Текст книги "Тайна Белого камня"

Автор книги: Виктор Сидоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Виктор Степанович Сидоров
Тайна Белого камня

Друзья встречаются вновь

В полдень Борковы получили из Барнаула короткую, но радостную телеграмму:

«Лева выехал пароходом. Встречайте завтра. Лена».

Лена – это родная Мишкина тетя и мамина сестра, а Лепка, понятно, двоюродный брат.

– Ура, – сказал Мишка, когда отец прочел телеграмму. – Вот уж побегаем, повеселимся!

Павел Степанович взглянул на сына: не в меру полный, пухлый, он лениво грыз молодую морковку и почти равнодушно взирал на листок телеграммы. Павел Степанович вздохнул сокрушенно:

– Ох, не верится что-то… Тебя, Миша, и быком с места не стащишь.

Мишка насупился.

– Ну вот опять!.. Да я уж который день подряд на рыбалку хожу. Что же, теперь мне и полежать совсем нельзя?

– Хорошо, хорошо, – снова вздохнул Павел Степанович. – Это я так… для профилактики. Ты вот что: сам встретишь брата. У нас с мамой завтра работы много в школе. Сам знаешь – ремонт. Пароход придет в десять утра. Не проспишь, надеюсь?

Мишка поморщился.

– Маленький я, что ли?..

Однако он все-таки проспал – вскочил от гудка того самого парохода, который должен был встретить. Кое-как натянув штаны и рубаху, забыв умыться, он выбежал из калитки. Пароход, уже миновав излучину реки, ходко шел к небольшой сельской пристаньке. Мишка, издав огорченный возглас, тяжело затрусил по дорожке, полого спускавшейся к реке. Он видел, как пароход пришвартовался к дебаркадеру, как матросы сбросили трап, как суетливо засновали приехавшие и отъезжающие.

Мишка, поняв, что бежать теперь нет никакого смысла – не успеет, – остановился. «Встречу Левку и здесь, – подумал он. – От пристани одна дорога в село, не разминемся». И принялся утирать потное лицо подолом рубахи.

Мимо прошла шумная толпа парней и девушек с туго набитыми сумками, с волейбольными мячами, потом степенный мужчина с портфелем. «Уполномоченный», – решил Мишка. За ним появилась группа женщин с ребятишками. У всех в руках корзины, лукошки, бидончики. «За ягодами двинули, – огорчился Мишка. – Теперь всю чернику обберут, ишь понахватали корзин»…

Особенно неприязненное чувство вызвал шагавший впереди щуплый мальчишка в широкополой соломенной шляпе и очках в черной оправе. За его спиной громоздился рюкзак, сбоку висела пухлая сумка-планшетка. Он вел за руки двух малышей и рассказывал им что-то, видимо, очень забавное – у ребятишек рты не закрывались от смеха.

«Путешественник!.. Как будто в свой бор идет. По мордасам бы тебе…»

Однако Мишкино внимание было отвлечено появлением новых приезжих – двух мальчишек с разборными бамбуковыми удочками. «А-а! – обрадовался Мишка. – Наконец-то!»

Когда ребята подошли, он спросил весело:

– Кто из вас Левка Чайкин?

Один мальчишка, подозрительно оглядев Мишку, прошел молча, другой произнес недобро:

– Проваливай отсюда, а то дам такого Левку Чайкина – взвоешь!

Мишка растерянно захлопал короткими белыми ресницами. «Вот так раз! Где же Левка? Неужели не приехал?» Он долго и уныло глядел в спины удалявшихся ребят, потом, махнув рукой, медленно побрел домой: настроение было испорчено окончательно.

Недалеко от околицы, там, где дорога круто раздваивалась, Мишка неожиданно увидел очкастого паренька с рюкзаком, того самого, что шел с ягодницами. Он полулежал на траве, с любопытством поглядывая по сторонам.

– Эй, шляпа, ты чего тут разлегся? – недружелюбно спросил Мишка. – Дорогу потерял? Так я тебе покажу.

«Очкарик» даже не шевельнулся, а только с еще большим интересом стал теперь разглядывать Мишку.

– Ну, чего уставился? Не узнаешь, что ли?

«Очкарик» усмехнулся.

– Как же – узнаю! Вы, вероятно, Пантагрюэль, сын знаменитого Гаргантюа?

Мишка опешил.

– Какого еще Гаргантюа?

– Вот тебе и на! Сын не знает своего папочку! Гаргантюа – всемирно известный обжора и толстяк. Между прочим, Пантагрюэль тоже…

Мишка был потрясен нахальством «очкарика», он задохнулся от оскорбления.

– Я… я… Я вот как двину тебя по очкам…

Незнакомец не испугался. Он не спеша поднялся, поправил на плечах ремни рюкзака.

– Ну, ну, успокойся, Пантагрюэша. Лучше скажи: как найти Борковых?

Мишка подавился слюной:

– А… а зачем тебе?..

– Надо. В гости приехал к ним.

– Ты… ты… Левка?

– Левка. Как узнал?

– Ха! Да ведь я – Мишка! Я тебя встречаю!

Левка со скорбной улыбкой поклонился Мишке.

– Благодарю вас, Пантагрюэша: встреча прошла на высоком уровне… Вы здесь всех так встречаете?

– Не-е! – замахал руками Мишка. – Я не признал тебя. Ишь каким стал: очки, шляпа!

– Я тебя тоже не узнал: откормили, как на выставку, даже сало капает со щек.

Мишка морщился, но уже не обижался.

– Ладно, ладно… Айда-ка домой.

Левка не был в Майском лет пять. Оно тоже сильно изменилось за эти годы: поднялись новые дома, двухэтажная каменная школа, красивый клуб; на главной улице буйно зеленел молодой сквер. Левке не терпелось поскорее осмотреть село, побывать на озере Синем или побродить в бору. Однако весь день прошел комом: сначала не мог отделаться от Мишкиных расспросов и рассказов, а потом, когда пришли тетя Маруся и Павел Степанович, выбраться из дома оказалось совсем невозможным: они несколько раз принимались кормить Левку, будто он приехал из голодного края, трижды заставили с мельчайшими подробностями рассказывать про себя, про маму с папой, про Барнаул. И только далеко за полдень Левке удалось вырваться на улицу. Он насилу уговорил Мишку пройтись хотя бы по селу, не то что на Синее, которое лежало в трех километрах от Майского.

Мишка тянулся за Левкой, сопел, кряхтел и уныло бубнил:

– Нашел заделье – болтаться по селу… Жарынь такая, пылища… Лучше бы посидели в саду, о разных случаях поразговаривали… Мамка квасу наготовила, вкусный, холоднющий… Или бы из рогатки постреляли… А то, как дураки…

Мишкино нытье в конце концов взбесило Левку.

– Ну бегемот, ну размазня! – кричал Левка. – Разве ты человек? Ты – муха, сонная жирная муха!

Ребята вернулись домой сумрачные и молчаливые. Мишка, поужинав, сразу же завалился в постель, а Левка еще облазил весь сад, порыскал по огороду, отпробовал морковки, гороху, огурцов. Лег спать поздно. «Ладно, – подумал он, засыпая, – дней впереди много… Завтра с утра на рыбалку… Куда-нибудь подальше…»

Солнце только-только поднялось над бором, а Левка уже был на ногах. Подошел к храпевшему Мишке, ткнул ему кулаком в мягкий живот.

– Вставай, Пантагрюэша. На рыбалку пойдем.

Мишка пробурчал что-то нечленораздельное. Однако Левка с новой силой давнул живот. Мишка вскочил, одурело глядя на Левку.

– Ты что? – закричал. – Ить больно. Кишки попортишь.

– В другой раз ногой наступлю, – пообещал Левка. – Быстро собирайся: на рыбалку пойдем.

Мишка недовольно засопел, однако перечить Левке не стал.

Взяв удочки, увесистую краюху хлеба, несколько огурцов, ребята вышли из дома.

– Веди на самые рыбные места, – потребовал Левка. – Знаешь, где они?

– Знаю. У смолокурки рыба – во! – Мишка широко развел руки. – Только далековато: километров семь отсюда.

– Ну и далеко! Пошли! К самому клеву поспеем. Мишка остановился, о чем-то раздумывая. Потом решительно произнес:

– Пойдем-ка лучше к Ваське-бакенщику. Ближе, да и места там такие… Не успеешь рыбу вытаскивать.

– К Ваське, так к Ваське. А кто он?

– Я же сказал: бакенщик. То есть, у него дед бакенщик, а Васька – дружок мой. Учимся вместе. Родионов его фамилия.

Ребята направились по узенькой тропинке, которая змеилась у самого бора.

Могила партизана

Шагалось легко. Ветер с реки освежал лица. Птицы уже завели свои веселые, нестройные песни.

Левка восторженно вертел головой по сторонам: красиво! Справа – бор, слева – река, широкая, многоводная. За ней, куда хватал взор, луга и степь. И весь этот простор был окутан светло-сиреневой дымкой, пронизанной золотом солнечных лучей.

Чем дальше шли ребята, тем все ближе бор придвигался к высокому и крутому берегу, оттесняя тропинку к самому обрыву. Левка глянул вниз.

– Ого, высота! Упадешь – костей не соберешь.

Он остановился, подставив себя упругому речному ветру, и тот, словно обрадовавшись, налетел, ударил в грудь, в лицо, сбил шляпу, которую Левка едва успел поймать.

– Ух, здорово! – захлебываясь, прокричал он. – Вот раскину руки и полечу, как птица!

Мишка остановился поодаль.

– Гляди, а то и в самом деле слетишь с обрыва.

Река блистала под солнцем живым разноцветным стеклом. Из-за крутого изгиба выполз маленький катеришко, таща за собой две большие баржи. Катеру, видимо, приходилось трудновато: он натужно тарахтел, сердито покрикивал, но продолжал упрямо идти на воду. Вниз по реке гордо плыл белоснежный пассажирский пароход. Вдали то и дело раздавались гудки и сирены других судов.

Вдруг из-за ветел, которые росли у самой воды, стремительно выскочила моторная лодка. Она, вздыбив нос, легко перескакивала с волны на волну. Однако на развороте что-то случилось с мотором – он раза два чихнул и заглох. Над водой повисла тишина. Лодка беспомощно закачалась на волнах.

Мишка неожиданно бросился к краю обрыва, радостно закричал:

– Дядя Федя!

Человек, сидевший в лодке, задрал голову. Увидев ребят, он заулыбался, помахал рукой и принялся заводить мотор, резко дергая за шнур.

– На Красный Яр, дядя Федя? – снова крикнул Мишка.

– Ага-а! – донеслось снизу.

Наконец мотор завелся, и лодка с силой рванулась вперед. Дядя Федя еще раз помахал ребятам. Фуражка у него лихо держалась на затылке, белая рубаха вздулась пузырем от встречного ветра.

– Эх, нам бы такую лодочку, – вздохнул Левка.

– Плавал я на ней. С дядей Федей. К Красному Яру на рыбалку ездили. Там нельма водится.

– Вот бы туда!

– А чего – и поедем! – хвастливо заявил Мишка. – Поговорю с дядей Федей, он возьмет. Дядя Федя знаешь какой? Для ребят ничего не жалеет. Мужик, что надо!

Тропинка вывела ребят на высокую гриву. Петляя меж толстенных сосен, она выбежала на небольшую полянку, будто запорошенную снегом – столько здесь росло ромашек. В центре поляны высился холмик, а на нем деревянный обелиск со звездой из потускневшей латуни. Левка остановился, спросил тихо:

– Что это?

– Не видишь – памятник.

– Кому?

– Партизану.

– Кто он?

– Откуда я знаю? Партизан – и все. Иди да посмотри!

Левка приблизился к могиле. Обелиск был сколочен из грубо отесанных досок. На одной из них вырезано корявыми буквами: «Здесь похоронен красный партизан. Август, 1919 год».

Левка задумчиво глядел на заросший ромашками бугорок.

– Может, здесь не один похоронен…

– Один. Его дед Андрей похоронил.

– Бакенщик? Так он его знает?

– Нет. Партизан сюда случайно попал. Раненный.

– А кто его ранил?

– Да не знаю я! Вот придем – у деда и спросишь.

Рассказ бакенщика

Дом бакенщика – добротный бревенчатый пятистенник под шиферной крышей – прятался в густых зарослях черемушника, рябин и желтой акации. Чуть в стороне, на тесном дворике, едва уместившись, стояли небольшой сарай и навес с сигнальным хозяйством. Почти от самого крыльца дома до реки вели широкие вырубленные в твердой земле ступени. Они обрывались у дощатого причала, вшагнувшего в воду двумя толстыми сваями. У причала, прикованные цепями, покачивались, лодки – весельная и моторная.

Мишку и Левку встретил коренастый паренек лет тринадцати. На его крупной голове небрежно сидела выгоревшая матросская бескозырка без лент. Вылинявшие коричневые штаны закатаны выше колен, ноги и руки заляпаны свежей глиной: паренек штукатурил стену сарайчика.

– Здорово, Василь! – бодро выкрикнул Мишка. – Знакомься – это Левка. Помнишь, говорил про него? В гости приехал из Барнаула.

Из-под широких черных бровей на Левку смотрели внимательные серые глаза. Вася хотел было подать Левке руку, но, взглянув на грязную ладонь, передумал.

– Порыбалить решили? Я тоже пойду с вами. Вот только стену домажу… Немного уж теперь.

Левка не любил долго знакомиться и стоять без дела.

– Давай, мы тебе поможем, – сказал он просто. Вася еще раз мельком взглянул на щупловатую фигурку Левки, на его очки, на шляпу, улыбнулся:

– Помогите, ежели замараться не боитесь.

Пока Левка снимал рубаху и тоже закатывал штанины, Мишка незаметно исчез. Левка хватился его, когда взял первый ком глины.

– А где же Мишка? – Позвал: – Пантагрюэша! Никто не откликнулся. Левка хмуро качнул головой:

– Сбежал, а! Не иначе спать завалился где-нибудь в кустах. Сходить намять бока, что ли?

Вася засмеялся.

– Ладно. Без него обойдемся.

Ребята споро взялись за дело. Левка с силой бросал в одранкованную стену сарая куски тугой унавоженной глины так, что они крепко прилипали, а Вася сначала разравнивал их рукой, а потом разглаживал широкой дощечкой, предварительно обмакивая ее в воду. За полчаса работа была закончена, и ребята спустились к реке умыться.

– Устал? – спросил Вася.

– Ну, что ты! Не такое делал.

На самом же деле спина и руки у Левки от непривычной работы ныли, а ладони и пальцы, исколотые соломой, горели, словно обожженные.

– Может, лучше искупаться? – неуверенно предложил Левка, поглядывая на темную, подернутую мелкой рябью реку.

Вася одобрительно кивнул.

– Это – хорошо. Утром вода бодрая. Силу дает.

И пока Левка нерешительно топтался на берегу, Вася, быстро скинув одежонку, словно торпеда, ушел в воду. Вынырнул он довольно далеко от берега, выкрикнул весело.

– У-ух, славно! Давай, Лев, сигай, не робей!

Вода была холодной, а на глубине просто ледяной. Левка очень скоро ощутил на себе всю ее «бодрость» – через минуту выскочил на берег посинелый и дрожащий, словно в лихорадке.

– А ну его, такое купание, – простучал он зубами, натягивая рубашку. – Даже внутри все трясется…

Вася заливисто хохотал, показывая блестящие ровные зубы.

Когда ребята уже направились к ступеням, чтобы подняться к дому, из кустов неожиданно вышел заспанный всклокоченный Мишка.

– Что, купались? – лениво спросил он и с визгом зевнул. – Дураки. Можно воспаление какое-нибудь схлопотать…

Левка окинул Мишку презрительным взглядом.

– Все спишь, несчастный?

– Кто? Я?! – попытался изобразить удивление Мишка. – И не думал. Наоборот… Я тут одну штуку обмозговываю – самолов изобретаю…

У Левки даже рот открылся от такого наглого заявления.

– Что-о?

– Самолов… Сам будет рыбу вытаскивать, – еще наглее сказал Мишка, уставив в Левку невинные глаза.

Левка дико захохотал, потом, оборвав смех, обернулся к Васе.

– Нет, ты послушай, Василь, что этот толстый мухомор говорит! Слышишь – он изобретает! Это же Ползунов, Эдисон, братья Райт! Сними скорей, Василь, свою бескозырку, падай на колени перед великим изобретателем, можешь даже крикнуть «ура!»

Вася смеялся. Нет, этот его новый знакомый, Левка Чайкин, славный парень, веселый и разговаривает как-то уж очень смешно. С таким, поди, никогда не заскучаешь. Зато Мишке совсем не было смешно. Он стоял надутый и обиженно сопел.

– Им правду говоришь, а они…

Левка с состраданием оглядел Мишку, его припухшее лицо, качнул головой.

– Ну, Пантагрюэша, ну, враль!.. – И уже другим тоном: – Вот что: иди вымой рожу и – умолкни. Не то я за себя не ручаюсь. Айда, Василь.

Левка легко, через ступень, запрыгал к дому. Только выбрался во двор – из сеней вышел бакенщик. Это был высокий кряжистый старик с густыми, побеленными сединой волосами. Он приветливо оглядел Левку.

– Чей такой будешь?

– Я к Борковым в гости.

– А, племяш Марии Николаевны… На рыбалку?

– На рыбалку.

– Ну, ни пуха, как говорят, ни пера вам. – И принялся работать по хозяйству.

Левка, как увидел деда, сразу про обелиск вспомнил: расспросить бы!

– Он у тебя не злой? – спросил Васю.

– Кто? Дедушка-то? Вот уж придумал!

– Поговорить с ним надо…

Выждав удобный момент, когда бакенщик присел на чурбак и достал черную прокуренную трубку, Левка подошел к нему.

– Дедушка, это правда, что вы партизана похоронили?

Дед Андрей сдвинул лохматые и тоже седые брови. Левка чуть оробел, подумал, что бакенщик рассердился за неуместный вопрос. Но дед ответил просто:

– Да, похоронил.

– Расскажите…

– Да что рассказывать-то, – проговорил бакенщик, раскуривая трубку. – Давно это случилось, да и история короткая…

Подошел Вася, присел возле деда, рядом примостился Мишка. Он так и не умылся и поэтому избегал смотреть на Левку.

– Жили мы тогда с бабушкой на этом же месте. Но только здесь не было ни этого дома, ни сарая. А стояли махонькая избушка да дырявый навес. Одно и было в ту пору хорошего – молодость наша и думка о счастливой жизни. А счастья мы, пожалуй, и не увидели б, кабы не грянула революция. Да не по вкусу она пришлась буржуям. Сколь всяких врагов сразу объявилось у трудового народа! Поналезли в Сибирь и белочехи, и французы, и англичане, и польские легионеры. А главное – адмирал Колчак с недобитыми офицерьем и буржуями. Загорелась огнем вся матушка Сибирь: гражданская война пошла. У беляков винтовки, пушки да пулеметы, а у нас, партизан, берданки да пики. Вот и попробуй, повоюй! Но народ не сломишь. Одни воевали, другие помогали им кто чем мог. Доводилось и мне помогать: перевозить партизан на другой берег. Спишь, бывало, ночью и вдруг – бах, бах, та-ра-рах! Такая пальба в лесу или в селе откроется, что из избы выйти страшно. И вот как-то после такой неспокойной ночи вышел я к бору леснику срубить. Гляжу, человек лежит. Подхожу к нему, а он, молодой, смотрит на меня и слезы в глазах. Шевелит губами, сказать что-то хочет, а голоса нет. Присел к нему, ухо ко рту приставил. Слышу говорит: «Фляжку…» А я жду, может, еще что скажет. Он громче и будто с досадой: «Фляжку, фляжку…» Два раза повторил и на реку показал. Посмотрел я, а сбоку у него фляжка висит. Пить хочет, думаю. Взял ее, отвинтил пробку. Он жадно смотрит на мои руки, а сказать ничего не может, только губами шевелит. Наклонил я фляжку, она пустая: давно, видно, воду выпил, бедняга. Побежал я в избу за водой. Прибегаю обратно, поднимаю голову партизана, чтобы напоить, я он уже умер!.. Всю жизнь теперь виню себя, что не смог напоить человека перед смертью.

Бакенщик умолк, посидел так с минуту, потом со вздохом произнес:

– Да… Погоревали мы с Дарьей Семеновной, с бабушкой, значит, поплакали. Но что делать? Ему уже мы ничем не могли помочь. Выкопали могилу у сосны и похоронили. А памятник я поставил, когда Советская власть укрепилась.

– Так и не знаете, кто он, этот партизан? – спросил Левка.

– Нет, сынок, не знаю: ни бумаг, ни оружия при нем не было.

– Тогда откуда вы узнали, что он партизан? Может, он и не партизан вовсе?

– Ну, милый, мы таких людей с одного взгляда узнавали.

Дед встал, сунул трубку в карман и пошел к реке. Левка сидел задумчивый, молчаливый.

– Ну, чем займемся? – обратился к нему Вася.

Левка вздохнул, произнес грустно:

– Да, дела… Жалко партизана… А рыбачить что-то расхотелось…

– Что же придумать? Стой, а не сходить ли за грибами? У нас здесь их – пропасть. Сами в корзинку лезут. Если хочешь – идем.

Левка согласился. Даже Мишка проявил к грибам особый интерес, засуетился, забегал.

– Скорей, скорей, – торопил он Васю, который отыскивал корзинки и наполнял водой старую невзрачную фляжку. – Наберем грибов, изжарим, ох и вкуснотища будет! Пальцы обкусаешь!

Тайна

Неприметными тропками Вася вывел ребят на поляну. От нее начиналась просека, уходившая далеко-далеко.

– Тут и будем собирать.

Грибов было много: подберезовики, белые, бычки, волнушки, лисички. И, конечно, все корзины быстро наполнились бы, ребята, довольные добычей, пошли бы по домам и, может быть, никогда не случилось этой истории, о которой написана книга, если бы Левке вдруг не захотелось пить.

Он взял фляжку, отвинтил пробку и хотел налить в нее воды, как в стаканчик.

Из таких пробок-стаканчиков ему уже не раз приходилось пить. Но пробка от этой фляжки оказалась что-то уж очень мелкой. Он пожал плечами, заглянул вовнутрь и вдруг на дне пробки увидел четко обозначенный круг.

Заинтересованный Левка присел и принялся ковырять внутри перочинным ножом.

– Ребята, – неожиданно закричал он, – она вывинчивается!

Мишка удивленно поднял голову.

– Кто?

– Не кто, а пробка. Пробка из пробки вывинчивается… Да идите же сюда скорее!

Когда ребята подбежали, Левка уже вывинтил металлическую пробку.

Вася заглянул через Левкино плечо.

– А ну-ка покажи. Есть что-нибудь внутри?

– Бумага, кажется… Сейчас узнаем.

Левка поддел лезвием и вынул плотно слежавшийся комочек бумаги.

– Фу, – разочарованно протянул Мишка. – Я думал что-нибудь интересное…

Левка молча стал развертывать бумагу, но она так слежалась, что это оказалось нелегким делом. Вдруг Вася схватил Левку за руку:

– Осторожно: фляжка-то партизанская! Я совсем забыл!

Как только он произнес эти слова, комочек сразу приобрел необыкновенную ценность.

– Что же ты раньше не сказал? Я мог порвать бумагу. Эх ты!..

– В ней, может, и не написано ничего, – равнодушно заметил Мишка. – А ты дрожишь, как не знаю над чем.

Левку словно шилом ткнули – так и передернулся весь, так и ощетинился:

– Балда! Для того что ли тайники делаются, чтобы чистую бумагу прятать? Ты лучше помолчи и не каркай под руку.

Левка снова, теперь очень осторожно, попытался развернуть бумагу, но это ему не удалось – бумага рвалась, приводя Левку в отчаянье.

– Нет, так дело не пойдет. Идем, Василь, к тебе, там придумаем что-нибудь.

Мишка заволновался:

– Как то есть идем? А грибы? Насбираем и пойдем. Тут их вон сколько!

– Ну и собирай на здоровье, – бросил Левка и нетерпеливо взглянул на Васю:

– Айда, Василь.

Мишка, возмущенный и расстроенный, плелся позади ребят и бубнил на разные лады:

– Грибы-то какие!.. А они из-за бумажки… Ишь, драгоценность нашли… Я таких бумажек целый мешок натаскаю… А грибов нажарили бы, поели бы…

Дома никого не было: бабушка ушла в село, дед уехал на моторке.

Ребята расселись в комнате за столом. Левка прижал пальцами бумажку и стал осторожно отгибать края то иголкой, то лезвием ножа. Вася, затаив дыхание, следил за Левкиными руками, Мишка сопел за спиной, бубнил что-то про грибы.

Наконец, удалось отогнуть один краешек.

– Разворачивай, чего боишься, – произнес Мишка. – Или дай-ка лучше я!

Левка так взглянул на Мишку, что тот отдернул руки.

Мало-помалу и второй край был отогнут. Дело пошло быстрее.

Вскоре на столе уже лежал небольшой листок с неровными краями. Все трое впились в него глазами. Они разглядывали чуть заметные значки, какие-то надписи, цифры. Из левого верхнего угла в правый нижний проходили две параллельные кривые линии. Тайна! Конечно, здесь скрыта какая-то тайна. Левкины щеки занялись горячим румянцем.

– Вот почему партизан говорил о фляжке! Ему не вода нужна была, а эта бумажка.

Рассказ бакенщика представился теперь совсем в другом свете.

Ребята снова склонились над столом.

Вот как выглядела бумажка, найденная Левкой во фляжке погибшего партизана.

– Ничего не понимаю! – проговорил Вася после долгого и молчаливого изучения документа. – А ты, Лев?

– А как же! – Левка оторвал взгляд от бумажки. – Это карта. Две линии – дорога. На ней обозначены названия сел: «Ягодное» и «Сви…»

Мишка усмехнулся.

– Такого села-то нигде нет – «Сви…». Ерунда какая-то!

– Сам ты ерунда, – рассердился Левка. – Видишь, конец слова стерся? Надо понимать, что оно не из трех букв.

– Может, это не дорога? – нерешительно предположил Вася.

– Что же, по-твоему?

– Может, река? Тут и полуостров нарисован.

– Мысль! Только какая река?

– А вдруг наша? Обь?.. А ну подождите, – соскочил с табуретки Вася. – У дедушки есть речная карта.

Через минуту он принес карту, и ребята склонились над ней.

– Во-первых, найдем наше Майское. Ага, вот! – Вася ткнул пальцем в точку на самой середине карты. – Поехали дальше… Так… Бураново, Боровое, Чистяково… Вот оно – Ягодное!

– И недалеко отсюда, – обрадовался Левка.

– Ничего себе – недалеко! Километров сто, не меньше.

– Все равно, пустяки. Ищи «Сви…»

Но сколько ребята ни искали это «Сви…», то поднимаясь вверх по течению, то спускаясь вниз, найти не могли.

– Что ты будешь делать! – чуть не плача от досады, проговорил Левка. – А если это вовсе не село?

– Должно – село.

– Куда ж оно тогда делось? Честное слово, как у Жюль Верна.

– Если бы как у Жюль Верна! – пробурчал Мишка. – Там прочитал – и узнал все. А тут самим думать надо…

Пришла бабушка, позвала есть. Левка и Вася ели неохотно, зато Мишка старался за всех. После обеда вышли во двор, уселись возле сеновала. Левка, словно заклинание, беспрерывно и на все лады твердил:

– Сви… Свист, Свирь, Свик, Свил… – Наконец, он безнадежно махнул рукой и сплюнул. – Черт знает, что это такое.

– Да брось, Левка, голову зря ломать, – лениво произнес Мишка, у которого плотный обед совсем погасил интерес к находке. – Давайте лучше отнесем эту бумажку в сельсовет. Там быстрее разберутся.

Левка вскочил, закричал, размахивая руками:

– Ты слышишь, Василь, что говорит это жвачное животное? У него в руках великая тайна, а он хочет спокойно отдать ее в сельсовет! – И уже Мишке: – Лопух ты и больше никто! Самому надо думать, мозгами шевелить, если они, конечно, есть у тебя.

Даже Вася и тот с укоризной заметил:

– Это негоже, Михаил.

Мишка никак не ожидал такого отпора, заоправдывался торопливо:

– Да вы что, ребята? Я ведь просто так предложил, думал: лучше будет. Не хотите – не надо. Я и сам очень даже люблю всякие тайны разгадывать.

Левка безнадежно махнул рукой.

– Пантагрюэль ты и есть Пантагрюэль!..

Однако Мишка не на шутку обеспокоил Левку: вдруг возьмет и разболтает про партизанскую карту? Поэтому Левка тут же потребовал дать клятву, что никто из них никому, ни при каких обстоятельствах не раскроет тайну.

Ребята торжественно поклялись.