Текст книги "Икона для Бешеного"

Автор книги: Виктор Доценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Константин смотрел на Джулию с сомнением. Он слишком хорошо ее знал, чтобы поверить на слово, но не стал проявлять настойчивость и вытягивать из нее правду. Он полностью доверял Джулии, и если она решила не посвящать его в детали, значит, для этого имеются веские основания.

Людмила же была настолько измучена событиями последних дней, что мало обращала внимания на душевное состояние окружавших ее людей. В душе молодой вдовы бушевал ураган страстей. То ей хотелось отказаться от услуг верных и надежных помощников и обратиться в милицию, то – мчатся в аэропорт, приобретать билет на самый дальний остров в Тихом океане и жить там до конца своих дней.

Сегодня утром женщина проснулась с ужасным чувством. Ей приснилось, что в ванной комнате она срезала кухонным ножом веревку, на которой сушились полотенца. Намылив веревку кусочком французского туалетного мыла, просунула голову в петлю и…

…И проснулась в холодном поту.

Остаток дня Людмила провела в размышлениях. Она пришла к выводу, что все три варианта никуда не годятся.

Милиция, обрадовавшись появлению подозреваемой, тут же посадит ее под замок, а затем навесит на нее убийство собственного мужа: у нее есть масса способов заставить признаться в несовершенном преступлении.

Сбежать в другую страну не получится. Хотя бы потому, что в каждом аэропорту может висеть ее фотография, а загранпаспорт остался в сейфе дома. А дом, понятное дело, находится под надежной охраной.

Покончить с собой – значит предать Грегора и поставить крест на своей молодой жизни. Будь Грегор жив, он бы не одобрил столь малодушный поступок.

Оставалось одно – изнывать от безделья.

Людмила лежала на роскошном диване тети Саломеи, читала газеты и посматривала на экран телевизора. Из сообщений средств массовой информации она узнала много нового о себе самой и о своей жизни с Грегором. Прошло несколько дней после его гибели, а тайна, окружавшая страшное двойное убийство на вилле Ангулесов, не давала покоя журналистам.

Газеты были забиты статьями об особенностях интимной жизни богатой супружеской четы. Все, о чем писали, было наглым враньем, высосанным из пальца, предназначенным для привлечения внимания скучающей публики.

На экране телевизора мелькали лица женщин, которые выдавали себя за подруг и любовниц Людмилы, и мужчин, которые именовали себя ее друзьями и любовниками. И тех и других вдова видела впервые. Эти наглые лжецы заседали в телевизионных ток–шоу, давали интервью. Все их передачи были до краев заполнены откровенным и наглым враньем, от которого Людмилу после десяти первых минут начинало тошнить.

Так вы говорите, что ваши отношения с Людмилой Ангулес носили доверительный характер? – задавала вопрос одна из ведущих ток–шоу под названием «Черно–белые».

Собеседник, хилый юноша с порочным лицом, встрепенулся:

– Еще какой доверительный! – радостно закричал он. – Настолько доверительный, насколько можно доверять друг другу в койке!

Ведущие хором воскликнули:

– Так значит вы – ее…

Ну да, мы спим вместе, – отвечал юноша, гнусно ухмыляясь.

Неужели эта прекрасная женщина могла убить своего мужа? – поражались ведущие.

Юноша высокомерно скривился:

– Вы и не представляете, на что она способна! На самом деле мадам Ангулес – зверь в юбке, тигрица, готовая сожрать любого, кто откажется с ней переспать. Ее муж мешал нашим отношениям, и вот – результат.

Как Людмила ни старалась, она не могла припомнить лица своего «любовника».

Еще круче оказался бывший циркач, ведущий программы «Двери», для форса нацепивший на свой здоровенный нос ультрамодные очки, периодически сползавшие с переносицы.

Людмила – боль моего сердца, – вещала, сидя на диванчике, незнакомая Людмиле особа, крашеная в огненно–рыжий цвет. – Мы с Людмилой давно любим друг друга, со второго класса гимназии. Мы пронесли нашу любовь через всю жизнь…

Ведущий многозначительно улыбался, оттопырив нижнюю губу:

– Так что же могло толкнуть вашу э–э–э любимую, на такой шаг. Как убийство собственного супруга?

Он ревновал Людмилу ко мне, – плакалась рыжая особа, прижимая к сухим глазам платочек. – Он был против нашей связи. О, этот пылкий грек кого угодно мог сжить со свету, но Людмила оставалась верной только мне.

Бедная вдова слушала и не верила собственным ушам. Эту рыжую дрянь она видела впервые. Как подлы люди! Стоит одному оказаться в беде, и вот уже собрались вокруг шакалы и рвут на части его доброе имя.

Больше всего ее поразил шустрый американец по имени Славик Брустер, почему‑то называвший себя «русским полит обозревателем». Собрав вокруг себя «знаменитых людей современной России», он задал им вопрос:

– Не кроется ли за убийством известного антиквара, грека по национальности, что‑то большее, чем банальное ограбление?

Еще как кроется! – вклинился в дискуссию депутат Думы от правых. – Все это происки про президентской партии! Они стремятся опорочить славное имя думских правых. Господин Ангулес, светлая ему память, подумывал о том, чтобы оказать нашей партии серьезную финансовую поддержку. А теперь, после его смерти, эти планы рухнули…

«Еще одно вранье, – подумала Людмила, – Грегор как огня сторонился политических деятелей, и тем более никогда не дал бы им ни копейки».

От всего услышанного хотелось на свежий воздух, но именно это ей запрещено строго–настрого. Да и сама она прекрасно понимала, что неизвестные преследователи не оставят ее в покое, пока не найдут. А уж что они с ней сделают, когда до нее доберутся, – об этом даже думать не хотелось.

После трагической разборки в подвале антикварного магазина на Старом Арбате Рокотов не терял время на переживания о судьбе так погано закончивших свою жизнь наркоманов. Его вообще мало интересовали те, кто отправился на тот свет, пытаясь помешать ему делать свое дело. Вспоминая уроки Савелия, Константин всегда придерживался одного четкого правила: ради благородной цели можно ломиться вперед, переступать через негодяев, которые мешают ее достичь, пытаясь прикончить тебя самого.

Большинство погибших от рук Рокотова были представителями мира теней – самого дна криминального общества. Жизнь этих подонков не имела ровным счетом никакого значения для мира людей, предпочитавших обитать на его светлой стороне. Константину доставляло особое, не сравнимое ни с чем удовольствие ликвидировать тех, кто переполз из своего темного мира в его светлый мир, чтобы оставить кровавый след, а затем вновь отползти в тень.

Ему нравилась его работа, работа чистильщика. Кроме того, он еще и получал за нее приличное вознаграждение от тех, кого защищал.

Нет, он не стремился к наживе, но деньги помогали ему продолжать свою трудную, но благородную работу.

Рокотов не записал адрес барыги, ставшего обладателем сокровищ вдовы Грегора Ангулеса, поскольку он был прост. Но, добравшись до места, Константин пожалел, что не записал адрес хотя бы на ладони.

Внешний вид дома, в котором, по словам умиравшего владельца антикварного магазинчика, обитал один из виднейших барыг Москвы, производил ужасающее впечатление.

Это была облупленная двухэтажная хибара, из желтых стен ее торчала деревянная дранка, как набивка из старого дивана. Древний фундамент просел, и дом слегка подался вперед, из‑за чего рамы по вылезали из оконных проемов и едва держались на тонких петлях. Крыша проржавела, и в ней зияли огромные дыры, в которые свободно влетали и вылетали стаи ворон и голубей. На стенах безжизненно провисли остатки водосточных труб. Дверь в единственный подъезд отсутствовала. Туда–сюда сновали странного вида люди, на их лицах читалось единственное желание: выжить.

На стене, слева от дверного проема, сохранилась черная табличка с осыпавшимся текстом. Константин с трудом прочитал слово: «…щежитие», и все понял. Старая общага давно перестала быть общежитием и превратилась в бесхозный шанхай, в котором обитали одинокие старики, крикливые гастарбайтеры и бесприютные бомжи.

Сопровождаемый косыми взглядами обитателей трущобы, Рокотов шагнул через порог и очутился в прохладной темноте длиннющего коридора, пропахшего бездомными кошками и старостью. Поднявшись на второй этаж, сыщик прошел по коридору, заваленному всяческим хламом и рухлядью.

Очутившись перед дверью с написанным на ней мелом номером «24», он, потеряв всякую надежду, осторожно постучал. В душе Константин проклинал себя за то, что доверился умиравшему, сыгравшему с ним такую злую шутку. Едва ли здесь жил тот, кто хранил ворованные драгоценности.

За дверью раздались шаркающие шаги. Хриплый голос неприветливо спросил:

– Кого надо?

Меня к вам прислали со Старого Арбата, – торопливо заговорил Рокотов: ему не терпелось убраться из этого поганого местечка. – Ну, из магазина…

И он назвал магазин, в подвале которого недавно оставил четыре трупа.

За дверью задумались. Затем раздался щелчок, и, к большому удивлению Константина, на деревянной ободранной двери отодвинулся в сторону овальный сучок, открыв стеклянный глазок. Рокотова некоторое время внимательно изучали. Приняв какое‑то решение, человек закрыл глазок.

Только сыщик собрался громко выругаться и убраться восвояси, как за дверями загремели отодвигаемые запоры, Эта процедура длилась, наверное, минуты три. Наконец дверь скрипнула и приоткрылась. Ровно настолько, чтобы пропустить одного человека.

– Входите, что ли… – предложил все тот же хриплый голос.

Рокотов с опаской шагнул и… оказался в музее.

Никогда бы не подумал, что здешние комнаты могут быть такими громадными! Высокие стены до самого потолка украшены портретами дам в париках, старцев в мундирах и молодых щеголей с лорнетами. Тут и там стояли железные рыцари с копьями в руках. Не настоящие, разумеется, а лишь пустотелые латы и шлемы.

Убедившись, что здешняя обстановка мало чем отличается от интерьера магазина, в котором он недавно побывал, Константин решил сосредоточить внимание на хозяине странной комнаты. Тот в это время занимался тем, что вновь запирал дверь на многочисленные запоры и засовы.

Дверь, к изумлению Константина, изнутри оказалась бронированной, да еще с множеством хитроумных замков и сигнальных приспособлений. Чтобы снести такую дверь, понадобился бы изрядный запас тротила.

Хозяин все еще возился у двери, и сыщик бросил взгляд на окно, повинуясь профессиональной привычке. Окна были закрыты толстенными решетками, с прутьями толщиной с краковскую колбасу.

У Рокотова появилось и окрепло неприятное ощущение, что он оказался в ловушке. Человек обернулся, и опасения Константина только усилились. Давно он не видел столь мерзкого типа: маленький, согбенный, с бегающими крысиными глазками, острым носом и впалым ртом. Человек непрерывно облизывал губы и сдвигал брови, что только усиливало его сходство с крысой.

Ну–с, молодой человек, выкладывайте, зачем пожаловали, – требовательно поинтересовался человечек.

Меня зовут Константин, – представился Рокотов. Он решил, что лучше всего ничего не скрывать от этого зловещего типа. – Я из детективного агентства «Барс».

Частный детектив! – не скрывая презрения, воскликнул человечек, доставая из кармана старинный серебряный портсигар. Он вытащил папиросу, прикурил от спички, сощурился от едкого дыма. Какого черта вам здесь надо? И откуда вы знаете моего доброго знакомого? Кстати, как его здоровье?

Рокотов понял, что речь идет о хозяине магазина. Раз он решил ничего не скрывать, придется говорить правду.

Последний раз, когда я его видел, – осторожно начал Константин, – его здоровье было не в очень хорошем состоянии. Можно сказать, плохое у него было здоровье. А если говорить начистоту, то ваш знакомый отдал богу душу в подвале собственного заведения.

– И вы ему в этом помогли? – спокойно поинтересовался человечек, затянувшись папиросой. По его лицу было заметно, что он не сильно опечален смертью коллеги.

– Как сказать… – замялся сыщик. – Мы обсуждали один вопрос, имеющий взаимный интерес. Вероятно, тема разговора показалась моему собеседнику настолько болезненной, что он немедленно умер. Мы даже не успели завершить наш разговор.

А о чем, собственно, шла речь? – человечек подошел к большому столу на фигурных позолоченных ножках, уселся в кресло и открыл ящик стола.

Можно и мне присесть? – поинтересовался Константин: у него ныли колени.

Человечек мерзко улыбнулся:

– Не имеет смысла. Возможно, вам придется сразу прилечь. Все зависит от того, насколько искренни вы будете со мной.

Тут только Рокотов заметил в руке человека–крысы здоровенный блестящий револьвер смитвессон, вроде тех, которыми были вооружены городовые на московских улицах лет полтораста назад. Неуловимым движением человек–крыса успел вытащить револьвер из ящика стола, пока задавал Константину вопрос за вопросом. Рокотов мысленно проклял себя за рассеянность. Впрочем, у него всегда есть шанс.

Человечек просто не знал, с кем имеет дело. Не долго думая, Рокотов схватил красивую и, вероятно, бесценную китайскую вазу, стоявшую на отдельной тумбочке из редкого палисандрового дерева. Человек– крыса охнул, револьвер в его руке отчетливо вздрогнул. Впрочем, он тут же пришел в себя, и к нему вернулась привычная самоуверенность.

Пожалуйста, поставьте этот предмет туда, откуда вы его взяли, – с трудом сдерживаясь, чтоб не закричать, произнес он.

Вместо того чтобы подчиниться, Рокотов поднял вазу над головой. Человечек тихо заскулил, не отводя напряженного взгляда от драгоценной вазы.

Значит так, – начал сыщик мирные переговоры. – Откройте ящик стола, положите туда револьвер. Как только вы закроете ящик, я тут же поставлю вазу на место.

Человечек подумал, затем рассудительно хмыкнул. Вероятно, он оценивал про себя стоимость жизни Константина и стоимость китайской вазы. Ваза, определенно, оказалась дороже. И человек–крыса поступил так, как ему предложил Рокотов.

Впрочем, после того как сыщик вернул вазу на ее место, хозяин попытался снова открыть ящик стола. Но он не взял в расчет возраст Константина. Детектив был гораздо моложе и сильнее. Рокотов прыгнул вперед с такой резвостью, что ему позавидовал бы даже зверь, в честь которого названо его детективное агентство. Прыгнул как раз вовремя, чтоб грудью навалиться на стол и дернуть ящик, зажав в нем руку человечка. Тот жалобно всхлипнул, и Константин понял, что тот, в сущности, очень слабый, хотя и неимоверно подлый тип.

Револьвер перекочевал из ящика стола в руки сыщика. Прежде чем продолжить разговор, он решил позаботиться о собственной безопасности. Отойдя от стола, Константин предложил человечку встать и выйти на середину комнаты.

Мне так кажется, или решетка на окне действительно закреплена на петлях? – поинтересовался он у человека–крысы.

Тот только пожал плечами. Константин понял, что оказался прав.

Отведите в сторону решетку и отворите окно, – предложил он человечку.

Пока тот выполнял приказ, косясь на револьвер в молодых руках детектива, Рокотов радовался, что ему пришла в голову мысль позаботиться о путях отхода.

Выполнив приказ, человек–крыса снова достал портсигар, но на этот раз предложил папиросу также и своему противнику. Оба закурили, продолжив разговор у окна. Человечек выпустив колечко дыма, выжидательно уставился на Рокотова.

Вам говорит о чем‑то имя Ангулес?

Человечек скривился, словно ему причинили неимоверную боль.

Кто не знает Ангулеса? Все знают Ангулеса… И я тоже, соответственно, знаю Ангулеса. Дальше что?

Я получил сведения, что вам известно местонахождение драгоценностей, похищенных из его дома, – продолжил сыщик, внимательно следя за выражением лица человечка: ни один мускул не дрогнул на крысиной мордочке.

Это не похоже на вопрос, молодой человек, – назидательно произнес он, выпустив пару колечек дыма. – Если вы хотите что‑то узнать, задавайте вопрос так, чтобы я отвечал.

Ну так отвечайте: у вас драгоценности вдовы Грегора Ангулеса?! – Константин едва не закричал.

Человечек уже начинал действовать ему на нервы. Да и вообще: визит в эту крысиную нору явно затягивался. Что‑то говорило Рокотову: надо действовать быстро.

Спокойно, молодой человек, – скривился хозяин квартиры. Он выбросил окурок папиросы в окно и стоял, опершись руками о деревянную раму. – Жизнь слишком коротка, чтобы так волноваться и растрачивать здоровье попусту. Предположим, я отвечу утвердительно. Скажу так: да, я знаю, где камешки мадам Ангулес. Ну и что? Вы собираетесь повесить на меня смерть ее дражайшего супруга?

Рокотову не нравился издевательский тон собеседника.

Мне нужны только камни. Я работаю на вдову. У нас контракт. Я рад, что мне не пришлось вас уговаривать сознаться. Как вашего приятеля…

Намек был очевиден. Человечек поежился, словно его пробил мороз.

А что я получу взамен? Камешки эти дорогого стоят…

Не дороже вашей жизни. Вероятно, милиция обегала весь город в поисках вдовы и ее камней.

Ну и что?

А то, что ментам все равно, на кого повесить убийство! Вы это должны понимать, вы – человек тертый.

Если органы обнаружат вдову… – начал было человек–крыса, но Рокотов его тут же перебил:

– Никогда им вдову не найти.

Хозяин квартиры втянул голову в плечи и бросил на Константина испытующий взгляд.

Мне почему‑то хочется вам верить, молодой человек, – задумчиво произнес он, ковыряя пальцем в оконной раме, – Тогда получается. Что если милиция обнаружит драгоценности…

…то обвинит в убийстве того, у кого они будут найдены, – закончил за него частный детектив. Его собеседник почесал голову и задумался.

Мне бы крайне не хотелось привлекать внимание милиции к моей скромной особе, – медленно произнес он, глядя прямо в глаза Рокотову. – Даже если они не найдут у меня брюлики вдовы, они найдут много чего другого, не менее интересного. Предлагаю следующий договор: я вам отдам камешки вдовы, а заодно, в качестве премии, расскажу, как они ко мне попали. Вы же обязуетесь после этого немедленно убраться вон и впредь не попадаться мне на глаза.

– С огромным удовольствием! – воскликнул Рокотов: ему самому хотелось поскорее покинуть это затхлое помещение.

В ту ночь, когда прикончили Ангулеса, мир праху его, – неторопливо начал человек–крыса, – явилась ко мне одна странная особа. Разбудила посреди ночи. Сослалась на одного нашего общего знакомого, Василия, Тот, к слову, давно уже сделал ноги из России и сейчас обитает в Италии. Держит в Риме ювелирную лавочку в окрестностях Колизея. Штампует по ночам фальшивые древнеримские монеты «сестерции» и впихивает фальшак доверчивым американским туристам.

Ближе к делу! – нетерпеливо бросил Константин. Напряжение росло. Он кожей чувствовал приближение опасности.

Так вот, когда я впустил ее к себе и включил свет, эта дамочка оказалась шикарной бабой, говорившей по–русски с заметным и запоминающимся акцентом. Вроде как пришепетывала. И через слово крестилась да крестик свой нагрудный целовала. И тут я понял, что дело‑то нечисто!

Человек–крыса с удовольствием щелкнул пальцами, гордясь своей сообразительностью.

Крестик мне показался весьма любопытным. Необычный такой крестик… Короче, вспомнил я свою молодость и пасхальную толпу на «Соколе», около церкви Всех Святых. Тогда я зарабатывал на жизнь тем, что тырил по карманам разную мелочь. А уж такую заметную штуковину, как этот крестик, мне не представило большого труда с этой дамочки снять. Поди до сих пор размышляет: где потеряла? Но вряд ли думает на такого приличного господина, как я…

Да неужели? – искренне изумился Константин.

Человек–крыса гордо кивнул:

– Элементарно, мистер частный сыщик. Пока она из своей сумочки выгребала драгоценности Ангулеса, я ей через плечо заглядывал, вроде как интересуясь товаром. Ну и…

И не стыдно вам!

Хозяин квартиры безразлично пожал плечами. Ему не было стыдно.

Я ей дал свечу и предложил посмотреть картины из моего собрания. Пока она ходила да восхищалась, я успел и брюлики изучить, да и в сумочку ее залезть. Брюлики оказались отменные, высшего качества, я в этом деле разбираюсь. А в сумочке ничего интересного, кроме билета с открытой датой в Рим. Вылет из Домодедово. После того как мэр Лужков превратил этот затрапезный аэродром в международный аэропорт, в Рим оттуда летают на аэробусах авиакомпании «Ал Италия».

Человек–крыса отошел от окна. Взялся за тяжелую багетовую раму одной из картин, нажал на раму и сдвинул в сторону. Открылся тайничок. Он извлек из тайника мешочек, сшитый из плотной черной ткани. Поколебавшись, протянул мешочек Константину.

Здесь все, без обмана.

Не выпуская револьвер, Рокотов подбросил мешочек на ладони и вежливо поинтересовался:

– Крестик тоже здесь?

Насчет крестика мы не договаривались, молодой человек! – окрысился человечек. – Крестик этот я хотел бы себе оставить. На память о незабываемой встрече, если хотите…

Что же в нем такого особенного? – С невинным видом поинтересовался Константин.

Этот крест – собственность ватиканского Ордена – тайного сообщества католических монахинь. Кой черт занес в Россию одну из них – для меня загадка. Хоть она и пыталась косить под простушку–воровку, да не получилось. Порода дворянская из нее так и прет, да и не без образования она, что заметно. Когда уходила, я ее проводил с фонариком, чтобы на нашей темной лестнице не споткнулась. Так внизу ее машина ждала, шикарная тачка, скажу я вам. На всякий случай я номерок‑то записал. Пригодится. – Он с улыбкой похлопал себя по груди. – Она мне сказала, что за деньгами зайдет через день. Да так и не пришла. Что бы это значило?

– А то это значит, – деловито произнес Константин, засовывая револьвер за брючный ремень на спине. – Подставила тебя эта католичка по полной программе. Того гляди, сюда органы нагрянут. Тогда на тебя убийство‑то и спишут. Так‑то вот. Ты поторопился, когда лысому на старом Арбате один перстенек попытался толкнуть. Теперь из‑за этого перстенька завалятся к тебе волки и утащат в темный лес. За решетку то есть.

Неизвестно, что стукнуло в голову человечку с крысиной мордочкой, но он взвыл и бросился к Рокотову вне себя от ярости. Вероятно, он сильно переживал, что его сумели надуть сразу несколько человек.

Детектив ничего не сделал. Он просто отошел в сторону. И, таким образом, оказался не виноват в ужасной смерти хозяина музея в бомжовой общаге.

Человек–крыса взял такой мощный разгон, что не успел остановиться и со всего размаха напоролся грудью на статую единорога, стоявшую позади Константина. Хитро закрученный рог мощного бронзового животного с хрустом вошел в грудь, раздвигая ребра. Нечеловеческий вопль сотряс комнату. Человек–крыса так и остался висеть на единороге, бессильно молотя ногами. Его легкие мгновенно наполнились кровью. Он отчаянно вертел головой, и кровь с губ летела во все стороны, оседая на старинных портретах.

Рокотов с одного взгляда понял, что его недавний собеседник – не жилец на этом свете.

«Так глупо умереть», – думал он, лихорадочно обшаривая карманы теперь уже бывшего хозяина квартиры. Тот окончательно замер на единороге, бессильно свесив руки.

В его карманах Константин обнаружил крестик – вероятно, тот самый, а еще записную книжку и несколько бумажек. Все это сыщик поспешно рассовал по карманам. И вовремя.

В дверь уже ломилась толпа. То ли соседи, то ли очередная команда преследователей – он не стал над этим раздумывать – пытались добраться до Рокотова.

Взлетев на подоконник, частный детектив спрыгнул вниз. Приземлился, сгруппировавшись, и даже не подвернул ногу. Пригибаясь, бросился в сторону дороги. Пробираясь сквозь кусты, утопая по колени в мусоре, который жильцы выкидывали из окон, он добрался до машины, рухнул на сиденье и поспешил умчаться подальше от этого зловещего местечка.

Возвращая Людмиле драгоценности, Константин и не думал, что сам этот факт произведет на вдову столь ошеломляющее впечатление. С одной стороны, понятно: дорогие вещи наконец‑то вернулись к законной хозяйке. Но это еще как посмотреть. Ведь с другой стороны, вещицы, так красиво переливающиеся под электрическим светом своими гранями, произведения умелых рук лондонских ювелиров, она надеялась получить от любимого мужа, а не от нанятого за деньги детектива. Рокотов понимал это и потому деликатно отошел в сторону, пока вдова со слезами на глазах перебирала колечки, сережки, броши, браслеты. Когда ее тонкая рука извлекла из сверкающей горки ценнейшее колье, Людмила не выдержала. Она уронила его на стол и закрыла лицо руками. Константин, которому случалось оказываться в подобных ситуациях, понял, что сейчас потребуются его помощь и поддержка.

Он тут же подбежал и подхватил молодую вдову, которая уже начала оседать на пол. Осторожно подведя Людмилу к дивану, он усадил ее, а сам помчался на кухню. Достав из холодильника холодную минералку без газа, побежал обратно. Вернулся как раз вовремя.

Вдова ревела во весь голос, по–бабьи причитая и всплескивая руками. Все горе, скопившееся в ней за последнее время, выплеснулось наружу в виде моря слез. Женщина раскачивалась из стороны в сторону, размазывая слезы по щекам, стирая старательно наложенный макияж. Настал тот самый момент, когда требуется мужское участие. И Костик его проявил.

Он вежливо, но настойчиво заставил Людмилу выпить полстакана воды. Затем принес из спальни подушку и одеяло. Сняв с нее тапочки, уложил на диван. Ему пришлось даже приподнять ее ноги и так же старательно уложить их на диван.

При этом Константин отметил про себя несомненную красоту ножек и всего тела молодой вдовы. В других обстоятельствах он бы не преминул воспользоваться случаем, но только не сейчас.

Константин тряхнул головой, отгоняя нескромные мысли, и старательно накрыл Людмилу одеялом. После этого уселся в кресло и попытался было поразмышлять над событиями последних дней. От размышлений его отвлекали всхлипывания вдовы, которые становились все реже, но все равно действовали на нервы. Рокотов решил, что самое лучшее – предложить Людмиле отвлечься, попытавшись вместе с ним решить пару загадок.

Когда я получил ваши камешки, – осторожно начал Константин, искоса поглядывая на Людмилу, – то был немало удивлен одним обстоятельством.

Вдова прекратила всхлипывать, достала из кармана кружевной платочек и принялась вытирать слезы. Константин обрадовался, поняв, что его нехитрый план удачно сработал.

Дело в том, что беседуя с… э–э–э… тем, кто передал мне ваши драгоценности, я получил прелюбопытную информацию. Оказывается, в преступлении замешаны люди, имеющие отношение к Италии, Риму и Ватикану.

Людмила насторожилась. Рокотов это почувствовал, увидев, как сразу посерьезнело ее лицо. Она приподнялась на диване, устраиваясь удобнее, чтобы видеть Константина. Тот решил, что вдове, очевидно, стало получше и ее траурные мысли постепенно уходят. Он и не предполагал, что совсем иные вещи заставили женщину встрепенуться.

Ваш супруг имел какие‑то деловые или личные связи с Ватиканом?

Людмила улыбнулась. Она посмотрела на себя в зеркальце. Убедившись, что слезы высохли и теперь она выглядит гораздо лучше, женщина позволила себе вступить в диалог:

– Вдвоем с Грегором мы побывали в Ватикане год назад. Нас там чудесно принимали! Папские служки организовали посещение музеев Ватикана, показали сокровища, которые только во сне увидишь или в сказках о них прочтешь.

Так все‑таки у Грегора были деловые отношения с Ватиканом?

Людмила задумалась.

Мне показалось, что особых, постоянных связей не было. Так, отдельные взаимные консультации, да и то – через российское министерство культуры и нашего министра Прыткого. Сам Грегор сторонился ватиканских деятелей. Он считал, что в его работе нельзя позволять себе показывать интерес к какой‑то определенной религии. Это может быть понято превратно и повредит деловой репутации.

Вдова еще долго рассказывала Рокотову о том, какие занятные места в Риме она посетила вместе с мужем, какие достопримечательности видела. Все это частного детектива мало интересовало. Изрядно утомившись после событий последних дней, он едва не задремал, откинувшись на спину в мягком кресле тети Саломеи. До его ушей издалека доносился голос Людмилы, охваченной воспоминаниями:

– …один неприятный момент, когда к нам явились посланцы ордена иезуитов, Чего‑то они хотели от Грегора. Что‑то, связанное с русскими иконами…

Сонное настроение Константина мгновенно испарилось. Он насторожился.

Вдова продолжила:

– Самое забавное: иезуиты прислали к нам на переговоры очень даже красивую монашку! Не понимаю, почему такие красотки с голливудскими формами отказываются от мирской жизни? Помню еще, что она очень хорошо говорила по–русски…

…со странным акцентом, словно пришепетывала, – закончил Константин.

Людмила широко раскрыла глаза:

– Точно! А вы‑то откуда знаете?

Рокотов хотел бы избежать неприятных объяснений, замялся, не зная, что сказать.

Но Людмила не настаивала, лишь заметила:

– Акцент не странный. Польский это акцент. Учитывая то, что Польша – страна католическая, не удивительно, что в Ватикане есть ее представители, начиная с самого Папы Римского. Что уж говорить об иезуитах. Впрочем, иезуиты – это очень закрытая организация, тайная, со своим жестким кодексом. Если понадобится, иезуиты не остановятся ни перед чем, чтобы добиться своего.

Константин согласно кивнул. Перед его глазами промелькнули страшные подробности событий, произошедших за последнее время. Только иезуитов здесь не хватало для полного счастья! Рокотов был плохо знаком с нравами этой католической конторы и понятия не имел, что делать дальше.

Пожалуй, Людмила, – осторожно начал он, – мне придется поведать вам некоторые подробности моего расследования. Но прошу вас, будьте готовы услышать не очень приятные детали.

Людмила присела на стул с высокой резной спинкой и закурила «житан», всем своим решительным видом демонстрируя готовность выслушать все что угодно.

Несколько часов назад я получил информацию, что ваши драгоценности находятся в доме одного московского скупщика краденого. Его адрес я получил от… Впрочем, это уже не важно, от кого. Короче, когда скупщик вернул мне ваши камешки…

Так вот просто взял – и вернул? – изумленно спросила Людмила.

Константин вновь замялся.

Я бы не сказал, что он сразу проявил добрую волю. – Рокотов осторожно подбирал слова. – Но у нас завязалась беседа, в ходе которой он проникся ко мне дружескими чувствами и вернул драгоценности.

Людмила с недоверием посмотрела на сыщика, который старательно отводил глаза – так ему было противно врать этой красивой женщине.

Она подумала и рассудительно заметила:

– Вам, Константин, надо было не по детективной части работать, а продвигаться по линии дипломатии. Вы – прирожденный дипломат. Продолжайте.

Ободренный, Константин заторопился: