Текст книги "Земля светлячков (СИ)"
Автор книги: Виктор Близнец
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
– Так, ваша сокрушительская светлость!
– Ну что ж, сейчас мы покажем, кто мы такие.
Витязь хлопнул в ладоши:
– Лук и стрелы мне, рах-рах!
В пещерном зале, где перед тем словно бы лился сизовато-белый свет, сразу начало смеркаться, всё окуталось тяжкой грозной мглой.
Два воина подали Магаве лук и стрелы. (Сиз сразу догадался, что белый витязь и есть великий Магава). Бородатый старичок-колдун внёс каменную чашу, в которой кипело густое и чёрное варево, похожее на смолу.
Взмах рукой – и перед Магавою во всю высоченную стену выросло могучее дерево с дуплом, с красными райскими яблоками, с порхающими мотыльками над зелёными листьями. Казалось, дерево тут же и росло, только Сиз его раньше не замечал.
Магава макнул стрелу в чашу. В глазах его полыхнуло злорадное торжество, когда он проносил над головой Сиза чёрный шипящий огонь, который плясал на кончике стрелы.
Натянул лук. Не пролетела, а мелькнула стрела, впилась в дерево. И тут – раскат грома, загрохотал огонь, задымил ядовитым гадом, пожирая всё нутро яблони, ветки и даже листья. За миг дерево стояло мёртвое, не дерево, а чёрный скелет из праха, обтянутый потрескавшейся корой.
Один из воинов выступил вперёд и взмахнул мечом – яблоня посыпалась на землю, словно она была вылеплена из пепла. Так падали деревья и в лесу, но только сейчас Сиз увидел, от чего, от какого огня гибнут деревья.
Гордо усмехнулся Магава, и в его усмешке ещё больше блеснули кончики клыков. Он глянул сверху на Сиза:
– Одного пучка стрел нам хватит сполна, чтобы спалить все ваши пни-домики, все – с ветряками, с дынями, с лодками и светлячками. И мы спалим их, если вы таите в сердце враждебные и коварные намерения. Но мы, пещерные воины, мы не носим мести на кончиках копий. Мы можем подарить вам жизнь. Только с одним условием: ты, недостойный пленник, что хотел разведать «почему?» (и посылал к нам своих тайных шпионов-светлячков), ты вернешься в поселение и приведешь всех ваших стоусов и триусов сюда, за так называемую Кабанью речку, к скале. Я хочу сам, через своего брата, – он кивнул на коня-перевёртыша, – говорить с вашим лесным народом и при вашей согласии и доброй воле предложить вам мирное соседство и провести границы по угодьям. Вам будут озеро и дома, а нам – долина, и лес, и та земля, что за долиной и за лесом, аж до Дивонских гор. Мудро я говорю?
Конь мотнул головой:
– Рах! Рах! Мудро, ваша сокрушительская светлость!
Магава снова обратился к Сизу:
– Скажи своим землякам: я жду вас завтра ровно в полночь, когда луна повиснет над пущей. Передай своим: нас, пещерных воинов, несчётная сила, нас тьма, тысяча и ещё миллион. Полками выходим мы наверх, мы появляемся где угодно, через норы и ущелья, где только есть горы и скалы. Также передай своим: если вы только шевельнёте пальцем против нас, если не придёте в долину, мы сразу же…
Он ещё раз натянул лук и выпустил стрелу – прямо в стену каменной пещеры. И снова – чёрная вспышка, грохот взрыва, забушевало пламя, охватило огнём всю стену; раскалённые камни треснули, обвалились, и Сиз увидел: за этим обвалом, в чёрной стене открылись высокие ворота, и десять или двадцать отрядов копьеносцев широким шагом вступили в зал.
Кто знает почему, от гари или от тьмы копьеносцев, в зале сразу потемнело, да и всё вокруг поблекло, изменилось, полиняло на глазах: Магава сразу стал зловеще-серым, а конь его – бурым и мохнатым, как старый медведь.
Такая же тяжёлая мгла и тишина повисла и над Сизом.
– Мне надо подумать, – сказал Сиз.
Он полез в карман, вытащил кисет и хотел было закурить (а трубку он всегда разжигал светлячком). Но только нащупал гнилушку, как Магава вдруг отшатнулся, конь его тяжело фыркнул и в пещере прокатился голос:
– Назад! Не нужно! Спрячьте!
«Хм, чего это они? – удивился Сиз. И тут же мелькнула догадка – Ага, светлячка моего, злодеи, испугались!»
Три копьеносца быстро подступили к Сизу, чтобы немедленно отвести в яму. И они бы его повели, но вдруг у всех над головами резко и пронзительно крикнула птица:
– Кр-р-р! Куа!..
Магава вздрогнул, хищно понюхал воздух:
– Дух, дух, дух!.. Тут был ещё один чужой дух! Чужой, злодейский дух – чуете?!
Не шевеля бровями, Сиз глянул одним глазом вверх и заметил: в горьком чаду, под потолком тревожно промелькнула и спряталась тень его верной доброй кукушки.
Конь замотал головой, зафыркал, засопел ноздрями. А Магава тяжело топал ногами:
– Кто тут был ещё? Кто? Облазьте, обнюхайте, обшарьте все углы!
Воины стукнули копьями и быстро увели Сиза. В последнее мгновение Сиз повернулся и не узнал огромной пещеры: она стала узкая и чёрная, а в кресле сидел закутанный в чёрный плащ худой взбешенный воин-ворон (из-под плаща выглядывали его ноги с когтями-шпорами), а над ним стоял весь окутанный дымом вороной, как ночь, дикий конь-тарпан.
«Дурман! Обморочили! – удивлялся Сиз. – Тут всё ненастоящее, всё превращается, всё меняет свой облик!»
Сиза кинули не в яму, а в тёмную боковую нору.
Тут ему было лучше: видно, что делалось в ближних подземельях. Напротив его норы открывалась тёмная пещера, вся прокуренная дымом, как кузня. На дне её два пещерных страшилы разводили огонь. А кто-то маленький, седой сидел под стеной в углу и плакал, горько всхлипывая.
Сиз вытянул шею, присмотрелся – да так и замер. Ведь в углу сидел… седой и глуховатый дед Лапоня. Как, когда, каким образом он попал под землю? Поймали его, притащили силой? И что с ним сделают?
Дед сидел, распутывал на коленях своё немудрёное рыбацкое хозяйство – лески, крючки, поплавки. Распутывал и плакал. А пещерные приблуды раздували огонь, гоготали и бахвалились: сейчас мы будем, дед, поджаривать тебе пятки!
Сиз XII поднялся на цыпочки, не верилось ему: неужели они издеваются над глухим, беспомощным дедом?
Лапоня плакал, рукавом утирал безутешные старческие слёзы и распутывал, а может, ещё больше запутывал клубок ниток и лески с крючками. Видно, это распутывание было для него сейчас важнейшим делом, словно на этих нитках, на этой леске держалась все его жизнь. Пещерники гоготали и обжигали концы жердей, чтобы потом заострить их. Со смехом они уже примеривались, показывали, как будут целиться в деда.
Забилась кукушка над Сизовой головой, и ещё сильней заметались мысли в его голове: как помочь себе и Лапоне? Что делать? Хоть криком кричи! Но это же пещера, кто знает на какой глубине под землёй!
Тут послышались шаги, гулкие голоса. Те же два стражника, Квасило и Дрыгайло, снова прикатили немалые каменюки, загородили вход в нору и улеглись.
– Ну что, брат Квасило, ты слышал, как наш Магава напугал этого маленького усача?
– Да слышал. И я сам хорошенько испугался, когда Магава бухнул стрелой прямо в стену, над моей головой…
– А слышал, как наш сокрушитель хитро и тонко обвёл его вокруг пальца? Сказал, приведи свой народ сюда, в долину, будем владения делить.
– А зачем все это? Я слушал, слушал – и хоть тресни – не пойму.
– Как? Ты не понял? Вот темнота! Да он хочет выманить лесных человечков к скалам, подальше от озёр и от домов, и тут на ровном месте их всех передушить. Разобьёт их, спалит дома дотла, а потом воздвигнет горы, и будет тут царство тьмы и полный порядок: гуляй в пещерной темноте и души себе живых птенцов!
«Ага, вот оно что! Вы пришли к нам крушить и жечь землю! – подумал Сиз. – Ах он чума, ваш сокрушитель! Ах он змей пещерный! А ещё молол мне про наши злые и коварные намерения. И про то, что я тайно посылал своих светляков в ваше разбойничье логово! Вот где брехня и коварство – свет такого не видел!»
Сиз встал, немного отодвинул камень. «Ну, теперь я буду действовать! Где мой огонь?» – он вытащил кисет, а из кисета – дупляную гнилушку, которую всегда носил при себе. В чёрной подземной темноте гнилушка вспыхнула, как живой весёлый огонь. На дорогу для удачи Сиз разжёг трубку (и в тот ж миг испугано захлопала крыльями кукушка, порхая под потолком, ведь она знала, что сейчас произойдёт в пещерах)…
Сиз просунулся между двумя валунами (хорошо, что сторожа приставили их только по бокам). Глянул: Квасило и Дрыгайло мирненько лежали, сложив головы один другому на плечи, и храпели. Потихоньку, осторожно Сиз просунул огонь и ткнул им под самые пики. Мамочки мои! Как они подскочили, как вытаращили глаза, какой страх застыл на их перекошенных мордах! Сиз и не думал, что блеск огня – живого, белого огня! – так ошеломит их, свяжет язык и они вытаращатся, отступая назад, не в силах выдавить из себя ни звука.
А Сиз наступал, наступал на них, светил им огнём в глаза. Они, немые от страха, отходили, отступали в темноту в глубину узкой пещеры. Сиз не спускал с них света, а сам тем часом бочком, бочком, подкрадывался ближе к Лапоне.
Два пещерных страшилы, которые стояли спиной к нему, уже заострили свои жердины и теперь прицеливались, весело подталкивали один другого, мол, кто первый кинет в старого.
Но первым успел Сиз. Он затряс старого Лапоню за плечо:
– Дедушка, быстрее за мной! Бежим!
– А? – глуховато отозвался дед.
– Бегом! Из пещер! За мной!
– Что говорите? – переспросил дед.
Он взялся за свои инструменты, даже мотнул недовольно головой: мол, нет, не мешайте мне, тут так запуталось!.. Мутненькие слёзы блестели на его старческих глазах.
Может, деду дали какого-нибудь забудь-зелья, ведь он Сиза не узнал. И Сиз сердито подхватил его на руки, крикнул в самое ухо: – Бегите! Слышите?.. Вас тут погубят!
Схватил и потянул его за собой.
Побежали какой-то глухой пещерой, вниз, куда-то в глубину. Сиз тянул старого за руку, а тот стонал, тряс бородой:
– Ой, задыхаюсь… не могу, пусти!
«Стой! – велел себе Сиз. – Куда же с ним бежать?» Пещера вела круто вниз, словно к вулкану. «В самый раз! Сбежали!.. Тут столько подземных ходов, что всю жизнь проплутаешь и на белый свет не выйдешь!» В запале Сиз и не заметил, что кукушка давно вьётся перед ним, кружит, поворачивает крылом назад.
Ага, нужно бежать за ней! Она знает дорогу!
Повернули назад.
И тут гул, топот, тяжёлое сопение прокатилось под землёй. Бежали те двое с жердинами, и камни рассыпались у них под ногами. «Вот! – выругал себя Сиз. – Забыл их пугнуть огнём. Забыл в этой суматохе, забыл, старый растяпа! И если они окликнули, позвали за собой пещерников – всё! Пропали мы вдвоём, ещё и кукушка с нами!»
– Ну что, дед Лапоня, попрощаемся? Зашибут нас тут страхолюды!
– А? – прохрипел Лапоня. Он, видно, до сих пор не понял, где он и что с ним происходит.
– Вот сейчас будет нам а, будет и кочерга. Прячьтесь, дедушка, сюда, за этот каменистый пристенок…
Игра в пещерные жмурки. Куда пропал Лапоня? Куа нападает на беглецов. Ещё одна потеря
Они спрятались за высокий гранитный пристенок, а сверху покатились к ним камни, потом с грохотом и рёвом ворвались в тёмный закоулок два пещерных страшилы; слышалось, что за ними шумят, бегут другие.
– Где они, где? – занюхали разом воздух.
Кинулись во все углы и вот – прямо на Сиза. Сиз докурил трубку, сказал: «Кхе, добрый табак!» – и живым огнём им всем под нос.
Снова – та же картина страха и панического отступления. С криком «рах!» и ещё раз – «рах! рах!» пещерные сыпанули наверх, а потом в боковые пещеры, только щебень да искры вылетали из-под лап.
Сиз подтолкнул Лапоню, и они побежали крутой подземной расщелиной, между завалами земли и камней, куда их вела кукушка. Крики, голоса катились по всем переходам и пещерам, вся огромная гора, изрытая норами до самых корней, как муравейник, забегала, зашевелилась, заходила ходуном. Теперь бегство Сиза и Лапони напоминало смертельную игру в жмурки. Они кидались в один туннель – и натыкались на страшил. Сиз отпугивал их огнём и бежал с Лапонею в другую сторону, глядь – вываливались из какой-то пещеры новые преследователи. Продирались узким лазом, бежали дальше от гула и топота – и снова натыкались на мечи. Пещерное воинство немного опомнилось, угрожающе ревело, кидало в них камни, а некоторые метали копья, скалывая стены пещер. Жмурки становились всё страшнее, ещё немного – и их убьют, не поможет и огонь. Наверное, это лучше всех понимала кукушка: она кидалась под потолок, вела их то вверх, то вниз (а все это происходило в темноте), и вот незадача – пропал Лапоня! Он, бедный, стонал, задыхался, бессмысленно тряс, крутил бородой – и вдруг исчез. Кто знает, может, его подбили камнем, может, прикололи копьём, а может, он упал, провалился в подземную яму. Сиз остановился и крикнул с волнением:
– Дедушка! Дедушка! Где вы?
Бесполезно. Глухая каменная гора, глухой на оба уха дед. Голос канул куда-то в темноту и пропал.
Ещё раз оглянулся, ещё позвал Сиз, раздражённо подумал: «Ну, где он? Пропадёт же старый лунь!» А кукушка билась, звала Сиза – скорее, скорее, он обступают нас со всех сторон!
И Сиз кинулся за кукушкой.
Бежал он такими запутанными лабиринтами, то возвращался назад, то пролазил каменными глыбами, то перебегал карнизом над страшными провалами, что если бы не кукушка, его добрая проводница, никогда бы не выбрался он живой из этого пещерного царства. Раз пять его окружали, заваливали дорогу обломками скал, кидали копьями и оторвали ему добрую половину рубашки – всю полу аж до подмышки, но кукушка каждый раз находила какую-нибудь, хоть маленькую, хоть едва заметную щёлочку, выводила Сиза из опасности.
Ґвалт, перекличка, суматоха остались где-то глубоко внизу, а Сиз топал потихоньку вверх и вот увидел вдалеке какое-то серое мерцание. В пещере словно развиднелось, посветлело, стало видно мрачные, зазубренные очертания стен; ещё ниже, казалось, нависали над ним тяжёлые каменные своды, и вдруг – вон, вон впереди! – заголубело круглое окошко, проём, выход из проклятых пещер! «Ага, сизая голубка! Живём! Выбираемся на вольный свет!» Сиз, оборванный, потрёпанный Сиз, хоть и был до невозможности уставший, хоть и сильно прихрамывал, ведь он разбил себе колено, а тут не сдержался, подкрутил усы и, если бы немного больше ему сил, так и прошёлся бы королевским шагом, как учил его Чублик: оп-ля-ля!
Выскочил из пещеры.
Небо, луна, звёзды – живой, родной мир раскинулся перед ним!
Одним взглядом Сиз охватил весь широкий простор, что лежал перед ним в обширной долине. Лес, глухая тёмная пуща, Кабанья речка, а далеко за ней – ночное мерцание озёр. Там дом!
Сиз отодвинул куст, который закрывал вход под землю, и кивнул кукушке: «Ну что ж, айда, сизенькая, полетели – напрямик, через лес!»
Только он сделал шаг, как над головой каркнуло:
– К-р-р! Куа-а!
Откуда она взялась? Как? Зловещая птица словно сидела тут над ухом и с хищным нетерпением ждала их. Сиз не успел и пригнуться, как она крикнула, кинулась сверху, захлопала крыльями. Вихрем пронеслась над самой головой, чуть не вогнав ему когти в тело. Сиз отшатнулся, а Куа рухнула камнем вниз, а потом вздыбила крылья стоймя и резко кинулась вверх. Снова расправила крылья и крикнула с неба.
А в этот час…
Кукушка, такой маленький напуганный комочек, как она билась, как кружила над Сизовой головой, будто заклинала, отгоняла собой грозную тень хищной птицы – прочь, прочь, исчезни, иди червям на поживу!
Но Куа летела, падала вниз. И тогда, как это было над домом, кукушка метнулась ей навстречу.
Они встретились над скалой, в небе, и тут началось.
Хищная сильная птица и маленькая кукушка, они вихрем замелькали в небе. Куа наседала, вскрикивала, растопыривала когти, она гнала кукушку к скале, к острому утёсу. Но в последний миг над скалой кукушка уворачивалась, а за ней – треск и злобный клёкот. Куа с размаху билась грудью в утёс, перья летели наземь, и капала кровь на камень. Куа ещё злее нападала на маленькую пташку, сбивала её ветром, доставала когтями, захлёстывала клёкотом.
Сиз видел с земли: беда! Изнемогает его защитница! Одно крыло сломано, и какой-то смертельное отчаяние в её последних движениях.
И тут когти настигли бедную птаху. С тихим писком-прощанием кукушка кинулась вниз, прямо на скалу, увлекая с собой и хищника. С тяжким свистом Куа ударилась об камень. И больше уже не дёрнула крылом.
Сиз знал: нужно уходить, бежать скорее с этого места.
А небо светлело, бледнело, луна катилась за гору, веяло из долины свежим утренним ветерком. И Сиз с тревогой подумал с: не успею! Скоро выйдет солнце и тогда… Кто знает, что тогда будет с ним.
Уже не вела его кукушка (и никогда не прилетит она, добрая бессонная его пташка, не будет куковать, будить его вечером). Бежал, ковылял с горы, постанывал (болело разбитое колено), зажмуривал глаза от страха, когда перескакивал над крутыми обрывами, снова падал и обдирал себе ноги, но не останавливался, хотел скорее достичь леса.
Гора наконец кончилась, и он сказал себе: «Ну ещё немного! А там – в кусты, под деревья!»
Он был такой уставший, что голова падала с плеч. Однако поднял глаза, глянул на далёкую равнину. Из-за синей полоски леса вставало солнце. Оно было слепяще-яркое и красное.
Заслонившись ладонью, Сиз побежал лесом, и что-то мелькало у него под ногами, потрескивало, он и не разбирал дороги, бежал наугад. Долго шумело ему над ухом, и он сначала не понимал, или это гудит всё тело от усталости, или что-то звенит в лесу. Прислушался. Кажется, плескала за корягами вода. Неужели речка? О, так вон же чёрные сожжённые сосны, а за ними – Кабанья речка!
У Сиза ещё хватило сил добраться до берега, и тут он упал на мох. Его свалила усталость, неодолимое сонное изнурение.
Вышло солнце, закурился туман между деревьями.
Сиз спал, а всё равно настороженным ухом слышал: кто-то барахтается, стонет в воде, выбирается на берег. Может, дикий кабан? Лось? Еле-еле разлепил веки.
Из воды лез на берег мокрый, весь оборванный дед Лапоня.
– Дедушка? Это вы? Откуда вы, как?!
Лапоня тоже заметил кого-то живого, протянул руки, хрипло взмолился:
– Сынок, помоги, вытащи…
Сиза он, видно, не узнал, да и вообще ничего не видел под слепящим солнцем. Опёрся на Сизово плечо, похромал, неуклюже полез на крутой берег.
Вылезли вдвоём на мох и, вконец обессиленные, упали.
– Дедушка, как вы тут очутились? Каким чудом?
– Ох, сынок, – прохрипел дед, – со мной такое было! Сидел я на берегу, распутывал сети на рыбу. Когда «рах!» – выскочили с кустов какие-то чудища, мешок мне на голову и понесли в пещеры. Гоняли меня там, гоняли, аж пока не упал я, не провалился в расщелину. Бултыхнулся – и по шею нырнул в речку! Да хорошо, что я старый и лёгкий, как сухая конопля, вода и понесла меня, понесла под каменными челюстями и уже туточки, за соснами, выкинула на свет.
В сонной голове Сиза мелькнуло: «Лапоня… Пещеры… Давно стоусы говорили, что Кабанья речка вправду вытекает из-под гор. Может, она и вынесла из пещер деда Лапоню, который упал тогда в подземное русло, в ручей». Воспоминание о страшных пещерах разбудило Сиза. Не хотел, да принудил себя поднять голову. Долго моргал, протирал невидящие на солнце глаза и вот разглядел: на той горе, где билась его кукушка с хищной птицей, вылетали один за другим из пещер косматые страшилы в накидках. Трясли копьями и горланили в долину:
– Рах! Рах!..
Сейчас они кинутся обнюхивать землю, нападут на Сизов след и помчатся лесом – в погоню!
Надо было вставать, убегать, спасаться.
Но голова сама липла к мягкому мху. А изнуренный Лапоня беспробудно спал, свернувшись сивым клубочком. Сиз только подумал: «Где Вертутий, где Чублик, они бы не дали пропасть». Да ещё вспомнилось ему:
«Эх, если б сейчас чашку кофе, чтобы Мармусия своей рукой… Коро-хоро… два глоточка всего… Они бы сразу подняли на ноги, они бы влили такой живительной силы».
И пока он чмокал, сонный, облизывал губы, толпа здоровил уже катилась с горы, оглашая лес дикими криками.
Мармусия с веслом на озере. Трое на челнах. Кто быстрее – те или она?
Мармусия приготовила две чашечки кофе и внесла в кабинет:
– Прошу вас, Сиз Двенадцатый. Сегодня пейте кофе с маленьким сюрпризом: я вам всыпала немножко молотых семян настурции. Попробуйте, аромат необычайно тонкий.
Глянула – Сиза в кресле не было. Не дымила, как всегда, его трубка, и голубые кольца дыма не вились над головой.
Мармусия холодно и удивлённо повела бровью. Она любила точность: именно сейчас Сиз XII выпивал две чашечки коро-хоро.
– Сиз, где вы? Кофе остывает.
Выглянула в коридор. Все двери в музейных залах были открыты, немо и отчуждённо горели в глубине одинокие фонарики и веяло из длинных тёмных галерей какой-то настороженной пустотой.
Мармусия нахмурилась. Её охватили недобрые предчувствия. Она быстро прошлась коридорами, заглянула в один зал, в другой.
Нигде ничего не было.
Только валялся на полу раздавленный кусок берёзового пенька-гнилушки. Почему на полу, почему он раздавлен? А это что? Она пригнулась и вот – ни что иное, как кто-то потоптался, кто-то оставил знаки – следы огромных подошв.
Мармусия заволновалась сильнее, хоть и умела (ведь так была воспитана смолоду) сдерживать свои чувства.
Накинула чёрный платок и, высокая, в длинном, строго пошитом платье, вышла из дома. А тут – новая находка. Лежал на земле разбитый фонарик, и кто-то притоптал мельничку. Не хотела, а оно само представилось ей: горелый лес, толпы диких бродяг, что шныряют, прячутся в тёмных чащах и подстерегают стоусов.
Взяла весло и пошла. С твёрдым намерением – позвать Вертутия, он чем-нибудь поможет.
Зацокали её каблучки на лестницах к озеру. Ночь была тёмная, туманная, однако Мармусия издалека заметила какую-то неуклюжую фигуру возле перил. Тонким обострённым обонянием (а душилась она лучшими духами из Юхландии) она почуяла: тот, кто стоит возле перил и понуро смотрит на озеро, пахнет нечёсанной шерстью и ещё чем-то горелым.
«Это он! Пещерный бродяга!» – догадалась Мармусия.
Но она была настолько воспитана, что не могла просто так подойти и сказать: «Прочь отсюда!» Нет, она гордо и холодно проронила: «Что вам нужно тут, непрошеный гость?» – и лишь после этих вежливых слов навернула его веслом.
Понурый соглядатай сразу подпрыгнул выше перил.
«Ай, ай! Рах!» – зашёлся таким дурным криком, что ночь вздрогнула от его голоса, а он мелькнул, перевернулся в воздухе и так дунул под гору, аж пыль столбом за ним.
Мармусия вытерла платочком руки, быстренько окропила себя духами и сказала: «Фу, какой неряха! Видно, сто лет не умывался!» – и гордо пошла к озеру.
Подобрала платье, села в чёлн и с тем же гордым видом поплыла.
Луна рано села за гору, ночи стояли тихие, тусклые, и вода тёмным блеском мерцала в заливчиках.
Поплыли камыши, кивая ей метёлками-султанами, тревожно квакнула жаба, крякнула испуганная утка. И тогда Мармусия услышала, как кто-то будто храпит над берегом, бежит, мнёт осоку, не отстаёт от челна. Вот оно, на берегу, стало в камышах, сверкнуло на воду двумя голодными огнями и тоскливо затянуло:
– Ову-ову-у, рах, рах!
«Гляди! Одного весла тебе мало, непрошеный гость!»
Остановила чёлн.
– Слушайте! – сказала негромко Мармусия. – не могли бы ли вы лучше уйти по-хорошему, чтобы я не душила себе руки ещё раз?
Она подняла весло.
Блеск весла напомнил наглецу что-то очень неприятное: в камышах айкнуло, как от раскалённого жала, и с треском погнало в густые заросли.
Мармусия взялась за весло и поплыла быстрее, но, даже за греблей, она не склоняла своей гордо выпрямленной спины.
Выгребала широкими и сильными движениями, смотрела вперёд, думала про Сиза, как думает мать про маленького ребёнка: «Как же он там? Без кофе, без подушки… и даже шарфик забыл?..»
Впереди засерела запруда, вздымаясь в небо крутым горбом. И кто-то шёл с запруды, гомонил, спускался к воде, слышалось два или три голоса. Один голос был ребячий, быстрый и весёлый, другой – очень солидный, густой, с добродушным рокотанием в горле. Нет, шли всё-таки двое: спускались к Нижнему озеру, несли на себе лодку. Вот они поставили долблёнку на песок, передохнули, и тогда солидный кивнул на озеро:
– Кхе-кхам… А глянь, Чублик, кто это подгребает к нам?
Теперь Мармусия узнала: Вертутий!
Вот как оно бывает: хорошее сердце само чует, когда кто-то из близких в беде. Мармусия плыла сюда, а Вертутий с Чубликом – к Мармусии, и вот они встретились на полдороге.
– Ну что там у вас? – спросил Вертутий. – Мне что-то так неспокойно и плохо было на душе, проснулся, ухо повернул к окну, слышу: э-э, даже мельницы совсем не теми голосами гудят. Кабы бы не гроза, думаю. И эти несуны не дают мне покоя: что они тащили берегом, куда бежали? Сели мы с Чубликом, поплыли к вам. А как вы там, что на вашей стороне, Мармусия?
Вертутию очень не понравилось то, что он услышал от Мармусии. Кто же это разбил фонарь, сломал его мельничку (и ещё какую мельничку – ту, что крутилась наоборот, против ветра!), а потом угрюмо топтался на тёмных лестницах, кого он высматривал?
Они побеседовали немного и договорились: ехать вместе к Варсаве.
Гребли теперь мужчины, ведь уже развиднелось, нужно было торопиться. Ночь расступалась широко, просыпались птицы, звёзды гасли и канули в неизвестности (или, как говорили стоусы: светает, вон петухи уже склевали всё золотое пшено на небе).
Они гребли и гребли без передышки; лес отступил, уже раскинулись перед ними широкие луга, где стелился над травами редкий туман, и тогда Чублик взмахнул рукой:
– А это что, смотрите!
На песке лежал перевёрнутый чёлн деда Лапони. Кто-то поломал и весло, и дедовы удочки; кто-то, видимо, ударил, надвое разбил об камень и его деревянное ведёрко.
Вертутий выпрыгнул на берег.
Э-э, да тут тоже какие-то следы, не иначе проходили страхолюды.
Чублик позвал деда, показал: нужно не к Варсаве, а быстрее плыть к Кабаньей речке, вон в ту сторону, куда ведут следы!
Мармусия подменила Чублика и гребла с такой силой, что сам Вертутий вспотел, лишь бы поспеть за ней. А впрочем, было отчего поторапливаться: эти наглые следы разбоя в доме-музее и тут над озером! Разве такое можно терпеть – у себя дома, на своей земле! А ещё – рассвет, который вот-вот наступит, изнурённым сном смежит им глаза.
Круто развернулись, пропустили вперёд Вертутия и погнали долблёнки Кабаньей речкой, против напористого течения. Тут все напоминало Чублику про его недавние приключения: как они убегали с Сизом сквозь горелый лес, как спасались под водой, как напугали в челне того же деда Лапоню.
Хоть и очень спешили, но рассвет опередил их. Заголубело небо, светлее, просторнее стало в долине, багряные петухи взмахивали крыльями на востоке, разгоняя оставшиеся пряди темноты. И вот из-за леса выкатилось большое, слепяще-яркое солнце.
Мармусия сразу накинула на лицо чёрный платок, стала неприступная, как мавританка. Чублик и Вертутий заслонились от солнца ладонями. Грести стало тяжело: сон, разморенность, усталость тяготили, страшной тяжестью навалились им на плечи и руки, и Чублик не замечал, как он, уже совсем сонный, склонился, клевал носом в колено. Он тут бы и заснул, но что-то – чужое и страшное – разбудило его.
Силой, просто насильно приоткрыл себе веки.
Вертутий и Мармусия ещё гребли (тяжело, вслепую, раз за разом тыкаясь лодками в берега), но вот и их что-то насторожило.
С горы, от Щербатых скал гулом, эхом катились в долину дикие переклички, рёв, топот. Чублик знал, что всё это означает: с таким шумом начинали погоню те лесные приблуды.
– Это они! – сказал Чублик. – Те, что гонялись за нами!
Теперь все трое увидели: здоровилы в косматых плащах-накидках летели, прыгали через кусты, неслись долиной к Кабаньей речке. Видно, что-то их очень привлекало там, на берегу. Пещерники мчались наперегонки, чуть не разрывались.
– Туда! – сказал Вертутий.
Он сел за весло, а Мармусия тут же вытащила из-под платка какой-то маленький узелок, и на её ладони вспыхнули ярко-красные ягоды.
– Быстро! Пожуйте немного! – она тыкала каждому в рот этим мягким пучком. – Это ягоды нашего лесного лимонника, они отгоняют прочь сон и возвращают силы.
Чублик, ещё сонный, вяло пожевал губами, и вдруг – гляди! Кислый, терпкий сок будто разлился по всему телу, глаза у него раскрылись, в мыслях и в целом мире ему сразу посветлело.
– Давайте я погребу!
Он теперь видел: кто-то лежал на берегу головой в кусте и спал себе беззаботно, ни про какие беды, наверное, не ведая. Нет, даже не один лежал, а двое, и к ним мчалась сверху толпа здоровил, грозя дубинами и копьями.
Здоровилы заметили одну, а потом и другую лодку, заревели сильнее и кинулись наперегонки, чтобы загородить дорогу к сонным. Началась страшная гонка – кто быстрее! У Чублика аж потемнело в глазах, он стал во весь рост, грёб и грёб веслом, грёб ошалело и беспамятно, сухой огонь жёг ему руки и лицо, а тут рёв и треск, который приближался, а тут крик Вертутия:
– Сынок, давай! Давай, сынок! Кхем!
Наверное, рёв и стремительный топот разбудили одного из тех, кто спал над речкой. Он в сладкой дремоте поднял голову, невидяще уставился в небо. Кто б не узнал теперь нашего доброго знакомого – белые усы серпом и трубка, которая свисала аж до груди!
– Деду, это же Сиз! Это наш Сиз, деду! – закричал и в слезах засмеялся Чублик.
– Давай, сынок! Давай, в пень и в колоду их! – стиснул зубы Вертутий.
Они гребли изо всех сил, долблёнки аж подпрыгивали на воде, но видно было: здоровилы обгонят их, опередят, первыми доберутся до тех, до двоих сонных.
