Текст книги "Забайкальские зарисовки (СИ)"
Автор книги: Виктор Емеленко
Жанр:
Разное
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
– Вода с огромной скоростью летела под уклон, ворочая камни, брызгая и плеская на берега. Белая "пивная" пена скапливалась на береговой линии, и это, по мнению моих спутников, считалось плохой приметой. Шум реки отражался от отвесной береговой стены, многократно усиливаясь, глушил нас, и приходилось кричать. Этот шум мешал заснуть..., и утром рано поднял нас, вода прибыла и грозила подтопить палатку.
Быстро собрались, не забыв снять перемёты, где уже сидел крупный налим. Выбрались на трассу, расстроенные тем, что рыбалка не удалась. Предстояло возвращаться домой..., и кто-то из моих спутников уже расхваливал гольянов величиной с селёдку, вешающихся на пустой крючок, ещё не успевающий коснуться воды. Эти монстры – гольяны, водились в речке Конде, протекающей на полпути к дому.
По пути завернули к одноногому старику, живущему в землянке, на крутом берегу. Одноногий Миша, так называли его мои спутники, жил пропитанием с реки. Никто не знал, откуда тот появился на Витиме. Жил здесь всегда, вдали от людей. Промышлял рыбой и продавал её неудачливым проезжим рыбакам. Мы тоже рассчитывали разжиться у него рыбой.
Старик собирал сети в заводи, и подплыл к нам на лодке-плоскодонке (шитике). Ловко выбрался на берег, опираясь вместо ноги на деревянную ступу и поправляя меховую душегрейку, поспешил к нам навстречу с приветствиями, как к лучшим друзьям-сродственникам:
– Здравы будете!.. Давненько не заглядывали!.. Чаевать будем..., чеплашки помою.... Хлебать хлёбово будем.
– Давеча таймешонка фунта на три взял!..
Разговорились о погоде, о пустых сегодня сетях и мутной сильно прибывшей воде. Одноногий Миша оповестил нас:
– Худо дело..., совсем худо!..
– Рыбалки дня три не будет. Сытая рыба отдыхает, ушла с шиверы, стоит в тихих спокойных местах с более светлой водой.
Рассказывал с удовольствием о своих новостях, о житье-бытие, видно соскучился по человеческому общению.
Поведал, что по весне наведывался медведь и забрал последнюю собачку. Зимой со льда хорошо ловились сиги. Зайцы повадились бегать вдоль берега и набили тропы. В поставленные петли не лезли, а попалась лиса, которую он и ел до весны.... На вопрос:
– Значит так и не нашёл добрую старуху в Романовке? – отвечал смеясь:
– Справные были, но все к осени сбёгли в село.
На наши сочувствия-сетования о тяжелой зимовке одному, да ещё без ноги..., в ответ лишь посмеивался:
– Кому я там нужен, а здеся хворать некогда, здеся я сам кум – королю..., правда без соли и хлеба бывает тяжко....
– Да ведь холодно, морозы здесь, наверное, под пятьдесят до марта держатся.
– Дров много река принесла, все и не спалишь, давеча опять вода лесин понанесла..., пилю потихоньку..., готовлю на зиму. Зато летом благодать, ягод и грибов полно, только собирать поспевай, да некому!..
Мои спутники были ему знакомы и поделились солью, хлебом, тушёнкой и куревом.
Хозяин пригласил в жилище, вырытое выше паводковых вод, в песчаной стене берегового обрыва с малюсеньким остеклённым окошком и добротной дверью. Похвалился, что дверь выловил в реке, вместе с коробкой. За этой дверью сразу была вторая дверь-лаз значительно меньшего размера, занавешенная сетями, наверное, от мух. Внутри в свете подслеповатого окна я разглядел помещение размером, где-то два на три метра. Запах лежалой вяленой рыбы, наверное, оживил бы и покойника. Посредине стоял стол из тары (ящиков) и по бокам от стола вырыты две земляные ниши-лежанки с уложенными плотно жердями и покрытые войлочными бурятскими одеялами. Ниши использовались как кровати, и как лавки в зависимости от ситуации. Многочисленные различные выемки и полки-ниши, вырытые в стенах, заменяли мебель. Эта так называемая "мебель" была заполнена всякой рухлядью и склянками, которые обычно люди выбрасывают. Керосиновая лампа и радиоприёмник "Спидола" стояли на печке-буржуйке, обложенной камнями-голышами. И над печью вокруг трубы, висели связки, непонятно какой, сушёной рыбы.
От угощения и брусничного чая мы отказались. Обещали в следующий раз привезти щенков....
Пока добирались до переправы, вода поднялась выше, паром не ходил, и мы оказались как бы в ловушке, и стали ожидать спада воды. Не спеша, позавтракали. Скрашивая вынужденное бездействие, хорошо выпили.... Закусывали молодой картошечкой обильно посыпанной зелёным укропом с деревенским маслом..., и вчера посоленными хрустящими холодненькими "дурными" огурчиками. Вкусовая гамма этой крестьянской закуски не поддаётся описанию, попробуешь – "ум отъешь"!!!
...Обсуждали возможности переправы без парома на плоту. Вспоминали, как в недавние времена, застигнутые также большой водой, переправлялись....
Плот с машиной у самого берега налетел на камень и развалился. Еле успели забраться на крышу автомобиля. Весь день ждали, что кто ни будь, проедет мимо и вытащит. Вечером выкрутили машину на берег рукояткой стартёра, по очереди ныряя в холодную воду, и ворочали донные валуны.
Так как сегодня желающих пилить деревья, и вязать плот не было, появилась идея продолжить рыбалку..., проехать дальше в направлении Якутии. Где-то там, в горах протекает чудо-река Амалат, с несметными рыбными богатствами. Мои сомнения, что в таком виде ехать не стоит и что в понедельник на работу, ещё больше раззадорили моих спутников. Водитель утверждал, что чувствует себя хорошо даже после бутылки водки и, будучи пьяным, никогда за руль не садится. Ехали весело, довольные своим решением, рассказывая анекдоты и весёлые рыбацкие байки.
...Расписывали в ролях недавний случай с нашим строителем, откомандированным на помощь сывороточному цеху в Удоке.
...Как он тырил комбикорм со склада.
Утром пришёл признаваться, и вот что поведал:
– " Прошлой ночью забрался в комбикормовый склад, гребу, наполняю мешки, слышу, кто-то рядом тоже сопит, старается, да так шибко гребёт, пыль до потолка. Соперника – воришку, в лунном свете, падающем из окна, и не разглядишь. Кто бы это мог быть? Зачем-то полушубок наизнанку вывернул? Наверное, чтобы не узнали.... Шапку напялил..., и уши завязал? Дай думаю, напугаю..."
– "Подкрался..., и под мышки руками – "ХА!.." и..., полетел от неведомой силы". Мужик испугался, хрюкнул, присел и прыгнул в складское вентиляционное окно, только его и видели, а мне тем более век бы его не видеть. Мужик в шубе оказался медведем. Руки трясутся, ноги трясутся. Тут опять, что-то зашебуршилось и я в другое окно на высоту двух метров маханул. Про мешок с комбикормом даже и не вспомнил.
До обеда ходил..., маялся.
Решился пойти и рассказать про медведя, пока совесть совсем не замучила, и кто ни будь, подобный мне, на завтрак мишке не угодил".
... Узнав о происшествии "заядлые медвежатники" несколько ночей в засаде караулили зверя и..., наконец, утром в тумане дождались.... Вшестером, еле погрузили в служебный " бобик", и повезли потихоньку, чтобы не вывалился – лапы когтями касались земли.
Долго потешались, вспоминая этот случай, как Гоша бока у медведя пощекотал, что охотникам-бедолагам пришлось неделю по ночам в засаде медведя ждать.
...Но это был другой медведь. По осени охотники выстрелами напугали медведицу с медведем-пестуном и больше косолапые нам не досаждали.
...Водитель рассказывал, смеясь.... Всё время поворачивался к нам, сидящим сзади, и лишь изредка поглядывал на дорогу. Я нервничал, когда автомобиль делал зигзаги..., и тем самым доставлял своим спутникам удовольствие. Машина «рыскала» то вправо, приближалась к соснам, растущим вдоль дроги, то влево к обрыву, от глубины которого захватывало дух.
От моих замечаний, что впереди мостик, отмахивался..., долго прицеливался и правым колесом угодил мимо моста. Уазик боком хлюпнул в ручей. Открыв дверцу, вылезали, как из люка танка. Все в болотной жиже. Водитель признал, что вот теперь он действительно пьян и верный своим принципам к машине сегодня не подойдёт. Подполз под ближайшую сосну, увешанную тряпочками, и "заснул".... Ручей, судя по сбитому указателю, был речкой Кумыхтой.
Генрих Пименович перевёл название реки с бурятского, как "привал странников".
"Странникам" повезло, долго "загорать" не пришлось. Проходивший трактор – трелёвочник вытащил машину, которую отмывали до обеда. Дальше машину повёл уже я, с уснувшим экипажем и..., периодически будил, уточняя дорогу.
К вечеру, уже в темноте, добрались, и, глянув вниз, на шумящую где-то там, в ущелье, невидимую реку, дальше ехать отказался. Не слушал проснувшегося водителя, что здесь они всегда спускаются задним ходом, закрепив трос лебёдки за ближайшую лиственницу. Уснули в машине, а утром бывалый шофёр спустил машину вниз на берег, но без нас. Мы спускались самостоятельно, держась за деревья и кусты, и не смотрели вниз, рискуя сорваться.
Внизу текла горная речка с перекатами по голубому льду.
Вода, ниспадая с валунов, весело бурлила и тихо "щебетала" между огромными камнями, а скорее кусками скал упавших сверху, возможно от частых землетрясений. На этих камнях и скалах сидели разноцветные бабочки и мотыльки – пили воду.
Мелодичные звуки исходили от водных струй текущих в каменных завалах. Эти звуки так похожие на щебет птичек..., успокаивали меня, изгоняли все мысли о бренном нашем мире....
...Река была прозрачна и чиста, и не знала солнечных лучей.
Ветры и ураганы проносились где-то там, наверху, а здесь была сумеречная забытая временем тихая жизнь, где нерестилась и нагуливала тело непугливая рыба.
Скалы и отделившиеся от них каменные столбы покрыты голубыми и оранжевыми лишайниками. Преобладал всё же голубой цвет. Кое-где в трещинах росли карликовые пихты, цеплялись невесть как за отвесные стены. Берёзовый ерник, причудливо извивался веточками с мелкими листочками,– сплетался в косички. Эти модные зелёные косички, свисая, как бы украшали вершины – "головы столбов", напоминающие древних истуканов с далёкого острова Пасхи.
...Пешком спустились ниже по течению и разбили лагерь на светло-зелёной прибрежной траве у тихого плёса. Сильное эхо, отражающееся от стен ущелья, понуждало нас тихо разговаривать; оберегать от шума этот затерянный во времени и пространстве, покой окружающей природы ....
...Не поют и не порхают птицы, не слышно насекомых. Не пахнет степными травами. Прохладный воздух приятен своей сырой свежестью.
С переката доносятся тихие нашёптывания воды и журчание маленьких водопадиков.
Отчётливо слышны звуки капель, падающие с отвесных стен в воду – "слёзы горных духов" этого ущелья. Эти печальные звуки вечности созвучны древнему инструменту сибирских кочевников – камусу (варгану). Кажется, попал в древний реликтовый сказочный мир.
Высоко на самом верху, на фоне голубого неба при желании можно разглядеть "редкозубую гребёнку" из отдельных стволов сосен.
...Ранним утром, охваченный азартом, уже лазил по этим сумеречным каменным джунглям. Прыгая с камня на камень, опускал между валунами леску и выдёргивал невидимых в воде и, невесть откуда взявшихся красавцев – хариусов, с плавниками – парусами. Складывал в сумку от противогаза и тут же присаливал.
Возвращаясь, сверху увидел, что обед готов, все собрались..., гремели кружками..., и ложками. Мои малосольные хариусы оказались кстати....
. Послеобеденный сон сморил нас дотемна.
В сумерках первый раз лучил рыбу, а вернее таскал аккумулятор и мешок с битой рыбой за лучильщиком.
До глубокой ночи бродили по плёсу и местам впадения ручьёв, били острогой осторожных радужных хариусов и ленков. Скрадывали белых, в свете фонаря, ленивых налимов. Таймени в освещённый круг не заплывали, лишь били хвостами по воде, окатывая нас брызгами. Охотились на распуганную нами рыбу.
Взволнованный событиями, не мог уснуть, сожалел, что время закончилось..., и я так и не подержал в руках тайменя.
Утром пустились в обратный путь. Эта поездка навсегда останется в моей памяти..., согревая душу..., что где-то есть на земле такой рай!
Подошло время, когда все занялись домашними заготовками на зиму. В этот процесс, включились и мы. Местные жители обильно снабдили нас рецептами солений, маринований, варений....
Посаженная картошка на общественном поле не уродилась из-за ранних августовских заморозков. Видимо семена, привезённые из Черемхово, не годились для местного климата.
Овощи и картошку купили дёшево, за копейки в подсобном хозяйстве, имеющем парники и теплицы.
Припоминаю цены того времени: – картофель 8-10коп. за кг, помидоры -25– 30 коп, огурцы 8-10 коп, капуста 5-7 коп. (Причём эти цены не менялись годами). Подсобное хозяйство фабрики располагалось на девяти тысячах гектарах земли, в том числе на трёх тысячах пахотной. Обеспечивали основное производство (800 быков продуцентов) кормами, а рабочих бесплатным молоком, овощами, и иногда мясом. В столовую, детсад и на питание школьников поставляли продукцию подсобного хозяйства, а излишки старались не сдавать государству, не без оснований боялись включения в план госпоставок. Занимались всем этим два штатных агронома: один в полеводстве и один в овощеводстве. Со штатом более 100 рабочих и 10 ИТР. Когда не справлялись, подключали к сельхоз. работам людей с основного производства и школьников.
Несмотря на отдалённость и глухомань Забайкалья, нас часто посещали гости....** В июле из Владивостока приехали свояк со свояченицей. Сестёр оставили дома, наговориться. Сами отправились автостопом на озеро Арахлей, на одну из баз отдыха, где можно взять напрокат лодку и пару дней порыбачить. В дороге узнали, где лучше остановиться и где лучше клюёт.
...К обеду нас высадил старенький газик на залитом ослепительным солнцем побережье вблизи лодочной станции.
На небе ни облачка, вода в озере отсвечивает тысячами солнц, воздух пропитан спокойствием, как будто время для нас остановилось.
– Что-то рыбацких лодок не видно, наверное, нет клёва – заметил свояк....
Гребли, не торопясь в "никуда". Было очень жарко. Разделись, лежали, свесившись за борт, рассматривали глубину. Впереди целая вечность, целые два дня, на воде, да ещё и с лодкой. Полная свобода распоряжаться временем,– верх наслаждения.
Золотые лучи пронизывали толщу воды до дна, подсвечивая пышную водную растительность, словно в гигантском аквариуме, и ни одной рыбки не было видно. Вода прозрачна как в Байкале, но не выдавала себя прохладой. Не видно поверхности, где кончается жидкость и начинается воздух.
Лениво плыли на вёслах в этом ирреальном пространстве. Всматривались в пологий песчаный берег, усыпанный палатками отдыхающих. Искали место для ночёвки.
...Предупредил своего спутника о коварном солнце. Женя лишь посмеялся, – приехал из отпуска с южным морским загаром.
На всякий случай забросили спиннинг с блесной "байкалкой" на "дорожку". Сразу зацеп,– подтягивал траву, оказавшуюся взбесившейся щукой. Пытались лишить её сознания заранее приготовленной колотушкой, затем веслом.... Щука даже в лодке не успокоилась и укусила Женю за живот, за ногу и когда разжимали челюсти, ещё и за палец.
Гребли и ловили по очереди, устали, поймали восемь штук. Проверили, можно ли ловить окуней, дрейфуя по ветру, и всё удивлялись, что нет рыбаков и чаек.
Рыба брала жадно, и скоро дно лодки кишело прыгающими, брызгающимися окунями. К вечеру остановились там, где нас прибило к берегу.
Всю ноченьку как каторжники в свете костра "пластались": – чистили, потрошили, подсаливали рыбу и к четырём часам утра, на рассвете изрядно исколов руки о плавники, поумнели. Пришли к мысли, что рыбы нам больше не нужно и надо думать, как её спасти. Рюкзаки и сумки, набитые рыбой, оказались не подъёмные. Поспешили до дому, часть улова подарили сторожу-лодочнику и в девять утра уже стояли на трассе.
Ждали два часа; машин в сторону города не было – все ехали отдыхать. Ждать на жаре стало невмоготу, и решили потихоньку двигаться навстречу солнцу к более оживлённой трассе. Груз с каждым километром становился всё тяжелее и тяжелее. Соль разъедала спину. Уже выбросили всё лишнее: оставшиеся продукты, которые брали на три дня, и уже примерялись ещё раз ополовинить наш улов. Но очень уж хотелось похвастать таким количеством пойманной нами рыбы.
Избавился от двух бутылок водки; оставил стоять на дороге. Женька не позволил свершиться такому "беспределу, и святотатству", увидел, вернулся..., и забрал.
Шли часа три, теряя надежду на попутную машину. Считали верстовые столбы....
Я шёл и ругал себя за авантюру, что обрёк на такие мучения своего гостя, у которого сгорело лицо, живот и спина. Очередной верстовой столб известил нас, что до дома оставалось 38 километров и тут нам повезло. Бредущих по дороге, чуть живых искателей приключений, подобрала скорая помощь, которую вызывали в пионерский лагерь доставить больного в город.
С каким облегчением, – счастливые вернулись домой! Рассказывали с восторгом о незабываемой рыбалке, бессонной ночи под звёздным небом, своих приключениях!..
Откуда только силы взялись?!
Спустя несколько часов, к вечеру, уже гуляли по Читинке. Босиком бродили по мелководью, отмачивали натруженные ноги. Шарили руками по дну под корягами, камнями и поймали 140 раков. Раков подсчитывали свидетели нашего странного поведения – отдыхающие на берегу, и заинтересовавшиеся нашим уловом. Неделю коптили рыбу на даче. Улетая, гости приглашали нас с ответным визитом и обещали организовать рыбалку не хуже – ловить верхогляда на озере Ханко.
Обильные августовские дожди порадовали урожаем рыжиков в ближайших сосновых лесах вокруг Карповки и Смоленки.
Вся прилегающая степь была в россыпях шампиньонов и дождевиков. Пока ехали с сыном на рыбалку, набирали полную коляску. Население отъедалось шампиньонами, а дождевики не трогало. Похоже, никто не знал, что дождевики и головачи вкуснее шампиньонов.
...Профсоюз организовывал поездки за ягодами и грибами в тайгу на грузовике. В выходные и я присоединился к ягодникам.........
Остановились на сотом километре по Романовской трассе, заехать на сами ягодники не рискнули. Боялись застрять в раскисшей от дождей дороге. Отправились пешком в разные стороны.
Далеко уходить я не собирался, плохо ориентировался в незнакомой местности, да и голубица была повсюду, расцвечивая поляны бардовой листвой и морем голубых ягод.
Заядлые ягодники разбежались в поисках особо крупной и сладкой ягоды, которую удобно черпать совками. Я же никаких приспособлений не имел, кроме ведра. Ползал вблизи машины и к обеду наполнил ещё две ведёрные картонные коробки, взятые на всякий случай по совету бывалых людей. Потом болтался по тайге в пределах видимости нашей стоянки. Разглядывал следы на болотных тропах оставленные сохатыми и медведем.
Понял, что рассказы о многочисленных медведях в здешней тайге совсем не легенды.
Ягодники по два-три человека подтягивались к машине. Готовили на костре бухулёр из тушёнки с картошкой, обильно заправленной зелёным луком. Подолгу чаёвничали. Варили карымский чай и белили его молоком. Воду набирали здесь же в многочисленных болотцах.
До вечера ружейными выстрелами собирали плутавших, самонадеянных аборигенов, считающих правильной поговорку:
– "Чем дальше в лес, тем больше ягод".
На вопросы:
– Где же ваша ягода? – шутили:
– Медведь отобрал! – и теперь точно знают, обежав окрестные сопки и пади, что лучшая ягода там, где они ещё не были....
Особо азартные ягодники-"ходоки" в иные годы забирались так далеко, что не могли вернуться засветло, и тогда весь коллектив волновался до утра, расположившись на ночь у костра.
Зимой на озере провели соревнования по рыбной ловле с вручением призов. Выезжали почти в каждый выходной, несмотря на погоду. Я так пристрастился к подлёдному лову, что уже не пропускал любой возможности взять в руки пешню и продолбить лунку в полутораметровом льду. Вскоре обзавёлся палаткой собственной конструкции, ледобуром и примусом. Уже не морозил сопли на сорокаградусном морозе, с ветром, и не отогревал руки тёплыми окунями. Сидел с комфортом в палатке и попивал чаёк, когда переставало клевать, и мог даже подремать в отсветах голубого льда, и изумрудной иллюминации от светящихся лунок. Но до дремоты дело не доходило, рыба клевала хорошо, там подо льдом её было в то время очень много.
Любители рыбной ловли с весны подбивали меня организовать коллективный выезд на дальние озёра, но мне пока хватало Читинки, где пропадал всё свободное время, осваивал искусство ловли хариусов. Тем более, что резиновой лодки у меня не было, и ловля окуней и щук мешками меня не прельщала.
Активисты сами составили списки, собрали деньги на бензин, подготовили грузовик с будкой, и дело стало только за моим согласием.
В те времена коллективные выезды разрешались только с назначением в приказе ответственного из инженерно-технических работников и я, помня, что являюсь председателем общества этих рыбаков, дал своё согласие.
Долго выбирали озеро. Кто-то хотел на ближние озёра, Арахлей, Тасей, Иван, Шакшу, Ундугун, но большинство проголосовало за дальние Еравнинские, Гунду и Исингу, как более труднодоступные и обширные. Это большинство руководствовалось пословицей:
– "Рыба ищет, где глубже, а человек – где рыба..., чем дальше от дома, тем больше рыбы"
Выехали в пятницу после работы и, как только миновали пост ГАИ, остановились, "почаевали"..., и ехали медленно (быстрее не позволяла дорога), всю ночь с короткими остановками. Дважды подбирали выпавших из кузова рыбаков, пытавшихся на ходу справить малую нужду. Я ехал в кабине и полностью полагался на водителя, знающего дорогу. К четырём часам ночи водитель известил, что уже приехали. Молочный густой влажный туман укрывал от нас звёзды и местность. Нежное воркование и всхлипывание волн, да мокрый белый песок подсказывали, что мы приехали на берег озера. При свете фар развели костёр, вывалили припасы и продолжили торжество. Так как все были изрядно пьяны, несколько бутылок я припрятал, закопав в песок. Устроился в чьей-то резиновой лодке подремать. Народ свободный от всех забот и женского глаза, продолжил праздновать у костра. Пели "бесконечные" забайкальские песни....
Утром туман ещё более сгустился. Хозяин лодки, ещё дурной от выпитого, меня растолкал и торопил тащить лодку к воде. Шагов через двести наткнулись на кусты, прислушались, озеро оказалось в противоположной стороне, вернулись и скоро нащупали ногами воду. Заплываем, шлёпая вёслами,... и бросаем якорь – мелко. Опять гребём; меряем дно – ещё мельче. Оказывается, блуданули в тумане..., и приплыли к берегу. Предприняли ещё попытку и опять неудачно, глубина оказалась метровая. Мой напарник свернулся "калачиком-плюшкой" на дне лодки и уснул, а я решил всё же попробовать, что-то поймать.
Окуни ловились до килограмма, сразу и не вытащить, таскали лодку вокруг якоря. Пойманных рыб кидал на дно лодки. Они прыгали, кололи уснувшему рыболову лицо, били хвостами, тот отмахивался, но не просыпался. Даже несколько десятков прыгающих окуней, с колючими растопыренными плавниками, разбудить его так и не смогли.
Туман начал понемногу рассеиваться. Тишину нарушили шлепки вёсел, и недалеко от нас остановилась лодка. Слышно, как с пузырями булькнул брошенный якорь. Как один из рыбаков стуча бутылкой о край стакана, наливал по булькам, приговаривал:
– Давай! а теперь мне!..
– Ёптн!.. Чёрт! Высклизнула...– со словами:
– Счас достану... – выпрыгнул из лодки и..., только пузыри зашумели в воде.
Второй ждал..., не дождался и известил округу об утопленнике. Наверное, разбудил всех на берегу.... Боясь, что это плохо кончится, я поспешил на помощь, тоже спрыгнул в воду. Захватил лодку и спящего в лодке напарника, побрёл к орущему и взывающему о помощи. Нащупал в траве ногами тощее тело и вытащил. Утопленник, похоже, не дышал, и лишь судорожно прижимал к груди бутылку с водорослями. Потрясли за ноги. Начал кашлять водой, но бутылку так и не выпустил. Взял на буксир обе лодки и побрёл на голоса, сбежавшихся на берег «спасателей». Народ с бодуна взялся делать искусственное дыхание, и чуть было заново не умертвил вырывающегося утопленника.
Рыбаки, позавидовали моему улову, переключили своё внимание на пойманных мною окуней, срочно стали готовить шулю от похмелки. Спасённого "утопленника" оставили кашлять на берегу. Пока шуля готовилась в ведре из нечищеной уложенной "стоймя" плотными рядами рыбы, все страдальцы с похмелья с воодушевлением стали палками и руками рыть песок в поисках спрятанных вчера бутылок. Одну так и не нашли, перекопав пространство соток в десять.
К обеду пересчитал участников нашей поездки по списку и одного не досчитался. Долго искали, пересчитывая наличие рыбаков..., насчитывали то больше..., то меньше. В голову лезли всякие мысли....
...Кто-то вспомнил, что ночью отсутствующий мешал петь песни. Орал невпопад истошным голосом и его "отташили" подальше в лес. Чтобы не мешал..., и привязали к дереву, чтобы не вернулся.
Бросились искать и обнаружили страдальца, покрасневшего на солнце, уже не поющего, а что-то мычащего от облепивших рот муравьёв. Рядом муравьи восстанавливали разрушенный муравейник. Подхватили страдальца под руки и притащили на берег. Несчастный как увидел воду, вырвался, долго хлебал её, упав в озеро. Налили сто грамм и он, счастливый, уполз от солнца под машину и больше не вылезал.
Ловить рыбу никто не собирался, а кое-кто не терял надежды найти пропавшую бутылку водки. Продолжали копать и пытали меня, сколько же штук я закопал. Бутылка, которая чуть не утопила беднягу-рыбака, видимо не принималась во внимание, и разыскивалась до сих пор, а без неё была недостача пустой тары.
Все ходили вокруг меня кругами, и "канючили", чтобы разрешил съездить в ближайшее село за "продуктами ". Отправил двоих и посчитал оставшихся, так как уже опасался, что могу не доставить домой всех живыми. Расстроился, обнаружив, что уехало в село вместе с двумя, ещё десять молодцев за "куревом".
Остальные начали готовить лодки к вечернему клёву.
Вечером я уже почти не рыбачил, а больше присматривал за своими рыбаками..., время от времени, пересчитывая людей..., и лодки
Вернулись к утру.... Слава богу, ВСЕ !..
Докладывали, что попали на бурятский праздник сабантуй. Селяне радушно приняли нежданных гостей. Обильно угощали бухулёром и тарасуном. Потом играли в футбол с местными командами и утверждали, что у всех выиграли. Местные девушки никак не отпускали "футболистов" даже после окончания танцев до утра, а кто-то из местных молодок, предусмотрительно спрятал ключи от машины.
Я уже десять раз пожалел, что согласился на эту рыбалку и чувствовал, что пора ехать домой. На озере разыгралась волна, и погода портилась, но ехать домой без рыбы никто не хотел.
Где-то у соседей-рыбаков выпросили бредень. Гурьбой завели бредень в волнующееся озеро и, хлопая палками по воде, стали загонять рыбу. Ветер срывал белые гребешки волн, окатывал и хлестал бесстрашных рыбаков водяной пылью. Волны накрывали загонщиков с головой. Протащили бредень вдоль берега метров триста и с трудом, дружно, выволокли на берег мотню, всю забитую шевелящимися водорослями.
Зародившиеся было надежды на богатый улов, не оправдались. Из мотни с матами выполз несчастный участник вчерашнего хора, снимая с себя прибрежную траву. Вместо ожидаемого мешка рыбы на песке запрыгали три полосатеньких окуня. Собрались, было снова завести бредень....
Тут уж терпение моё лопнуло.
После этой поездки общество рыболовов-любителей перестало существовать, и я больше никогда не вывозил народ на рыбалку.
Всё свободное время пропадал на Читинке, освоил ловлю ленков и крупных чебаков на лягушку. Рыба в семье не выводилась, холодильник был заполнен.
Подружился с местным любителем таёжной жизни Антонычем , который в любую погоду на выходные уходил в тайгу, ночевал там и возвращался в понедельник к началу работы. Зимой останавливался в зимовьях, хотя охотником не был, любил природу ушами и глазами. Знал все местные достопримечательности, тропы, перевалы, ключи, ягодники.... Зная стоянки зверя и дичи, иногда соглашался быть проводником для охотников. Над ним посмеивались коллеги котельщики, а аппаратчик по прозвищу "Хитрый глаз", поговаривал, что нашёл старик золото в тайге и моет втихаря, скрывая от всех свой фарт. Поэтому пропадает всё свободное время на сопках в течение многих лет.
От Антоныча я узнавал последние лесные новости, и когда пора посещать тайгу за ягодами или грибами. Наши совместные походы в Лапочкину падь, Шерстнёву падь, в три зимовья, и на гору-маяк были двухдневные с ночёвками у костра. Антоныч научил правильно с удобствами располагаться на отдых, не торопился как на пожар, а больше созерцал окружающее нас пространство, замечал важные мелочи при ориентировании. Обычно шли по тропе, не разговаривая, от зимовья к зимовью всё время на подъём к перевалу. Небо низкое, – можно руками потрогать... Я шёл за Антонычем, полностью полагаясь на его знания, и приветствовал частые привалы. Ему было уже много лет, а ходил легко, не задыхаясь от высотного разряженного воздуха. Когда что-то его удивляло, говаривал:
– Ити-твоё-нати!.. – Эх, мА, душа поёт, а сердце плачет!
– Ну чё моя паря. Чаёвничать будем? – и, видя, что я устал, отправился в заросли за водой к весело щебетавшему в смородиновых зарослях ключу.
Скоро вернулся и распорядился:
– Чай варить будешь! Соседка молока дала. Чай забеливай и пошвыркаем, с комошным сахарком..., а я вокруг посмотрю...
Ноги мои гудели с непривычки, а ещё "чапать и чапать до сиверов на третье зимовьё" – говорил мой спутник..., и погружаюсь в дремоту....
Голос проводника вернул сознание:
– Харэ, рано ухандокался инженер.
– Мароковать будем .... Дальше тайга горела, ещё шаит..., тропы не видать.... Через маяк пойдём.... Теперича как туды попасть то? В сопках заморочачило... по куруму не пройти..., ног лишимся.
Я не знал ответов на его вопросы, да они ему были и не нужны. Отдыхал в тепле костра, прихлёбывал белёный чаёк..., и наслаждался этим разговором Антоныча с самим собой.
Как-то в порыве добродушия назвал его Дерсу Узала.
– Обиделся! Заморгал белёсыми ресницами, пряча светлые, словно выгоревшие на солнце голубые глаза. Его всегда улыбчивое, беззубое лицо, покрытое чуть рыжеватой щетиной, сейчас выражало крайнюю степень огорчения....
– Ну, ты чо, моя паря. Всяко высрамил... – и впредь просил иностранными словами не выражаться.
Тогда я спросил, видел ли он фильм по телевизору "Тропою испытаний"?
Его ответ меня не удивил:
– Чё по телевизору кажут, кака-то муть голуба, срам один..., здеся способней душа отдыхает.
...Не заходя в ближние зимовья, идем в облаках через маяк, самую высокую вершину на этом участке хребта, обходя каменные реки-курумы. Избегаем скользкие, от напитанных влагой лишайников, валуны. Видимости никакой. Снизу потянул промозглый ветерок, по местному – хиус. Рвал в клочья облака. Стало холодно.