Текст книги "Судьба разведчика: Книга воспоминаний"

Автор книги: Виктор Грушко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

Тем не менее председатель КГБ Крючков в 1991 году представил Горбачеву материалы, свидетельствовавшие о том, что американцы рассматривали в качестве своего агента ни много ни мало Александра Николаевича Яковлева, недавнего члена политбюро и бывшего посла в Канаде. Крючков лично доложил Горбачеву суть дела и запросил санкцию на проведение оперативного расследования с целью перепроверки сведений. Президент не нашел ничего лучшего, как поручить руководителю органов госбезопасности лично переговорить с Яковлевым! Приказ есть приказ. Яковлев, который был ознакомлен с докладной запиской президенту, не смог сказать ничего вразумительного. Ему было дано время подумать. И ничего не случилось! Яковлев сохранил свои посты. Расследование было прекращено. Подробнее об этом написал В.А. Крючков в своей книге «Личное дело».

Наряду с этим американцы, конечно, поддерживали строго секретные контакты с классической агентурой, добывавшей информацию. Разоблачить шпиона полностью, то есть заставить его предстать перед судом, является чрезвычайно сложной задачей. Подозрения и даже уверенность, основанная на оперативных данных и профессиональных оценках, в счет не идут. Правовой и политический климат в конце 80-х годов требовал, и это нормально, веских и доказательных улик для вынесения судебных решений. Иначе можно было легко втянуться в процессы типа «дела Люгрен» или того хуже. С другой стороны, как в случае с Гордиевским, нельзя было опаздывать. Я убедился, что мой опыт разведывательной работы за рубежом дает на новой должности немалые преимущества. То, что я сам выявлял за собой слежку и мог, уйдя из-под контроля местных спецслужб, организовать встречу с агентом для приема секретной информации, позволяло мне предвосхищать некоторые действия иностранных разведчиков в Советском Союзе, вскрывать их замыслы и намерения.

Особенно это касалось резидентуры ЦРУ, действовавшей под прикрытием американского посольства в Москве.

Мы обратили внимание на то, что сотрудники ЦРУ проявляли особый интерес к вербовке научных работников, занимавшихся созданием новых типов вооружений и разработкой современных технологий военного назначения, таких как системы управления ракетами. Определенных результатов американцы добились. Я ужаснулся, узнав, насколько хорошо США были осведомлены о деятельности наших закрытых научно-исследовательских учреждений.

Со своей агентурой американские разведчики работали зачастую через тайники, максимально ограничивая личные встречи. При выходе на операции, чтобы запутать наружное наблюдение, они широко пользовались гримом, масками и париками. Разведчик-дипломат посольства США плотного телосложения выезжал, например, на встречи на автомашине в женской одежде.

Незадолго до моего назначения начальником Второго главного управления ряд американских разведчиков были задержаны контрразведкой с поличным во время проведения шпионских операций. Большинство из них – Стомбауг, Сайтс, Аугустенборг – работали под дипломатическим прикрытием. Но были и разведчики-журналисты. Все они, естественно, были высланы из страны.

Одновременно были разоблачены и советские граждане, которым предъявили обвинения в измене Родине. В течение короткого времени было арестовано около 30 агентов ЦРУ и спецслужб других государств. Удалось предотвратить более 120 попыток передачи за рубеж секретной информации. Одним из агентов оказался ведущий инженер Министерства радиопромышленности Толкачев, передававший американцам сведения о системах управления ракетами и самолетами. На специально открытый для предателя банковский счет в США американцы переводили огромные суммы в долларах. Толкачев нанес советским вооруженным силам ущерб в миллиарды рублей, которые в то время были отнюдь не «деревянными».

О полученной от Толкачева информации из ЦРУ писали: «Ваши сведения являются бесценными. Их отсутствие было бы тяжелым ударом для нашего правительства». Предатель был приговорен к расстрелу.

Другой фигурой, на разоблачение которой было потрачено немало усилий, являлся руководящий работник Главного разведуправления Министерства обороны генерал-майор Поляков. Среди арестованных и понесших суровое наказание агентов оказался сотрудник Московского управления КГБ Воронцов, снабжавший американцев конфиденциальной информацией об оперативной работе КГБ по резидентуре ЦРУ в Москве. Институт США и Канады АН СССР лишился одного из своих научных сотрудников Поташева, оказавшегося шпионом.

Кроме того, был выявлен рад лиц из состава советской внешней разведки, завербованных иностранными спецслужбами. Большинство из них предстало перед судом.

Сейчас распространяются утверждения, что завербованные в свое время иностранными разведками действовали будто бы из идейных побуждений. Это не так. Диссиденты представляли ограниченный интерес для западных спецслужб. Их использовали, чтобы будоражить общественное мнение, создавать легальную оппозицию. Но как они могли влиять на процесс принятия решений в Советском Союзе? К какой секретной информации имели доступ?

Возможно, кто-то из завербованных агентов, предложивших свои услуги западным странам добровольно, и имел политические мотивы. Но никогда, во всех известных мне случаях, они не были определяющими. В конечном счете в основе предательства лежали материальные интересы.

Выявлению и ликвидации иностранной агентурной сети в Советском Союзе во второй половине 80-х годов способствовали два фактора.

Во-первых, нежелание спецслужб держать разведчиков в Советском Союзе более двух лет из соображений безопасности и для предотвращения перевербовки. В результате большинство из них были не в состоянии установить широкую сеть контактов за столь короткое время даже при хорошем знании русского языка и отличной страноведческой подготовке. Наши контрразведчики, многие годы работая на своих участках, великолепно изучили повадки сотрудников резидентур при посольствах. Они знали, кто есть кто и кто чем занимается.

Во-вторых, представители иностранных спецслужб, особенно американцы, слишком строго придерживались инструкций. Даже самые умные указания без привязки к конкретным условиям, без учета неожиданных обстоятельств в итоге обречены на неудачу. Борьба разведки и контрразведки состоит из просчитывания возможных ходов друг друга, и мы делали это неплохо. Подчас складывалось впечатление, что американцы учили своих разведчиков по советским учебникам для спецслужб 20-летней давности. Но мы их тоже читали!

Если американцы отличались активным использованием разнообразных технических средств, то англичане выделялись умением создавать сложные агентурные комбинации, опыт которых они накопили еще до 1917 года. Они умели устанавливать перспективные контакты и выжидать многие годы, пока те не окажутся в интересующих хозяев местах. В 1971 году в ответ на высылку 105 советских дипломатов из Великобритании элита английских разведчиков-советологов была выдворена из нашей страны, после чего СИС стала действовать на территории нашей страны более осторожно.

Западногерманская БНД меньше, чем другие, использовала свои посольства для прикрытия разведывательной деятельности. Она предпочитала задействовать в этих целях торговые представительства и частные компании.

Второе главное управление КГБ также имело свои особенности. С профессиональной точки зрения механизм противодействия шпионажу был отработан достаточно четко. Но резервы усовершенствования имелись. Явной слабостью было то, что политическая информация, поступавшая в ходе оперативной работы, использовалась недостаточно или вообще не использовалась. Мой опыт профессионального разведчика подсказывал, что такая практика является неоправданным расточительством. Поднять уровень информационно-аналитической работы во Втором главке, повысить интерес подчиненных к ней оказалось делом нужным, полезным и стоящим, причем без каких-либо дополнительных кадровых расширений. Это вскоре было с удовлетворением отмечено в самом Комитете и руководством страны, хотя и не всегда вызывало адекватные действия с его стороны. Так, в 1991 году мы информировали Горбачева о том, что администрация США пришла к следующим выводам: уступки по отношению к экстремистским и националистическим требованиям отдельных советских республик, отстранение политбюро от процесса принятия важных решений в области внутренней и внешней политики ведут к хаосу, развалу Советского Союза и падению президента. Информация не была принята к сведению, хотя дальнейшее развитие событий полностью подтвердило ее истинность.

Если говорить о том главном, что я постарался привнести в деятельность советской контрразведки, – так это активизация информационно-аналитической работы в интересах высшего руководства страны.

Глава 17
Профили председателей КГБ

Когда меня зачисляли в органы разведки, председателем КГБ был назначенный Н.СХрущевым в 1958 году Александр Николаевич Шелепин. В свое время он возглавлял ЦК ВЛКСМ, а затем вышел на ведущие роли в политической жизни страны. Несмотря на то что Шелепин занимал видные государственные посты до и после руководства Комитетом госбезопасности, он не приобрел особой популярности среди подчиненных.

Решения и приказы нового Председателя были твердыми и четкими, но, тем не менее, вскоре его саркастически Окрестили «железным Шуриком», противопоставив подлинному рыцарю революции Дзержинскому. Шелепин был в должности председателя КГБ лишь до 1961 года. Во время «дворцового переворота» в октябре 1964 года он претендовал на пост Первого секретаря ЦК КПСС. Решительный и автократичный, Шелепин настолько укрепил к тому времени свои властные позиции, что, может быть, именно поэтому большинство партийного руководства решило отдать предпочтение более мягкому и сговорчивому Л.И.Брежневу.

То, что Шелепин был прозван сотрудниками органов госбезопасности «железным Шуриком», связано в значительной степени с его решениями, которые существенно ухудшили условия прохождения воинской службы в Комитете. В отличие от Вооруженных Сил, КГБ утратил целый ряд своих ведомственных санаториев и домов отдыха. Настроения офицерам это, естественно, не улучшало.

После отставки Шелепина на эту должность был назначен его бывший заместитель в ЦК ВЛКСМ Владимир Ефимович Семичастный. Он больше вникал в задачи органов госбезопасности, но ему не хватало знания проблем и политического опыта. К тому же он был весьма непопулярен в среде интеллигенции в связи с высказываниями по поводу присуждения Пастернаку Нобелевской премии по литературе в 1958 году. Тогда Семичастный публично назвал Пастернака «эмигрантом в своей стране» и заявил, что «даже свиньи не ведут себя так в собственном хлеву». Хотя комсомольцы аплодировали высказываниям своего лидера, думаю, что симпатии большинства были на стороне Пастернака. Я считаю, что должностные лица могут думать и говорить за обеденным столом или в узком кругу все что угодно. Но их официальные высказывания должны быть более корректными.

Семичастный сыграл отведенную ему роль в отставке Хрущева в 1964 году, но не был «заговорщиком». Никто не сомневался, что долго на посту председателя КГБ ему не продержаться. Брежнев не хотел оставаться в долгу у руководителя органов госбезопасности, поддержавшего его в октябре 1964 года и близкого к главному сопернику в борьбе за власть – Шелепину, и в мае 1967 года Семичастного отправили в родные места, на Украину, где он получил должность заместителя Председателя республиканского Совета Министров – явное понижение.

Причины отставки Семичастного гораздо легче понять, чем мотивы назначения председателем КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова.

Андропов не относился к ближайшему окружению Брежнева. Это вообще была весьма своеобразная личность в советской политической элите. То, что он рано остался без родителей – отец был железнодорожником, мать – учительницей, – не было чем-то необычным. И дальнейший его жизненный путь не отличался от судеб многих простых советских людей. Кинотехник и телеграфист в своей родной станице Нагутская, что на Ставрополье. Профтехучилище в Рыбинске. Секретарь комсомольской организации на местной судоверфи. Важнейшим этапом его карьеры стала должность секретаря ЦК комсомола Карело-Финской республики в 1940 году (тогда 16-я республика в составе СССР). В этот период он познакомился с таким политическим деятелем, как Отто Куусинен, председателем республиканского Верховного Совета, известным деятелем Коминтерна и одним из основателей Коммунистической партии Финляндии. В годы войны Юрий Владимирович возглавлял партизанское движение в Карелии. После войны дружба с Куусиненом уберегла его от сталинских чисток, хотя попытки устранить его были.

Направление Андропова на работу в МИД замышлялось как «ссылка», однако, начав с должности советника посольства в Венгрии, он благодаря своему таланту и работоспособности стал послом. В этом ранге его и застали события 1956 года.

Иными словами, Андропов прошел непростой путь в политике, делая карьеру без чьей-либо помощи. Он ни на кого не опирался и ни к кому не приспосабливался. Андропов был на голову выше других руководителей, имел искренние социалистические убеждения, решимость осуществить в советском обществе назревшие реформы и дар предвидения. Я испытывал к Юрию Владимировичу глубочайшее уважение. Думаю, что такое отношение к нему сложилось и до сих пор сохраняется у всех честных сотрудников Комитета и не только у них. У всех, кто помнит Андропова, память о нем светла.

Хотя Андропов пришел в КГБ из ЦК партии, уже через пару лет упорной работы он овладел всеми особенностями профессии и мог не только компетентно осуществлять общее руководство, но и разговаривать со специалистами на профессиональном языке. Его собственный политический престиж и репутация Комитета постепенно росли. Впервые со времен Сталина председателя КГБ СССР избрали в политбюро.

Особой заслугой Андропова было выдвижение разведки в число приоритетных направлений деятельности КГБ. Он лично курировал это направление, отдавая разведывательной работе всю душу. На партийный учет он встал в одном из наиболее сложных подразделений ПГУ – управлении нелегальной разведки. Андропов регулярно и очень внимательно заслушивал отчеты руководителей о вербовочной работе, добывании и анализе информации, стратегии и тактике работы, прогнозах мирового и регионального развития. Он как никто другой из руководителей КГБ умел слушать и слышать, видеть связи между явлениями и принимать необходимые решения.

Когда Первый главк КГБ в 1972 году был переведен в Ясенево, Андропов зарезервировал там для себя рабочий кабинет. Он непосредственно руководил разведывательной деятельностью по меньшей мере два дня в неделю.

Мне посчастливилось неоднократно встречаться с Андроповым на совещаниях, заседаниях узкого состава и наедине. Главное ощущение, которое оставалось после встреч с ним, – убеждение в глубоких познаниях собеседника и его неизменное спокойствие. Своим отеческим тоном он напоминал Шолохова. Обращаясь ко мне на «ты», председатель умел беседовать просто и доверительно.

Интересный эпизод произошел в 1980 году, когда, судя по всему, В.А.Крючков уже неофициально отрекомендовал меня Андропову как кандидата на пост заместителя начальника ПГУ. Вместе с ним мы прошли в кабинет председателя и уселись в креслах за столиком, примыкавшим к его большому рабочему столу. Андропов, назвав меня сынком, спросил, сколько мне лет и как идут дела. Я ответил и доложил о делах.

«Возраст у тебя зрелый, – сказал Андропов. – Пора двигаться дальше. Владимир Александрович рассказывал мне о тебе. Но решение о назначении тебя заместителем начальника Первого главного управления еще не принято. Так что принимать поздравления рано».

Стало ясно, что Андропов поддерживает мою кандидатуру, но, будучи законопослушным, не хочет давать авансов, прежде чем этот вопрос не решится в установленном порядке, каковым в то время было утверждение кадровых назначений такого уровня в ЦК КПСС.

После этого председатель продолжал расспрашивать меня об обстановке в каждой из стран англо-скандинавского отдела ПГУ. Я рассказал ему, в частности, об одном иностранном дипломате, который из идейных побуждений сообщал нам закрытую информацию военно-стратегического характера, отказываясь от денежных вознаграждений. Более того, он сам предлагал нам материальную помощь, если в этом имелась необходимость.

Андропов заинтересовался мотивами сотрудничества с нами этого источника. Почему он пошел на такой шаг? Симпатию к Советскому Союзу можно показать ведь и более безопасным способом.

Я ответил, что основным мотивом иностранца скорее всего является ненависть к Соединенным Штатам, принесшим зло его стране. «Вот здесь, вероятно, и лежит истина, – сказал Андропов. – В этом вся суть. Идейная тяга к нам проистекает из неприятия американского образа жизни. Поэтому он и пошел на оказание нам помощи. Оберегайте его и исходите из реальной основы сотрудничества с ним».

К совету Андропова мы прислушались, и источник плодотворно сотрудничал с нами вплоть до своей смерти.

Описанный эпизод многое говорит о председателе. В отличие от других руководителей Советского Союза, он понимал, что симпатиям иностранцев к Советскому Союзу в отрыве от других факторов верить легкомысленно. Каждый раз следовало выявлять их личные интересы.

Андропов глубоко вникал в суть всех крупных операций по линии разведки. Если он верил в замысел и реальность ожидаемых результатов, то давал широкий простор для инициативы.

В то же время необходимо отдавать себе отчет в том, что Андропов как председатель КГБ СССР испытывал известную обособленность и отчужденность в высшем руководстве страны, особенно со стороны лиц из ближайшего окружения Л.И.Брежнева. Он был известен как убежденный сторонник социализма и не мыслил путей движения страны вперед по иному пути. Кто-то считал его слишком либеральным, а кто-то – чрезмерно консервативным. Полагаю, что он готов был пойти дальше других в расширении личных свобод и демократии в нашем обществе.

КГБ находился под контролем и известным нажимом идеологического отдела ЦК, курировавшегося Сусловым. Это прежде всего касалось инакомыслия и борьбы с диссидентами. Другой человек на месте Андропова, не столь чистый и порядочный, мог бы наломать много дров. Неподкупный и аскетичный Андропов активно вступил в борьбу с коррупцией. Он не останавливался даже тогда, когда нити вели в высшие эшелоны власти – к министру внутренних дел Щелокову и окружению Генерального секретаря. Но ему многого не удавалось добиться, пока он сам не встал во главе партии и государства.

Два его первых заместителя в КГБ – Цвигун и Цинев – входили в ближайшее окружение Брежнева и наряду с выполнением своих непосредственных обязанностей присматривали за ним и не давали зайти слишком далеко. Но правда в конце концов восторжествовала.

Став в 1982 году Генеральным секретарем ЦК КПСС, Андропов поставил в одном из первых публичных выступлений два чрезвычайно важных вопроса: в каком обществе мы живем и какое общественное устройство нам нужно?

Среди профессионалов-политиков и ученых это высказывание Генерального секретаря вызвало сенсацию. Брежнев в течение ряда предшествующих лет убеждал страну, что мы живем не просто при социализме, а при «развитом социализме». Андропов же был уверен, что брежневский социализм, по сути дела, был общественным застоем, единственным выходом из которого являлись реформы. Лучше многих других руководителей страны он понимал, что за последние годы в сфере экономики было сделано мало продуктивного.

Критические взгляды Андропова на социально-экономическое положение нашей страны стали для меня очевидными за несколько лет до его выдвижения на высший пост в государстве. Как председатель Комитета в конце 70-х годов он принял для беседы нашего резидента в Швеции. На встрече присутствовал и я. Резидент, впервые попав на такой уровень, подготовился к отчету весьма тщательно, исписал целый блокнот различными выкладками и считал себя вооруженным до зубов. Как он мне сказал перед встречей, там было все – от основ шведского нейтралитета до самых последних деталей нашей разведывательной активности в Швеции.

Но Андропов повел себя неожиданно: «Полагаю, что о политической и агентурно-оперативной обстановке ты доложил своему непосредственному начальству. Расскажи-ка мне лучше, что за страна Швеция. Я там никогда не бывал. Читал, что это государство с развитой экономикой. Некоторые утверждают даже, что Швеция является социалистической страной. Поэтому интересно было бы услышать о ее социальных достижениях».

После этого вступления Андропов задал множество конкретных вопросов: как живет обычный швед? Какая у него собственность помимо квартиры или дома? Как он становится собственником? Как он приобретает себе жилье? Каковы размеры заработной платы? Сколько стоит электричество и телефон? Как построена система здравоохранения? Чем поддерживается местная промышленность? Каковы права профсоюзов? Кто им противостоит и почему? Какие цели ставят перед собой социал-демократы? Как перераспределяется; национальный доход? Что остается частным предпринимателям? Каким образом бюджетные деньги возвращаются в промышленность? Какую роль играют во всем этом процессе банки? Почему так много шума вокруг профсоюзных фондов? Не собираются ли профсоюзы, стать финансовым центром, который путем инвестиций может стать владельцем промышленных предприятий?

Во время этой беседы Андропов произвел на меня сильное впечатление. Его голова работала, как компьютер. Вопросы и комментарии были точны и уместны, свидетельствовали о глубине знаний и. представлений.

Резидент проработал в Швеции к этому времени всего два года. До этого он находился в другом регионе. Поэтому мне тоже пришлось привести председателю ряд примеров из жизни Норвегии. Тем не менее он убедительно показал, что находившиеся у власти шведские социал-демократы умело направляли через бюджет налоговые доходы от крупного капитала на нужды здравоохранения, образования, социальной защиты и т. д.

Было очевидно, что Андропов изучал вопрос о том, не может ли опыт Швеции пригодиться в нашей стране. Решающей для него была перспектива: могут ли трудящиеся в рамках такой системы добиться еще большего и двигаться дальше в направлении подлинного социализма.

После двухчасовой беседы с Андроповым у меня сложилось впечатление, что шведская модель социализма, несмотря на всю свою привлекательность, показалась ему далеко не идеальной. Он признал, что уровень жизни у шведов в среднем выше, чем в Советском Союзе, что жилья, дач, автомобилей и катеров на душу населения у них больше и что в рестораны они ходят чаще. Но возможности обеспечения социальной справедливости в Швеции в целом явно показались ему ограниченными.

И в ходе других бесед Андропова, в которых я принимал участие, например с министром госбезопасности ГДР Мильке, главное место занимало не столько обсуждение соглашений о взаимодействии, сколько вопросы большой политики.

Андропов пользовался большим уважением не только среди сотрудников КГБ, но и в политических и общественных кругах. Он решительно боролся с теми сотрудниками органов госбезопасности, которые пытались использовать служебное положение для достижения личных благ, и снискал себе репутацию бескорыстного и принципиального руководителя. После смерти Брежнева в 1982 году мало кто был против избрания Андропова Генеральным секретарем КПСС, хотя выдвижение на этот пост председателя КГБ не имело прецедента. Не по нраву этот выбор был лишь тем, кто любой ценой хотел сохранить за собой должности и привилегии. Все недолгое время руководства государством Ю.В.Андропов посвятил подготовке реформ, укреплению в обществе законности, повышению производительности труда в экономике и борьбе с коррупцией. Если бы ему суждено было прожить дольше, организованная преступность в стране не процветала бы сегодня.

Однако он пришел слишком поздно и не щадил свое уже в значительной мере подорванное здоровье, работая ежедневно до 10 часов вечера. Заболевание почек и сахарный диабет усугублялись невероятными перегрузками в работе. Обращало на себя внимание то, что он двигался все с большим трудом, вставая из-за рабочего стола только для приветствия гостей и подчиненных. Когда-то крепкие мускулы начали сдавать. Все реже он наезжал к нам в Ясенево, что также тяготило его.

Однажды мы с Крючковым прибыли в его кабинет в Центре на доклад. Юрий Владимирович встретил нас со стаканом воды в руках, явно запивая очередное лекарство. «Как у вас дела в лесу?» – с нескрываемой тоской спросил он. – Как бы я хотел посидеть у пруда, среди зелени и цветов!» Он грустно посмотрел на стакан и вздохнул. Тогда я понял, насколько серьезно он болен.

Всем в КГБ были известны пунктуальность Андропова, его умение четко и по-деловому формулировать свои мысли устно и письменно. Даже почерк отражал особенности его характера: каллиграфический, твердый, как по линейке. Но сухарем он не был. Напротив, Андропов проявлял способности, непривычные для руководителя специальных служб. Хотя в театр ему удавалось вырваться нечасто, он увлеченно перечитывал все идущие на сцене пьесы и вообще очень много читал. Он писал стихи, лирические и политические. Некоторые из них публиковались под псевдонимами, например от имени моряка, обращавшегося к Мао Цзэдуну во время обострения конфликта с Китаем.

Юрий Владимирович Андропов, несмотря на циркулировавшие поначалу слухи о том, что он является фигурой переходной, пробыл председателем КГБ СССР 15 лет и с профессиональной и человеческой точки зрения был лучшим из всех руководителей, при которых мне пришлось работать за 34 года службы. Поэтому позволю себе сделать отступление, которое, возможно, не имеет прямого отношения к делу и даже несколько сентиментально. Но это воспоминание дорого мне.

Последний раз я проводил свой отпуск в Крыму в 1990 году. Я жил в нашем санатории в Ливадии, неподалеку от Ялты. Там я встретился с начальником местного Девятого отдела УКГБ по Крымской области, который занимался обеспечением охраны прибывающих на отдых высших должностных лиц государства и иностранных делегаций. Его звали Лев Николаевич Толстой, и он на самом деле был одним из прямых потомков великого писателя. Мы решили проехаться по местам, где особенно любил бывать Андропов.

Вместе с Толстым и женой Валентиной прямо с пляжа мы поехали в горы, где в последний раз побывал Андропов. Толстой рассказал, что Андропов, пройдясь немного пешком, присел на скамейку передохнуть. Неожиданно он сказал, что чувствует сильный озноб.

Его состояние ухудшалocь на глазах. Теплая одежда не помогала. Андропова срочно отправили самолетом в Москву и поместили в больницу. Из нее он уже не вышел.

Я сидел на той самой мраморной скамейке и вспоминал «Ю.В.», как его всегда называл Крючков. Мне вспомнился комплимент «Ю.В.», самый дорогой из всех, которых я удостоился за время работы в разведке. Когда Андропов лежал в больнице, мне позвонил Юрий Плеханов, начальник «Девятки» (управления правительственной охраны), и рассказал, что только что Юрия Владимировича посетили председатель КГБ Чебриков и начальник разведки Крючков. Среди других вопросов Андропова был и такой: кого назначили первым заместителем начальника ПГУ? Ему назвали мое имя. «Грушко я хорошо знаю и помню, – сказал Андропов. – Это правильное назначение».

Ю.В.Андропова на посту председателя КГБ СССР сменил Виталий Васильевич Федорчук, до этого руководитель украинского республиканского Комитета. Это назначение для всех сотрудников КГБ было неожиданным. Поговаривали о том, что после перехода Андропова вместо скончавшегося М.А.Суслова на должность секретаря ЦК КПСС по идеологии на кандидатуре В.В.Федорчука настоял первый заместитель председателя КГБ Г.К.Цинев.

Федорчук запомнился мне как законопослушный и достойный человек, сильная и серьезная личность. Но ряд направлений деятельности Комитета, в том числе разведку, он знал недостаточно, не мог правильно оценить их значение и специфику. Разведчики даже ворчали, что наступило «смутное время». Карьера Федорчука была связана с военной контрразведкой. Одно время он возглавлял Управление особых отделов Группы советских войск в Германии. В этой области он был профессионалом высокого класса.

Он пробыл Председателем всего несколько месяцев. После смерти Брежнева и избрания Андропова Генеральным секретарем ЦК КПСС в конце 1982 года во главе органов госбезопасности был поставлен человек, которого Андропов знал лучше и видел в деле, – бывший первый заместитель председателя Виктор Михайлович Чебриков. Федорчука, обладавшего сильной волей и отличавшегося дисциплинированностью, перевели на должность министра внутренних дел. Навести порядок в этом министерстве после смещения замешанного в коррупции Щелокова было необходимо. Виталий Васильевич Федорчук, хотя и не без некоторых перегибов, с этой задачей справился.

С В.М.Чебриковым я познакомился ближе во время официального визита в Монголию. Он произвел на меня очень хорошее впечатление. Во время войны Чебриков воевал на фронте, получил боевые ранения. Личный состав органов госбезопасности относился к нему с уважением.

Чебриков, несомненно, был ближе к Андропову по стилю работы, чем Федорчук. Пожалуй, Чебрикову не хватало масштабности и инициативности Андропова. Но он отстаивал те же принципы, что и «Ю.В.» В годы перестройки, когда КГБ также должен был уточнить свой профиль в духе происходивших перемен, он несколько растерялся. Руководство Комитета пыталось балансировать и отчасти отстранилось от происходящих перемен, стараясь остаться в роли нейтральных наблюдателей, что, разумеется, сделать было нелегко.

Тем временем Горбачев обратил внимание на начальника Первого главного управления Владимира Крючкова, обладавшего обширными знаниями и опытом. Новый Генеральный секретарь пошел на необычный шаг, включив Крючкова в состав официальной советской делегации, выезжавшей в США на встречу на высшем уровне. Признание важности роли разведки и деловых качеств ее руководителя было одним из позитивных признаков взятого курса на обновление. Со временем, как я уже говорил, стало ясно, что Горбачев намерен выдвинуть Крючкова в высшее руководство страны.

Владимир Александрович Крючков родился в 1924 году в рабочей семье и провел детство и юность в Сталинграде. Начал трудиться в годы войны на одном из оборонных предприятий славного города. Юноша рано включился в общественную и политическую работу. Вскоре его избрали секретарем одного из райкомов комсомола Сталинграда. Одновременно он учился на вечернем отделении местного университета и получил высшее юридическое образование. Некоторое время после войны Крючков работал в органах прокуратуры Сталинграда. В конце 40-х годов его зачислили на учебу в Высшую дипломатическую школу, где среди других дисциплин он изучал венгерский язык.