Текст книги "Хроники бездны - 3 (СИ)"

Автор книги: Виктор Глебов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Сияние. Глава 5

Луговская проснулась из-за того, что услышала глухие удары. Поначалу они появились во сне и нарушили его мирное течение, затем звучали всё явственнее, но врач всё ещё думала, что грезит – пока не слетели остатки сна, и в мёртвой тишине не стало ясно, что гулкие удары доносятся откуда-то с территории базы.

Луговская лежала около двух минут, понимая, что должна встать и выяснить, что происходит. Осознавая, что рано или поздно ей придётся это сделать. И всё же оттягивая момент.

На базе остались только она и химик. Остальные были мертвы, и их останки хранились в герметичных контейнерах на складе. Значит, стучал Рудер. Но зачем?

Врач откинула одеяло и спустила ноги на пол. Нашарила тапочки. Встала и сделала несколько шагов по направлению к двери, потом вернулась и накинула халат. Подумав несколько секунд, достала из кобуры пистолет.

БУМ-М-М…

Луговская вышла из своего отсека в тёмный коридор. Нащупала рукой выключатель. На потолке вспыхнули тусклые лампочки, дававшие мало света – электричество по ночам переводилось в режим строгой экономии. Врач двинулась по коридору, пытаясь на слух определить, откуда доносятся удары.

БУМ-М-М…

Интересно, слышит ли их Рудер. Конечно, если они не его рук дело…

Со стороны комнаты охраны раздался странный звук. Луговская остановилась, сжав рукоять пистолета. Может, прежде всего зайти в отсек Рудера и разбудить его? Но комната химика располагалась с другой стороны базы, и идти до неё было дольше, чем до комнаты охраны. Странный звук повторился…

Врач колебалась меньше минуты. Держа оружие перед собой, она двинулась к комнате охраны.

Дверь в отсек была приоткрыта. Внутри горел тусклый свет.

Луговская чувствовала, как вдоль позвоночника стекает холодный пот. Ей казалось, что её учащённое дыхание должно быть слышно за километр, и она старались дышать тише, но не получалось.

Дёрнув дверь на себя, она замерла на пороге, целясь в спинку кресла, стоявшегоперед пультом управления.

Человек, сидевший в нём, развернулся, и Луговская с облегчением выдохнула: это был Рудер!

– Ты чего?! – нахмурился химик.

Врач опустила пистолет и вошла в отсек.

– Слышишь удары? – спросила она.

– Естественно. Поэтому я здесь. Хочу посмотреть, что там происходит.

– Где именно?

– На складе.

– Так это оттуда?

– Ясное дело.

– Ну, и? – Луговская подошла к мониторам, положила пистолет на стол и опёрлась обеими руками, глядя на изображение, транслируемое камерами. – Кто это?

– Хороший вопрос, – Рудер нажал увеличение, и экран заполнило лицо Щербина.

– Семён Михайлович? – врач не знала, что и думать. – Так он жив?

– Как сказать…

– Что ты имеешь в виду?

– Судя по всему, в течение последнего получаса он долбил стену склада молотком для образцов. И продолжает своё занятие с завидным упорством.

Лицо микробиолога ничего не выражало, кроме упрямой сосредоточенности.

– Похоже, он пытается выбраться, – заметил Рудер.

– А почему не введёт код и не откроет дверь?

– Хороший вопрос. Правильный.

Луговская бросила на химика непонимающий взгляд.

– Подумай, Марина. Почему человек, знающий, как выйти в дверь, этого не делает?

Врач медленно кивнула.

– Потому что это не он?

– Именно. Щербин умер, когда вещество вступило в контакт с его телом. Собственно, сначала он спятил, как Свен, а потом остекленел. Кстати, тоже, как Свен.

– Но Свен потом не ожил, – возразила Луговская, глядя на то, как ей руководитель проделывает в стене дыру.

– Потому что мы его разбили.

– Руслан тоже не ожил. Вон его контейнер, – Луговская протянула руку и показала на экране. – Закрытый.

– Да, Руслан остался там, где мы его оставили, – согласился с очевидным Рудер. – Но ты ж сама видишь: Щербин ожил и ломится к нам.

– Но почему?

– Похоже, Свен был прав. Это вещество живое. Может быть, не органическое, но в любом случае разумное. И оно действительно не терпит на планете другой жизни.

– То есть… Семён Михайлович хочет нас убить?

– Ну, вряд ли он сюда ломится, чтобы пожелать нам спокойной ночи. Думаю, вещество… решило, что так достанет нас быстрее. В смысле – здесь, на базе.

Луговская взяла со стола пистолет.

– Если ты прав… – проговорила она, – а мне кажется, что так и есть… Мы должны его остановить.

– Само собой. Вот только меня кое-что смущает.

– Выкладывай.

Рудер почесал щёку, бросил на врача неуверенный взгляд.

– Ну! – поторопила Луговская. – Не тяни. Он не будет долбить эту стену вечно.

– Почему Щербин не оттаял, как Свен? На складе нет излучения Гипериона. А вещество управляет телом нашего товарища. Более того, оно снова стало гибким.

– Остекленения нет, а контроль вещества сохраняется… – понимающе пробормотала Луговская. – Значит, чёртовы искры активны не только на свету Гипериона, как мы считали?

– Во всяком случае, если находятся в человеческом теле.

– Мы можем заразиться при контакте с Щербиным?

– Вот об этом я и думаю. Что скажешь? Ты же врач.

– Я лечу земные болезни. Да и это вещество не похоже на вирус.

– Но может действовать так же?

– Вирусы не превращают инфицированного в…

– Зомби? – подсказал Рудер.

– Вроде того.

– Я вот думаю: не оживёт ли таким же образом и Руслан?

– Вряд ли.

– Почему?

– Он был смертельно ранен, когда вещество проникло в него. А Щербин нет.

– Наверное, ты прав.

На мониторе было видно, как рухнула стена, и Щербин полез в пролом.

Химик встал и достал из кобуры пистолет.

– Всё, пора! – он взглянул на Луговскую. – Только без сантиментов, ладно?

– Постараюсь, – врач взяла оружие со стола. – Идём?

– Нет, пойду я, а ты останешься здесь и будешь говорить мне, где Щербин.

– Но…

– Я не хочу плутать по базе, пока он не шарахнет нас молотком. Или пальнёт из пистолета. А он вполне может найти оружие, прежде чем мы его встретим.

– По-моему, он идёт сюда, – проговорила Луговкая, глядя на экран.

– Вот и следи за ним, – Рудер надел портативный передатчик, поправил микрофон и вышел в коридор.

Врач включила общую связь.

– Слышишь меня? – спросила она негромко.

– Вполне отчётливо. А ты меня?

– Да. Щербин движется тебе навстречу. У него молоток.

– У меня пистолет. Думаю, я пока в выигрыше.

– Притормози, а то вы столкнётесь. Дай ему выйти на тебя.

– Я остановлюсь в начале этого коридора и буду его ждать. Когда он появится, успею сделать пару выстрелов.

– Хорошо. Он сейчас… погоди!

– Что такое?!

– Он свернул!

– Куда?

– К щитовой. Господи, он пошёл туда! Догони его, скорее! – Луговская сжала рукоять пистолета, готовая сама сорваться с места.

Она видела, как Рудер помчался по коридору: химик понял, чего опасается врач! Если Щербин доберётся до щитовой, то обесточит базу. Всё погрузится во тьму!

Луговская, не видя больше смысла оставаться в комнате охраны, выскочила в коридор и побежала что было сил. Вот один поворот, другой, третий. Осталось метров двадцать… Наверное, скоро она увидит впереди Рудера. Только бы успеть!

Лампочки на потолке мигнули и загудели. У Луговской внутри всё оборвалось. Она стиснула зубы, чтобы не закричать от надвигавшегося страха.

Свет погас. В одну секунду всю базу поглотила тьма.

– Бэн? – проговорила, остановившись, Луговская. Надо связаться с Рудером – вдвоём им будет легче справиться с Щербиным. Никто не ответил. – Бэн? – повторила она.

И только тут поняла, что забыла вставить в ухо передатчик.

***

«Ясон» медленно опустился на забетонированную площадку в полусотне метров от базы, издалека сильно смахивавшей на зарывшуюся в землю гигантскую черепаху.

– Мы на месте, встречайте, – проговорила Двоякова, глядя на экран.

– Дайте нам пять минут, – отозвался руководитель группы, которую предстояло сменить учёным, прибывшим на «Ясоне». – Мои коллеги одеваются.

– Вы пропустили несколько сеансов связи, – сказала Двоякова, давая знак своему помощнику включить охладители. – Что-нибудь случилось?

– Была небольшая поломка аппаратуры, – ответил Щербин. – Но теперь всё в порядке. Как долетели?

– Отлично.

К монитору протиснулся Вуденич, руководитель новой группы.

– Коллега, приветствую! – заговорил он, торопясь, пока Двоякова не попросила его из кабины. – Нашли на этой планете что-нибудь новое?

Щербин улыбнулся с явным сожалением.

– Увы, коллега. Ровным счётом ничего. Но, возможно, вам повезёт больше, – он на секунду отвлёкся, слушая кого-то, говорившего с ним по внутренней связи. – Мои коллеги выходят вас встречать.

– Мы открываем люк, – ответила, подвинув плечом Вуденича, Двоякова.

– Спасибо, – Щербин встал. – У нас всё готово к вашему прибытию. Уверен, вы не будете… – он мимолётно улыбнулся, – разочарованы. Добро пожаловать на Нереиду.

Последняя жертва. Глава 1

Будильник прозвонил в половине десятого. Монотонное пиканье заставляло просыпаться сразу, потому что выносить его у Андрея Резцова не было сил. Досадливо поморщившись, он протянул руку, взял часы и надавил одну из четырёх кнопок на корпусе. Звук тут же прекратился. Резцов откинул одеяло и спустил ноги на холодный влажный пол. Лето выдалось на редкость жаркое, и кондиционеры приходилось оставлять работающими постоянно. Окна запотевали, и жена регулярно протирала их мягкой тряпкой.

Резцов повернул голову и взглянул на неё. Юля спала, подложив под щёку ладони и приоткрыв рот. Светлые волосы частично закрывали её лицо, но один глаз всё равно был виден. Веко слегка подрагивало – Оля видела сон. Будильника она не слышала, и Резцов решил не будить её. В конце концов, на работу ей только к двенадцати, когда родители приведут детей в ясли, а дорога недлинная – всего-то спуститься на первый этаж небоскрёба, в котором они жили. Там, в лабиринте из парикмахерских, магазинов и прочего находились и ясли, куда Оля забирала с собой их собственного ребёнка – Катю.

Резцов встал и тихо прошёл, ступая босыми ногами по паркету, в соседнюю комнату, где спала дочка. Здесь работал аэратор: из прозрачного сопла толчками выбрасывались мельчайшие водяные брызги, отчего казалось, будто это не комната в центре мегаполиса, а поляна после дождя. Впечатление усиливали занимавшие всю стену фотообои, на которых были изображены кусты цветущей акации: на огромных белых цветах будто дрожали капли утренней росы.

Глядя на спящего ребёнка, Резцов испытал прилив щемящей нежности. Ему захотелось прикоснуться к мягким светлым волосам, но он знал, что это разбудит Катю, и сдержался. Когда в позапрошлом году она подцепила вирус Кальмиса, он едва не сошёл с ума. Казалось, всё кончено, и жизнь утратила смысл. Ему постоянно казалось, что Катя вот-вот умрёт, и он не отходил от её постели, прислушиваясь к прерывистому дыханию и судорожным хрипам. Но всё обошлось – слава Богу! – и теперь даже не хотелось вспоминать о том, что пришлось пережить в то время.

Резцов развернулся и быстро вышел из детской. На кухне зажёг свет и, подойдя к окну, приоткрыл тяжелые шторы с аляповатыми жёлтыми цветами. Выглянув на улицу, раздвинул их с тихим шуршанием.

Оля купила эти шторы на прошлой неделе в магазине на первом этаже, и, когда он вешал их, то едва не свалился с табурета: кот прыгнул на подоконник, и от неожиданности Резцов потерял равновесие. Он улыбнулся, вспоминая об этом, и открыл холодильник. Достал высокий узкий пакет, на котором было написано «Сок». Из сушилки над раковиной Резцов вынул стакан, открутил на пакете крышку и наполнил стакан до краёв. Опустошил в четыре больших глотка, сполоснул и поставил обратно. Его обычный завтрак. Теперь можно было принять душ и отправляться на работу.

Спустя двадцать минут, когда Резцов, одетый в кожаную куртку и плотные штаны из джерси, натягивал тяжёлые бутсы на рифлёной подошве, в прихожей появилась Оля.

– Ты позавтракал? – дежурно спросила она, зевая и прикрывая рот ладошкой.

– Конечно, – Резцов улыбнулся. – Как всегда. Ты же знаешь, я никогда не пропускаю.

– Молодец, – Оля подошла и поправила воротник куртки, хотя едва ли в этом была необходимость. – Не опаздываешь?

– Нет, – сказал Резцов, но всё равно взглянул на часы. – Ещё куча времени.

– Когда вы, наконец, поймаете этого выродка? – при этих словах лицо у жены стало озабоченным. – Меня Глаша и Маринка уже раз десять спрашивали, что мне им отвечать?

Резцов закатил глаза.

– Говори, чтобы детей не выпускали без присмотра на улицу, – сказал он, застёгивая молнию. Подмышкой ощущалась кобура с девятимиллиметровой «Береттой» на боевом взводе – доставай, снимай с предохранителя и стреляй. В кармане – две запасные обоймы.

– Будь осторожен, – серьёзно сказала Оля. – Я серьёзно!

– Знаю, лапочка, – Резцов быстро чмокнул жену в щёку. – Постараюсь!

– Обещаешь?

– Честное пионерское.

– Никогда ты не был пионером, – покачала головой жена.

– Ладно, мне пора. Постараюсь вернуться… ну, ты знаешь, – он открыл дверь и вышел на лестницу.

Оля встала на пороге.

– Я купила вчера два кило вырезки. Сегодня приготовлю, как ты любишь. Так что у тебя есть стимул не задерживаться.

– Вы с Катюхой – мой лучший стимул, – отозвался Резцов.

– Само собой. Ну, удачи! – кивнула Оля прежде, чем запереться.

Резцов спустился на лифте в подземный гараж и прошёл к своему «Джипу». Сняв его с сигнализации, влез в салон и покрутил настройки проигрывателя, выбирая подходящую композицию. Пятая симфония Бетховена лучше всего соответствовала его настроению, но он слушал её и вчера, и позавчера, поэтому остановился на «Нежности» Рахманинова. Надо было перебить то мрачное ощущение, которое всё сильнее овладевало им в свете последних неудач.

Прежде чем выехать из гаража, Резцов достал телефон, чтобы позвонить Свирину. Тот ответил через четыре гудка.

– Да, Андрей.

– Привет. Ты уже на месте?

– Нет, и не собираюсь.

Резцов нахмурился.

– В смысле?

– Тебе тоже в отдел не надо. Только что поступил вызов. Я выезжаю туда. Курникову уже позвонил, так что присоединяйся.

– Почему сразу мне не сообщил? – Резцов испытал приступ раздражения. В конце концов, именно он был начальником следственной группы, что бы ни мнил о себе Свирин.

– Просто не успел.

Чушь! Свирин просто хотел лишний раз продемонстрировать, что не считает себя подчинённым Резцова. Резкие слова уже были готовы сорваться с губ, но полицейский сдержался: не время, да и бесполезно. Отношения они выяснят потом, когда поймают Менгеле.

– Давай адрес, – со всей холодностью, на какую был способен, процедил Резцов.

Свирин, делая вид, что ничего не замечает, продиктовал название улицы и номер ближайшего дома. Резцов сбросил вызов, как только услышал последние слова. Завёл мотор и вывел «Джип» из гаража.

Машин на улице было мало, и полицейский втопил педаль газа, разгоняясь по ровному, как стрела, Ленинскому проспекту.

Свирина перевели к ним после объединения отделов, и тот сразу попытался качать права, но ему объяснили, что к чему, и он сделал вид, что всё понял. Но исподтишка продолжал давать всем вокруг понять, что стоит больше, чем все остальные. Большинство коллег его терпеть не могли, но некоторые, предвидя, что Свирин рано или поздно может пробиться и вылезти на руководящую должность, заискивали перед ним. Резцова тошнило от них даже больше, чем от Свирина, с которым приходилось работать бок о бок.

Однако пока он ехал, мысли о младшем следователе были постепенно вытеснены другими.

Того выродка, что вот уже шесть месяцев убивал жителей Петербурга, прозвали Менгеле – в честь фашистского доктора, проводившего чудовищные эксперименты над узниками Освенцима. Однажды, когда-то давно, Резцов видел чёрно-белые фотографии результатов его «науки», и они потрясли его до глубины души, но с тех пор, как в городе объявился монстр, которого полиции никак не удавалось выследить – и это при том, что жертв становилось всё больше, – Резцов понял разницу между пусть даже самым откровенным изображением и увиденным своими глазами. Вспоминая изуродованы тела, выброшенные на улицы, он сжал руль и стиснул зубы. Чего добивался этот безумец, какую цель преследовал?

Менгеле его прозвали не сразу. Только когда он начал потрошить своих жертв, рассекать органы, резать плоть на тонкие куски подобно сумасшедшему мяснику, экспериментирующему в приготовлении невиданного доселе блюда. Органы убийца складывал в брюшную полость, наскоро зашивал широкими стежками, а трупы оставлял на перекрёстках. Резцов знал, что патологоанатомы поступали порой так же, засовывая в тела даже одежду, и это выдавало в монстре, терроризирующем город, бывшего врача – как и профессионально проведённая вивисекция. Но в действиях выродка не было системы – он будто остервенело калечил и уродовал тела, причём почти всегда ещё живые.

А ведь поначалу он только отпиливал бензопилой головы. Первые восемь тел не были обезображены. Но кровожадность Менгеле росла, и он начал изгаляться, словно нарочно издеваясь над теми, кто пытался его изловить. Впрочем, головы он по-прежнему оставлял себе. Если он не закапывал их или не уничтожал каким-то образом, дома у него должна была собраться изрядная коллекция.

Резцов машинально провёл подсчёт: восемь обезглавленных, четверо выпотрошенных, двое умерли в результате сделанной инъекции. Что ввёл им Менгеле, установить до сих пор не удалось – вероятно, какую-то гремучую смесь собственного изобретения – но эффект был потрясающим: кожа свернулась и сползла, повиснув лохмотьями, плоть скукожилась, все мышцы были сведены судорогой, отчего тела приобрели просто чудовищные позы. Трудно было даже представить, какие муки перенесли несчастные прежде, чем испустить дух.

Справа показалась Чесменская церковь с остроконечными готическими башенками. Резцов смотрел на неё, пока не проехал мимо. Он не был в храме давно – больше года. Он не знал, почему так случилось, но больше он не испытывал потребности молиться. С недавних пор ему стало казаться, что Господь оставил этот мир, и это ощущение постепенно переросло в твёрдую уверенность. Возможно, у Всевышнего и был какой-то план, но потом что-то пошло не так, и он отвернулся от созданной им Вселенной – как ребёнок, в конце концов бросающий переставшую исправно работать игрушку.

Раньше он прежде всего ставил свечку перед Николаем Чудотворцем, но теперь знал: чудес не бывает. Просто иногда всё оборачивается не так плохо, как могло бы.

Резцов свернул на Фрунзе и направился в сторону проспекта Юрия Гагарина. Именно на этом перекрёстке и обнаружили новое тело. Что сотворил с трупом убийца на этот раз, можно было только гадать. Можно было, но совершенно не хотелось.

Жертвами Менгеле становились только дети от восьми до двенадцати лет. Мальчики, девочки – убийца никому не отдавал предпочтения.

Свирин считал, что он – педофил, но Курников, судебный медэксперт, выполнявший в отделе функции криминалиста, каждый раз проверял тела на признаки сексуального насилия и всегда отрицательно качал головой. Если дети и вызывали у преступника эротические фантазии, утверждать это было нельзя.

Резцов придерживался другого мнения. Он был почти уверен, что Менгеле выбирал детей определённого возраста, потому что они были физически слабее, и их можно было похищать с относительной лёгкостью.

Было известно, что он пользуется микроавтобусами, но всегда разными. Так он заметал следы, и получалось у него неплохо. Родители уже боялись выпускать детей на улицы. Чокнутый потрошитель действовал нагло и похищал своих жертв буквально из-под носа у взрослых. Конечно, речь не шла о тех, кто находился под непосредственным надзором – на детских площадках, например. Но казалось, что стоит отравить ребёнка в ближайший магазин или школу, и уже нельзя было быть уверенным в том, что он вернётся живой и невредимый. Менгеле был неуловим, как призрак, и это внушало ещё больший страх. Над городом нависла реальная угроза паники, и сдерживало её только то, что преступник продолжал «охотиться» в основном в Московском районе.

Некоторые родители вообще перестали пускать детей в школу, но таких всё же было мало. Большинство надеялись, что этот кошмар их не коснётся, и просто усиливали контроль за передвижениями своих чад. Находились и такие, которые утверждали, что надо лучше следить за детьми и возлагали всю вину на «нерадивость» родителей.

Резцов считал, что тот, кто умеет ждать и решительно действовать, всегда рано или поздно своего добьётся, и никакие меры не помогут. А Менгеле, безусловно, умел и то, и другое. Он действовал методично во всём, что касалось похищений и доставки трупов на места, где их должны были обнаружить, однако, ему, похоже, совершенно сносило крышу, когда он брался за скальпель. А в последнее время – ещё и за шприц. Тут им овладевало нечто невообразимое, и он превращался в кровожадное чудовище, в садиста, который не видел грани между нормой и самым страшным безумием!

Иногда Резцов с ужасом представлял, что жертвой выродка стала Катя. От этого всё внутри сжималось, и хотелось разорвать убийцу собственными руками. За одно только то, что он создавал такую возможность!

«Джип» выехал на перекрёсток, и Резцов остановился за пять метров до пространства, отгороженного жёлтой полицейской лентой. Свирин уже был здесь и распоряжался. В сторону приближающегося начальника он только взглянул и тут же отвернулся.

Патологоанатом тоже был тут. Он склонился над телом и ковырялся в нём какими-то блестящими в свете прожекторов инструментами. Проигнорировав присутствие Свирина, Резцов направился прямо к криминалисту.

– Здорово, – сказал он, присев рядом с Курниковым.

Тот повернул голову, взглянул на полицейского с обычным равнодушием и коротко кивнул. На то, в чём он ковырялся, Резцов старался не смотреть, потому что одного брошенного мельком взгляда было достаточно, чтобы понять: Менгеле постарался на славу. Не забыл ни про инъекцию, ни про вивисекцию.

– Менгеле не стоит на месте, – заговорил Курников, выдерживая подчёркнуто официальный тон. – Не скажу, что он обладает неудержимой фантазией, но повторяться он не любит. Я как раз обрезал нитки и вскрыл брюшную полость, чтобы заглянуть внутрь, но уже могу сказать, что органы снова сложены туда. Кроме того, сделана инъекция, однако, судя по вот этим пятнам и расширениям вен, – Курников ткнул пальцем в участки мёртвого тела, и Резцов невольно опустил глаза, – состав яда другой. Так что Менгеле продолжает экспериментировать. Такое впечатление, что он пробует то одно средство, то другое, и затем рассекает труп, чтобы посмотреть, что стало с внутренностями.

– Иногда и не труп, – заметил Резцов.

Курников покачал головой.

– Во всех трёх случаях, считая этот, жертвы погибли прежде, чем были выпотрошены. Это раньше он препарировал то живых, то мёртвых.

– Чего он добивается? – сглотнув, спросил Резцов, отрывая взгляд от скорченного и посиневшего тельца.

– Думаю, сначала изучал. Теперь экспериментирует.

– Хочешь сказать, у него есть план? Система?

Представить это было трудно, потому что все действия Менгеле выглядели совершенно хаотичными.

– Не знаю. Возможно, он просто ищет способы доставить максимум страданий. Хотя тут тоже есть место плану, верно?

– Если так, то у него получается всё лучше, – ответил Резцов.

Господи, ведь совсем недавно было время, когда казалось, что все эти ужасы канули в прошлое и не вернутся никогда! Цивилизация, гуманность, безопасность – эти слова были символами, практически богами нового мира. И вот теперь ужас возвращался, и нёс его всего один человек. Слуга хаоса, сокрушитель устоев, он напоминал своими действиями о хрупкости того мира, который оберегал Резцов и другие, ему подобные.

– Что со следами протекторов? – спросил полицейский.

– Не знаю. Мы только что приехали. Мои парни занимаются этим. Отчёт будет… часа через три. Надо закончить здесь.

Резцов встал с корточек и осмотрелся. Вокруг ограничительной ленты начинали собираться любопытные. Подошёл вразвалку Свирин. Кивнул, как ни в чём не бывало.

– Не думаю, что мы найдём что-нибудь полезное, – поделился он, заложив большие пальцы за ремень. У него была большая круглая голова, глубоко посаженные глаза впивались в лицо собеседника так, словно хотели проникнуть взглядом внутрь черепной коробки.

– Что с камерой наблюдения? – спросил Резцов, не глядя на подчинённого. – Где она установлена?

– А вон там, – Свирин ткнул коротким пальцем в сторону семиэтажного коричневого дома с тёмными окнами. – Под крышей.

– Взяли запись?

– Я позвонил в центр слежения и сказал, чтобы прислали нам в отдел.

– Хорошо, – Резцов с досадой взглянул на деревья, растущие вдоль проспекта Гагарина. Там камер, конечно, не было. И убийца мог уехать по дорожкам, оставшись незамеченным камерами слежения, и теперь нельзя было определить даже направление. А если он избегал перекрёстков, значит, снова улизнул.

– Я не могу понять, как он про камеры догадался, – проговорил Свирин, покачиваясь на каблуках дорогих кожаных ботинок. – Всё делалось тихо-мирно, не афишировалось.

– Увидел, значит, – мрачно отозвался Резцов. – Не телепат же он.

Когда стало ясно, что Менгеле выбрасывает изуродованные трупы только на перекрёстках, причём всегда на разных, было решено установить на каждом камеру видеонаблюдения. Конечно, не во всём городе, а только в Московском районе. Убийца обитал где-то в нём и территорию «охоты» расширять не спешил – наверное, опасался далеко отходить от своего дома.

Тогда казалось, что идея с камерами решит проблему – позволит вычислить потрошителя. Но вскоре стало ясно, что Менгеле знает про камеры и, хотя продолжает оставлять тела на перекрёстках, уезжает всегда так, чтобы нельзя было определить даже микрорайон, где он обитает. Микроавтобусы, которые он угонял и с которых снимал номера, можно было идентифицировать только по покрышкам, следы которых оставались на перекрёстках, но убийца не оставлял их на виду, и до сих пор не удалось обнаружить ни одного. Возможно, он прятал их в одном месте, и там уже было целое кладбище микроавтобусов. Резцов подозревал, что это не так, но, если бы удалось отыскать хоть один автомобиль, это значительно сузило бы территорию поиска логова Менгеле, потому что едва ли он перетаскивал свои жертвы далеко от микроавтобусов.

Полицейские проверили все подземные парковки, где преступник мог бы бросать использованные машины, но ничего подозрительного обнаружить не удалось. Иногда Резцову начинало казаться, что они ловят не сумасшедшего выродка, а призрак.

– Кто нашёл труп? – спросил Резцов. – Я хочу поговорить с…

– Никто не находил, – перебил Свирин. – Было слишком рано, люди ещё не выходили на улицы. О теле сообщили из Центра слежения. Они просмотрели изображения, транслируемые камерами, и увидели… это.

К перекрёстку подъехал фургон с оперативниками, которым предстояло обыскать всё вокруг в поисках улик, но Резцов сомневался, что это принесёт плоды: до сих пор Менгеле был предельно аккуратен. Конечно, никто не застрахован от ошибок, и, чем больше он убивает, тем вероятней, что рано или поздно…

От таких рассуждений хотелось завыть!

– Он никогда не остановится, – заметил Свирин, наблюдая за тем, как криминалисты упаковывают тело в пластиковый мешок. – Пока не сдохнет!

– Ты не спрашивал у Курникова, кто на этот раз?

– Девочка. Лет десять.

Резцов стиснул зубы. На смерти девочек он реагировал особенно болезненно. Наверное, потому что сам был отцом девочки.

– Что ещё мы можем предпринять? – продолжал разглагольствовать Свирин, глядя в сторону светившегося окнами небоскрёба, видневшегося за ближайшими домами. – Только ждать, что он сам даст нам ключ к тому, где прячется.

Казалось, он нарочно говорит о бессилии полиции, чтобы подначить Резцова. Тот привык к этой манере подчинённого, но здесь и сейчас, когда труп засовывали в машину судмедэкспертов, эта болтовня звучала особенно кощунственно.

Почему-то Резцов вспомнил, что у Свирина в позапрошлом году погибла вся семья – двое сыновей и жена. И ничего, вот он стоит как ни в чём не бывало и рассуждает о том, что нужно пустить всё на самотёк – глядишь, что-нибудь да выплывет. А ведь он на самом деле так не думает! Просто играет с Резцовым. А сам только и ждёт, что появится факт, за который он уцепится, чтобы обставить начальника и занять его место. А ещё лучше – обскакать.

– Не всё в жизни зависит от нас, – философски заявил Свирин, словно не чувствуя, как накаляется человек рядом с ним от его болтовни. – Думаю, мы все уже поняли это.

Резцов отвернулся и быстрым шагом направился к Курникову, снимавшему пластиковый комбинезон. Под ним обнаружился красный тренировочный костюм с лейблами известной фирмы.

– Почему тело посинело? – спросил полицейский, когда криминалист поднял на него взгляд.

Тот пожал плечами.

– Откуда же мне знать? Надо сделать анализы. Вероятно, обширная гематома, вызванная действием введённого в тело препарата.

– Вы определили ингредиенты той дряни, что он колол в предыдущие разы?

Курников свернул комбинезон и сунул в машину. Пригладил пятернёй волосы. От него пахло духами, причём довольно сильно. Наверное, когда всё время имеешь дело с трупами, начинаешь особенно ценить хорошие запахи.

– Определили? – повторил Резцов. – Я просил, и ты обещал.

– Определили. Всё это легко раздобыть в любой больнице.

– Но в них невозможно проникнуть просто так.

– Конечно, нет. Однако если запасы были сделаны заранее…

– С чего бы Менгеле стал запасаться?

– Понятия не имею.

Резцов задумался. Курников присел на крыло фургона и терпеливо ждал, сложив руки на груди. Наконец полицейский понял, какой вопрос должен задать:

– А у этих препаратов… ну, ингредиентов, долгий срок хранения?

– По-разному. А что?

– Какой самый маленький?

Курников почесал голову. Поморщился.

– Точно вот так с ходу сказать не могу, но думаю, около месяца.

Резцов не смог удержаться от торжествующей улыбки.

– И сколько таких в тех коктейлях, что он использовал?

– Три.

Значит, Менгеле не мог запастись этими препаратами! Он должен был раздобыть их где-то не раньше, чем месяц назад. У него есть доступ к медикаментам – это факт. Но откуда? Не работает же он в больнице? Нет, это было совершенно исключено. Тем не менее, он берёт где-то ингредиенты, из которых составляет свои адские зелья.

– Мне нужен список этих препаратов, – сказал Резцов. – Срочно! Для чего применяются и где хранятся сейчас. Мы располагаем такими сведениями?

– Я разузнаю, – пообещал Курников.

– Давай. И ни слова Свирину.

– Как скажешь, Андрей.

Резцов не сомневался, что криминалист не нарушит обещания и будет держать рот на замке, но он не был уверен в остальных экспертах из команды Курникова. Кто-то из них мог быть лоялен Свирину. Тогда долго скрывать шило в мешке не удастся.

– Я сам займусь этим, – будто прочитав мысли полицейского, сказал криминалист. – И пришлю тебе на электронный ящик.

– Спасибо.