Текст книги "Смотритель"
Автор книги: Виктор Пелевин
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
В этой плотине я и провел следующие де– сять лет. Внутри она оказалась неожиданно комфортабельным местом – там были спорт– зал, пара кафе и длинный бассейн с морской водой. Серьезная школа для высшей элиты. Я обучался так же анонимно, как и прежде.
CM0f7NffA5
CM0f7NffA5
Нас учили физическому совершенству, древним языкам и так далее – как обычно в таких местах. Мы даже решали квадратные уравнения (они казались мне скорее продол– говатыми – и особого успека в этом я не до– стиг).
Кроме того, в моем образовании появи– лись и технические предметы: в те годы пpa– ведность медитаторов Железной Бездны бы– ла вознаграждена, и в нашем быту появились первые вычислители и умофоны.
Помню, как мы разбирали их и вынимали из латунных цилиндров полоски бумаги с не– понятными мантрами на латыни. Говорили, что их специально пишут чернилами, полно– стью выцветающими за два года – чтобі•і ’за– ставить покупателя обновлять модель.
Сейчас я предполагаю, что память oC› эгих нудных уроках вбивали в голову будущему Смотрителю специально – для того, чтобы у него навечно yrac интерес к технике. Если так, то цель была достигнута.
Но нас не слишком интересовали ясе эти технические новинки – мы главным образом увивались за хорошенькими прислужницами и официантками, чей полумонашеский статус совершенно не препятствовал нашему обще– нию из-за специфики данных ими обетов.
34
Нас учили физическому совершенству, древним языкам и так далее – как обычно в таких местах. Мы даже решали квадратные уравнения (они казались мне скорее продол– говатыми – и особого успека в этом я не до– стиг).
Кроме того, в моем образовании появи– лись и технические предметы: в те годы пpa– ведность медитаторов Железной Бездны бы– ла вознаграждена, и в нашем быту появились первые вычислители и умофоны.
Помню, как мы разбирали их и вынимали из латунных цилиндров полоски бумаги с не– понятными мантрами на латыни. Говорили, что их специально пишут чернилами, полно– стью выцветающими за два года – чтобі•і ’за– ставить покупателя обновлять модель.
Сейчас я предполагаю, что память oC› эгих нудных уроках вбивали в голову будущему Смотрителю специально – для того, чтобы у него навечно yrac интерес к технике. Если так, то цель была достигнута.
Но нас не слишком интересовали ясе эти технические новинки – мы главным образом увивались за хорошенькими прислужницами и официантками, чей полумонашеский статус совершенно не препятствовал нашему обще– нию из-за специфики данных ими обетов.
34
Бедняжки по-настоящему любили работу с молодежью, но их было мало, и на их благо– родную жертву у нас стояла серьезная много– дневная очередь, отчего я привык придавать этой гигиенической процедуре значение и ценность, которых она сама по себе лишена.
Во втором фаланстере со мной обращались строже, чем прежде. Я объяснял это тем, что меня невзлюбили учителя, особенно учитель медитации. Хоть мои тренировки в концен– трации прекратились, от меня теперь требова– ли невероятных усилий в визуализаііии.
Мне, например, несколько секунд показы– вали парадный портрет тогдашнего Смотри– теля, Никколо Третьего, а затем я должен был описать его во всех подробностях – от черной маски на лице до крохотных рубинов в ошей– нике придворной собаки. Если я не ошибался в своем отчете ни разу, меня могли спросить, например, про форму мазков, которыми на– писаны канделябры золотой люстры.
К счастью, я проходил подобные проверки без особых трудностей – к визуализации у ме– ня определенно был талант, и первые упрах:– нения по ее развитию начались еще в «Птице•». Мои успехи в математике и физике оказа– лись скромнее. Я писал неплохие сочинения по литературе, но учитель словесности отме-
Бедняжки по-настоящему любили работу с молодежью, но их было мало, и на их благо– родную жертву у нас стояла серьезная много– дневная очередь, отчего я привык придавать этой гигиенической процедуре значение и ценность, которых она сама по себе лишена.
Во втором фаланстере со мной обращались строже, чем прежде. Я объяснял это тем, что меня невзлюбили учителя, особенно учитель медитации. Хоть мои тренировки в концен– трации прекратились, от меня теперь требова– ли невероятных усилий в визуализаііии.
Мне, например, несколько секунд показы– вали парадный портрет тогдашнего Смотри– теля, Никколо Третьего, а затем я должен был описать его во всех подробностях – от черной маски на лице до крохотных рубинов в ошей– нике придворной собаки. Если я не ошибался в своем отчете ни разу, меня могли спросить, например, про форму мазков, которыми на– писаны канделябры золотой люстры.
К счастью, я проходил подобные проверки без особых трудностей – к визуализации у ме– ня определенно был талант, и первые упрах:– нения по ее развитию начались еще в «Птице•». Мои успехи в математике и физике оказа– лись скромнее. Я писал неплохие сочинения по литературе, но учитель словесности отме-
чал в них « бедность слога и боязнь актуаль– ного высказывания» (до сих пор не понимаю, что имел в виду этот трогательный поэт-не– удачник, полный желчи, так и не алхимизиро– вавшейся в чернила).
Еще я неплохо рисовал, но меня бесили темы, задаваемые на уроках – изобразить ка– питель колонны, голову мраморной женщи– ны, в подробностях перерисовать карандашом древний масляный пейзаж (оригинал убира– ли, дав мне посмотреть на него пару секунд, из чего я делал вывод, что меня продолжают натаскивать в визуализации).
Это, конечно, дало результаты. Зклектич– ные символы Единого Культа становились объектом моей концентрации лишь на время экзаменов – зато к концу своего обучения я так развил свой дар, что мог закрыть от ску– ки глаза, вспомнить любую красивую девуш– ку, и она оставалась со мной наедине столько, сколько я хотел. Товарищи не верили и за– видовали – им для стимуляции воображения нужны были фотографии и рисунки.
В двадцать два года я закончил наконец вторую школу (еще много лет после этого стандартный ночной кошмар об экзамене, к которому я не готов, происходит в ее длинных сводчатых коридорах).
чал в них « бедность слога и боязнь актуаль– ного высказывания» (до сих пор не понимаю, что имел в виду этот трогательный поэт-не– удачник, полный желчи, так и не алхимизиро– вавшейся в чернила).
Еще я неплохо рисовал, но меня бесили темы, задаваемые на уроках – изобразить ка– питель колонны, голову мраморной женщи– ны, в подробностях перерисовать карандашом древний масляный пейзаж (оригинал убира– ли, дав мне посмотреть на него пару секунд, из чего я делал вывод, что меня продолжают натаскивать в визуализации).
Это, конечно, дало результаты. Зклектич– ные символы Единого Культа становились объектом моей концентрации лишь на время экзаменов – зато к концу своего обучения я так развил свой дар, что мог закрыть от ску– ки глаза, вспомнить любую красивую девуш– ку, и она оставалась со мной наедине столько, сколько я хотел. Товарищи не верили и за– видовали – им для стимуляции воображения нужны были фотографии и рисунки.
В двадцать два года я закончил наконец вторую школу (еще много лет после этого стандартный ночной кошмар об экзамене, к которому я не готов, происходит в ее длинных сводчатых коридорах).
И вот за мной приехали четыре фельдъ– егеря в красных камилавках, посадили меня в комфортабельнейшую карету (в ней, прав– да, было что-то от одиночной клетки для cy– масшедшего, обитой изнутри мягким) – и по– везли в столицу, велев каяться, не теряя вре– мени.
Что ждет теперь? Счастье? Или, может быть... смерть? Не принесут ли меня в жертву во время какого-нибудь жугкого ритуала, на– столько секретного, что я о нем никогда даже не слышал?
Добравшись в своих мыслях до этого ме– ста, я понял – покаяние закончено. Как мало я успел нагрешить, подумал я с усмешкой, ro– жусь на роль агнца.
Фельдъегери волновались зря. Мы еще не добрались до станции воздуіііной почты.
Если покаяние было успешным, Ангелы посылают кающемуся знак, и на него нисхо-
ДИТ ГЛ ЁіОКИЙ СОН. БК GЛ)/ЧИЛОСЬ И НО МНОЙ —
я заснул сладко и беспробудно, и нс заметил толком, как меня перенесли из кареты в по– чтовый монгольфьер, летевший в Михайлов– ский замок: мне только запомнился длинный
КО)ЭИДОЈЭ, ПО KOTOJ9OM М НЯ ВОЛОКЛИ.
Когда я проснулся, в ободранной кабине монгольфьера не было никаких фельдъегерей,
И вот за мной приехали четыре фельдъ– егеря в красных камилавках, посадили меня в комфортабельнейшую карету (в ней, прав– да, было что-то от одиночной клетки для cy– масшедшего, обитой изнутри мягким) – и по– везли в столицу, велев каяться, не теряя вре– мени.
Что ждет теперь? Счастье? Или, может быть... смерть? Не принесут ли меня в жертву во время какого-нибудь жугкого ритуала, на– столько секретного, что я о нем никогда даже не слышал?
Добравшись в своих мыслях до этого ме– ста, я понял – покаяние закончено. Как мало я успел нагрешить, подумал я с усмешкой, ro– жусь на роль агнца.
Фельдъегери волновались зря. Мы еще не добрались до станции воздуіііной почты.
Если покаяние было успешным, Ангелы посылают кающемуся знак, и на него нисхо-
ДИТ ГЛ ЁіОКИЙ СОН. БК GЛ)/ЧИЛОСЬ И НО МНОЙ —
я заснул сладко и беспробудно, и нс заметил толком, как меня перенесли из кареты в по– чтовый монгольфьер, летевший в Михайлов– ский замок: мне только запомнился длинный
КО)ЭИДОЈЭ, ПО KOTOJ9OM М НЯ ВОЛОКЛИ.
Когда я проснулся, в ободранной кабине монгольфьера не было никаких фельдъегерей,
СМ07fИТЕЗ[
СМ07fИТЕЗ[
а ОДНИ ТЮКИ G ПОЧТОЙ ' ВОЗМОЖНО, МОИ ГЈЗОЗНЫС:
сопровождающие требовались на тот случай, если из меня при покаянии начнут исходить бесы... Но я не додумал эту мысль: в окошке уже яидна была кордегардия Михайловского замка – и его сверкающие башенки, озарен– ные утренним солнцем, трепещущие разно– цветными флагами... Мы снимались.
Вот так н почти ііолностью проспал свой первый воздухоплавательный опыт.
Я не особо волновался перед аудиенцией:
возможно, назначат в адъютанты к какому– нибудь уставшему от дел чину, и что? Буду де– лать его работу, постепенно входя в курс дел. Так с де Киже бывало сплошь и рядом – и для карьеры считалось лучшим вoзмo :ным стартом: когда чин умирал, бывшего помоіи– ника нередко назначали на его место. Но мог– ли, конечно, определить и в простые секре– тари.
Михайловский замок бьш величественно огромен. Впрочем, он не столько потряс меня своим великолепием, сколько пробудил в мо– ей груди какое—то щемящее подобие носталь-
ГИИ ПО ВС:ЛИКОМ)/ ПЈЗОШЛОМ .
На фронтоне горела золотая надпись:
ДотуТвоемуподоdаег
а ОДНИ ТЮКИ G ПОЧТОЙ ' ВОЗМОЖНО, МОИ ГЈЗОЗНЫС:
сопровождающие требовались на тот случай, если из меня при покаянии начнут исходить бесы... Но я не додумал эту мысль: в окошке уже яидна была кордегардия Михайловского замка – и его сверкающие башенки, озарен– ные утренним солнцем, трепещущие разно– цветными флагами... Мы снимались.
Вот так н почти ііолностью проспал свой первый воздухоплавательный опыт.
Я не особо волновался перед аудиенцией:
возможно, назначат в адъютанты к какому– нибудь уставшему от дел чину, и что? Буду де– лать его работу, постепенно входя в курс дел. Так с де Киже бывало сплошь и рядом – и для карьеры считалось лучшим вoзмo :ным стартом: когда чин умирал, бывшего помоіи– ника нередко назначали на его место. Но мог– ли, конечно, определить и в простые секре– тари.
Михайловский замок бьш величественно огромен. Впрочем, он не столько потряс меня своим великолепием, сколько пробудил в мо– ей груди какое—то щемящее подобие носталь-
ГИИ ПО ВС:ЛИКОМ)/ ПЈЗОШЛОМ .
На фронтоне горела золотая надпись:
ДотуТвоемуподоdаег
іВRТЬпяГОСRОДМА8 ДОЛГ0
іВRТЬпяГОСRОДМА8 ДОЛГ0
ДМёЙ
ДМёЙ
Я знал, что такая же была на петербург– ском замке, и теологи до сих пор спорят о ее значении, – но рассуждать о нем казалось мне бесполезным. Михайловский дворец строили титаны. Они могли говорить с Верховным Cy– ществом на «ты», и слова их напоминали гроз– ное Слово, произнесенное в начале времен. Смысл их речи был так же неизъясним, как значение грома, удара молнии или затмения солнца. Где нам было понять его из нынешне– го ничтожества?
Меня привели в приемную Смотрителя (я не испытывал интереса к предметам ста– ринного искусства, украшавшим коридоры его огромного жилища, и не запомнил ниче– го, кроме малахитовых плит пола) – и оста– вили в обществе двух охранников и секретаря в простом оранжевом халате без знаков раз– личия. Одетый таким образом чиновник вы– зывает доверие, подумал я, надо будет запом-
Я знал, что такая же была на петербург– ском замке, и теологи до сих пор спорят о ее значении, – но рассуждать о нем казалось мне бесполезным. Михайловский дворец строили титаны. Они могли говорить с Верховным Cy– ществом на «ты», и слова их напоминали гроз– ное Слово, произнесенное в начале времен. Смысл их речи был так же неизъясним, как значение грома, удара молнии или затмения солнца. Где нам было понять его из нынешне– го ничтожества?
Меня привели в приемную Смотрителя (я не испытывал интереса к предметам ста– ринного искусства, украшавшим коридоры его огромного жилища, и не запомнил ниче– го, кроме малахитовых плит пола) – и оста– вили в обществе двух охранников и секретаря в простом оранжевом халате без знаков раз– личия. Одетый таким образом чиновник вы– зывает доверие, подумал я, надо будет запом-
Приемная была большой светлой комна– той, убранной на удивление скромно. За атри– бугы роскоши здесь могли сойти только вен– зели на дверях в малый тронный зал: золотые
«D» с лазурными ножками, превращающими их в «Р», на фоне скрещенных красных фас– ций с топориками.
39
Приемная была большой светлой комна– той, убранной на удивление скромно. За атри– бугы роскоши здесь могли сойти только вен– зели на дверях в малый тронный зал: золотые
«D» с лазурными ножками, превращающими их в «Р», на фоне скрещенных красных фас– ций с топориками.
39
Это бьы какой-то римский символ, за– имствованный Единым Культом из древней истории – потому, наверно, что он без усилий раскладывался на «D» и «Р», акроним слов
« Далай-Напа» (таков бьш один из многочис– ленных экзотииеских титулов Смотрителя; са– мым же красивым из них мне казалось слово
‹• Неботрога»).
Заметивший мое любопытство секретарь объяснил, что первоначалъно фасций не бы– ло – их сделали из буквы «Х•», пересекавшейся с «P•» в оригинальном символе. Его смысла се– кретарь не помнил – но предложил поверить на слово, что с теологическим обоснованием все в порядке.
Мы немного поболтали. Секретарь и сам
Это бьы какой-то римский символ, за– имствованный Единым Культом из древней истории – потому, наверно, что он без усилий раскладывался на «D» и «Р», акроним слов
« Далай-Напа» (таков бьш один из многочис– ленных экзотииеских титулов Смотрителя; са– мым же красивым из них мне казалось слово
‹• Неботрога»).
Заметивший мое любопытство секретарь объяснил, что первоначалъно фасций не бы– ло – их сделали из буквы «Х•», пересекавшейся с «P•» в оригинальном символе. Его смысла се– кретарь не помнил – но предложил поверить на слово, что с теологическим обоснованием все в порядке.
Мы немного поболтали. Секретарь и сам
оказался выпускником
оказался выпускником
фаланстера
фаланстера
«Мед-
«Мед-
ведь», но, как ни странно, у нас не наііілось ни одного общего знакомого.
Я стал расспрашивать о диковинках Ми– хайловского замка – особенно о знаменитой Комнате Бесконечного Ужаса, куда, по леген– да, мог войти только сам Смотритель (ибо xpa– нящуюся там тайну могла вместить лишь его великая душа). Я не особо доверял легендам – и меня интересовало, устраивают ли публич– ные экскурсии в это помещение, и если да, то как туда записаться.
40
ведь», но, как ни странно, у нас не наііілось ни одного общего знакомого.
Я стал расспрашивать о диковинках Ми– хайловского замка – особенно о знаменитой Комнате Бесконечного Ужаса, куда, по леген– да, мог войти только сам Смотритель (ибо xpa– нящуюся там тайну могла вместить лишь его великая душа). Я не особо доверял легендам – и меня интересовало, устраивают ли публич– ные экскурсии в это помещение, и если да, то как туда записаться.
40
– Не спешите, мой юный друг, – вежливо сказал секретарь, сомкнув ресницы, дрожа– щие от еле сдерживаемого смеха, – попасть туда не так сложно, сложно выйти, сохранив рассудок... А про экскурсии я не слышал.
На этом наш разговор как-то сам yrac, и я, укорив себя за легкомыслие, закрыл глаза и ушел в сосредоточение, приличествующее важности момента.
Примерно через полчаса я понял, что се– кретаря и охранников в комнате уже нет. Я не заметил, как и когда они вышли. А потом две– ри с вензелями растворились. Сработал, долж– но быть, какой-то механизм – людей нигде не было. Я увидел коридор, плавно поворачива-
– Не спешите, мой юный друг, – вежливо сказал секретарь, сомкнув ресницы, дрожа– щие от еле сдерживаемого смеха, – попасть туда не так сложно, сложно выйти, сохранив рассудок... А про экскурсии я не слышал.
На этом наш разговор как-то сам yrac, и я, укорив себя за легкомыслие, закрыл глаза и ушел в сосредоточение, приличествующее важности момента.
Примерно через полчаса я понял, что се– кретаря и охранников в комнате уже нет. Я не заметил, как и когда они вышли. А потом две– ри с вензелями растворились. Сработал, долж– но быть, какой-то механизм – людей нигде не было. Я увидел коридор, плавно поворачива-
Где-то в его глубинах требовательно про-
звенел колокольчик.
Я Не зНал, ЧТО предпрИНllТь – дождаться возвращения секретаря или войти. Как пер– вое, так и второе могло впоследствии оказать– СЯ ПЈЭОІІВЈІflНИёМ НО чТИвости. Может быть, правильнее было вообще выйти из приемной. Я решил так и сделать – но ведущая наружу дверь оказалась запертой. Тогда я сообразил: таков, наверное, здешний ритуал – и часть его заключается в том, что неофита ни о чем не предупрех:дают... Колокольчик в глубине изо-
Где-то в его глубинах требовательно про-
звенел колокольчик.
Я Не зНал, ЧТО предпрИНllТь – дождаться возвращения секретаря или войти. Как пер– вое, так и второе могло впоследствии оказать– СЯ ПЈЭОІІВЈІflНИёМ НО чТИвости. Может быть, правильнее было вообще выйти из приемной. Я решил так и сделать – но ведущая наружу дверь оказалась запертой. Тогда я сообразил: таков, наверное, здешний ритуал – и часть его заключается в том, что неофита ни о чем не предупрех:дают... Колокольчик в глубине изо-
41
41
гнутого коридора прозвонил еще раз – край-
не, как мне показалось, нетерпеливо, – и я по– шел на его звук.
Стены коридора были украшены теми же
гнутого коридора прозвонил еще раз – край-
не, как мне показалось, нетерпеливо, – и я по– шел на его звук.
Стены коридора были украшены теми же
повторяющимися несколько метров рука, сжимающая
повторяющимися несколько метров рука, сжимающая
вензелями. Через ка:кдые из стены торчала золотая факел с лампой, спрятан-
вензелями. Через ка:кдые из стены торчала золотая факел с лампой, спрятан-
ной среди красиво преломляющих свет кри– сталлов. Пройдя мимо трех или четырех таких факелов, я в недоумении остановился.
flроисходило что-то странное. Коридор за– гибался вправо, сворачиваясь огромной улит– кой. Подобное, конечно, несложно было по– строить. Но при такой геометрии коридор никак не мог сосуіиествовать с приемной – а должен бьш находиться на ее месте. Я ceйuac шел по той же самой комнате, где прежде си– дел. Или я прежде сидел в том же самом кори– доре, где сейчас шел.
dl реиіил, что это оптическая иллюзия, – и потрогал стену. Затем коснулся одного из вен– зелей Смотрителя. «D» бьгво из холодного зо– лота, ножка «P» – из стеклянистой эмали, то– же холодной, но по-другому.
Все здесь выглядело настоящим, и ментр коридора-улитки бьш уже близко. В качестве последнего опыта я дотронулся до светящих– ся кристаллов над лампой – и отдернул руку:
ной среди красиво преломляющих свет кри– сталлов. Пройдя мимо трех или четырех таких факелов, я в недоумении остановился.
flроисходило что-то странное. Коридор за– гибался вправо, сворачиваясь огромной улит– кой. Подобное, конечно, несложно было по– строить. Но при такой геометрии коридор никак не мог сосуіиествовать с приемной – а должен бьш находиться на ее месте. Я ceйuac шел по той же самой комнате, где прежде си– дел. Или я прежде сидел в том же самом кори– доре, где сейчас шел.
dl реиіил, что это оптическая иллюзия, – и потрогал стену. Затем коснулся одного из вен– зелей Смотрителя. «D» бьгво из холодного зо– лота, ножка «P» – из стеклянистой эмали, то– же холодной, но по-другому.
Все здесь выглядело настоящим, и ментр коридора-улитки бьш уже близко. В качестве последнего опыта я дотронулся до светящих– ся кристаллов над лампой – и отдернул руку:
они были нестерпимо горячими от благодати. Я тихо выругался, и из-за поворота долетел укающий смех.
Мне стало страшно. Через мой ум пронес– лось множество версий происходящего, все тревор:ные. Наиболее вероятным казалось, ЧТО MëHII Сыпили вызывающим галлюцина– ции газом. Но тогда я не мог бы так связно строить эти гипотезы, думал я. Вряд ли газ мо– жет действовать настолько избирательно.
Колокольчик требовательно зазвенел сно– ва. Я отбросил сомнения и страхи – и реши– тельно пошел вперед.
В тупике коридора стояло золотое крес– ло, накрытое тигровой шкурой. В кресле си– дел Далай-Папа, Великий Магистр Желтого Флага и Смотритель Идиллиума Никколо Третий – в таком же оранжевом халате, как на секретаре, но со знаками высшего медиума – и гппзе i на меня сквозь прорези своей черной маски.
Он носил такую не один – я уже видел не– скольких высокопоставленных лиц в похожик масках. Возможно, так принято было в каком– то внутреннем ордене, чью униформу Смотри– тель надевал из тех же соображений, из каких государи Ветхой Земли облачались гусарами (не говоря уже о том, uтo в лицо Смотрителя
43
они были нестерпимо горячими от благодати. Я тихо выругался, и из-за поворота долетел укающий смех.
Мне стало страшно. Через мой ум пронес– лось множество версий происходящего, все тревор:ные. Наиболее вероятным казалось, ЧТО MëHII Сыпили вызывающим галлюцина– ции газом. Но тогда я не мог бы так связно строить эти гипотезы, думал я. Вряд ли газ мо– жет действовать настолько избирательно.
Колокольчик требовательно зазвенел сно– ва. Я отбросил сомнения и страхи – и реши– тельно пошел вперед.
В тупике коридора стояло золотое крес– ло, накрытое тигровой шкурой. В кресле си– дел Далай-Папа, Великий Магистр Желтого Флага и Смотритель Идиллиума Никколо Третий – в таком же оранжевом халате, как на секретаре, но со знаками высшего медиума – и гппзе i на меня сквозь прорези своей черной маски.
Он носил такую не один – я уже видел не– скольких высокопоставленных лиц в похожик масках. Возможно, так принято было в каком– то внутреннем ордене, чью униформу Смотри– тель надевал из тех же соображений, из каких государи Ветхой Земли облачались гусарами (не говоря уже о том, uтo в лицо Смотрителя
43
никто не знал, и он мог, наверное, играть по
вечерам в Гаруна-аль-Рашида).
ПOMНИЛ ИЗ ШКОЛЫ, ЧТО С TOГОСЛОВС КОЙ
точки зрения при обращении к Далай-Папе уместны три титула: «• Ваше Переменчество•›,
«Ваше Безличество» и «Ваше Страдальчество•» Обычно пользуются словом « Безличество•›, поскольку его можно отнести не только к ли-
Ш£lННОЙ ПОСТОЯИНОГО ‹•R •v ПЈЭИЈЭОЈІе СмОТQИТёЛЯ
(которую он, как известно, разделяет со всем сущим), но и к его маске, что придает этому обращению свежий либерально-светский от– тенок. Два других титула, уравнивающих Смо– трителя с прочими феноменами Вселенной, используются лишь в священных докумен– тах – употреблять их при встрече считается фамильярностью.
– Ваше Безличество...
Я совершил перед Смотрителем трой– ное простирание – как того требовал этикет (обычно выпускники государственных школ совершают этот ритуал перед пустым креслом Далай-Папы). Закончив, я так и замер на ко– ленях.
– Можешь встать, – сказал Смотритель. – Ты знаешь, почему ты здесь?
– Нет, ваше Безличество, – ответил я, под– нимаясь.
никто не знал, и он мог, наверное, играть по
вечерам в Гаруна-аль-Рашида).
ПOMНИЛ ИЗ ШКОЛЫ, ЧТО С TOГОСЛОВС КОЙ
точки зрения при обращении к Далай-Папе уместны три титула: «• Ваше Переменчество•›,
«Ваше Безличество» и «Ваше Страдальчество•» Обычно пользуются словом « Безличество•›, поскольку его можно отнести не только к ли-
Ш£lННОЙ ПОСТОЯИНОГО ‹•R •v ПЈЭИЈЭОЈІе СмОТQИТёЛЯ
(которую он, как известно, разделяет со всем сущим), но и к его маске, что придает этому обращению свежий либерально-светский от– тенок. Два других титула, уравнивающих Смо– трителя с прочими феноменами Вселенной, используются лишь в священных докумен– тах – употреблять их при встрече считается фамильярностью.
– Ваше Безличество...
Я совершил перед Смотрителем трой– ное простирание – как того требовал этикет (обычно выпускники государственных школ совершают этот ритуал перед пустым креслом Далай-Папы). Закончив, я так и замер на ко– ленях.
– Можешь встать, – сказал Смотритель. – Ты знаешь, почему ты здесь?
– Нет, ваше Безличество, – ответил я, под– нимаясь.
– Если со мной что-то случится, тебе при– дется сесть в это кресло. Ты мой преемник. Так сказать, запасной Смотритель. Совсем не та– кой, как я.
– Если со мной что-то случится, тебе при– дется сесть в это кресло. Ты мой преемник. Так сказать, запасной Смотритель. Совсем не та– кой, как я.
– Надеюсь, – продолжал Смотритель, – что до этого у нас в ближайшие годы не дой– дет. Но такова бьгяа воля Ангелов. Ты здесь ис– ключительно благодаря им.
Он хмыкнул, как будто в этом было что-то смсшное.
– Ты ведь догадывался, зачем тебя сюда ве– зут'' Когда каялся в карете?
– Нет, – ответил я.
Я не врал.
– А я сразу понял, – сказал он. – Просто из-за количества мучений, которые пришлось вспомнить. Мне казалось, что их обязательно должно увенчать какое-то окончательное и всеобъемлющее издевательство – вроде фи– нального аккорда в симфонии. Тебе, я уверен, тоже жилось не сладко. Ты ведь де Киже. Ты и вправду не думал ни о чем мрач ном?
II вспомнил, что этикет требует от собесед– ника Смотрителя предельной откровенности.
– Думал, – признался я. – О смерти. Но совсем недолго.
Смотритель засмеялся.
45
– Надеюсь, – продолжал Смотритель, – что до этого у нас в ближайшие годы не дой– дет. Но такова бьгяа воля Ангелов. Ты здесь ис– ключительно благодаря им.
Он хмыкнул, как будто в этом было что-то смсшное.
– Ты ведь догадывался, зачем тебя сюда ве– зут'' Когда каялся в карете?
– Нет, – ответил я.
Я не врал.
– А я сразу понял, – сказал он. – Просто из-за количества мучений, которые пришлось вспомнить. Мне казалось, что их обязательно должно увенчать какое-то окончательное и всеобъемлющее издевательство – вроде фи– нального аккорда в симфонии. Тебе, я уверен, тоже жилось не сладко. Ты ведь де Киже. Ты и вправду не думал ни о чем мрач ном?
II вспомнил, что этикет требует от собесед– ника Смотрителя предельной откровенности.
– Думал, – признался я. – О смерти. Но совсем недолго.
Смотритель засмеялся.
45
– Ты, Алекс, оптимист. Прекрасная черта для будущего Смотрителя. Постарайся coxpa– нить это качество.
– Оптимист? – удивился я. – Мне кажется, это самое мрачное, что возможно.
Мой собеседник показал головой.
– Смотритель – не наместник Tpex Возвы– шенных, как вас учат, – сказал он. – Смотри– тель – это военный. А смерть для военного – отдых. Ее надо заслужить.
– Но в нее можно уйти незаслуженно.
– Да, так часто и происходит, – кивнул Смотритель. – Как ты думаешь, почему по– следние двадцать лет никто из Смотрителей не проводил Saint Rappon? Почему его раз за разом назначали и отменяли?
Вопрос поставил меня в тупик. Я об этом никогда не задумывался. Слова Saint Rappon вообще крайне мало для меня значили – ни одного из них я не видел сам. Последний слу– чился при моей жизни, но я тогда бьш слиш-
– Ты, Алекс, оптимист. Прекрасная черта для будущего Смотрителя. Постарайся coxpa– нить это качество.
– Оптимист? – удивился я. – Мне кажется, это самое мрачное, что возможно.
Мой собеседник показал головой.
– Смотритель – не наместник Tpex Возвы– шенных, как вас учат, – сказал он. – Смотри– тель – это военный. А смерть для военного – отдых. Ее надо заслужить.
– Но в нее можно уйти незаслуженно.
– Да, так часто и происходит, – кивнул Смотритель. – Как ты думаешь, почему по– следние двадцать лет никто из Смотрителей не проводил Saint Rappon? Почему его раз за разом назначали и отменяли?
Вопрос поставил меня в тупик. Я об этом никогда не задумывался. Слова Saint Rappon вообще крайне мало для меня значили – ни одного из них я не видел сам. Последний слу– чился при моей жизни, но я тогда бьш слиш-
Я знал, конечно, что так назывался один из главных праздников Идиллиума, на который возвращаются из личных пространств многие солики. Это было красочное зрелище – Смо– тритель появлялся перед людьми в старинном мундире времен Павла Великого, на коне и со
Я знал, конечно, что так назывался один из главных праздников Идиллиума, на который возвращаются из личных пространств многие солики. Это было красочное зрелище – Смо– тритель появлялся перед людьми в старинном мундире времен Павла Великого, на коне и со
46
46
шпагой в руке; ритуал, вероятно, много зна– чил для нашей официальной идентичности но никакого смысла, кроме карнавального, я в нем не видел.
– Экономят средства?
Мое предполоя:ение было логичным: я знал, что во время 5‹зілі Rappon на централь– ной площади для всеобщего удовольствия возгоняется огромное количество глюков, и это событие серьезно обременяет казну.
Никколо Третий отрицательно показал ro-
шпагой в руке; ритуал, вероятно, много зна– чил для нашей официальной идентичности но никакого смысла, кроме карнавального, я в нем не видел.
– Экономят средства?
Мое предполоя:ение было логичным: я знал, что во время 5‹зілі Rappon на централь– ной площади для всеобщего удовольствия возгоняется огромное количество глюков, и это событие серьезно обременяет казну.
Никколо Третий отрицательно показал ro-
– Мы бы не мелочились. Дело в том, что двух прея:них Смотрителей, пытавшихся про– вести ритуал, убили.
– Убили? – выдохнул я. – Я никогда не слышал, что кто-то из недавних Смотрителей умер насильственной смертью.
– На самом деле смертей было гораздо больше, – сказал Смотритель. – Мы просто держим их в секрете. Я не первый ношу имя Никколо Третий. Тот, кто был до меня, ничем от меня не отличался. Ты же совсем другой.
Это прозвучало жутковато, абсурдно – но я
сразу поверил.
– Кто их всех убил? – спросил я.
– Мы называем его Великий Фехтовальщик.
– Странное ИМІІ.
– Мы бы не мелочились. Дело в том, что двух прея:них Смотрителей, пытавшихся про– вести ритуал, убили.