355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Болдырев » Гибель синего орла » Текст книги (страница 19)
Гибель синего орла
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 17:13

Текст книги "Гибель синего орла"


Автор книги: Виктор Болдырев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

«Гранитная лестница» приводит нас к подножию грозно нависающих скал, наглухо запирающих долину. Ручей исчезает, погребенный завалом, вода шумит где-то глубоко под камнями. Сверху нависают тысячетонные глыбы, разрисованные кварцевыми жилами, готовые каждую минуту рухнуть.

– Давно тут не был… – озираясь, шепчет Илья. – Много камней кувыркалось.

Нанга испуганно жмется к стене. Ну и мрачная долина! Пинэтаун берет девушку за руку. Почти бежим по тропе вслед за проводником. Эх, и грохочет, наверное, ущелье, когда срываются каменные башни!

Илья пропадает за выступом скалы. Куда он девался?

Стоп!

Очутились под нависающим сводом. Сглаженный временем козырек образует нишу. Пол просторного грота усыпан обломками кварца, перегнившей трухой. У закопченной стены сложен массивный очаг из дикого камня.

– Тут старые люди пули плавили, – торжественно говорит Илья. – Ловить золотых жуков будем.

Старик разгребает посохом труху возле очага. Быстро наклоняется и вытаскивает из пыли продолговатый камешек. Он протирает его рукавом замшевой куртки и протягивает мне:

– Золотая улитка!

На ладони отсвечивает желтизной причудливый самородок с вытянутым перекрученным хоботком. Как две капли воды он похож на слиток, который показала мне на Омолоне Мария.

– Видишь: очаг топили, белые камни разбивали, в огонь клали, из мешков воздух дули. Золото плавили, водой поливали, золотым жукам нос рубили, – объясняет Илья. – Крепкие пули делали!

– Давно это было?

– Деды, отцы, мы плавили. Потом Чандара говорил: «Духи сердятся, не велят золотыми пулями палить». Страсть хитрый Синий Орел, – посмеивается Илья. – Жуков на фактории менял. Чай, табак брал… полно продуктов, бисера возил. Поди, целый короб Жадному отдавал.

– Кому? Котельникову?

– Однако…

– Чертова золотая улитка!

Теперь понятно, почему торгаш так злобно встретил нас на Омолоне. Не он ли надоумил Чандару поджечь тайгу, преградить путь к золотым россыпям?

Глава 7. АМУЛЕТ

Мы не нашли золотоносных жил. Грандиозный завал перегородил тропу там, где были когда-то старинные выработки. Часть скальной стены рухнула, завалив ущелье фантастическим нагромождением глыб. По-видимому, в давние времена здесь был кратер вулкана, и теперь его стены разрушало время.

– Слабые горы стали, – удивляется Илья. – Десять лет назад тут крепкая стенка была, золота в белых жилах много рубили.

– Куда же золото подевали?

– Свинца не было. В камельке под скалой плавили, пули делали, крепкие – насквозь лося пробивали. Потом свинец на фактории меняли, бросили плавить. Чандара в ту пору шаманил, не пускал в долину Харги.

– В долину Харги?

Илья мнется, подыскивая правильный перевод, и говорит:

– Харги… все равно сатана у вас.

– Ого! Долина Злого Духа! Подходящее названьице. Стукнет глыбой по башке – не очнешься.

– Однако, дом у Харги здесь.

– Какой еще дом?

– Видишь, вон там живет.

Илья указывает посохом вверх на отвесную стену. Ничего не вижу, кроме гладкого темно-серого камня, пронизанного жилами кварца.

– Вверх, вверх гляди… Видишь, трещина и таях будто стоит.

В бинокль различаю темную расщелину в скальной стене, высоко над долиной. В расщелине торчит покосившийся шест. Трещина оканчивается черным отверстием скальной пещеры.

– Огонь, дым старики видели там давно, когда Синего Орла на свете не было. Золото рубить люди стали – Харги сердился, камни бросал, людей давил, огонь в пещере тушил.


– Странная пещера… Можно ли влезть туда?

– Аеи-и!.. – замахал руками старик. – Плохая скала, совсем круто, не птица – как полезешь?

Рассматриваю скальную стенку в бинокль. Подниматься в пещеру нужно по глыбам завала, дальше по скальному лбу высотой в пятиэтажный дом, затем втиснуться в трещину и преодолеть почти отвесную стену.

– Ну и круча!

В пещеру можно залезть лишь с альпийскими крючьями, владея скалолазной техникой.

– Постой, Илья, а кто же шест поставил в трещине?

– Однако, Харги, – лукаво щурится Илья. – Дерево, поди, сухое осталось…

– Нет, не дерево это.

В сильный морской бинокль ясно виден гладкий выбеленный временем шест длиной с добрый колодезный журавль. Кто втащил его на неприступную стену?

– И давно он стоит, Илья?

– Совсем давно, мальчишкой был – там же видел. Старики говорят: Харги тот кол таскал, дырку в скале делал. Давно это было – комары еще на свете не летали.

– Ну и заливают ваши старики, Илья! Комары летали на свете еще пятьдесят тысяч лет назад.

– Мудрые люди рассказывали – отсюда комары вышли. – Илья указывает посохом наверх, где чернеет вход в таинственную пещеру. – Пришел однажды Харги к Оксери – доброму духу, просит маленько хотя бы земли. Оксери ничего не давал, больно злой Харги – беды еще натворит. «Ну, если земли не даешь, позволь в Белую сопку кол забивать». Оксери соглашался – может, отвяжется, думал. Харги забил кол в скалу и вынул. Из дырки комары и мошки стали клубами вылетать. Тогда Оксери взял дымящуюся головню и заткнул дырку. Долго дымила гора, солнце темнила, все комары внутри пропали. С той поры люди дымом комаров душат. Харги головню тушил, в пещере жить стал. А кол крепко воткнул в скалу. Видишь – камень треснул.

– Интересная сказка… А кто же все-таки шест туда втащил?

– Кто его знает. Однако, Харги…

Солнце скрывается за темный скалистый гребень. Ущелье хмурится и чернеет. Вечерние тени скрывают пещеру. Эх, влезть бы туда, посмотреть, что хранят там скалы?

О восхождениях думать не время. Приходится возвращаться в грот, где остались готовить ночлег Пинэтаун и Нанга.

Идем назад. На тропе зажигается огонек – наши развели костер. Грот стал уютным жилищем. В очаге пылает огонь, освещая гладкие своды. Пинэтаун набрал целую груду высохших корней кедрового стланика, Нанга нарезала травы и приготовила мягкие душистые постели. Хочется есть, но продуктов нет ни крошки.

– Чай пить будем, – говорит вдруг Илья.

Кивая на брезентовую штормовку, старик посылает Пинэтауна за водой. В брезент можно набрать воды. Ручей близко, но в чем Илья собирается кипятить чай – не понимаю. У нас нет даже кружек.

– Смотри… хороший котел, – указывает Илья на углубление, выдолбленное в плоской глыбе. – Сюда горячее золото кидали, вода сама кипела.

Он кладет в костер камни. Пинэтаун притаскивает воду в непромокаемой штормовке, точно в бурдюке. Вместе с Нангой они выплескивают ее в каменную чашу.

– Вкусный чай будет… – Илья сучьями выхватывает из огня накаленные камни и ловко опускает в воду. Камни шипят, валит пар, вода бурлит. Илья высыпает из замшевого мешочка остатки чая. Вода темнеет.

Не думал я распивать чай из котла каменного века.

Луна взошла над долиной. Светятся граненые пики, белеет стена кварцевых скал. Глубокие тени падают на дно ущелья. Тихо в лунной долине, лишь где-то во тьме журчит ручей.

Тепло, уютно у костра. Спокойно на душе – в этом убежище нас не найдут.

– Скажи, Илья, на каком языке говорят ваши люди, кто они?

– Анаулы, однако…

Самодельная плошка выскальзывает из рук, обливаюсь горячим чаем.

– Не может быть, анаулы давно пропали, нигде их нет!

– Совсем мало осталось, – кивает Илья, – два рода только: Синие Орлы и Медведи.

– Вот так встреча!

Неужели нам посчастливилось напасть на след исчезнувшего племени?

Первые известия об анаулах привезли в Якутск колымские казаки триста лет назад. В одной из казачьих «отписок» 1644 года упоминалось, что в верховьях Чюндона (Большого Анюя) живут «писаные рожи» – татуированные лесные охотники и рыболовы, вооруженные луками, стрелами и копьями.

Семен Дежнев и Михаил Стадухин в 1648 – 1660 годах постоянно встречали анаулов в бассейне Анадыря.

Подобно североамериканским индейцам они покрывали свое тело татуировкой и приходились им родными братьями, так же как айваны американским эскимосам. Анаулы соединяли в себе расовые признаки обитателей лесов Америки и Азии, свидетельствуя о единстве происхождения коренных жителей двух континентов.

В начале XVII века этот народ внезапно исчез. Казаки больше не встречали анаулов в бассейне Анадыря и Большого Анюя. Куда пропали анаулы, никто не знал.

Антропологи безуспешно искали следы древнейших обитателей лесов Северной Азии. Бесследно пропало звено, соединявшее аборигенов Азии и Америки в единую семью.

Нам посчастливилось встретить последних анаулов – ближайших родственников североамериканских индейцев. Индейцы татуировали кожу изображениями птиц, зверей – тотемическими знаками различных родовых групп. Татуировка на груди Нанги свидетельствовала о принадлежности ее к анаульскому роду Синих Орлов.

Так вот почему обитатели Синего хребта носят прозвища, похожие на индейские, рисуют «картинные письма» на бересте и облик их поразительно напоминает индейцев!

– Мало осталось анаулов, поди, одни старики, – говорит Илья. Последняя старуха летом утонула…

– Бабушка Нанги? Почему они в тундру бежали?

– Норовистая больно, – кивает Илья на примолкшую Нангу, – не хотела мужа в люльке качать. И старуха, однако, крепкая была, Чандару вовсе не пугалась, хорошо шаманила. Потихоньку увезла внучку далеко в тундру; родные старухины – юкагиры на Алазее живут. Страсть сердился Чандара, болеть начал.

История Нанги была разгадана.

Пинэтаун внимательно слушает интересный разговор. Нанга уснула, примостив черноволосую головку ему на колени. Юноша боится шелохнуться, потревожить чуткий сон беглянки.

Илья рассказывает, что анаулов в стойбищах Синего хребта осталось совсем мало. Последними старейшинами двух анаульских родов – Синих Орлов и Медведей, были Чандара, Медведь и Одноглазый. Молодых анаулов осталось всего трое: Нанга, ее замужняя сестра и шестилетний сын Медведя. Сводный брат Нанги – Яркан – был сыном юкагирки. Крепкая Рука тоже, оказывается, юкагир.

Отдавая Нангу замуж, Чандара рассчитывал не только овладеть оленями Медведя, но и сохранить анаульский род.

– А ты, Илья, анаул или кто?

– Человек, однако… ламут я. В Синем хребте много разных людей вместе живут: ламуты, юкагиры, коряки. Главные, однако, анаулы. Законом Синих Орлов живем.

– Главных людей нет, Илья. Русские, ламуты, анаулы – все равны на земле.

Старик сонно кивает – его одолевает усталость.

– Спать давай, совсем ночь спустилась, утром маленько светает, опять бегать будем.

– Куда бегать?

– В стойбище Крепкой Руки…

Укладываемся на душистых постелях. Пинэтаун заботливо прикрывает Нангу замшевой курткой, подкладывает дров в костер. Воздух согрелся под нависшими сводами, и спать тепло.

Ночь прошла спокойно. На рассвете Илья тормошит нас, торопит в обратный путь.

Туман поднимается со дна ущелья. Тропа тонет в молочной дымке – не видно нависающих скал. Кажется, что приютились в ласточкином гнезде на огромной высоте, и облака закутали скальный грот у карниза.

Уносим с собой замшевый мешочек, туго набитый золотыми слитками. В эту долину мы еще вернемся – необходимо привести сюда геологов.

Илья неторопливо ведет нашу цепочку, осторожно ступая по узкой тропе. Обратная дорога знакома; с первыми лучами солнца спускаемся на широкую плоскую седловину, где вчера обнаружился след Чандары. Неожиданно старый ламут останавливается:

– Видишь – длинный след? Быстро ехал обратно Синий Орел.

Действительно, отпечатки копыт далеко отстоят друг от друга и глубоко вдавились в чуть влажный от росы мелкозем. Чандара на обратном пути проскакал седловину галопом, не останавливаясь.

– Зачем спешил… след не глядел? – удивляется Илья. – Однако, пугался Синий Орел, бросал нас ловить.

Настиг ли Чандара наших верховых оленей? Что произошло в чозениевой долине?

Выбираемся на вершину, усыпанную расколотыми глыбами, внизу торчат каменные зубья и вьется по гребню знакомая тропа. Пусто, ни души. Илья просит бинокль.

– Долго глядеть в стеклянный глаз будем.

Смешно щурясь, Илья приникает к окулярам. Он медленно водит биноклем, осматривая тропу, каждый камень, каждую расщелину.

– Ай-яй… хороший глаз… все кругом видит!

Илья умолкает, застывая с биноклем у глаз. Далеко внизу, в глубоком распадке, где лежат еще утренние тени, из чозениевой рощи один за другим рысью выезжают четыре всадника на оленях. Сверху они кажутся игрушечными, за плечами у них торчат дула винтовок.

– Что за люди?

Илья молча разглядывает в бинокль странную кавалькаду.

– Кто едет, Илья?

– Однако, Крепкая Рука, Ромул, Рыжий, а вон тот, поменьше, Яркан.

Нанга быстро говорит что-то Илье. Старик отдает бинокль девушке. Вцепившись в окуляры, Нанга смотрит и смотрит, не отрываясь.

– Яркан!.. – удивленно шепчет девушка, узнав брата.

Как очутились Костя и Ромул в чозениевой долине? Вовремя они подоспели. Не скрываясь, спускаемся на тропу. Заметив людей, бегущих по тропе, кавалькада останавливается. Одинокий всадник выезжает вперед и галопом скачет навстречу.

– Костя!

Приятель давно не брит: лицо его закрывает пушистая рыжеватая борода. Помятая фетровая шляпа сдвинута на затылок. Лоб забинтован, на повязке у виска просвечивает пятно крови.

– Живы!.. Где пропадали? – кричит Костя, спрыгивая с учага.

– Удирали от Синего Орла… Что с тобой, Костя?

Он душит меня в медвежьих объятиях.

– Твой Чандара угостил. Вчера с Ярканом ваших учагов у Синего Орла отбили.

Подъезжают Крепкая Рука, Ромул и Яркан. Нанга встречает брата радостным восклицанием. Юноша похож на сестру: такие же темные глаза с длинными ресницами, блестящие черные волосы до плеч. Ламутский кафтан облегает стройную фигуру. Яркан не старше Пинэтауна, но гораздо выше его.

На гортанном анаульском языке он расспрашивает Нангу.

Ромул усмехается, раскуривая свою неизменную трубочку:

– Думали, совсем плохо тебе. В табуне Чандара быстро разговор кончал, в стойбище Большой Семьи уезжал. В лагерь вернулся – Костя всполошил, повел тебя выручать. Крепкая Рука, Яркан хорошо помогали.

– Спасибо, Крепкая Рука!..

Молодой юкагир сжимает мою ладонь, и я не могу перебороть его. Прозвище свое он получил недаром.

Вчера в чозениевой долине разыгралась целая битва. Весть о «мертвой петле» принес Яркан. Всю дорогу к стойбищу Крепкой Руки он бежал, преодолевая осыпи, по крутым тропам горных баранов. Ромул, Костя и Крепкая Рука, спустившись в Круглую долину, не успели еще расседлать верховых оленей и пили чай в главном чуме.

Услышав тревожную весть, Костя схватил карабин, выскочил из чума, прыгнул в седло на громадного учага Крепкой Руки и помчался вслед за Ярканом. Ромул и Крепкая Рука отстали на утомленных чукотских оленях.

В чозениевую долину Яркан и Костя прискакали в ту минуту, когда Синий Орел и Медведь затянули свою чертову петлю и вылавливали учагов без седоков. Костя подумал, что они расправились с нами, спрыгнул с учага и схватился за карабин.

Чандара рассвирепел. Вскинув винчестер, он выстрелил. Пуля чиркнула повыше виска. Косте показалось, что хлестнул огненный бич. Он упал и потерял сознание.

Яркан не решился стрелять в людей. Плохо бы пришлось Косте. Но в эту минуту на выручку подоспели Ромул и Крепкая Рука. Ромул выстрелил с седла. Синий Орел и Медведь не приняли боя и скрылись в зарослях.

Костя отделался легкой царапиной. Он пришел в себя, но был очень слаб после контузии. Крепкая Рука и Ромул выловили наших учагов. Отпуская их на волю, мы привязали уздечки к седлам, и это не ускользнуло от зорких глаз оленеводов. Они догадались, что Илья обхитрил Синего Орла.

Пришлось им разбить бивуак в чозениевой долине. Только к утру Костя оправился от контузии. На рассвете наши друзья двинулись по тропе к перевалу и встретились с нами.

– Что будем делать, друзья?

– Поймать старика нужно – мутит он воду в горах.

Костя прав. Пришло, кажется, время силой сломить сопротивление Чандары. Устраиваем военный совет. Крепкая Рука согласен ехать в стойбище Большой Семьи. Оказывается, и в этом стойбище не любят властного старика. Илья переводит слова Яркана. Юноша говорит, что молодежь стойбища поддержит пришельцев из нового мира. Все высказались за поход в Глубокую долину.

– Итак, вперед!

Яркан и Пинэтаун бегом спускаются по тропе к чозениевой роще. Там оставлены наши стреноженные учаги.

В десять часов утра достигаем седловины, где вчера встретили Синего Орла. В Глубокую долину ведет лишь одна тропа. Перед нами открывается дорога в загадочный мир. Спускаемся все ниже и ниже. На склонах причудливых сопок пышно разрастаются березовые рощи. Стволы берез искривлены, покрыты черноватой корой и лишь местами белеют заплатками привычной бересты.

Уж не «каменные» ли это березы Эрмана? Но как очутились они в северной тайге?

Тропа вьется в зеленых березовых гущах. Листья просвечивают, горят на солнце, вспыхивают яркой желтизной – надвигается осень. Наш отряд растянулся по тропе, точно кавалерийский эскадрон на марше. Впереди Крепкая Рука.

На опушке березовой рощи он останавливается.

– В чем дело, Илья?

– Стойбище близко, вперед пойдет, смотреть будет; тут ожидать надо.

Крепкая Рука трогает учага и бесшумно исчезает в зарослях. Пахнет дымом. Костя и Яркан едва сдерживают резвых учагов, почуявших близкое жилье. Нанга оглядывается, словно затравленный зверек. Девушка боится вернуться в стойбище.

Спешиваемся. Костя ворчит, нетерпеливо поглядывая на заросли, укрывшие разведчика. Охватывает тревога. Верный ли союзник Крепкая Рука? Что у него на уме?

Илья также не может скрыть волнение. Склонив голову, он к чему-то прислушивается. Морщинистый лоб блестит капельками пота. Примет ли стойбище непрошеных гостей?

Вдруг в кустах затрещали сучья. Среди берез мелькает рыжеватый бок оленя, плечо человека, чей-то таях раздвигает ветви, и на тропу верхом на олене выезжает Крепкая Рука. Он манит Илью посохом.

– В гости ждут Синие Орлы. Убежал Чандара на небо… – переводит Илья неожиданное сообщение разведчика.

– Чандара умер?!

– Нет, однако, в гости к духам пошел, на звезды кочевать будет, отвечает Илья, указывая таяхом в небо.

Ответ старика непонятен. Одно ясно: нас приглашают в гости, и Чандары в стойбище нет. Куда девался Синий Орел?

– Удрал… Жаль, не свернули шею! – зло бурчит Костя.

Уходим вслед за проводниками. Березовые чащи редеют. Во всех направлениях расходятся утоптанные тропинки, сучья обломаны, трава примята. Слышен лай собак. Стойбище совсем близко.

Неожиданно выезжаем на безлесное дно долины. Перед нами целый город: с полсотни конических чумов выстроились на плоской террасе у подножия сопки, покрытой зарослями горной березы. У чумов собрались люди в живописных нарядах.

Останавливаемся на площади среди вигвамов. Так вот оно – таинственное стойбище Синих Орлов. Подбегают смуглолицые юноши в развевающихся кафтанах, ловко расседлывают учагов и уводят их на пастбища.

Живым пестрым кольцом окружают нас обитатели стойбища: мужчины с суровыми горбоносыми лицами, морщинистые безбородые старики, сгорбленные временем, черноглазые красавицы в расшитых одеждах, дети в замшевых кафтанчиках. Люди разглядывают гостей молчаливо, с острым любопытством, словно пришельцев из другого мира.

Крепкая Рука что-то громко говорит. И женщины, звеня монистами, убегают к вигвамам. Вскоре они появляются с охапками оленьих шкур и устилают землю пушистыми коврами. Нас встречают прямо на площади – ни один чум не вместит всех любопытных.

– Садись… – приглашает Илья. – Чай пить, разговаривать будем.

Черноокие девушки расставляют низенькие столики, выстроганные из древесины тополя. Люди усаживаются на шкурах. Мы оказываемся в центре круга. Позади дымят вигвамы, вздымаются зеленые горы, увенчанные пиками, осеннее бледное небо стынет высоко над долиной. Странная картина…

– Вот так муньях! [13]13
  М у н ь я х – по-якутски собрание.


[Закрыть]
– усмехается Костя.

– Что говорит Рыжий? – любопытно спрашивает Илья.

– Хорошее собрание, говорит.

В толпе, окружающей нас, мелькают взволнованные лица молодых людей. Горящими глазами рассматривают они пришельцев, словно ожидая чего-то большого и нового. На столиках появляются березовые чашечки и плошки, деревянные блюда с дымящейся олениной. Смуглянки, похожие на цыганок, несут медные чайники, полные ароматного чая.

– Спроси, Илья: где Чандара, что с ним случилось?

– Люди говорят: умирать пошел, совсем больной стал.

– Куда пошел?

– Никто не знает… На звезды, однако, шаманить кочевал. Не вернется он в стойбище Большой Семьи.

Женщины разливают чай, чашки идут по кругу.

– Илья, почему так стойбище называют?

– Чандара давно велел. Все люди тут – богатые и бедные – Большой Семьей живут, – отвечает старик, лукаво прищуриваясь.

– Одной семьей?.. А олени чьи?

– Большие табуны богачи держат! Мы пасем, оленину кушаем.

– Ловко получается, – смеется Костя, – семья одна, а олени дядины, как в Америке!

Долго пьем чай. Расспрашиваем и расспрашиваем о жизни стойбища. И перед нами возникает потрясающая картина.

Попали в королевство Синего Орла. В горах Чандара построил эксплуататорское стойбище Большой Семьи. Заветы родовой патриархальной общины он попытался соединить с волчьими законами обогащения. Почти все олени, выпасавшиеся обитателями стойбища, принадлежали Синему Орлу, Медведю и Одноглазому.

Железным занавесом Чандара отгородил остров прошлого от внешнего мира. Никто под страхом смерти не имел права выходить за пределы Синего хребта. Люди с пеленок обучались здесь анаульскому языку, непонятному для соседей. С внешним миром сносился лишь Чандара. Он сдавал на глухие фактории пушнину и привозил порох, свинец, чай и табак.

Тяжелой рукой правил Чандара. Незримыми нитями опутал он членов Большой Семьи. Шила в мешке не утаишь – ему не удалось примирить богатых и бедных. Остров прошлого подтачивали глубоко скрытые противоречия. И Синий Орел понимал это, лихорадочно искал выход из тупика.

Большая Семья распадалась. Смутные слухи о новой жизни будоражили молодежь. Крепкая Рука покинул стойбище Синего Орла и пытался примирить противоречия своим путем – соединив табуны малооленных хозяйств. Но и у него дело не ладилось: каждый тянул в свою сторону, стремился нажить побольше оленей.

Илья попивает крепкий, как кофе, чай и вдруг говорит:

– Царем, однако, решил Чандара стать. Два рода анаульских у нас: Синих Орлов и Медведей. Синие Орлы всегда шаманили, Медведи – старшинами были. Синий Орел Нангу замуж отдать хотел за маленького Медведя – думал старшиной и шаманом вместе быть: сильнее царя. Оленей Одноглазого обещал делить, как помрет старик.

– Царей у нас, Илья, нету.

– Амулет у Синего Орла есть. Давно на Чукотке царь был – тайон [14]14
  Т а й о н – по-якутски князь.


[Закрыть]
главный. Свой амулет Синему Орлу дарил – крепкую власть давал.

– Ишь ты! Да где же этот амулет?

– На шее Чандара носит. Когда шаманит – на голову надевает. Нанге хотел свое ожерелье дарить, когда замуж пойдет.

Костя смеется:

– Вот тебе и царевна, Пинэтаун! Получишь ожерелье – анаульским царем будешь.

Крепкая Рука говорит что-то развеселившемуся Илье, кивая на меня.

– Спрашивает он: есть ли у тебя амулет?

– Амулет?.. Есть, Илья, амулет, вот гляди.

Вытаскиваю из заветного кармана портрет, подаренный Марией. Илья осторожно берет заскорузлыми пальцами овальную золоченую рамку и долго рассматривает изображение Елены Контемирской.

– Богородица, что ли, креститься надо, а? – тихо спрашивает Илья.

Костя фыркает, ухмыляется. Старик важно передает портрет Крепкой Руке. Портрет идет по кругу. Обитатели стойбища по очереди разглядывают мой талисман.

– Эта женщина, Илья, всю жизнь боролась за свободу, равенство и братство народа. И вашего народа тоже. Свобода – куда хочешь кочуешь, на факториях что надо покупаешь, детей в школе учишь; равенство – ни богатых, ни бедных нет, все одинаковые, олени общие; братство – и ты, и я, и Крепкая Рука, и Нанга, ламут, русский, юкагир, анаул, все трудовые люди братья… Понял?

Илья задумчиво посасывает потухшую трубку и наконец говорит:

– Хорошая, однако, баба, хороший твой амулет, правильный закон…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю