Текст книги "Гибель синего орла"

Автор книги: Виктор Болдырев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Глава 4. НАЙДЕНА

Утомленные походом, мы незаметно задремали в тени изгороди. Близкие голоса разбудили нас. Кто идет? Долго ли спим?

– Чужие люди!.. – шепчет Ромул, приподнимаясь на локте.

Костя бесшумно вытаскивает из-под седла винчестер. Раздвигаю смолистые гущи изгороди. Совсем близко, на галечной трассе, стоят двое; на поводу у них верховые олени, крупные, как лоси. Люди громко переговариваются на гортанном языке, указывая то на изгородь, то на пасущихся оленей. Да это же Крепкая Рука и старик из стойбища Круглой долины. Уж не пожаловал ли Чандара в гости? Почему его не видно?

К изгороди подползают Ромул и Костя. Бригадир успокаивается. На седлах у пришельцев висят арканы, винчестеров нет. Ромул внезапно поднимается и громко здоровается, по-ламутски.

– Аеи-и! – вскрикивает старик, подпрыгивая и озираясь.

Крепкая Рука неторопливо повертывается всем корпусом. Черные волосы рассыпаются на плечах. Бронзовое лицо невозмутимо, лишь глаза блестят, выдавая глубоко скрытую тревогу.

– Зачем пугаешь, в гости пришли, – обращается старик к Ромулу.

Он с опаской поглядывает на Костю, обросшего рыжей щетиной. Молодой ветеринар хмуро опирается на винчестер. Ромул показывает приезжим калитку в изгороди. Откидываем жерди, пропуская гостей. Палатка наша далеко, и бригадир приглашает к походному костру. Раздуваем огонь, кипятим чай в чумазом походном котелке. Старик снимает седла, отпускает пастись верховых оленей и кивает на высокий лиственничный вал:

– Будто крепость. Острог, что ли?..

– Держать оленей в темные ночи надо, – усмехается Ромул.

Сложив ладони козырьком, Крепкая Рука с любопытством оглядывает загороженную долину. Повсюду спокойно пасутся олени. Он что-то говорит старику.

– Крепкая Рука думает: хорошо делали, потерь не будет, яловых важенок не останется.

– Длинноволосый прав… – оживляется Костя. – В гон все важенки и хоры будут на месте. Прибыль оленят весной сторицей окупит наш труд.

– Давно откочевали из Круглой долины? – спрашивает Ромул.

– Там же стоим… – отвечает старик. – Хорошая долина, скалы что твоя городьба.

– А это чьи олени? – киваю на ламутских хоров, пасущихся по ту сторону изгороди.

Старик переводит. Интересно, что скажет Крепкая Рука?

– У Синего Орла из табуна убежали, искать послал, – отвечает он.

Вот оно что: Чандара направил разведку высмотреть, почему не бегут к нему наши олени. Костя нетерпеливо покусывает ногти, весь наш разговор ему надоел и кажется игрой в порядочность. Не брякнул бы он гостям лишнего. Ромул спешит продолжить мирную беседу.

– Хоров ваших берите. Легко гонять – изгородь хорошая, стадо мешать не будет.

Крепкая Рука одобрительно кивает, потягивая чай, и отвечает через переводчика:

– Десять… пятнадцать ваших оленей пришли в стадо Синего Орла. Сейчас трудно ловить, по снегу возьмете.

– Зачем табуны вокруг ставили? – в упор спрашивает Костя.

– Чандара так велел, – переводит старик прямой ответ гостя. – Мой табун не мешает, далеко в Круглой долине стоит. Однако, быстро улетит Синий Орел – чукотские важенки всех хоров к городьбе уманят! – ухмыляется Крепкая Рука.

Меня удивляют его прямые ответы и тонкая насмешка над Чандарой. Что это – дипломатический ход? Умная башка у этого парня.

– Зашевелились, бестии! – едва слышно ворчит Костя.

– Что рыжий сказал, а? – Старик прикладывает к уху морщинистую ладонь.

– «Рыжий» (указываю на опешившего Костю) спрашивает, почему Чандара не приехал, давно ждем.

– Правильно, правильно, – кивает старик. – Болеет Синий Орел, совсем трудно кочевать ему.

Приезда Чандары с нетерпением ожидал Пинэтаун – его тревожит судьба Нанги. Утром мы оставили юношу в лагере печальным и грустным. Спрашиваю гостей, где Нанга.

– В стойбище Большой Семьи.

– Пусть в гости приезжает. В тундре у нас гостила.

– Синий Орел не велит… Завтра замуж ее отдает, – переводит старик неожиданный ответ Крепкой Руки.

– Замуж?!

Вот так известие! Что происходит в стойбище Большой Семьи? Почему так называют главную резиденцию Чандары? Может быть, Нанга не знает о нашем появлении? Как все это выведать?

– Однако, ходить надо в табун Синего Орла, смотреть наших оленей, неожиданно говорит Ромул.

Крепкая Рука согласен. Солнце уже спустилось к сопкам, освещает долину золотыми лучами, и он приглашает Ромула ехать, пока светло. Главный табун стоит на плоскогорье, у близкого перевала, и Чандара сейчас там. Крепкая Рука вскользь упоминает, что у него в стойбище в Круглой долине кончился чай.

Чая у нас мало, но Ромул предлагает поделиться последним запасом. В табун Чандары он поедет один. Мы с Костей вернемся к палатке, нас проводит старик, получит плиточный чай и пройдет дальше в Круглую долину отнести подарок в стойбище Крепкой Руки.

Помогаем согнать отбившихся хоров. Они почти ручные и хорошо слушаются человека.

Прощаясь, Ромул тихо говорит:

– Пусть старик поедет к Нанге, скажет: «Пинэтаун приехал». Завтра целый день с Чандарой говорить буду.

Ромул решил задержать Чандару разговорами, выручить Нангу из беды. Молчаливо трясу шершавую, мозолистую ладонь. Хорошо жить на свете, когда рядом такие друзья. Долго смотрю вслед Ромулу. Косые тени вершин ложатся на склоны. Два всадника в безлюдной горной долине кажутся ничтожными пылинками среди каменных великанов. Но сколько хороших дел может совершить добрая человеческая рука!

Подгоняя оленей, путники поворачивают в боковую долину и скрываются за косогором. Как встретит Ромула Чандара? Разгадает ли он нашу хитрость?

– Садись, больно тяжелый ты… Быстро поедем. – Старик указывает на своего верхового оленя.

– Как звать тебя, старина?

– Илья, русское имя…

– Спасибо, Илья, поедем.

Ну и учаг! Сидишь словно на спине лося. Наши тундровые олени кажутся пигмеями. Откуда они раздобыли таких гигантов?

– Где учагов брали, Илья?

– В стаде выбирали. Чандара – мастер оленей разводить.

Пришпориваю таежного коня. Скачем втроем. Ох и вид у нас! В руках посохи, похожие на пики, на поясах бряцают ножи. Развеваются причудливо повязанные платки. На спине у Кости блестит винчестер.

Почти всю дорогу едем рысью. Верховой олень у Кости притомился, отстает, а лесной гигант старика несет меня, словно не замечая тяжести. Вот бы поменяться хорами. Лесные олени в горах Омолона гораздо крупнее тундровых, и гибриды двух пород наверняка окажутся лучше родителей.

К палатке подъезжаем в сумерках. Пастухи расседлывают учагов, уводят их на пастбища. Пинэтаун радуется гостю из стойбища. Усаживает старика на ковер из оленьих шкур, потчует чаем, олениной, форелью, запеченной у костра.

Неужели потеряем девушку на пороге ее жилища? Улучив минуту, сообщаю юноше тревожное известие. Лицо его белеет.

– Как Нангу спасать будем?

– Сам не знаю…

– Пойдем в стойбище Большой Семьи, – шепчет Пинэтаун. – Старик дорогу покажет.

Илья пьет и пьет чай, с любопытством поглядывая на молодых пастухов. Собравшись в кружок, они играют в самодельные шашки. Долго уговариваем Илью провести нас в главное стойбище. Старик боится Чандары:

– Убьет Синий Орел – крепкий у него закон.

– Убьет?! Такого закона нет… Иди к нам, в совхозе будешь работать никто не тронет.

Наконец Илья соглашается показать путь. Сам он не явится в главную резиденцию.

– Пусть думают – сами в гости пришли, – улыбается старик. – Больно хорошие ваши люди, потому дорогу показывать надо.

В поход двинемся на рассвете. Ночью не дает уснуть беспричинная тревога. Палатка светится, облитая лунным сиянием. Рядом стонет, бормочет во сне старик. В дальнем углу палатки вздыхает, не спит Пинэтаун.

Грустно одному, тоска щемит сердце. Будто из тумана выплывает Мария.

Просыпаюсь от легкого прикосновения – будит Пинэтаун. Светает. Полог палатки откинут. Долина еще в тени, но одинокие вершины горят, освещенные утренним заревом.

– Вставай, чай пить будем.

Чайник уже вскипел. Ильи нет. Вероятно, пошел ловить ездовых оленей. Умываемся в ручье холодной как лед водой. Лужицы у реки затянуты тонким, прозрачным ледком. Первые заморозки наступили.

Полчаса спустя, распрощавшись с Костей и Кымыургином, уходим в поход. Костя остается в лагере – приходится отложить поездку на факторию.

Хорошо ранним утром в горах. Воздух свеж и прохладен. Травы на альпийских лугах, синеватые от росы, никнут к земле. Золотое солнце встречает на перевале. А чистое небо словно обмыто родниковой водой.

По узкой тропинке, утоптанной горными баранами, едет Илья, сгорбившись в седле. Снизу, из долин, поднимается туман; его облачное море едва закрывает наш гребень. Кажется, что олени ступают по облакам, высоко-высоко над землей. Без сожаления вспоминаю далекий город. Разве сравнишь дымное городское марево с привольем гор!

В круглую долину спускаемся с первыми лучами солнца. Туман рассеялся. Вокруг, на пологих склонах, пасутся олени; темнеют скалы, запирающие долину. Учаги бегут рысью, чуя запах стойбища.

И вдруг совсем близко, в густых ивовых зарослях, звенит женский смех, слышны чистые девичьи голоса.

– Кто это, Илья?

– Крачки [12]12
  К р а ч к и – небольшие чайки, гнездящиеся колониями на песчаных отмелях.


[Закрыть], – усмехается старик.

– Чайки?!

Выезжаем на поляну среди высоких ивовых кустов. У прозрачного родника пестрой стайкой собрались черноволосые девушки в расшитых кафтанах, с медными кувшинами в руках. Позванивая монистами, оживленно болтая, черноокие красавицы черпают воду, не замечая нас.

– Кыш, кыш, крачки! – машет посохом Илья.

Поднимается суматоха. Но девушки не бегут, приметив добрую улыбку старика. С жадным любопытством они разглядывают нас. Самые шустрые приветливо машут, смеются и что-то кричат на гортанном языке Нанги.

Илья грозит им посохом. Проезжаем мимо, улыбаясь и кивая смуглянкам.

– Ну, Пинэтаун, с такими красавицами забудешь Нангу.

Юноша грустно опускает голову. Жаль, что среди смуглянок не видно живого личика Нанги. Оборачиваюсь. Девушки вскидывают кувшины и, вытянувшись цепочкой, легко ступают мягкими мокасинами по тропинке. Издали они похожи на черкешенок, шествующих с кувшинами на плечах.

Меня радует эта встреча.

В стойбище есть и наши друзья – молодежь, которая всегда тянется к свету. Знают ли они о новом мире, расцветающем в далекой тундре и обжитой тайге?

В жилище Крепкой Руки нас встречает сестра Нанги. Илья что-то быстро говорит ей, высыпая из вьючной торбы плитки чая. Лицо молодой женщины омрачается, она любовно поглядывает на Пинэтауна.

– Илья, спроси у черноволосой, знает ли Нанга, что Пинэтаун приехал, давно ее ищет?

Старик переводит. Женщина вскидывает на меня свои чудесные, черные глаза.

– Вчера приходил Яркан, брат Нанги, из стойбища Большой Семьи. Письмо ему давала.

– Письмо? Разве она умеет писать?

– Нет, на бересте рисовала, – пренебрежительно щурится Илья.

Ого, так вот где Нанга научилась «рисуночному письму»! Кто эти люди, на каком языке говорят они?

– Чай пить надо… быстро поедем. Сегодня вернется Чандара. Жениха там готовят.

– Чандара вернется? Ромул у него в табуне гостит.

– Синий Орел хитрый – поди, разговаривать долго не будет.

Илья чем-то озабочен, спешит. Наскоро пьем чай, садимся на учагов и уезжаем вниз по течению горной реки. Опять меняемся учагами. Старик худ, и мой верховой олень отдыхает под легким седоком. Пинэтаун волнуется. Безотчетная тревога гонит нашу маленькую кавалькаду.

Цирк, запертый скалами, пропадает за дальним поворотом. Ивовые кусты скрывают нас. Появляется ольховник. На склонах сопок зеленеют куртины кедрового стланика. Переправляемся вброд через речку. Здесь она разливается по широкому галечному руслу множеством мелких рукавов. Острова покрыты рощами высокоствольных чозений. Куда заводит нас старик?

Густые чозениевые рощи скрывают вход в укромный боковой распадок. Склоны сопок тут круто спадают к маленькой, но быстрой речушке. Долго поднимаемся к далекому гребню. Наконец выползаем на узкое ребро. Тропа, выбитая среди камней, уводит выше и выше к небу, открывая широкую панораму синих гор. Глубокие долины рассекают горную страну во всех направлениях.

Часа три пробираемся по тропе; ее проложили люди. Забираемся в самое сердце мощного горного узла. Тропа спускается на пустую седловину перевала. Илья останавливается и садится на камень.

– Близкую дорогу показывал, – устало шепчет старик. – Нельзя мне ходить дальше. Видишь – Глубокая долина? Много чумов там найдешь.

Молчаливо рассматриваю в бинокль долину под ногами. Склоны ее одеты курчавой зеленью лесов. Но это не лиственницы. Что за деревья растут там? Целый год мы с Пинэтауном стремимся к таинственному стойбищу, и вот мы на пороге неведомых жилищ.

Пронзительный крик нарушает торжественное молчание гор. Среди камней поднимается тоненькая фигурка. Черные косы вьются за спиной.

Девушка?

Она бежит к нам, прыгая по расколотым плитам, точно дикая козочка.

– Нанга!.. – Пинэтаун протягивает руки, роняя посох.

Трудно описать встречу влюбленных. Нанга плачет навзрыд, опустив голову на плечо юноши. Стараюсь не мешать. Отвернувшись, разглядываю зеленые гущи на склонах Глубокой долины. Наконец-то Пинэтаун встретил Нангу. Увижу ли и я когда-нибудь свою Марию?

Юноша подводит Нангу. Она выросла, похудела, печальные глаза стали еще прекраснее. Девушка порывисто приникает мокрой щекой к моей огрубевшей руке.

– Нанга… ну что же ты?.. Не плачь, сестренка!

Осторожно приглаживаю растрепанные черные волосы, откидываю со лба непослушные пряди. Нанга робко улыбается сквозь слезы. Слезинки бегут и бегут по смуглому лицу, капая на сухие камни.

Опять мы вместе – непобедимый экипаж «Витязя»!

Глава 5. ОШИБКА ПИНЭТАУНА

Теперь мы понимаем друг друга. Илья переводит торопливые вопросы и ответы. Нанга сбивчиво рассказывает, как утром в стойбище явился Чандара «сердитый, будто раненый филин». Начались приготовления к свадьбе, и она убежала к сестре в Круглую долину.

– Письмо Яркан вчера принес… Тебя, Пинэтауна, искать пошла.

Девушка протягивает свиток бересты. Как просто изобразила сестра Нанги события последних дней. Все ясно в этом лаконичном рисунке, его можно читать:

«В стойбище Крепкой Руки пришли с перевала Пинэтаун и большой русский человек. Синий Орел хочет погубить их»…

Пинэтауна можно распознать на рисунке по чашечке в руке, а русского человека по росту и бороде. Опять поражает сходство изображения на бересте с «рисуночными письмами» индейцев.

Куда мы попали? Почему до сих пор существует в этих горах остров прошлого, как будто тут замерла жизнь и остановился бег времени? Спрашиваю Илью, на каком языке говорит Нанга и что за народ поселился в Синем хребте.

Ответить Илья не успевает. Нанга вскрикивает, указывая вниз, рука у нее дрожит.

– Чандара…

У подножия перевала движется темная точка. В двенадцатикратные линзы бинокля отчетливо вижу сгорбленного человека верхом на олене, с винтовкой, поблескивающей за спиной. Нанга не ошиблась – это Чандара. Он преследует беглянку по пятам, по свежему следу.

Илья всполошился. Морщинистое лицо сереет, руки трясутся. Ох и боятся своего главаря жители Синего хребта! Илье не следует попадаться ему на глаза.

– Прячься, Илья. Говорить с Синим Орлом будем.

Подхватив уздечку, старик гонит учага за пеструю глыбу. Чандара вооружен. У меня лишь крошечный карманный пистолет да на поясах охотничьи ножи. Что делать?

– В плен Синего Орла надо брать.

– Нельзя, Пинэтаун. В Глубокой долине люди, мирно к ним пойдем.

– Однако, стрелять будет.

– В камнях спрячемся, близко подпустим.

Пинэтаун кивает, бегом отводит верховых оленей к Илье и возвращается. Нанга испуганно следит за темной сгорбленной фигурой всадника; он неумолимо приближается к перевалу. Прячемся за плиты песчаника у тропы. Подушками ягельников маскирую смотровую щель. Нанга жмется к земле, усыпанной каменьями. Пинэтаун ласково гладит смуглые исцарапанные руки беглянки.

Бедная девушка, сколько горя натерпелась она без нас! Почему жестокий старик преследует и мучит дочь, насильно выдает замуж почти девочку? Ведь Нанге, вероятно, нет и шестнадцати лет.

Притаились среди расколотых плит. Над перевалом высоко в небе парит по кругу орел. Желтоватые полярные бабочки порхают над цветами. Где-то близко в осыпях свистят пищухи. Чу! Шуршат камни под копытами оленя. Над гребнем перевала появляется голова, повязанная платком, опущенные плечи, затем рогатая морда необычайно крупного учага. На перевал въезжает Чандара, погоняя верхового оленя. Зорко оглядывает он пустую седловину.

Сквозь узкую щель вижу изможденное, морщинистое лицо, насупленные брови, орлиный нос. Целый год не видел я старика, и меня поражает его болезненный вид. Он похудел и высох: желтоватое, нездоровое лицо, тонкие синеватые губы, поседевшая бородка…

Чандара круто осаживает могучего оленя, соскальзывает с седла, склоняется над тропой и пристально разглядывает взрыхленные камни.

Острый глаз у Синего Орла – он заметил чужие следы. Старик опускается на колени совсем близко у засады. Видны мелкие морщинки у глаз. Встрепенувшись, чувствуя на себе взгляд, он подозрительным оком ощупывает камни вокруг. Кажется, пора…

Поднимаемся из россыпей внезапно, точно медведи. Лицо старика каменеет, лишь глаза вспыхивают диким, недобрым огнем. Синеватая жилка на виске бьется, дрожит, готовая, кажется, лопнуть. Тяжело опираясь на посох, Чандара встает.

– Здравствуй, Синий Орел! В гости к тебе пришли.

– Зачем девку мутишь? – неожиданно по-русски сдавленным голосом спрашивает Чандара.

Худыми крепкими пальцами он сжимает ремень винчестера. Неужто сбросит с плеча винтовку? Нанга, не в силах подняться с колен, бессильно опускает руки. Невольно лезу в карман. Где же пистолет? Клинками скрещиваются наши взгляды.

И тут случается неожиданное. Пинэтаун прыгает на Синего Орла, рванув винчестер, сбивает его с ног и яростно замахивается прикладом. Слышу крик Нанги.

– Назад, Пинэтаун, назад! – едва успеваю остановить руку юноши. Очнись, Пинэтаун… Отец ведь Нанги.

С трудом отбираю винтовку у рассвирепевшего приятеля. Впервые вижу Пинэтауна таким злым. Нрав у него мягкий, спокойный, покладистый. Юноша потерял власть над собой и чуть не убил человека.

И глазом не моргнул Синий Орел. Опираясь на острые локти, он буравит Пинэтауна взглядом, полным презрения и ненависти.

Разряжаю винчестер и протягиваю Чандаре:

– Бери, Синий Орел.

– Уходи, старик… убивать буду! – шепчет побелевшими губами Пинэтаун.

Юноша еще бледен; желваки играют, перекатываются на скулах. Эта драматическая сцена разыгрывается в несколько секунд на пустой и дикой седловине. Блестящими глазами, вцепившись в мшистый ковер, Нанга следит за отцом. В ее взгляде нет сожаления – только страх.

Чандара поднимается, выхватывает у меня винчестер и, злобно плюнув, вскакивает в седло. Не оглядываясь, Синий Орел галопом уносится с перевала. Втроем бежим к обрыву. Молча следим за всадником до тех пор, пока он не скрывается далеко внизу, за поворотом змеистой тропы.

– Эх, Пинэтаун, напрасно обидел старика, всполошит он все стойбище.

– Ум потерял… Думал, винчестер снимает – Нангу убивать.

Слышу за спиной легкие шаги. Подходит Илья. Он позеленел от пережитого волнения; вероятно, видел столкновение из своего укрытия. Старик испуганно моргает покрасневшими веками:

– Плохо… совсем сердитый Синий Орел. Дочку ему не отдавали. Мертвую петлю будет нам делать.

– Мертвую петлю?.. Скажи, Илья, почему Чандара Нангу мучает, насильно замуж отдает?

– Жениха в капкан ловит… Шесть лет ему, а оленей пять тысяч.

– Шесть лет жениху? Да что она, нянчить мужа будет?

Илья хитровато ершит давно не стриженные вихры.

– Закон Синего Орла… Однако, хитрее лисицы Чандара: Нанга последняя в роде, возьмет замуж Медведя – всеми табунами править будет.

– Кто, Нанга?

– Чандара, однако…

Так вот почему так безжалостен к Нанге отец. Его сжигает жажда власти и богатства.

Не все успел рассказать на перевале Илья. В мертвый узел сплел Чандара все пережитки прошлого в недосягаемом стойбище Синих Орлов. Об этом мы узнали позже.

Глава 6. ЗОЛОТАЯ УЛИТКА

Судьба Нанги тревожит меня. Чем помочь девушке? Отвести Нангу обратно в стойбище и миром поладить с Чандарой невозможно. Непростительная ошибка Пинэтауна поссорила нас с обитателями гор. Синий Орел расправится с девушкой, и удержать его мы не в состоянии. Безрассудно спускаться теперь в Глубокую долину.

Нанга что-то быстро и горячо говорит Илье. На ресницах у нее блестят слезинки.

– С тобой останется, – обращается ко мне старик, – никуда не пойдет, хочет с вами всегда кочевать. Плохой человек Чандара.

Пинэтаун тихонько привлекает к себе Нангу. Девушка склоняется к нему.

– Сколько лет тебе, Нанга?

– Шестнадцать зим ей, – отвечает Илья.

Вот так история! Намылят мне шею в совхозе за похищение невесты. Как уберечь Нангу? Пожениться они не могут – слишком молода Нанга. Головоломные задачи ставит иногда жизнь перед человеком.

– Скажи ей, Илья: пусть в совхоз к нам идет пастухом работать.

Илья растолковывает смысл моего предложения. Смутно понимает юная дикарка, что такое совхоз и у кого надо работать. Ну и отстали люди на этом «острове прошлого»! Одно ей ясно: она будет вместе с Пинэтауном. Робко улыбаясь, Нанга кивает растрепанной черноволосой головкой.

И вдруг, отбросив за спину свои черные косы, девушка стремительно обнимает меня и сейчас же отскакивает, испуганно блестя большими черными глазами. Мы давно подружились с Нангой, и я люблю ее, как сестру. Пинэтаун хохочет и грозит посохом:

– Ай-ай… дикая важенка, нельзя осенью хора обнимать!

Илья озабоченно оглядывает склоны Глубокой долины:

– Быстро убегать надо – мертвую петлю делать будут.

Внизу, в Глубокой долине, над зелеными чащами медленно поднимается струйка дыма. Не пойму, чего боится Илья. Он опускается на колени.

– Дым тревожный зажгли. Смотри: тут мы, – старик выкладывает на тропу четыре камня с жилками кварца, – а вон Синие Орлы поехали. – Илья окружает камни кольцом голубоватых сланцевых плиток. – Так делать потом начнут. Морщинистыми ладонями он сдвигает плитки тесно вокруг камней. – Метко стрелять будут, чужих людей убивать, из петли не пускать.

Илья не шутит – неподдельная тревога светится в старческих глазах. Заслонившись ладонью от солнца, он оглядывает перевалы Глубокой долины.

– Видишь, Меткий Глаз отвечает.

На дальнем перевале вьется, курится ответный синеватый дымок.

– Не догонят нас, Илья, – быстро поедем.

– Учаги устали, – качает головой старый проводник. – Синие Орлы беговых оленей седлают, мигом петлю затужат. Все равно мертвые мы теперь.

– Нельзя сложа руки сидеть, Илья! Что будем делать?

Илья задумчиво раскуривает трубку и бормочет:

– Хитрить надо, пробовать след путать.

Пинэтаун подводит верховых оленей. Илья садится в седло, подзывает Нангу и указывает на широкую спину своего учага. Девушка проворно усаживается позади.

– Вдвоем на олене далеко не убежишь. Не лучше ли Нангу пересадить в седло Пинэтауна? Он быстро пешком ходит.

Старик крутит головой:

– Пусть думают: Ильи нет, на запасном учаге девка поехала…

Уже с час едем высоко по гребню, возвращаясь знакомой тропой. Илья останавливается. Гребень уходит вправо узкой седловиной. Вулканические силы когда-то вздыбили пласты горных пород; ветер, вода и морозы разрушили рыхлые слои, оставив на седловине кристаллические зубья.

– Тут обманывать Синих Орлов будем.

Илья сползает с учага на гладкую каменную плиту, к нему ловко спрыгивает Нанга. Старик подвязывает уздечку к седлу и гонит освободившегося учага вниз по тропе.

– Домой… Домой иди, ногами убегать лучше, – взмахивает посохом Илья, погоняя оторопевшего учага. – Всех оленей пускать надо – след по тропе оставлять!

Ловко старина придумал!

Ручной верховой олень Ильи уведет наших учагов вниз по тропе, к стойбищу Крепкой Руки, пустит погоню по ложному следу.

Осторожно ступают, оглядываются учаги, спускаясь с перевала. Прыгаем по гладким плитам, как снежные бараны (оставлять следы на россыпях нельзя), карабкаемся по скалам, преодолевая каменные перья. Выбираемся, помогая друг другу, на макушку причудливой пирамиды, насыпанной из раздробленных плит. Кажется, что вершина разворочена титаническим взрывом.

Верховые олени уже спустились с перевала на дно глубокого распадка и бредут гуськом по россыпям, направляясь к дальней чозениевой роще.

– Смирно лежать, тропу караулить надо.

Илья устраивается в расщелине, прикрываясь ворохом черных альпийских лишайников. Прячемся, как сурки, среди плит. С башни пика отлично видна тропа, проложенная по гребню, глубокий распадок, и в скалистых его воротах – участок долины с ручьями на галечных руслах и купами чозениевых рощ в дальней перспективе. Молчаливые горные вершины толпятся вокруг.

В бинокль высматриваю наших верховых оленей: они скрываются один за другим в зеленую рощу у ворот распадка. Нанга и Пинэтаун устроились в соседней расщелине; слышу приглушенный разговор. О чем они там болтают, не понимая друг друга? Счастливые! Вместе им не страшно шагать по крутым, обрывистым тропам.

– Ш-ш… – шипит Илья. – Смотри!

На тропе появился верховой с винтовкой в руке. Массивный как лошадь, учаг легко несет всадника широким шагом. Сгорбившись в седле, человек не отрывает глаз от тропы.

– Меткий Глаз, – шепчет Илья. – След наш тропит.

– Кто это?

– Главный у Синего Орла. Отец Медведя.

– Отец жениха?!

Верховой приближается, поравнялся с седловиной, усаженной зубьями, и вдруг спрыгивает с седла, склоняясь над тропой. Неужели заметил боковой след?

В бинокль ясно вижу сумрачное красноватое лицо, изрезанное морщинами, разрисованное синеватой татуировкой. Что-то неприятное, отталкивающее чудится в этом лице, застывшем в гримасе высокомерия.

Меткий Глаз оглядывает притихшие скалы. Стискиваю бинокль. Не блеснут ли предательские стекла? Краснолицый спускается по тропе, изучая следы, останавливается и, сложив руки козырьком, обшаривает глубокий распадок острым, колючим взглядом. Злобная усмешка мелькает на обветренном лице. Вскочив в седло, он поворачивает учага, выезжает на гребень и галопом уносится обратно по тропе, за дальнюю осыпь.

– Ух, ладно обхитрили, капкан закрывать поехал!

Илья с облегчением стирает с лица мелкие капельки пота.

– Мимо пускать петлю, отдыхать будем.

Илья устраивается поудобнее докурить последнюю щепотку табака. Долго лежим среди нагретых плит, слушая неторопливый рассказ старика.

В горах два стойбища; правят ими Синие Орлы – триумвират крупных оленеводов во главе с Чандарой. Меткий Глаз – один из этой троицы. Принимая в семью шестилетнего сына Меткого Глаза, Чандара рассчитывает прибрать к рукам почти всех оленей и получить наследственную диктаторскую власть в Синем хребте.

Спрашиваю Илью, кто же третий в этом триумвирате?

– Одноглазый, совсем старый, слабый старик. Детей у него нет, помрет – Синие Орлы делить оленей будут.

– А Крепкая Рука?

– Постоянный жилец – зять Чандары, самый умный мужик, долго пастушил за жену у Синего Орла. Потом ушел, свое стойбище делал. Мало у него оленей, всех малооленных людей собирал вместе.

– А у тебя сколько оленей?

– Однако, целый табун, – смешливо щурится Илья, показывая пятерню.

– Пять тысяч?!

– Пять оленей. Помощник я.

– Помощник? Какой помощник?

– Кушать, одежду дают. Двадцать лет пастушил в табуне Чандары.

– Ну и порядки в Орлином Гнезде.

– Кулаки – Синие Орлы! – зло говорит вдруг Пинэтаун.

– Убегать пора, – засуетился Илья.

– Куда?

– Видишь белую сопку?.. Там прятаться хорошо – запретное место, искать не пойдут.

Илья указывает посохом на юг. Среди темных пиков поднимается белая гора, словно обсыпанная инеем. Неужели так рано выпал снег на вершинах?

– По-ламутски Бурындах называется, потому белая.

– Кварцевая сопка, – переводит Пинэтаун.

– Ого!

– Прыгай хорошо, совсем следы оставлять нельзя, – предостерегает меня Илья.

Кварцевая сопка еще далеко. Осторожно спускаемся с вершины на южный скальный гребень. Балансируя, перебегаем с камня на камень, не оставляя следов. Нелегко пробираться так в горах. Наконец выходим на широкую плоскую седловину какого-то перевала. Влево уходит крутой спуск в знакомую долину с чозениевыми рощами на островах.

– Видишь, здесь мертвую петлю кружил. Синий Орел ехал.

На мелкоземе ясно отпечатались необычайно крупные копыта оленя и ямки от посоха. Следы уводят к спуску в чозениевую долину.

– Петлю Чандара поехал тужить, учагов наших поймает – совсем будет сердитый. Незаметно след переходить надо.

Трудно пересечь седловину бесследно. Прыгаем с камня на камень, кладем посохи и переходим мелкокаменистые пятна, не оставляя следов. Выбираемся на противоположную сопку.

Илья смеется. Глаза у старика светятся, лучики морщин веером расходятся по лицу.

– Убежали зайцы из петли, обхитрили старую лису! Теперь быстро на Бурындах бегать надо.

Три часа карабкаемся по головоломным кручам. Нанга лазает по скалам не хуже альпинистов. В трудных местах она помогает Илье.

– Диких баранов, что ли, пасла? – шутит Пинэтаун, с нежностью поглаживая цепкие пальцы девушки.

Перевалив последнюю седловину, спускаемся к подножию кварцевой сопки. Вершина ее оказывается двуглавой. Гора сложена кристаллическими породами. Мощные кварцевые жилы разбегаются от вершин по всем склонам. Как будто молния ударила в сопку, и ее бегущие щупальца застыли причудливым каменным узором.

На Дальнем Юге мне довелось путешествовать в горах Кавказа и Средней Азии, но находить такие мощные жилы кварца еще нигде не приходилось. Уж не потухший ли это вулкан?

Измученные трудным переходом, валимся на зеленую лужайку у прозрачного горного ручья. Усталость томит тело. Наездились, находились, набегались сегодня.

Илья привел нас в укромную долину. Она приподнята над всем плоскогорьем и скрыта куполами вершин. Сочные зеленые травы покрывают пологие склоны. Ручей бежит среди приземистых ивовых кустарников с глянцевитой листвой. Дно его усыпано кварцевыми глыбами, в песке блестят чешуйки.

– Илья, почему запретное у вас это место?

– Золота много, – спокойно отвечает он. – Старые люди пули тут плавили. Давно Синий Орел шаманил, запрет делал.

– Много золота?

Неужто ручей размыл золотоносную жилу, и в песке блестят золотые чешуйки? Усталости как не бывало. Спрыгиваю в воду, ладонями зачерпываю со дна мокрый песок, переполненный блестящими чешуйками.

– Эх, Илья, слюда это!..

– Не тут смотришь, вон там… – указывает Илья наверх. – В белых жилах сидит.

– Что?!

Так вот откуда заполучил Питерс драгоценную пулю. Меня трясет золотая лихорадка. Находка жильного золота может изменить судьбы этого далекого края.

– Покажи, Илья, где жилы?

– Камни давить будут, плохое место. Однако, все равно помирать, пойдем, пожалуй.

Илья находит среди камней едва приметную тропку. Видно, давно не ходили по ней люди. Тропинка уводит вверх по течению ручья в узкую долину. Ущелье загромождают расколотые плиты, они складываются в гигантские лестницы. Долина уступами поднимается на склоны кварцевой сопки.