355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Цокота » Звезда бессмертия » Текст книги (страница 1)
Звезда бессмертия
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 17:27

Текст книги "Звезда бессмертия"


Автор книги: Виктор Цокота



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Виктор Федорович Цокота
Звезда бессмертия



Я знаю, что народ мой победит,

Все вольные народы победят.

И высохнут те слезы, что бегут…

Пабло Неруда


ГЛАВА ПЕРВАЯ

До озера Тотокуку оставался всего один большой переход. Разве время теперь жаловаться на холод, на разбитые колени, истерзанные о колючки и острые камни руки, на голодную тошноту… Роберто привык верить дедушке, а старый Фредерико спокойно и размеренно шел впереди. Час назад, когда Роберто крушил обушком еще один пятиметровый участок едва заметной ледовой тропы, чтобы хоть на час-другой снова – в который уже раз! – задержать возможную погоню, дедушка уверенно сказал ему, что до места спуска на плато, откуда хорошо видно озеро, всего несколько поворотов, и еще до захода солнца они увидят Тотокуку, а также все три древних храма аймара [1]  [1] Аймара – одно из индейских племен, населяющих земли Южной Америки.


[Закрыть]
, стоящих на его скалистых островках.

Четырнадцатый день шли они по горным тропам в самом центре Анд, среди грозных скал, снега и льда. Шли к озеру, к трем храмам племени аймара, чтобы узнать наконец их тайну, передаваемую из поколения в поколение немногими избранниками рода, отмеченными незримой печатью племени – орлиным профилем лица, что походил на тень скалы Ау в час заката, и взглядом черных, как агат, глаз, наполненных неукротимым внутренним огнем.

Предания говорили, что именно такой профиль и такой пронизывающий взгляд были у легендарного Тупак-Амару – народного вождя инков, долгие годы возглавлявшего борьбу индейцев против испанских конкистадоров, словно саранча хлынувших на Южноамериканский континент в начале XVI века.

Пять столетий назад!

Фредерико остановился. Тяжело вздохнул.

Знал ли тот далекий Амару тайну аймара?… Тех аймара, что жили на этой щедрой земле еще до инков?

Об этом ведают разве что Солнце да могущественный Виракоча [2]  [2] Виракоча – божество, которому поклонялись индейские племена.


[Закрыть]

Старик опустился на колени, прижался лицом к холодным камням и трижды попросил у божества поддержки и прощения.

– О Великий Виракоча, могущественный и солнцеликий! – страстно шептал он. – Помоги мне и внуку моему Роберто дойти до пещеры у подножья величественной скалы Ау! Помоги спуститься сквозь страшную бездну к голубому Тотокуку, испить священной его воды, прикоснуться к ступеням храмов, найти путь к сияющим гротам, к твоему божественному лику!…

Старик тяжело приподнялся, дрожащими руками снял с плеча пончо [3]  [3] Пончо – домотканое одеяло с разрезом посредине, чтобы можно было через голову накинуть его на плечи.


[Закрыть]
и вынул из тайника возле разреза старинный амулет. Верх трехгранной зеленовато-золотистой пирамидки венчала фигурка диковинной птицы с человекоподобным лицом, с едва заметной прорезью для цепочки во лбу, а все основание – глянцевое, голубоватое, заполняло изображение странного существа с огромными глазами, полуприкрытого веками, и маленьким ртом. Концы его губ были скорбно опущены, а в глубине глаз, словно живые, мерцали искринки.

Амулет свободно умещался на ладони Фредерико.

Он был почти невесомым и в то же время необыкновенно прочным. В этом Фредерико убедился еще несколько десятилетий назад, когда при выходе из шахты управляющий золотых приисков лично нащупал его в складках пончо молодого шахтера. Видно, подумал: самородок выносит из шахты парень. Фредерико и опомниться не успел, как дюжие руки охранников сорвали с него пончо, подтолкнули к яркому костру, что пылал у входа в шахту.

– Золото красть! – заорал управляющий.

И тут же замолчал, удивленно разглядывая диковинный, почти невесомый амулет, тускло поблескивавший на его ладони.

– Что это? – строго спросил у Фредерико. – Где украл?

Два последних слова словно бич хлестнули парня.

Но он сдержался. Ответил тихо, с достоинством:

– Это печать Тупак-Амару, моего далекого предка.

Управляющий засмеялся ему в лицо.

– Ну-ка, посмотрим, что там внутри.

Вынув из ножен стальной клинок, он стал скоблить глянцевую поверхность пирамидки, стараясь кончиком остро отточенного ножа сковырнуть глаза незнакомого существа. Но амулет не поддавался. Ни единой царапины не появилось на его гранях.

Вконец обозленный, креол [4]  [4] Креол – потомок испанских конкистадоров.


[Закрыть]
с силой швырнул амулет о камни, а потом, выхватив у одного из рабочих тяжелый горняцкий обушок, в дикой злобе принялся колотить им по, казалось, хрупкой вещице.

Вокруг собралась толпа. Лицо взбесившегося гачупина [5]  [5] Гачупин – презрительная кличка испанцев и креолов (мексиканок.).


[Закрыть]
покрылось потом. Вдруг он разогнулся, поднял амулет, поднес его к лицу и…

Фредерико может поклясться всеми богами, что в этот момент кончики губ изображенного на нем незнакомого существа поднялись вверх, застыв на миг в загадочной улыбке, а из огромных, широко раскрытых глаз прямо в лицо управляющего ударил сноп голубых лучей.

Дико вскрикнув, гачупин изо всей силы швырнул амулет в ярко горевший костер. Словно пьяный, даже не взглянув на Фредерико, побрел он в темноту, тихо бормоча себе под нос что-то невнятное.

Рабочие скоро разошлись. А Фредерико остался у костра, надеясь утром найти в остывшей золе хоть какие-нибудь остатки священного амулета. Он был дорог ему как память о деде – отце его матери. Старый, почти девяностолетний Таау Кондорканки – правнук сына Хуана Кондорканки – два года назад повел его в горы. Фредерико тогда было восемнадцать лет. Но он и теперь хорошо помнил давно нехоженную тропу, по которой две недели шли они с дедом Таау к озеру Тотокуку.

…Дед слабел с каждым днем – годы брали свое. А тут еще лютый буран на целую неделю прервал их путь. Кончились запасы пищи. Простуженный, замерзающий, дед все чаще впадал в беспамятство.

На восьмой день бурана он с рассветом пришел в себя. Обвел взглядом маленькую темную пещеру, где спрятались они от непогоды, подозвал Фредерико к себе.

– Буран кончается, мой мальчик, но мне, как когда-то и моему прадеду, уже не выйти из этой пещеры, – тихо сказал он. – И тебе одному без пищи и огня не дойти до скалы Ау. Но ты обязательно должен еще раз попробовать дойти до нее. С сыном или внуком. Одного горы просто не примут тебя. И никто никогда не раскроет тайны аймара. А она очень нужна людям. Простым людям, как мы с тобой. Потому что должна принести им счастье. Так говорит старая легенда нашего рода…

Таау поднял правую руку и долго искал что-то в складках своего старенького пончо.

– Вот, – протянул он внуку раскрытую, скрюченную годами и тяжелой работой ладонь, на которой тускло блеснуло что-то зеленовато-желтое, – вот, возьми себе этот амулет. Правда, может быть, это и не амулет вовсе… Мать Эдувихеса, сына Хуана Кондорканки, сказала, что это ключ, открывающий путь в горы… Послушай легенду.

Старик помолчал, не то подбирая слова, то ли собираясь с мыслями, а может быть, просто копя силы для последнего напутствия внуку.

– Эдувихес, – наконец тихо произнес он, – сын Хуана Кондорканки, от которого идет наш род. Больше двух веков прошло с тех пор, когда он, молодой индейский вождь, возглавил восстание инков против креолов, приняв имя Тупак-Амару – своего далекого прадеда – вождя тех, кто долгие годы самоотверженно боролся против первых морских пришельцев. Как и у первого Тупак-Амару, у Хуана было много золота, драгоценных камней. Он быстро сумел вооружить свою огромную армию холодным и огнестрельным оружием, купленным у врагов. И эта армия погнала креолов не только с верховьев Анд, но и со средних плато, оттеснила из многих долин, прижала к морю…

А потом случилось непоправимое, – после небольшой паузы свистящим шепотом продолжал Таау. – Шестеро его бывших друзей-единомышленников, его братья по крови, его соплеменники, эти исчадия ада, в одной из тайных пещер Хуана неподалеку от скалы Ау потребовали, чтобы он разделил с ними власть, раскрыл им тайну племени, показал вход к несметным сокровищам, при одном упоминании о которых руки предателей начинали дрожать, а глаза загорались алчным огнем.

Три дня и три ночи продолжался спор. Жена Хуана – Анита с только что родившимся здесь же, в пещере, Эдувихесом была тогда рядом с мужем. Она слышала его гневные слова, обращенные к бывшим товарищам. Он доказывал, что сокровища аймара принадлежат всем людям земли, что право на них еще надо добыть в честном бою, в борьбе с людскими пороками, с ненасытной жадностью и властолюбием.

Хуан говорил, что все люди на земле равны, что каждый человек имеет право на свободу и счастье, вольный труд и обеспеченную старость.

Но зерна разума, – едва слышно продолжал свой рассказ Таау, – уже не находили благодатной почвы в головах, ослепленных блеском дьявольского металла, слепой жаждой повелевать… Бывшие друзья решили разделить между собой хранящиеся здесь, в пещере, сокровища, а своего вожака выдать гачупинам, которые обещали за голову Хуана не только прощение и свободу, но и огромное вознаграждение, большие наделы земли, власть над своими же соплеменниками.

Анита видела, как предатели накрепко приковали руки и ноги ее мужа тяжелыми цепями к огромным колодам. До рассвета оставалось еще два часа, и бывшие соратники в знак особой милости разрешили жене с младенцем побыть возле Хуана.

– Еще не поздно, – сказал один из них, – может быть, до восхода солнца ты его образумишь…

Но Хуан не слышал заклинаний жены, не видел ее слез.

– Для меня все кончено, – только раз и сказал он. – Все. Что-то в эти дни я сделал не так… И вообще что-то нарушил, а возможно, просто не той дорогой пошел во всей нашей борьбе… Видно, ошибся, как и тот, далекий Тупак-Амару…

Он долго молчал, прижавшись головой к вздрагивающему от рыданий плечу Аниты. И вдруг зашептал страстно, призывно, и глаза его сверкали в полутьме, словно раскаленные угли.

– Нет, я не раскрою им того, что знаю. Пусть умер от рук таких же предателей три столетия назад гордый и грозный Тупак-Амару. Пусть умрет от этих подлых рук сын Вольного Орла – Хуан Кондорканки. Но ни под какими пытками не раскроет он своим убийцам тайны гор. Потому что знает – не умрет гордое племя аймара. Оно сохранит эту тайну и через три, через пять поколений отыщет путь к счастью людей.

Он потянулся всем телом вперед, к большой груде камней у входа:

– Анита, – позвал шепотом. – Теперь не время плакать, утри слезы… Вон там, под камнями, лежит печать Тупак-Амару. Это – ключ к тайне племени. Я спрятал ее здесь три дня назад, надеясь образумить товарищей. Но ты сама видела – зло и на этот раз победило добро. Я не могу уйти с тобой, а тебе не под силу спасти меня. Но я еще могу помочь тебе и нашему малышу. Еще есть надежда спасти, сохранить священную тайну.

И опять он всем телом потянулся к камням.

– Скорее бери амулет! Одень его на шею нашему Эдувихесу и смело беги с ним вперед, прямо на каменную стену, на эти грозные скалы. Заклинаю тебя всеми богами, торопись, потому что за мною уже идут…

Несколько секунд он прислушивался к тяжелым шагам в глубине пещеры. Потом снова зашептал ей:

– Помни, родная, назад пути нет. Только вперед! И дорогу надо выбирать одну-единственную. Одна из них ведет к самой сокровенной тайне Анд, к тайне аймара. Прямо отсюда, из пещеры. Другая – с запада, от океана, с того места, где скалы круто обрываются в море. Третья – от одного из древних храмов аймара на озере Тотокуку. Есть, наверное, и другие дороги, но вам можно пройти только по одной и только один раз… И не пугайся, если кого-нибудь встретишь там, внутри гор… Это может быть только друг… Идти нужно с любовью и миром в сердце. Пусть передаст это сын своим детям, внукам и правнукам, пусть научит их любить людей, наполнит их сердца добром… Беги! Да хранят вас боги!

Словно в тумане, мелькали перед глазами Аниты эти последние мгновения с мужем.

Повинуясь его голосу, она быстро одела на тоненькую шейку ребенка цепочку с амулетом и, подхватив на руки сына, стремительно бросилась прямо на базальтовую скалу. “Чему быть – того не миновать!” – подумала.

По-своему истолковав последнюю волю мужа, Анита решила не даваться в руки врагов, погибнуть вместе с сыном. Но скала вдруг мягко отодвинулась, поднялась вверх, открывая широкий светлый проход, а через мгновение сомкнулась за ними, отрезав путь разъяренным преследователям.

Анита уже не услышала их проклятий, их отвратительной брани. С ребенком на руках она точно слепая шла по широкому светлому тоннелю. Убитая горем, она не знала, куда и зачем идет.

Хуана Кондорканки или, как он себя тогда называл, Тупак-Амару Второго враги долго пытали, стараясь вырвать у него тайну Анд, а затем, ничего не добившись, четвертовали, – продолжал свой рассказ Таау. Стаей ненасытных койотов набросились проклятые гачупины на наши горы. С каждым месяцем их прибывало все больше. Вооруженные ружьями и пушками, закованные в броню, жадной толпой сходили они на наш берег со своих каравелл и, словно одержимые, рвались в горы, превращая в рабов наших соплеменников, заставляя их дробить скалы, прокладывать дороги и тоннели. Аймара, как и люди других племен, гибли тысячами. От болезней, голода и холода, от непосильной работы. Страна наша превратилась в нищую, бесправную рабыню, сидящую на золотой скамье.

Старик тяжело вздохнул.

– Нет, нет! – торопливо зашептал он, поняв немой вопрос Фредерико. – Ненавистные гринго [6]  [6] Гринго – здесь – белые пришельцы, завоеватели.


[Закрыть]
так и не узнали тайны аймара, не пробились к главным сокровищам, спрятанным в нашей земле.

– А как же тайна племени? Что ты знаешь о ней? – несмело спросил Фредерико. – И что это за амулет? – дотронулся он до лежащей на ладони деда золотистой пирамидки с цепочкой, продетой через едва заметное отверстие во лбу человеколикой птицы.

Таау долго молчал. Потом медленно, с трудом приподнялся на своем неуютном ложе.

– Слушай, что дальше говорит легенда… Жена Хуана Кондорканки – Анита рассказала своему сыну Эдувихесу, который является моим прадедом, что в тот страшный рассвет, когда она, повинуясь горячей просьбе закованного в цепи мужа, одела на шею сына амулет и бросилась с младенцем на скалу, решив погибнуть, но не остаться в руках врагов, скалы действительно расступились перед ней. Анита смутно помнит, что было дальше, сколько времени она брела с ребенком на руках по бесконечному сверкающему тоннелю, как заходила в огромные залы, заполненные совершенно непонятными ей машинами и вещами…

Все это походило на бред, от которого Анита пришла в себя в древнем храме аймара на скалистом островке озера Тотокуку. В карманах своей одежды она с изумлением обнаружила добрый десяток пригоршней невиданно крупных драгоценных камней и тяжелую, хоть и небольшую – величиной с ладонь – отлитую из золота фигурку человеколикой птицы – точно такой же, какая венчала головку пирамидки, одетой на шею Эдувихесу.

Жрецы храма не знали, как она к ним попала. Анита отдала им все драгоценности, и они разрешили ей с ребенком остаться у них, гарантируя молчание, уход и полный покой. И ей, и младенцу, с шеи которого она так и не сняла амулет Тупак-Амару.

Почти три десятилетия провела Анита с сыном в древнем храме аймара. А в день, когда Эдувихесу исполнилось двадцать лет, она рассказала ему об отце и обо всем, что сохранила ее память. Много раз поднимался Эдувихес в горы. Неоднократно был в пещере. Видел, как ненавистные гринго, креолы и другие грабители его земли пытались пробить в этих скалах хотя бы маленький шурф, чтобы с помощью мандингова [7]  [7] Мандинг – черт, дьявол (инд.).


[Закрыть]
зелья, которое гринго называют порохом, разнести на куски их родные горы. Однако камни здесь, в пещере у скалы Ау, были крепче стали. На почерневших от времени глыбах, на древних ее стенах и сводах не оставалось даже царапины, сколько их ни старались молотить самые умелые шахтеры. Только искры сыпались от горячих обушков… Как ни бесились гринго, а в конце концов отступились от пещеры.

После их ухода он нашел в одном из ответвлений большие колоды, к которым в ту страшную ночь – ночь после его рождения – был прикован тяжелыми цепями его отец Хуан Кондорканки. Но безмолвными были камни вокруг. И губы странного существа на печати Тупак-Амару застыли в скорбной печали, а огромные глаза его были закрыты, сколько ни вглядывался он в них.

И тогда понял Эдувихес, что если в рассказе его матери есть хотя бы частица правды об удивительном их спасении, если горы действительно расступились и укрыли их, если, по словам отца, дорога к их тайне может раскрыться только для двоих, то амулет не посвятит его в свою тайну до тех пор, пока не придет он сюда вдвоем с самым близким, с самым родным человеком – его сыном, внуком или правнуком.

Похоронив мать, Эдувихес отказался от сана жреца, к которому почти тридцать лет его готовили хозяева храма, и отправился на родное плато. Там родились и выросли его отец и мать. И он чувствовал всем существом своим, что именно там, на родном плато, среди аймара должен он продолжить род отца своего Хуана Кондорканки, род великого и славного его предка Тупак-Амару. Он знал, что делать. Нанявшись батраком на кукурузные и картофельные плантации не очень богатого пожилого креола, Эдувихес вскоре женился на такой же, как и сам, сироте-батрачке Хулиане, отец которой был из племени аймара. Он работал на серебряном руднике и погиб от обвала, когда девочке было двенадцать лет.

Видя трудолюбие, послушание и удивительную честность Эдувихеса, хозяин выделил молодой паре под своеобразную аренду отдельный участок земли на плато и необходимый инвентарь. Почти весь вырощенный и собранный урожай они должны были отдавать хозяину, оставляя себе лишь немного картофеля и кукурузы на пропитание. В свободное от полевых работ время оба должны были трудиться на скотном дворе. О своем жилье им нужно было позаботиться самим.

Эдувихес был в восторге. О таком счастье он и не мечтал. Весь зимний период, освободившись от работы на скотном дворе, он таскал на свой участок тяжелые валуны, складывал их один к одному, обмазывал замешанной на навозе глиной, подсыпал быстро растущие стены с наружной стороны землей. За крышей пришлось спускаться далеко в долину, в сельву. В лесу вместе с двумя товарищами, согласившимися ему помочь, и Хулианой нарубили они сотню стройных бамбуковых стволов и на себе принесли их к дому. Его отрезки нужных размеров – продольные и поперечные – ловко переплели, подняли на стены дома, укрепили и залили жидко замешенной глиной.

Дом был готов. Надежный, прочный, уютный. Свой дом! В стужу его прочные толстые стены укроют от лютого холода, в зной дадут желанную прохладу. Здесь, в нагорье, на высоте около четырех тысяч метров над уровнем моря, это очень важно. Ведь почти каждый день здесь меняются все четыре времени года: утром вместе с ласковым теплым солнцем на плато приходит весна, в полдень наступает знойное тропическое лето, к вечеру вместе с моросящими тучами и туманами крадется с горных вершин и ледниковых ущелий зябкая осень, а ночью лютует зимняя стужа.

Нашлось в доме место и для очага, и для нехитрой кухонной утвари Хулианы, и для гостей, которые нет-нет да и заглянут на огонек к молодой дружной паре, И, конечно же, хватит в нем места для желанных детей…

В этом доме родился внук Хуана Кондорканки – Педро. До этого Хулиана родила двух дочерей – Аниту и Чону. Но ни Педро, ни затем его сын Хесус внешне даже отдаленно не походили на великого Тупак-Амару…

Голос Таау был едва слышен. Старик закрыл глаза и замер, к чему-то прислушиваясь. Фредерико испуганно склонился над ним, взял его холодные руки в свои.

– Нет, это еще не за мной, – почти беззвучно прошептал, как бы сам себе, старый Таау и снова медленно раскрыл глаза. – Ты слушаешь, мой мальчик?… Так вот, последний ребенок Эдувихеса и Хулианы Хесус Кондорканки – был мой отец… Когда я появился на свет, прадеду моему, Эдувихесу, исполнилось уже семьдесят семь лет. Это много, очень много для индейца, изнуренного тяжелой работой. Эдувихес после моего рождения как-то сразу воспрянул духом, помолодел, глаза его засверкали, словно у юноши… Днем и ночью просиживал он у моей колыбели, пестовал, лелеял, пел бесконечные песни, ласковые и нежные. Он научил меня любить наши горы, песни, небо. Научил без промаха стрелять из лука и ружья, спать на голых камнях и умываться снегом. Он научил меня любить жизнь и свободу, свой народ и быть готовым умереть за его счастье.

Он сам дал мне имя – Таау. Скрытый смысл его я понял значительно позже, здесь, именно в этой пещере. Таау – сокращенно Тупак-Амару и название скалы Ау. Не удивляйся, Фредерико. Видно, такова наша судьба, предначертанная нам свыше могущественным Виракочей… Когда мне исполнилось двадцать, Эдувихес повел меня к пещере у скалы Ау… Лютый ураган застиг нас в пути. Мы нашли свое убежище в этой пещере, и именно здесь поведал мне перед смертью Эдувихес все, что я тебе рассказал сейчас. Здесь я и похоронил его. Сегодня, когда пробьет мой последний час, посади меня рядом с ним… Вон там, в дальнем углу пещеры, за двумя обломками скал…

Я сказал тебе все, что знал. У меня не было сына. Жена моя Анна родила мне только дочь Иссайю, оставив нас одних… Ты знаешь, мальчик мой, аймара вторично не женятся, и я не мог нарушить этот древний обычай. Я жил с дочерью, пока не пришла ее весна. Отца твоего Теренсио Парамо совсем молодым коварные гачупины силой угнали на свинцовые рудники. Иссайя пошла вместе с ним. Нужно ли рассказывать об их муках? Ты ведь и сам знаешь, сколько лет выдерживают люди на свинцовых… Через четыре года они оба умерли там. А тебя, двухлетнего, привезли ко мне добрые люди. Это было огромное счастье, мой мальчик…

Я с радостью отдал тебе за эти годы все, что мог.

А теперь рассказал все, что должен был рассказать.

И сейчас я передаю тебе эту печать и свое любящее сердце… Ты слышишь, мальчик мой, оно остановилось…

Фредерико вздрогнул, зябко повел плечами. Утренний холод пробивался через старое пончо. На востоке серело. Костер давно погас. Даже зола остыла.

Нет! Этого не может быть!

Фредерико вскочил на ноги. Сделал вперед шаг, второй, третий. Из центра потухшего костра прямо на него смотрели, успокаивая, широко, открытые большие голубые глаза удивительного существа, в глубине которых, словно живые, сверкали веселые искринки.

Юноша решительно ступил прямо в золу. Бережно поднял амулет. Он был цел и невредим. Только цепочка исчезла. Фредерико спрятал золотистую пирамидку на груди и быстро пошел прочь от шахты.

Он даже не вернулся за расчетом. Нужно было выполнять завет старого Таау.

…С тех пор прошло более пятидесяти лет. Старый Фредерико Парамо с непонятной грустью смотрел на амулет, лежащий у него на ладони. Он все еще верил в него, верил в тайну аймара, до разгадки которой оставалось, может быть, всего несколько поворотов узкой ледяной тропы…

Нет, это был уже далеко не тот Фредерико, который, затаив дыхание, боясь пропустить хоть одно слово, слушал в промерзшей насквозь пещере рассказ умирающего Таау. Это был познавший полную меру трудовой жизни человек, лелеявший долгие годы мечту о счастье, завещанную ему правнуком Хуана Кондорканки – непобежденным наследником и приемником грозного имени и бессмертной славы великого и мудрого вождя индейцев Тупак-Амару…

Как все-таки похож на него Роберто! И лицо, и глаза! Только ростом он далеко обошел и обоих Амару, и Таау, и самого Фредерико, и даже отца своего Лубеаниса.

А ведь его называли великаном – больше двух метров сын был ростом. Широкоплечий, могучий, сильный… Роберто и его перерос. Да теперь они, пожалуй, все такие. И молодые аймара, и кечуа, и пано, как и молодежь других индейских племен.

Два десятка лет назад Фредерико со своим сыном отцом Роберто – Лубеанисом пошел через снежные перевалы к Великому Океану в надежде там, на самой границе Чоло и Пареро, где километровые уступы скалистых громад отвесно спускаются прямо в воду, найти путь к подземным дворцам, хранящим многие века тайну аймара. К озеру Тотокуку он идти не хотел мешал какой-то внутренний голос, навсегда запомнившиеся окаменевшие лица двух стариков – Эдувихеса и Таау, оставленные под тяжелыми кусками гранита в углу промерзшей насквозь пещерки.

…Фредерико хорошо помнит большую войну. Он работал тогда рудоносом на медных рудниках, а потом грузил вагоны, сопровождал и разгружал их в морском порту. Многим аймара и другим индейцам довелось тогда спускаться с родных гор, побывать в больших городах, увидеть поезда, корабли, автомобили, высокие дома, тесно заполненные белыми гринго… Именно тогда наконец стал понимать Фредерико заветные слова Хуана Кондорканки, сказанные им жене перед вечной разлукой. Да, да… Эти белые гринго были вовсе не ранчеро, не гачупины. Как аймара, как другие краснокожие и негры, они таскали на себе тяжелые кули с рудой и прочим грузом, ели с ними из одних котелков такую же постную похлебку. Видел Фредерико и других бледнолицых, которых все называли красными братьями. В темном, заполненном сотнями людей зале смотрел Фредерико удивительные живые картины, рассказывающие о большой войне, о невиданном героизме далеких бледнолицых братьев, защищавших свою землю, свою свободу, своих родных и близких от озверевших врагов.

Русские тогда разгромили фашизм. В том памятном году Фредерико нашел свою Дамиану. А потом у них появился сын Лубеанис. Удивительно счастливое было время. Край ацтеков и аймара, край инков и майя, край целой плеяды героев многовековой борьбы за освобождение от чужеземного владычества – Куатемока, Манко, Тупак-Амару, Кондорканки, Кауполикана, Лаутаро, Симона Боливара, Хосе Марти и многих других бессмертных имен обрел, казалось, долгожданную свободу. Исчезали колонии и доминионы. Государство за государством обретали самостоятельность. Даже надменные гринго – и те стали как будто бы мягче.

Но не минуло и десяти лет после большой кровопролитной войны, как в их родной Пареро, да и в соседних странах появились, словно черви после дождя, новые фашисты. Безусые молодчики – сынки богатых креолов, сначала забавы ради, одели коричневую фашистскую форму со зловещей свастикой на рукавах выутюженных мундиров. Нашлись и такие, кто не только восторженно аплодировал новоявленным проповедникам борьбы за чистоту “высшей расы”, но и всеми дозволенными и недозволенными средствами активно способствовал росту их рядов. Откуда-то всплыли на поверхность недобитые прихвостни бесноватого фюрера, нашедшие себе приют в странах Нового Света, вешатели, убийцы, палачи, чьи руки обагрены кровью тысяч и тысяч ни в чем неповинных людей.

Из тайных сейфов и складов для “забав” возродившихся на черной ниве мракобесья ультравандалов и проповедников шовинизма щедро потекло золото, добытое когда-то путем массовых грабежей, насилий и убийств, путем уничтожения целых народов, а также оружие – старое, припрятанное “на всякий случай”, и новейшее.

И новоявленные “наци” распоясались. Митинги и веселые пирушки сменились драками, массовыми избиениями индейцев и других коренных жителей. Дальше – больше: зверские убийства, поджоги, взрывы бомб, грабежи и насилие. И, наконец, прямые вооруженные выступления против народных правительств, убийства президентов, расправа с патриотами, захват власти путем переворотов и последующего массового террора.

Вот почему их путь к океану два десятилетия назад окончился трагической смертью сына. Схваченный в горах головорезами диктатора Чоло, Лубеанис был обвинен в шпионаже, в попытке подорвать устои государства и в тот же день без суда и следствия расстрелян на глазах отца. Роберто было тогда всего два месяца.

Все эти годы Фредерико как мог помогал Секстине растить детей. У Роберто были две старшие сестренки-близнецы – Мадлен и Дийяда, и одной невестке ни за что не поднять бы всех троих на ноги. Фредерико был им и любящим дедом, и кормильцем-отцом одновременно. Пока позволяли здоровье и прихоть хозяев, он работал машинистом подъемной машины на руднике, потом много лет пас овец и лам индейской общины, что арендовала земли у ранчеро в западной части плато. Все до последнего сентаво [8]  [8] Сентаво – мелкая разменная монета.


[Закрыть]
отдавал Секстине, сам довольствуясь совсем немногим и в пище, и в одежде. Дома в больших картонных ящиках из-под пива разводил и выращивал морских свинок, в чем ему с явным удовольствием помогали и Роберто, и девочки. Вместе с подросшим внуком пасли они хозяйский скот, а в болотистых озерцах долин ловили проворных коипу, которых гринго называют нутриями. Они охотно покупали свинок и мягкие шкурки коипу. Именно вырученные за зверьков деньги дали возможность купить для десятилетнего Роберто форменную одежду, необходимые книги, пособия и заплатить за два года учения в начальной школе, открытой сравнительно недавно в поселке, который еще в годы большой войны разросся здесь же, на плато, неподалеку от медного рудника.

Роберто очень быстро выучился читать и писать по-испански, охотно рассказывал деду, матери и сестрам о разных новостях в своей стране и во всем мире, о которых писалось в газетах и журналах. И как-то сразу расширились горизонты их плато, сжатого со всех сторон седыми вершинами Анд. Фредерико узнавал о жизни в долинах и на далеком побережье. Снова услышал он забытые уже, но очень знакомые названия городов, где довелось ему побывать в годы большой войны. Лима, Андауайлас, Куско, Икитос, Мольендо… Где-то там, южнее Мольендо, высоко в горах, отвесные утесы которых шагают прямо в Великий Океан, схоронил он два десятилетия назад своего Лубеаниса. И не схоронил даже – просто завалил грудой тяжелых камней, так как нечем было вырыть могилу в вечно мерзлой каменистой земле.

От внука впервые услышал старый Фредерико удивительно звучные, наполненные большим смыслом слова “спутник”, “космос”, “лунник”. От него же узнал имена первопроходцев вселенной – космонавтов и астронавтов. С сомнением поглядывал он теперь иногда на старинный амулет аймара: не выдумка ли это все? Но потом отрицательно качал головой. Нет! Видел же он, как светились большие глаза незнакомого существа, как не сгорела в жарком пламени костра золотистая пирамидка. Вот еще лет пять, и подрастет Роберто. Пробьет тогда их час, и отправятся они с внуком в горы, к самим вершинам снежных Анд, к таинственной пещере у скалы Ау.

Он, конечно, наступит – звездный час племени аймара, час победы простых людей всей земли. Потому что хоть и называлась их многострадальная родина Пареро вот уже полтора столетия свободной республикой, а мало что изменилось здесь со времен испанских конкистадоров и португальских захватчиков. Правда, ушли с родной земли чужеземцы, но остались креолы – потомки первых поработителей, остались ненавистные гачупины, которым принадлежат и земли, и пастбища, и горы, и все, что скрывают в своих недрах: олово, медь, железо, уголь, золото, серебро, нефть, свинец… Даже гуано – горы помета миллионов птиц, выросшие за тысячелетия на скалистых берегах Великого океана, – даже оно принадлежало гачупинам. И они вывозили его из страны на кораблях, набивая карманы песо, крузейро, кетсалями, эскудо, долларами, фунтами, франками, марками и другой ходовой валютой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю