражданина.
Пока вокруг него снопами, согласно не известно от кого прозвучавшей команде попадали менты. Времени для дальнейших действий осталось немного, секунд десять. Он, как испуганный олимпиец, из неудобной позиции, стартовал к примеченной в холле балконной двери.
* * *
Добежал то он удачно, и прыгнул, спору нет – технично. И если бы не веревки, все могло закончиться иначе.
Подвели, и еще как подвели натянутые в двенадцать рядов серые, бельевые веревки, в которых он, запутавшись, повис вниз головой. С одной стороны, неучтеная преграда, возможно, спасла ему жизнь, т. к. падать пришлось бы с четвертого этажа на асфальт, а с другой – его все же взяли.
Под белые руки и давно не мытые ноги, втащили в помещение и здесь уже влупили от души.
Пытался он, крутясь волчком проорать, захлебываясь от собственной крови и соплей, что-то о правах человека, о библейских заповедях, о бесчеловечности такого отвратительного отношения к раненому.
Ни хрена. Не помогло. Не подействовало.
Били остервенело, яростно, со злостью. Колошматили с носка, чтобы хоть как-то скрасить свое особое геройство. Все потому, что на воображаемую гранату никто из славных сотрудников не упал и своим телом, жизни товарищей не спас.
Пока он в полуобморочном состоянии приходил в себя от побоев, оперативники вызвали неведомого шестого. И хмуро, не глядя друг на друга, сидели, ждали его прибытия, покуривая и приходя в себя от пережитого. Чтобы шустрый задержанный, не учудил еще какой-нибудь фокус, заведя его руки за спину, двумя парами наручников крест на крест приковали их к ногам.
Рысаку было плохо. Саднило лицо, превратившееся в мокрый лиловый блин с заплывшими глазами и не прекращавшимся кровотечением из носа и рта. Затекли и омертвели от натяжения руки. Болели отбитые почки. Самое неприятное – он еще и обмочился.
– Дайте хоть умыться, – прошептал он распухшими губами.
– Ага… Щас, – оскалился мордатый опер с узким лбом и злыми кабаньими глазами. Потом подумал и, ткнул ему в окровавленные губы непогашенный окурок: "На, гаденыш, покури, успокойся".
Рысак застонал от острой боли.
– Отставить, Мочилко, – голос был явно начальственный с оттенком усталости. Потом он обратился к кому-то еще. – Когда же они приедут? Этот дохляк сейчас сдохнет, а мне отвечай потом за него.
– Обещали быть с минуты на минуту, товарищ подполковник, – ответил тот, к которому обращались. Он подошел к балконным перилам и выглянул наружу. – Кажись, приехали.
Через некоторое время в комнату вошли трое…