Текст книги "Звезда бессмертия"

Автор книги: Виктор Цокота

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

– Тогда из Гаваны нужно ехать автомашинами. Прямо теперь, пока враг пребывает в неведении, что замысел его раскрыт, – уверенно сказала Каридад. – А перед Сантьяго пересесть в специально подготовленный “рейсовый” автобус или в закрытую спецмашину – продуктовую, фруктовый рефрижератор, в “скорую помощь” наконец… Сейчас одиннадцать, – посмотрела она на свои часики. – До Сантьяго-де-Куба меньше девятисот километров. Вполне можно успеть.

– Верно, – согласился офицер. – Это самый разумный выход. Только сделать нужно все незаметно даже для собравшихся здесь друзей. Организовывайте машины, Антонио. И людей. Много машин! Чтобы непрерывно одни приезжали, а другие уезжали. Ну, а три-четыре непосредственно для поездки обеспечу я сам.

– Одна уже есть, – тихо сказал Рикардо. – На нас с Кари вы можете вполне положиться.

– Он у меня отличный гонщик, – улыбнулась молодая женщина.

– О вас я не забыл, – очень серьезно сказал офицер. – С вами поедут молодые и мальчик. Но ведь есть еще двое. И потом… Нужно еще несколько машин для того, чтобы ввести в заблуждение возможного наблюдателя.

– А как же свадьба? – спросил Рикардо. – Ведь всем сразу бросится в глаза отсутствие…

– Надо знать старые кубинские обычаи, молодой человек, – перебил его Антонио. – Не беспокойся, все будет, как надо. Свадьба – до утра. До пяти часов. Но ровно в двенадцать ночи свидетели уведут невесту и жениха в дом. А свадьба будет продолжаться. Песни, танцы, музыка, чтобы молодые не чувствовали себя одиноко. Веселое застолье для гостей на террасе и в парадной гостиной дома… Решено? – внимательно посмотрел он на офицера. – Я еду во второй машине, вместе с капитаном Александре и комиссаром Андре.

Офицер молча кивнул.

Весело улыбаясь, Антонио вслед за Каридад поднялся на террасу, подошел к Тане и Олегу.

– Оркестр! – крикнул он, подняв голову к залитому светом куполу здания. – Застольную для невесты и жениха! Споем, ребята, поможем музыкантам!

После певучей застольной снова начались танцы. Дважды Антонио убегал в комнаты “освежиться”. А с половины двенадцатого к вилле стали беспрерывно подъезжать легковые машины и автобусы. Молодые строители, рабочие сахарного завода, автопарка, морского порта, табачной фабрики, артисты театров, студенты все больше и больше заполняли старый парк, вливаясь в группы танцующих и поющих. Отовсюду неслись приветствия, веселые здравицы в честь молодых, пожелания счастья и радости новой семье.

Ровно в полночь трубы заиграли торжественное “Слушайте все!”. Рассыпались над парком звездочки разноцветных ракет праздничного фейерверка. И под этот веселый красочный салют, под старую свадебную кубинскую песню Каридад, Винденко и Аксенов повели молодых во внутренние комнаты Дворца счастья, по обычаю плотно закрывая за собой двери. А еще через пять минут из широко открытых ворот выехало сразу девять машин. Сделав круг по центральной части города, объехав огромную площадь Революции, они разделились: пять машин одна за другой свернули в разные улицы, а остальные выбрались на широкую магистраль, ведущую в Сантьяго-де-Куба. При выезде из города одна из них остановилась, став поперек авениды. Из нее вышел пожилой офицер Комитета безопасности и три человека в форме сотрудников автоинспекции. Они останавливали все машины без исключения, идущие в направлении Сантьяго-де-Куба. До особого распоряжения. Пока не кончится репетиция театрализованного парада кубинских участников фестиваля.

Встречных машин тоже не было. В пяти километрах от автомобиля офицера Комитета безопасности, у моста через небольшую речушку, им преградила путь вторая группа автоинспекторов. До особого распоряжения.

Пока не кончится репетиция театрализованного парада кубинских участников фестиваля…

Запрет был снят только через два часа. За это время машины с командой тримарана “Семен Гарькавый” и полномочным комиссаром Регаты Свободы, как передали с одного из контрольных постов автоинспекции, преодолели 255 километров, заправились горючим на автоматической АЗС и двинулись дальше. Догнать их теперь было невозможно.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Приняв освежающий душ, он сидел в удобном плетеном кресле в тени деревьев и с наслаждением смаковал холодную пепси-колу, запотевшая бутылка которой стояла у его ног в траве. На плечи накинута яркого цвета тенниска. Стрелки отутюженных брюк упираются в грубые сандалии на толстой подошве, одетые на босые ноги.

Он удивленно и даже как-то восторженно смотрит в голубую даль моря, думая о чем-то своем. Под правой рукой на низеньком столике лежит раскрытая книга в зеленом переплете – “История дипломатии”, а возле нее, на небольшом подносе для писем – серебряный колокольчик.

Сегодня Волдимар Опатовский мог позволить себе эту роскошь – спокойное, вдумчивое чтение серьезной литературы. Иногда это просто необходимо. Ведь его работа по сути своей тоже дипломатия. Своеобразная, специфическая, иногда даже весьма рискованная, но дипломатия. Это его умение ориентироваться в обстановке, подчас довольно сложной, понимание психологии людей, выработанные годами упорной тренировки рефлексы самосохранения, способность управлять своим здоровым и крепким телом, твердая воля помогают ему с победой выходить из самых трудных, безвыходных для другого ситуаций. Так было и в прошлом году, когда он вырвался буквально из рук чекистов там, в безымянном днепровском заливчике.

О! Игра, как говорят русские, стоила свеч! Тогда он сорвал солидный куш. Хозяева оказались щедрыми настолько, что Волдимар смог наконец купить это чудо на калифорнийском побережье, сверкающие окна которого весело смотрят на старый парк и на голубой простор Тихого океана. Его волны с ленивой методичностью каждые двенадцать секунд накатываются на широкий песчаный берег, одевая его в белые кружева пены.

Как прекрасна все-таки жизнь! И это чистое голубое небо, и свежая зелень парка, где вековые платаны и вечнозеленые дубы соседствуют с пальмами, магнолиями, кипарисами, лимонами, апельсинами и изящной японской акацией. Стараниями родителей и умелых рабочих рук его “бунгало” превратилось не только в уютное, но и весьма прибыльное гнездышко. Старый Станислав Опатовский знал толк в выращивании молочного скота и породистых беконных свиней.

А выделывать отличные сорта сыра никто лучше не мог во всей округе, чем пани Зося, сохранившая до сих пор и царственную осанку, и истинно шляхетскую красоту, что весьма помогало ей в торговых делах.

Купив “бунгало” вместе с дюжиной породистых коров и заполненным хрюкающими тушами свинарником, наняв поденных работников, Волдимар сразу поселил в нем родителей, которые последние десять лет были что называется “не у дел” и весьма скромно жили в меблированных комнатах беднейшего района Филадельфии. Сам Волдимар бывал в своем “бунгало” довольно редко – не больше пяти-шести дней в месяц. Все остальное время, если не считать двухнедельного отпуска в конце января, занимали длительные командировки-представительства на судостроительные фирмы Японии, Англии, Италии и других стран. Генеральный директор судостроительного концерна, в специальном отделе которого служил Волдимар, не скупился на расходы по “представительству”. Умело пользуясь этим солидным фондом, Опатовский всегда возвращался из своих командировок с интересными новинками конструкторской мысли зарубежных партнеров, копии чертежей, схем и расчетов которых каждый раз “случайно” оставляли у него в номере гостиницы мелкие и крупные боссы-менеджеры работающих и конкурирующих с ними фирм, не забыв при этом захватить с собой пачку долларовых банкнот.

Лично Волдимару тоже кое-что перепадало в зависимости от ценности новинки. Правда – только от его хозяев. Ни на какие личные сделки он не шел, подробно и скрупулезно точно докладывая всякий раз начальству о малейших попытках подкупа его, Волдимара. Это были не преданность фирме и даже не личная честность, хотя именно так говорили об этой его странности. Просто он знал, что лучшей работы ему не найти, и всякие посулы конкурентов расценивал как очередную проверку со стороны собственных хозяев.

Каждый раз он стойко боролся с искушением, боясь потерять эту полную риска, но хорошо вознаграждаемую службу. Однако хозяевам угодно было рассматривать его поведение в том возвышенном свете, когда говорят о верности долгу и гражданском мужестве.

В последние годы эти громкие фразы стали подкрепляться и не менее высокими гонорарами. Недавнее посещение Японии, к примеру, окончилось для него приятной беседой в автомагазине фирмы “Крайслер”. Новая, сверкающая лаком и никелем машина со встроенным по его просьбе холодильником и автоматически убирающимся верхом уже стояла у его гаража. Вокруг нее с раннего утра с явным удовольствием хлопотал Адам – дворецкий, шофер, садовник, надсмотрщик и охранник “бунгало” одновременно.

Волдимар повернулся, чтобы еще раз полюбоваться новой машиной, и увидел, как из дома вышла и направилась к нему высокая белокурая девушка. Она держала в руках красный пластмассовый поднос с графинчиком водки и маленькими тарелочками с легкой закуской.

– Батюшка велел пожелать вам доброго утра, Волдимар, – с явным усилием выдавила она из себя и, не глядя на него, стала выставлять на столик все, что стояло у нее на подносе.

“Сердится за вчерашний вечер”, – подумал Волдимар, а вслух спокойно сказал:

– Спасибо, Стелла, спасибо, мой Вайт-Бой. А ты разве не хочешь пожелать мне доброго утра?

В уголках ее зеленых глаз вспыхнули искорки: он давно не называл ее по имени. Все Вайт-Бой да ВайтБой – Белый Мальчик, в отличие от этой чертовой макаронницы, которую он называл Блек-Бой за ее смолистые волосы.

Стелла была француженкой. Она с родителями всего три года назад приехала в Америку. В Лос-Анджелесе у них был свой фруктовый магазин. Но в прошлое лето отец и мать погибли в автомобильной катастрофе, и ей пришлось искать работу. Стелла неплохо устроилась здесь, в этом чудесном “бунгало”. Вместе с пани Зосей следила за выделкой и выдержкой сыров, помогала ей готовить, поддерживать чистоту в доме.

А когда приезжал молодой хозяин, прислуживала ему, оставаясь с ним на всю ночь… Они неплохо ладили, пока не появилась эта полногрудая телка с блестящими миндалинами черных глаз, беломраморным, как у древних статуй, лицом и крутыми дразнящими бедрами. Да и возраст! Она была на целых шесть лет моложе.

Волдимар раньше был очень добр к ней, Стелле. Надарил ей целую шкатулку золотых украшений – крестик с цепочкой, часики, сережки, кольца… Одевал ее, как настоящую леди, таких вечерних туалетов у нее никогда не бывало даже при отце. Ездил с ней в Лос-Анджелес, водил в театры. Даже в парке “Диснейленд” [27]  [27] “Диснейленд” – созданный кинорежиссером Диснеем, парк-сказка, где в отдельных уголках воспроизведена природа различных стран и быт их жителей, показаны ландшафты, существовавшие на земле миллионы лет назад, вместе с их обитателями.


[Закрыть] они отдыхали несколько раз. Как там хорошо! Особенно в открытом ресторанчике “На холмах”, где клиентов обслуживали ведьмы, черти и другие персонажи из старых сказок, а расчет получает сам дьявол, которого очень здорово изображает хозяин ресторанчика Адольф. Теперь об этих приятных развлечениях придется, наверное, забыть. Она ведь для него только прислуга… И все из-за этой голодранки! Черти бы ее съели со всеми ее прелестями!

– Пан Станислав велел передать вам, – вздохнув и все еще не поднимая глаз, сказала Стелла, – что утром из Нью-Йорка звонил господин Рамод Пашевич.

Он не велел будить вас, но сказал, что позвонит еще раз ровно в двенадцать, то есть через пятнадцать минут. Вы будете разговаривать в комнатах или принести телефон сюда?

Волдимар налил полную рюмку водки и быстро опрокинул ее в рот. Закусил грибком, а, потом с хрустом разгрыз свежий огурец.

– Телефон пусть принесет сюда Розитта, то есть мой Блек-Бой, – поправился он. – А ты скажи Адаму, чтобы отвез тебя на новой машине в Лос-Анджелес. Ты ведь давно хотела купить себе норковую пелеринку.

Лицо девушки засияло радостью.

Он достал из кармана брюк бумажник и вынул из него три новенькие стодолларовые банкноты.

– Надеюсь, хватит и на мелочи, – сказал он, хорошо зная, что пелеринка стоит только двести долларов. Загляни и в эту харчевню “На холмах”. Скажи Адольфу, что мы с тобой ужинаем у него.

– Я бегом принесу телефон, – сверкнув обворожительной улыбкой, проговорила она воркующим голоском.

Он посмотрел на нее строго, погрозил пальцем. Потом налил в рюмку водки.

– Нет, телефон принесет Блек-Бой.

Легкая тень скользнула по лицу Стеллы, но улыбка так и осталась на тонких, подкрашенных кармином губах.

– Я поняла, пан Волдимар. Спасибо вам за подарок, – чуть присела она, забрав пустой поднос, пошла к дому грациозной походкой истинной парижанки, слегка покачивая на ходу узкими бедрами.

“Хороша, чертовка, – подумал Волдимар. – Но Розитта несравненно лучше. Женственней и душевней. Хотя к Адольфу с ней не поедешь. Диковата еще, не научилась вести себя в приличном месте…”

Он встретил ее четыре месяца назад – в первый день своего двухнедельного рождественского отпуска – на одной из улиц Нью-Йорка. Был ранний пасмурный вечер. С неба падала мелкая крупка, тая под ногами прохожих и колесами автомобилей. И вдруг у дверей кегельбана, куда он, собственно, и направлялся скоротать этот хмурый вечер, навстречу ему шагнула девушка.

– Мистер не хочет… – робко, почти шепотом вымолвила она, чуть коверкая слова приятным южным акцентом, но не смогла высказать свой вопрос до конца.

Большие миндальные глаза ее, казалось, молили о помощи. Белое с удивительно правильными чертами лицо античной богини медленно наливалось краской. Из-за редковязанного, совсем не зимнего платочка на плечи падали густые волнистые пряди, черные, словно агат.

Он выжидающе смотрел на нее и вдруг представил эти пышные черные волосы на белоснежной подушке, а свою руку на ее высокой упругой груди, прелесть которой даже сейчас не мог скрыть грубый ватный жакет.

– Мистер не хочет… пойти со мной? – закончила она наконец всю фразу и, видимо, сама ужаснулась сказанному.

Из глаз ее вдруг покатились по щекам две хрустальные горошины.

Он тихонько взял ее руками за плечи. Они дрожали. Трудно понять – от холода или от только что пережитого нервного потрясения.

– Погоди плакать. Как тебя зовут?

– Розитта.

– Куда же мы с тобой могли бы пойти?

– Не знаю, – сдвинула она плечами. – Может быть, можно к вам? Я… я пойду, если вы хотите. Я не буду плакать… и стану совсем… послушной… Вы можете со мной… что хотите…

– А к тебе домой нельзя?

Девушка отрицательно покачала головой.

– Нет. Там мама. Она болеет. И четверо младшеньких. Мама ничего не должна знать… Это убьет ее… И потом там… там очень холодно… И грязно. Мистер не захочет туда зайти… Это хуже Гарлема…

– А где же отец?

– Он разбился на, стройке прошлой осенью… Мы всего два года назад приехали из Италии.

Ее глаза смотрели на него с робкой надеждой и страхом. Страхом, что он уйдет и ей придется снова произносить этот страшный вопрос теперь уже другому человеку, снова пережить этот позор.

– Сколько тебе лет?

– Семнадцать… Будет в марте, – добавила совсем тихо, низко опустив голову. – Но пусть мистер не сомневается… Я чистая… Я еще никогда не знала мужчин…

Из ее глаз снова потекли непрошенные слезы.

– Подожди, не говори больше ничего. Только ответь, скажи: пятьдесят долларов в неделю хватит твоим на жизнь?

– Сколько?!

Глаза ее раскрылись широко от удивления. Она отступила от него на шаг.

– Пятьдесят в неделю? Отец на стройке за месяц столько не получал… И нам хватало. Мама у меня очень экономная.

– Идем. Будешь работать в нашем доме. Помогать моей матери. И если станешь со мной ласковой…

Она не дала ему договорить.

– Я на все согласна, мистер…

– Волдимар. Только не мистер, а пан. Молодой пан Волдимар. Так любит меня называть моя мать-пани Зося. А отца моего все зовут пан Станислав.

– Всю жизнь я буду благодарить вас, пан Волдимар!

Он решительно взял ее за руку и быстро повел к Бродвею, где в это время еще работали салоны одежды. Зайдя в один из них, Волдимар подошел к конторке, за которой сидела полная, красиво одетая женщина, вероятно хозяйка, достал чековую книжку и, поставив подпись, протянул ей.

– Одеть с ног до головы, – кивнул он в сторону застывшей у порога Розитты. – Изысканно, но без роскоши. Пальто, костюмы, платья, белье, обувь – все, что должно быть у экономки в хорошем доме. Сумму проставьте сами. Вещи отправите по этому адресу, – протянул он сразу засуетившейся матроне визитную карточку.

Почтительно спрятав чек в сейф, рассыпаясь в любезностях, она сама увела девушку в примерочную комнату, а через час из-за портьеры появилась красавица, в которой сразу трудно было даже узнать прежнюю Розитту.

У хозяйки оказался отличный вкус. И серый шерстяной костюм, и белая, с серебристой нитью, блузка, и легкая коричневая шубка из искусственного меха, и высокие, под цвет ей, сапожки очень шли Розитте. Волосы ее были аккуратно уложены. Вместо ветхого платочка – отороченная мехом шляпа. Ногти поблескивают скромным розовым лаком. В правой руке расшитая бисером сумочка.

– Извините за задержку, но я решила, что вашей… экономке не помешают ванна и парикмахер.

– Благодарю вас, миссис…

– Норфольк. Гертруда Норфольк, – с достоинством произнесла она.

– Очень вам признателен, миссис Норфольк. Вы предугадали мои пожелания. Надеюсь, что ваши клиенты не узнают…

– О! Об этом не надо было говорить, мистер Опатовский. Мой муж, гер Норфольк, приучил всех наших служащих держать язык за зубами. В интересах фирмы. Мы всегда к вашим услугам.

Через три дня он привез Розитту в свое “бунгало”, предупредив родных по телефону, что приедет с новой помощницей матери.

О! Это были чудесные, неповторимые дни!

Пани Зося встретила Розитту на удивление приветливо. По достоинству оценив всю прелесть молодой итальянки, она по-своему выразила одобрение вкусу сына.

– Очень рада, что вы наконец избавите меня от хлопот по оранжерее. Будете помогать Адаму ухаживать за цветами и цитрусовыми… А поселим ее, – повернулась она с улыбкой к Волдимару, – рядом с библиотекой.

Этим было сказано все: просторная светлая комната – самая лучшая в доме, – предназначенная Розитте, находилась как раз напротив кабинета и спальни Волдимара.

Нет, он ничуть не жалел о своем поступке. И сдержал слово, данное девушке. Каждую субботу она получала от пани Зоей свои пятьдесят долларов и ездила с Адамом на почту в Лос-Анджелес, чтобы отправить их матери, которая, благодаря помощи Волдимара, жила теперь вместе с братьями и младшей сестренкой Розитты в маленьком уютном домике, снятом в долгосрочную аренду. Иногда, когда приезжал молодой хозяин, эта сумма удваивалась или даже утраивалась. Волдимар был щедр. Не для нее – для себя. Он любил делать женщинам подарки. Ему это доставляло удовольствие.

Розитта была послушной, щедрой на ласку и удивительно нежной. Она привязалась к нему, как собачонка, угадывая и исполняя все его желания и прихоти. Да и он, пожалуй, по-своему любил девушку, как можно любить вещь – привычную и удобную.

А вот наконец и, она сама. Сияющая юной свежестью, веселая, стремительная, жизнерадостная.

– Здесь теперь совсем как у нас в Италии. Даже в мае – летняя теплынь. Температура воды в океане у берега – двадцать шесть градусов, – защебетала она, поставив на столик переносной видеотелефонный аппарат с небольшим экраном. Если пан Волдимар не возражает, она сбегает окунуться в воду, пока он поговорит по телефону. Сейчас без одной минуты двенадцать. Или принести ему кофе? Ведь он так мало спал этой ночью…

– Иди купайся, Блек-Бой. Ты ведь тоже почти не спала.

Она на секунду прижалась к его плечу тугой высокой грудью и, поцеловав украдкой его в щеку, легко побежала к берегу, сбрасывая на бегу свой голубой халатик.

Зазвучал зуммер аппарата, засветился голубым светом экран.

– Здравствуй, Волдимар!

На экране показалось лицо Рамода Пашевича – его непосредственного начальника и удачливого собрата по последнему вояжу в Россию, где Рамод так отлично справился с ролью майора Корецкого.

– О’кей, шеф! Добрый день! Прошу ласкаво простить мой домашний вид, – чуть приподнялся Волдимар в кресле.

– Пустяки, дружище. Рад видеть тебя бодрым и отдохнувшим, хоть и должен несколько огорчить. Отдых тебе придется прервать. Сейчас же. Главный хочет лицезреть тебя. Немедленно. Даже свой “Дуглас-стенд” [28]  [28] “Дуглас-стенд” – здесь: самолет, который поднимается и садится без разбега.


[Закрыть] приказал послать. Через сорок минут приземлится на твоей площадке. Прикажи выставить точку посадки.

– Какие-нибудь неприятности?

– Совсем наоборот, дорогой. Новое срочное и весьма… почетное задание.

– Хотя бы намекни.

– Тримаран “Юлия”.

– Опять туда?

В голосе его звучала растерянность.

– Успокойся, дружище. Гораздо ближе. Совсем по соседству. Понимаешь, фестиваль… Это ближе, чем от тебя до Нью-Йорка.

– Кажется, понял. Но ведь до Всемирного фестиваля еще целых три месяца.

– Не дури, Волдимар, – строго посмотрел на него шеф. – Через три часа все узнаешь. Давай-ка, иди собирайся. Не дай бог тебе задержать хоть на минуту “Дуглас-стенд”. До встречи. Сначала – ко мне.

Лицо шефа уплыло с экрана.

“Вот тебе и ужин у Адольфа, – с досадой подумал

Волдимар. – Пожалуй, даже– пообедать по-человечески не успею”.

Сложив ладони рупором, он что есть силы закричал:

– Блек-Бо-о-о-й! Ро-о-зи-и-та-а-а-а!

“Вряд ли услышит”, – подумал и, взяв со стола серебряный колокольчик, пошел было к дому.

Но девушка услышала. Быстро выбравшись из воды, она догнала его, мокрая, запыхавшаяся, с халатиком в руках.

– Что-то случилось?

Миндальные глаза ее смотрели на него с явной тревогой.

– Через час я улетаю. Сейчас пойду к себе соберусь, а ты скажи пани Зосе, чтобы через двадцать минут приготовила что-нибудь поесть поплотнее. И предупреди пана Станислава, чтобы пришел проститься. Да, пусть он распорядится, чтобы на авиаплощадке выставили посадочный знак. Он знает.

– Ой, как досадно, пан Волдимар!

На глазах ее показались слезы.

“Неужели она в самом деле любит меня? Чушь какая-то”.

Он сделал несколько торопливых шагов по направлению к дому, но потом повернулся.

Розитта так и стояла возле столика, медленно застегивая свой голубой халатик. Лицо ее было трогательно печальным. Глаза смотрели вперед, ничего и никого не видя.

Что-то кольнуло его в левой стороне груди. Он с удивлением прислушался к этому странному ощущению беспричинной боли в сердце, которую испытал впервые за тридцать пять лет жизни. Потом машинально сделал несколько шагов к девушке.

Розитта встрепенулась, засветилась вся и подбежала к нему. Еще секунда – и он бы сжал ее в своих объятиях прямо здесь, у дома, на виду у всех… Однако усилием воли Волдимар подавил этот неожиданный для него самого порыв, и бесстрастным, ничего не выражающим тоном произнес:

– Что случилось, Блек-Бой? Почему ты до сих пор не выполняешь моих распоряжений? Передай, пожалуйста, пани Зосе, чтобы стол накрыли в зале. Поняла? Я спущусь туда через двадцать минут.

Она молча кивнула. Лицо ее вдруг стало каменным.

– Да, еще, – достал он из кармана бумажник. – Эти деньги не переводи сразу своим. Пусть останутся пока у тебя, – отсчитал и протянул ей десять стодолларовых банкнот. – Ты славный парень, милый мой Блек-Бой. И если со мной что-либо слу… Я хотел сказать, что ты очень славная девушка, Розитта, и мне жаль сегодня с тобой расставаться…

В половине четвертого он один, без Рамода, вошел в просторный кабинет генерального директора и фактически полного хозяина концерна. Пока шел от дверей к столу по толстому зеленому ковру, напомнившему ему вдруг днепровские плавни, мысленно отметил, что такой чести удостоен впервые.

Навстречу ему поднялся элегантный мужчина лет сорока в легком светло-кофейном костюме спортивного покроя, в кремовой рубашке с открытым воротом. Его серые глаза цепко всматривались в лицо Волдимара.

– Прошу, – не здороваясь, показал он рукой на приоткрытую толстую стальную дверь в правой стороне стены за его столом.

Дверь бесшумно закрылась за ними сама. В небольшой комнате стояла приятная прохлада. Столик. Два мягких вращающихся стула. На столике – зеленая бутылка “Наполеона” [29]  [29] “Наполеон” – французский коньяк.


[Закрыть], розовый сифон с содовой, пепельница, газовая настольная зажигалка, коробка кубинских сигар “Корона”.

– Здесь, мы в абсолютной, я бы сказал, герметической изоляции. Постоянно меняющееся магнитное поле создает помехи для подслушивания самыми совершенными средствами. Курите, – сделал он жест рукой в сторону сигар.

– Благодарю. Не курю.

– Коньяк?

Волдимар кивнул головой.

– Тогда откройте. Мне налейте тоже.

Они молча выпили. Хозяин раскурил сигару.

– Подробные инструкции, деньги для работы, адреса и пароли к нашим старым и весьма надежным агентам получите через час у Пашевича. Я же – о сути, о главном.

Теперь уже он сам наполнил обе рюмки.

– Вы, конечно, не забыли “Юлию”. Сейчас этот тримаран или, что точнее, его усовершенствованный дублер называется “Семен Гарькавый”. Это имя вам, безусловно, тоже знакомо. Так вот, парусник этот заявлен для участия в фестивальной регате вокруг Южной Америки с командой из четырех человек, которую возглавляет молодой директор нового советского научно-исследовательского института теории движения, весьма талантливый доктор физико-математических наук Олег Слюсаренко. Вы имели честь в прошлом году лично видеть и слышать его. Я не утрирую. Этот молодой ученый заслуживает самой высокой похвалы жителей планеты и самого пристального нашего внимания.

Глава концерна выпустил облако голубовато-сизого дыма.

– Он и его идеи, – произнес он тихо, но внятно, должны либо служить нам, либо не служить никому.

– Первое совершенно исключено, – уверенно ответил Волдимар.

– Вы все-таки попробуйте. С чем черт не шутит, когда бог спит. Но если нет… Убедите его– мне не жалко миллиарда… Но если все-таки нет… Тогда, к великому сожалению, выход во втором. Захватить и тайно, силой доставить его сюда или физически уничтожить вместе с его детищем и всей командой – вот краткая формулировка вашего задания. И пусть, как говорится, грехи целителя земля прячет. Целитель в данном случае – вы. И мы вам за выполнение этого почетного и вместе с тем трудного задания выделили двести тысяч. Половина из них уже сегодня переведена на ваш текущий счет.

Он помолчал, отпил глоток коньяку, потом снова выпустил целое облако синевато-сизого дыма и спокойным, деловым тоном продолжал:

– Формально вы едете на фестиваль в качестве корреспондента влиятельной спортивной газеты, у которой еще пять лет назад открыты собственные пункты в Гаване, Сантьяго-де-Куба и Сьен-Фуэгосе – трех крупнейших городах зеленого острова. У них там есть автомашины, морские катера и даже самолет. Все это в вашем распоряжении. Вместе со штатом журналистов. Они боевые парни и готовы для нас на все.

Он встал, и сразу же, щелкнув, открылась стальная дверь.

– И последнее. Мне все же очень хотелось бы лично побеседовать с этим молодым ученым. Если вы сможете предоставить мне это удовольствие, то я прибавлю вам еще сто тысяч. Из моих личных средств.

В Гавану Волдимар Опатовский прилетел за две недели до старта регаты. Явки действительно оказались надежными. Все шесть. Братья Кризо и Тарати Бланко – сыновья бывшего сенатора Педро Бланке – молча выслушали требование взорвать тримаран “Семен Гарькавый”, как только он прибудет в гавань Сантьяго-де-Куба.

– Да поможет нам бог! – только и сказал старший из них, воздев руки к небу.

Младший, Тарати, молча последовал его примеру.

Обоих долгие годы сжигала безмерная ненависть к народной власти, лишившей их богатства, легкой, бездумной жизни, бесконечных веселых развлечений, собственных яхт и автомобилей. Революционное правительство сделало достоянием народа крупнейшую табачную фабрику их отца, отобрало роскошный дворец в Гаване и виллы на южном побережье, передало крестьянам четыреста кабальерий [30]  [30] Кабальерия – единица измерения земельной площади на Кубе, равная 11,4 га.


[Закрыть] плодородной земли их огромной латифундии в провинции Пинар-дель-Рио на крайнем западе Кубы, где просторные рисовые поля, плантации табака и сахарного тростника стерегут, словно часовые, красавицы сосны, взбираясь по склонам синих холмов и тающих в легкой дымке гор к самым их вершинам, придавая особое очарование огромным распаханным массивам красно-коричневой земли.

Случилось так, что в дни победы революции братья остались на острове без родителей, уехавших развлекаться в Европу. Ребят приютил у себя верный пес хозяина – один из его управляющих, выдав обоих за своих осиротевших племянников. Старшему – Кризо шел тогда пятнадцатый год, младшему – десятый. Их добровольный опекун, своевременно собрав все ценное в гаванском дворце и в усадьбе латифундии на западе, перебрался с обоими на противоположный конец острова, где у него был свой домик и небольшой участок земли в одном из предместий Сантьяго-де-Куба. Только через шесть лет получили они долгожданную весточку от родителей. Бывший сенатор, живущий теперь на подачки американских благодетелей, все еще лелеявших мечту о реставрации буржуазного режима, не терял надежды о возврате своих земель, дворцов и капиталов. Он наказывал сыновьям терпеливо ждать часа возмездия и всячески содействовать его приближению.

Прошли годы. Давно почили во бозе и Педро Бланке с супругой, и его предусмотрительный управляющий. Братья работали шоферами в порту Сантьяго-де-Куба и, затаив злобу и ненависть, ждали своего часа.

Он пришел к ним в лице Волдимара Опатовского, в руках которого появилась пожелтевшая почтовая открытка с давно согласованным текстом и собственноручной подписью дона Педро Бланке.

Кризо и Тарати поочередно окропили слезами кусок картона с родительским благословлением стать на путь бандитизма.

– Да поможет нам бог! – повторил старший из них и добавил, глядя на Волдимара преданными глазами: Мы найдем и непосредственных исполнителей. Есть в запасе такие. За десяток старых золотых монет они не то что яхту – мать родную не пожалеют. Так что будьте спокойны. И золота нам не надо. Дядюшка, благодарим бога, сумел нам кое-что оставить.

Третьим надежным агентом был папаша Креспо.

В ночь с 16 на 17 апреля 1961 года на кубинский полуостров Сьенага-де-Саната в районе местечка Плайя Хирон высадился десант наемников. Под прикрытием американских самолетов, с оружием американского производства, поливая землю свинцом и напалмом, эти бывшие кубинцы ворвались в страну, чтобы вернуть Кубу к прошлому. Среди ста бывших латифундистов, шестидесяти семи домовладельцев, тридцати пяти крупных промышленников, ста двенадцати коммерсантов, ста девяносто четырех военных и полицейских, с огнем и мечом вторгшихся на землю, где они родились, чтобы вернуть старые порядки и в первую очередь своё добро, добытое и созданное когда-то для них чужими руками, был и сын банкира из города Санта-Клара, владельца сахарного завода, нескольких кабаре, игорных домов и баров Рейноль Карлос Медина.