Текст книги "Сонька. Конец легенды"
Автор книги: Виктор Мережко
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
Пароход кидало вверх-вниз, из стороны в сторону с такой силой, что судно, казалось, в любую минуту могло развалиться, перевернуться, пойти ко дну.
Металась по палубе команда, орали и проклинали все на свете каторжане в своих загонах, били и материли их конвоиры.
Михелина металась на матраце, стонала, хваталась за мать и отца, плакала.
Ее рвало с такой выворачивающей болью и силой, что она хваталась за вспухающий живот, молила о помощи, цеплялась крючковатыми пальцами за родных.
За иллюминатором нещадно хлестал ливень, временами сверкала молния.
Под утро болтанка закончилась, но боль в животе Михелины продолжалась. Девушка корчилась, плакала.
Сонька, задыхаясь от слез и сострадания, прошептала Михелю:
– Беги за доктором!
Тот выбежал из каюты, оказался на верхней палубе и наткнулся на старпома.
– Что случилось? – спросил тот.
– Там дочка… Ей плохо!
– Где?
– В трюме. Нужен доктор.
– Сейчас позову!
Михель бросился вниз, скатился по лестнице, ворвался в каюту.
– Сейчас доктор будет!
Михелина продолжала кричать и корчиться.
Открылась дверь, в каюту вошел пожилой мужчина в белом халате и с медицинским кофром. За его спиной маячил мичман.
Доктор без лишних слов принялся осматривать беременную. Вскоре жестом он попросил всех выйти из каюты.
Присутствующие подчинились приказу, стояли за дверью, ждали результата. В коридоре появился старший помощник капитана, мрачно остановился в двух шагах от всех, тоже стал ждать.
И вдруг вопль такой силы и отчаяния донесся из каюты, что Сонька ринулась туда, налетела на доктора.
– Что-о?
Он печально сообщил:
– Преждевременные роды. Ребенок мертв.
Начальник Александровского-на-Сахалине отделения Департамента полиции Андреев Игорь Семенович был могучего телосложения, лицо его отличалось упитанностью и ухоженностью, глаза покрыты поволокой, за которой трудно было прочитать настроение и намерения полковника.
Сейчас он смотрел на вытянувшегося перед ним поручика Гончарова недовольно и даже брезгливо.
– По большому счету, голубчик, вас надо разжаловать и отдать под суд. Под наш суд… на Сахалине! Чтобы вы похлебали вдоволь баланду, которую жрут каторжане!
– Позвольте спросить, ваше высокородие, в чем моя провинность?
– А вы не догадываетесь?
– Никак нет.
– Я здесь служу уже почти десять лет! Но большего бардака я не видел! Вы корчите из себя либерала, декларируете социал-гуманизм, позволяете всей этой нечисти – конченым подонкам, негодяям, убийцам – своевольничать и своенравничать! И что в итоге? Расхлябанность, разгильдяйство, полное отсутствие порядка, повальное пьянство, неподчинение!
– Ничего подобного, ваше высокородие, в своих поселках я не заметил.
– А бежавших во главе с Сонькой Золотой Ручкой вы заметили?
– Мною был направлен вам соответствующий рапорт.
– И что из этого?.. Вы беглецов задержали, поймали? Вы искали их?
– Так точно.
– И где они? Растворились? В воду канули?
– Для меня это также полная загадка, ваше высокородие.
– Не знаю, как для вас, а для меня загадка с возможной вполне неожиданной разгадкой!
– Что вы имеете в виду?
– Узнаете!
– Я готов написать прошение об отставке даже сегодня.
– Напишите. Непременно напишите. Но вначале будет произведено служебное расследование, а уж потом станем решать вашу судьбу.
– Можете решить ее немедленно.
– Нет уж! – Игорь Семенович приблизился к поручику почти вплотную. – Нет… Амурные приключения у вас с дочкой воровки были?.. Были! Беременность у нее от этих приключений наблюдалась? Наблюдалась! Исчезновение в момент сразу троих каторжан случилось? Случилось! И вы полагаете, что все это случайность? И вы, господин поручик, как говорится, ни ухом ни рылом? Не верю. И не только я не верю, но все почитаемые здесь господа.
Никита Глебович стоял бледный и напряженный. Спросил тихо, четко:
– Я могу идти, ваше высокородие?
– Можете! И готовьтесь к самым душевным беседам, голубчик!
Гончаров резко развернулся и быстро покинул кабинет.
Потапов уже который час сидел в пролетке напротив дома Брянских. Скучал возле калитки привратник, бегали служивые люди через двор к дворницкой и обратно, ждала кого-то карета.
Наконец следователь увидел, как из дома вышла в сопровождении дворецкого княжна Анастасия. Слуга помог ей сесть в карету, и экипаж тронулся со двора.
Потапов выждал еще какое-то время, покинул пролетку, бросив извозчику:
– Жди здесь.
Подошел к калитке, махнул ленивому и расслабленному Илье.
– Подойди.
Тот подошел.
– Чего изволите?
– Госпожа дома?
– Только что уехавши.
– И когда будет?
– Мне не доложено.
– А в доме кто остался?
– Разный народ. Но главный из них дворецкий.
– Кликни.
– По какой надобности, господин?
Потапов достал жетон, показал Илье.
– Сыскная полиция.
От неожиданности тот даже перекрестился, кивнул.
– Сей момент.
Привратник бегом заспешил к дому.
Вскоре Илья уже шагал обратно к воротам, ведя за собой бесстрастного дворецкого Филиппа.
– Слушаю вас, господин, – почтительно склонил тот голову.
– Уголовный сыск.
– Илья мне доложил. Чего изволите?
– Надобно побеседовать.
– Княжны дома нет, а более никто вам на вопросы ответить не сможет.
– А ты, любезный?
– Я всего лишь нанятый человек и вряд ли смогу оказаться вам полезным.
– А ты вели открыть калитку, вот мы с тобой и погутарим.
Филипп кивнул привратнику, тот откинул запор, впустил следователя.
Они пересекли двор, дворецкий предупредительно смахнул возможную пыль со скамейки, указал на нее гостю, после чего присел сам.
– Слушаю вас, господин.
– Как тебя?
– Филипп.
– Ты, Филипп, понял, из какого я ведомства?
– Разумеется. Предупрежу, однако, что в доме я человек новый и ничего особенного поведать вам не смогу.
– Поглядим, – Георгий Петрович огляделся и поинтересовался: – А госпожа Бессмертная в доме?
– Актриса?
– Бывшая.
– Мне известно о ее истории, – кивнул дворецкий. – Но ее в доме нет.
– Где же она?
– Мне это неведомо.
– Как так?.. ТЫ ведь обязан все видеть, все здесь замечать.
– Обязан. Но в этот раз я даже не заметил, как они исчезли.
– Исчезли? Что значит – исчезли?
– Утром проснувшись, ни княжна, ни я в доме их не обнаружили.
Потапов недоуменно смотрел на него.
– Ничего не понимаю. Госпожа бывшая артистка ведь живет здесь. Верно?
– Жила. А пять дней исчезнувши.
– Куда?
– Мне это неведомо. Да и княжна также пребывает в полном недоумении и расстройстве.
– Ночью, что ли, сбежала?
– Именно так. Вместе с прислугой. Иначе днем я бы определенно их заметил. Да и Илья все время возле ворот.
Потапов откинулся на спинку скамейки.
– В полицию заявляли?
– Никак нет. Княжна не велели. У них и без того душа неспокойна, а если примешать сюда полицию, то вообще хоть из дома самой беги.
Следователь помолчал, пытаясь осознать услышанное, вытер вспотевший лоб.
– А сам что можешь про госпожу Бессмертную сказать?
– Бог их знает… Странные они были какие-то. Может, и хорошо, что их более в доме нет. Легче как-то стало, светлее.
– Почему?
– Сказал же – странные. Ни с кем не разговаривали, почти не улыбались, и все время меняли внешность. Причем до такой степени, что подчас я принимал их за постороннюю даму.
– В одежде, что ли, меняла?
– Не только. То, бывало, кисею на лицо бросят. А то такие волосы накрутят да еще очочки на нос нацепят, ни дать ни взять – артистка.
– Княжна подозревала о чем-то?
– Ни о чем не подозревали. А в чем можно подозревать, ежели человек все время молчит либо пьянствует в своей комнате.
– Госпожа Бессмертная пьянствовала?! – искренне удивился Потапов.
– Подчас крепко. Особенно было жаль ее прислуги.
– Как зовут прислугу?
– Катериной.
– А госпожа твоя что же на пьянство?
– Княжна ее осуждала. Подчас даже до скандала.
– Может, поэтому артистка сбежала?
– Может, и поэтому. Может, захотелось какой-то другой жизни.
Потапов поднялся, дворецкий последовал его примеру, и вдвоем они направились к воротам.
– Я обязан сообщить княжне о вашем визите, – предупредил Филипп.
– Правильно поступишь, – кивнул следователь. – Не сообщишь ты, сообщат другие, – и направился к поджидающей его пролетке.
Ранним промозглым, слякотным утром Ирина с эсером Степаном Завьяловым, тщедушным, по-юношески долговязым, сидели в закрытой пролетке на набережной Невы недалеко от ворот «Крестов». Через своих людей была получена информация о вывозе Беловольского именно в этот день на допрос.
Степан вынул из кармана жилетки часы, посмотрел на время.
– Через десять минут должны выехать.
– А как узнаем, что в фургоне именно наш? – спросила Ирина.
– При выезде конвойный слегка попридержит лошадь и оглянется в нашу сторону.
Наконец ворота «Крестов» тяжело открылись, из них вначале выехал черный фургон с зарешеченными окнами, запряженный двумя лошадьми, затем следом показались два конных жандарма.
На месте кучера также сидел жандарм.
Сидевшие в пролетке напряглись.
Тюремный фургон выкатился на набережную.
Никто из конвоиров не оглядывался.
– Черт… – пробормотал Завьялов. – Неужели не сработало?
Неожиданно левый жандарм чуточку придержал лошадь, затем, будто не справляясь с лошадью, оглянулся.
– Пошел, – тронула извозчика Ирина. – Только не гони.
Они проследовали за фургоном по набережной, затем выехали на Литейный мост, после чего вышли на одноименный проспект.
Вскоре тюремный фургон свернул на Шпалерную. Пролетка с Ириной и Завьяловым следовать за ним не стала, понеслась дальше по Литейному.
В конспиративной квартире присутствовали четверо – Губский, Ирина, барон Красинский и Степан Завьялов.
Трое сидели за столом. Завьялов же стоял в углу и, сложив руки на груди, молчаливо наблюдал за беседующими.
– Как часто Беловольского вывозят на допрос из «Крестов» на Потемкинскую? – спросил Губский Ирину.
– Пока что вывозили всего два раза, – ответила она.
– Оба раза утром?
– Примерно в девять часов.
– Содержат в «Крестах», а допрашивают на Шпалерке?
– Похоже, что так.
– Может, это и хорошо. – Губский расстелил на столе карту города, позвал Завьялова: – Подойдите, Степан. Будем уточнять позиции.
Тот приблизился, склонился над столом. Остальные последовали его примеру.
– «Кресты»… – показал карандашом Губский. – Набережная. После набережной фургон сворачивает на Литейный мост, а оттуда на Шпалерку. – Он поднял глаза на Завьялова. – Сколько жандармов сопровождает заключенного?
– Два.
– Лучшее место для вашего расположения именно при повороте на мост. Или у вас другое представление?
– Ну почему же? – пожал плечами Завьялов. – Точка действительно удобная. Можно после налета уходить сразу в трех направлениях – на мост, по набережной и в сторону Финляндского вокзала.
– Мне кажется, в сторону вокзала предпочтительнее, – вмешалась Ирина. – Здесь достаточно узких улочек и дворов, можно легко скрыться.
– Нам надо знать определенно. – Губский передвинул по карте палец в сторону улиц, примыкающих к вокзалу. – На одном из перекрестков мы должны выставить подстраховочные экипажи.
– Можно вот на этом, – показал Завьялов. – Отсюда легко уйти как к Неве, так и к Петроградской стороне. Экипажей будет два. Один в самом начале улицы, второй на этом перекрестке. Вы, Ирина, в первом.
– Я бы предпочла быть рядом с вами, господин Завьялов, – возразила девушка, взглянув на Степана. – Если вдруг случится какая-либо непредвиденность, я, во-первых, могу распорядиться револьвером. А во-вторых, с лошадьми я справляюсь получше любого извозчика.
– Мне не хочется рисковать вами, – сказал Губский.
– А мною хочется? – ухмыльнулся Завьялов.
– Вы у нас заговоренный. Вам сам черт не в лыко. – Ефим Львович вдруг бросил взгляд на Красинского. – А куда исчезла мадемуазель Бессмертная, барон?
– Если бы я знал, – пожал тот плечами. – Она прекрасно знает мой телефонный номер, однако никаких сигналов.
– Вас это не беспокоит?
– Весьма беспокоит. У меня даже было намерение отправиться в дом Брянской.
– Кудеярова давно видели?
– Довольно давно. Здесь, у вас…
– В ближайшие дни разыщите его и попросите навестить княжну Брянскую. Необходимо навести справки о Бессмертной. Вам в этом доме появляться не стоит, граф же был довольно хорошо знаком с бывшей примой, и его визит не вызовет никаких вопросов.
– Непременно постараюсь разыскать графа.
Губский вышел из-за стола, какое-то время откашливался, после чего заметил:
– Если мы не сумеем вовремя освободить Беловольского, он не выдержит и начнет давать показания.
– Нужно торопиться, – согласился Завьялов. – Иначе освобождение нашего товарища может оказаться бессмысленным.
– В таком случае освобождение завершится непредсказуемо, – заявила Ирина.
– То есть?
– Во время перестрелки господин Беловольский погибнет.
Ефим Львович помолчал, согласно кивнул.
– Не исключаю. Но это крайний случай.
– Крайний случай – самый надежный случай, – с усмешкой заметила девушка.
В этот раз допрос Беловольского проводился в присутствии князя Икрамова. В комнате также находились следователь Потапов и сыщик Миронов.
Гришин отсутствовал.
Стул с допрашиваемым находился посредине комнаты, остальные расположились по углам, так, чтобы ему было некомфортно крутить головой, отвечая на те или иные вопросы.
На лице Беловольского виднелись кровоподтеки, что говорило о серьезно проводимой с ним работе. Держался он с трудом, временами у него кружилась голова и подташнивало.
– Ну и к каким размышлениям вы, сударь, пришли после последней нашей беседы? – поинтересовался Потапов.
– Жизнь сложна, – усмехнулся тот.
– Об этом раньше вы не догадывались?
– Догадывался, но не настолько.
– Значит, давайте ее упрощать, – предложил Миронов. – Прямо с сегодняшнего дня.
– Я не понимаю, чего вы от меня хотите.
– Опять «семь сорок», – вздохнул сыщик. – Знаете, что такое «семь сорок»?
– Еврейский танец.
– Вот вы его перед нами и исполняете. Может, хватит?
– Но я действительно ничего не знаю! – возразил Беловольский.
– Будем отвечать на вопросы конкретно, – предложил Икрамов. – Партия, к которой вы принадлежите?
– Партия эсеров.
– Лидер?
– Мне он неведом.
– Деньги добывались для партии?
– Да.
– Кто конкретно давал задание?
– Мне о задании сообщили через агентов.
– То есть вы к руководству не допущены?
– Нет.
– Дама, не однажды бывавшая с вами на «деле», кто она?
– Представлен не был.
– Совершали вооруженные налеты и не были представлены? – с издевкой удивился князь.
– В целях конспирации. Именно поэтому мадемуазель всегда была при вуали.
– Мадемуазель? Вы сказали «мадемуазель»?
– Простите, оговорился.
– Нет, милок, такими деталями не оговариваются, – снова вмешался Потапов. – Ее имя?
– Я уже говорил – Виолетта Мишиц.
– Это не имя. Кличка! Настоящее имя?
– Не знаю.
– Ваше высокородие, – обратился Миронов к князю, – мне сдается, сей «товарищ», как они величают друг дружку, еще недостаточно подумал о тяготах жизни. Может, мы снова передадим его нашим умельцам?
– Минуточку, – остановил его тот. – Называю конкретные фамилии. Іраф Константин Кудеяров… Профессиональный революционер Губский… Мадемуазель Бессмертная… Кого из перечисленных вы знаете?
– Никого не знаю, – тихо ответил Беловольский.
– Врете! – От гнева глаза князя стали черными. – Врете!.. Мы вас не отпустим! И будем пытать до тех пор, пока не изложите все, что знаете о вашей организации!
– Знаю только одного господина, – запекшимися губами произнес арестованный. – Барон Александр Красинский.
– Его место в организации?
– Он финансирует ее.
– Откуда вам это известно?
– Однажды именно от него я получал средства на оплату боевиков.
– Адреса и личности боевиков вам известны?
– Никак нет. Конспирация.
Миронов переглянулся с Потаповым, заметил:
– Вранье… Много знает, мало говорит.
– Ничего, время у нас есть, – усмехнулся тот.
– Еще кого знаете из «товарищей»? – продолжил Икрамов.
– Не помню.
– Кто мог расстрелять Китайца?
– Кто-то из наших.
– Конкретно.
– Не могу знать. Возможно, некто по имени Ирина.
– Что о ней знаете?
– Тоже боевик. Фанатична и одержима. Ее пускают в дело при крайней необходимости.
– Вы ее знали?
– Только слышал о ней. Лицо особой законспирированности.
Полковник встал, зашел к допрашиваемому с другой стороны.
– Возвращаюсь к началу. Кого из перечисленных мною особ вы знаете лично? Или слышали о них?
Тот устало посмотрел на князя, попросил:
– Дайте попить.
Потапов взял со стола графин, налил стакан. Беловольский выпил быстро и жадно, вытер губы рукавом грязной сорочки.
– Пожалуйста… Не могу больше… Мне необходимо подумать. Возможно, я еще что-либо вспомню.
– Хорошо, – кивнул Ибрагим Казбекович. – Завтра продолжим. – И кивнул Миронову. – В «Кресты»! Охрану усиленную, контактов никаких. Пусть господин помечтает в одиночестве. Надеюсь, к следующей беседе он будет более подготовленным.
Миронов открыл дверь, махнул конвоирам, те подхватили полуобморочного арестанта под руки и выволокли за дверь.
Князь обвел следователя и сыщика тяжелым, не сулящим ничего хорошего взглядом, предупредил:
– Первое: допрос завтра. Церемониться не будем… Второе! Установить слежку за графом Кудеяровым, выйти на барона Красинского и определить все его контакты. Третье… Постараться получить сведения о девице по имени Ирина. Это крайне важно… И четвертое, – он посмотрел на Потапова. – Что-нибудь известно о мадемуазель Бессмертной?
– Кроме того, о чем я вам докладывал, ничего нового. Исчезла, растворилась, канула в бездну, – развел тот руками.
– Слежку за домом княжны Брянской снять! – жестко приказал князь.
– Но ведь Бессмертная может там появиться самым неожиданным образом, – слабо возразил Потапов.
– Вы следите за этим домом уже несколько месяцев, и какой прок?! Транжирите время и деньги! Следующее… Любую информацию докладывать мне немедленно, никаких решений об арестах не принимать. Любые насильственные меры также должны производиться только с моего ведома.
Следователь и сыщик откланялись и покинули комнату допросов, оставив князя в задумчивости.
Автомобиль барона Красинского остановился на Миллионной возле ворот особняка братьев Кудеяровых, водитель посигналил, и привратник немедленно подошел к приехавшим, поинтересовался:
– Чего прикажете, господа?
– Граф Кудеяров дома? – спросил барон.
– Который? У нас их два – граф Петр и граф Константин.
– Граф Константин.
– Кажись, дома. Старший уехавши, а младший еще не выходивши.
– Доложи, барон Красинский спрашивает.
– Сейчас, момент.
Красинский вышел из машины размять ноги, окинул взглядом спешащих по делу мещан и чиновников, чистильщика сапог почти напротив дома, продавца сладостей, лениво зазывающего возможных покупателей:
– Кому сладости?.. Кому маковые лепешки с медом? Бублики, бублики горячие с ванилью!
Вернулся привратник, с улыбочкой сообщил:
– Сейчас выйдут.
На дорожке от дома появился Константин, в недоумении разводящий руками.
– Вот те сюрприз!.. Что стряслось, барон?
– Проезжал мимо, решил заглянуть.
– Открывай ворота, – махнул Кудеяров привратнику.
Автомобиль без Красинского въехал во двор, сам барон облобызался с хозяином.
– Желаете, чтобы я показал вам дом? – пригласил Константин.
– У меня слишком мало времени.
– Тогда, может, посидим на моей любимой скамейке?
– Как прикажете.
Они проследовали в глубь двора, расположились на скамье. Кудеяров заинтригованно посмотрел на визитера.
– Чем обязан, князь?
– Ваш брат дома?
– Нет, уехал. Вы к нему не расположены?
– Я с ним не знаком. – Красинский поправил полы сюртука, уселся поудобнее. – Речь пойдет о мадемуазель Бессмертной.
– С ней что-то приключилось?
– Не исключаю. Она несколько дней тому исчезла.
– Как? – граф был искренне удивлен. – Куда?
– Никто не знает.
– Но ведь у нас намечалось… вы понимаете, о чем я!
– Именно по этой причине я здесь.
Константин шумно выдохнул.
– И что, просто исчезла и никаких следов?
– Абсолютно никаких. Господин Губский в недоумении, велел вот визитировать к вам.
– А в чем я могу помочь?
– Необходимо посетить княжну Брянскую.
– Брянскую? Да я едва с ней знаком! А почему вы не сделаете этого?
– Вам сподручней. Вы ведь были знакомы с мадемуазель, когда она блистала в оперетте!
– Ну и что из этого?
– Меньше будет вопросов, недомолвок. Ефим Львович также так считает.
– А княжна может знать, куда подевалась наша принцесса? Может, она живет у нее припеваючи, а мы здесь навариваем пустую кашу?!
– Вот это и надо выведать, граф, – улыбнулся Красинский.
Тот усмехнулся.
– На кой ляд мне эта княжна и ее дом, от которого все шарахаются, как от чумы?!
– Распоряжение, увы, не мое.
– Понимаю, понимаю, – закивал Константин. – Все отлично понимаю. И когда необходимо все это исполнить?
– Вчера, граф.
– Как это?
– Время совершенно не терпит.
Кудеяров громко рассмеялся, ударил ладонью по коленке гостя.
– Вчера, говорите?!. Весьма удачное выражение. Когда?.. Вчера! Смешно. Необходимо запомнить.
– Запомните, граф, – барон поднялся. – Позвольте откланяться?
– Конечно, барон, если торопитесь! Задерживать не стану. Да и самому необходимо переварить вашу головоломку!
Константин проводил барона до ворот, дождался, когда тот сядет в авто и скроется за поворотом, и тут увидел брата, направляющегося в сторону дома.
– Братец, рад неожиданной встрече. Живем вместе, а встречаемся раз в год.
– Кто это был? – хмуро поинтересовался Петр.
– Знакомый.
– Я его знаю?
– Ты должен знать всех моих приятелей?
– Так знакомый или приятель?
Лицо Константина налилось краской.
– Слушай, Петр… А не пошел бы ты к чертовой матери! Что ты контролируешь, что проверяешь, что вынюхиваешь? Тебе мало твоей жизни?
– Мне моей достаточно, а вот твоя беспокоит день ото дня все серьезнее.
– Знаешь, однажды я тебя возненавижу до такой степени, что просто убью.
– Как бы не случилось наоборот!
– Пошел к чертям!
Константин двинулся в сторону ворот, Петр перехватил его.
– Кто приезжал? – свирепея, повторил он.
– Хорошо, отвечу. Барон Красинский! Тебя это устраивает?
– Он никогда не был вхож в наш дом.
– У него дурная репутация?
– У каждого, с кем ты ведешь свои непонятные разговоры, должна быть дурная репутация.
Кудеяров-младший посмотрел на брата, неожиданно задумчиво и спокойно спросил:
– Послушай… Что тебе от меня нужно?
– Откровенно?
– Да.
Петр взял Константина за лацканы пиджака, привлек к себе.
– ТЫ в одном шаге от пропасти. Остановись, пока не поздно. Мы дворяне. Нам не нужна эта грязь, эти безумцы, которые не ведают, что творят.
– О ком ты?
– Не понимаешь, да?.. Не понимаешь! – Петр еще ближе приблизился к брату. – Тобой уже интересуется полиция! ТЫ – на крючке!
– С чего ты взял?
– Слышал, вижу, знаю! И хочу остановить твое безумие! Не подвергай нашу семью, наш дом, нашу фамилию опасностям!
Константан отодрал пальцы брата от своих лацканов.
– Служишь в полиции осведомителем? – ядовито поинтересовался.
– Что ты сказал? – прошептал тот.
– Выслеживаешь меня, берешь на заметку моих знакомых, сообщаешь об этом полиции?!
– Повтори…
– Ты филер?.. Дешевый филер?.. И сколько тебе платят? Тридцать сребреников?!
Петр развернулся и влепил брату звонкую пощечину.
Константин постоял в ошеломлении, затем сорвался с места, выскочил на улицу и почти бегом поспешил к приближающейся пролетке, которая оказалась свободна.
Корабль был пришвартован в каком-то южном порту. В открытый иллюминатор доносились громкая гортанная речь, чья-то ругань, команды, даже отрывистая музыка. За бортом плескалась голубая океанская гладь, и ничего, кроме нее, находящимся в трюмной каюте видно не было.
От духоты и жары пот выступал на лице и теле, дышать было трудно, матрацы, подушки, постельное белье совсем затерлись и стали уже не серыми, а почти черными.
Хотя выходить из каюты на стоянках было запрещено категорически, Соньки на месте не было.
Михелина, еще не совсем отошедшая от преждевременных родов, лежала на матраце. Отец сидел рядом, держал руку дочки, помахивал над ней какой-то фанеркой, помогая перенести духоту. Разговаривали негромко, вяло.
– Ты будто боишься меня, – улыбнулся Михель, шепелявя.
– Не боюсь, а присматриваюсь.
– Ни разу не назвала меня отцом.
– Отцом?
– Да, отцом. Тебя Соня назвала Михелиной в мою честь, когда меня сослали на каторгу.
– Мама рассказывала. Но назвать тебя отцом вряд ли сразу получится.
Михель взял ее руку, поцеловал.
– У меня, кроме тебя и Сони, никого в этой жизни. Понимаешь, что такое быть одному?
– Начинаю понимать.
– Это страшно, когда один. – Он снова поцеловал руку дочки, поднял на нее вопрошающий взгляд. – Сонька ведь тоже одна?
– Одна.
– И никого, кроме меня, у нее нет?
– Я есть.
– Ты – понятно. А мужчины?
– Какие мужчины?
– Ну, которые могли бы ей нравиться. Она ведь красивая женщина. Молодая.
– Молодая? – слабо засмеялась Михелина. – Ты посмотри на нее… Молодая! А потом ты для нее муж.
– Ну да, муж, – кивнул Михель. – Хотя столько лет прошло. Но кто-то ей мог нравиться?.. К примеру, тот же поляк.
– Поляк ей не нравился! Она ему нравилась! – с раздражением ответила дочка и убрала его руку. – Сони все нет. Может, я выйду на палубу?
Михель отрицательно покрутил головой.
– Нельзя. Там полиция.
– А сколько будем еще стоять?
– Думаю, недолго, – неуверенно пожал Михель плечами.
Сонька слетела по железному грохочущему трапу, пробежала по узкому темному проходу, ввалилась в каюту, прижала дверь спиной.
– Тихо! – приказала она.
Муж и дочь затихли, Михелина шепотом спросила:
– Они могут сюда спуститься?
– Не знаю, молчи!
За дверью послышались голоса, тяжело протопали шаги, кто-то рассмеялся. В какой-то момент даже показалось, будто люди остановились возле их каюты и готовы войти. Затем снова послышался смех, голоса постепенно затихли.
– Слава богу, – перекрестилась Сонька, вытерев пот со лба. Подсела к дочке. – Как ты?
– Нечем дышать.
– Потерпи, скоро отчалим.
И в этот момент в дверь постучали.
Все вновь замерли, затихли.
Стук повторился – негромкий, осторожный.
Михель вопросительно посмотрел на жену, та поднялась, подошла к двери, прислушалась.
Резко толкнула дверь, от неожиданности чуть не вскрикнула – перед нею стоял мичман Владимир Борисович Гребнов.
Спросила жестко, не совсем еще придя в себя:
– Чего угодно?
Тот приветливо улыбнулся, приложил пальцы к козырьку.
– Я вас напутал?
– Нет, все нормально.
Гребнов заглянул в каюту, узнал Михелину, поклонился.
– Здравствуйте, мадемуазель. Как ваше самочувствие?
– У нее все нормально, – вместо дочки ответила Сонька. – Больше вопросов нет?
– Вам бы лучше на палубу, – снова обратился мичман к девушке. – Вы здесь задохнетесь!
Та не успела ответить. Сонька едва ли не силой заставила его выйти в коридор, закрыла за собой дверь.
– Вы доктор?
– Я мичман, мадам.
– Вот и идите своей дорогой, мичман.
– Грубовато, сударыня.
– Зато верно. Ступайте!
– Странно, что родственники старпома содержатся в таких скотских условиях. Может, вам подыскать каюту попросторнее?
– Нас и такая вполне устраивает.
Владимир Борисович не уходил.
– Как я понимаю, вы мамаша очаровательной девушки, а этот господин – ее отец?
– У вас есть желание поближе познакомиться с ним?
– О нет, – рассмеялся Владимир Борисович. – Ваша дочь очаровательна, но я еще не готов к столь решительному шагу. Хотя впереди еще много месяцев плавания, и в пути может всякое случиться. Не так ли, сударыня? – он внимательно и с улыбочкой посмотрел на Соньку.
– Да, – кивнула она, – сюрпризы могут быть. И дай бог, чтобы они были приятными.
– Простите, что побеспокоил. – Мичман откланялся и направился к трапу, ведущему на нижнюю палубу. Оглянулся, махнул рукой. – Кланяйтесь дочери, мадам!
Сонька вернулась в каюту.
– Чего он? – приподнялась Михелина.
– Предлагает подышать свежим воздухом.
– Это тот, о ком предупреждал старпом, – догадался Михель.
– Тот самый. Теперь черта с два отцепится. Так и до Одессы можем не дойти.
– И что будем делать? – дочка вопросительно посмотрела на мать.
– Думать.
– А чего думать? – пожал плечами Михель. – Ночью подстеречь и за борт.
– Большого ума у тебя отец, дочка, – хмыкнула Сонька. – Молодец.
– А если я все-таки прогуляюсь с ним? – предложила Михелина.
– Прямо сейчас, что ли?
– После шмона. Когда выйдем в море.
– Зачем?
– Присмотрюсь, прислушаюсь, может, кое-что пойму.
– А лучше всего ночью, – стоял на своем Михель. – Никто даже не заметит, как нырнет.
– Можешь помолчать? – раздраженно попросила Сонька.
– Но другого выхода нет!
– Мам, я тоже так считаю, – поддержала отца Михелина. – Он теперь от нас не отцепится.
– Это самый крайний выход! А пока что будем думать.