Текст книги "Смотритель"

Автор книги: Виктор Пелевин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Что подумают об этой комнате, когда вой– дут сюда? Ее, верно, примут за место для тайных свиданий – или за пыточную камеру (чтобы дать пищу пытливым умам, я бросил на полу сахарные щипцы и плетку). Так странно видеть приют моих бессонных ночей пустым. Оказывается, здесь куда больше места, чем мне казалось.

19

19

Киж третьи сутки спит на походной кровати в моей спальне. Двери отперты, караул распу– щен. Киж говорит, что ему совсем не страш– но – но дело, должно быть, в опиумной на– стойке, к которой у него прорезался изрядный вкус. Я выполню данное ему обещание.

Пьяные заговорщики      пусть тешат себя мыслью, что убили магистра Мальтийского Ордена. На деле я мог бы заколоть их простой зубочисткой прежде, чем они успели бы ис– пугаться, – но какая мне радость произвести впечатление на нескольких дышащих луком офицеров, не умеющих даже соблюсти свою присягу? Пусть судит их Верховное Существо. Моя же награда в том, чтобы пройти по зем-

ле незаметно – как поступали мудрые во все времена. Непросто сделать это, родившись в горностаевой шкуре. Но я, кажется, смог.

Здесь императором был я. В Идиллиуме им станет каждый.

Киж третьи сутки спит на походной кровати в моей спальне. Двери отперты, караул распу– щен. Киж говорит, что ему совсем не страш– но – но дело, должно быть, в опиумной на– стойке, к которой у него прорезался изрядный вкус. Я выполню данное ему обещание.

Пьяные заговорщики      пусть тешат себя мыслью, что убили магистра Мальтийского Ордена. На деле я мог бы заколоть их простой зубочисткой прежде, чем они успели бы ис– пугаться, – но какая мне радость произвести впечатление на нескольких дышащих луком офицеров, не умеющих даже соблюсти свою присягу? Пусть судит их Верховное Существо. Моя же награда в том, чтобы пройти по зем-

ле незаметно – как поступали мудрые во все времена. Непросто сделать это, родившись в горностаевой шкуре. Но я, кажется, смог.

Здесь императором был я. В Идиллиуме им станет каждый.

Фельдъегерь в красной камилавке склонил красивое липо к окошку самоходной кареты и сказал:

– Дорога до станции не так уж далека, cy– дарь. Дам вам совет – начинайте покаяние прямо сейчас. Тогда нам не придется ждать в чистом поле, пока вы его завершите...

Совет его был весьма настоятельным: дого– ворив, он закрыл окошко, и я оказался в тем– ноте.

Перед личной встречей со Смотрителем полагаетсll Очистить душу, совершив так на– зьlваемос Большое Покаяние – вспомнить всю свою жизнь и раскаяться в совершенных rpexax («переосмыслить•» их, как поясняют монахи Желтого Флага).

Разумеется, если делать это добросовест-

но, вспоминая каждого раздавленного мура– вья, Смотрителю придется ждать очень долго, поэтому разновидность покаяния, рекоменду-

Фельдъегерь в красной камилавке склонил красивое липо к окошку самоходной кареты и сказал:

– Дорога до станции не так уж далека, cy– дарь. Дам вам совет – начинайте покаяние прямо сейчас. Тогда нам не придется ждать в чистом поле, пока вы его завершите...

Совет его был весьма настоятельным: дого– ворив, он закрыл окошко, и я оказался в тем– ноте.

Перед личной встречей со Смотрителем полагаетсll Очистить душу, совершив так на– зьlваемос Большое Покаяние – вспомнить всю свою жизнь и раскаяться в совершенных rpexax («переосмыслить•» их, как поясняют монахи Желтого Флага).

Разумеется, если делать это добросовест-

но, вспоминая каждого раздавленного мура– вья, Смотрителю придется ждать очень долго, поэтому разновидность покаяния, рекоменду-

емая на практике, называется «•быстрым Боль– шим Покаянием» : кающийся осмысляет лишь то, что само проявляется в памяти. Если кает– ся солик, он вспоминает созданный им мир – и сокрушается о его недостатках.

Но моя двадцатидвухлетняя совесть была не то что чиста – ее вообще ни разу не доста– вали из чехла, где она хранилась. При моем образе жизни для этого не было повода, ибо я принадлежал к роду де Киже – что одновре– менно считалось и высочайшей честью, и про– клятием.

Проклятие нашего рода в том, что все де Ким:е обречены жить в Идиллиуме. Они не могут уйти в личное пространство. Но есть из– вестное суждение диалектиков на наш счет: если ты – де Киже и рос в Идиллиуме, тем самым ты его создавал, хотя бы отчасти. По– этому при подобных религиозных процедурах нам полагается думать про Идиллиум – и ка– яться за его недостатки (или за то, что мы по неразумию таковыми считаем).

Это я и начал делать.

Идиллиум, думал я неторопливо, это боль– шой остров или маленький материк, кому как нравится. В силу особенностей рельефа здесь сосуществует множество разных климатиче– ских зои. Вокруг – море. Кругосветных путе-

емая на практике, называется «•быстрым Боль– шим Покаянием» : кающийся осмысляет лишь то, что само проявляется в памяти. Если кает– ся солик, он вспоминает созданный им мир – и сокрушается о его недостатках.

Но моя двадцатидвухлетняя совесть была не то что чиста – ее вообще ни разу не доста– вали из чехла, где она хранилась. При моем образе жизни для этого не было повода, ибо я принадлежал к роду де Киже – что одновре– менно считалось и высочайшей честью, и про– клятием.

Проклятие нашего рода в том, что все де Ким:е обречены жить в Идиллиуме. Они не могут уйти в личное пространство. Но есть из– вестное суждение диалектиков на наш счет: если ты – де Киже и рос в Идиллиуме, тем самым ты его создавал, хотя бы отчасти. По– этому при подобных религиозных процедурах нам полагается думать про Идиллиум – и ка– яться за его недостатки (или за то, что мы по неразумию таковыми считаем).

Это я и начал делать.

Идиллиум, думал я неторопливо, это боль– шой остров или маленький материк, кому как нравится. В силу особенностей рельефа здесь сосуществует множество разных климатиче– ских зои. Вокруг – море. Кругосветных путе-

шествий никто не предпринимал, но, если мы решился на это, нашему миру придется, види– мо, расстаться с приятной неопределенностью своего статуса и стать залитым водой uiapoм.

Столица наша тоже называется «Идилли– ум», хотя много раз делались попытки пере– именовать ее то в Пауловилль, то даже в Ap– хатопавловск (от чего, по-моему, разит co– вершеннейшей Ассирией). Самым изящным из предлагавшихся вариантов было, на мой взгляд, название «Светопавловск» – но не прижилось и оно. Дело, наверно, в том, что термин Idyllium ввели в обиход Tpoe Возвы– шенных – и лучшего способа увековечить па– мять одного из них нет.

Столица наша довольно скучна. Здесь по– стоянно околачиваются в основном чиновни– ки да монахи, посвятившие себя защите миро– здания и постижению его тайн. Они состоят в орденах «Желтый Флаг» и «Железная Бездна» (различить их довольно просто по татуиров– кам; кроме того, у первых медитативные резо– наторы имеют вид маленькой медной головы, а у вторых это череп).

Этим орденам мы обязаны очень многим – втом числе техникой и культурой. Именно ими бьш создан Corpus Anonymous, как называют co– чинения монастырских писателей и поэтов,

шествий никто не предпринимал, но, если мы решился на это, нашему миру придется, види– мо, расстаться с приятной неопределенностью своего статуса и стать залитым водой uiapoм.

Столица наша тоже называется «Идилли– ум», хотя много раз делались попытки пере– именовать ее то в Пауловилль, то даже в Ap– хатопавловск (от чего, по-моему, разит co– вершеннейшей Ассирией). Самым изящным из предлагавшихся вариантов было, на мой взгляд, название «Светопавловск» – но не прижилось и оно. Дело, наверно, в том, что термин Idyllium ввели в обиход Tpoe Возвы– шенных – и лучшего способа увековечить па– мять одного из них нет.

Столица наша довольно скучна. Здесь по– стоянно околачиваются в основном чиновни– ки да монахи, посвятившие себя защите миро– здания и постижению его тайн. Они состоят в орденах «Желтый Флаг» и «Железная Бездна» (различить их довольно просто по татуиров– кам; кроме того, у первых медитативные резо– наторы имеют вид маленькой медной головы, а у вторых это череп).

Этим орденам мы обязаны очень многим – втом числе техникой и культурой. Именно ими бьш создан Corpus Anonymous, как называют co– чинения монастырских писателей и поэтов,

23

23

давших обет анонимности. Но в столице жи– вут не только монахи – селиться тут может кто угодно, и народу на улицах довольно много.

Когда я говорю «обречен жить в Идиллиу– ме», это не значит, что участь де Киже совсем уж горька. Идиллиум вполне себе счастливое местечко, и бежать из него ни к чему. Но это лишь центральный перекресток мира – узел, делающий возможным все многообразие опи– раюшихся на него личнык вселеннык.

Если живущий в Идиллиуме человек чув– ствует в своей груди свободу и силу (а это ясегда зависит больше от внутренних причин, чем от внешних), и если он к тому же наделен фантазией и волей, Флюид становится к нему благосклонен – и человек получает возмож– ность совершить то, что с легкой руки Бен– джамина Певца называют у нас «coming in»: создать свой мир. Для этого он уходит на од– ну из наших невнятных границ – берег моря, пустыню, лесную чащу или любую другую из

«внутренних территорий», как называют при-

годные для практики места.

Он селится в простой хижине, выбирает благоприятное для созерцаниR направление и, повернувшись туда лицом, сосредотачива– ется на образах мира, куда хотел бы уйти. Если душа его чиста, а сосредоточение достаточно

24

давших обет анонимности. Но в столице жи– вут не только монахи – селиться тут может кто угодно, и народу на улицах довольно много.

Когда я говорю «обречен жить в Идиллиу– ме», это не значит, что участь де Киже совсем уж горька. Идиллиум вполне себе счастливое местечко, и бежать из него ни к чему. Но это лишь центральный перекресток мира – узел, делающий возможным все многообразие опи– раюшихся на него личнык вселеннык.

Если живущий в Идиллиуме человек чув– ствует в своей груди свободу и силу (а это ясегда зависит больше от внутренних причин, чем от внешних), и если он к тому же наделен фантазией и волей, Флюид становится к нему благосклонен – и человек получает возмож– ность совершить то, что с легкой руки Бен– джамина Певца называют у нас «coming in»: создать свой мир. Для этого он уходит на од– ну из наших невнятных границ – берег моря, пустыню, лесную чащу или любую другую из

«внутренних территорий», как называют при-

годные для практики места.

Он селится в простой хижине, выбирает благоприятное для созерцаниR направление и, повернувшись туда лицом, сосредотачива– ется на образах мира, куда хотел бы уйти. Если душа его чиста, а сосредоточение достаточно

24

OfAEH*EATOГ0 ]

OfAEH*EATOГ0 ]

AV.A

AV.A

сильно, Ангелы соглашаются ему помочь, и Флюид воплощает его мечту, открывая перед ним двери в новый мир.

Таких людей называют соликами (кажется,

этот термин происходит от брака слов «so1us•»

И «GTOИК•›, НО МОНIIGTЫJ3G КИС ПОЭТЫ ВИ,ІІЯТ В Н€: М

‹•соль четырек великих элементов – земли, во– ды и воздуха с огнем»). В официальных бума– rax «каминг ин» принято именовать Великим Приключением, но говорят так редко.

Иногда солики возвращаются из личных пространств – чаще всего ненадолго. На ули– це сразу можно узнать вернувшегося солика по диковатому взглllД и Fl8Обычному внеш– нему виду – от крайне сурового до избыточно

сильно, Ангелы соглашаются ему помочь, и Флюид воплощает его мечту, открывая перед ним двери в новый мир.

Таких людей называют соликами (кажется,

этот термин происходит от брака слов «so1us•»

И «GTOИК•›, НО МОНIIGTЫJ3G КИС ПОЭТЫ ВИ,ІІЯТ В Н€: М

‹•соль четырек великих элементов – земли, во– ды и воздуха с огнем»). В официальных бума– rax «каминг ин» принято именовать Великим Приключением, но говорят так редко.

Иногда солики возвращаются из личных пространств – чаще всего ненадолго. На ули– це сразу можно узнать вернувшегося солика по диковатому взглllД и Fl8Обычному внеш– нему виду – от крайне сурового до избыточно

Соликов уважают. Принято считать, что первыми из них были Tpoe Возвышенных, на– ши отцы-основатели. Но в полной мере это относится, пожалуй, только к Бенджамину Певцу в силу его связи с музыкой. С Павлом и Францем-Антоном сложнее: мир, куда они вы вели избранных с Ветхой Земли, нельзя на-

3Bf1Tb ЧЬИМ -ТО ИНДИВИД БЛЬНЫМ ПЈЭООКТОМ, ПO-

тому что его теперь продолжаем мы все.

Франца-Антона даже называют новой ипо– стасью Бога-Творца. Но разве быть Творцом – личное приключение? Твари из ковчега вряд

Соликов уважают. Принято считать, что первыми из них были Tpoe Возвышенных, на– ши отцы-основатели. Но в полной мере это относится, пожалуй, только к Бенджамину Певцу в силу его связи с музыкой. С Павлом и Францем-Антоном сложнее: мир, куда они вы вели избранных с Ветхой Земли, нельзя на-

3Bf1Tb ЧЬИМ -ТО ИНДИВИД БЛЬНЫМ ПЈЭООКТОМ, ПO-

тому что его теперь продолжаем мы все.

Франца-Антона даже называют новой ипо– стасью Бога-Творца. Но разве быть Творцом – личное приключение? Твари из ковчега вряд

25

25

ли согласятся. Впрочем, теологи решают эту проблему запросто, такая у них работа – толь– ко слушай.

Карету сильно трясло на ухабах, и мои мыс– ли из-за этого выходили какими-то рваными. Если уж мне выпало каяться за Идиллиум, ду– мал я, надо обязательно пожаловаться на то, что мне никогда не хватало наших денег, глюков.

Glйck по-немецки – «счастье». Изобретена наша расчетная единица была лично Павлом Великим, склонным к педантичному буква– лизму: эта валюта обеспечена не храняшимся в банке золотом, не льющейся в мире кровью и не экспортируемым в другие земли хаосом, как в разные времена практиковали менялы Ветхой Земли, – а непосредственно пережи– ваемым счастьем.

Известный объем счастья может быть экс– трагирован из монеты любого достоинства с помощью простейшего устройства, глюкоге– на, продающегося обычно за символическую сумму – ровно один глюк. Сама монета чер– неет, и на ней проступает символ «С•» – то есть

«погашено». После этого она годится лишь на переплавку – ее больше не примут ни люди, ни торговые машины.

Глюкоген в виде изящной костяной трубки был у меня с десяти лет – подарили на день

ли согласятся. Впрочем, теологи решают эту проблему запросто, такая у них работа – толь– ко слушай.

Карету сильно трясло на ухабах, и мои мыс– ли из-за этого выходили какими-то рваными. Если уж мне выпало каяться за Идиллиум, ду– мал я, надо обязательно пожаловаться на то, что мне никогда не хватало наших денег, глюков.

Glйck по-немецки – «счастье». Изобретена наша расчетная единица была лично Павлом Великим, склонным к педантичному буква– лизму: эта валюта обеспечена не храняшимся в банке золотом, не льющейся в мире кровью и не экспортируемым в другие земли хаосом, как в разные времена практиковали менялы Ветхой Земли, – а непосредственно пережи– ваемым счастьем.

Известный объем счастья может быть экс– трагирован из монеты любого достоинства с помощью простейшего устройства, глюкоге– на, продающегося обычно за символическую сумму – ровно один глюк. Сама монета чер– неет, и на ней проступает символ «С•» – то есть

«погашено». После этого она годится лишь на переплавку – ее больше не примут ни люди, ни торговые машины.

Глюкоген в виде изящной костяной трубки был у меня с десяти лет – подарили на день

26

26

0fAfX ЗЕАТОГО 9/ЧА

рождения. А вот глюков для возгонки почти не водилось. Они, как полагали мои учителя, могли помешать моему образование.

Глюки детям ни к чему, гласит известная пошлость, отчего-то выдаваемая у нас за му– дрость. Наоборот, господа, наоборот – это взрослым глюки не нyя:ны. Они способны до– ставить настоящее счастье только ребенку: для него распустить монету в глюкогене подобно короткому и свежему морскому путешествие. Чем старше мы становимся, тем меньше радости в такой проііедуре – богатому старику она напоминает щекотку, даже не особо при– ятную. Поэтому взрослые редко возгоняют глюки в счастье просто так, а копят их и ко– пят – чтобы купить какую-нибудь ерундовую вещь, которая, по их мысли, и должна прине-

сти им то самое счастье.

Любому ребенку, однако, ясна глупость подобной трансакции, следующая из уравне– ний духовной физики: в покупаемом предмете не может заключаться больше счастья, чем в расходуемых на него глюках, ибо часть содер– жащегося в монетах счастья будет неизбежно потрачена на социальное трение и прочие из– держки.

Но в разном возрасте счастье имеет раз– ный вкус, ибо сделано из нашей собственной

0fAfX ЗЕАТОГО 9/ЧА

рождения. А вот глюков для возгонки почти не водилось. Они, как полагали мои учителя, могли помешать моему образование.

Глюки детям ни к чему, гласит известная пошлость, отчего-то выдаваемая у нас за му– дрость. Наоборот, господа, наоборот – это взрослым глюки не нyя:ны. Они способны до– ставить настоящее счастье только ребенку: для него распустить монету в глюкогене подобно короткому и свежему морскому путешествие. Чем старше мы становимся, тем меньше радости в такой проііедуре – богатому старику она напоминает щекотку, даже не особо при– ятную. Поэтому взрослые редко возгоняют глюки в счастье просто так, а копят их и ко– пят – чтобы купить какую-нибудь ерундовую вещь, которая, по их мысли, и должна прине-

сти им то самое счастье.

Любому ребенку, однако, ясна глупость подобной трансакции, следующая из уравне– ний духовной физики: в покупаемом предмете не может заключаться больше счастья, чем в расходуемых на него глюках, ибо часть содер– жащегося в монетах счастья будет неизбежно потрачена на социальное трение и прочие из– держки.

Но в разном возрасте счастье имеет раз– ный вкус, ибо сделано из нашей собственной

энергии – тут ничего изменить не смог даже сам Павел Алхимик. Для старичья, наверно, инвестиции действительно лучший выход. Поэтому символично, что в именных ассигна– циях на большие суммы никакого счастья уже нет – хоть за кажвую можно получить иелый мешок глюков.

Другим интересным нововведением Павла стал Единый Культ, где после Трансмиграции были объединены святыни и идеалы всех рели– гий (что, по счастью, сопровождалось уничто– жением большинства религиозных запретов).

У Единого Культа сложная теология, но лучше всего его суть выражает запомнившая– ся мне с младенчества фраза из детской книги

энергии – тут ничего изменить не смог даже сам Павел Алхимик. Для старичья, наверно, инвестиции действительно лучший выход. Поэтому символично, что в именных ассигна– циях на большие суммы никакого счастья уже нет – хоть за кажвую можно получить иелый мешок глюков.

Другим интересным нововведением Павла стал Единый Культ, где после Трансмиграции были объединены святыни и идеалы всех рели– гий (что, по счастью, сопровождалось уничто– жением большинства религиозных запретов).

У Единого Культа сложная теология, но лучше всего его суть выражает запомнившая– ся мне с младенчества фраза из детской книги

‹•Один человек, обращаясь к Богу, ска– жст “Иегова”, другой —“Аллах”, третий – “Иисус”, четвертый —“Кришна”, пятый – “ Брама”, шестой —“Атман”, седьмой —“Bep– ховное Существо”, восьмой —“Франц-Антон”. Но Бог при этом услышит только “эй-эй!”– и то если очень повезет...»

Книга, конечно, хитрила – число «•восемь» в Едином Культе считалось счастливым и ca– кральным. Главным символом Культа стал так называемый павловский (бывший мальтий– ский) осьмиконечный крест – соединивший в

‹•Один человек, обращаясь к Богу, ска– жст “Иегова”, другой —“Аллах”, третий – “Иисус”, четвертый —“Кришна”, пятый – “ Брама”, шестой —“Атман”, седьмой —“Bep– ховное Существо”, восьмой —“Франц-Антон”. Но Бог при этом услышит только “эй-эй!”– и то если очень повезет...»

Книга, конечно, хитрила – число «•восемь» в Едином Культе считалось счастливым и ca– кральным. Главным символом Культа стал так называемый павловский (бывший мальтий– ский) осьмиконечный крест – соединивший в

своих раздвоенных лучах христианское пере-

своих раздвоенных лучах христианское пере-

сечение горнего и

сечение горнего и

ольнего с благородным

ольнего с благородным

восьмеричным путем последователей принца

Сиддхартхи.

А самым спорным элементов новой рели– гии мне всегда казалось метафизическое по– ложение о божественности Франца-Антона,

восьмеричным путем последователей принца

Сиддхартхи.

А самым спорным элементов новой рели– гии мне всегда казалось метафизическое по– ложение о божественности Франца-Антона,

ОДНОГО ИЗ      QCX

ОДНОГО ИЗ      QCX

ОЗВЫШУННЫХ. ЭТO СЛ ДОВБЛО

ОЗВЫШУННЫХ. ЭТO СЛ ДОВБЛО

понимать не иносказательно, а буквально: Франц-Антон преодолел физическое и стал потоком благодати, изливающимся на Идил– лиум (и одновременно самим Идиллиумом). С точки зрения высокой догматики все мы – просто мысли, случайно прихопяшііе ему в ro– лОВу.

«Господь Франц-Антон больше не управ– ляет Флюидом сам, – звонко отвечал я на ypo– ках. – Он улалился в абсолютное спокойствие, равновесие и невмешательство. Он позволяет вешам изменяться в соответствии с их соб-

понимать не иносказательно, а буквально: Франц-Антон преодолел физическое и стал потоком благодати, изливающимся на Идил– лиум (и одновременно самим Идиллиумом). С точки зрения высокой догматики все мы – просто мысли, случайно прихопяшііе ему в ro– лОВу.

«Господь Франц-Антон больше не управ– ляет Флюидом сам, – звонко отвечал я на ypo– ках. – Он улалился в абсолютное спокойствие, равновесие и невмешательство. Он позволяет вешам изменяться в соответствии с их соб-

Но в это, конечно, мало кто верил: трудно обосновать трансформацию физического те– ла в благодать иначе, чем опираясь на саму же благодать, полученную из такой трансформа– ции. А у Павла Великого и Бенджамина Певца божественного статуса почему-то не бьшо (xo– тя некоторые из теологов утвер›кдали, что ro-

Но в это, конечно, мало кто верил: трудно обосновать трансформацию физического те– ла в благодать иначе, чем опираясь на саму же благодать, полученную из такой трансформа– ции. А у Павла Великого и Бенджамина Певца божественного статуса почему-то не бьшо (xo– тя некоторые из теологов утвер›кдали, что ro-

29

29

CM0TfИfIA5

лосами Бенджамина поет не кто иной, как сам Господь Франц-Антон). Павел же был просто первым Смотрителем.

Но за слишком смелые рассуя:дения на эту тему можно было заработать хорошую порцию розог, и не только в детстве: заведенный Пав– лом порядок соблюдался свято. Павел я:е пола– гал, что теологов и философов следует ежене– дельно пороть, чтобы вернуть их к фундамен– тальной дихотомии «материя – ума», которую они, пренебрегая личной духовной практикой, склонны забывать в своих эмпиреях.

Впрочем, думал я, трясясь в темноте на ухабах, слишком долгое покаяние за мелкие нестыковки Идиллиума неуместно с моей сто– роны – его ведь на самом деле создал не я, а Tpoe Возвышенных. II просто здесь вырос. Но лучше уж немного перестараться. А покаяв– шись за Идиллиум, можно начинать каяться за свой род и себя лично.

Это будет несложно.

Есть люди, оставившие довольно много потомства. К их числу относится и наш родо– начальник, носивший простую русскую фа– милию Ким: (это было еще до того, как при Антонио Третьем в моду воіили имена, иска– женные на французский, итальянский и ан – тичный манер).

CM0TfИfIA5

лосами Бенджамина поет не кто иной, как сам Господь Франц-Антон). Павел же был просто первым Смотрителем.

Но за слишком смелые рассуя:дения на эту тему можно было заработать хорошую порцию розог, и не только в детстве: заведенный Пав– лом порядок соблюдался свято. Павел я:е пола– гал, что теологов и философов следует ежене– дельно пороть, чтобы вернуть их к фундамен– тальной дихотомии «материя – ума», которую они, пренебрегая личной духовной практикой, склонны забывать в своих эмпиреях.

Впрочем, думал я, трясясь в темноте на ухабах, слишком долгое покаяние за мелкие нестыковки Идиллиума неуместно с моей сто– роны – его ведь на самом деле создал не я, а Tpoe Возвышенных. II просто здесь вырос. Но лучше уж немного перестараться. А покаяв– шись за Идиллиум, можно начинать каяться за свой род и себя лично.

Это будет несложно.

Есть люди, оставившие довольно много потомства. К их числу относится и наш родо– начальник, носивший простую русскую фа– милию Ким: (это было еще до того, как при Антонио Третьем в моду воіили имена, иска– женные на французский, итальянский и ан – тичный манер).

Киж, известный своим распутством («ве– ликим развратом•», как удачно выразился один из переводчиков Светония), был одним из сподвижников Павла Великого и оказал им– ператору неоценимую услугу. Он взял у судьбы награду натурой, ибо происходит из гвардей– ских офицеров и больше всего в жизни ценил ее влажную корневую суть. Под конец он со– вершил какое-то преступление, coxpaнlleMoe в тайне – и мы, потомки, до сих пор за него расплачиваемся.

У Кижа было больше пятисот любовник. То же самое, впрочем, говорили и про Павла, только Павел обычно уподоблялся Кришне, нежно играющему на флейте для пастушек, а Киж – буйнопомешанному, устроившему дебош в публичном доме; здесь таилась не– понятная несправедливость, из-за которой наш род, считаясь одним из самых знатных в Идиллиуме, был одновременно своего рода непристойностью.

Все де Киже прикованы судьбой к месту своего рождения – где как бы искупают не– ясную вину предка. Многие из старших бюро– кратов, служащих в канцеляриях Идиллиума, и все без исключения Смотрители происходят именно из нашего рода (ходила шутка, что к нему же принадлежат и Ангелы Элементов —

Киж, известный своим распутством («ве– ликим развратом•», как удачно выразился один из переводчиков Светония), был одним из сподвижников Павла Великого и оказал им– ператору неоценимую услугу. Он взял у судьбы награду натурой, ибо происходит из гвардей– ских офицеров и больше всего в жизни ценил ее влажную корневую суть. Под конец он со– вершил какое-то преступление, coxpaнlleMoe в тайне – и мы, потомки, до сих пор за него расплачиваемся.

У Кижа было больше пятисот любовник. То же самое, впрочем, говорили и про Павла, только Павел обычно уподоблялся Кришне, нежно играющему на флейте для пастушек, а Киж – буйнопомешанному, устроившему дебош в публичном доме; здесь таилась не– понятная несправедливость, из-за которой наш род, считаясь одним из самых знатных в Идиллиуме, был одновременно своего рода непристойностью.

Все де Киже прикованы судьбой к месту своего рождения – где как бы искупают не– ясную вину предка. Многие из старших бюро– кратов, служащих в канцеляриях Идиллиума, и все без исключения Смотрители происходят именно из нашего рода (ходила шутка, что к нему же принадлежат и Ангелы Элементов —

это, конечно, ерунда, но дает представление о нашей вездесушности).

Детство, проведенное в строгости – залог счастья в зрелом возрасте. Просто потому, что обойденному усладами долго не надоест все то, чем пресытится человек, утопавший в раз– влечениях с младенчсства.

Обыкновенно де Киже воспитываются в монастыре – а по достижении двавиати двух лет им доверЯют какую-нибудь ответственную аоля‹ность. Часто это делает лично Смотри– тель. Тогда в их жизни появляются обычные человеческие радости, но ло этого момента

ОНИ ПОЧТИ ОТСЩСТВ ЮТ.

Я вырос в фаланстере «• Птииа•» возле од– ного из монастырей Желтого Флага (когда мне исполнилось двенадцать лет, меня запи– сали в этот орден в чине шивы, на что, конеч– но, я не имел ни немного, ни небесного права). Обращались со мной строго. Вместе со мной росли несколько других монастырских де-

ТОЙ, МОИХ СВ ]ЭСТНИКОВ И, ВОЗМОЖНО, J3OdCTBC Н-

это, конечно, ерунда, но дает представление о нашей вездесушности).

Детство, проведенное в строгости – залог счастья в зрелом возрасте. Просто потому, что обойденному усладами долго не надоест все то, чем пресытится человек, утопавший в раз– влечениях с младенчсства.

Обыкновенно де Киже воспитываются в монастыре – а по достижении двавиати двух лет им доверЯют какую-нибудь ответственную аоля‹ность. Часто это делает лично Смотри– тель. Тогда в их жизни появляются обычные человеческие радости, но ло этого момента

ОНИ ПОЧТИ ОТСЩСТВ ЮТ.

Я вырос в фаланстере «• Птииа•» возле од– ного из монастырей Желтого Флага (когда мне исполнилось двенадцать лет, меня запи– сали в этот орден в чине шивы, на что, конеч– но, я не имел ни немного, ни небесного права). Обращались со мной строго. Вместе со мной росли несколько других монастырских де-

ТОЙ, МОИХ СВ ]ЭСТНИКОВ И, ВОЗМОЖНО, J3OdCTBC Н-

Я не был среди них ни самым сильным, ни самым слабым (то же казалось и моих ум– ственных способностей). По мнению воспи– тателей, так человек развивается лучше всего: он не чувствует себя неполногіенным, тянется

Я не был среди них ни самым сильным, ни самым слабым (то же казалось и моих ум– ственных способностей). По мнению воспи– тателей, так человек развивается лучше всего: он не чувствует себя неполногіенным, тянется

07Af/      fAf0F0?A.VA

за теми, кто быстрее, умнее, веселее – и по– немногу учится преодолевать себя.

Вместе со всеми я тренировался в концен– трации, учил стихи, мыл посуду на кухне, зу– брил историю Катаклизма и Возрождения, подметал двор и даже пас одно время мона– стырских свиней, что тогда вызывало у меня отвращение, а сегодня кажется идиллическим и милым. Еще я, как и все дети, с удовольстви– ем добивал отработавших свое големов – за что сегодня мне стыдно.

В двенадцать лет меня разлучили с фа-

ланстером «Птица» и отправили в фаланстер

«Медведь», расположенный в ropax к северу от

GТОЛИЦЫ.

Помню мое первое от него впечатление: мы едем по горной дороге – и после поворота надо мной нависает как бы немыслимая серая плоти– на, перерезающая ущелье... Проходит секунда, и я понимаю, что это не плотина – мы слишком высоко, – а фасад возведенного ме:кду скалами здания с редко расставленными окнами.

В этой плотине я и провел следующие де– сять лет. Внутри она оказалась неожиданно комфортабельным местом – там были спорт– зал, пара кафе и длинный бассейн с морской водой. Серьезная школа для высшей элиты. Я обучался так же анонимно, как и прежде.

07Af/      fAf0F0?A.VA

за теми, кто быстрее, умнее, веселее – и по– немногу учится преодолевать себя.

Вместе со всеми я тренировался в концен– трации, учил стихи, мыл посуду на кухне, зу– брил историю Катаклизма и Возрождения, подметал двор и даже пас одно время мона– стырских свиней, что тогда вызывало у меня отвращение, а сегодня кажется идиллическим и милым. Еще я, как и все дети, с удовольстви– ем добивал отработавших свое големов – за что сегодня мне стыдно.

В двенадцать лет меня разлучили с фа-

ланстером «Птица» и отправили в фаланстер

«Медведь», расположенный в ropax к северу от

GТОЛИЦЫ.

Помню мое первое от него впечатление: мы едем по горной дороге – и после поворота надо мной нависает как бы немыслимая серая плоти– на, перерезающая ущелье... Проходит секунда, и я понимаю, что это не плотина – мы слишком высоко, – а фасад возведенного ме:кду скалами здания с редко расставленными окнами.