Текст книги "Черный трибунал"

Автор книги: Виктор Доценко

Соавторы: Федор Бутырский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Глава восемнадцатая
Погоня

Пропустив от Лютого сокрушительный удар в голову, Савелий долго не мог прийти в себя. Во рту сделалось солоно и гадко, картинка перед глазами троилась, и острая ревущая боль заглушала все иные ощущения. Сил, чтобы подняться, не оставалось вовсе. Способность мыслить вернулась к Бешеному лишь спустя минут пять. Пошатываясь, он встал, на ощупь нашел рукомойник, подставил окровавленные ладони под струю, помыл лицо. Холодная вода взбодрила, и Бешеный вновь ощутил в себе злой азарт охотника.

Ничего, еще не все потеряно. Враг избит, враг обессилен, врагу далеко не уйти. Может быть, он еще где-то тут, в ресторане, может быть, он у входа.

Может быть, еще удастся его догнать?

Но, выйдя в фойе, Говорков понял, что проиграл: ни Лютого, ни горбоносого киллера там не было. Лишь тоненькая кровавая дорожка к стеклянной двери обозначала их путь. Правда, в «линкольне» оставался Андрюшка – на него была последняя надежда.

Увы! И этой надежде тоже не суждено было сбыться. Выйдя из дверей, Савелий увидел Воронова – грязного, окровавленного, с пистолетом в руке.

– Ушел, сука… – виновато, стараясь не встречаться с Бешеным взглядом, произнес он. – Только что… Я стрелял, промазал, он меня оттолкнул, пистолет выбил и-в машину.

– Машину-то хоть запомнил? – Быстрота реакции вновь вернулась к Говоркову.

Сердиться на Андрюшку не приходилось: ведь и сам он, Савелий, тоже не смог остановить Лютого!

– Темно-серый «форд-эскорт», номер московский, две семерки, Е 207 АУ, – отрывисто бросил Андрей, пряча пистолет. – Только что отъехал, еще минуты не прошло. У него отсюда только одна дорога – на улицу Девятьсот пятого года.

Может, попытаемся догнать?

И тут Бешеный сделал отличный ход. Преследовать Лютого на миллеровском «линкольне» было глупо и нерасчетливо. Конечно же Нечаев отлично знал эту машину и потому, заметив за собой известный лимузин, наверняка попытался бы оторваться от преследователей. Для погони требовалась другая машина, и Савелий уже знал, какая именно.

Подбежав к «бьюику» с дипломатическим номером, Говорков рывком сдернул с себя куртку, обмотал ею кулак и одним ударом выбил ветровое стекло. Дико завыла сирена сигнализации, но Бешеного это не смутило: просунув руку в салон, он открыл дверцу и уселся за руль.

– Ты поведешь? – спросил Андрей, усаживаясь рядом. – А ты за штурмана будешь. И за стрелка-радиста. Звони Богомолову! – бросил Бешеный, доставая из внутреннего кармана десантный нож-стропорез, с которым никогда не расставался.

Завести двигатель было секундным делом: достаточно сковырнуть из гнезда замок зажигания, вытянуть пучок разноцветных проводов и замкнуть красный стартерный провод на массу.

Спустя мгновение двигатель завелся, и «бьюик» с дипломатическим номером, резво стартовав с паркинга, помчался во тьму от ярко освещенного фасада «Саппоро».

А Воронов, дозвонившись до Константина Ивановича, уже докладывал обстановку:

– Да, ему удалось уйти… Мы виноваты. Преследуем. На машине дипломата.

Он не один. – Коротко рассказав о событиях в ресторане, Андрей выслушал инструкции и, нажав на отбой, напряженно взглянул впереди себя – на подъезде к Краснопресненской набережной мелькнул серый «форд».

– Савка, жми! – извлекая пистолет, крикнул Воронов. – Гляди, вон он' – Вижу, – пробормотал Говорков, мгновенно перестраиваясь налево. – Ничего, Андрюшка, на этот раз ему не уйти! На перекрестке нагоним, сразу выбегай из салона и ствол в морду.

– Константин Иванович говорит – только живым брать. Обоих. Он сейчас опергруппу собирает, минут через десять выезжают. С дипломатом обещал все утрясти. Ментам из ГИБДД уже дана команда – машину с этим номером задержать, движение во всем районе перекрыть. Главное, не дать ему уйти.

– Возьмем живым, куда он денется. Бешеный вел машину уверенно и спокойно. Он знал, еще немного, еще чуть-чуть, и исполнители обоих «трибуналов» будут захвачены…

Шум схватки в туалете никто в ресторанном зале не услышал: единственный выстрел из обреза помпового ружья оказался смазанным глушителем, а драка вышла слишком скоротечной – к счастью или к несчастью, за это время никому из посетителей не понадобилось пройти в облицованную кафелем комнату. Однако интуиция Миллера, обострившаяся в тот вечер до предела, подсказывала – ситуация развивается вопреки запланированному сюжету.

Серебрянский задерживался непростительно долго. Да и этот долбаный Савелий оказался слишком бдительным, слишком дотошным. Чего ради он пошел следом за Габунией и Анатолием Ильичом? Тоже в туалет захотелось? Что-то слишком долго он там оправляется.

Конечно, этого «отмороженного» «афганца» вообще не следовало брать с собой в зал: разумней было бы оставить его в машине. В предстоящей инсценировке «неудачного покушения на бизнесмена Александра Миллера» Говоркову отводилась роль свидетеля, и теперь Немец уже жалел, что не оставил его в машине вместе с Андреем. Вон сколько свидетелей в кабаке – ползала посетителей плюс официанты.

И все, как один, – люди посторонние, непредвзятые.

Правда, останься телохранитель в «линкольне», это наверняка бы вызвало в будущем подозрение следователей: а почему с собой в ресторан не взял? Не с умыслом ли?

Но все это произошло бы в будущем. А теперь следовало подумать о настоящем.

Миллер взглянул на часы: с тех пор как Габуния и Серебрянский отправились в туалет, прошло уже больше десяти минут. Не было видно и Говоркова. Это рождало самые худшие подозрения. Или этот честный дурак телохранитель вертится рядом с Амираном и Серебрянским, не давая последнему пристрелить Габунию, или случилось нечто похуже…

Оставалось лишь одно: подняться из-за столика, пройти в фойе и самому убедиться в правильности или не правильности своих догадок.

Постаравшись придать лицу выражение полной беспечности, Александр Фридрихович поднялся и направился в сторону туалета. Вежливо пропустил вперед девицу, кивнул официанту – мол, спасибо, пока ничего не надо.

Оказавшись в фойе, Миллер понял: сбылись самые скверные его ожидания.

Дверь в туалет была приоткрыта, и из него по направлению к выходу вела тонкая струйка свежей крови. Алая дорожка была сбита, словно по ней кого-то волокли. У стеклянной двери недвижным истуканом застыл швейцар – бледный, с выпученными от испуга глазами.

Теряя самообладание. Немец бросился в туалет; рванув на себя дверь, он едва не поскользнулся на чем-то мокром и с трудом удержался, чтобы не упасть.

Первое, что сумел рассмотреть Александр Фридрихович в полумраке, было тело Амирана Габунии. Гений финансовых афер лежал у писсуара с расстегнутой ширинкой, из-под коротко стриженной головы убитого натекала бесформенная кровавая лужица. Кафельный пол, усыпанный мелкими осколками стекла, также был густо перемазан кровью.

В углу валялось помповое ружье – приклад его был разбит в щепки. Справа от входа лежал охранник ресторана – он тихо мычал, тщетно пытаясь подняться на ноги. Ни Серебрянского, ни Савелия не было и в помине.

– Твою мать… – только и сумел воскликнуть Александр Фридрихович.

Немец всегда отличался сообразительностью – представшая его взору картина свидетельствовала об одном: Серебрянский исчез не по доброй воле и не в здравом рассудке. Предусмотрительный Анатолий Ильич ни при каких обстоятельствах не оставил бы на месте убийства оружия – пусть даже дешевенького обреза помпового ружья, заряженного ледяными пулями. Ясно, что отсутствие Савелия Говоркова и было причиной отсутствия Серебрянского – а то кто еще мог утащить с собой Анатолия Ильича?

Тихо закрыв дверь, Миллер вышел в фойе и в этот момент ощутил, что в голове его звучит, нарастая, тихий небесный звон. Тяжело опустился в кресло, обхватил голову руками и вдруг почувствовал во рту мерзкий металлический привкус, словно он полчаса сосал дверную ручку. Звон в голове все усиливался, и Немцу казалось, будто голова его находится в центре гигантского колокола; неумолимо раскачивается язык, ударяя о бронзовые стенки, и каждый новый удар сильней предыдущих: бум-м-м, бум-м-м, бум-м-м…

Да, такого удара судьбы Александр Фридрихович не испытывал давно.

Телохранитель предал его – это факт. Эти «афганские» ублюдки оказались вовсе не теми, за кого себя выдавали!

Кому мог понадобиться человек, работавший под «Черный трибунал»? Не надо быть ясновидцем, чтобы ответить на этот вопрос: или настоящему «Трибуналу», или ментам, или «конторе» – хрен, как говорится, редьки не слаще.

Доигрался Александр Фридрихович с огнем.

Тут Немцу вспомнилось все: и подозрительный арест одного охранника, бывшего у него, Миллера, до этих, и автомобильная катастрофа, в которую попал второй, и спортивная травма третьего, и многое, многое другое…

Александр Фридрихович в бессильной ярости закусил нижнюю губу.

Проклятый Шацкий, этот отставной мент наверняка знал, кого подсовывал!

– Твою мать… – повторил Немец, поднимаясь с кресла. Стало быть, и покойный Вадим Алексеевич был вовсе не тем, за кого себя выдавал? Стало быть, каждый шаг его, Миллера, был известен или на Лубянке, или на Шаболовке, или… страшно подумать где?!

Александр Фридрихович взъерошил пятерней гладко зачесанные волосы, потер руками лицо, огромным усилием воли взял себя в руки. Звон в голове слабел, и способность мыслить трезво постепенно возвращалась к нему. Сунул руку в пиджачный карман, механически нащупал вторые ключи от «линкольна», носовой платок, мятые кредитки, номерок из гардероба.

Сознание заработало более-менее четко.

Первая мысль была: бежать. Нет, бежать нельзя, надо все-таки засвидетельствовать свою непричастность к смерти Габунии: крикнуть что-нибудь испуганное, позвать швейцара или метрдотеля, позвонить по 02. Нет, бежать все-таки надо: если его телохранители вовсе не те, за кого себя выдавали, стало быть, знают они слишком много, а это грозит ему. Немцу, огромными неприятностями. Кстати, и Серебрянский, оказавшийся в их руках, наверняка попытается купить жизнь «чистосердечными признаниями».

Оперативники могут прибыть с минуты на минуту, и никто не даст гарантий, что они с ходу не арестуют его. А банковские активы уже переведены в Россию, и механизм биржевых спекуляций будет запущен со дня на день.

Руководить-то этим процессом может лишь он, Александр Фридрихович!

Быстро одевшись. Немец бросился на выход и едва не поскользнулся в лужице крови на мраморной площадке. Острый взгляд Александра Фридриховича зафиксировал блестящий металлический цилиндрик на ступеньках – это была пистолетная гильза. Значит, и тут, на улице, тоже стреляли. Кто в кого? В сущности, какая теперь разница!

«Линкольн» по-прежнему стоял на паркинге, однако ни Воронова, оставленного в салоне, ни Говоркова в машине не оказалось. Куда они исчезли – уехали, ушли пешком или скрылись на «опе-ле» Анатолия Ильича, – думать не хотелось. В два прыжка Миллер оказался у двери машины. Рванул дверцу, быстро завел двигатель и, не прогревая его, помчался в сторону улицы Девятьсот пятого года.

План дальнейших действий вырисовывался более-менее отчетливо: прийти в себя, отдать несколько распоряжений экономистам «Защитника» и завтра же попытаться бежать из России. Загранпаспорт с; мультивизой в Германию у Миллера есть, а руководить финансовыми процессами можно и из-за границы.

– Ничего, мы еще повоюем… – задыхаясь от злости, прошептал Александр Фридрихович, – мы еще посмотрим, кто кого…

Темно-серый «форд-эскорт» медленно катил по залитой огнями Краснопресненской набережной. Максим вел машину с огромным усилием: багровая пелена застилала глаза, кровь из разбитых рук Стекала на руль, ладони скользили по мокрой пластмассе, ноги сделались чужими, словно ватными, подошвы то и дело соскальзывали с педалей. Свет фонарей, отраженный влажным асфальтом, неоновые огни рекламы, красные огоньки габаритов впереди идущих автомобилей – все это расплывалось в одно огромное, причудливое пятно.

Машина шла рывками, словно за рулем сидел начинающий или вусмерть пьяный водитель.

К счастью, лежавший позади пленник не подавал признаков жизни: видимо, тот голубоглазый блондин по кличке Бешеный здорово приложил его! Приди киллер в себя и освободи он руки от удавки-галстука. Лютый не смог бы оказать ему ни малейшего сопротивления.

Теперь, когда дело было почти закончено, оставалось немного: добраться до конспиративной квартиры, затащить туда миллеровского наймита, зафиксировать наручниками к змеевику в ванной, вколоть ему в вену инъекцию и позвонить на мобильник Прокурору.

Но до дома оставалось еще минут тридцать езды?..

Сразу же за Калининским мостом Нечаев приметил позади себя длинный белый «бьюик» с дипломатическим номером. Водитель вел себя очень странно: все время норовил перестроиться в крайний левый ряд, призывно сигналил другим машинам, требуя освободить полосу, игнорировал красный сигнал светофора. Спустя несколько минут на перекрестке с улицей Дунаевского «бьюик» почти поравнялся с «фордом», и Лютый, взглянув налево, увидел: пассажирская дверца распахнулась и из салона выбежал, направляясь в сторону «форда», тот самый черноволосый мужчина, который едва не задержал его у выхода из «Саппоро». В руке его был зажат пистолет.

– Зараза! – выругался Максим.

Светофор горел красный, и нечаевский «форд» оказался зажатым плотным рядом машин.

Черноволосый уже наставил на Лютого пистолет, но в этот момент Нечаев боковым зрением заметил, что светофор замигал желтым и серый «мерседес», стоявший справа, нетерпеливо выкатил на полкорпуса вперед. Выжав сцепление, Максим воткнул передачу и резко крутанул руль вправо – «форд», оцарапав бампером стоявший впереди «ниссан», нырнул в образовавшуюся брешь.

Возмущенно засигналили задние машины, а черноволосый, явно не ожидавший такого маневра, на мгновение растерялся, не зная, что делать – то ли продолжить преследование пешком, пробираясь между машинами, то ли стрелять, то ли броситься назад к «бьюику». А светофор уже мигнул зеленым светом.

Лютый, лихорадочно выкручивая руль (откуда только силы взялись?!), выехал на тротуар. Испуганные прохожие поприжимались к стенам, толпа, ожидавшая троллейбуса на остановке, бросилась врассыпную, и нечаевский «форд», калеча о высокий бордюр колесные диски, стремительно выкатывал на проезжую часть, на мгновение опережая оставшиеся на перекрестке автомобили, – их водители явно растерялись от увиденного.

Вначале Максиму показалось, что он оторвался от преследователей. В образовавшейся у светофора пробке «бьюик» не сразу мог разогнаться. Но уже на следующем перекрестке длинный белый лимузин вновь настиг беглеца. Правда, на этот раз черноволосый не рискнул покидать салон, – видимо, те в «бьюике» решили «вести» «форд» до последнего.

Светофор не переключался на зеленый целую вечность, и Максим, нетерпеливо поглядывая в зеркальце заднего вида, понимал: шансы уйти от погони тают, как снег на мартовском солнце.

Минута, еще одна…

Кровь шумела в висках, красное пятно светофора двоилось, троилось, и Максим понял: если сейчас же, сию секунду, не загорится разрешающий сигнал, он просто потеряет сознание.

Наконец расплывчатое красное пятно сменилось желтым, затем зеленым, и Лютый, стоявший на перекрестке впереди, резко вырулил на левую, свободную полосу.

Нечаев, то и дело бросая в зеркальце заднего вида быстрые взгляды, выжимал из «форда» все, на что тот был способен: стрелка спидометра приблизилась к отметке сто сорок километров в час. Он мчался со включенной аварийкой, то и дело нажимая на клаксон, – встречные машины слева испуганно шарахались в сторону.

Вероятно, давно, а может быть, и никогда на Кутузовском не было такой гонки!

«Бьюик» с дипломатическим номером вроде бы отстал, и Нечаев вздохнул облегченно. Светофоры давали «зеленую волну», и это облегчало бегство. Через несколько перекрестков можно сбросить скорость, попытаться перестроиться в плотном потоке машин направо и свернуть на какую-нибудь тихую улицу. Бросить машину, попробовать поймать частника: продолжать эту гонку на «форде» нет смысла – машина засвечена. Да и менты наверняка сообщили по рации о водителе, создающем аварийную ситуацию.

Впереди замаячил задок белого «фольксвагена». Обгон слева, по встречной полосе, исключался – там катила вереница снегоуборочных машин. Максим судорожно дернул рычажок включения дальнего света, однако впереди идущий автомобиль никак не среагировал на просьбу уступить дорогу, а все так же неторопливо продолжил движение по крайней левой полосе.

Тогда водитель «форда» решился на единственный разумный в такой ситуации маневр: обогнать неожиданно возникшую преграду справа, слегка сбросив скорость. Но в тот миг, как он вывернул руль, водитель «фольксвагена» начал перестраиваться в правый ряд, прижимая нечаевский «форд» к невесть откуда взявшемуся троллейбусу.

Нажав на тормоз что было сил. Лютый судорожно вывернул руль влево, попав колесами правой стороны в наледь на асфальте, – автомобиль перестал подчиняться управлению и перешел из прямолинейного движения в беспорядочное вальсирующее вращение. Водитель впереди идущей машины, услышав позади себя пронзительный визг резины, резко сбросил скорость. На одном из витков «форд», ударившись боком о корпус троллейбуса, саданулся бампером в задок «фольксвагена», перевернулся набок и резво вылетел на тротуар. Испуганные крики прохожих заглушили звон разбиваемого стекла и скрежет металла.

В глазах Нечаева поплыли огромные радужные круги, и он на мгновение потерял сознание. Когда Лютый пришел в себя, то обнаружил, что лежит локтем на дверце, – «форд» завалился на левую сторону.

Гонка была проиграна вчистую – после аварии машину можно было отправлять на свалку. А ведь преследователи наверняка были где-то неподалеку.

Лобовое стекло вывалилось в салон хрустким пластом, покрытым густой паутиной трещинок. Из порванного радиатора с шипением выбивалась ржавая вода.

Осколки фар прозрачными льдинками плавали в коричнево-черной луже масла. На смятом в стиральную доску капоте с тихим треском лопалась и отслаивалась краска. Максим попытался было оттолкнуть от себя тяжелый пласт стекла, подняться, покинуть салон, однако острая боль в груди заставила его тихо застонать: видимо, при аварии он сильно ушибся о руль. Несколько безуспешных попыток подняться – и Лютый окончательно потерял сознание…

А изувеченный автомобиль уже обступали первые любопытные, сочувственно цокали языками, вздыхали, удивлялись, шутили, кто-то злорадствовал, кто-то предполагал, что водитель пьян, кто-то предлагал вызвать милицию.

Меньше чем через минуту у обочины остановился длинный белый «бьюик» с дипломатическими номерами. Передние дверцы машины раскрылись синхронно, как по команде, и из салона вылетели двое мужчин – при их появлении редкая толпа невольно расступилась.

Подскочив к лежащему на боку «форду», Савелий и Андрей без особого труда перевернули его на колеса. Воронов быстро извлек из кобуры пистолет, направив его в сторону водителя. Праздные зеваки, заметив в руках Андрея оружие, поспешили покинуть место происшествия. Однако Лютый не реагировал на наставленный ствол – его окровавленная голова лежала на руле. Тем временем Говорков уже вытаскивал безжизненное тело своего врага из салона. Положил его на асфальт, наклонился, потрогал пульс и прислушался.

– Жив, – удовлетворенно произнес он.

Еще минуту назад, в пылу погони, он был готов не раздумывая пристрелить этого человека. Лютый был прежде всего врагом – хитрым, сильным и опытным.

Однако именно эти качества внушали Савелию невольное уважение. Но – странная вещь! – Говорков ловил себя на мысли: погибни Нечаев в этой гонке, он. Бешеный, наверняка бы испытывал нечто похожее на сожаление.

– С минуты на минуту должна появиться опергруппа с Лубянки, – бросил Воронов, вытаскивая из автомобиля тело миллеровского киллера, – ничего, в «двадцатке» их быстро приведут в чувство…

* * *

Городская больница номер двадцать, или, как ее называют, «двадцатка», знаменита в московском криминальном мире не меньше, чем любая из тюрем. Сюда на верхний, забранный стальными дверями этаж со всей столицы свозят раненых бандитов, где их по мере возможностей вылечивают, выхаживают и сдают в тюрьму, а в отдельных случаях и братве для последующих похорон.

Бешеный деловито обыскал карманы Нечаева. Извлек мобильник, бумажник, два пистолета, несколько стеклянных ампул, упаковку одноразовых шприцев, носовой платок… В кармане пиджака он обнаружил небольшую коробочку из черной пластмассы, с алым глазком светоиндикатора и плоской кнопкой желтого цвета.

– Что это? – взглянув на коробочку, полюбопытствовал Воронов.

– По-моему, дистанционный пульт взрывателя, – произнес Говорков немного растерянно. – На брелок не похоже.

– Сам вижу, что не похоже. Очень любопытно: кого же он собирался взорвать?

– Не знаю. – В голосе Бешеного сквозило искреннее недоумение. – Во всяком случае, если человек возит с собой пульт взрывателя, значит, заряд где-то уже заложен.

– Где?

– Об этом знает лишь он один. – Савелий кивнул в сторону неподвижно лежавшего Лютого и, еще раз осмотрев пульт, предположил несмело:

– Может быть, нас с тобой?

– Почему же тогда он этого не сделал? – резонно спросил Андрей.

«И действительно, почему?..» Савелий проговорил этот вопрос про себя, а сам взглянул на поверженного… врага? А может, друга? Почему-то он никак не мог ответить на этот вопрос. Он еще раз взглянул на лицо Лютого и увидел, как оно начало вытягиваться, а в его выражении стала появляться некая умиротворенность… Савелий понял, что Лютый отходит в мир иной, но не знал, что делать: с одной стороны, ощущая симпатию к нему, с другой – сильную злость.

Трудно понять, до чего бы он додумался, но в этот момент ему послышался голос Учителя:

«СЛИШКОМ РАНО ЕЩЕ ЕМУ УХОДИТЬ!.. Следующая фраза была направлена явно Лютому:

– ТЫ ДОЛЖЕН ЖИТЬ И ТВОРИТЬ ДОБРО НА ЗЕМЛЕ!.. – И снова обращение к нему, Савелию:

– ПОМОГИ ЕМУ. БРАТ МОЙ!..»

Савелий понял, что нельзя терять ни секунды: что-то внутри него шевельнулось: жалость, сострадание, а может быть, и то и другое. Савелию вдруг и самому, независимо от указания Учителя, захотелось облегчить страдания соперника и конечно же спасти от смерти: он сосредоточил все свои силы, всю энергетику и положил руку на грудь лежащему…