Текст книги "Земля светлячков (СИ)"
Автор книги: Виктор Близнец
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
И тогда произошло что-то необычное.
На полном ходу Мармусия – молниеносно! – перемахнула из челна на берег. Это был удивительный прыжок, таким прыжком мог бы всю жизнь гордиться её отчаянный рыцарь-тарзанник Чуй-Голован. Мармусия не только перелетела в воздухе на крутой берег, махнув над водой чёрным платьем, а и успела выхватить у Чублика весло и крикнуть им:
– Берегом, берегом тяните челны! Спасайте тех двоих несчастных! А я тут поговорю с ними!
Вышла немного вперёд и стала на лугу.
Закутанная в тёмное платье, с платком на глазах, она сурово и высоко подняла над собой весло.
Чублику казалось: ватага здоровил сейчас налетит на неё, сотрёт, затопчет, а потом – стадом буйволов – ринется к речке. Гвалт, рёв неслись лугом и хищной стеной прямо на неё. Впереди мчался страшный здоровила, косматая накидка на нём топорщилась, как шерсть на рассерженном тигре. Кто знает, может, это был тот самый приблуда, которого она уже огрела веслом около своего двора. Он нёсся на неё прямо грудью, ещё немного – и сбил бы с ног. Но вот совсем рядом с ней айкнул (может, от блеска весла), свернул с разгона вбок, даже землю вихрем поднял, и, словно сорванное колесо, помчался косыми прыжками-зигзагами всё дальше и дальше под гору. За ним все воины-приблуды повторили тот же дикарский прыжок перед Мармусией: айкнув, они отскакивали прочь и мчались разьярённым стадом след в след за первым здоровилой.
Видно, так у них было издавна заведено: повторять всё, что делает старший, даже если бы тот, первый, прыгнул в огонь или в пропасть. Правда, один громила вырвался из хищного круга, близко, почти вплотную добежав до Мармусии.
– Фу! – сказала Мармусия. – И от тебя горелым пахнет! Иди причешись, бесстыдник!
Она треснула его веслом между ушей. Он айкнул не так, как все, а в полный голос. Да и прыгнул он, как ужаленный, выше Мармусии и со всех лап пустился догонять своих.
Пока Мармусия угощала одного, а за ним ещё двоих здоровил, а потом надушенным платочком вытирала руки и брезгливо морщилась: «Фу, фу, какие неряхи!» – Вертутий и Чублик не медлили ни мгновения: они перетащили в чёлн Сиза, положили его в сено, затем понесли на руках бесчувственного деда Лапоню.
Забрали Мармусию и скорее поплыли.
Речка быстро несла их вниз к озеру, гнала и кидала лодки на узких перекатах, но пещерники быстро опомнились. Одни повернули и лесом помчались к стоусовским жилищам, сбивая на пути деревья. А другие обозлённой чередою кинулись по-над берегом за челнами. Они бежали, хекали, звенели шпорами, пускали копья и стрелы, и Мармусии не раз доводилось показывать им золотое сосновое весло, блеск которого сразу отпугивал весь дикий табун.
Стоусы плыли но всё с большей и большей тревогой поглядывали на далёкий лес: там, над озером, где их селение, вставали и закручивались в небо пепельно-чёрные дымы.
– У нас что-то горит в посёлке! – прошептал до крайности поражённый Чублик; губы у него запеклись от жажды, от всего пережитого за сегодня.
Следы разбоя над озером. Другой совет у Варсавы. Мудрое и поучительное слово профессора. Сиз: «Надо готовить кручу!»
Лесная речка вынесла долблёнки в озеро, а над озёрными плесами ещё сильнее тянуло дымом и гарью. Издалека доносились возгласы, беспорядочные перекрикивания, чужие голоса.
Вертутий нахмурился, велел быстрее грести к Сизову подворью; ему казалось, что именно там творится что-то плохое.
Густой дым, и вправду, вился над Сизовым домом. Тяжёлую тёмную тучу несло над чистой водой, и светлая вода затягивалась сизой плёнкой пепла, падающего с неба.
Тем временем…
Сиз плыл себе на дне челна, как в колыбели. Та вот всем существом, и слухом, и кончиками усов почувствовал, что близко его домик и что там, в родных стенах, корчится и шипит от огня живое дерево и кора.
Сиз проснулся, тревожно спросил: «Где моя трубка?». Трубка торчала у него в зубах. (Потому и спросил про неё шепеляво, одной половинкой рта). Поднялся, встал в челне на ноги и ещё с прикрытыми глазами, словно через порог дома, ступил с челна прямо в воду. Хорошо, что они подплыли к берегу. В каком-то ослеплении, отмелью Сиз побрёл через воду на берег, за ним прыгнула Мармусия, и они вдвоём, все быстрее и тревожнее, зашагали лестницами к дому.
У Сиза так и сверкнуло перед глазами: «Светлячки… светлячки… музей… величайшая, ценнейшая в мире коллекция!»
Но чудо: дом стоял целый. Он только немного пожух, сверху кое-где взялся сизоватыми клочками гари.
Сиз машинально, без всякой мысли ткнул в стену чубуком. И дом рухнул.
Весь сразу осел на землю – с сухим шелестом. А из пепла, как ночное привидение, встало облачко дыма и долго стояло, заглядывая стоусам в глаза. И они, остолбенев, тоже глядели на облачко, на её змеящиеся косы, словно ждали от него ещё какого-то явления. Молча стояли Сиз, Вертутий, Чублик, Мармусия. Им всем запорошило щёки этим сухим прахом.
Облачко осело – и стало видно обгорелый вход под землю. Тёмную яму, присыпанную свежим пеплом.
Хорошо, что спальня и музей у Сиза были спрятаны на глубине, под крутым песчаным берегом.
Стрела с чёрным огнём какого-то бродяги угодила в дом, и старый кленовый пень выгорел весь дотла, до самого глубокого корневища в песке. Но спальню и подземные галереи огонь не достал – задымлённые, потрескавшиеся у входа, они всё-таки остались целы.
«Где они взялись на нашу голову? – думал про мохнатых страшилищ Чублик. – Мы так хорошо жили себе над нашими озёрами. Дядька Хвороща сажал на огороде свои дыни, дядька Сиз выращивал светлячков, а мой дед собирался сделать такую мельницу, чтобы она крутилась в полной тишине, без малейшего ветерка. И вот они набежали на нас, эти дикие, эти страшные приблуды. Что им нужно тут?.. Наверное, у тех пещерных приблуд так заведено: где сила, они обходят, где видят, что одолеют, – туда всей ордой. Но разве мы слабее их?»
Сиз, Вертутий, Мармусия глядели на сгоревший дом, на тучку-змею, которая присела и спряталась в груде пепла, и беспокойные мысли сновали на их встревоженных лицах.
Мармусия первая опомнилась и решительно сказала:
– К вам, Вертутий! Как бы и там, у вас, не походили эти болотные лапищи!
Давно такого не было на озёрах: день стоял в разгаре, с неба палило яркое солнце, а две кучки стоусов и триусов, вместо того чтобы отсыпаться в прохладных домах, как им назначено самой природой, махали вёслами, надрывались, гнали лодки к Верхнему озеру.
Острый, ослепительный отблеск воды, гребля, песчаный берег Вертутия…
То, что они увидели на серых песчаных холмиках, нельзя передать словами.
Мельницы были поломаны, разбиты вдребезги, втоптаны в песок; видно, для смеха какой-то громила посбивал самые певучие ветряки, а на палках поразвешивал старые Вертутиевы башмаки, куски глины, решёта, горшки… песок было истоптан. И перекопан, лишь затенённые каналы с водой и высокую песчаную крепость, тоже окружённую поясом воды, дикая орда обошла.
Кто-кто, а Сиз XII снова себе заметил в мыслях: боятся, смертельно боятся пещерные чужаки даже лужицы…
Не стоит говорить, как посерел, сгорбился Вертутий, когда ходил разорённым своим царством, среди развалин умолкших ветряков, где раньше он так блаженствовал. Он грозно откашливался и что-то тихо бормотал: «Кхем!.. В пень и колоду, это им так не пройдёт!»
За Вертутием ходила Мармусия и гневно возмущалась:
– Фу, фу! Какой дух они вам оставили тут! Ах, нечёсанные! Ах, немытые дикари! Давайте, Вертутий, я вас немного покроплю своими духами.
– Не надо, – хмуро отказался Вертутий. – Оставьте. Мы их покропим, тех разбойников.
Совсем другую картину застали они у Хворощи.
Весёлый, неугомонный Хвороща именно угощал – кого бы вы думали – одного из мохнатых страшил. Как он его поймал, не могу сказать. А только хорошо обмотал верёвкой, привязал сидя к дереву – тут же, на бахче. И прикатил целую гору дынь. И сейчас угощал, прямо в рот напихал ему сочной мякоти.
– Ешь, ешь, вражий гостюшка, угощайся! Ничего, не стони, не отворачивайся, курносый ты мой, послушай лучше меня: чрево не древо, раздастся. Вот мы тебе сладкой, вкусной, слоновой дыньки. Будешь знать, как с огнём врываться на бахчу!..
Пещерник сопел и мычал со страха, до ушей залепленный дыней, бестолково крутил головой. Глаза у него лезли на лоб. А светлый медовый сок капал с языка и струйками бежал на мохнатое пузо. Вертутий не стал смотреть на эту застольную муку. Ножом разрубил туго затянутую верёвку, отпустил Хворощиного гостя, дав ему доброго пинка на дорогу. Освобождённый разбойник с дыней в зубах так припустил с бахчи, что, кажется, не бежал по земле, а прямо летел в воздухе.
Поговорили и остановились на мысли Сиза – ехать к Варсаве, там всем вместе посовещаться.
Видно, у Варсавы уже собрались и ещё кто-то должен прийти, ведь под берёзой стояла деревянная табличка с надписью: «Добро пожаловать, заходите в мой дом!»
«Он просто молодец, – подумал про Варсаву Сиз, спускаясь в знаменитые подземные катакомбы профессора. – Мы все устали, мы напрочь разморились от солнца и, если ещё посидеть там наверху… А тут, в подземном уюте, да ещё таком, как у профессора, хоть немного отдохнёшь».
Мармусию пропустили вперёд – крутыми лестницами вниз, а потом зашли Хвороща, Вертутий, Чублик и Сиз.
Не ошиблись: у Варсавы сидели почти все стоусы и триусы, взрослые и маленькие, не говоря уже про его учеников-лунаристов. Беда – она собирает людей вместе.
Тут, очевидно, долго уже шли серьёзные разговоры. И когда Сиз прошёл между рядами к стене и сел на мягкий диванчик, он сразу расстегнул воротник, блаженно вздохнул и сказал: «Ну вот и всё – как дома!» Вправду, в этом роскошном подземелье (профессор называл его – «Лунарный зал») все напоминало Сизу родной музей: на стенах горели светлячки, его светлячки, которых он, кажется, подарил профессору на день рождения. Огромный купол зала терялся в темноте, где-то над головой, а внизу, как раз посередине, отливало чистой сине-голубой водой небольшое подземное озеро. На озере был островок, к нему с берега вёл деревянный мостик. Профессор Варсава в своей белой мантии, босой проходил скрипучим мостиком на тот островок, садился на лавку под высоким орехом (а живой грецкий орех рос на этом же острове) и отсюда начинал свои знаменитые поучения, обращённые к разуму и сердцу стоусов-отроков, то есть, проще говоря, начинал занятия с лунаристами.
Сейчас всё было, как на тех подземных уроках. Немного замкнутый, таинственный Варсава сидел на своём островке (а ещё он любил, чтобы около него горел небольшой тихий костерок), на стенах сияли лесные светлячки, в зале стояла тишина, было прохладно и сумрачно, только сидели перед профессором не отроки-лунаристы, а всё население Длинных озёр.
Велось трудное совещание: как защитить себя от нападения пещерников?
Из новоприбывших первым выскочил опять-таки Хвороща. Он стал около висячего мостика – в той же папуасской повязке, с большим перцем за ухом. (Под мышкой он для чего-то прятал толстую дыню). Поднял руку, повернулся к острову, то есть к профессору Варсаве, который внимательно всех слушал, кутаясь в белую мантию и задумчиво разглядывая свои босые ноги.
– Уважаемое собрание! – выкрикнул Хвороща. – Что я предлагаю при этой недоброй напасти? Когда нападает на нас враг, не дразните, не злите его, лучше угостите от чистого сердца. Ведь враг станет ещё большим вашим врагом, а если вы возьмете самую сладкую дыню и вот так, как я сегодня, прямо в рот вражьему гостю…
Хвороща, наверное, резковато повернулся, потому что дыня выскользнула из-под мышки и с мокрым шлепком упала наземь, разбилась в кучу жёлтой размазни.
– Вот и весь твой совет! Лопнул! – буркнул сердито Вертутий.
– Нет, сыночки мои, нет! – поднялся после Хворощи дед Лапоня. Он, наверное, вовсе не слышал, про что тут ведётся разговор; он что-то своё имел в мыслях, очень волновался (и «сыночки» говорил, как «шиночки»). – Тут, я вам скажу, совсем не в том закавыка, не в том, шиночки. Как перед судом признаюсь, послушайте: тяжко я нагрешил в жизни. Очень тяжко. Я ловил рыбу, большую и маленькую, ел её с косточками… А оно с воды и подглядывало за мной, подглядывало, а потом мокрый мешок мне на голову и в пещеры…
Все терпеливо слушали Лапоню, хоть и малому было видно: не туда катит воз дед.
Профессор Варсава подал знак – пусть скажут своё слово Сиз и Чублик, они видели разбойников вблизи, они спасались от них.
Встали Сиз и Чублик, вместе подошли к мостику.
Теперь Варсава – сквозь три пары очков – глядел на них с острова, а они с берега – на Варсаву, на его спокойный негаснущий костёр под орехом.
Сиз и Чублик начали с того, как они королевским шагом шли через лес, и как над головой у них с громом и гулом блеснул чёрный огонь, и как заскрипело всем больным нутром погибшее дерево.
Тут профессор (при слове «чёрный огонь») снял первую пару очков и для чего-то протёр их.
Дальше шла повествование про то, как они спасались под водой и как ватага пещерников бежала сушей по-над берегом, а к речке боялась подступиться. (Профессор снял вторую пару очков и сказал: «Ага!») Ну и наконец Сиз поведал про свои не очень весёлые приключения в подземных катакомбах и про то, как он пугал разбойников живым огнём своего светлячка. Тут профессор хлопнул себя по колену, снял третьи очки и громко сказал: «Ага! Я так и думал!»
Профессор быстро встал, накинул белую мантию и тихим, но звучным голосом обратился к лесному народу, ко всем стоусам и триусам, которые в глубоком молчании сидели перед ним на той стороне озера.
– Почему так ведётся в лесу, почему так бывает на зелёных лугах? – начал говорить Варсава. – Гляньте внимательным глазом: одуванчик порождает сто пушинок, в каждой головке по сто пушинок, и посылает их большими тучами за ветром. Белый тополь порождает тысячи пушинок, в каждом пучке тысяча тысяч пушинок, и посылает их ещё большей тучей за ветром. А настаёт весна, и на лугу – из белой пуховой метели! – вырастает только один одуванчик и только один или два-три тополька. Почему так густо плодит осенью, сверх меры и густо, и почему весной всходит так мало, разумно мало, чтобы каждый стебель обильно овевался ветром? Почему так бывает на лугу, почему так ведётся в лесу? Гляньте внимательным глазом!
Варсава дунул на белую головку одуванчика, пух взлетел над ним густым облаком и маленькими парашютиками понёсся, заколыхался над его островком. И тут молчащие стоусы и триусы увидели: разлетаясь, пух поворачивал к костру, будто его тянуло туда силой и притягивало в горячие языки пламени. А всё облачко полетело, поплыло дальше к озеру и устелило белыми пушинками воду, где их тут же выловила какая-то мелкая подземная рыба. И лише совсем немного парашютиков, наверное, с самыми ценными зёрнышками, не полетели далеко, а сели тут же на островке, чтобы взойти весной, если будет им влажно и тепло, новыми ярко-жёлтыми цветами.
– О чём нам говорит извечная мать-одуванчик? – обратился к молчащему обществу Варсава. – Она говорит нам: всё, что расплодится сверх меры, все чрезмерное в лесу и на зелёном лугу гибнет или в глубокой воде, – он показал на озеро, – или на суше, – он показал на утоптанную дорожку, – или в чистом огне.
– Мудро! – выкрикнул Сиз. – Мудро вы сказали, учитель! (Сиз, как вы знаете, немного ревниво относился к профессору, не забывал его так или иначе легонько подколоть, а то и высмеять при случае. Но сейчас… Не тот был случай, да и взволновал его Варсава своими мудрыми словами.) – Я понял вас, учитель! И вот что я придумал: кручу! Кручу для врагов! И окружение из живого огня! После вечернего звона пусть все приходят к озеру! Все, все собираемся вместе, всем лесным народом!
Стоусы и триусы готовят кручу. Сиз и Чублик в засаде. Парадный выход Магавы. Картина жестокой казни
Долго, тревожно звучал над лесом вечерний звон. Солнце село в багряные тучи, и сразу упала на землю тяжёлая темнота. То тут, то там поскрипывали двери, стоусы и триусы просыпались, брали с собой лопаты и ломики и, как было условлено, толпами тянулись к озеру. Гудел, сзывал звон, а к Сизу уже не залетала в дом кукушка, не чистила клюв, не любовалась его белыми пышными усами, не куковала ему двенадцать раз. Сиз вскочил сам, нащупал трубку. Мармусия уже стояла около него с чашечкой кофе, тёплый ароматный запах разносился по всей комнате. Когда Сиз выпил кофе, Мармусия подала ему кашне, холодно и решительно сказала:
– Как хотите, Сиз, но я не отпущу вас одного. Я пойду с вами. Да, да, не обижайтесь, я вам скажу больше. Вы мне напоминаете знаете кого? Вы напоминаете маленького беспомощного ребёнка. Вы сами не знаете, куда вас понесут ноги. Вы идёте к озеру, но вот в лесу, в темноте, вы видите таинственный огонёк и поворачиваете вдруг туда и летите на свет, на эту приманку, как беззаботный мотылёк. Хоть знаете, что можете обжечь себе крылья. Сколько раз вы обещали мне, что будете осторожны? И сколько раз вы тонули, падали с круч, были на волосок от смерти?.. То-то же! Как хотите, а я беру лопату и иду с вами!
Сиз буркнул, хотел возразить, что заступ – не для её женских рук, однако Мармусия холодно стиснула губы и на глазах Сиза с решительным вызовом натянула большие парусиновые рукавицы, взяла лопату и опёрлась на неё, застыла в выразительной позе: вот! Не Мармусия, а настоящий землекоп!
Сиз только кашлянул и трубкой почесал затылок. Знал: сестру не повернёшь, когда она что-то взяла себе в голову!
Вышли вместе на улицу.
За порогом Сиз пустил кольцами дым и глянул на небо: пасмурно. Тёмная будет ночь, тёмная и душная, и как бы эти тучи не принесли дождь с грозой.
«Кхе!» – сказал Сиз и позвал Мармусию, чтобы помогла ему нагрести сухих листьев папоротника. Там, где стоял их дом, теперь зиял круглый туннель – вход под землю. Они вдвоём нагребли кучу листьев и хорошенько закрыли туннель, замаскировали его от непрошеных гостей из леса. И вдвоём пошли по-над озером, Мармусия впереди, а за ней Сиз.
Тяжёлая душная ночь висела над землёй. Лес словно подступил к самому берегу, весь заполненный тишиной и хмурой мглой. Молчало небо, и где-то внизу еле-еле поблескивало озеро.
Прошли песчаные холмы и увидели: над озером собралось полно лесного народа, кто с лопатами, кто с заступами, а кто прикатил и тачки. Народ глухо гомонил и толпился, а в темноте казалось – шевелится муравейник.
Расступились и пропустили Сиза в середину. Цепким глазом Сиз оглядел берег: именно такое место, какое нужно! Из леса вела сюда большая прогалина-луговина, трава тут стелилась ровной скатертью до самого озера, и только над водой берег круто обрывался вниз. Правда, стена кручи была неширокая, с двух сторон обваленная и суженная так, что можно было на пологих обвалах и спусках легко съехать к воде. Вот Сиз и придумал: выровнять стену, засадить её на краю кустами, чтобы если кто выскочит из леса, то не видел, где оканчивается земля и где падает она под ногами глубоченным обрывом.
Словом, закипела работа.
Чублик сразу кинулся к тачке, а дед Вертутий выравнивал кручу, обрушивал землю, и, когда тележка наполнялась, Чублик с весёлым присвистом отвозил землю прочь и сваливал её в яму. Мармусия… О, нужно было видеть, как работала среди толпы Мармусия! Деликатно, с гордой неторопливостью ставила она туфельку на лопату, притопывала ногой и словно не землю – пригоршню золота набирала на штык и ссыпала с кручи. Все это она делала, как на торжественном балу-маскараде. Никто бы не подумал сейчас, что Мармусия, когда нужно, той же лопатой может в лучшем виде огреть по загривку мохнатого чужака из леса. Сиз – тот таскал зелёные кусты барбариса, ему помогал глухой Лапоня. А ещё околачивался около них, весело встревал в беседу, всем показывал и всех поучал неугомонный Хвороща. Он говорил, что надо сюда не кусты, а связку дынь-бочек, вот они, вражьи гостюшки, и слетятся тогда из леса, как вороны на заячьи потроха.
Работа кипела, а хмари надвигались, надвигались из пущи, чёрной поволокой закрывали небо. И что-то громыхало под тучами. Стоусы и триусы думали, что это гром. Но нет, погромыхивало, выбивало в бубен где-то сбоку, около Щербатых скал. Какой-то шум, какие-то глухие удары, скрежет, трескотня нарастали, от скал передвигались к лесу.
Все бросили работу и напряжённо прислушивались.
– Слышите? Как в трубу гудит…
– Может, там похороны?
– Да нет, это те самые, из пещер…
В толпе переговаривались, и сперва никто и не заметил, что Сиза около них уже нет. Его повело. Да, да, Сиза повели ноги! Он приложил руку к уху, вслушался в гул из темноты, а ноги сами переступали, нащупывали тропинку и быстрее, быстрее шагали – туда, на гул из ночи.
Первой огляделась Мармусия.
– Сизе, вы что? Вы куда? А наш разговор!
Сиз вдруг встал, сам удивился, что ноги так далеко занесли его от людей.
Мармусия кинула лопату на плечо, в один миг очутилась около брата. Чублик тоже взял заступ, как оружие, и вырос на тропке третьим.
Сиз только развёл руками: что с вами делать, а?
Усмехнулся, потискал за плечи доброго и славного Чублика, а Мармусии сказал:
– Мы пойдём вдвоём, с Чубликом. у него очень счастливые ноги в дороге. А тебя прошу – стереги музей. Они, эти пещерники, страх как боятся твоего весла. Сбереги, послушай меня, Мармусия, наших светлячков! Без них, – Сиз отвернулся, словно выбирая слова, и тихо договорил: – Без них мне и жизнь немила, ты знаешь…
Весь народ остался над озером доделывать кручу, а двое пошли, пошуршали тропинкой, перебрались через луг, где, словно чёрная вода, стояла темнота поздней ночи, и углубились в лес.
Никогда, кажется, не было так мрачно в лесу, как сейчас. Хвоя, пасмурное небо, густая чаща. Только зоркие глаза стоусов могли в этой непроглядной тьме находить зарубки на деревьях и выбирать дорогу. Чублик тихо ступал за Сизом и озирался: ветра не было, душно и сыро под густой кроной, просто лес не молчал. То что-то треснет, то прошелестит в листве, а то вдруг где-то за спиной, позади их…
– О, слышите? Кто-то будто идёт за нами следом!
– Может, это страшилы?
Сиз стал, показав Чублику пальцем:
– Т-с-с!..
Вот оно… где-то сзади. Словно крался за ними какой-то осторожный ночной зверь.
Они шли дальше, а этот шелест и звуки настойчиво сопровождали их. В какой-то момент Сизу показалось: повеяло, донесло из темноты знакомым ароматом. Тонко-тонко запахло ранней фиалкой. Так могли пахнуть лишь любимые духи Мармусии, но ведь Мармусия уже, видно, вернулась домой и стерегла его скарб.
Шли знакомыми тропками, через выгоревший лес, через мостик-колоду на Кабаньей речке, через заболоченную низину. И крадущийся треск сопровождал их, один раз даже послышалось за деревьями глуховатое покашливание. Кто крался за ними?
Может, тайный разведчик пещерников? Но скоро Сиз и Чублик забыли про те звуки. Чем дальше пробирались они за речку, тем сильнее стучало и гремело где-то там возле скал.
Сиз осторожно, тихо прокрался густым ивняком. Залегли они перед широкой поляной и совсем близко увидели что-то поразительное.
Из пещер выходили полчища в шкурах-накидках. Впереди грозно выступал сам Магава Первый в чёрном шлеме и кольчуге. За ним вели вороного коня… Но нет, коня не вели! То привиделось в темноте. Два копьеносца несли над Магавой конскую голову, а маленький дедок-колдун нёс чёрную метлу, махал ей, как длинным хвостом или гривой. За сокрушителем выходили из пещер полки, одни в облике кулачных бойцов, с большими каменюками, шестоперами в руках.
Полчища развернулись, стали полумесяцем на поляне… Магава в окружении колдуна и двоих копьеносцев, которые несли над ним конскую голову, грозно оглядел полки и выступил в середину. Загремели шкуры буйволов, натянутые на тугие обручи. Сокрушитель гор произнёс короткую речь. Он сказал, что два стражника нарушили закон пещер: заснули на посту и выпустили на волю одного, а потом и другого пленника-врага. За это они будут казнены насмерть – чёрным огнём. Рах, рах!
Снова загремели шкуры буйволов, на поляну вытолкнули двоих несчастных. Сиз их сразу узнал: это были те стражники, которые стерегли его в пещерах, – Квасило и Дрыгайло. Бедолаги даже не отпирались, ведь перед тем им хорошо подпалили пятки. Вот два воины-здоровилы камнем забили в землю колья, привязали к ним болотного и пещерного. Двое несчастных стояли обречённо, опустив головы. Магава натянул свой лук.
– Гляди, что он делает! Я свистну, – прошептал Чублик.
Но первой свистнула в воздухе одна, за нею вторая стрела. Сверкнул среди ночи чёрный огонь, пламя глухим рёвом пронизало оба тела. Ни Сиз, ни Чублик не успели и опомниться, как вместо болотного и пещерного на поляне стояли уже два обгорелых чёрных столба.
– Мой огонь оставляет окаменелое облик и выжигает всё нутро, – холодно и злорадно вымолвил Магава, пронзая хищным взглядом своё воинство. – А теперь мы пойдём на лес. Я спалю его дотла, спалю мох и землю, выпущу камень из глубин, и завтра тут, на ровном, не будь я сокрушителем, встанут горы с пещерами. Но сейчас мы пойдём дальше, на Длинные озёра, чёрным огнём я смету все дома стоусов.
Полки развернулись и тяжёлым шагом прошли поляной, почти перед самым носом Чублика и Сиза, которые лежали в кустах замерев. Боевыми порядками воинство двигалось вниз к речке; чёрная тьма, тучи низко плыли над ними. И вот послышалось: бух! Гу-гу!.. Треск и скрип веток… Пещерники сжигали на своём пути первые деревья.
Ещё проходили перед Сизом последние отряды пещерников, а он неспокойно заворочался, заохал: ну как их задержать? Кого послать в посёлок к Вертутию?
– Я пойду! – раздался за их спинами женский голос.
Сиз и Чублик лежали, будто прибитые к земле. Не верили – Мармусия! Как, откуда она взялась? Если бы упала с неба, и то меньше они удивились бы!
Мармусия вышла из темноты, брезгливо поморщилась:
– Фу, фу! Каким духом они вас обдымили! – вытащила носовой платочек и помахала перед собой, как лёгким веером.
Только теперь Чублик понял, кто крался за ними лесом, от кого так тонко – тонко пахло духами.
Сиз и удивился этому неожиданному появлению, и обрадовался.
– Мармусия, беда ты моя, возвращайся скорее лесом, лети как птица – прямыми стёжками, передай сразу Вертутию – пусть готовит огни, а мы выведем Магаву на кручу.
Мармусия неслышно исчезла в темноте. А внизу, у речки, гудели и трещали деревья – пещерники проламывали себе дорогу. Там, где они проходили, выгорал мох, из-под земли вправду выступали сухие и потрескавшиеся скалы.
Чублик и Сиз крались стороной, среди чёрных камней, и одна мысль беспокоила Сиза: успеет ли Мармусия?
Таинственные приготовления стоусов и триусов. Гул и чёрные молнии катятся к озеру. Где Чублик?
Из темноты один за другим выходили стоусы. Они тихо переговаривались.
– Тут, – глухо говорил Вертутий. – Кхе!
Старые и малые подходили и в бочку, над которой стоял нахмуренный Вертутий, макали пучки мочала, клочья тряпок, насаженные на обструганные палочки. От бочки сильно пахло нагретой смолой, и Вертутий поторапливал тех, что подходили, коротко кидал им:
Вон там залегайте, во рвах. С двух сторон луговины…
А Мармусия каждому вручала огонёк-светлячок, и стоусы осторожно несли их в ладонях; видно было, как эти огоньки легонько, словно угольки, вспыхивали среди темноты. Стоусы и триусы выныривали и выныривали из ночи, погружали свои пучки в смолу, прятали в ладонях светлячков, а в лесу творилось что-то ужасное.
Трещали и гудели деревья, раз за разом вспыхивали чёрные молнии, такая дикая сила продиралась сквозь чащу, всё уничтожала на своём пути. Полки пещерников были уже близко, они выходили к озеру, и Мармусия кидалась от одной кучки людей к другой, всем объясняла, где залечь, где притаиться, что делать с огоньками-искорками, морщила нос и говорила: «Фу, фу, как несёт из леса!»
Она последней подошла к бочке, макнула весло, на конце которого висела привязанная длинная конопляная кудель, и снова исчезла в темноте.
Вертутий покатил бочку на ту сторону луговины, поставил около неё стражу – профессора Варсаву с двумя лунаристами.
– Спокойно, спокойно лежите, – говорила Мармусия. – Мы их хорошо угостим.
Но разве усидишь спокойно в засаде, когда на тебя, на твоё живое и тёплое тело катится что-то дикое и беспощадное! Рёв, воинственные возгласы уже пробивали последнюю стену леса и гулом вываливались на широкий луг. И вот стоусы и триусы, которые залегли с двух сторон поляны-низины, увидели невероятную картину.
Летело полчище, а впереди бежали растрёпанные Сиз и Чублик. За ними двумя, юнаком и усатым, гнался огромный отряд, Магава с всей своё свитой, с лучниками и копьеносцами. Ґвалт, хищный восторг, Магава грозно прикрикивал:
– Живыми! Живыми! Живыми ловите их!
И пещерные вояки, видимо, чтобы сбить, Сиза и Чублика с ног, кидали вслед им камни и палки. Как загнанные тарпаны, Сиз и Чублик уже целый час метались по лесу, отвлекали, заводили в чащи полчища пещерников, чтобы только Мармусия успела, чтобы только тут приготовили огни. Теперь пещерная армия валила за ними лугом, мчалась прямо на кручу.