Текст книги "Заговор против «Эврики». Брошенный портфель"

Автор книги: Виктор Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

X

Илья и Югансон прогуливались по улице Надыри. Они ждали машину, которая должна была доставить их в особняк Базегяни. Югансон нервно кусал губы.

– Я поставил на ноги всех своих людей, но никаких результатов. Тахминат официально заявил, что полицейских за моряком не посылал. Что сказать Миллеру, не знаю. Он страшно обозлится. Черт побери, из-за этого можно угодить на фронт. Миллер беспощаден.

– Я понимаю тебя. Неприятно, конечно, – поморщившись, сказал Илья. – Они использовали наш же метод. В Бендершахе моряка брали твои люди, переодетые полицейскими. Те, что освобождали, тоже одели своих в полицейскую форму.

Илья улыбнулся. Он знал, что действовал наверняка. В Иране свирепствовал полицейский террор. Форма полицейского наводила страх. Каждый ажан, не говоря уже об офицере, воспринимался как большой начальник. И конечно, уголовники, охранявшие моряка, не рискнули не подчиниться требованию полицейского капитана. Им и в голову не могло прийти попросить документы. Это было бы расценено как оскорбление и могло закончиться весьма печально. К тому же Ашум и Иса, как и многие иранцы, были неграмотны. Илья сомневался только, удастся ли друзьям Роушан быстро достать полицейскую форму и оружие. Но и с этим они быстро справились. Оружие у них было, а мундиры дали друзья-полицейские.

Югансон угрюмо покашливал.

– Не унывай, Эрих, найдется твой моряк, – приободрил его Илья.

– Он, пожалуй, уже в советском посольстве и для нас теперь недосягаем, – проворчал Югансон.

Подошел синий “форд”.

Через десять минут они были на конспиративной квартире Миллера.

– Слышали? Советы прислали иранцам еще одну ноту. Можно ждать вторжения в ближайшие дни, а мы еще не закончили приготовлений к перевороту, – этими словами встретил их взволнованный Миллер. Он был один, Канарис уже возвратился в Берлин.

– Мы знаем о ноте, – сказал Илья.

– Готовы ли вы пустить в ход механизм по уничтожению намеченных объектов?

– Вполне готовы, – ответил Югансон.

– Ваша операция приобретает исключительно важное значение. От вас зависит многое. Надо быть готовыми в ближайшее время вместе с Киреевым выехать на север и ждать там моего приказа. Как только в Иран вступит первый большевистский солдат, взрывайте мосты и тоннели. Помогает ли вам Киреев?

– Он очень нерасторопен, – ответил Югансон.

– Это я за ним тоже замечал. Почаще контролируйте его.

– Герр подполковник, я хочу доложить вам, как обстоит дело с моряком, – нерешительно проговорил Югансон. Его совсем нельзя было узнать, он был словно пришибленный. Куда девался его апломб, бас.

– Очень кстати, Югансон. Меня это интересует. Я давно хотел спросить, как идут с ним дела. – Миллер повернулся к Илье: – Вас, Шульц, я не задерживаю. Вы можете ехать отдыхать.

Илья поклонился и вышел.

Из особняка Светлов выехал на том же “форде”. В центре города он вышел из автомобиля и пешком направился домой.

Шел он медленно, углубившись в свои мысли. Трудная перед ним стояла задача. Надо было сорвать задуманную немцами диверсию и сделать это так, чтобы остаться непричастным к этому в глазах немцев. События разворачивались с исключительной быстротой. Не прошло и двух недель, как он говорил с адмиралом Канарисом, и тот поручил ему подготовку диверсии, и вот настало время осуществлять намеченный план. Илья умело использовал медлительность Киреева и не торопил его. Югансон совсем устранился от участия в подготовке диверсии: он не верил в возможность вступления в Иран советских войск. Но надеяться на то, что Киреев по своей медлительности, а Югансон по беспечности сами провалят операцию, нельзя, нужно помочь им в этом.

Шагая по улице, Илья обдумывал детали своего контрплана. По дороге попалось полупустое кафе. Илья зашел, заказал чашку кофе и набросал сообщение в Москву. Он информировал о подготовке диверсии и сообщал, что думает предпринять для срыва фашистского плана. Из кафе Илья направился в гараж, в котором обычно брал машины напрокат. Взяв легковой “студебеккер”, поехал в сторону Шимрана (дачная местность близ Тегерана) у подножия Демавенда. Недалеко от шоссе был тайник, в котором хранилась рация.

Выехав из города, Илья заметил, что за ним неотступно следует “бьюик”. Сильная новая машина не пыталась обогнать его изрядно потрепанный “студебеккер”, словно водитель “бьюика” умышленно сохранял определенную дистанцию. Сидевший рядом с шофером пассажир то и дело выглядывал в окно. Светлову показалось, что из “бьюика” ведут наблюдение за ним. Он остановил свою машину, вылез, наклонился над колесом, не сводя глаз с преследователей. “Бьюик” свернул с шоссе, скрылся за деревьями.

Илья знал – дороги там нет, значит, в “бьюике” сидят и выжидают. Это еще больше встревожило его. Похоже, что за ним следят. Неужели он допустил неосторожность? А может, просто иранская контрразведка в целях “профилактики” установила за ним наблюдение? Илья досадовал: задерживалась передача сообщения в Москву. Делать было нечего. Он снял колесо и поставил запасное. “Бьюик”, урча, выскочил из-за деревьев и помчался по шоссе. Пронзительно заскрипели тормоза. Над Ильей наклонился человек. Пахнуло спиртным.

– Не надо ли помочь?

Илья глянул на него – типичный прожигатель жизни. Скользнул глазами по машине. За рулем сидела сильно накрашенная блондинка.

– Спасибо. Лопнула камера, но я уже сменил ее, – ответил Илья.

– На этом огненном асфальте камеры трескаются без конца, – сказал иранец. Он уселся рядом с блондинкой, осоловело посмотрел на нее. – Илья облегченно усмехнулся – иранец даже не сообразил, что сейчас вечер и асфальт давно остыл. – Поедем, Хазри, – сказал он своей даме. – Я знаю, там дальше есть укромное местечко…

Выждав, когда “бьюик” скрылся из виду, Илья повел машину дальше. В знакомом месте свернул с шоссе, погасил фары. Оставив машину в роще, пошел пешком. У каменного моста через высохшую речку, где уже никто не ходил и не ездил, он остановился, оглядевшись, вынул из углубления в устое моста тщательно завернутую рацию “телефункен”, распаковал ее и настроил на нужную волну. Посмотрел на часы. До сеанса – пять минут. Илья встал и осмотрелся. Кругом ни души. Мост стоял в лощине, прикрытой рощицей, его было не видно с шоссе. Илья отстукал сообщение. Выждал, слушая писк морзянки. Его поблагодарили и дали указание – поддерживать в дальнейшем связь со специальной группой, которая находилась на советско-иранской границе. Илья повторил про себя ее координаты. Спрятав рацию, он вернулся в город и, оставив машину в гараже, пошел домой.

Несмотря на поздний час, Али не спал. Он пытливо посмотрел на хозяина. Агаи Зульцер что-то очень озабочен. Куда-то уходит, а возвращаясь, сидит молча, много думает. Али был убежден, что за всем этим кроется женщина. Наверно, арбаб скоро женится. На ком же? Али вспомнил, что господин Зульцер часто посылал с ним букеты цветов в дом Сафари. Все понятно – у Сафари красивая дочь. Али взгрустнулось. Как-то отнесется к нему хозяйка? А вдруг придется уходить от агаи Зульцера? Али будет жаль потерять такого арбаба. Али вспомнил, как агаи Самуэль помог ему, когда болела жена; помог арбаб и тогда, когда Али выдавал дочь замуж. Не будет больше такого хорошего места. Чем больше думал Али, тем ему становилось грустнее.

На следующий день Илья должен был встретиться с Гутманом. Придет ли этот прощелыга? Удастся ли его обезвредить? Пока придется пустить в ход деньги.

Перед тем как лечь в постель, Илья просматривал вечернюю газету. Аршинный заголовок ударил в глаза:

“ЗАГАДОЧНОЕ УБИЙСТВО

Рабочие ремонтировали шоссе Тегеран – Пехлеви. Один из них уронил в ущелье лопату. Спустившись вниз, он увидел на крутом обрыве, среди густой зелени, лежащего человека. Заподозрив неладное, рабочий окликнул его, но тот молчал. Рабочий подполз к нему и обнаружил, что он мертв. Неизвестный был убит двумя выстрелами в голову. Была вызвана полиция. Как установлено, убийство совершено несколько дней тому назад. Никаких документов при убитом не оказалось. В карманах обнаружено лишь около пятидесяти туманов. Владелец чайханы, расположенной недалеко от места происшествия, и завсегдатаи этого заведения опознали в убитом эмигранта из России, который три дня провес в чайхане, направляясь, по его словам, в поисках работы с севера страны в столицу. По мнению полицейких органов, здесь скорее всего имеет место убийство по политическим мотивам. Об ограблении не может быть речи, поскольку убитый был беден, да и те деньги, которые он имел, оказались при нем. Убийцы их не взяли. За два дня перед тем как покинуть чайхану, где этот эмигрант увлекся курением опиума, он встретился с проезжавшим в Тегеран иностранцем. Иностранец, видимо, дал эмигранту денег, так как до этой встречи тот не имел ни шая. Иностранец был на машине марки “оппель”, серого цвета. К сожалению, никто из видевших его не обратил внимания на номер машины. Но, по мнению полиции, разыскать этого иностранца не составит особого труда. Когда эмигрант вернулся в чайхану, хозяин спросил его, с кем он разговаривал. Эмигрант махнул рукой и ответил: “Это мой земляк”. Дальнейшее расследование продолжается”.

Подробные отчеты о ходе следствия будут помещаться только в нашей газете”.

Илья в эту ночь долго не мог заснуть. Гутман убит. Кто и зачем это сделал? Скорее всего немцы рассчитались с ним за отказ выполнить их задание, а может быть, его убили собутыльники из чайханы. Смерть Гутмана не избавляла Илью от угрозы провала. Полиция действительно может пойти по ложному следу и заняться розыском иностранца, установить его, начнут проверку, которая может закончиться трагически.

На следующий день Илья, проснувшись рано утром, включил стоявший у кровати приемник, настроил на Москву. Передавалась советская нота иранскому правительству.

“…Советское Правительство, руководствуясь чувством дружбы к иранскому народу и уважением к суверенитету Ирана, всегда и неизменно осуществляло политику укрепления дружественных отношений между СССР и Ираном и всемерного содействия процветанию иранского государства”, – чеканил диктор слова советской ноты, приводя конкретные факты дружелюбия со стороны Советского Союза, выразившегося в отмене в 1918 году всех соглашений, которые в каком бы то ни было отношении ограничивали или стесняли права иранского народа на свободное и независимое существование.

Диктор привел слова ноты о том, что Советское правительство аннулировало все платежи Ирана по царским обязательствам, прекратило всякое вмешательство в доходы Ирана, полностью отменило унизительную для Ирана и несовместимую с принципом его государственного суверенитета консульскую юрисдикцию, согласно которой на дела российских граждан в Иране не распространялась компетенция иранских судов.

Далее перечислил целый ряд предприятий, безвозмездно переданных Ирану, – железные и шоссейные дороги, сооруженные на территории Ирана Россией, привел факты содействия экономическому развитию Ирана, в результате чего Иран получил возможность широкой организации некоторых важнейших отраслей своего хозяйства.

“Однако, за последнее время и, особенно с начала вероломного нападения на СССР гитлеровской Германии, – продолжал диктор, – враждебная СССР и Ирану деятельность фашистско-германских заговорщических групп на территории Ирана приняла угрожающий характер. Пробравшиеся на важные официальные посты более чем в пятидесяти иранских учреждениях германские агенты всячески стараются вызвать в Иране беспорядки и смуту, нарушить мирную жизнь иранского народа, восстановить Иран против СССР, вовлечь его в войну с Советским Союзом. Агенты германского фашизма вроде фон Радановича, Гамотта, Майера, Вильгельма Сапова, Густава Бора, Генриха Келингера, Траппе и др., прикрываясь своей службой в разных германских фирмах (АЕГ, Феррошталь, Гарбер, Ортель, Лен, Шихаду), в настоящее время дошли до крайних пределов в своей подрывной работе по организации диверсионных и террористических групп для переброски в Советский Азербайджан, а раньше всего, в главный советский нефтяной район – Баку, и в Советский Туркменистан, с одной стороны, и по подготовке военного переворота в Иране, с другой”.

Затем диктор перечислил конкретные факты преступной деятельности немецкой агентуры в Иране и напомнил, что иранское правительство было трижды предупреждено, однако ничего не сделано для пресечения произвола гитлеровцев.

“Вследствие этого Советское Правительство оказалось вынужденным, – продолжал диктор, – принять необходимые меры и немедленно же осуществить принадлежащее Советскому Союзу, в силу статьи 6-й Договора 1921 года, право – ввести временно в целях самообороны на территорию Ирана свои войска”.

Илья вскочил с кровати, быстро оделся. Али принес утренние газеты. Илья даже не дотронулся до них. Слуга удивленно смотрел на своего хозяина. За дверью послышались торопливые шаги. Запыхавшись, вбежал Югансон.

Как только слуга вышел, Югансон спросил:

– Ты уже слышал? Большевики вторглись в Иран. Нам приказано немедленно выехать на место и приступить к операции.

Илья быстро собрался, и они пошли в гараж. Оттуда на “оппеле” заехали к Кирееву и втроем помчались на север.

Навстречу, сигналя, неслись автомобили, груженные чемоданами, узлами, свертками.

Киреев забился в угол машины и молчал.

– Бегут. Не успели даже собраться как следует. Есть, наверное, причины не встречаться с большевиками, – пробасил Югансон.

Илья с облегчением подумал, что сейчас иранской полиции будет, конечно, не до убийства какого-то эмигранта. Опасность несколько отдалилась.

В охотничьем домике Дохуды собрались Югансон, Светлов, Киреев, Дохуда, Курбан и Реза.

– Вам, Киреев, с Курбаном и Резой надо выехать в Миане и начать операцию. Я и Мартин Бабах пока останемся здесь, – приказал Югансон.

– Но красные уже давно перешли границу, я могу столкнуться с ними. Зачем же лезть им в пасть, – возразил Киреев.

Курбан и Реза согласно закивали головами.

– Мы будем похожи на баранов, которые сами пришли на бойню, – заметил Курбан.

– Болваны! Для достижения такого сходства вам не надо ходить на бойню, – прошипел разозлившийся Югансон.

Курбан и Реза понуро молчали.

– Лучше начать с тех объектов, что ближе к Тегерану, – предложил Киреев. – Ведь взрывчатка по местам еще не развезена.

– Как? Вы еще не развезли взрывчатку?! – вскипел Югансон. – Это предательство! Мы ничего не успеем сделать.

– Позвольте, позвольте! Вам было известно о том, что взрывчатка пока на складе. Никаких указаний вы нам не давали, – пытался оправдаться побледневший Киреев.

– Какие еще указания? Вы сорвали операцию! – Югансон повернулся к Илье: – Разоружить и арестовать!

Светлов отобрал у всех троих пистолеты, втолкнул Киреева и контрабандистов в чулан.

– А вы, агаи Дохуда, достаньте несколько машин для переброски взрывчатки.

– Пойду и сделаю все возможное, – сказал Дохуда и вышел.

– Я свяжусь с Тегераном, расскажу об обстановке. Нам придется действовать вдвоем. – Светлов вышел вслед за Дохудой.

Вскоре он вернулся.

– Ничего не получилось. Тегеран молчит.

– Я сейчас попытаюсь связаться сам!

– Не надо, Эрих, скоро время нашего очередного сеанса с Тегераном, тогда и поговорим. Пока русские не пришли, выведем из строя наиболее важные объекты. Давай возьмемся быстрей за дело.

Югансон заколебался. Чувствовалось, что ему не хотелось делать все самому.

– А может быть, освободим тех? – кивнул он на чулан. – Пусть помогут нам, – нерешительно предложил он. – Чтобы не терять времени, пошлем Киреева с Курбаном и Резой за взрывчаткой, она недалеко, хранится на бакалейном складе фирмы “Краузе и сын”.

– А где гарантия, что Киреев не предатель? Надо посоветоваться с Тегераном, – возразил Илья.

Югансон угрюмо проворчал:

– Теперь Миллер рассчитается со мной за все. Припомнит и моряка.

Они сидели, курили сигарету за сигаретой, оборачиваясь иногда на стук из чулана, где бесновались Курбан и Реза. Контрабандисты требовали увезти их отсюда, так как скоро должны появиться красные.

Югансон успокаивал их: вот свяжется с Тегераном и получит оттуда указание. Арестованные на некоторое время утихали, а потом опять поднимали крик.

Наступило время сеанса с Тегераном. Светлов поехал на “оппеле” к дому в поместье Дохуды, где находилась рация.

– Смотрите, смотрите, русские! – встретил его испуганный Дохуда, который ждал там машины. Он потащил Илью к окну, из которого был виден коттэдж, где находился Югансон с задержанными.

Советские военные вывели Киреева, Югансона и контрабандистов и направились с ними к небольшой рощице, сквозь листву которой серебрился самолет.

Реза, обычно не хромавший, сильно припадал на раненную когда-то ногу и держался за руку Курбана. Оба еле брели, десантники все время торопили их. Югансон, наоборот, шел быстро и, размахивая руками, что-то взволнованно говорил своим конвоирам. Киреев несколько отстал от остальных с офицером, который командовал десантом.

– Смотрите, он беседует с русским офицером, как со своим, – заметил Дохуда.

– Киреев же русский.

Дохуда повернулся в сторону Ильи с таким видом, будто только что узнал, что Киреев русский.

– Это его работа… Он дал знать русским, – разволновался Дохуда.

Илья пожал плечами. Десант прибыл по его сигналу. Когда Илья ходил связываться с Тегераном первый раз, он сообщил находившейся поблизости советской специальной группе, где находятся диверсанты.

– Что делать? Что делать? Русские солдаты у меня в имении, – метался Дохуда.

– Войска не могли продвинуться так быстро. Это просто десант. Его вызвал, наверно, Киреев. Он – предатель. Десант прибыл на самолете и с задержанными вернется обратно.

Дохуда немного успокоился.

– Сейчас займусь подготовкой к отъезду, а то придется все бросать на волю аллаха.

Илья связался с Тегераном и сообщил, что Киреев сорвал операцию, основные участники ее захвачены советским воздушным десантом, а ему с Дохудой удалось случайно спастись. Светлов высказал предположение, что Киреев предатель и десант вызвал именно он. Миллер тут же передал указание бросить все и выбираться из тех мест.

Укрыв рацию, Светлов выехал в Тегеран.

Рано утром Илья был уже в Тегеране. Город выглядел необычно. Несмотря на часы “пик”, на улицах не чувствовалось суеты. Автомобили проезжали будто медленнее, фаэтоны еле тащились, многие магазины были закрыты. Прохожие, вместо того чтобы, как всегда, не обращая внимания друг на друга, торопиться каждый по своему делу, собирались группами и обсуждали волновавший всех вопрос – вступление советских и английских войск.

Илья, переходя от группы к группе, прислушивался к разговорам. Много было разных толков и предположений, но общим оставалось мнение, что правители страны находились по существу в плену у немецких фашистов.

Какой-то толстяк, размахивая связкой огромных ключей, видимо от лавки, старался своим зычным голосом перекричать всех.

– А почему некоторые наши деятели попали в объятия немецких фашистов? Надо понимать, господа. Их на это натолкнула ненависть к английским угнетателям. Несколько веков они наживаются на нашей нефти, грабят нас.

Но торговца мало кто слушал. Стоявший рядом с ним широкоплечий и высокий мужчина в форме чиновника почтового ведомства спокойно, но таким густым басом, что сразу заглушил все остальные голоса, сказал:

– Правда, на нашу землю вступили иностранные войска, русские и английские, но в этом есть и хорошая сторона – войны на иранской земле не будет, а пойди мы за немцами, наша земля содрогалась бы сейчас от разрывов бомб, горели бы города и села.

Раздался одобрительный гул голосов.

Илье надо было условиться с Миллером о встрече. Он вышел на Лалезар и направился к большому магазину, где, как он знал, имелся телефон. Автоматов на улицах не было. А в этом магазине телефон был в будке, и свободно можно было назвать нужный номер.

В магазине Илью знали. На его приветствие хозяин и продавцы ответили почтительными поклонами.

– Говорит Зульфугери, – сказал Илья, узнав в ответившем по телефону Миллера. – Могу ли я вас видеть сегодня? – спросил он по-немецки. Называть свою фамилию или фамилию Зульцер было бы неосторожно, телефонный разговор могли подслушать.

– Приезжайте к девяти вечера, – ответил Миллер и повесил трубку.

Это означало, что без четверти девять у памятника Саади Илью будет ждать синий “форд”, который и доставит его в особняк Базергяни.

Как отнесется к нему Миллер после срыва операции? Поверит ли этот опытный разведчик тому, что он станет рассказывать? Все это беспокоило Илью. На встрече с Миллером должно определиться, достаточно ли чистым выходит он из этой операции. Правда, у Ильи был свидетель Дохуда, которому немцы верили.

Вечером Илья пришел на условленное место. Там его ожидал синий “форд”.

Невысокий, сухой, Миллер на этот раз показался Илье ниже и худее обычного. Он был взволнован и долго сокрушался, что не сумел разобраться в Кирееве. Миллер рассказал, что несколько часов тому назад в Тегеран, спасаясь от красных, приехал Дохуда.

– Он говорит, что как только появились большевистские части, они сразу захватили наши склады с взрывчаткой и оружием, Дохуда видел, что красноармейцев, обнаруживших склады, сопровождал Киреев.

“Они взяли Киреева с собой, чтобы отвести подозрение от меня. О местонахождении складов наши знали давно, им незачем была помощь Киреева, – с удовлетворением подумал Илья, – приезд Дохуды как нельзя более кстати”.

Миллер снял пиджак, бросив его на спинку кресла. Садясь, он сказал:

– Русские опередили нас. Через три дня должен был состояться переворот, который готовили мы, и тогда все пошло бы по-другому. Как только вступили русские и англичане, кабинет Али Мансура сам подал в отставку, а новое правительство во главе с Форуги тут же отдало приказ своим вооруженным силам воздержаться от сопротивления русским и английским войскам. Подвело нас неверие в то, что русские могут вторгнуться в Иран. Смотрите, вошли и английские войска. Англичане сумели все-таки договориться с большевиками. Нас застали врасплох.

Миллер встал, надел пиджак и, опускаясь в кресло, продолжал:

– Все-таки жаль, что не удалось поднять в воздух намеченные объекты. Хотя новое иранское правительство и отказалось от сопротивления, надо было бы насолить русским.

Илья считал свою миссию в Иране законченной. Теперь неплохо бы вновь возвратиться в Берлин. Советской разведке важно было иметь своего человека в центральном аппарате абвера. Поэтому, выждав, когда Миллер кончит сокрушаться, он сказал:

– Не думаете ли вы, что мне теперь небезопасно оставаться в Иране? Киреев может разыскать меня и выдать русским.

– Пожалуй, это так. А жаль. Если бы не Киреев, вы могли бы со своим швейцарским паспортом свободно остаться. Ведь всем германским подданным придется уезжать.

Миллер встал и снял пиджак. От волнения его бросало то в жар, то в холод.

– Если последует указание, я рискну, – предложил Илья.

Подумав немного, Миллер предложил:

– Давайте запросим адмирала Канариса.

Через два дня Светлов получил указание возвращаться в Берлин.

С тяжелым сердцем он шел к Роушан.

– Я получил указание фирмы немедленно возвратиться в Швейцарию, – сказал он ей.

Она удивленно смотрела на него.

– Но почему? У тебя здесь много незаконченных дел.

– Видимо, хотят выяснить обстановку, которая сложилась в Иране в связи с вступлением союзных войск. Не помешает ли это дальнейшим коммерческим предприятиям.

Роушан тяжело опустилась в кресло. На глазах у нее заблестели слезы.

Илья жалел, что не может сказать Роушан правду. Если бы она знала, для чего это делается, то отнеслась бы к его отъезду спокойнее.

– Я напишу тебе из Швейцарии, – пытался утешить ее Илья.

Роушан молчала, устремив неподвижный взор куда-то в пространство.

– У меня такое предчувствие, что мы никогда больше не увидимся, – сказала она и обняла Илью.

Он не стал ее разубеждать. Ему не хотелось продолжать говорить неправду.

В Швейцарии Илья явился в фирму “Барони”. Отто Крамер встретил его, как хорошего знакомого.

– Добираться до Германии придется нелегально. В Берлине считают, что швейцарский паспорт вам еще понадобится, а если в нем будет отметка о поездке в Германию, это снизит его ценность, – сказал он.

– Как же мне быть? – спросил Илья.

– Надо вернуть документы в паспортное бюро. Побудьте несколько дней в конторе, а потом возвращайтесь тем же путем, каким и приехали из Германии. Таковы указания Берлина.

Илья составил отчет для фирмы, написал два письма Роушан. В последнем сообщил, что его срочно командируют в США. Оформив документы в паспортном бюро, Илья выехал в Цюрих к Генриху Гелю. Гель, как и прежде хозяин хутора Бенц, поздно ночью перевез Илью через Рейн на германский берег.

На хуторе Бенца Светлова ждал младший офицер абвера. Он привез ему форму и документы. Илья переоделся и, не дожидаясь рассвета, выехал на машине в Мюнхен, чтобы пересесть там на берлинский экспресс.