Текст книги "Фатум. Сон разума"
Автор книги: Виктор Глумов
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
Глава 8
ДЛИННЫЕ РУКИ
Когда уже начало темнеть, а Ник извелся ожиданием, его посетили чернявая медсестра и седобровый врач в очках. Надо же, в воскресенье – и обход. Дежурант, наверное.
Врач долго прослушивал Ника, простукивал, оттягивал веки, заглядывал в горло. Наконец покачал головой и сказал:
– Хрипов нет, но есть ожог слизистой. Возможны пневмония, бронхит и трахеит, так что на вашем месте я бы понаблюдался у участкового терапевта, так сказать, во избежание. К нашей поликлинике прикреплены? Зайдите в отдел кадров, узнайте. Вы курите? Желательно воздержаться. Можете собираться домой.
Ник вызвонил Коня, запросил себе охрану и отправился на поиски тихого места, чтобы просмотреть документы.
* * *
Заветный кабак был обычной пивной с телевизором над стойкой, густым табачным духом и подозрительными рожами. Заведение успехом не пользовалось: внутри скучали всего четыре посетителя, бармен – черноглазый кавказец – окинул Ника цепким взглядом, увидел, что не скинхед пожаловал, и успокоился. Ник уселся поближе к выходу, воровато огляделся. К нему тотчас подошла официантка, совсем молоденькая, улыбчивая, приняла заказ: безалкогольное пиво и соленые кальмары. Получив желаемое, Ник вытянул из-под фруктов в пакете сложенный вдвое файлик, развернул. Сверху лежала записка от Маши: «Подозреваю, что за мной следят. Если со мной что-то случится, сохрани документы. Надеюсь, ты сможешь ими распорядиться». И копия служебной записки под грифом «Секретно».
Ник прищурился, прочитал:
Члену Правления ООО «Фатум»,
Главе Московского регионального отделения ООО «Фатум»
Тимуру Аркадьевичу Реуту
от Директора Управления политического регулирования Васнецова В. А.
Довожу до вашего сведения, что на предложение № 14 37-с, отправленное в ГШ ВС от XX. 11.2012 г., сегодня, XX. 11.2012 г., получен положительный ответ. Документ прилагается.
Сначала Ник подумал, Маша принесла ему свидетельство того, что погром в торговом центре тоже спровоцирован, но когда вынул документ, прикрепленный белой, почти незаметной скрепкой, оторопел. Это был ответ командующего Генеральным штабом, он соглашался не вмешиваться в военную операцию, которую собираются развернуть войска НАТО против всем известной ближневосточной страны.
Прилагалось еще несколько служебок четырехлетней давности, где грузинский филиал «Фатума» принимал исход боевых действий и обязывался «сохранять очаг напряженности».
Последним шел документ из Министерства экономического развития Российской Федерации: там одобряли предложенный экономический прогноз ООО «Фатум» и обещали «способствовать вступлению Российской Федерации в ВТО», причем надеялись, что «разногласия со второй заинтересованной стороной будут урегулированы», и просили помощи в «проведении переговоров с Грузией».
Ник еще раз перелистал документы, надеясь, что они ему мерещатся. Мало ли – отравление, галлюцинации… Но ни бумаги, ни даже грифы «Секретно» и «Совершенно секретно» не истаяли.
Он потер глаза и, наплевав на рекомендации врача, потянулся за сигаретой. Разумно прямо сейчас сжечь бумаги и рассеять пепел. Потому что это уже слишком, одно дело – гонять наркоманов по подворотням и даже замахиваться на фашистов, другое – пытаться раскачать махину, которая управляет экономикой страны. Выход осторожного труса: завтра же заявиться к Реуту и положить документы ему на стол (снимать копии с секретных бумаг нельзя – это преступление, причем уголовное). «Я в домике, я больше не играю!»
Но Ник не считал себя трусом.
Если бумаги сохранить, это какая-никакая, но гарантия безопасности. Информационный повод – отдай их в руки журналистов, такой вой поднимется, репрессивного аппарата не хватит его заглушить.
Спасибо тебе, Маша. Прочитала девочка о режиме Каверина и теперь делает все возможное, чтобы Каверин до того самого режима не дожил.
Приехал Конь с двумя мордоворотами, поймали машину, но таксист довез только до перехода под Кутузовским.
Конь сопел сочувственно, мордовороты хранили благоговейное молчание.
Поворот, пересечь детскую площадку, недавно отремонтированную, пластиковую, пустую по такой мокро-холодной погоде, вот и родной двор. Никого, лишь парень и девушка зажимаются на лавочке, мерзнут. Завидев Ника, девушка вскочила, схватила парня за руку. Ник ускорил шаг, но девушка бросилась наперерез, в то время как парень расчехлял массивную черную камеру.
– Здравствуйте, Никита, меня зовут Алиса, «Третий канал», – улыбаясь от уха до уха, проговорила незнакомка, и в ее глазах Никита увидел неподдельное обожание.
Он научился различать, кто из студенток в него влюблен, а кто – нет, но никогда не злоупотреблял служебным положением – и так девчонок хватало.
Вот эта журналистка, например. Симпатичная. Рыженькая. «Это знакомство может оказаться полезным, „Третий“ – городской канал, неофициально принадлежит мэру», – подал голос здравый смысл.
Никита остановился, улыбнулся в ответ.
Девушка поправила рыжие кудри, выбившиеся из-под шапки, оператор с расчехленной видеокамерой нарисовался за ее спиной.
– Никита Каверин, лидер виртуальной общественной организации «Щит», специально для «Третьего канала», – проговорила девушка и повернулась к камере. – С вами Алиса Гуляева.
– Только побыстрее, пожалуйста, у меня мало времени, – пробурчал Ник, пряча пакет за спину.
Журналистка затараторила:
– В последнее время ваша фамилия часто мелькает в новостной ленте, вы стали эталоном поведения для тысяч российских студентов. Скажите, пожалуйста, а какой политической партии вы симпатизируете?
– Никакой. Я уже говорил, что политикой заниматься не собираюсь. Наша организация – виртуальная. На деле это лишь группа товарищей, держащих связь в Сети. «Щит» – название сайта, не более. Надо же его как-то называть. Моя цель – помочь людям бороться за свои права. Сейчас я скажу банальность, и большинство не поверит мне, но я все-таки сделаю это: все мы видим вокруг себя несправедливость, часто мы сами страдаем от начальников, чиновников и правоохранительных органов – и молчим, молчим, молчим. Я пытаюсь показать людям, что пора заговорить, что они не одиноки в своем горе, у них есть тысячи друзей, готовых протянуть руку помощи. Кто-то обвиняет власти в коррупции и беспределе, я говорю: нужно в первую очередь изменить мир вокруг себя. Изменить общество. Каждого его члена. Если каждый поймет, что нельзя проходить мимо несправедливости, если мы начнем не только говорить об этом, но и что-то делать, мир изменится. Начав с себя, можно перестроить реальность в лучшую сторону. И последнее. Надеюсь, многих это успокоит: «Щит» аполитичен, но открыт для всех желающих.
Ник удивился себе: когда он говорил, вернулось ощущение полета, он держал речь, понимая, что его слова могут зажечь искру в чьей-то душе, вселить надежду, верил, что нужен, полезен, и проблемы, даже страх смерти, отошли на второй план.
Журналистка кивала, улыбаясь, вдохновляясь, и смотрела с щенячьим восторгом. Когда Ник закончил, она задала второй вопрос:
– Ходят слухи, что это ваша организация инициировала погромы…
– Слухи эти – ложные! – с трудом сдерживаясь, ответил Ник. – Я пострадал во время погрома, на моих глазах погиб мой друг, Паруйр Алексанян, отличный парень, кандидат наук. – Он продемонстрировал журналистке сбитые костяшки. – Я защищал его, но врагов было больше. И знаете, мне стыдно, что я одной национальности с людьми, которые устроили бойню. Я не смогу смотреть в глаза родителям друга. Толпа не понимает: у несправедливости нет расы, нет цвета кожи. Толпе нужно кого-то винить в неудачах. И находятся сволочи, направляющие беспомощный гнев на слабых. На черноволосых, на узкоглазых, на не таких. Если остановиться на секунду, задуматься – можно справиться с навязанным стереотипом. И обернуться против тех, кто толкает тебя к погромам. Я хотел бы сделать заявление. Мне известно, что именно фашисты стоят за недавним терактом в московском метро. Я знаю, кто исполнитель, я знаю, кто организатор. Власти выдвигают ложную версию, пытаются свалить вину на Кавказ. Это ложь! Нацисты – истинные виновники катастрофы, и покровительствуют им люди на самых верхах. «Щит» этого так не оставит.
– Никита Викторович…
– Достаточно, мне пора.
– Можно вас пригласить в студию для прямого эфира?
– В ближайшее время я буду занят.
– Пожалуйста, позвоните мне! – Девушка протянула визитку и коснулась руки Ника ледяными пальчиками.
– Постараюсь. До свидания.
* * *
В квартире пахло выпечкой, Ник сглотнул и понял, насколько проголодался. На стук двери выбежала мама, всплеснула руками и сделала скорбное лицо:
– Где ты пропадал? Что случилось? На тебе лица нет! – Схватила за руку, посмотрела на сбитые костяшки. – Ты подрался? То-то я смотрю, участковый с повесткой пришел… Не одна беда, так другая, горе ты мое!
По спине продрал мороз, Ник медленно снял пальто, повесил на крючок, отряхнул. Нет, эти с повестками не приходят, эти – он читал в романах и мемуарах – умыкают бесшумно и убивают тоже бесшумно. Значит, случилось что-то другое.
– Вот, тебе конверт.
Ник взял обычное письмо на свое имя с адресом отделения УВД, разорвал, развернул документ: повестка. Его вызывали в качестве свидетеля убийства.
* * *
– Давайте еще раз, по порядку, – предложил мент.
На нем были джинсы и свитер с вытянутым горлом, и, хоть полицейский представился, Ник не запомнил ни имени, ни звания. Лысеющий мужик под сорок с нездорово-желтой кожей, под глазами – мешки, губы узкие, серые, под цвет глаз.
Мент не курил, не светил лампой в лицо Нику, не закидывал ноги на стол. И допрос-то не походил на допрос – монотонно, уставшим голосом полицай спрашивал и спрашивал о погроме, и Ник недоумевал: зачем? Если каждого свидетеля держать по часу в кабинете, успеешь состариться и на пенсию выйти, прежде чем дело закроешь. А ведь Ник уже написал заявление, по минутам разложил день преступления и каждый лист завизировал. Неплохое развлечение утром понедельника, закалка для нервов, испытание на прочность.
– Мы условились с другом о встрече, – со вздохом начал Ник.
Мент кивал в такт словам, сложив руки на столе. Пометок в бумагах он не делал – историю последнего дня жизни Алексаняна Ник рассказывал уже в третий раз.
Ловят на неточностях?
Медленно поднималась злость. В самом деле, Ник – пострадавший. Он день пролежал в больнице, он друга потерял, а его чуть ли не обвиняют! Вызвали в отделение, пришлось отпрашиваться с работы до обеда. На месте Тимура Аркадьевича Ник бы себя уволил. То мама в СИЗО, то брат в лечебнице, то сам в больнице или в полиции – хорош сотрудник. А ведь будут еще похороны Артура, когда тело отдадут после расследования…
При мысли об этом Ник приуныл и сбился, запнулся на полуслове. О чем он только что говорил?
В серых глазках мента вспыхнул интерес. Полицейский даже вперед слегка подался, обдав Ника вонью застарелого пота.
– Да-да?
Ни в чем Ник не был виноват, но мысли заметались, выискивая выход. Ошибка, промах, теперь вцепятся – не отдерешь.
– Простите. – Он решил быть откровенным. – Накатило. Погибший был моим лучшим другом.
Мент пожал плечами. Все-таки отвратный человечишка, потрепанный и замурзанный, как его кабинет. Взгляду не за что зацепиться. Ник рассматривал пыльный фикус на окне. Кажется, несчастное растение поливали спитым чаем. И закапывали в землю у корней бычки. На столе задребезжал телефон, мент взял трубку, выслушал кого-то на том конце провода, буркнул: «Понял, да, сделаю», – и вернулся к допросу.
– Никита Викторович, – почти ласково проговорил он. – Подскажите, а молодежное объединение, которым вы руководите, – зарегистрированная организация?
– Нет. Никакой организации нет. «Щит» – группа единомышленников и друзей.
– Ну, Никита Викторович… Давайте посмотрим фактам в лицо: организация объективно существует. И еще вопросик. Вот этот человек, – мент протянул Нику фотографию, – вам знаком?
Знаком. Ник узнал его по уродливой татуировке – свастике на бритом черепе. Он видел скина два раза: на Кутузовском и во время погрома в ТЦ, и определил для себя как вожака нацистов. Когда Ник рассказал об этом менту, у того снова блеснули глазки.
– И естественно, оба раза вы встретились совершенно случайно?
Ник кивнул. Мент оскалил желтые редкие зубы.
– А как зовут этого фигуранта, вы не в курсе? И журналистов вы во вчерашнем интервью дезинформировали?
Да они же, что называется, «дело шьют»! И уже не в вожди революции, а в предводители фашистов вслед за телевизионщиками записывают!
– Нет, не дезинформировал. Извините, сегодня у меня еще дела. Свидание. Мне пора идти. Я же свидетель, да? Не обвиняемый? Если вам нужны какие-то данные – получите от меня официальным путем.
– Конечно-конечно! – Мент встал из-за стола и театрально навис над Ником. – Если ситуация изменится, вас оповестят. Кстати, члены вашей несуществующей организации блокировали подъезд к отделению. Несомненно, они – просто ваши друзья, но их много, и они нервируют наших сотрудников… Поэтому ступайте себе к приятелям, а мы дальше будем работать.
Ник попрощался, насколько мог, вежливо и покинул отделение.
У ворот, за оградой, его ждали студенты. Не так много, как со страху менту померещилось, но и не мало – человек тридцать отборных активистов. Приветствуя их, Ник поднял руку и увидел, как, расталкивая единомышленников, к нему ломится Конь – большой, спортивный, красивый парень.
Стас Кониченко смотрел на Ника, как верующий на божество.
Под этим взглядом Нику стало не по себе и померещилось, что невидимый кукловод, все чаще заявлявший о себе, упоенно рассмеялся, потянул к обожанию и восхищению руки, будто замерзающий к огню.
* * *
Юноши и девушки обступили Ника плотным кольцом, протягивали руки, чтобы дотронуться хотя бы до рукава, и глаза у них подозрительно сверкали, как у аборигенов при виде Кука… Ник был уверен, что из окон отделения за ним наблюдают, и старался вести себя сдержанно, дружески, типа все так и надо, никакой организации не существует.
Стас Кониченко, наместник во студенчестве, подобрался к Нику почти вплотную, склонив голову, заглянул в лицо. Нику почудилось, что Конь перебирает ногами, грызет удила, рвется бежать, лететь быстрее ветра, нести справедливость, возмездие и что там еще несут четвероногие духи-оборотни.
– Что они вам шьют? – напрямую спросил Конь.
Ник краем глаза следил за незнакомыми студентами. Любой из них мог оказаться шпионом «Фатума».
– Участие в погромах, естественно. Надеюсь, никто из наших не замешан? Ты людей удержал?
– Обижаете, – надулся Конь. – Никита Викторович… Алексанян… в общем, это… Нам жаль.
Его слова тронули Ника.
– Спасибо, Стас, спасибо, ребята. Похороны на этой неделе. Я вам сообщу. Если вы придете, родителям Артура будет приятно.
Ник сделал шаг вперед, и студенты двинулись за ним. Педагогическая система древних греков никогда не казалась Нику совершенной: учитель бродит, слушатели – следом, сядут в парке и внимают… Оно, конечно, хорошо, когда тепло или даже жарко, но промозглым, больным, ободранным ноябрем – не вариант.
– Стас, – тихо подозвал заместителя Ник. – Вы по делу пришли или как?
– Вас задержали – мы пришли, – пожал могучими плечами Конь. – Мы вас не бросим!
Вот спасибо, вот утешил! Ник криво улыбнулся. Сейчас он поедет на работу, а потом – в ресторан с Машей. Не на свидание, нет. Шпионские игры требуют соблюдения правил.
Ник попрощался со студентами, кажется, разочарованными тем, что он ходит на работу, будто простой смертный, и поспешил к метро.
* * *
В приемной на Машином месте сидела незнакомая престарелая девушка в феерическом наряде: красное, в белый крупный горох платье. И чалма такого же цвета. Глаза дива накрасила густо-синим, губы – алым, обвисшие щеки обильно припудрила. Ник лишился дара речи – впервые в жизни. Неземной облик красотки потряс его до глубины души. Он даже руку к груди прижал.
– Никита? – приветливо, красивым сопрано пропела дама. – Меня зовут Олеся, я Машу заменяю.
– Как – заменяете? – опешил Ник и тут же спохватился. – Очень приятно.
– А Маша приболела. Я вообще-то Пранова помощник, но нас в управлении две, напарницу оставила Леониду Ильичу, а сама – сюда. Я в таких случаях всегда Машеньку заменяю.
– А что с ней конкретно, не знаете?
Олеся виновато улыбнулась. Ник испугался, что «штукатурка» на ее щеках пойдет трещинами.
– Не знаю, Никита. Я человек маленький, винтик. Меня даже в управлении поедом едят – слишком мягкая. Так что я и не спрашивала. Мне сказали, что Машенька на больничном, а звонить ей я стесняюсь – побеспокою еще… – Олеся захлопала прозрачными глазами.
Ник поскреб в затылке и кивнул на дверь Реута:
– У себя?
– У себя, подожди, я предупрежу о тебе. – Олеся набрала внутренний номер и пропела в трубку: – Тимур Аркадьевич, к вам Никита Каверин… Да. Хорошо… Никита, Тимур Аркадьевич просит тебя зайти через полчаса, он занят.
Ник забрал у Олеси входящую документацию из Управления статистики и, нагруженный бумагами, отправился в свой кабинет. Здесь в отсутствие Ника побывала уборщица, навела стерильный порядок, и даже складывать письма на стол было боязно.
Первый документ оказался из АХО: Нику нужно было заказать канцтовары. Дальше шла подборка от статистов – очередная группа слишком пассионарных школьников. Ник задумался: а что с ними делают? Убивают во младенчестве? Перевоспитывают? Едят на завтрак?.. Этой информации не было в открытой базе. Возможно, что-то знала Маша, но она болела.
Ник набрал ее номер – с сотового, не со служебного телефона. «Аппарат выключен». Что за карма такая злая?! Сначала Пашка, теперь Маша, не хотят с ним разговаривать. С другой стороны, Маше может быть просто дурно. Ник отыскал ее домашний номер в справочнике и позвонил. Трубку никто не брал.
Неужели все настолько плохо, и Маша не в силах подойти к телефону?
Ситуация Нику не нравилась, сосредоточиться на документах не получалось. Он совершенно одинок в «Фатуме», у него нет единомышленников, зато высокий КП, будь он неладен, и «Фатум» играет с Ником в кошки-мышки.
Не только в погромах виновна корпорация. В этой стране ничего не делается без ведома «Фатума». Раньше Ник не верил в тайное правительство, теперь у него на руках оказались доказательства: «Фатум» велел вступить в ВТО – значит, вступим. «Фатум» велел не вмешиваться в события в ближневосточной стране – марионеточный президент кивнул.
Два вопроса: чего всемогущая организация хочет от Ника и каких гадостей ждать?
И третий: почему «Щит» до сих пор существует? По логике и законам, Ник с товарищами давно должен сидеть в тюрьме.
Пиликнул телефон, Олеся напомнила, что Тимур Аркадьевич ждет. Ник поднялся, распахнул окно, вдохнул чистый воздух, несколько мелких снежинок упали на лицо и тут же растаяли. Иллюзия свободы – ты волен выйти отсюда через окно на двадцать четвертом этаже.
Не дождутся. Ник покажет «Фатуму», что даже один человек – в поле воин. А «Щит» – далеко не один человек.
Ник не боится выступать против тайного правительства. Верит в то, что «режим Каверина» в итоге окажется лучше, несмотря на репрессии и войны. Огнем, огнем чистить этот мир…
Расправив плечи, он двинулся в бой.
* * *
По лицу Тимура Аркадьевича было понятно: у шефа неприятности. Вряд ли крупные, но настырные и, возможно, личные. Однако голос остался тверд, жесты – выверены и полны плохо скрываемого презрения. Формальные слова соболезнования («Сочувствую. Потерять друга – тяжкое испытание»), формальное приветствие, общие замечания о работе.
Ник слушал и напряженно прикидывал: откуда Тимур Аркадьевич знает про Артура? Конечно, Реут – первый человек в Москве после загадочного президента «Фатума», с которым Ник ни разу не встречался. Но интересоваться делами помощника настолько, чтобы быть в курсе личных трагедий?.. Или случайно увидел интервью?
Оставался еще очень, очень некрасивый и подлый вариант. Ник аж поморщился, проговорив его про себя: Маша. Маша, навестившая Ника в больнице, слила информацию. В таком случае стоит предположить, что документы, которые она принесла, выданы ему с ведома Реута. Изложена там правда или откровенная ложь – тоже хороший вопрос, надо как-то проверить. Лично встретиться с Машей. В глаза ей посмотреть. Адрес должен быть в корпоративном справочнике.
– Олеся – профессиональный секретарь, – вдруг сказал Реут. – Но допуска у нее нет, а у вас есть по второй форме. Значит, вам придется взять на себя функции моего помощника в этой части. Где у нас «первый отдел» знаете? Отлично. Порядок работы с секретными документами и документами ДСП вам Мария прояснила? Прекрасно. Тогда сегодня и начнем. Нужно составить требование на выдачу документа, вот его номер я вам записал. Составите, я подпишу, сходите к секретчикам.
– Хорошо, – растерянно кивнул Ник, припоминая, где и сколько раз он должен расписаться, в какого цвета папке с какими тесемками нужно нести бумажку и как вообще составлять требование от имени Реута.
Заметив его нерешительность, Тимур Аркадьевич осуждающе поджал и без того тонкие губы:
– Можете приступать.
– Тимур Аркадьевич, – решился Ник, – вы не знаете, что с Марией случилось?
– Взяла больничный, – сообщил начальник.
Ник понял, что больше ни слова из него не вытянет.
* * *
С оформлением требования в «первый отдел» пришлось помучиться, но результатом Тимур Аркадьевич остался доволен, служебку подписал и отправил Ника за документами. Подпись у Реута была довольно простая, Ник легко смог бы ее воспроизвести: не закорючка нечитаемая, которая обычно появляется у часто ставящих подпись людей, а четко, округлым каллиграфическим почерком выведенная фамилия «Реут».
Ник поблуждал по этажам и корпусам, прежде чем нашел нужный отдел. Здесь все было серьезно: стеклянные двери, вход по пропускам. Железные двери, охранник у них, вход по звонку. И кабинет секретчиков был отделен от коридора стальной перегородкой с маленьким окошком. Ник постучал, окошко отворилось, и в нем замаячило худое лицо бритого косоглазого типа лет пятидесяти. Тип смерил Ника взглядом-рентгеном:
– Кто такой?
Ник представился и обрисовал ситуацию.
– Понятно. Будем знакомы, меня Александр Владимирович зовут. Давай служебку. С порядком знаком? Сейчас я допуск твой проверю.
Ник сунул в окошко бумагу, и створка захлопнулась. Он остался в коридоре один, переминаясь с ноги на ногу. Бюрократия – самое мерзкое порождение современного общества. А в «Фатуме», естественно, она процветала. Минут через пять косой появился снова, выглянул из недр хранилища.
– Допуск в порядке. Значит, так. Берешь документ, проверяешь количество листов, смотришь, в порядке ли скрепляющий шнур и сургуч на нем, сверяешь номер и количество страниц по журналу, расписываешься за получение. Обратно притащишь, захвати Машин журнал учета, я в нем распишусь. Никому не показывать, никому, кроме Реута, документ не давать, самому даже не заглядывать. Здесь камеры повсюду, так что проявлять любопытство не рекомендую. По зданию перемещать в непрозрачной папке. Ага, прихватил ее? Хорошо. Понял? Расписывайся.
Ник проверил документ, обратил внимание на печати, поставил свою закорючку в журнале. Через каждую страницу полученного документа шел штамп «Секретно», красный такой, броский. Это чтобы копию не сняли. Ник спрятал бумагу в старую картонную папку, попрощался с Александром Владимировичем и отправился обратно.
На тех бумагах, что передала Нику Маша, штамп тоже стоял, правда немного другой: «Совершенно секретно», и серый – то были копии. Косоглазый предупредил, что повсюду камеры – как Маше удалось отксерокопировать? Неужели ее не поймали на горячем?
С неудовольствием и через внутренний протест Ник склонялся к мысли, что Маша таки действовала по указке Реута. И не только в том, что навестила Ника в больнице, как сама призналась, а во всем. Сегодняшнее несостоявшееся «свидание», возможно, было санкционировано руководством.
После работы Ник решил к ней заехать. Если по-прежнему не удастся дозвониться, то без предупреждения.
* * *
Тимур Аркадьевич изучил полученные документы и с трудом подавил желание сунуть их в измельчитель. Не было заботы – придумали вступление в ВТО. Это всё Главный. Он, как и другие руководители региональных подразделений, хочет управлять миром, жаждет глобализации. К сожалению, политические игры потянут за собой слияние филиалов, и потому в ближайшее время нужно организовать конференцию.
Главный ничего организовывать не будет – слишком высоко парит, проблемы людей его не волнуют. Все заботы лягут на московский офис и Тимура Аркадьевича. Встретить и разместить иностранцев. Найти переводчиков с соответствующим допуском по секретности. Заткнуть журналистов или слить им грамотно разработанную дезинформацию… Наконец, пережить несколько дней плотного и не всегда приятного общения.
Но хуже всего – увидеться с Главным и ему подобными.
Тимур Аркадьевич развернулся лицом к стене и посмотрел на фотографию красноармейца. В родном, до последней черты знакомом лице Тимур Аркадьевич черпал силы и поддержку. И жгучую ненависть к убийцам.
Предстоит пара очень, очень неприятных недель. Возможно, даже визит под Можайск, в резиденцию Главного, – одно это способно довести человека до депрессии. Не Тимура Аркадьевича, конечно, но все же. И для полного счастья – скандалы дома. Лена настойчиво требует любви и внимания, стала слезлива, сыплет упреками. Егор совершенно отбился от рук. Вчера вечером Тимур Аркадьевич не сдержался, отстегал наглеца ремнем, и шестилетний парень побежал жаловаться маме, чем спровоцировал новый скандал. Тимур Аркадьевич пригрозил Лене, что определит сына в кадетский корпус. Выслушал порцию воплей и пригрозил отправить Лену к маме. А потом грозить стало нечем.
Мысли о семье недолго занимали Реута. Он умел переключаться и сейчас, понегодовав несколько минут, сосредоточился на решении насущных проблем.
Ни о Маше, ни о Никите Каверине Тимур Аркадьевич в тот момент не думал.
* * *
Ник отыскал бухгалтера – Михаила Батышева, перебежчика из стана коммунистов, брата Анечки. Сейчас Михаил сидел напротив Ника в кафе – мужичок лет тридцати, пухленький, с отвисшими щечками, удивленными круглыми глазами, безвольной нижней губой, рыжеватый и белокожий. Ник пил кофе, Михаил – чай.
Конь как правая рука Ника присутствовал при переговорах, но сопливым слова не давали, и блондин молча потягивал пиво, машинально отправляя в рот гренки.
– Мы хотели попросить вас, Михаил, заняться финансами «Щита». – Ник положил перед толстяком выписку со счета. – Сегодня утром анонимный благотворитель передал нам большую сумму денег. Я рассчитываю, что ее хватит на аренду помещения и какую-нибудь поддержку студентам – многих исключили из вузов за связь с нами.
– Понимаю, – часто закивал Михаил. – Меня к вам сестра привела, Аня Батышева. Да вы же ее знаете! Не представляете, как я вам благодарен!
– К сожалению, ваш труд мы не сможем оплачивать.
– Конечно, конечно! Что вы! После того, что вы для нас сделали! Да и ради дела Революции… – Толстяк запнулся – понял, что ересь несет. – То есть ради справедливости! Ее торжества! Я, конечно, пока так… А позвольте глянуть подробнее, чтобы, значит, с налоговой…
– Наберите себе помощников из молодежи, – посоветовал Ник. – Вот Стас вам поможет. Всем, что в его силах, правда, Стас?
Конь подавился сухариком.
– Где офис будем искать? – Энтузиазм Михаила казался неисчерпаемым. – Кунцево подойдет? Я недалеко живу, недавно видел объявление… Впрочем, вы не беспокойтесь, я все сделаю. На сколько человек рассчитывать офис?
– На пятьдесят, – выдал заготовленный ответ Ник. И добавил специально для Коня: – Обстановка в стране неспокойная, все на соплях держится. В любой момент может рвануть, я чувствую, но доказать не могу. И тогда у нас должна быть база. Место, где мы соберемся. И откуда будем руководить нашими людьми.
Глаза Михаила нехорошо заблестели, Конь покраснел и налег на закуску.
Ник и правда не мог объяснить ощущение надвигающегося конца; более того, он чувствовал себя прекрасно, учитывая обстоятельства: не валялся в депрессии, не рыдал над Артуром, не оплакивал раньше времени Машу. Но был уверен: начатые дела нужно завершить как можно быстрее. Потом не до того будет.