Текст книги "Гибель синего орла"

Автор книги: Виктор Болдырев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Глава 8. ГИБЕЛЬ СИНЕГО ОРЛА

Северный холодный ветер гонит низкие свинцовые тучи. Вершины гор срезаны облаками; в глубоких долинах пасмурно и неуютно. Пришла осень.

Две недели миновало после встречи в Глубокой долине. В тот памятный день долго длилась наша беседа с жителями главного стойбища. Без устали мы отвечали на бесконечные вопросы. Рассказывали даже о лунных кратерах. Странно было слушать наивные речи этих людей, как будто спустившихся с другой планеты. Осмелев, Яркан задал вопрос, волновавший всю молодежь стойбища.

– Как жить будем дальше?

Трудно отвечать людям, внезапно проснувшимся от векового сна. Что я мог им сказать?

– Да чего тут растабаривать! – воскликнул Костя. – Пусть в артель собираются, и баста!

Характер у Кости горячий, и он не терпит проволочек.

Но я все-таки ответил, что Синие Орлы должны подумать, решить сами, как дальше жить, и пригласил всех, кто пожелает работать в совхозе, кочевать к нам в Широкую долину после праздника убоя оленей. Я был уверен, что в горах Омолона вырастет крупный оленеводческий совхоз и нам очень скоро понадобятся опытные пастухи.

В тот же день, на этом первом в жизни анаулов общем собрании, решено было обменяться отборными оленями. Наступал гон – мне хотелось скрестить тундровых и лесных оленей.

Расстались мы друзьями. С нами уехали в совхозное стадо Яркан, Нанга и Илья. Одинокий, бесприютный старик привязался к нам и не захотел возвращаться в стойбище. Он понял, что его опыт нужен людям, и весь преобразился, словно помолодел. Илья мог принести огромную пользу в будущем Омолонском совхозе. Старый следопыт знал каждую долину, каждый перевал, каждую тропку Синего хребта.

Выехать на факторию за продовольствием мы так и не смогли. В изгороди начался гон. Крепкая Рука с молодыми помощниками пригнали нам двадцать отборных хоров. Ну и великаны это были! В обмен на хоров представители стойбища получили у Ромула чистопородных чукотских важенок и уехали очень довольными.

Мы выловили из табуна лучших важенок и соединили их с анаульскими хорами в племенное стадо. Маленький табунчик пришлось держать за пределами изгороди на великолепных осенних пастбищах Широкой долины.

Наступили горячие дни. Отборных оленей пронумеровали, вырезав на шерсти номера. Круглые сутки в три смены мы удерживали полудикий косяк от разбега. Укараулить табун помогли Илья, Яркан и Нанга, отлично владевшие приемами горного выпаса.

Наконец удалось заполнить племенную книгу. Теперь будут известны родители каждого олененка; в следующем году мы с Костей примемся разводить потомство лесных великанов.

Гон благополучно окончился, и пастухи загнали стадо обратно в изгородь. Уже два месяца живем на одном мясе и сильно истосковались по хлебу. Неспокойные дни остались позади, теперь можно отправляться за продуктами на омоленскую факторию.

Ромул решил устроить перед отъездом большую охоту на горных баранов. Осенью мясо чубуку особенно приятно на вкус и питательно. Нужно запастись провиантом в дорогу и оставить пастухам запас мяса в лагере.

На охоту собираемся целым отрядом. Кроме меня, в поход идут Костя, Ромул, Илья и Яркан. Пинэтаун остается в лагере с Нангой. Повсюду теперь они ходят вместе, даже на дежурства в табун. Нанга боится разлучаться с юношей, опасаясь внезапного появления Чандары.

Уходим в стойбище соседей: Крепкая Рука пригласил нас поохотиться вместе. С молодым юкагиром установились хорошие, дружественные отношения. Крепкая Рука сразу нашел нужное место в борьбе с Чандарой. Решительная его помощь помогла нам быстро подружиться с обитателями Синего хребта.

Верховые олени резво идут по знакомой тропе. Мы проторили в стойбище соседей вьючную дорогу. Крепкая Рука подарил мне и Косте пару великолепных анаульских учагов, и мы не отстаем от кавалькады охотников.

В Круглой долине нас встретили радостно. Теперь никто не боится пришельцев. Шумной толпой нас окружают и взрослые и дети. Особенно шумно вокруг Яркана и Ильи. Девушки в расшитых кафтанах наперебой расспрашивают о жизни в совхозной бригаде. Яркан, оживленно жестикулируя, что-то рассказывает. Илья, добродушно посмеиваясь, ввертывает в рассказ Яркана какие-то смешные словечки, и звонкий девичий смех не затихает.

Крепкая Рука приглашает выпить чаю и ехать на охоту к Стене Баранов в чозениевую долину. В его просторном чуме целая груда вьючных седел и переметных сум. Он выполнил обещание и собрал для похода на факторию вьючное снаряжение. Мы спасены: ведь все наши вьюки сгорели в тайге. После охоты Крепкая Рука перебросит седла на своих оленях к нам в Широкую долину.

За чаем молодой юкагир что-то долго растолковывает Илье. Старик, растерянно моргая, переводит:

– Крепкая Рука говорит: решили всех оленей сделать общими; Одноглазый свой табун тоже дает. Медведь только укочевал с оленями, хочет сам стадо держать. Десять чумов ушли с ним.

Костя хлопает по плечу невозмутимо спокойного юкагира:

– Ну, друг, и умная башка у тебя!..

С первых же дней знакомства они подружились. После стычки с Чандарой Костя подарил Крепкой Руке офицерский ремень и канадский топор. Крепкая Рука ответил хорошим подарком: отдал своего учага. Костя обещал привезти ему с фактории ружье.

В стойбище молодого юкагира слушаются беспрекословно. Илья рассказывал, что и Синие Орлы уважали его за ясный ум, спокойный нрав и твердый характер. Даже Чандара не решался с ним ссориться. Пожалуй, из этого парня получится отличный председатель первой анаульской артели.

– Пойдут ли к нам в совхоз люди?

Крепкая Рука кивает. Он уже немного понимает по-русски. Илья переводит:

– После праздника убоя оленей выделят тебе людей.

– Ого! Здорово… – смеется Костя, покручивая рыжеватый ус.

Час спустя наш охотничий отряд прошел мимо Глубокого распадка, где мы испытали столько приключений две недели назад.

Чозениевая долина становится просторнее. Бесчисленные острова, заросшие ивовыми кустами и чозениями, образуют зеленый лабиринт. Речка растекается на сеть рукавов. Они текут по руслам из крупной голубоватой гальки. Голыши рассыпаются, гремят под копытами оленей. Протоки мелководны, и мы легко переходим их вброд.

Дно долины расширяется в громадный овал, сплошь усыпанный галькой. Кажется, что на месте галечных русел было когда-то обширное горное озеро.

– Большой Тарын место называется, – поясняет Илья. – Давно, когда анаулы на Синий хребет пришли, большая тут наледь была; оленей в комар-пору на снег выгоняли.

Вдали, на плоском, как блюдо, русле, светится белое пятно.

– Видишь, совсем маленький тарын остался.

Подъезжаем ближе и ближе к снежному полю, простирающемуся во всю ширь голого русла. Оказывается, это не снежник. Широкий ледяной язык перехватывает долину. Толщина льда не менее двух метров. Край наледи раскалывается на части, и громадные куски ледяного поля загромождают русло.

Видно, наледь тает и, отступая, оставляет поле, усыпанное голышами. Речные протоки скрываются под лед и где-то шумят в ледяных туннелях и трещинах.

По ледяным ступеням Крепкая Рука выводит отряд на поверхность белого поля. Над нами окно голубого неба, светит солнце, и ледяной панцирь нестерпимо режет глаза, заставляя жмуриться. Поверхность льда покрыта талым снегом. Олени оставляют на чистой его целине глубокие отпечатки. Наледь похожа на мертвый ледник.

Горные наледи встречаются в Северо-Восточной Сибири обычно там, где русло подпирается порогом коренных пород. Зимой грунтовые воды изливаются на лед замерзшей реки. Толщи намерзающего льда постепенно закрывают русло мощным панцирем. Большие горные наледи рождались в прошлом, когда климат Северо-Восточной Сибири был гораздо холоднее. С потеплением климата наледи стали таять и разрушаться.

Меня поражает двухметровая толща ледяного панциря. Но Костя рассказывает о наледи, уцелевшей в долине реки Момы [15]15
  Р е к а  М о м а – крупный правобережный приток Индигирки.


[Закрыть], где толщина льда достигает четырех метров, а площадь ледяного щита – ста восьмидесяти квадратных километров.

Спрашиваю Илью, давно ли анаулы пришли на Синий хребет. Илья принимается вслух пересчитывать своих предков. Оказывается, старинное семейное предание гласит, что впервые анаулы появились в долинах Синего хребта, когда отцу его прадеда было пятнадцать зим.

– Однако, триста, может, двести пятьдесят лет назад сюда анаулы кочевали.

– А откуда они пришли?

– Старики говорят, с верховьев Анюя Синий Орел их привел.

– Да что же, Чандаре триста лет, что ли? – усмехается Костя.

– Другой Синий Орел был… самый главный шаман анаульский, давно на звезды кочевал.

Вот так живая старина… Теперь совершенно ясно, почему анаулы внезапно пропали с горизонта истории.

За триста лет большая наледь, судя по оголенному руслу, сократилась втрое. Неужто так быстро теплеет климат Сибири? Любопытно.

– Смотри… Стена Баранов. – Илья указывает на темнеющий впереди скалистый обрыв.

Правый борт долины отвесной стеной жмется к галечному руслу. В бинокль вижу причудливые каменные столбы и башни, шлейфы крутых осыпей. Противоположный, сравнительно пологий склон долины зарос кедровым стлаником и амфитеатром поднимается вверх к осыпям голых сопок.

Глубокое ущелье прорезает этот амфитеатр. В гигантские ворота видны пирамиды, конусы и зубцы пиков. Широкие солнечные лучи, прорываясь сквозь разрывы в облаках, освещают дальнюю перспективу гор.

Наледь оканчивается. Спускаемся на галечное русло. Порог коренных пород проходит, вероятно, у Стены Баранов. На опушке чозениевой рощи Крепкая Рука спешивается.

– Тут охотничий лагерь надо делать: совсем близко бараны, – переводит Илья.

У нас целый караван; приехали, точно в магазин за мясом. Снимаем седла и пустые переметные сумы, пускаем пастись верховых и вьючных оленей. Крепкая Рука зовет в глубь ивовой рощи и раздвигает кусты.

Перед нами вздымается Стена Баранов. Осматриваю в бинокль хаос столбов и башен. На неприступных кручах там и тут белеют отдыхающие бараны. Они лежат на карнизах и в гротах, спокойно пережевывая жвачку.

План охоты прост: мы с Костей и Ярканом поднимаемся в горы справа от Стены Баранов, Крепкая Рука и Ромул – слева. Наши засады наверху отрежут пути отступления в горы. Илья пройдет у подножия стены и выстрелами всполошит снежных баранов, погонит на горные засады.

С винтовками за плечами карабкаемся по осыпям все выше и выше. Вот и бараньи тропы. По узким гребням они спускаются с вершин к скалистому краю обрыва.

Залегаем в камни, перехватывая тропы. Тихо в горах, тревожно стучит сердце, рука сжимает винтовку. Проклятое солнце: ветерок развеял тучи и яркий свет бьет в глаза. Ствол сверкает, мушка расплывается.

«Бу-ух! – гремит далеко внизу выстрел. – Бу-ух… бу-ух», – гремит снова и снова. Эхо перекатывается в горах.

И вдруг между обломками скал на краю обрыва появляются головы с маленькими козьими рожками. Раз… два… три.

Да это же бараны, молодые самцы.

Стреляю, почти не целясь. Промазал. Мимо, поднимая пыль, вихрем проносятся бараны, похожие на коз. Словно во сне слышу близкие выстрелы: палят Костя и Яркан. Ждать нет терпения – подбираюсь к обрыву.

Ух… высоко!

Внизу – лысые макушки каменных столбов и башен. Чозениевая долина вся как на ладони. Совсем близко, по немыслимой круче, осторожно переступая копытцами, спускается крупный баран. Невольно поднимаю карабин. Выстрел. Чубуку, описывая параболу, летит с двухсотметровой высоты. Вот падает далеко внизу на сланцевую осыпь и, увлекая щебень, скатывается к подножию скалы.

В долине опять гремят выстрелы. Где-то справа трещат винтовки Ромула и Крепкой Руки. Из-за глыбы, не далее полусотни метров, бесшумно выступает громадный баран. Светлая с отливом шерсть, мощные рога, свитые тяжелой спиралью. Он к чему-то прислушивается и принюхивается, не решаясь ступить на тропу.

Мушка упирается в грудь вожака. Сквозь прорезь прицела с жгучим любопытством рассматриваю горделивого красавца. Неожиданно баран делает огромный скачок и устремляется в горы, разбрасывая копытами щебень.

Стреляю вдогон. Баран, словно споткнувшись, летит кувырком, вскакивает и, прихрамывая, уходит к вершинам сопок.

– Эх, упустил!..

– Почему долго не стрелял?! – кричит Костя, размахивая винчестером.

Подбегает Яркан. Знаками он показывает на близкие сопки, приглашая преследовать раненого зверя. Пальба затихла. На дальних вершинах гуськом бегут прорвавшиеся бараны. Заглядываю вниз с обрыва. Черноватая фигурка бродит у подножия каменной стены. Илья подбирает добычу. Костя уложил трех, Яркан умудрился свалить пятерых баранов.

Вожак ранен и далеко, вероятно, не уйдет. Вот бы заполучить редкую шкуру и рога в зоологическую коллекцию!

– Пошли по следу, возьмем барана, – решительно говорит Костя.

Бегом поднимаемся вверх по тропе, отмеченной пятнами крови. Выбираемся на острый гребень. Совсем близко белеет величественная двуглавая вершина Бурындах. Раненый баран ушел по гребню к кварцевым вершинам. С час преследуем слабеющего беглеца. У плоской глыбы Яркан показывает примятый мох, окропленный кровью. Здесь баран лежал, набираясь сил. Спотыкаясь и падая, прыгаем по камням.

Гребень обрывается в пропасть. Отвесная стена, разрисованная кварцевыми жилами, уходит в глубокое ущелье.

Лунная долина?!

Знакомые, грозно нависающие башни теперь под нами. У подножия этой стены мы скрывались в гроте от Синего Орла.

– Ой-е-ей! – вскрикивает Яркан, указывая вниз.

На дне ущелья, на темной осыпи, белеет неподвижное тело барана. Как очутился он там, сорвался? Нет, отвесная каменная стена отполирована временем, и ни один горный баран не пройдет тут.

– У-ух! – восклицает Яркан, показывая ладонью, как прыгал баран.

В горах Памира мне приходилось слышать рассказы о прыжках загнанных архаров вниз «на рога». Но я не очень-то верил этим охотничьим рассказам. Снежный баран, которого мы преследовали, прыгнул в пропасть.

– Смотри… твоя пещера.

Костя кивает на противоположный скат цирка, запирающего долину. Почти на уровне нашего гребня чернеет щель скальной пещеры и виден шест в расщелине.

– Харги… – испуганно шепчет Яркан.

Да, это «пещера Харги», ее нам показал из Лунной долины Илья. В бинокль ясно вижу гладко обстроганный, выбеленный временами шест.

– Полезем? – Костя жадно всматривается в черную пасть таинственной пещеры. – И барана твоего прихватим.

Попытаться влезть в пещеру можно лишь со дна Лунной долины. А что, если попробовать? Ведь втащили же люди туда шест!

– Полезем, пожалуй…

Долго ищем спуск в Лунную долину. Съезжаем наконец по крутой осыпи с каменной рекой щебня на тропу. Вот и грот с очагом, пепел нашего бивуака, а дальше цирк полуразрушенного кратера. Яркан стаскивает убитого барана с осыпи. Он прыгнул на рога, но не повредил великолепной спирали.

Снизу вход в пещеру едва чернеет высоко-высоко над долиной. Все загадочное манит человека. Лезть туда нужно сначала по глыбам завала, затем по каменному лбу высотой в пятиэтажный дом и выше подниматься почти по отвесной стене с трещиной, куда нужно втиснуться и ползти к шесту. Над шестом – черное отверстие в чрево скалы.

Как забраться по голой скале?

Яркан испуганно крутит головой. Теперь он понимает, что мы задумали.

– Харги… Харги!.. – твердит юноша, крест-накрест складывая на груди руки.

– Не бойся, Яркан, – посмеивается Костя. – Вместе полезем в гости к дьяволу.

Оставляем все лишнее: винчестеры, карабин, бинокль, походные мешки. С собой берем ножи, арканы и – за пазуху – смолистые корни погибшего стланика; они хорошо горят и заменят в пещере факелы.

Молчаливо поднимаемся по лестнице завала. Яркан поборол суеверный страх и решил лезть с нами. У подножия скального лба останавливаемся. Ну и круча! Голая рыжеватая стена уходит в небо.

– Не уцепишься, – качает головой Костя.

– Попробуем…

К счастью, обувь у нас мягкая: замшевые торбаса с шероховатой лосиной подошвой. На скалах они не скользят. Начинаем подъем.

Кончиками пальцев цепляюсь за малейшие неровности и выступы – морщины утеса. Ползу, как улитка, распластавшись на камне, метр за метром, выше и выше. Нога то и дело срывается без опоры. Отдыхаю, прильнув к утесу. Оглядываюсь.

Жутко… повис над пропастью. Далеко внизу, у языка осыпи, блестят стволы оставленных винтовок. Костя и Яркан словно прицепились к брюху аэростата. Ветер срывает с Костиной головы измятую фетровую шляпу. Перевертываясь, она летит в пропасть.

Лезть по такой круче можно только вперед, спуститься без веревки тут невозможно. Жаль, что нет альпийских крючьев. Остается один путь – наверх.

Поднимаюсь еще выше. Замечаю беловатые пятна свежесорванной породы, как будто по каменному лбу взбежал горный баран, отбивая копытами потемневшую скальную корку.

Чьи следы?

Раздумывать некогда. Едва удерживаюсь на покатой стене. Сорвусь верная гибель. Метрах в двух над головой каменный лоб переходит в карниз. Там можно передохнуть, но выбраться на карниз невозможно. У перегиба каменного лба нет точек опоры. Двигаться нельзя ни вперед, ни назад. Если шевельнусь, начну скользить. Не могу даже оглянуться, рассматриваю перед носом крапчатые кварцевые жилки в рыжеватой породе. Что же делать?

И вдруг чувствую мягкую опору у ноги.

– Держись… Опирайся на мою ладонь.

– Ох, Костя, спасибо, друг!

Опора помогает дотянуться, вцепиться в краешек чуть заметной трещины. Костя подползает еще ближе, опять подставляя ладонь.

Наконец-то карниз!

Выползаю к подножию отвесной стены на крошечную площадку.

– Чаут… спускай аркан!.. хрипит Костя.

Он весь напрягся, прильнув к скале. Не помню, как сбросил, размотал аркан. Вижу застывшее Костино лицо, блестящие струйки пота, сбегающие по вискам. Зубами он вцепился в натянутый ремень. Руки ему нельзя отрывать от скалы.

Яркан подставляет снизу ладонь к скользящей Костиной ступне. Связанные незримой нитью, замираем втроем, прильнув к холодному камню. Малейшее неловкое движение сбросит вниз нашу живую цепочку. Тоскливо сжимается сердце.

Дюйм за дюймом Костя подвигается к перегибу каменного лба и выкарабкивается на карниз. Выуживаем Яркана, он, как ящерица, выползает на площадку.

Отдыхаем, растянувшись на покатом карнизе. Как хорошо тут: вся Лунная долина под нами.

– Амба, думал, – глухо говорит Костя, приглаживая вихры. – Если бы не Яркан, угодили бы в преисподнюю.

Свинцовое облако закрывает солнце. Посыпалась белая крупа, скрывая долину. Стало холодно, неуютно на «ласточкином гнезде». Куда, зачем ползем на неприступные кручи? Если снег будет таять, скалы станут мокрыми, скользкими, и нам отсюда не выбраться.

Преодолели, кажется, самый трудный участок. Выше хоть и отвесная скала, но глубокая трещина косо, по диагонали рассекает стену. Если втиснуться поглубже в эту щель, можно доползти к шесту у пещеры.

Полчаса спустя, забившись в трещину, точно кроты, благополучно достигаем шеста. На сухом выбеленном стволе видны полустертые временем зарубки. Шест воткнут глубоко в расщелину и прочно засел в каменном гнезде. Поднять его сюда могли только на веревках.

Черная пасть пещеры совсем близко. С трудом выбираемся на скальный балкон, повисший высоко над долиной.

Доползли. Сейчас заглянем в чрево скалы.

Тихо переговариваясь, торопливо зажигаем смолистые сучья и вступаем в темный коридор. Стены покрыты блестящей белой коркой извести. Темные своды теряются в вышине. Вероятно, эта громадная трещина образовалась внутри скалы во время давнего землетрясения. Коридор внезапно поворачивает, дневной свет меркнет.

Дьявольщина!

У морщинистой стены в глубокой трещине оседает человек с винчестером в руке. Скрюченными пальцами он цепляется за камни.

– Чандара! – вскрикивает Костя.

Старик силится поднять винтовку. Неузнаваемо худое, бледное, как у мертвеца, лицо искажено, глаза лихорадочно блестят в красноватом пламени факелов. Винчестер выскальзывает из ослабевшей руки, звякнув о камни. Голова поникает на грудь, и Синий Орел валится к подножию тотема.

С покосившегося столба смотрит оскаленная морда медведя, вырезанная из черного дерева. Белки глаз и клыки выкрашены белой краской, и звериная морда кажется живой. Пещерный тотем похож на деревянного идола, которого я нашел летом на берегу Полярного океана.

Склоняюсь над телом Синего Орла. Он мертв. Сердце не бьется, остановился пульс. Как очутился Чандара в пещере?

Пол пещеры загромождают глыбы, сорвавшиеся с потолка. Ни пищи, ни воды мы не обнаружили. Старик погубил себя голодом, забравшись в недосягаемое скальное убежище.

– Как дикий баран!.. – бормочет Костя.

– Нет, Костя, дикий баран погиб красиво, гордо, а это не смерть, это гибель, крушение человека.

– Корок! – Яркан указывает на длинный предмет в нише темного грота.

– Что там?

Освещаем факелами грот. На каменной плите покоится сверток в рост человека, обернутый широкими лентами бересты, обвязанный полусгнившими ремнями.

– Ого! Старинное погребение.

В давние времена юкагиры, обитавшие в горах Омолона и на Корокодоне [16]16
  К о р о к о д о н – правобережный приток реки Колымы («Корок» – по-юкагирски погребальный сверток, подвешиваемый к деревьям; «дон» – река, дол).


[Закрыть], хоронили соплеменников, пеленая их в бересту и подвешивая к вершинам деревьев. Так хоронили умерших и некоторые индейские племена Аляски и Канады.

– Не древнее ли это анаульское погребение? Кто это, Яркан?

– Харги… – тихо отвечает юноша.

Ножом осторожно снимаю ремни, разворачиваю сухую бересту. Вот так находка!

Из развороченного свертка глядит сухое, старческое лицо, словно обтянутое коричневой кожей. Сохранились черные волосы, ссохшаяся роговица темных глаз, бурая кожа на костлявой груди. Она тверда, как железо. Стучу, точно по камню. В пещере сухо, холодно, и мумия, вероятно, лежит тут сотни лет.

– Брат, что ли?

Костя кивает на Синего Орла – его лицо поразительно схоже с маской в берестяном саване.

– Уж не Синий ли это Орел, который привел анаулов триста лет назад в хребты Омолона?

– Интересно, – спрашивает Костя, – сохранился ли у Чандары амулет? Помнишь, Илья рассказывал?

Знаками прошу Яркана снять у Чандары ожерелье. Яркан опускается на колени, развязывает замшевые ремешки на груди отца и осторожно снимает цепочку белых костяных бляшек. Юноша протягивает ожерелье; рука его дрожит.

Тончайшим резцом неизвестный мастер вырезал из мамонтовой кости миниатюрные медвежьи головы. Они сцепились оскаленными клыками, образуя странное ожерелье. Возвращаю музейный амулет Яркану. Ожерелье отдадим Нанге.

Стоим, опустив голову. Факелы догорают, освещая неподвижное лицо Чандары.

Пора выбираться на свет. Пусть эта холодная пещера будет склепом и последнему вождю анаулов. Он хотел повернуть колесо истории вспять, и оно раздавило его.