Текст книги "Обратная сторона обмана (Тайные операции Моссад)"

Автор книги: Виктор Островский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 25 страниц)

Воскресенье, 30 марта 1986 года

В аэропорту я вышел из такси. Я провел языком по губам и ощутил вкус духов Беллы, оставшихся на губах после того, как я поцеловал ее в мочку уха. Девочки были печальны, снова видя, что я уезжаю, но для них это ничем не отличалось от моих прежних командировок. Это утешало меня.

У меня было два чемодана, которые нес носильщик. Я подошел к окошку авиакомпании «Тауэр Эйр» на восточном краю аэропорта «Бен-Гурион».

Самолет взлетал в 14.00, а пока было только 11.30. Это было обычным явлением в израильских аэропортах: пассажиры должны были приходить за 2–3 часа до отлета. Большинство пассажиров еще вчера отправило свой багаж в камеру хранения, воспользовавшись для этого специальным окошком на Северном вокзале Тель-Авива. Но я не мог нигде оставлять на ночь мой багаж с бумагами, которые я в нем спрятал и не хотел, чтобы кто-то смог мне помешать.

Наземный персонал «Тауэр Эйр» еще не пришел, в очереди перед их окошком, чтобы сдать багаж и получить борт-карту, стояли только пять человек. На самом деле было даже две очереди, и в одной из них я стоял первым. Я сидел на стальном столе, который сотрудники службы безопасности используют для досмотра багажа. Обычно я очень хорошо чувствовал себя в этом аэропорту. Я знал большинство сотрудников безопасности, и большинство их знало меня. Я ввез и вывез из страны уйму людей, большинство из которых хотело, чтобы никто не смог доказать, что они были в Израиле. И, кроме пары фотографий в архиве Моссад, доказательств их пребывания действительно не было. В этот день у меня было странное чувство. Я был в том месте, где я еще пару дней назад расхаживал взад-вперед как гордый петух, как важничающий сноб, который мог решить все проблемы одним движением пальца.

Теперь все было иначе. Я убегал и, хотя внешне еще никто за мной не гнался, я знал, что это гонка со временем. Выяснилось, что мне несказанно повезло. В начале месяца я сделал для моей работы настоящий паспорт. Так как у меня было двойное гражданство, то я заказал еще и новый канадский паспорт и получил его через неделю. Это счастливое обстоятельство позволяло мне как можно быстрее покинуть страну.

Постепенно я чувствовал себя все более напряженно и поглядывал в сторону другой очереди, где первым стоял полный, светловолосый и бородатый мужчина, который нервно барабанил пальцами по своему «дипломату» из свиной кожи.

Лицо офицера службы безопасности просияло, когда он подошел ко мне.

– Привет, как поживаете?

У меня было чувство, что он еще ничего не знает – проинформировать службу безопасности аэропорта точно не стояло на первом месте в их списке приоритетов.

– Хорошо. А Вы?

– Хорошо, хорошо. Он подождал. – А Вы летите по служебной надобности или ради удовольствия?

– Понемногу и того и другого, – сказал бы я. – А почему Вы спрашиваете?

– Я хотел попросить Вас сделать мне одолжение. Для меня это прозвучало смешно.

– Что я могу сделать для Вас? Я очень старался продолжать улыбаться. В любом случае я был благодарен за маленькую беседу, отвлекшую меня от бездны страха и сомнений. Я знал, что я не должен буду устраивать шоу для него. И он знал, что я не откажу ему, даже если не буду воодушевлен его просьбой.

Он наклонился поближе ко мне и тихо сказал. – К нам тут пришло пополнение: мужик и баба. Он подмигнул мне. – Она не плоха, Вы сейчас увидите. Он приблизился еще ближе. – И Вы не поверите, когда Вы ее увидите. Она выглядит как порядочная девочка, но я слышал от друзей в учебном центре службы безопасности, что она трахается со всеми, как дикарка.

– Так Вы хотите, чтобы я ее проверил, так, что ли? Я испытывал сильное отвращение к этому типу и желал про себя, чтобы он провалился в преисподнюю. С другой стороны, я никак не мог изменить тот факт, что несу с собой целую пачку сверхсекретных документов Моссад, которые касаются многих иностранных разведок, кучу фотографий офицеров Моссад и полный список двух тысяч «сайаним» в Англии, Франции и США. Содержание чемодана, к которому он прислонился, могло бы меня на всю жизнь отправить в темную тюремную камеру.

Он засмеялся. Видимо, его развеселили мои слова, и он не заметил мой обидный тон. – Нет, с этим я сам справлюсь, возможно, даже очень скоро. Я хочу, чтобы Вы обменялись паспортами с вон тем клоуном. Он кивнул в сторону толстяка в другой очереди. – И тогда мы посмотрим, заметят ли они, что произошло, и заметят ли вообще хоть что-либо.

– Вы с ним об этом говорили?

– Вы думаете, он откажется?

Я посмотрел на толстяка. – Нет, не думаю. Хорошо, я Вам подыграю. Когда он уже собирался подходить к тому другому, я придержал его за плечо. Он улыбнулся: – Ну что еще?

– Если я сделаю это, сможете ли Вы меня пропустить побыстрей, как если бы я был здесь по служебной надобности? Я хотел, чтобы он со своим пропуском провел меня по «зеленому коридору» мимо всех контрольных постов.

– Конечно, приятель, нет проблем.

Я ухмыльнулся и почувствовал, как кровь отхлынула от лица, а в груди поселилось какое-то чувство ледяного холода.

Этой контрастной ванне чувств нас тренировали в Моссад, ведь у офицера всегда есть личные чувства, которые могут помешать ему во время выполнения задания. Нас учили, как вызвать в себе новые чувства на смену исчезнувших.

Меньше чем через минуту после того, как офицер службы безопасности провел наш с толстяком обмен паспортами, на пост паспортного контроля пришла новая смена. Я быстро взглянул в паспорт, который мне дал офицер. Это был американский паспорт с фотографией человека рядом со мной, но тех времен, когда он еще не носил бороду. Это должно было насторожить новую смену. Я прочитал имя и запомнил его. Все было сделано очень по любительски, мое настоящее имя было на ярлычке на моем чемодане и на билете. Надо быть полными идиотами, чтобы ничего не заметить – конечно, если за этим не скрывалось еще что-то.

– Ваш паспорт, пожалуйста, – сказала женщина. Ее поведение было дружелюбным и достаточно профессиональным для новичка. Она действительно была очень красивой, что могло послужить причиной слухов, которые распространял о ней офицер службы безопасности, может быть, из пустой зависти. Я не мог поверить, что эта дурная слава имеет какие-то основания. Я сделал шаг вперед и подал паспорт. Я улыбнулся ей. Ее выражение лица не изменилось, когда она взяла паспорт.

Краем глаза я заметил Эфраима, который стоял, прислонившись к окошку в десяти метрах от меня, и наблюдал за мной. Я не мог разглядеть выражение его лица. Было ли это дьявольской игрой, чтобы заманить меня в ловушку? Может, история о Ливане выдумана от начала и до конца, чтобы я сбежал и был пойман в аэропорту в результате этой дурацкой истории с обменом паспортов? Я уже слышал в душе, как я объясняю суду, что офицер службы безопасности просил меня помочь ему в этой тренировке, и при этом никакого офицера, который бы свидетельствовал в мою пользу, не было бы.

Она взяла паспорт, и я увидел, что толстяк дал свой паспорт другому офицеру.

– Ваше имя? – спросила она.

– Роберт Фридман.

Она взяла паспорт и положила его перед собой на столе.

– Пожалуйста, поставьте багаж на стол.

– Конечно. Я повернулся к моему багажу и тут услышал, как другой офицер закричал: – Не двигаться! Руки за голову! – вытащил пистолет, и через секунду на место происшествия прибыли другие полицейские.

– В чем дело? Что случилось? – спросил первый из прибывших, с пистолетом в руке.

– Этот человек ездит с фальшивым паспортом. Он указал на толстяка, который нервно искал глазами офицера службы безопасности и страшно вспотел.

– Это большое недоразумение. Пожалуйста, не стреляйте. Это только игра, спросите его. Он указал на меня и в этот момент снова появился наш офицер.

– Спокойно. Давид, убери пушку. Он обратился к полицейским: – Все под контролем, это только учения. Он повернулся к человеку, чей паспорт был у меня: – Вы можете опустить руки. Все окончено. Хорошая работа, Давид. Он обернулся к девушке: – Ну, Сара, может, ты теперь удостоишь взгляда этот паспорт? Она широко раскрыла глаза, будто заметив, что кое-что напутала. Она медленно взяла паспорт в руки рассмотрела фотографию, а потом меня. В этот момент я знал, что в ее глазах я был абсолютным дерьмом. Она не сказала ни слова.

Офицер вернул мне мой паспорт, а большому толстяку – его. Потом он сказал Саре: – Я хочу поговорить с тобой после работы в моем бюро. Ты знаешь, где оно?

Она кивнула, казалось, она сейчас заплачет, но овладела собой. Только когда мы отвернулись, она украдкой вытерла слезы рукавом своего темно-синего свитера.

Офицер сдержал слово и провел меня мимо всех контрольных постов после того, как я получил борт-карту. В мой паспорт поставили штамп, и я не должен был проходить личный контроль, как все остальные. Мы вместе выпили кофе в зале для отбывающих пассажиров на втором этаже. После того, как я купил пачку сигарет и журнал «Тайм», он встал.

– Приятного Вам полета и спасибо за помощь.

– Не за что. В это время уже вошли другие пассажиры и устраивались поудобнее, чтобы переждать двухчасовое ожидание.

Я почувствовал определенное облегчение. Но все закончится на самом деле лишь, когда я на борту самолета перелечу Средиземное море. Время отлета приближалось. Эфраим сидел на другом конце холла и читал газету. В это время он показался мне похожим на курицу, наблюдающую за своими цыплятами. Сейчас его присутствие придавало мне чувство безопасности.

Из телефона-автомата магазина «дьюти-фри» я позвонил домой Белле. Я слышал по ее голосу, что она сдерживает слезы. Это было даже хуже, чем, если бы она плакала, но это было не в ее стиле. Нам надо было так много сказать друг другу, но момент для этого был не самый подходящий, особенно если мы были на линии связи не одни. Я знал, что они не нападут на мой след, пока мы сами не проболтаемся, откуда я звоню, и мы говорили так, как будто я просто ехал в Эйлат. Я бы с таким удовольствием обнял бы ее сейчас.

– Я позвоню тебе, когда доеду. О'кей?

– Но сразу же, я буду ждать твоего звонка.

– Я люблю тебя.

– Я тебя тоже люблю, – сказала она. – Береги себя и одевайся подобающе, чтобы не выглядеть глупым.

Я хихикнул. – Хорошо, не беспокойся, я позвоню тебе.

– Всего хорошего!

Я подождал, пока она повесила трубку. За что такая прекрасная женщина любит меня – это выходило за грань моего понимания. Когда я оглядывался на нашу жизнь, то я действительно немного сделал для нее. Я всегда был занят другими вещами, которые мне казались более важными, Они были связаны с государственной безопасностью нашей страны. Это была чепуха. И я не только прикрывался этим, я в это действительно верил.

Два полицейских вошли в кафетерий, где сидел я. Я почувствовал повышение давления в крови. Заметил кто-то меня и сообщил куда следует? Они пришли сюда, чтобы задержать меня? Я уже чувствовал запах дезинфекционного средства, используемого в израильских тюрьмах, я знал это, так как в качестве тренинга определенное время провел в камере. И еще раз на военной службе, когда меня застукали без головного убора, и я 10 дней просидел на гауптвахте. Я уже слышал звон ключей и грохот запирающихся стальных дверей. Оба полицейских заказали по кофе. Эфраим тоже насторожился, следя за ними взглядом. Я знал, что он нервничает и охотно увидел бы меня уже за пределами страны.

Первое сообщение о начале посадки я пропустил мимо ушей, но после второго я быстро встал в очередь по направлению к выходу.

Через 20 минут мы были на борту и выруливали на старт. Я закрыл глаза. Я не хотел смотреть на взлетную полосу и, видя любую машину, думать, что она приехала сюда из-за меня, чтобы задержать самолет. Человек, сидящий рядом со мной, казалось, напротив полностью захвачен видом из иллюминатора. Пассажир справа от меня читал статью в газете о швейцарцах, которые отвергли на референдуме предложение правительства о вступлении в ООН. Никто мной не интересовался, и так это и должно было оставаться. В общем-то, я люблю поболтать, но в самолетах, поездах и автобусах я люблю чувствовать себя в одиночестве.

Когда я, за головой моего соседа, увидел небо в иллюминаторе, мне показалось, что вижу рай. Я был свободен, вне сферы их досягаемости.

Глава 8

Понедельник, 31 марта 1986 года. Гатвик, Англия

Уже прошли сутки, а от Эфраима не было никаких известий. Его требование не звонить к себе домой, пока я не переговорю с ним, осложняло мне жизнь.

Со времени звонка из аэропорта «Бен-Гурион» я не разговаривал с Беллой. Видимо, она совсем извелась за это время, переживая за меня. Эфраим подозревал, что мой телефон дома прослушивается (и в этом не было сомнений), и тогда они бы узнали, что я на пути в Штаты сделал долговременную остановку в Англии. Если что-то сорвется, то факт, что Эфраим тоже улетел в Англию, мог бы доставить ему неприятности.

Я сидел перед телевизором, чтобы убить время, но я совсем не мог сконцентрироваться. Утром, в 10.30, я решил поехать в город, чтобы отвлечься. Я должен был расслабиться, погулять, что-то съесть. Если за это время придет Эфраим, пусть он тоже подождет.

На поезде я поехал в город. Через 35 минут я был на Вокзале Виктории, оттуда на метро я направился к Пикадилли, на остановке «Грин Парк» я должен был пересесть на другую линию. Бесцельно я прогулялся по улицам и снова вернулся к метро, съел пару гамбургеров в «Вимпи», британском варианте «Макдональдс» и поехал назад в отель.

В лифте я почувствовал сладковатый запах табака с вишневым ароматом. Чем ближе я подходил к моей комнате в конце зеленого коридора, тем сильнее был этот запах. Только запах краски от свежевыкрашенных стен был интенсивнее.

Я стал у двери и прислушался: точно, Эфраим и генерал. Но узнал я их скорее по запаху табака, чем по голосам. Я открыл дверь, они удивленно уставились на меня.

– Почему вы так обескуражены, увидев меня? – спросил я. – Кого же вы ожидали здесь увидеть?

– Я просил тебя ждать меня в гостинице, – сказал резким голосом Эфраим.

– Я не работаю на тебя, друг. Я здесь, чтобы оказать тебе услугу.

– Я спас тебе жизнь, ты еще помнишь об этом? Или я должен напомнить тебе о Ливане?

Это было правдой, что он вытянул меня из Израиля до того, как меня послали в Ливан на верную смерть. И, несомненно, он еще не раз напомнит мне об этом.

Я бросил пальто на кровать и сел на ее край.

– Ты только вытащил меня оттуда, куда ты сам меня затащил и, видимо, только для того, чтобы втянуть меня в какое-то другое темное дело. Я усмехнулся. – Во-первых, я тут для того, чтобы выслушать вас, а только потом я решу, на кого мне работать. Я предлагаю, короче: выкладывай, что ты хочешь. Если нет, то исчезни.

– Посмотри-ка, Виктор, ты.., – начал было Эфраим. Генерал положил ему руку на плечо. – Этот парень прав, почему мы должны играться с ним? Мы знаем, что мы хотим и почему мы это хотим. У тебя есть работа для него, так скажи это ему, введи в курс дела.

Я слышал, как в генерале говорила традиция израильских военных: информированный солдат – хороший солдат.

– Послушай своего друга, – сказал я. – Он прав. Если нет, то я скоро исчезну отсюда и уеду в США.

Эфраим осмотрел меня в течение минуты. Потом он откинулся назад и взглянул на генерала, который снова зажигал трубку. – Тогда начнем с самого начала...

– Подожди минутку, – сказал генерал и достал из кожаного портфеля, лежавшего у его ног, большой термос. – Принеси стаканы из ванной, мне нужно выпить кофе.

– Я тоже выпил бы, – сказал я и быстро принес стаканы, которые быстро наполнились кофе из термоса.

– Я слушаю, – сказал я, устроившись на кровати.

– Это все началось в 1982 году. Ты тогда еще служил во флоте. Ты, видимо, знаешь, что мы все тогда готовились к войне в Ливане. Эта военная операция тогда еще называлась «Ливанский кедр» и мы в Моссад поддерживали тесные связи с партией фалангистов Башира Жмайеля. Ревот был нашим агентом, который непосредственно занимался Жмайелем. Он все устроил так, что израильтяне ввязались в войну. Он и другие из правого крыла Моссад называли ливанскую войну лучшей войной, которую мы когда-либо получали. В Израиле они видели полицейского всего Ближнего Востока. Премьер-министру Менахему Бегину нравилось выступать в роли спасителя христиан от «диких мусульман», что хорошо вписывалось в его правую колониальную идеологию. Ариэль Шарон, министр обороны, тоже был всецело за это.

Он остановился, прихлебнул горячий кофе. Затем затянулся сигаретой и продолжил рассказ, выпуская дым. – Ицхак Хофи, тогдашний шеф Моссад, был против этого, так как считал, что христианские фалангисты в Ливане не являются надежными союзниками. Военная разведка АМАН была с ним одного мнения. Но Хофи, который к тому времени уже почти 8 лет работал в бюро, должен был скоро уйти в отставку. Многие люди в Моссад тогда надеялись, что новый шеф будет «свой», «инсайдер». Как ты знаешь, до того на должность шефа Моссад всегда назначали кого-то со стороны.

Я знал, что это был единственный путь осуществления контроля над Моссад со стороны внешнего мира. Новый шеф «со стороны», т.е. из военных, предполагал возможность чистки моссадовского дома.

– Многие надеялись, что шефом станет бывший офицер Моссад, кто-то вроде Давида Кимхе, который тогда был министром иностранных дел, а до того – руководителем отдела Моссад, пока не поссорился с Хофи. Кроме того, был еще Рафаэль Эйтан, которым восхищался Бегин, но о котором он же думал, что тот стоит слишком близко к Ариэлю Шарону. Бегин боялся, что Шарон сосредоточит у себя слишком много власти, если его друг возглавит Моссад. Бегин решил последовать традиции и дать эту должность человеку со стороны. Эфраим передохнул. Когда он продолжил, голос его звучал по-другому, резко, беспокойно, с яростью.

– Незадолго до начала войны, когда Хофи уже наполовину был отправлен в отставку с поста руководителя Моссад, правому крылу в бюро удалось путем кадровых перестановок поставить на ключевые позиции своих людей.

Нам всем в Моссад уже до чертиков надоело, что каждый раз с приходом нового босса, все наши планы на будущее летят вверх тормашками. Но правая клика в Моссад уже не собиралась отдавать ту власть, что была у нее в руках. Это был своего рода государственный переворот, но с тем отличием, что вовсе не было государства, которое можно было бы перенять.

Генерал Йекутиель Адам или, как его называли друзья, Кути, был назначен на пост руководителя Моссад и должен был вступить в эту должность где-то в конце июня 1982 года. Война в Ливане началась 6 июня, и уже на второй день войны Кути вступил в спор с Шароном из-за нападения на сирийские зенитные ракеты в долине Бекаа. Кути считал и открыто об этом говорил, что это может привести к настоящей войне с Сирией. Он выступил против плана, над которым Моссад так тщательно работал с ливанцами в предшествующие годы. Правящей клике в Моссад стало ясно, что надвигается на нее, если этот человек возглавит бюро. Кое-кто решил, что это не должно произойти.

– Кути был моим лучшим другом, – прошептал со злостью генерал.

Эфраим продолжал: – У него были друзья в Моссад. Люди, которые готовили бумаги для анализа ситуации, чтобы он смог быстро принять необходимые меры сразу после официального вступления в должность. Жизнями молодых солдат больше не нужно было бы жертвовать, бросая их как пушечное мясо на войну в Ливан, ради желаний правых и созданного и управляемого там их кликой в Моссад государства. С их философией «Баланса слабости» они думали установить свою власть за спиной марионеточного режима Жмайеля, но они забыли то, что в Ливане знает каждый ребенок: любой может проглотить Ливан, но никто не сможет его переварить.

Было понятно, что господству правящей клики угрожал быстрый конец. Стоило бы Кути перенять контроль, то он честно сообщил бы правительству и Шарону действительную оценку положения вещей, а Шарон наверняка не захотел бы стать первым израильским министром обороны, который проиграл войну. Эфраим снова сделал паузу и отпил кофе. – Удобный случай представился 10 июня. Армия вошла в пригороды Бейрута, и наступило перемирие. Кути, назначенный шефом Моссад, но еще не вступивший в должность, хотел совершить прощальный визит к своим войскам в Ливане. Моссад была поручена организация этой поездки.

– Почему Моссад, а не ЦАХАЛ[20]20
  ЦАХАЛ – «Армия обороны Израиля», вооруженные силы страны


[Закрыть]? – спросил я.

– Потому что в это время его безопасность уже относилась к компетенции службы безопасности Моссад, а не военных.

– Если бы мы отвечали за его безопасность, он и сейчас был бы жив, – бросил генерал.

– Они спланировали посещение на следующий день, – тихо рассказывал Эфраим. – Когда он прибыл на место, его убили из засады. Стрелявший, четырнадцатилетний мальчишка, был на месте застрелен телохранителями.

– Ты сошел с ума! Я вскочил. – Это безумие, я знаю, что это был несчастный случай. Я не мог поверить тому, что услышал от него. Это просто казалось слишком дьявольским.

Он посмотрел мне прямо в глаза и тихо сказал: – У парня нашли фотографию Кути. Кто еще мог знать, что Кути будет именно там и тогда, кроме людей, которые готовили его маленькую поездку? Это они его убили, в этом у меня нет ни малейшего сомнения.

– И ты ждал все эти четыре года, чтобы рассказать именно мне об этом?

– Нет, ты – последний шаг, который мы предпринимаем. Ты можешь себе представить, что работать против Моссад изнутри организации – не самое простое дело в мире.

– И что, никто так и не спросил, как в карман мальчишки попала фотография Кути?

– Эту информацию скрыли от комиссии по расследованию инцидента, информацию, которая без тени сомнения доказывает, что это действительно был не несчастный случай, а преднамеренное убийство.

Я снова сел на кровать. По лбу катился холодный пот. То, что рассказывал Эфраим, было невероятно. Верхушка Моссад составила заговор, чтобы убить своего вновь назначенного шефа?

– Ты сошел с ума!

– Он не сошел с ума, – сказал генерал. – Я знаю это, потому что он не единственный, кто мне об этом рассказывал. Я еще больше узнал об этом, когда в начале 1985 года допрашивал пленного боевика «Хисболла» в Южном Ливане. Он рассказал, как он, служа в милиции «Амаль» у Наби Берриса, вместе с одним мальчишкой получил задание убить израильского генерала. И я говорю тебе, этот человек не врал.

– Как ты мог это знать?

– Потому что он знал, что все равно умрет, и речь шла лишь о том, продлится ли это целую ночь или только пару минут. И он думал, что я и так об этом знал.

Я несколько секунд посмотрел на генерала, а затем снова обратился к Эфраиму.: – А как получилось так, что вы не пошли с этим к премьер-министру?

– Чтобы сказать ему: «Господин премьер-министр, руководство Моссад, мой босс и некоторые его фавориты только что захватили правление в Моссад и убили нового назначенного Вами шефа»? И, как ты думаешь, что он бы мне на это сказал: «Спасибо, что ты рассказал мне об этом. Я сейчас позвоню этому ублюдку и уволю его?» Кроме того, тогда шла война. И в течение максимум одного или двух дней со мной произошел бы такой же несчастный случай.

– Откуда я должен знать, что не именно вы подстрекаете меня к бунту и не вы сами хотите совершить путч?

– Ты должен мне верить. Мы не можем действовать без кого-то «со стороны».

– Я весь внимание.

– Я думаю, пришло время перекусить, – сказал Эфраим.

Я не был голоден и я охотнее послушал бы продолжение его рассказа, но я решил: пусть будет, как он хочет.

– В гостинице есть ресторан, – сказал я. – Я только надеюсь, что обед здесь получше, чем завтрак.

Оба засмеялись. – Нет, – сказал Эфраим. – Я не думаю, что мы должны вместе идти есть. Все же возможно, что за нами наблюдают, и мы не можем себе позволить «засветиться». Рами принесет нам что-то. Он повернулся к генералу. – Ты сделаешь это?

– Я уже иду, – медленно сказал генерал, с трубкой во рту. Он одел пальто. От моего внимания не ускользнуло, насколько менее впечатляюще выглядит он в гражданской одежде.

– Что же вы закажете? – ухмыльнулся он. Очевидно, ему не очень нравилась роль мальчика на побегушках.

– Мне все равно, лишь бы побольше. Я проголодался, – сказал Эфраим. – О, да, – и протянул генералу термос – и кофе, пожалуйста, если это тебя не затруднит.

– А ты?

– То же самое, – ответил я.

Генерал вышел из комнаты, все еще немного взволнованный.

– Ты испортил мне жизнь, – сказал я Эфраиму.

– Вовсе нет. Я просто вытащил тебя из группы особо отобранных людей, пока ты сам себя не разрушил бы. И ты прекрасно подходишь для этой работы.

– Но ты меня никогда об этом не спрашивал. Откуда ты знаешь, может я охотнее стоял бы на другой стороне баррикад и боролся бы с людьми вроде тебя, которые постоянно хотят передать контроль над Моссад в руки любителей, вместо того, чтоб доверить его профессионалам, которые всему научились сами, добравшись до самого верха? Я всмотрелся в лицо Эфраима, которое своей бледной дряблой кожей напоминало череп мертвеца.

– У меня есть твоя психологическая характеристика, подумай об этом. И я знаю тебя, наверное, даже лучше, чем ты сам себя знаешь, Виктор. Ты не вписываешься в шаблон.

– Моя психологическая характеристика из Моссад это дерьмо. Она не стоит бумаги, на которой написана.

– Если с точки зрения психологии выяснится, что ты – ошибка, я перейду к второй фазе.

– И что это за вторая фаза?

– Этого я тебе пока не могу сказать. Но я расскажу тебе маленькую историю, пока не вернулся наш друг, генерал.

– Почему? У тебя и от него есть тайны? Я постарался быть как можно более саркастичным.

– Да. У меня от него даже больше тайн, чем от тебя. Он не «инсайдер», не был в нашей системе, и поэтому есть много вещей, которые он не понимает. Я не хочу разрушить Моссад, что он охотно сделал бы. Я хочу поставить службу на ее место.

– Почему?

– Потому что я думаю, что нашей стране нужен Моссад, зубастый Моссад, который смог бы справиться с нашими противниками. Но в таком случае стране нужна узда, которой она смогла бы держать Моссад под контролем.

– Ты хотел рассказать мне маленькую историю.

– В 1982 году, до войны в Ливане, у нас был человек, который должен был подготовить почву для своего рода диалога. Он относился к моей команде, но я тогда еще не был главой клики. У нас было благословение Хофи и нескольких людей в МИД, которые ожидали прорыва. Мы настолько напугали палестинцев тем, что могли совершить в Ливане, что они были готовы к диалогу.

– То есть, вы хотели перебросить мостик?

– Да, но не к христианам, а к палестинцам. Мы послали вперед для зондажа одного из наших лучших агентов. Его звали Яков Барсимантов. Он сидел в резидентуре в Париже, где работал нашим офицером связи.

– Он же не смог бы установить никакого контакта с палестинцами или завоевать их доверие. Если он принадлежал к отделу офицеров связи, то они знали, что он агент Моссад, – заметил я.

– Он не вел с ними прямых переговоров. У нас был американец, добровольный посредник, который хотел сдвинуть дело с мертвой точки. Барсимантов представил ему эту акцию на коктейль – приеме в МИД Франции как дело, требующее отваги и мужества.

– И он согласился?

– Он с жадностью ухватился за эту возможность. Он сам был не в очень удобном положении для разговора с палестинцами. Это противоречило директивам американского Госдепартамента. Но он все равно делал это.

– Почему вы не устанавливали другие контакты, например через румын, которые работали на две стороны, и у вас были связи с ними.

– Они были под правящей кликой и хотели только усиления Башира Жмайеля и фалангистов.

– Кто был этот американец?

– Его звали Чарльз Роберт Рэй. Он был помощником военного атташе США и человеком с очень большим чувством долга. Он был уверен, что мир на Ближнем Востоке отвечает стратегическим интересам Соединенных Штатов.

– Военные оспаривают это.

Эфраим усмехнулся. – Верно. Но это было так. Кто-то в МИД проболтался, и их обоих, Барсимантова и американца, застрелили до того, как они вступили в первый контакт с палестинцами. Мы знаем точно, что это сделали не палестинцы. Он провел пальцами по волосам и по лицу. Он показался мне внезапно постаревшим и более усталым, чем раньше. – Они убили Рэя в январе, а когда Яков попытался сам наладить новый контакт, убили и его. Яков был хорошим человеком, тем не менее, 3 апреля перед своей квартирой его пристрелили как собаку свои собственные коллеги. Его прикончила наша бригада киллеров.

– Но «Кидон» не может убивать израильтян!

– Они не знали, кто их жертва, а потом все списали на то, что это якобы было недоразумение. После убийства Якова они спрятали оружие чехословацкого производства в квартире одного ливанского революционера и обратили на него внимание спецслужб. Они дошли до того, что заявили об ответственности за убийство от имени «Ливанской Вооруженной Революционной Фракции» (LARF), и информировали французскую контрразведку, что LARF является частью просирийской группировки SSNP – «Сирийской Социал-Националистической Партии». Он посмотрел в окно. – Знаешь ли ты, что они набрались наглости представить это убийство провокацией, которую они только и ждали, чтобы начать войну в Ливане? Едва ли когда было большее бесстыдство, чем это.

Более всего меня ошеломило, что все, что я сейчас услышал, меня вовсе не поразило. Я верил ему, но я почти готов был сказать: «Ну и что?»

– О'кей, ты рассказал мне свою маленькую историю. Черт побери, но с чего ты взял, что я из-за этого буду что-то делать для тебя? Я с тем же успехом могу открыть окно и выпрыгнуть. Это сэкономило бы кучу хлопот и огорчений. Я взял сигарету и отклонился назад на кровати.

– Ты все понял не так. Я хотел тебе сказать, что я не смогу использовать кого-то внутри системы, потому что у меня нет зацепки, кому я могу доверять. Генерал мой долголетний приятель и он был близким другом Кути. Он полностью чист в том, что касается меня. Тебя я вытащил прямо из брюха Моссад, потому что ты там еще не завяз, как большинство наших общих друзей, и потому что ты попал в Моссад не с помощью «мохнатой лапы», а в обычном порядке. Ты пришел в Моссад как патриот, а не из желания сделать карьеру.

– Ну, такое желание у меня тоже есть. Я хочу работу, жизнь, удовольствие.

– Если ты хочешь жизни, то оставайся здесь. Ты получишь от жизни больше, чем тебе, наверное, нужно.

– Итак, что дальше? Ты хочешь предложить мне дело?

– Именно так. Твое прикрытие – ты сам. Все, что ты делаешь, ты делаешь под свою полную ответственность, без страховки и спасательного круга. Я буду давать тебе инструкции и помогать, чем смогу, но во всем ты сможешь надеяться только на самого себя.

– И что мне делать?

– Тебе нужно будет вывести Моссад из игры.