Текст книги "Серебряные стрелы"
Автор книги: Виктор Лесков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Все же слово за словом вытянул Андрей – из Николая эту историю. Вот что произошло днем.
Самолет стоял по брюхо в грунте, вылезал из кабин экипаж даже без стремянок, и тут Игнатьев попросил Николая задержаться. Между ними состоялся короткий, но важный разговор:
– Коля, ты понял, что у нас произошло?
– Понял. – Как не понять, когда все у него на глазах случилось!
– Ошибся я, – признал свою вину Александр Иванович. – Перепутал рычаги.
Правильно было бы переводить на режим торможения одновременно по одному двигателю на правом и левом крыльях, а затем уже и другую, симметричную относительно фюзеляжа пару. А Игнатьев по небрежности убрал рычали двух двигателей, но только с одной, левой стороны. И словно богатырской рукой потянуло самолет в сторону за левое крыло…
– Понимаешь, Коля, какое дело: из-за этой предпосылки я очень многое потеряю, – тихо говорил Игнатьев. – Но эту посадку делал согласно заданию ты. Думаю, что в будущем мы совместными усилиями вполне наверстаем временное отступление.
Все было предельно ясно: раз он, Трегубов, сажал самолет, значит, он и убирал рычаги двигателей.
– Хорошо! – согласился Николай. Командир порядочный неловок, и этого уже вполне достаточно, чтобы пойти за него в огонь и воду. А о своей судьбе у него и в мыслях даже не было…
Прислонившись к косяку двери, смотрел Андрей в добродушное лицо друга и понимал, что его ничем не переубедишь.
– Хороший человек сам отвечает за свои ошибки! – сказал все-таки на прощанье.
– И ты бы на моем месте поступил так же!
Возможно, Николай и был тогда прав.
Глава IV
Поскольку девушки встретились с намерением отдохнуть на пляже, а появление в их обществе бравого молодого человека ничего в принципе не меняло, то генеральный план остался прежним.
Однако едва они втроем вышли из дому, как Нину с ее никогда не дремлющей фантазией осенила простая, но гениальная мысль: вырваться за город!
Раньше они с Тамарой ездили на городской пляж, и он их вполне устраивал, но теперь, в присутствии Андрея, произошла переоценка ценностей: только бы подальше от этого асфальта, чадящего, будто раскаленная сковородка, от шума, лязга, грохота! Закатиться бы верст так за двадцать на тенистые берега вольного Дона…
Сказано – сделано. Через полчаса Андрей уже лежал на песчаном плесе, заложив руки за голову, и смотрел в далекое теперь небо. На голубом поле, как в своей вотчине, одинокое солнце сгоняло в горизонтную мглу бесконечные стада курчавых облаков. С мягким полушепотом набегали на откос волны.
Откуда-то сзади доносились быстрые шаги, шум падения, смех – это девушки резвились на песке. Андрей не освоился пока с ними, держался в стороне.
Робость брала его перед Тамарой. Тем более, что Нина говорила о ней не просто как о сокурснице – два года они учились вместе на литфаке университета, – а назвала ее еще и какой-то стипендиаткой. Попробуй подступись к ней!
Задумавшись, он не заметил, как стало вдруг подозрительно тихо. И если бы поднял в этот момент голову, то, конечно, все было бы испорчено. В подоблачной синеве трепетал звонкий жаворонок, и Андрей, задавшись простой целью – посмотреть, долго ли может эта крошечная вертушка пребывать на такой высоте, да еще с песнями, не сводил с него глаз – боялся совсем потерять из виду.
Тем временем девушки на цыпочках подкрадывались к Андрею, согнувшись в три погибели от разбиравшего их смеха. Вода из вытянувшихся резиновых шапочек в их руках плескалась через край, свертываясь на песке в серые шарики.
Оказалось, что жаворонок не очень долго держится на своем «потолке». Осмотрел кругом владения – и, решив, что больше наверху делать нечего, пошел вниз. И снижался не так, чтобы камнем – сразу до земли, а с оглядкой: чуть приспустится – остановится, обозначит площадку. Все нормально – тогда можно еще на один шажок ниже. Как с царского трона сходил. Только перед самой землей умолк, выставил вниз крыло и приземлился с виража.
Отчетливее стал слышен всплеск волн. К нему примешивался ровный, умиротворяющий – шум клубившихся вдоль берега ракит. Часами можно было лежать в этом райском уголке, ни о чем не думая, ничего не загадывая…
Андрей по-детски ахнул, когда на него выплеснули воду, вскочил на ноги. Подруги уносились в разные стороны.
Нина не успела сделать и десятка шагов, как Андрей без напряжения подхватил ее на руки и бросил в речку.
Тамару гнал страх. Необъяснимый страх оказаться в руках Андрея. На тонкой прозрачной полоске прилива ее следы расходились блюдечками волн. Она бежала, чуть откинув назад голову, распущенные волосы развевались на ветру.
Он настигал ее. Она уже слышала его дыхание. Еще миг – и он коснется ее плеч…
Она бежала по воде, все дальше от берега, оставляя за собой пенистый след. Высокая вода не позволяла ей бежать дальше, и, падая, она обернулась к Андрею, выбросив в стороны руки, словно ища невидимую опору.
Андрей увидел ее испуганные глаза и резко остановился. Две крутые волны сомкнулись над ее лицом…
Через несколько мгновений Тамара уже плыла к тому берегу, легко преодолевая встречное течение.
Перед заходом солнца вдоль реки потянул моросящий туман, низко над водой поплыли обрывки облаков, пушистых, как лисий хвост.
Андрей и девушки возвращались домой. Закинув спортивную сумку за плечо, он все прибавлял шаг, чтобы успеть выйти на шоссе, пока совсем не стемнело. Спутницы не отставали, подбадривая себя маршем. Серую утоптанную тропу обступали густые кусты орешника, жасмина, одиноко возвышались в сторонке раскидистые дубы.
Как они ни опешили, а на шоссе выбрались уже в полной темноте. Машины шли с включенными фарами, поблескивал темным зеркалом мокрый асфальт.
О, эта дорожная «любезность» водителей, которой хватает только на поворот головы да мимолетный, скользящий взгляд! И удаляющийся на фоне света силуэт одинокого человека в кабине.
– «Молчали желтые и синие, в зеленых плакали и пели», – грустно произнесла Тамара вслед очередному автомобилю.
– Они просто боятся останавливаться, – заключила Нина. – Мужики!
И все-таки ждать пришлось недолго: заскрипел, останавливаясь, желтый газик, распахнулась дверца.
– По коням! – обрадовались девушки удаче.
Они быстро влезли в машину.
Водитель, горбоносый парень с глубокими залысинами, прикуривал сигарету.
– Спасибо вам, а то мы уже думали ночевать тут! – сказал, подходя к машине, Андрей.
– Только платить будете как за такси!
Андрей уже стоял одной ногой на подножке. Нет, не цена его насторожила, а логика предъявленного условия.
– О чем речь? К дому подбросишь?
– Нет, спешу. – Шофер как-то устало, будто через силу, поднял веки.
«Черт возьми, он, кажется, пьян!» – испугался Андрей. Надо было срочно решать – что делать.
– Андрей, ты что там раздумываешь? Была команда «по коням»! – сказала Нина.
Ох уж эта женщина на корабле. Хрусталев скрепя сердце сел рядом с девушкой. Газик рванул с места как на форсажном режиме. Очевидно, это была какая-то спецмашина: на месте заднего сиденья стояли блоки аппаратуры, а для пассажиров – продольные, обтянутые дерматином скамеечки.
Спидометр показывал за сотню. Дрожало перед газиком желтое пятно асфальта, короткими вспышками проносились мимо встречные машины. Благо на этом участке дорогу словно отбивали лучом лазера, можно было гнать вовсю.
Брезентовый тент трепетал над головой сорванным бурей парусом. Первой забеспокоилась Тамара:
– Куда мы так спешим? Вы не можете ехать медленнее?
– Могу, но не хочу. Время – деньги! – хохотнул водитель.
Небольшая деревушка с новенькими, прибранными домиками по обеим сторонам дороги промелькнула как ее и не бывало. Несколько прохожих поспешно сошли на обочину.
Дальше, знал Андрей, дорога начинала петлять, но все ждал, что шофер сам сбавит скорость. И не дождался.
– Шеф, тормози, впереди поворот! – крикнул он.
– Спокойно, – не вынимая сигареты изо рта, отозвался водитель. Однако газ сбросил, немного притормозил. Впереди вырисовывалась тень левого поворота. Простейший, пологий поворот. При сухом асфальте его проходили не сбавляя скорости. Но на этот раз и уменьшенная оказалась опасной. Едва водитель повернул баранку, как пошли юзом задние колеса. Машину выбросило на полосу встречного движения.
Шофер торопливо выбирал баранку в обратную сторону. Ему удалось избежать падения в левый кювет – в метре от него выровнял машину. Но накрутил все-таки лишнее – колеса пошли юзом в другую сторону, а машина, как отрикошетивший снаряд, полетела в правый кювет. И ничего уже нельзя было сделать…
Первый переворот. Андрей отметил, что еще все благополучно. На втором его швырнуло со скамейкой куда-то вниз, и в следующий момент он оказался распластанным на влажной земле лицом к ночному небу. И кругом ни звука.
Приподнялся на локтях – побаливала шея. Покрутил головой: нет, все нормально. Позже он поймет, что на втором обороте, в положении вверх колесами, когда его кинуло вниз, он пробил головой тент, и следом за ним выбросило из машины девчат.
А пока он видел лишь, как справа и слева притормаживали на трассе машины. Медленно встав, заметил в темноте газик с помятым кузовом, выбитыми стеклами и пустыми глазницами фар. И что было любопытно, машина стояла на колесах, на ее остове обвисали клочья брезента.
– Андрей, это ты? Уже встал? – подала голос Нина, как будто речь шла о сладком утреннем пробуждении.
– Где вы там? – Он уже шел к девушкам, различив их фигуры, но пока еще ничего не понимая: в тишине звучал безудержный девичий смех. Они смеялись, стоя друг перед другом на коленях, обнявшись, покачиваясь из стороны в сторону, казалось, этому смеху не будет конца.
– Все живы? – Чуть поодаль стоял насмерть перепуганный шофер. Струйка крови выбивалась у него над бровью, он пытался ладонью смахнуть ее, но только размазывал кровь.
– Как видите… – пожал плечами Андрей.
– Ой, хорошо… – И шофер отступил в темноту.
С откоса уже спускались водители других машин.
– Андрей, тебе самолета мало, – сквозь смех сказала Нина. Вон, оказывается, какая мысль их забавляла!
– Хватит вам радоваться! Дома ждут не дождутся! – рассердился Хрусталев.
Упоминание о доме подействовало отрезвляюще. Девушки начали подниматься, и вдруг Тамара, охнув, снова опустилась на траву.
– Что такое? – Андрей встревоженно склонился над ней. Он-то было поверил уже, что все отделались только испугом.
– Не могу ступить…
– Вот черт! – ругнулся он. – А ну давай-ка! – И бесцеремонно взял ее на руки.
– Где болит? – спросил он, вынося Тамару к свету ближайшей машины.
– Что случилось? – интересовались подходившие один за другим водители, но сейчас Андрею было не до них.
Тамара жаловалась на правую ступню.
– Пошевели пальцами!
Она безропотно выполнила его требование.
– Прекрасно! Теперь ступней вправо-влево. Побаливает? Ничего. А носочек можешь вытянуть? Можешь! Все нормально, – заключил Андрей с уверенностью доктора. – Ничего страшного нет!
– Страшного ничего нет, – бодро согласилась Тамара. – Вы не могли бы опустить меня на землю?
– Не могу. Где ваши туфли? Нина, ты как?
Сестра развела руками, словно чувствовала за собой вину.
– Иди забери там наши «детали».
Тамара усмехнулась. Андрей сначала почувствовал это. Она смотрела на него теперь без страха, с какой-то спокойной доверчивостью.
– Если бы вы не сказали, чтоб он тормозил, я убеждена, мы бы все здесь остались, – вздохнув, сказала она.
Неожиданно, будто из-под земли, появился на тяжелом мотоцикле орудовец, лихо крутанув перед ними коляску.
Глава V
Чего-чего, а ожидать от экипажа Игнатьева такой опасной предпосылки к летному происшествию полковник Егоров никак не мог. Начальник политотдела искренне недоумевал: случись беда с молодым экипажем, куда б еще ни шло, а здесь командир по опыту летной работы – с бородой до пояса. И на тебе – выкинул номер!
Предпосылки, конечно, бывают, но все дело в том – по какой причине.
А здесь чистая вина личного состава. «Повесят предпосылочку на часть, и никуда не денешься. А это уже ох какой большой минус в работе всего коллектива!» – с досадой думал начальник политотдела, поджидая заместителя командира эскадрильи в своем кабинете. Стоял у окна и, заложив руки за спину, задумчиво смотрел в сквер. Заходящее солнце золотило молодую листву, в открытую форточку врывалось благоухание цветущей сирени.
Шла пятидесятая весна Егорова.
Луч солнца упал на его широкое с бронзовым оттенком лицо – будто скользнул отблеск пожарищ войны, когда ему приходилось штурмовать порт Расин. Пожизненной, казалась, осталась в приземистой фигуре полковника строевая выправка, он хотя и полнел, но становился только кряжистее.
Если говорить откровенно, то Владимир Михеевич не хотел бы разочаровываться в Игнатьеве. Но тем не менее вспомнился ему давний разговор, уже полузабытый…
– Я не имею никаких претензий к Игнатьеву. Отличный он офицер, дисциплинированный, честный. И служба складывается у него как надо – ничего не могу сказать, и летать он будет хорошо, – сказал командир полка, когда Егоров предложил Игнатьева на должность командира корабля. – Будет он толковым командиром… Но, знаешь, Михеич, вот отличным летчиком Игнатьев, по-моему, не станет. В чем-то самую малость он в воздухе недотягивает. Как бы тебе объяснить, чтобы мне и самому понятно стало?.. Когда все спокойно, и у него ладится работа. Но только прижмет, и его уже не хватает… Ну вот ты, скажем, можешь подбрасывать и ловить сразу три камешка? Нет. Ясно, ты не жонглер. Сноровки, а может, еще чего-то не хватит. Вот и у него не хватает до отличного летчика этого «чего-то». А парень он хороший, чего там говорить…
Владимир Михеевич летал раньше штурманом, и все тонкости искусства пилотирования ему, естественно, не были известны. Но он резонно полагал, что подбрасывать камешки – это всего лишь дело тренировки.
– Думаю, с опытом придет к нему и мастерство, – сказал он.
– Возможно, – согласился тогда и командир части…
Не один раз вспоминал полковник Егоров тот разговор. Напрасно они опасались. Вырос Игнатьев до первоклассного летчика, все шло у него прекрасно. И вдруг такой сюрприз – за полосу выкатился…
Майор Игнатьев постучал в дверь. Без излишнего смущения, правда, не то чтоб совсем независимо, а так, по-деловому, с достоинством, доложил о своем прибытии.
– Здравствуй, Александр Иванович, – шагнул ему навстречу Егоров, пожал руку. – Садись! Как дома?
– Спасибо. Дома-то обходится без особых случаев. – Игнатьев сел, снял фуражку, положил на соседний стул. Короткая стрижка, зачесанные назад волосы, белоснежный подворотничок на кителе – и это не специально по случаю аудиенции, а, надо полагать, повседневная аккуратность. Егоров вызвал его неожиданно. Хотя, впрочем, и нетрудно было предвидеть, что после предпосылки вытащат его не на один ковер.
– Жена еще работает?
– Нет, уехала к матери, там пока поживет.
Егоров хорошо знал жену Игнатьева – женился тот недавно. Начальник политотдела еще свою машину им давал, когда они ездили в загс. И лично пожелал обоим крепить «счастливую офицерскую семью».
А задавал Егоров эти вопросы не из праздного любопытства. Все ему надо знать. Может, летчик не отдохнул перед вылетом как следует, может, с ребенком ночь напролет промаялся. Какой тогда с него спрос?
– Предварительная подготовка прошла в полном объеме? – Владимир Михеевич, по обыкновению, не опешил, во всем хотел разобраться обстоятельно.
– Полностью, товарищ полковник. Проконтролировал сам командир эскадрильи… Да что там искать косвенные причины? Никто в этой предпосылке не виноват, кроме меня. Виноват только я один. – Игнатьев открыто смотрел на начальника политотдела. Так сказать, нашел в себе мужество честно признать свою вину.
Именно таким и представлял его всегда Владимир Михеевич.
С первого знакомства Игнатьев обратил на себя внимание. Полковник Егоров только вступал тогда в должность, знакомился с людьми. Вот и пришел на политзанятия к Игнатьеву. Ясное дело, качество политической учебы начинается с руководителя группы. А каков руководитель – для этого не надо ломать голову, достаточно зайти в аудиторию, посмотреть, что за порядок там, послушать с полчаса.
Худощавый, подвижной капитан с ровным гулким голосом заметно выделялся среди «групповодов». Все у него было в идеальном порядке: карта на месте, наглядные пособия по стенам висят, летчики сидят за столом строго по два человека. Сам руководитель одет с иголочки. Послушал Владимир Михеевич его неторопливую речь – не по конспекту, а толково капитан говорил – и сам для себя отметил: «Это же готовый политработник. Таких людей надо всячески поддерживать». В перерыве подозвал Игнатьева, поинтересовался его возрастом и должностью, тогда же решив, что пора этому парню командиром становиться…
Не хотелось обманываться Егорову в своем подчиненном. С удовлетворенном отметил, что Игнатьев не ищет для себя оправданий.
– Расскажите, Александр Иванович, подробно, как все получилось. – Егоров встал, прошелся вдоль стола.
– «Боковик» немного тянул, я еще подумал, что надо самому садить. Но раз по заданию запланирована для правого летчика посадка – не стал вырывать штурвал. – Игнатьев сидел за столом, придвинутым торцом к середине стола «начПО», и, рассказывая, грустно смотрел перед собой.
– Этот Трегубов… Как у него раньше было с техникой пилотирования?
– Особым талантом не блистал, так, средних способностей летчик, товарищ полковник.
Беседа у них получилась доверительной, тут грешно было бы недоговаривать даже мелочи. Знал Игнатьев о добром расположении к себе начальника политотдела и чувствовал себя легко, свободно.
– Поставил Трегубов винты на торможение, самолет резко мотануло влево. Схватился я за рычаги, да поздно было – уже снесло с полосы. Такая машина, товарищ полковник… Надо ведь, как хорошо все было – работал, ни с чем не считался и вдруг оказался в предпосыльщиках… – Игнатьев, поникнув, замолчал, сжал сцепленные – в замок руки.
Понимал Егоров майора Игнатьева. Нелегкая складывалась у летчика судьба. Другие, смотришь, раз-два – и уже на коне, а этот трудяга пашет день и ночь, и вдруг нелепый случай сводит все на нет. А работает Александр Иванович и в самом деле на совесть.
По программе политической учебы у кого самый высокий балл в части? В экипаже майора Игнатьева. Правда, сам же он и ведет группу, в которую входит его экипаж, сам оценивает знания летчиков, но у любого из них конспект возьми – из рук выпускать не хочется. Очевидно, и со своих умеет командир спросить, находит время проконтролировать.
Когда приезжают комиссии с проверкой документации – а они не так уж и редки, – за подразделение майора Игнатьева можно быть спокойным. Все учтено, своевременно записано, хранится в надежном месте.
Другого командира в рабочее время насилу заставишь сходить в казарму, а Игнатьева и в праздничные дни не раз видел Егоров среди матросов. Беспокоится человек об отдыхе своих подчиненных.
Взять хотя бы последний пример с новой методикой повышения воинской дисциплины. Распорядился он, Егоров, чтобы каждый командир корабля завел тетрадь дисциплинарной практики для учета работы с подчиненными. Кое-кто пытался даже подхихикнуть: «По новой системе будем жить». А Александр Иванович отнесся к этому начинанию с должной ответственностью. Первым сделал тетрадь, разбил аккуратненько на графы, собрал необходимые данные. Подобные тетрадки все потом в полку завели. Вот что значит – человек к делу с душой относится.
Да, неблагосклонна к нему судьба. Но чего не бывает в летной работе? Вон какие заслуженные пилоты и то не застрахованы от несчастных случаев.
– А что, «правака» подстраховать нельзя было?
– В том-то и дело, товарищ полковник, что можно… Держал бы руку на секторах газа, и все. Но «боковик» был, и я обе руки перенес на штурвал, помогал ему садить…
В тишине просторного кабинета лишь поскрипывал паркет под тяжелыми шагами начальника политотдела.
– Ну что ж, не будем делать трагедии из этого случая. Вина ваша в этой предпосылке есть, но не такая, чтобы делать окончательные выводы. Я бы посоветовал вам обратить большее внимание на подготовку своего помощника.
Егоров остановился у окна.
– Я вас, Александр Иванович, ценю не только как летчика, но и как умелого воспитателя подчиненных.
Конечно, недопустимо, чтобы все ваши заслуги были перечеркнуты одним случаем. Будем считать, что произошло недоразумение. Знайте, мнение о вас у меня не изменилось…
Потом Егоров поинтересовался делам и в эскадрилье и, когда Игнатьев уже собрался уходить, словно вспомнив, сказал:
– Да, там в вашу эскадрилью прибыл молодой коммунист, летчик Хрусталев. Характеризуют его как ершистого парня, так вы помогите ему быстрее встать в строй, освоиться в коллективе.
– Понял вас, товарищ полковник.
Игнатьев вышел с радостным предчувствием, что гроза пронеслась мимо.
