Текст книги "Фельдмаршал Румянцев"

Автор книги: Виктор Петелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 52 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Глава 5
Встреча с адмиралом

Высадка сухопутного войска с кораблей эскадры вице-адмирала Полянского задержалась из-за непогоды, разыгравшейся на море. Но вот прибыл подполковник Миллер и обнадежил, что, как только установится благоприятная погода, флот прибудет к месту назначения, то есть к Рюгенвальду…

Все это время, в ожидании прибытия флота и высадки сухопутных войск с кораблей, Румянцев провел в глубоких раздумьях о дальнейших действиях. Он представлял себе каждый свой шаг по этой земле, наметил движение каждого батальона… Ждал с нетерпением часа, когда можно будет открыть активные действия против неприятеля. Конечно, он мог бы и сейчас начать операции, разыскать неприятеля, окружить его и атаковать, но число его войск равнялось неприятельским, а артиллерии, кроме полковой, вообще не было… Так что с такими силами рискованно было нападать на прусские войска, скрывшиеся в своих окопах, атаковать укрепленную крепость.

Легкие войска генерал-поручика Вернера тоже вели выжидательные разведывательные операции. Румянцев иной раз подумывал о том, чтобы окружить и разбить неприятельский корпус, но потом откладывал до лучших времен: для этой операции нужно было выделить большую часть своего корпуса, а зачем дробить и без того не такие уж великие силы. Нет уж, серьезные операции можно будет предпринять только после высадки пехотных частей с кораблей Полянского и соединения их с основными силами корпуса!

Много хлопот было связано с заготовкой и доставкой провианта. Месяц лившие дожди сделали дороги почти непроходимыми. Обывательские лошади, чаще всего худые и бессильные, еле тащились по этой непролазной грязи, иной раз не справляясь со слабо нагруженными телегами и падая замертво. Это было страшное зрелище. И Румянцеву пришлось использовать полковых лошадей для доставки провианта. А что делать? Три недели назад он распорядился в помощь сухопутному транспорту снарядить один галиот* и отправить его из Лебена к Рюгенвальду. Но от него до сих пор никаких вестей, неизвестно, что с ним произошло, может, сел на мель, а может, и погиб. А в галиоте было пятьсот четвертей муки…

Хорошо, что губернатор Кенигсберга и всей Восточной Пруссии Василий Иванович Суворов с пониманием относится ко всем его просьбам, и здешние магазины удалось наполнить провиантом и снаряжением. А то бы просто беда…

Войска корпуса занимали и приморское местечко Лебе, расположенное так удачно, что при всяком изменении обстоятельств его можно удержать за собой, контролируя выход в море, его побережье.

Румянцев, бывая в полках корпуса, проезжал мимо пашен и не только радовался хорошим хлебам, но и огорчался: дожди мешали сбору урожая. А там, где скосили, не могли его собрать, так и лежал он под водой… Ну что ж, пока провиант есть, фуражировать его у местного населения. Пусть соберут, тогда уж он отдаст распоряжение заготовлять провиант.

Румянцев диктовал секретарю письмо в Петербург и о многом размышлял, прежде чем продиктовать ту или иную фразу. Хоть и крепко раздражали порой его старички Конференции, но ничего не поделаешь, дисциплина есть дисциплина…

– Пишите далее… «Касательно же злодейства графа Тотлебена, известного Вашему Императорскому Величеству, то я, по первом уведомлении от подполковника Аша, адресованное на его имя из Глогова с явными доказательствами его злых намерений письмо перехватя на почтовом дворе в Кёслине, к фельдмаршалу господину графу Бутурлину тот же час отправил, а потом, по повелению вышеписанного господина фельдмаршала, дом его, купленный в Столпе, и все имение арестовал. Между сими несколько хотя писем и найдено, но все ничего в себе не заключающие…»

Румянцев яростно расхаживал по комнате… Секретарь вопросительно оглянулся. Особенно потрясло его то, что Тотлебен, в сущности, торговал своими подчиненными, отдавая их в залог.

– «…Сей образцовый злодей бесчисленно из своей команды здесь в земле и почти во всякую деревню, и действительно в те, которые за неприятелем лежат, гусар и казаков на залоги роздал; я всех сих, кои в руках моих суть, собрал и к армии числом 259 отправил; а о других неоднократно к принцу Вюртембергскому писал и выдачи оных требовал…»

Кончив диктовать, командующий хмуро приказал секретарю:

– Все. Отправляй в Конференцию, в Петербург…

Мысли его потом перекинулись к Бутурлину, бездействие которого вызывало почти столь же яростные чувства, как и предательство Тотлебена. Как можно с такой армией бездействовать!.. Только вот еще одна беда: солдаты и офицеры целый год не получали жалованья. Говорят, денег нет. А какое дело до этого воюющим, живота своего не жалеючи? На Зимний дворец денег не жалеют, торопятся построить, а тут… Целый день в делах и хлопотах, а вот к ночи одолевают думы, воспоминания, возникает невольный спор со всеми, от которых зависела его личная судьба и судьба государства Российского. Ох уж эти старички! Президент Военной коллегии Трубецкой небось вспоминает о войне с татарами и турками в Крыму и не понимает, что времена изменились… Иван Иванович Неплюев, который сочиняет все ордера Конференции, так и остался по своему уровню оренбургским губернатором, честным, деловым в бумагах, но нерешительным и робким от старости. А Шуваловы, Александр и Петр Ивановичи, свято блюдут свои интересы. Лишь, пожалуй, граф Воронцов честно служит России…

Румянцев повертел в руках только что полученное письмо Воронцова. Хорошее письмо… Ждет радостных известий о совместных действиях с эскадрой и высаженным ею десантным отрядом. Румянцев вновь стал перечитывать письмо: «…Из реляции Вашего сиятельства вижу я с немалым удовольствием, что с отличною храбростию поступили казаки при неприятельском на наши посты нападении. Для поощрения предводителя их есаула Кирсанова, по рекомендации Вашей, не оставлено без уважения, и он пожалован в полковники, о чем и рескрипт к Вашему сиятельству отправлен. А как уже из многих опытов видно, что неприятель в такой страх от упомянутых казаков приведен, что не только никогда против них устоять не может, но паче в бегство обращается, то я советую Вашему сиятельству сим их превосходительством при всяких случаях пользоваться…»

Наконец в Альтен-Бельц, главную квартиру Румянцева, приехал подполковник Миллер. Он доложил о прибытии эскадры Полянского.

Долго бушевавшее море утихло, волны, вздымаемые ветром, умерили свой бег… Корабли русской флотилии вошли в Рюгенвальд. Вице-адмирал Полянский тут же получил уведомление от подполковника Миллера, встречавшего эскадру в гавани, что его в ближайшие дни ждет генерал Румянцев.

– Место безопасное, ваше превосходительство, доберетесь до Рюгенвальда, – сказал Миллер, – а оттуда до гаупт-квартиры совсем недалеко, можно быстро доехать через ординарную почту.

С небольшим эскортом адмирал вскоре прибыл в ставку Румянцева. Тот радушно принял молодого и энергичного адмирала. Он участвовал в прошлом году в осаде Кольберга, был под началом адмирала Мишукова. И хотя действия русских тогда были неудачными, но кое-чему они научили. Так что Румянцеву о многом хотелось расспросить адмирала.

– Ну как вы преодолели ветры и штормы? Ничего не потеряли? – начал Румянцев столь долгожданный разговор, от которого многое зависело в предстоящих операциях: ведь самая главная прошлогодняя ошибка в том и заключалась, что не были согласованы действия флота и сухопутных войск.

– Прибыли благополучно, ваше сиятельство. Но уж помотало нас! Больше трех недель не могли войти в Рюгенвальдский рейд… Злые штормы разыгрались на море. Думали, не доберемся и не доставим столь необходимое вам войско и все необходимое для осады… И как назло, до того все было тихо и спокойно, но, как только погрузили осадную артиллерию и вышли в море, тут же учинилась противная погода, и принужден был с флотом лавировать. Вот тогда-то я и получил посланное резидентом из Данцига милостивое ваше письмо.

– До сих пор удивляюсь, как это удалось нашему резиденту передавать вам мои послания.

– А тут и удивляться нечему: большие суда хуже переносят бурю и злые ветры, а маленький бот, на котором было доставлено ваше послание, легче справлялся с непогодой, вот и добрался.

– Да, очень кстати вы прислали мне легкий пакетбот* для пересылки писем шведскому генералу на остров Волелен. И вымеряли устья рек Рюгенвальдской и Штолпенской, и письма успевали перевозить. – Румянцев с симпатией посмотрел на молодого адмирала. – Может, кого послать на разведку морской стороны Кольберга? Сколько мне известно, неприятель все околичности* Кольберга всевозможным образом укрепил и артиллерией достаточно все оные укрепления снабдил.

– Нет, ваше сиятельство. Никого уже не стоит туда посылать. Как только я прибыл на рейд и началась высадка пехотного десанта, к Кольбергу отбыли на разведку легкий в ходу корабль «Ревель» и фрегат «Святой Михаил» для обстоятельного осмотра берегов.

– Вот за это спасибо, ваше превосходительство.

– Более того, я могу сообщить о результатах разведки, потому что капитан флота Секерин, командующий «Ревелем», успел вернуться до моей поездки к вам, ваше сиятельство. Доложил, что подходил под самый Кольберг и берега тамошние обстоятельно осмотрел.

Румянцеву все больше и больше нравился этот адмирал. Правда, он сам просил его произвести эту разведку, но совсем не рассчитывал, что это указание так быстро и обстоятельно будет исполнено. Ведь у него были лишь приблизительные сведения о Кольберге, а тут адмирал вытащил свою карту и точно начал докладывать, где и что сделано противником…

– Сначала скажите о батареях… Секретарь, записывай…

– А не надо, я вам оставлю ордер… Итак, шесть батарей учинено неприятелем: первая на том месте, где десант прошлого году чинен. Вот смотрите сюда. – Адмирал разложил на столе карту крепости. – Расстояние примерно версты три от города… Видно девять амбразур для пушек. Токмо оная не совсем еще окончена: видели, как люди носили на себе фашины*, множество народу производили работы.

Румянцев внимательно смотрел на карту.

– Потом, пройдя немного, разведчики увидели – как раз там, где стоял наш лагерь в прошлом году, – постройку второй батареи, самой большой по количеству… Да против оной батареи далее в берег сделана третья батарея, а четвертая на том месте, вот смотрите, здесь, – Андрей Полянский показал на место, где стоит четвертая батарея, – где стояла наша остовая батарея* в прошлом году. А чуть повыше оной в берег сделана на пригорке круглая, пятая. Шестая же близ гласиса* против того места, где стояли бомбардирские корабли и город бомбардировали.

– А заметили, как расположен неприятель? Его войска? Можно ли было рассмотреть окопы и другие крепостные укрепления? – с увлечением расспрашивал Румянцев.

– Да, и на это обратили внимание наши разведчики… Неприятельский лагерь стоит по сю сторону реки Перзанты, примерно в двух верстах от города. Лагерь, конечно, простирается до самых береговых батарей. В прошлом году у них была крепость на устье реки… А сейчас на старой каменной батарее сделали земляную крепость, а по другую сторону реки к весту никаких батарей и крепостей не усмотрено. Видны были лишь два судна трехмачтовых, а на рейде никаких судов не видали. Вот посмотрите, тут все обозначено.

Андрей Полянский передал Румянцеву карту.

– Какие важные сведения вы мне привезли! Да еще морскую карту, она мне так необходима… До сих пор у нас не было особых предприятий против неприятеля, лишь кое-какие стычки разведывательного порядка. Я со своей стороны пытался всеми образами его из неприступных укреплений отвесть. Но никак не удается его вывести в открытое поле и сразиться… Вот сейчас, как только вы сгрузите пехотный десант, пушки, все необходимое для осады, мы что-нибудь предпримем серьезное. Возможно, он выйдет мне навстречу, а тогда я его могу одним скорым маневром отрезать от всей коммуникации с Кольбергом и заставлю вступить неминуемо в дело. Но не сейчас…

Румянцев горестно вздохнул: как тяжко ему было ждать острых событий, он весь был готов для битвы, а тут все приходится откладывать…

– Или форсировать выход неприятеля из укреплений, или лестью отманить… А для обоих сих предприятий мне сухопутное войско, которое вы доставили, весьма надобно.

– Сухопутное войско, ваше сиятельство, которое имелося с их тягостьми на кораблях, почти все без остатку свезено. Лишь несколько сотен осталось на корабле «Шлютенбург», который из-за повреждений вернулся на Гданьский рейд, да и то уже шестьдесят три человека прибыли на боте, а остальные вскоре прибудут на двух галиотах.

– Это все хорошо, но много ли больных остается и в каком состоянии это сухопутное войско? Вот что меня тревожит. А вдруг это войско никуда не годится. Сколько уж так меня подводили… Одна цифирь ничего не дает. Нужны солдаты, а не число на бумаге.

– Да как вам сказать… Больные, конечно, есть. Не много, но есть… Тяжелобольных я взял под свою опеку и смотрение, учредил им из парусов сделанный госпиталь. На покупку мяса, зелени и булок даны комиссару деньги из флотской суммы… Так что в этом отношении все вроде бы в порядке. Но вот что, ваше сиятельство, меня беспокоит… Не мало ли – пятьдесят человек – оставлено для охранения того госпитального лагеря?.. А ежели мало, то я могу добавить, какое число положить изволите…

Румянцев с большим интересом смотрел на этого совсем незнакомого человека, и в нем поднималось чувство, которое редко возникало, – чувство полного взаимопонимания и редкого душевного согласия.

– Нет, ваше превосходительство, вы все сделали правильно. Но считаю, что необходимо генеральный госпиталь учредить в местечке Цанов и всех туда перевесть. Там уж ведутся работы по организации такого госпиталя, где будет во всем совершенное довольство.

– А почему? Может, вы опасаетесь, что неприятель попытается напасть на столь малочисленную охрану? – Полянский вопросительно смотрел на Румянцева.

– Действительно, от Кольберга есть дорога по берегу, где неприятельское легкое войско может свободно пройти к Рюгенвальду. Но меня не это беспокоит, форпосты мои расположены до самого моря, и ни одной тропы не оставлено без охранения. А зачем нам распылять дело врачевания больных? Пусть все они будут вместе, тут и помощь лекарей будет лучше, да и мне способнее отбирать выздоравливающих по батальонам и ротам. К тому же и снабжать всем необходимым…

– А когда ж выступать под Кольберг намереваетесь? Скоро пойдут дожди, развезет дороги, ни проедешь, ни пройдешь.

– Вот прибудет Дурново со всем сухопутным войском, которое вы ссадили с кораблей. Посмотрим на это войско, годится ли оно куда. Вот тогда я вам и сообщу примерный срок выступления.

Вошел офицер и подал Румянцеву срочный пакет.

– Ну вот, – заговорил вновь Румянцев, быстро прочитав рапорт. – Теперь все ясно, почему ломаются повозки, а лошади не тянут груз. Оказывается, Андрей Иванович, низшие чины, сохранив большую часть своего имущества после морского путешествия, все помещают на повозки или силятся на себе нести. Какие же они солдаты, если так перегружены скарбом! Даже такой мелочи иные командиры не могут предусмотреть. А чего ж проще: все излишнее с небольшою командой оставить в удобном месте, тогда и люди и лошади не будут отягощены лишней поклажей, и марш их будет регулярно продолжен… Нет, во все нужно вникать, Андрей Иванович.

Румянцев встал, прошелся по комнате; большая, ладная его фигура возвышалась над столом.

– Мы должны договориться о совместных действиях. Сейчас мне трудно указать срок выступления под Кольберг, но медлить уже невозможно далее. Как только прибудут полки и батальоны Дурново, так мы сразу должны договориться о совместных действиях.

– У нас все готово. Осадная артиллерия на галиотах последует вместе с флотом к Кольбергу. Найдем удобное место, выгрузим ее и приступим к осаде.

– Шведы доносят, что их флотилия заперла в бухте Штеттинскую флотилию. Так что ваше крейсирование вблизи Кольберга будет безопасным. Шведский генерал-лейтенант Эрнсверт весьма любезно известил меня об этом успехе. Правда, большего они пока ничего не сделали. Как стояли на месте, так и стоят… Конечно, отвлекают на себя немалые силы, и то хорошо…

Командующие стали прощаться.

Полянскому тоже предстояли немалые хлопоты о дальнейших действиях флота. В прошлом году государыня Елизавета Петровна пощадила адмирала Мишукова, ограничившись лишь легкими упреками по его адресу: дескать, промешкал с высадкой десанта, опоздал на два дня. Военный суд назначили… Солдатам и матросам, струсившим при виде неприятеля и разбежавшимся, грозила смертная казнь, но императрица простила всех, предупредив, чтобы старались смыть свой позор в последующих боевых действиях. Второй раз уже вряд ли будет снисходительна, если вновь провалится операция.

Румянцев проводил Полянского. Крепко пожали друг другу руки. Адмирал на почтовых лошадях отправился в Рюгенвальд.

Так и не смогли русские и австрийцы договориться о совместных действиях.

Бутурлин еще в начале кампании, рассчитывая на помощь австрийской армии и, таким образом, на большое численное превосходство над противником, приказал осадить крепость Бреславль: с падением ее вся Силезия оказалась бы покоренной.

Армия медленно двигалась по неприятельским землям. Проходили военные советы, возникали разногласия о будущих военных операциях, генералы и другие чины подсиживали друг друга, каждому выдвижению завидовали. Отдавались по армии приказы, в которых все точно, до мелочей, расписывалось, кому и как следует поступать. Инициативе не оставалось места. Генерал-квартирмейстер* Штофельн выбирал места очередного отдыха. Корпус генерал-поручика Чернышева, состоящий из восьми пехотных, четырех конных гренадерских, одного гусарского, двух казацких да вновь приданных кирасирских полков, маршировал в авангарде. Ему было велено: удаляться от основных сил не более чем на три версты, а при виде неприятеля тут же возвращаться к армии. Тяжелый обоз оставался позади армии, подолгу задерживаясь в местечках, оставленных армией. Генерал-майор Берг с легкими войсками прикрывал армию спереди и с левого фланга, рапортуя каждый час о движении неприятеля. В арьергарде следовали полки, выделенные от каждой дивизии.

Бутурлин все время держал связь с командующим австрийской армией бароном Лаудоном через своих связных офицеров. Союзная армия двигалась навстречу русской с такой же неспешностью.

В августе были мелкие стычки с неприятелем, имевшие разведывательный характер. Легкие войска как с той, так и с другой стороны постоянно упражнялись в стрельбе, почти не нанося серьезных потерь друг другу. Противник, маневрируя, смог зажечь две деревни пушечной стрельбой, генерал-майор Берг тут же давал приказ обстрелять противника, открывал в свою очередь пушечную пальбу, а Бутурлин в это время, понимая, что запас снарядов расходуется, отдавал распоряжение отвезти Бергу четыре ящика с зарядами.

Под давлением превосходящих сил противник отступал. Но вот к пруссакам подошли подкрепления, и они тут же перешли в наступление, задержав таким образом продвижение союзных армий.

Стоило где-то завязаться сражению, как Бутурлин посылал туда подкрепления. Создавался большой численный перевес, и противнику приходилось уходить с занятых позиций. Были и более успешные операции… Полковник Подгоричанин ударил в неприятельскую кавалерию и отрезал два эскадрона, больше половины изрубил, а сорок человек взял в плен.

Уже в начале кампании 1761 года наметилась какая-то нерешительность в действиях союзных армий. Главнокомандующие перетасовывали полки из одной армии в другую, распоряжались каждодневно о том или о сем, но активных действий не предпринимали. Беда в том, что, куда бы ни двигался Бутурлин, повсюду за ним следовали повозки с винными запасами. И он нередко прикладывался к пузатому штофу, после чего у него наступало благодушное состояние, когда все казалось в розовом свете.

Вскоре русская армия подошла к Бреславлю, австрийцы расположились поблизости – около города Стригау – во главе с графом Дауном. Оба графа подолгу совещались за столом, уставленным штофами. А пока союзники совещались, Фридрих II угнел из Бреславля, понимая, что может оказаться там как в клетке, лишая себя столь необходимой ему маневренности.

Бутурлин двинулся к Швейдницу. Его опоясывали мощные земляные укрепления, с возвышения которых угрожающе смотрели жерла пушек.

Здесь, под крепостью, союзники вновь оказались рядом и стали обсуждать, что делать с этим неуловимым прусским королем, который никак не хочет сражаться в открытом поле, как полагается честным рыцарям. Граф Даун уверял русского фельдмаршала, что ничего страшного эта крепость не представляет для храбрых русских солдат.

– Две русские дивизии вполне справятся с этой горе-крепостью. Только с виду она грозна, а так…

– Вот и давайте, граф, испытайте своих в деле. А то что-то вы совсем не сражаетесь. Все мы да мы.

Так три недели проспорили два главнокомандующих, а в итоге русская армия отошла к Одеру, оставив для взаимодействия с союзниками корпус генерала Чернышева. Австрийцы же не предпринимали никаких боевых действий. Так что Фридрих II спокойно удалился к городу Нейсе. В Швейднице кончались продовольственные запасы, а в Нейсе всего вдоволь, можно здесь и отдохнуть на зимних квартирах. Король вроде бы мог быть доволен. Ему удалось не ввязываться в ненужные сражения и спасти от кровопролития свою армию… Она ему еще пригодится в будущем. Русская императрица недолговечна, на ее место сядет Петр III, поклонник его военного таланта. Тогда все переменится…

Все бы ничего, но плохо идут дела под Кольбергом. Румянцев разбил корпус Вернера, взял в плен самого генерала… Ах, как он, Фридрих, ошибся, что послал против Румянцева этого самодовольного глупца… Теперь же один принц Евгений Вюртембергский ничего не сделает против этого отважного русского генерала. Придется рискнуть и послать на помощь корпус генерала Платена. Кольберг отдавать русским никак нельзя. Как жаль, что граф Тотлебен попался, какие ценные сведения он давал ему… Легче действовать, когда знаешь о намерениях противника. Нет, Кольберг он не отдаст, там будет вершиться судьба нынешней кампании.