Текст книги "Обратная сторона обмана (Тайные операции Моссад)"

Автор книги: Виктор Островский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

У меня должен был быть повод, который привел меня к ним, и я должен был суметь доказать, что я был агентом Моссад. Эфраим дал мне разные документы, которые я смог бы использовать для убеждения их в том, что я тот, за кого себя выдаю. Одним из них была фотокопия британского паспорта, который я год назад использовал при проведении одной операции в Европе. Эфраим дал ее мне вместе со служебным отчетом о подробностях акции.

Я должен был также использовать свой контакт с британским представителем на Ближнем Востоке, который был ответственен за военные захоронения уже исчезнувшей Британской Империи в этой части мира. В бюро думали, что он работает на британскую секретную разведывательную службу и собирает данные о тактических свойствах местности. Под легендой канадского кинорежиссера я вступил с ним в контакт во время одной акции и попытался выудить из него информацию. Эфраим был уверен, что если этот человек действительно работал на разведку, то он отметил этот факт в своих отчетах и мог бы меня идентифицировать.

Мы решили, что у меня есть две причины для прихода к англичанам: одна – деньги, другая – месть. Я должен был также выказать беспокойство из-за того, что действия Моссад в Великобритании могут привести к волне антисемитизма, если дела выйдут из-под контроля, и всплывет британская версия дела Полларда, что приведет к обвинению всех британских евреев как тайных пособников Моссад. Подобный результат, несомненно, привел бы к возрождению старой истории с «Протоколами сионских мудрецов»[29]29
  «Протоколы сионских мудрецов» или «Сионские протоколы» – антисемитская публикация, возникшая в России в конце 19-го века. В ней речь идет о планах тайного еврейского мирового правительства – Сионских Мудрецов , направленных на крушение христианского мира.


[Закрыть].

Такая аргументация была мне тем более легка, что я действительно был убежден в том, что такое произойдет – это только вопрос времени. Если британские власти поймут опасность и подготовятся к ней, возможно, эта угроза будет предотвращена.

Не было опасности того, что британская спецслужба такую информацию использует для развязывания какой-то антиеврейской кампании. Но так как Аралех Шерф, новый шеф «Цафририм»[30]30
  «Tsafririm» ( «утренний бриз») – кодовое наименование отдела, активно поддерживающего и организовывающего еврейские общины в диаспоре


[Закрыть], был известен своими воинственными настроениями и верил, что Бог дал Израилю право использовать еврейскую диаспору в своих целях, можно было предположить, что он разовьет действия в этой сфере до предела, что когда-нибудь приведет к краху.

– А что я скажу им, если они захотят больше узнать об этом вопросе? Я думаю, мы же не сможем принести им на подносе списки «сайаним»?

– Нет, но мы можем намекнуть им, где они могут их найти, если посмотрят попристальней. Всегда лучше, если они смогут предупредить людей, а не ловить их. Представь себе, они схватят одного еврея, который работает в военной промышленности и передает данные Моссад. Такой случай, пройдя по всем инстанциям и попав в прессу, несомненно, поставит под подозрение всех евреев западного мира. И, несомненно, на процессе выяснится, что это не единичный случай. Тогда нам сможет помочь только Господь Бог, но, учитывая, как мы вели себя последние тридцать лет, я сомневаюсь, что он захочет платить по нашим счетам.

Было около двух часов пополудни, когда я вышел из такси и прошел два квартала пешком до британского посольства. Я поднялся к главному входу и попал в застекленную приемную. Я сказал, что хочу поговорить с представителем британской разведки и у меня есть информация, которая его обязательно заинтересует.

Я подождал, смотря на входящих и выходящих людей и надеясь, что мне не встретится никто из моих знакомых или что кто-то, кого я сам не знаю, узнает меня. Через десять минут я был убежден, что это неправильный метод. Я вышел и прошел с квартал, думая, как бы мне это проделать. По телефону-автомату мне удалось пробиться к человеку, который в посольстве был ответственен за вопросы безопасности. Было маловероятно, что телефон подслушивается. – Меня уволили из Моссад, и я хочу поговорить с кем-то из британской спецслужбы. У меня есть данные, которые Вас могут заинтересовать.

Человек на другом конце провода не медлил ни минуты. – Вы в Вашингтоне?

– Да, и недалеко от посольства.

– Вы можете зайти?

– Конечно.

– Когда Вы будете у нас?

– Через 10 минут. Я хотел посмотреть, будут ли в посольстве какие-то приготовления до того, как я приду. Я еще раньше проверился и удостоверился, что «чист». Если бы я после этого засек «хвост», то знал бы, где его подхватил.

Я описал этому человеку свою одежду и сообщил ему мое имя. Он сказал, что будет ждать меня на входе, и попросил приготовить паспорт.

Через 10 минут я прибыл на место. У телефонной будки я в киоске купил горячую сосиску – такая работа всегда возбуждала во мне аппетит. Обычно я терял аппетит, когда чуял действительную опасность, но здесь дела проходили так, что я чувствовал себя хорошо. На мне был костюм в полоску «с иголочки», черные туфли, плащ и желтый галстук в черный горошек – стандартный галстук тогдашних «юппи». «Прикид» от «Пэйсли» был у меня второго сорта, а у человека, который меня ожидал, казалось, сорт был первым. В остальном мы были одеты почти одинаково. Наверняка, он чесал затылок, слушая мои приметы по телефону. Несомненно, у него где-то был и плащ, похожий на мой.

Пока я проходил проверку безопасности, он улыбнулся мне, затем протянул мне руку. После вступительных вежливых церемоний он провел меня к следующей двери, где он вынужден был согнуться, чтобы провести по замку своей пропускной карточкой, потому что тоненькая цепочка, на которой она висела, была слишком коротка.

На лифте мы поднялись в его офис, и там висел плащ, о котором я думал. На подоконнике стояла пара горшков с цветами, точно, как мы делаем в Моссад. Очевидно, шпионские игры способствуют желанию увидеть что-то растущее.

– Я еще не могу ни с кем говорить о Вас, но я приму от Вас начальную информацию, а потом мы решим, что последует за этим. Вас это устроит? Ему было под 40 лет, и выглядел он как типичный англичанин; его светлые волосы были аккуратно зачесаны на одну сторону, и челка слегка спадала на лоб. Время от времени он забрасывал ее назад. Воротник рубашки был на него немного широковат. Он назвался Эдвардом и показался мне вполне предупредительным.

– Хотите чашку чая или чего-то еще?

– Кофе, пожалуйста.

Он высунул голову за дверь и передал кому-то мою просьбу. Затем он вытащил из ящика письменного стола блокнот, раскрыл мой паспорт, лежащий перед ним, и переписал мою фамилию и прочие паспортные данные на листочек бумаги. Мне чертовски хотелось рассказать ему пару анекдотов о соблюдении правил конспирации и строгих директив, как мы поступаем всегда в таких случаях в Моссад, но я сдержался. Я не имел понятия, кто этот человек и что он подумает о таких шутках. Факт, что он был на передовой линии спецслужбы, означал, что он занимается скорее не разведкой, а «оборонительными» делами – контрразведкой и безопасностью, и по сравнению с Моссад его команда стояла на два-три уровня ниже. Он мог обидеться или не понять подобного юмора. Кроме того, он мог воспринять такие шутки как личное оскорбление.

Подали чай и кофе.

– Итак, господин Островский, о чем Вы хотели поговорить со мной?

Я зажег сигарету, бросил спичку в пепельницу, откинулся на спинку стула и сказал: – Как я Вам уже говорил по телефону, еще несколько недель назад я был сотрудником Моссад, но по ряду причин был уволен.

Он старательно записывал, не глядя на меня. – Почему Вы ушли?

– Меня уволили из-за нескольких дурацких историй и моего слишком длинного языка?

– Что это значит?

– Я открыто выражал свои политические взгляды, не совпадающие с принятыми в такой организации, которая столь сильно склоняется вправо, как Моссад. Эфраим внушил мне, что я имею дело с очень изощренной спецслужбой, и мне это тоже было известно. Мои сведения будут подвергнуты особому психологическому анализу, поэтому все данные обо мне и моих взглядах должны быть корректными. Моя легенда – моя правдивая история, и это я должен был держать в подсознании.

Англичанин никак не реагировал, что делало интервью очень напряженным. Он только записывал и задавал вопросы. Иногда он поднимал руку и просил говорить медленней, чтобы он успевал записывать. Я такое ненавидел. Учитывая современную записывающую технику, я находил такой метод работы архаичным и неэффективным. Но это был его офис, и он был представителем людей, от которых я кое-что хотел, поэтому я не мог жаловаться.

Интервью продлилось почти три часа. Я передал ему документ Моссад – копию фальшивого британского паспорта, которую я получил от Эфраима. На фотокопии была кратко описана моя тогдашняя легенда. На обратной стороне была копия части карты Лондона, где был отмечен мой тогдашний адрес, прилагались также цветные фотографии моего дома и моей лже-семьи, с парой слов о том и о другом. Такой документ мы называем «Tutor-Cover», т.е. что-то вроде «легенды-наставления», которая обычно вместе с фальшивым паспортом доставляется на конспиративную квартиру, где агент до проведения операции изучает все детали своей легенды. Такой документ понимается как упрощенная легенда, не такая, которая нужна при проведении операций в тяжелых условиях. Несмотря на это, этот документ был сделан на профессиональном уровне, и каждый, знакомый с нашим ремеслом, пришел бы к убеждению, что его обладатель – не любитель.

– Я хочу сердечно поблагодарить Вас, господин Островский, за то, что Вы мне рассказали. Я передам эти сведения ответственному лицу. С вами я снова свяжусь, если Вы мне скажете, что собираетесь делать.

Я знал, что это правильная процедура, и я передал ему только личные и второстепенные данные, лишь для того, чтобы они представили себе, кто я. Настоящая инквизиция должна начаться позже.

– А что теперь?

– Где я смогу застать Вас?

– Я позвоню Вам. Когда это Вас устроит?

Он подумал минутку. – Как Вы смотрите на завтра, примерно в это же время?

Я встал. – Итак, до завтра.

Глава 17

Воскресенье, 4 мая 1986 года

Эфраима утром не было в его номере, но он оставил в приемной сообщение для меня. Ему нужно было на время уйти, и он должен был вернуться ко второму завтраку. Подписался он именем Давид, своим агентурным псевдонимом для обычных сообщений. Если бы он подписался «Марк», это означало бы опасность.

Я подождал в своем номере его звонка, который последовал в одиннадцать часов. Он ожидал меня в ресторане. Оказалось, что он не спал ни минуты: провалилась одна акция на Дальнем Востоке, и ему нужно было позаботиться об этом. Так как он еще раньше имел дело с людьми из Шри-Ланки, то он вышел на контакт с их спецслужбой и попросил их найти тело одного офицера Моссад, который должен был помогать их правительству поймать руководство «Тамильских Тигров», группы сопротивления, которая борется за создание независимого государства на севере острова. Офицер был застрелен в своем гостиничном номере в Коломбо в то же время, когда взорвался «Боинг»– «Джамбо» шри-ланкийской авиакомпании «Ланка Эйр».

Главной проблемой было не то, что этот человек мертв, а то, что Моссад находился в Шри-Ланке лишь с целью охраны местной резидентуры ЦРУ и одной американской делегации и значительно превысил пределы своих полномочий, не предупредив об этом американцев.

Когда мы завтракали вместе, Эфраим уже взял дело в свои руки. Труп (якобы жертва автокатастрофы) летел чартерным рейсом в Австралию, где дружественная местная спецслужба готова была помочь его отправке кораблем в Израиль. Он закурил и спросил: – Ты спрашивал их о деньгах?

– Кого?

– Англичан?

Я уставился на него. – Нет, об этом речи не было.

– Значит, в следующий раз ты должен поставить вопрос о деньгах в самом начале.

– Почему? Мы ведь знаем, что никто не платит до оценки полученной информации. Они считают меня, в конце концов, профессионалом, который должен знать такие вещи.

– Но ты все же должен затронуть этот вопрос, чтобы они не думали, что ты поступаешь так только по зову совести. Они должны думать, что ты у них на крючке, тогда они будут задавать тебе вопросы, которые их интересуют, а не просто сидеть и слушать тебя. Ты должен заставить их поверить, что ты пришел к ним ради денег, иначе они вообще не поймут, зачем ты к ним пришел.

– От сирийцев я получил бы, наверное, намного больше. Эта мысль возникнет у них сразу, как только они услышат, что это все со мной происходит только ради денег.

– Есть ряд причин, почему ты не пошел к сирийцам.

Наша дискуссия продлилась до второй половины дня и постепенно нам надоела. Но сомнение, возникшее у меня, почти исчезло. Эфраим обеспечил меня документами для завтрашней встречи. После трапезы он вернулся в свой номер, который теперь был на моем этаже.

Эфраим хотел находиться со мной во время моего звонка в посольство, только на тот случай, если выяснится, что мы чего-то не предусмотрели.

Я позвонил, и меня попросили явиться в посольство как можно быстрее. Пришли два человека, чтобы поговорить со мной.

Эфраим был доволен. – Мы убьем нескольких зайцев одним выстрелом, – сказал он.

– Каких зайцев?

– Во-первых, мы дадим им знать, что инцидент в аэропорту был не нашей инсценировкой, а реальной попыткой теракта, который мы предотвратили. Во-вторых, когда мы позаботимся о трудностях для лондонской резидентуры, то избавимся от их шефа. Если мы парализуем лондонскую резидентуру, то это выставит эту клику в таком глупом виде, что потребуется кто-то со стороны, чтобы провести чистку.

– Ты серьезно так думаешь?

– Мы используем ту же технику, которой воспользовалось правое крыло в 1982 году, чтобы избавиться от Кимхе: будем бросать дерьмо на ветер. Ты пришел с флота и знаешь, что что-то обязательно где-то да прилипнет. Он ухмыльнулся и засунул в рот кусок шоколада.

Я хотел увидеть Беллу и девочек. Из-за этого я становился все нетерпеливей. Это чувство захватило меня внезапно, с неожиданной стороны. Телевизионная реклама телефонной компании AT & T была тому причиной. Она показывала сентиментальные картинки семей, иногда вместе, иногда разделенных, под рекламным лозунгом: «Протяните руки и дотроньтесь друг до друга». Когда я видел эту рекламу, я чувствовал себя таким одиноким, что даже перестал включать телевизор, будучи один.

***

Меня поприветствовал тот же человек, когда я подошел к главному входу. У него был мой вчерашний галстук, а я был в «Пэйсли». В остальном, у нас была одинаковая «униформа».

– Приятно снова встретиться с Вами, – сказал он и снова согнулся, чтобы открыть дверь.

– Неужели они не могли дать вам цепочку подлиннее? – спросил я.

– Нет, им нравится держать нас на короткой цепи, – хихикнул он и открыл мне дверь. Он провел меня к лифту, но пришли мы теперь в бюро в другом крыле, которое было похоже на его вчерашнее, только в нем не было цветов, а на видавшем виды столе не было бумаг. Когда мы вошли, из-за стола встал человек и с улыбкой подал мне руку. – Меня зовут Стив. Прекрасно, что Вы пришли так быстро.

Я пожал ему руку. – Я Дэйв. Прекрасно, что Вы меня позвали. И улыбнулся ему в ответ.

– Дэйв? Я думал, Вас зовут Виктор? Он посмотрел на бумагу пред собой.

– Я просто шучу, – сказал я и сел. – «Дэйв» это мой «Стив», понимаете?

– Ага. Его улыбка стала шире. – Итак, Виктор?

– Да.

– Можем ли мы Вас чем-то угостить? Он сел.

– Я хотел бы кофе. Я заметил, что у меня осталась только одна сигарета. – У Вас есть в бюро автоматы для продажи сигарет?

– Я посмотрю, что смогу найти для Вас, – сказал молодой человек и вышел.

– Как я понимаю, сегодня еще кто-то будет присутствовать на встрече?

– Да. Мой коллега подойдет чуть позже. Он принесет нечто, чтобы показать Вам и услышать Ваше мнение.

– Это Вы занимаетесь моим делом?

– Мы оба. Почему Вы спрашиваете?

– Речь идет о деньгах. Мы должны поговорить об этом, пока не продолжим работу.

– Я могу Вас заверить, что мы будем Вам очень признательны за Вашу помощь. Сумма будет зависеть только от ценности того, что Вы нам сможете рассказать.

– Можете Вы выразиться поточнее?

– Боюсь, что нет. Вы понимаете, не мы решаем этот вопрос. В конце концов, речь идет о дружественной нам стране, и мы обычно не собираем информацию об Израиле, поскольку он наш союзник.

Я зажег сигарету и сказал сквозь дым: – Почему бы нам не оставить в стороне все эти церемонии? Мы пришли сюда по определенной причине. Вы хотите от меня то, что, как Вы хорошо знаете, у меня есть. Сначала Вы должны определить, что я тот, за кого себя выдаю. А потом Вы захотите увидеть, что можно вытащить из меня.

– Я лучше говорил бы о своего рода обмене...

– А, бросьте. Если бы Вы могли привязать меня к скамье пыток и под кнутом выбить из меня сведения, Вы так и сделали бы, мы оба это знаем. И я не хочу от Вас ничего, кроме денег. Если Вы мне не заплатите сейчас, я уйду, и Вы будете дальше беречь свой нейтралитет, о котором вы твердите. Итак, с чего Вы хотите начать?

– С самого начала, я думаю. Какое звание и какую должность Вы занимали в Моссад?

– Я был полковником, потому что меня перевели с военной службы, где у меня было звание подполковника. Перед уходом из Моссад я работал в датском отделе и от случая к случаю для других отделов.

– Есть ли британский отдел?

– А католик ли Папа Римский?

– Вы работали в этом отделе?

– Иногда.

– Есть ли секретная резидентура в Лондоне?

– Да, в израильском посольстве.

– Сколько в ней офицеров?

– Примерно два месяца назад было пять. Сколько сейчас, я не знаю, но в любом случае не меньше шести.

– Кто шеф резидентуры?

– Мне трудно вспомнить фамилию, Вы знаете, – ухмыльнулся я.

– Могли бы Вы опознать его по фотографии?

– Конечно, у вас она есть?

– У нас есть фотографии большинства дипломатов. Это нормально, что они дают нам свои фотографии, получая аккредитацию.

– Давайте короче. Вы показываете фотографии, а я их идентифицирую. Что потом?

– Зачем Вы пришли к нам? Почему Вы не пошли к американцам или французам? И если Вас интересуют только деньги, почему Вы не пошли к арабам? Я думаю, они дали бы Вам намного больше.

– Я не люблю иметь дело с людьми, на чьей территории нахожусь. Им слишком легко меня контролировать. Кроме того, Вы наши союзники, так что я практически не предаю свою страну. Я продаю только сведения, на которые, на мой взгляд, Вы имеете право. Это же касается и Полларда.

Молодой человек вернулся с кофе и пачкой сигарет. Он извинился за то, что в их кафетерии нет американских сигарет.

Когда он ушел, Стив и я могли говорить между собой менее напряженно. Через несколько минут в комнату вошел коллега Стива. Он был ростом такой же, как Стив, хорошего телосложения и с такой коричневой кожей, будто он только что вернулся из отпуска на Карибских островах или болел странной кожной болезнью. Его светлые волосы были почти белыми, а причесывал их он также аккуратно, как молодой человек, только его прическа была даже в лучшей форме.

Мы продолжили нашу беседу. Новый коллега, по имени Роберт, раскрыл большую папку и вынул оттуда несколько картонок с наклеенными фотографиями. – Можете ли Вы посмотреть и сказать, кого из этих людей Вы знаете?

Я быстро взглянул и положил документы назад на стол. – Да, я знаю этих людей.

– Вас не затруднит назвать нам их?

– Может наоборот, скажите мне сами, кого Вы считаете главным резидентом?

– Но, – сказал Стив, очевидно пораженный, и взглянул на Роберта, – это совсем не принято.

– Вы считаете, что каждый день к Вам в бюро маршируют оперативные офицеры Моссад и поэтому Вы целую ночь летели сюда на самолете, чтобы поболтать со мной?

– Почему мы должны что-то рассказывать Вам? – спросил Роберт.

– Так я смогу добиться, того, что Вы поверите мне и моим сведениям. Если я смогу Вам доказать, что я знаю, то для нас работа пойдет легче.

– Вот этот. Роберт указал на фотографию.

– Я думаю, Вы знаете это лучше, – сказал я. – Я никогда в жизни не видел этого человека. Он видимо из МИД или еще откуда-то. Это видно по его галстуку.

– По галстуку? Вы хотите сказать, что сотрудники Моссад носят особые галстуки? Он улыбнулся при этой мысли.

– Нет, но мы в штабе не работаем в галстуках. Если же мы фотографируемся на паспорт, то завязываем приготовленные для нас галстуки в фотоателье, а их там всего три штуки. То есть, зная, как выглядят эти галстуки, можно определить сотрудников Моссад.

Оба англичанина засмеялись, как будто они только что открыли Америку.

– О 'кей, – промычал Роберт и показал на другое фото. – Мы думаем, вот он.

– Вы правы, это Йаир. Из кармана рубашки я вытащил фотографию, которую дал мне Эфраим перед моим походом в посольство. Я положил свою фотографию рядом с той, что они только что показали. – Вот, смотрите. Это была та же самая фотография, только в другом увеличении.

Так между нами было установлена доверительность.

– Откуда она у Вас?

– Это же не относится к предмету разговора, разве не так?

– Нам хотелось бы посмотреть побольше таких. Его тон был чрезвычайно вежлив.

– Сейчас это невозможно. Я не собираюсь преподносить Вам нашу резидентуру на подносе.

– А что же?

– Я скажу Вам, где Вы сами сможете получить сведения. Так это будет серьезным делом.

– О 'кей, – кивнул Роберт. Мы хотим поставить этот вопрос на правильные рельсы. Есть и другие вещи, о которых мы хотели бы спросить Вас, перед тем как мы продолжим.

Я кивнул и потушил сигарету.

– Начнем с того, – он открыл вторую папку, которую он вынул из ящика стола, – что есть слухи о том, что Моссад не придерживается «соглашений о третьей стороне»[31]31
  «Джентльменское соглашение» между дружественными разведками о том, что информация, передаваемая от одной из них другой, не должна передаваться третьей стороне


[Закрыть]

– Ну, мы изменяем информацию и продаем ее затем. Она никогда не передается в том виде, как она к нам поступила.

– Я думал, Вы уже не работаете на них?

– Не работаю.

– Зачем же Вы используете слово «мы»?

– Привычка. Кроме того, я еще не чувствую себя совсем вне службы. Возможно, в моей душе я еще действительно не принял своего увольнения, и поэтому так происходит.

– У Вас там остались друзья?

– Думаю, да.

– Вы поддерживаете контакты с кем-то?

– Сейчас нет, но думаю, что смогу наладить контакт, если захочу.

– Что Вы знаете о попытке палестинцев пронести бомбу на борт самолета «Эль-Аль» в Хитроу?

– Ее нашла служба безопасности, не так ли?

– Безопасность авиакомпании «Эль-Аль», а не аэропорта.

– Ну, а Вы что ожидали? Служба безопасности «Эль-Аль» лучшая в мире, разве не так?

– Некоторые думают, что они пронесли бомбу сами, чтобы выставить нас дураками. Я имею в виду, мог бы Моссад сделать что-то подобное?

– Внести настоящую бомбу в самолет? Никогда. Кроме того, в чем был бы их интерес?

– Мы должны рассматривать все со всех точек зрения. Итак, Вы уверены, что они не сделали бы это?

– Вы уже заметили, что я не переношу этих людей, и Вы можете мне поверить, что я был бы первым, кто рассказал бы Вам, если бы что-то подобное было на самом деле. Просто у нас хорошая система безопасности, вот и все. Они не слишком полагаются только на электронику.

– Но у них самая совершенная техника.

– Я не говорил, что они не используют новейшие технологии, просто они полагаются не только на технику. Когда техника сделает свое дело, то они проводят еще «ручную» проверку. Они все время держат пассажиров под контролем. Это была примечательная ситуация: я сидел здесь и продавал якобы величайшие тайны моей страны и в тоже время испытывал гордость за наш аппарат служб безопасности. Оба смотрели на меня с определенным опасением.

Опрос продлился еще часа два. Мы детально прошлись по тому, как Моссад активизирует, организовывает и вербует в Англии более чем три тысячи своих добровольных помощников «сайанов», как Моссад содержит более сотни конспиративных квартир в Большом Лондоне и исполняет вербовочные желания других, меньших резидентур в Европе.

Казалось, конспиративные квартиры их очень обеспокоили, потому что они вносили большой беспорядок в британскую систему по борьбе с терроризмом. И тот факт, что Моссад прямо перед их носом проводит интенсивную вербовочную деятельность, им совсем не понравился. По их тону я почувствовал, что они поняли серьезность ситуации и собираются ее исправить.

– Если мы хотим здесь все вычистить, с чего, по-вашему, мы должны начать?

– Сначала Вы должны убедить своих политиков в том, что ход против Моссад не направлен против Государства Израиль, что Моссад – это опасное орудие, которое вредит всем, кто с ним сталкивается

– Я думаю, до этого мы уже дошли. То, что мы хотим получить от Вас, – оперативная информация. Где находится ахиллесова пята системы? У каждой системы она есть, как бы ни старались ее скрыть. Где находится ахиллесова пята Моссад, которая позволит нам отойти назад и смотреть за тем, что они делают и остановить их всегда, когда мы этого захотим.

– Какой именно аспект их работы Вы хотите остановить?

– Нам не нравится, что британские подданные используются ими в их операциях. А взять на мушку из-за этого все национальное меньшинство, т.е. еврейскую общину, было бы неприемлемым. С другой стороны, мы не можем, ничего не предпринимая, наблюдать, как они вербуют дипломатов, находящихся под нашей защитой, и этим ставят на карту наши отношения с этими странами.

– Ну, тогда Вы должны поймать их на горячем.

Роберт скорчил циничную мину. – Я думаю, со временем, это произойдет само собой.

– Вы должны установить наружное наблюдение за их конспиративными квартирами.

– Здесь мы согласны с Вами. Но как мы их найдем?

– Проследите за «боделем».

– Что такое «бодель»?

– Слово «бодель» происходит от еврейского слова «лехавдиль», что означает «разделять». «Бодель» это сепаратор, ваша т.н. «ахиллесова пята». Это курьер, который доставляет пакеты и прочие штуки из резидентуры на конспиративные квартиры и наоборот. Это тайная прислуга для всего. Обычно, если не всегда, этот человек служит в армейском «спецназе». Это молодой израильтянин, прошедший специальную подготовку по обнаружению и уходу от наружного наблюдения, и он лучший в этой области. Из резидентуры в конспиративную квартиру он обычно ходит днем, а назад – по ночам. Он очень редко использует посольские машины, и у него нет четкого графика.

– И это Вы называете «ахиллесовой пятой»?

– Это то, что этот человек должен делать, но не всегда делает. В конспиративных квартирах часто живут израильские студенты, которые заботятся о наличии там продуктов и т.д., чтобы в случае необходимости они легко могли быть активизированы. Студенты живут в некоторых таких помещениях и посещают другие, забирая почту, включая и выключая свет, звоня по телефону – чтобы квартира производила впечатление населенных и не возбуждала подозрений, когда на ней разместится разведчик. Они обычно того же возраста, что и «бодель», и общаются с ним. Я имею в виду, что большинство мест, которые он посещает в свободное время, выходя из своей квартиры, и являются конспиративными квартирами. Проследите за ними, и если он в течение дня заходит к ним, то Вы нашли конспиративную квартиру. Вы вполне сможете проследить за ним большой командой наружного наблюдения, чтобы за ним никогда не ходил один и тот же человек или ехала одна и та же машина. Но я не знаю, сможете ли Вы это сделать.

Несколько минут мы помолчали, пока они переваривали услышанное.

– Это очень щекотливое дело. Роберт почесал затылок. Я был единственным курильщиком в комнате, но воздух в ней был, хоть топор вешай. Было видно, что они оба чувствовали себя не очень хорошо.

– Что Вы имеете в виду? С усмешкой я откинулся на спинку стула. Я был очень доволен собой. Я сделал то, что должен был сделать, и это доставило мне удовольствие. По крайней мере, пока, но мы еще не закончили.

– Итак, если мы проследим за парнем и найдем конспиративную квартиру, что нам делать потом? Я имею в виду, можете ли Вы представить себе скандал, если мы раскроем сразу несколько дел вроде дела Полларда?

– Нас сразу же во весь голос обвинят в антисемитизме, – заметил Стив с серьезным выражением лица.

– Этого не случится, – возразил я.

– Почему нет? – с сомнением в глазах уставился на меня Стив. – Я думаю, когда идешь на рыбалку, никогда не знаешь заранее, что вытащишь из воды.

– Резидентура не использует конспиративные квартиры для своих «сайанов». С ними встречи происходят в их частных жилищах в совершенно обычных обстоятельствах. Тайные встречи случаются очень редко, например, в тех случаях, конечно, когда «сайан» доставляет со своей работы жизненно важную информацию. Конспиративные квартиры служат только для встреч и консультаций оперативных офицеров – кадровых разведчиков, которые никогда не посещают посольство. Изредка их используют для допросов агентов, но потом от их дальнейшего использования почти всегда отказываются. От конспиративных квартир, я имел в виду.

На улице уже стемнело, и мы все заметили, что говорить нам осталось уже почти не о чем.. Информацию теперь следовало проанализировать, и тогда возникли бы новые вопросы. В этот момент выудить из меня больше ничего было нельзя. Пришло время заканчивать.

– Что теперь?

Роберт вынул из кармана белый конверт и положил его предо мной. – Это маленький знак благодарности за то, что Вы пожертвовали для нас своим временем. Мы охотно встретились бы с Вами снова и задали бы новые вопросы и, конечно, за ответы, которые мы уже получили от Вас, мы Вам заплатим.

– Вы не можете выразиться поточнее? Что Вы имеете в виду, говоря «снова»?

– Возможно, через несколько дней.

– Я не знаю, останусь ли я здесь так долго. Я позвоню Вам перед отъездом и сообщу Вам его дату.

– Где Вы сейчас живете?

– Я живу и здесь и там. Я позвоню Вам завтра и дам Вам адрес. Так пойдет?

– Хорошо. Завтра нас здесь не будет, но Вы можете сообщить его нашему другу. Он будет нашим «боделем». Мы все рассмеялись.

***

Перед зданием посольства я подсчитал деньги в конверте и установил, что англичане сильно поскупились. Даже если эти 800 долларов составляли сумму намного большую, чем та, что у меня в этот день лежала в кармане, я ведь знал, что подарил им золотые ножницы, которыми они смогут подрезать Моссад его когти. Роберт проронил в разговоре, что за один список «сайаним» они заплатили бы миллионы, но при этом он смеялся и шутил, что Моссад вряд ли пустит меня в свой штаб, где я мог бы стащить этот список.

Но я знал цену пакета с фотографиями всех оперативных офицеров-разведчиков Моссад, который я спрятал в гостиничном номере. Об этом не знал даже Эфраим. Но он и не должен был узнать об этом.

Я знал, что мне одному удалось на долгое время разрушить возможности Моссад для работы в Великобритании. И, насколько я знал англичан, они не дадут Моссад узнать, откуда возникли для них проблемы. Этим я исполнил свой долг, и при этом насладился сладким вкусом мести. Меня напугало, как сильно я их ненавижу. Я ненавидел людей, которые вырвали меня с улиц Тель-Авива и из моей жизни, которая была счастлива – несмотря на маленькие ежедневные проблемы, с которыми я, как и все в такой напряженной и небезопасной стране, как Израиль, вынужден был бороться. Я ненавидел их за то, что они поколебали мою веру в сионистскую мечту, защита которой была им доверена.