Текст книги "Князь Святослав II"

Автор книги: Виктор Поротников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Так я же черниговский воевода.

– Иль у князя своих воевод мало?

– Мало-немало, а еще один не повредит. Слушайте меня!

Гремысл построил киевскую пешую рать большим прямоугольником, впереди поставив копейщиков, а по краям – лучников. И в таком строю повел к косогору, за которым скрылись табуны степняков и дружина Изяслава…

Киевские дружинники уже вовсю рубились с половцами, когда в спину степнякам ударила Святославова дружина. Половцев было гораздо больше, но царившее в их стане смятение мешало использовать это преимущество. Хан Искал пытался собрать своих батыров, но его никто не слушал. Беки и беи, каждый сам по себе, вели в сражение свои полуконные-полупешие сотни, пытаясь отбросить русичей от своего становища.

Вид наступающих с двух сторон русских ратей окончательно лишил половецких военачальников мужества. Они повернули коней и устремились к дальним спасительным перелескам, за которыми текла Десна. За ней половцы оставили свои повозки, семьи и скот, за ней расстилались степи.

Русичи гнали и рубили бегущих половцев. Равнина на многие версты покрылась телами убитых.

Изяслав предложил прекратить преследование, поскольку враг разбит наголову. Но Святослав стоял на своем: гнать поганых дальше и захватить их вежи со всем добром.

– Второй раз Искал на Руси разбойничает, нельзя этого пса живым выпускать, чтоб другим неповадно было! Попленим жен и детей половецких, греки и булгары отсыплют нам серебра за невольников. Табуны половецкие поделим. Дружинники наши ханским добром обогатятся, золотом да узорчьем всяким. Неужто у хана и его родичей в шатрах взять нечего! Святослав глянул на своих бояр.

Загалдели бояре черниговские, соглашаясь с князем. К ним присоединили свои голоса и киевские воеводы. Дело верное: зачем с пути сворачивать, коль богатство само в руки идет!

А Святослав подливал масла в огонь:

– Не смогут поганые уйти от нас с повозками и стадами. Воинов мы истребим, а жен и дочерей половецких голыми руками возьмем. К тому же наверняка томятся в неволе пленные русичи. Негоже нам братьев-христиан в беде бросать!

Не стал Изяслав спорить, и русское воинство двинулось в погоню за половцами.

Конные дозоры широко рассыпались впереди, отыскивая следы. Княжеские дружины шли споро на рысях, следом скорым шагом поспешали пешие полки.

За Десной русичи то и дело натыкались на сожженные села, вытоптанные поля и огороды. На местах стоянок половцев лежали загнанные лошади и убитые пленники.

– Плохи дела у поганых, коль своих не жалеют и вынуждены бросать желанную добычу, – заметил Святослав и зловеще добавил: – А будут и того хуже.

У реки Сейм настигли наконец русичи орду хана Искала.

Составили степняки в круг свои повозки и отбивались отчаянно. Но пересилила русская сила половецкую. Семь тысяч половцев полегло в битве, среди них много знатных беков.

К хану Искалу прорвался в сумятице сечи горячий Роман Святославович. Но опытен и отважен был хан Искал: снес бы он голову храброму юноше, да вовремя подоспел дружинник Святослава варяг Инегельд. Дбвко отбивал он удары ханской сабли своим длинным узким мечом и, уловив момент, поразил хана. Завалился мертвый Искал на круп своей лошади, и понесла кобылица его бездыханное тело прочь из кровавой круговерти в степь, запорошенную первым снегом, откуда пришел ее хозяин и куда не суждено было ему вернуться.

Победоносное русское войско вступило в Чернигов, отягощенное добычей. Черниговцы глядели, как по улицам города вели пленных степняков в цветастых коротких кафтанах и замшевых штанах. Половчанки прятали лица в яркие шали. Матери прижимали к себе черноглазых детей, испуганно озираясь по сторонам. У девушек в косах позванивали маленькие колокольчики.

По случаю победы Святослав закатил пир.

В самом большом зале княжеского терема были накрыты столы, за которыми восседали оба князя со своими боярами. Присутствовали на пиру и сыновья Святослава. Обнажив мечи свои в сече, юные Святославичи как бы сравнялись со старшими дружинниками отца. И хотя больше остальных отличился Роман, бросившийся в битве на самого хана, смелость и ратное умение его братьев также были оценены по достоинству.

Было выпито много хмельного меду за здравие князей, за их сыновей, за единство корня Ярославова. Когда захмелевшие гости запели здравицу черниговскому князю, Изяслав наклонился к брату и тихо произнес:

– Порадовал бы нас сказаниями Бояновыми, повод тому подходящий.

Святослав с гордой улыбкой утер усы.

– Отчего же не порадовать гостей именитых. К тому же эдакий песнетворец только у меня и есть. Эй, слуги, позовите Бояна!

Гости примолкли, когда в гридницу вступил высокий осанистый старик в простой одежде, через плечо у него висели гусли на широком ремне. То был знаменитый Боян, сказитель и певец. Поклонился гусляр князьям и боярам, затем неторопливо перекрестился на образа. Челядинцы усадили его на видном месте, поднесли пенного меду чашу. Осушил чашу Боян, утерся ладонью и положил гусли к себе на колени.

Пробежали по струнам узловатые пальцы, и полилась дивная певучая мелодия. Вдохнул певец полной грудью и запел:

 
То не ветры клонят дерева могучие,
То не громы гремят в поднебесье,
То ведет свои рати храбрый князь Мстислав
Да от синя-моря в горы касожские.
Заступили русичи на земли кубанские тяжкой поступью,
Тяжкой поступью да с конским топотом…
 

Повел Боян сказ про времена стародавние, про тмутараканского князя Мстислава Владимировича. Воинственный нрав имел князь Мстислав, тяготился он мирной жизнью и примучил в походах все окрестные народы.

Самым упорным противником Мстислава был касожский князь Редедя.

Сошлись однажды на поле брани две рати, уже и колчаны были отворены, и луки натянуты, как вдруг прискакал гонец от касогов. Предложил Редедя Мстиславу не губить воинов понапрасну и сойтись один на один в честном поединке. Победителю достанется земля побежденного, его жена и дети. Мстислав ответил согласием.

И вот схватились два князя врукопашную на виду у своих войск. Силен был богатырь Редедя, и почувствовал Мстислав, что изнемогает в схватке. Тогда он выхватил нож из-за голенища сапога и ударил Редедю прямо в сердце. Рухнул замертво касожский князь к ногам Мстислава.

Все в гриднице, затаив дыхание, слушали сказ Бояна: и гости именитые, и челядь, столпившаяся в дверях. Известен был Боян не только в Чернигове, но и в Киеве, Смоленске, Переяславле и далеком Новгороде. Не было ему равных среди песнетворцев на Руси.

Еще совсем юным начал Боян слагать песни и исполнять их на княжеских застольях. Многому в своих песнях Боян сам был свидетелем, ибо в дружине княжеской проделал не один поход. С годами отошел от ратных дел, так как ослаб глазами после ранения в голову.

Закончив первый сказ, Боян затянул другой о совместном походе Ярослава Мудрого и Мстислава Храброго на ляхов, захвативших червенские города. Крепко бились с русичами воины польского князя Мешко, но были разбиты наголову. С победой возвратились русские князья домой, заключив с Мешко выгодный мир. Польский полон князь Ярослав расселил по реке Рось, а Мстислав – по притоку Десны реке Вереп: пусть обороняют Чернигов с юга.

Слушал Бояновы сказания князь Изяслав и невольно начал хмуриться.

Красиво славит Боян Ярослава Мудрого, но только после брата его Мстислава. Мстислав у Бояна всюду на первом месте: и храбрец отменный, и на милость щедр, и на злобу не памятлив. Ярослав Мудрый при Мстиславе выглядит более советником, нежели равноправным правителем.

Изяслав видел, с каким удовольствием внимают Бояну бояре черниговские и брат его Святослав. Понимают, что скоро и про них сложит Боян славную песнь, не обеднела ратными людьми черниговская земля.

«Святослав по отцу Ярославович, как и я. А тянется он душой к памяти и славе дяди нашего Мстислава», – размышлял Изяслав, откинувшись на спинку стула.

Оно и понятно: память о Мстиславе будет жить в Чернигове вечно. Мстислав поставил этот город на Десне вровень с Киевом, построил здесь великолепный Спасо-Преображенский собор, где и обрел после смерти последнее пристанище.

Дружинники-варяги после кончины Ярослава Мудрого почти все перебрались к Святославу в Чернигов, не считая Шимона и Торстейна, которые ушли ко Всеволоду в Переяславль.

Варяги всегда были в чести у Святослава. Вот и на этом пиру по правую руку от черниговского князя сидит свей Инегельд. Что и говорить, отличился он в битве с половцами! Такой витязь и Изяславу пригодился бы. На почетных местах сидят и белобрысый Руальд с раскрасневшимся от вина лицом, и длинноволосый невозмутимый Регнвальд, женатый на дочери боярина Веремуда. Тут же и задира Фрелаф, и огненно-рыжий Иллуге, бежавший за какие-то грехи от короля норвежского, и угрюмый Сигурд из страны данов. Все отъявленные сорвиголовы, хваткие до злата и жадные до сечи, но Святославу такие всегда были по сердцу. Потому и дружина у него не чета киевской!

Совсем испортилось настроение у Изяслава от таких мыслей.

Получается, что как старший брат он удостоился лишь чести занимать стол киевский. Лучшие отцовские дружинники ушли от него к Святославу и Всеволоду, видать, не ждут от Изяслава ратных подвигов и желанной добычи. Супруга во всем мужу перечит, только и слушает, что ей польские вельможи нашепчут. Глядя на братьев, Изяслава и тут зависть берет.

Всеволод со своей женой живет в любви и согласии. Анастасия родила ему двух дочерей-красавиц и сына смышленого.

Святослав, хоть и потерял не в срок первую жену, зато Бог послал ему четырех сыновей как на подбор и дочь пригожую. Вторая жена ему еще сына родила и сколь еще родит – молода. Ну, а не родит, не велика беда. Святославу и без того есть на кого удел свой оставить. Ода же до чего мила и мужу послушна, сыновья со Святославом почтительны, бояре слова наперекор не молвят, а с епископом Гермогеном Святослав и вовсе не считается. Истинный самовластец!

У Изяслава одна радость – его младший сын Ярополк. Шестнадцать лет недавно исполнилось. По красоте нет ему равных среди сверстников. Нрав у Ярополка кроткий, сердце отзывчивое, и, главное, тянется он больше к отцу, а не к матери в отличие от старших братьев своих. Те полностью подпали под влияние Гертруды.

Старший сын Мстислав на брани резв, но вместе с тем и жесток до того, что иной злодей перекрестится, на его зверства глядя. Не может понять Изяслав, в кого его старший таким уродился. Не иначе, в родню с материнской стороны, а может, и в саму Гертруду. Ей бы порты мужские да меч в рученьки белые, пролила бы она кровушки христианской!

Средний сын Святополк увалень увальнем. Ни слова сказать, ни шагу ступить без совета не смеет. И главная советчица Святополка – мать. Ее речами говорит, ее головой мыслит. Когда же пришла пора Святополку стать мужчиной, Гертруда сама сыночку девицу для постельных утех подыскала из своих служанок-полек. Изяслав тут поделать ничего не мог. Спорить с женой бесполезно, лучше уступить ей старших сыновей, лишь бы она оставила в покое младшего, не настраивала Ярополка против отца.

Дочерей от Гертруды Изяслав уже не ждал, какие дочери в ее-то тридцать восемь лет.

Всеволод слывет образованным человеком, любой посол иноземный о нем слышал. Еще бы, родственник византийских императоров! Греки с дарами постоянно пороги обивают в Переяславле. Так бы польский князь Изяслава почитал. Но от родичей Гертруды даров не дождешься, те сами норовят урвать что-нибудь. Святослава знают в Царьграде и Европе как воинственного князя, потому и шлют к нему послов император византийский и король германский в обход киевского князя, чем попрекает Изяслава Гертруда. Вот и выходит, что лишь богатством превосходит Изяслав своих братьев, а они его удалью воинской, умом и размахом в делах. При эдаком превосходстве они скоро и златом-серебром превзойдут князя киевского, ведь честолюбия не занимать ни Святославу, ни Всеволоду.

Ода

(1066) 3 февраля умер Ростислав в Тмутаракани.

Повесть временных лет

Зимовал в Чернигове фряжский[69]  [69] Ф р я г и – так на Руси называли итальянцев.


[Закрыть] купец Джованни Брага. Был он частым гостем в тереме черниговского князя. Святослав любил послушать вечерами рассказы знающих людей про заморские страны, про обычаи тамошние. Брага за свою жизнь повидал немало городов и земель, сам же был родом из города Генуи.

Проявила интерес к торговому гостю и Ода, когда узнала, что собирается Брага по весне идти донским путем на юг к Тмутаракани и дальше, до Царьграда. Задумала княгиня передать через купца послание Ростиславу, упредить любимого, что опять исполняется на него ее супруг.

Написала Ода грамотку, где о грозящей опасности было всего три строчки, а далее княгиня все свои муки сердечные описала и молила Ростислава внять ее совету – повиниться перед Изяславом, взять удел, какой даст ему киевский князь, а там что Бог приведет. Ведь Изяслав не вечен.

Внимание молодой княгини льстило падкому на женщин генуэзцу. Он постарался произвести впечатление богатством своих одежд и изысканностью манер. Разговаривал с Одой генуэзец только на немецком языке, который знал гораздо лучше русского.

Накануне Рождественского поста[70]  [70] Рождественский пост – с 15 ноября (по старому стилю) до Рождества Христова.


[Закрыть] Джованни Брага преподнес Оде золотой перстень с сапфиром, а на Крещение Господне[71]  [71] Крещение Господне или Богоявление – великий двунадесятый праздник, приходящийся на 6 (по старому стилю) января.


[Закрыть] – золотой браслет подарил. Ода в знак своего расположения позволяла генуэзцу целовать свою руку, когда они были одни. Но не ведала Ода, что любвеобильный купец жаждет большего. По наивности своей Ода думала, что пленила черноглазого генуэзца своими чарами и тот готов на все ради нее. Этого она и добивалась исподволь и с неустанной настойчивостью. Однако Ода не учла, что затеяла любовную игру не с юношей, но с сорокалетним мужчиной, уже вкусившим греховного плода. Она и не догадывалась, что Брага, за свою жизнь совративший немало жен, дал себе слово к весне «отпереть восхитительные врата русской княгини своим чудо-ключом». Многочисленные любовные победы сделали генуэзца необычайно самоуверенным.

Однажды Ода отправилась верхом на прогулку, взяв с собой Брагу.

Февраль был на исходе. Снег по обочинам дороги потемнел и осел под лучами пригревавшего по-весеннему солнца. На проталинах желтела прошлогодняя трава.

Княгиня и генуэзец свернули с широкой дороги в узкую сосновую просеку и поехали медленным шагом под стрекот растревоженных сорок.

Ода решила наконец посвятить генуэзца в свою тайну.

Она сказала Браге про письмо, скользь намекнув о своих отношениях с Ростиславом. К ее удивлению, генуэзец вместо безоговорочной готовности передать свиток прямо в руки Ростиславу заговорил о цене, словно речь шла о какой-то сделке. Причем он намекнул, что цена за такую услугу должна быть немалая. По глазам генуэзца Ода догадалась, на что именно тот намекает, но притворилась глупышкой, желая поставить собеседника в неловкое положение.

– Конечно, дорогой Джованни, я щедро тебя вознагражу серебром и мехами, – сказала Ода. – Какие меха ты предпочитаешь? Беличьи? Куньи?

– Я предпочитаю мехам любовные ласки моей княгини, – с лукавой улыбкой промолвил Брага.

Щеки Оды вспыхнули. Она резко натянула поводья и остановила коня.

– Ты забываешь, кто перед тобой, торгаш! – воскликнула Ода и замахнулась плетью на генуэзца. – Это тебе за дерзость!

Плеть свистнула в воздухе, но Брага, заслонившись рукой, ловко поймал конец кнутовища.

– Полегче, княгиня, – серьезно предупредил генуэзец, – а то твой вспыльчивый супруг сегодня же узнает про любовное послание Ростиславу.

Ода даже смутилась от такой наглости. Как она ошиблась в Браге! Кто бы мог подумать, что у такого благородного на вид человека такая черная душа!

– Отныне я поверенный в твою тайну, милая княгиня, – с улыбкой превосходства сказал Брага, – поэтому меня нужно не бить, а лелеять.

Ода рванула плеть, с каким бы удовольствием она исполосовала наглое лицо генуэзца. Брага крепко держал кнут.

– Если моя княгиня будет сердиться на меня, я не стану ей мстить здесь из уважения к ее гостеприимству, – проговорил он, – но отомщу в Тмутаракани при встрече с Ростиславом. Например, преподнесу ему вина с дурман-травой. И твой ненаглядный сойдет с ума.

С этими словами Брага выпустил конец плети. Ода, не мигая, глядела в лицо генуэзцу, ее губы были плотно сжаты. Она словно забыла про плеть в своей руке.

– Князь Святослав в беседе со мной с неудовольствием упоминал о Ростиславе, – добавил Брага, прищурив свои черные глаза. Но он просто возненавидит своего племянника, если узнает, что его жена когда-то грешила с ним. Сколько раз это было, милая княгиня?

– Ты решил исповедать меня? – со зловещим спокойствием произнесла Ода.

– Я спрашиваю об этом лишь из зависти к счастливчику Ростиславу, – быстро проговорил Брага, видя, что Ода повернула коня и поехала обратно.

Генуэзец догнал княгиню и поехал рядом, сдерживая своего жеребца, рвущегося вперед.

– Не гневайся на меня, дорогая княгиня. Я вижу, что оскорбил тебя своим откровением. Я знаю, русские женщины крайне щепетильны в любовных делах, совратить их с праведного пути почти невозможно. Но ты ведь немка, обожаемая княгиня. И судя по тому, что изменяешь своему мужу, женщина без предубеждений. У тебя был любовником Ростислав, может, кто-нибудь еще, я не осуждаю тебя за это. Боже упаси! В той стране, откуда я родом, всякая знатная женщина имеет любовника, а то и нескольких. А над глупышками, хранящими верность своим мужьям, все смеются.

Ода хранила каменное молчание.

Брага продолжал делать попытки разговорить ее:

– Значит, я ошибся, полагая, что красавица-княгиня влюблена в меня. Напрасно тешил себя мечтами…

– Интересно, какими? – не удержалась Ода. Генуэзец словно ждал этого вопроса. Он весь преобразился, в глазах появился блеск, смуглое лицо с острым носом и черной бородкой озарилось радостью, полноватые губы тронула легкая улыбка. О, хитрец Джованни прекрасно знал женщин и умел затронуть именно те струны в их чувственных душах, которые пробуждали опасные минутные влечения!

Цветок его красноречия раскрылся во всем блеске! Генуэзец умело расставлял сети, как проделывал уже не раз, и Ода, сама того не сознавая, запуталась в них. Даже горячее полуденное солнце, казалось, помогало коварному искусителю. Солнечные лучи били в глаза генуэзцу, такие выразительные и красивые, а как сверкали белизной перламутровые зубы Джованни! Как чувственно он причмокивал своими пунцовыми губами. Целоваться с ним, наверно, приятно любой женщине. Впрочем, и слушать Брагу Оде доставляло удовольствие. Поначалу она не хотела себе в этом сознаваться, но после второй или третьей его шутки засмеялась. Потом позволила погладить себя по руке и скоро забыла об их ссоре в сосновой просеке. В такой чудесный день грех сердиться на столь остроумного собеседника! Княгиня и генуэзец неторопливо ехали по дороге. Впереди уже маячили бревенчатые стены и башни Чернигова.

Брага продолжал опутывать Оду своими незримыми коварными сетями. Ведает ли его обожаемая княгиня, что он может сделать ее самой счастливой женщиной на свете!

– Я буду счастлива только с Ростиславом, – сказала Ода.

– И я к тому веду, – вставил Брага.

Оказывается, в Кафе у него есть знакомый вербовщик наемников, а в Суроже[72]  [72] Кафа и Сурож – колонии генуэзцев в Крыму.


[Закрыть] живет богатый судовладелец, его давний друг. Отряд воинов и быстроходные корабли – вот что нужно Ростиславу. Любой итальянский герцог с радостью возьмет к себе на службу такого военачальника, как Ростислав. Не нравится Италия, можно наняться к византийцам, отменные воины везде нужны.

– А как же я? – спросила Ода.

– Ты будешь с Ростиславом. Я помогу тебе бежать из Чернигова в Тмутаракань. Счастье не ждут, моя княгиня, за ним идут даже на край света!

– Я не уверена, что Ростислав согласится служить византийскому императору и тем более какому-то герцогу, – возразила Ода. – Он для этого слишком честолюбив.

– Тогда Ростислав пусть сам станет императором! – проникновенно воскликнул Брага. – У византийцев бывали такие случаи, когда полководцы занимали трон и правили Империей. Например, Василий Первый, основатель Македонской династии ромеев, в юности был конюхом, потом выдвинулся в военачальники, потом выше… Сильный и отважный человек может добиться в жизни всего! Таков ли Ростислав?

– Он таков! – Ода улыбнулась восторженной улыбкой. – Он не станет довольствоваться малым.

– Прекрасно! – Брага хлопнул в ладоши. – Для начала ему нужно завоевать Херсонесскую фему[73]  [73] Ф е м а – административно-податная территориальная единица Византийской Империи.


[Закрыть] в Тавриде, это произведет переполох в Константинополе. Я уверен, и русские князья сразу зауважают Ростислава. Он будет иметь возможность выбирать между Русью и Византией, если, конечно, не захочет основать собственное государство. Признаться, более выгодного места для этого не найти. С юга Тавриду надежно защищает море, с севера – степи, с востока – высокие горы. И главное, там сходятся торговые пути из Европы и Азии.

У Оды закружилась голова от тех картин, какие нарисовал перед ней Брага.

Она, жена Ростислава и княгиня тмутараканская, живет во дворце с фонтанами, из окон которого видно море. Послы и торговые гости каждодневно толпятся у ее трона, подносят дорогие подарки. Рядом с Одой восседает красавец муж, князь тмутараканский и владыка Тавриды. Как удивится такому ее возвышению германский король! Гертруда и Анастасия умрут от зависти! Ода заберет с собой Ярослава и Регелинду. Жаль расставаться с Вышеславой, девушка так к ней привязалась, но всегда приходится чем-то жертвовать ради счастья.

Брага продолжал восторженно описывать, как благодаря ему Ростислав сумеет заручиться поддержкой генуэзцев и графа тосканского, – себя Брага уже видел флотоводцем Ростислава! – как они обезопасят границы тмутараканского княжества от вторжений кочевников, как приберут к рукам устья Днепра и Дона, построят большой флот, возведут крепости по берегам Тавриды…

– Но все это произойдет лишь после того, как моя обожаемая княгиня допустит меня ко всем тайникам своего прекрасного тела, – напомнил генуэзец и призывно посмотрел Оде в глаза. – Это даже не плата за мои будущие услуги, но своеобразный залог доверия ко мне, моя несравненная княгиня.

Оду смутил откровенный взгляд Браги. Она хлестнула коня и поскакала к распахнутым городским воротам, но, обернувшись на скаку, звонко крикнула:

– Я подумаю, синьор Джованни!

* * *

Вечером, закрывшись в своей светлице, Ода еще раз прочитала письмо к Ростиславу. После всех прекрасных возможностей, раскрытых перед нею Брагой, это послание показалось Оде жалким и лишенным всякого смысла. Да Ростислав скорее умрет, чем склонит голову перед Изяславом!

Ода сожгла письмо и села к окну, обдумывая текст нового послания к любимому. Ей хотелось передать в нем все услышанное от Браги сжато и, главное, убедительно, а у нее между тем из головы лезли сплошные признания в любви. Вот если бы Брага сам написал письмо Ростиславу…

Нет, пусть лучше он расскажет все Ростиславу при встрече с ним. Зачем писать, когда можно сказать. С другой стороны, если Ода окажется в Тмутаракани вместе с Брагой, что помешает ей самой поведать обо всем? Ода представила удивленные глаза Ростислава и улыбнулась. Впрочем, рассказать так, как умеет Брага, у нее не получится. И бежать из Чернигова без его помощи она тоже не сможет. Значит, как ни поверни, а Оде не обойтись без хитрого генуэзца.

На воскресной службе в Спасо-Преображенском соборе Ода стояла рядом с мужем на хорах. Слева от них были Вышеслава и Ярослав, позади плечом к плечу выстроились молодцы-пасынки.

Глянув вниз, Ода заметила среди боярских шуб малиновую куртку Браги. Пронырливый генуэзец протолкался почти к самому амвону[74]  [74] Амвон – возвышенное место в виде квадратной площадки в центре средней части храма. На нем архиерей облачается в ризу и совершает некоторые службы.


[Закрыть], но не столько молился, сколько смотрел на стоящую наверху Оду. Увидев, что и княгиня заприметила его, купец принялся строить ей глазки и улыбаться. При этом он не забывал осенять себя крестным знамением, но делал это двумя руками. Боярские жены и дочери косились на странного прихожанина.

На кривлянья Браги обратила внимание и Вышеслава. Она переглянулась с Одой, и обе едва не засмеялись.

Вышеслава подумала, что генуэзец, с которым она была в дружеских отношениях, именно ей оказывает знаки внимания. Не желая, чтобы это заметил отец, Вышеслава немного отступила назад и нечаянно наступила на ногу Олегу. Тот тоже слегка попятился и уперся спиной в грудь Гремыслу. На хорах произошло небольшое замешательство. Однако строгий взгляд Святослава мигом восстановил порядок.

Вышеслава опустила голову и закусила губу, чтобы не засмеяться над проделками генуэзца. Шутовство Браги видел и Ярослав, который несколько раз прыснул в кулак, получив за это подзатыльник от отца.

Никакие молитвы не шли на ум Оде, малиновая куртка притягивала ее взгляд, отвлекая от золоченого стихаря[75]  [75] Стихарь – длинная прямая одежда с широкими рукавами.


[Закрыть] епископа и длинных риз пресвитеров[76]  [76] Пресвитер – церковнослужитель средней степени церковной иерархии.


[Закрыть], возвышенный настрой ее мыслей сбивался, до нее с трудом доходил смысл богослужения. Наконец, Брагу приметил и Святослав. Князь обжег жену таким взглядом, что у Оды по спине пробежали мурашки. Она сделала вид, будто не замечает генуэзца.

Но Брага сам все испортил. По окончании службы, когда Ода рука об руку со Святославом выходили из храма, генуэзец вдруг закричал: «Многие лета князю и княгине!»

Толпа, стоявшая на ступенях, подхватила этот крик.

Ода по лицу супруга догадалась, какие мысли обуревают его. И приготовилась к буре, которая разыгралась в тот же день.

– Тебе, супруга дорогая, прежде чем слово на людях молвить, подумать следует, тем паче блюстись поступков ветреных, о коих молва разойтись может, – сказал Святослав, придя в покои жены и выгнав прочь ее служанок. – Мне жена неблазная нужна, ибо Богом мне уготовано над людьми власть держать и людям же примером служить. Люди видят, как ты на пару с фряжским купцом по Чернигову верхом разъезжаешь, – промолвил Святослав и, приподняв за подбородок голову Оды, заглянул ей в глаза. – Иль приглянулся тебе купчишка этот? Молви без утайки. Не хочу, чтоб ложь промеж нас гнездо свила.

На губах Оды мелькнула улыбка и тут же пропала. Взгляд ее голубых глаз из насмешливого превратился в пытливый, словно она хотела сказать: тебе бы, муженек, спрашивать, не мне отвечать.

Святослав взял Оду за плечи и встряхнул:

– Молви же. Ну!

– Ты хочешь ответ услышать, мой князь, – тихо, но твердо произнесла Ода. – Что ж, будь по-твоему. Я повинуюсь тебе как супругу. Только, прошу тебя, не делай мне больно.

Святослав нехотя отпустил Оду.

– Я не стара еще и могу притягивать к себе мужские взгляды, уж не это ли, муж мой, ты хочешь поставить мне в вину? – продолжила Ода. – Даже старшие сыновья твои подчас смотрят на меня как на желанную женщину, а не как на мачеху. Запрети же им видеться со мной за это, а я постараюсь запретить себе видеть лица тех мужчин, кои мне приятны, если они тебя раздражают. Брага умеет развеселить меня, он всегда чувствует мое настроение. Тебе же, Святослав, на меня наплевать. Скажи, что я не права.

– Ты же знаешь, горлица моя, сколь забот на мне, – вздохнул Святослав, – об ином и помыслить некогда.

– И все-то ты в трудах, сокол мой, – с хитрой улыбкой проговорила Ода. – Однако ж половчанку свою не забываешь.

Глаза Святослава впились в Оду.

– Не ведаю, о чем ты.

– Про пленницу я толкую, которую ты за городом в усадьбе держишь.

– Откель проведала, лиса? Ох, хитра! – засмеялся Святослав. – Моим же мечом меня поразить норовишь?

– Тебе, муж мой, надлежит блюстися поступков ветреных, о коих молва разойтись может, – съязвила Ода в подражание Святославу.

– Не всему слышанному верь! – Святослав отошел от Оды и сел на лавку. – Половчанка та – ханская дочь. За нее выкуп должны дать, потому и держу ее от глаз подале.

– От глаз подале, а к сердцу поближе. Не так ли, свет мой?

Святослав сдвинул брови. Не любил он оправдываться, тем более перед женой, которую лишь в постели ценил да и то до недавнего времени. Половчанка же страсть до чего хороша и в одеждах, и без одежд! Танцует так, что засмотришься, песни поет – заслушаешься. А на ложе с ней и старик помолодеет – огонь-девица!

– Как зовут-то пленницу? – допытывалась Ода. – Сколь лет ей?

– Имя у нее языческое, сразу и не упомнишь, – ответил Святослав, пряча глаза, – и про лета ее не ведаю, но по всему видать отроковица еще несмышленая.

– С тобой, сокол мой, и отроковица быстро войдет во вкус любовных утех, – с улыбкой сказала Ода.

Святослав резко поднялся.

– Дочь ханскую я на поле брани взял, – раздраженно сказал он, – что захочу, то с ней и сделаю! Донеже наложница она моя, а дальше видно будет. Ты же с фрягом своим за городом милуйся, коль люб он тебе. Ну, а ежели о вас слух срамной по Чернигову пройдет, не взыщи. Брагу евнухом сделаю, а тебя в монастырь упеку. Таков мой сказ.

Святослав повернулся и вышел из светлицы.

Этот случай еще раз подтвердил, что характеру черниговского князя были присущи рыцарские черты. Однако Ода знала, что и угроз своих муж ее на ветер не бросает, поэтому запретила Браге появляться в княжеском тереме. Запретила она генуэзцу появляться и в Спасском соборе на воскресных и иных службах. Теперь княгиня посылала Регелинду на подол, где жили все иноземные купцы, и через нее договаривалась с Брагой о встрече.

Впрочем, таким образом они встретились всего дважды. Первый раз в угловой башне детинца, второй раз в березовой роще на берегу Стрижени. Там, во время конной прогулки, княгиня и купец договорились о совместном побеге, когда Десна вскроется ото льда.

На следующую встречу генуэзец пригласил Оду на свой корабль, который был вытащен на берег рядом с судами других купцов. Брага якобы хотел показать Оде каюту, где она разместится со своим сыном, трюм, в котором сможет спрятаться в случае опасности.

Ода догадывалась, что истинная цель этого приглашения совсем иная, однако после короткого раздумья согласилась прийти. В ней продолжало жить сомнение относительно обещаний Браги оказать всемерную поддержку ей и Ростиславу. Быть может, мошенник жаждет утолить с нею свою похоть. Ода решила посмотреть, как поведет себя генуэзец, добившись своего.

На заговенье[77]  [77] …на заговенье – последний день перед Великим Постом, когда можно было вдоволь наесться скоромной пищи.


[Закрыть] перед Великим постом в гости к Святославу пожаловал Всеволод со своим семейством. Для Оды это было полной неожиданностью. Муж не сказал ей, что пригласил брата заговляться к себе в Чернигов еще давно. Это было похоже на Святослава, предпочитавшего советоваться лишь с самим собой.

Вместе с Анастасией, очаровательной супругой Всеволода, в покои Оды проник запах восточных благовоний, душистой розовой воды и мускатного ореха. Дочери Анастасии, Янка и Мария, поселились в светлице Вышеславы, а сын ее/ Владимир временно потеснил Ярослава в его комнате. Мальчики быстро подружились, благо разница в возрасте была небольшая: Владимир всего на девять месяцев был старше Ярослава.

Ода сразу догадалась, что приезд Всеволода с женой и детьми не случаен и больше смахивает на смотрины. Не зря же старшим сыновьям Святослава были созданы все условия для более тесного общения с Янкой и Марией. Ода заметила также, что Всеволод настроен против браков между двоюродными братьями и сестрами, но не смеет противиться воле своей горячо любимой жены, которая вознамерилась соединить брачными узами красавца Романа и свою дочь Марию. Янке прочили в женихи Глеба или Олега на выбор.