Текст книги "Архипелаг OST. Судьба рабов «Третьего рейха» в их свидетельствах, письмах и документах"

Автор книги: Виктор Андриянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Виктор Андриянов
АРХИПЕЛАГ OST
Судьба рабов «Третьего рейха» в их свидетельствах, письмах и документах

Посвящаю моим внукам Кате, Даниле, Вите Андрияновым.

Автор

^{Карта фашистских концентрационных лагерей и их филиалов, составленная по трофейным документам, показаниям свидетелей и обвиняемых, в частности, по показаниям коменданта Освенцима Рудольфа Гесса.}

От автора

Письмо Льва Петровича Токарева, остарбайтера из Ленинграда, – самое, пожалуй, типичное в той огромной почте, которую я получил после выхода в 1993 году моей документальной повести «Память со знаком OST». Приведу его почти полностью, опасаясь даже упрека в возможной нескромности, потому что это письмо точно и резко обозначает волнующую нас тему.

«Уважаемый Виктор Иванович, дорогой Вы мой! Вчера, наконец-то, получил Вашу книгу «Память со знаком OST» и на одном дыхании прочел ее от корки до корки.

Напиши Вы такую книгу раньше, пришлось бы ей выходить в «Самиздате». Сейчас, слава Богу, Вы смогли сказать всю правду о нас, рабах рейха, отверженных и в своей собственной стране.

Хочется пожелать Вам, чтобы Вы продолжили работу над этой темой. Уверен, таких пожеланий Вы получите много и особенно от ленинградцев, псковичей, новгородцев, белорусов. Они достойны такого же внимания, как Ваши земляки-украинцы, которым вы отдали приоритет в своей «Памяти».

В июне 1991 года, в дни 50-летия начала Великой Отечественной войны, мне довелось побывать в Германии в составе группы несовершеннолетних узников фашистских концлагерей. Скажу я вам, это не та Германия, которую мы видели в войну. Многое они переосмыслили, даже создали общество «Знак искупления». И все же не мешает иногда тактично напомнить, что вытворяли их отцы и деды в России во Второй мировой. Вот тут как раз и пригодится Ваша книга. Понять, если захочешь, можно все, а вот забыть нельзя ничего.

Все, что написано в Вашей книге, я прошел и пережил. Посылаю Вам копию своей справки из КГБ. В ней говорится, что меня угнали в Германию в 1942 году из Нового Петергофа, подтверждается, что я бежал с фабрики в городе Райхенбах в Чехословакию. И здесь присоединился к чешскому партизанскому отряду.

Как живется сейчас таким, как я? Мы признательны президенту России за Указ, по которому несовершеннолетние узники фашистских концлагерей получили такие же льготы, как участники войны. Но почему это коснулось только несовершеннолетних? Полный абсурд! Значит, других и сейчас не реабилитировали?

Лично я получил льготы, но мне стыдно смотреть в глаза тем, кто старше меня. Не понимаю, что происходит.

И еще. Красноармейцы, которые воевали хотя бы один день и попали в плен, считаются участниками войны и получают награды и льготы, а лица гражданские, угнанные в Германию и бежавшие с заводов и лагерей, воевавшие во Франции, Италии, Чехословакии, Югославии в отрядах Сопротивления, не считаются участниками Великой Отечественной войны.

Скажу о себе. Я сейчас получаю льготы участника войны, кажется, все нормально, да не совсем. В начале 1945 года мне было уже 17 лет, я бежал с этапа, сам достал оружие, почти два месяца воевал в небольшом отряде Сопротивления в районе Рудных гор. А доказать этого не могу, хотя и в справке КГБ указано, что «присоединился к чешскому отряду».

Меня могут спросить, а зачем тебе нужно доказывать это, ты и так получаешь льготы? Отвечу. У меня растут три внука и две внучки. И я хотел бы им оставить не справку КГБ, а медаль «За победу над Германией». Да, я честолюбивый человек и думаю, что заслужил такую медаль.

Писал об этом еще маршалу Язову, в то время министру обороны СССР. Из его канцелярии мне ответили, что награды вручают только участникам Великой Отечественной войны. А Вы – участник Второй мировой?!. Вот так. Где еще можно получить такой несуразный ответ? Только у нас. Ну да Бог с ними.

В Германии я работал почти полтора года. В 1943-м по-глупому бежали втроем с завода. Через несколько часов нас с поезда сняли и «объяснили» чисто по-немецки, что остарбайтерам можно в Германии, а что нельзя. После этого «объяснения» мы почти неделю только на животах лежали. Организм молодой был, выдержал. Да, спасибо чехам и французским военнопленным. Если бы не их помощь, не знаю, что стало бы с нами… И еще, заместитель начальника лагеря оказался порядочным человеком, помогал, чем мог. Иначе – быть нам в крематории.

Ну, а второй побег мы подготовили получше.

Еще раз спасибо Вам, Виктор Иванович, за книгу «Память со знаком OST». Она о каждом из нас и очень нужна людям. Надеюсь увидеть новое издание.

^{Лев Петрович Токарев. Санкт – Петербург, 1993 г.».}

Так случилось, что вернуться к предложению Льва Петровича Токарева и многих других читателей я смог лишь через десять с лишним лет. Но и в эти годы параллельно с работой над новыми книгами («Одинокий царь в Кремле», «Крестный путь», «Косыгин») шло накопление и осмысление материалов, связанных с судьбами «восточных рабочих».

…Узкая комнатушка на седьмом этаже одного из зданий московского «архивного городка» – Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ). Два стола сотрудников архива, всегда точных, обязательных, внимательных. Столы, стулья у тумбочки со старой пишущей машинкой завалены горами папок, – это заказы исследователей. Четверым за ними тесно, пятому остается листать документы на коленях.

«Мои» папки – с материалами Управления Уполномоченного Совнаркома СССР – Совета Министров СССР по делам репатриации. Шесть описей, 2771 единица хранения – тысячи и тысячи писем военных и послевоенных лет, справок, отчетов, ответов, запросов… Как водится, в начале каждого дела – листок, в котором положено записать свою фамилию, цель исследования… Думал – на этих страницах будет тесно от фамилий предшественников… Увы! Не раз и не два приходилось делать первую запись. Эго и стало последним аргументом в моем решении вернуться к жизни «восточных рабочих» в Германии и в России, на Украине, в Белоруссии, рассказать тем, кто никогда и не слышал этого слова, какой же страной была Остландия.

Краткий путеводитель по Остландии

Территория —фашистская Германия в границах 1941 года (Германия, Австрия, протекторат Богемия и Моравия), ряд других оккупированных стран.

В оккупированных районах Советского Союза по указу Гитлера были образованы новые территориально-административные единицы:

Западные области Украины (Львовская, Станиславская, Тернопольская, Дрогобычская) составили «дистрикт Галиция», который прирезали к генерал-губернаторству, как именовались в рейхе остатки Польши;

«Рейхкомиссариат Украина» (РКУ) – остальные области Украины (без Буковины и Одессы) плюс районы южной Белоруссии и Крым;

«Рейхкомиссариат Остланд» (РКО) – Эстония, Латвия, Литва, северная Белоруссия;

Румынская оккупационная зона – Бессарабия (Молдавия и Измаильская область), Северная Буковина (Черновицкая область), Транснисгрия (Одесская область).

Население —остарбайтеры (Ostarbeiter) – «восточные рабочие».

Иностранные рабочие —принятое в официальной пропаганде гитлеровской Германии наименование лиц, вывезенных из оккупированных стран в годы Второй мировой войны для принудительного труда в рейхе; в служебной переписке, в повседневном обращении – «рабы», «скот» и т. п.

OST—знак «восточных рабочих». Вертикальный прямоугольник с бледно-голубой каймой шириной 1 см. На синем фоне белыми буквами высотой 3,7 см было написано OST (Восток). Остарбайтеры были обязаны всегда носить этот знак на правой стороне груди. «Знак, – подчеркивалось в циркулярах гестапо, – должен быть всегда виден и прочно закреплен».

SR —«Советская Россия». Эти белые буквы предписывалось носить на спинах русским в концерне Круппа; «Р» – полякам; остальным выдавались повязки – белые, синие, красные или зелено-белые.

Арбайтс карте —документ «восточного рабочего».

Арбайтс крафт(Arbeitskraft) – рабочая сила.

Бауэр(Bauer) – крестьянин:

Хольцшуэ(Holzschuhe) – колодки.

Особая мера– смертная казнь.

Шнель(schnell) – быстро!

Рус швайн(Russischee Schwein) – русская свинья.

Фрессен(fressen) – жрать.

Уничтожение работой– официальная установка на конечную цель использования «восточных рабочих».

Штеппенфольк(Steppenvolk) – обозначение «восточных рабочих» как дикарей, отсталого, неграмотного народа из степи, далекого от европейской цивилизации.

Тотальная мобилизация(Totaleinsatz) – объявлена 13 января 1943 года. Все немцы (мужчины в возрасте от 16 до 65, женщины от 17 до 45 лет) подлежали привлечению к работам военного назначения. В оккупированных странах «мобилизация» охватывала целые поколения. В Чехии (протекторат Богемия и Моравия) – 1921, 1923, 1924 года рождения, в оккупированных районах Советского Союза – «всех мужчин и женщин рождения 1926, 1927 года», и даже подростков 10–14 лет.

Хиви(Hiwis, Hilfswillige) – желающие помогать, добровольные помощники. Так в частях вермахта, немецких службах называли «Иванов», которые шли к ним в услужение.

Гестапо(Gestapo – сокр. от Geheime Staatspolizei) – тайная государственная полиция. Система органов политического сыска и контрразведки фашистской Германии. Приговором Международного военного трибунала в Нюрнберге гестапо признано преступной организацией.

СД– SD, сокр. от Sicherheitsdienst – служба безопасности рейхсфюрера СС. Играла ведущую роль в разработке Генерального плана «Ост».

ОКБ – OKW, – Верховное командование вермахта. Начальник штаба ОКВ – генерал-фельдмаршал Кейтель.

ОКХ – ОКН, – Главное командование сухопутных войск.

Гиммлер Генрих– рейхсфюрер СС, министр внутренних дел фашистской Германии. В мае 1945 года покончил жизнь самоубийством.

Геринг Герман —рейхсмаршал, начальник Главного экономического штаба Восток, Генеральный уполномоченный по 4-летнему плану Один из главных организаторов нападения на СССР, разграбления оккупированной советской территории и массового угона советских людей в рабство. Нюрнбергским трибуналом приговорен к смертной казни; покончил жизнь самоубийством.

Заукель Фриц —обергруппенфюрер СС и СА, гаулейтер, имперский наместник Тюрингии. 21 марта 1942 года декретом Гитлера назначен Генеральным уполномоченным по использованию рабочей силы. Казнен по приговору Нюрнбергского трибунала.

Розенберг Альфред– один из идеологов германского фашизма. В июле 1941 – апреле 1945-го возглавлял министерство по делам оккупированных восточных территорий. Казнен по приговору Нюрнбергского трибунала.

Шпеер Альберт —с 1942 года министр вооружений и боеприпасов гитлеровской Германии. По приговору Международного военного трибунала в Нюрнберге отбыл 20-летнее тюремное заключение.

Сколько помнит себя, столько помнит он увеличенную фотокарточку в самодельной рамке на высоком столике у зеркала в узком простенке между двумя окнами, которые на ночь запирались ставнями. Ставни были непременной принадлежностью каждой хаты в рабочем поселке. Когда темнело и окна мазанок, как экраны немых фильмов, высвечивали жизнь под дешевыми абажурами, он выбегал во двор, сдвигал деревянные створки с облупившейся зеленой краской и прижимал их наискось тяжелой железной перекладиной.

На конце ее болтался стержень, который полагалось внутри прихватить. Но этого, как правило, никто не делал. Так что скорее ставни были неким символом защищенности, прикрытием от чужого скользящего взгляда. Утром, когда мать распахивала ставни и солнце заливало комнату, самым первым, что он видел со своего узкого диванчика, обтянутого черным дерматином, была та фотография. Его старшего брата Ивана, названного по отцу. Брат прикусил веточку белой акации, и в это мгновение щелкнул затвор фотоаппарата.

На том снимке ему шестнадцать. Он пробует акацию, не догадываясь, что это последнее лакомство детства и скоро-скоро он услышит стук других затворов. Завтра – война. Через пару месяцев, еще вроде далекая, она подступит к поселку первым налетом, первыми беженцами… Иван с друзьями соберется в военкомат, но вместо фронта их отправят на Днепр рыть окопы.

Никто никогда не считал, сколько народу туда нагнали. Шахтеров, сформированных на рудниках в отряды, школьников, студентов, домохозяек… Одних, к счастью, успели эвакуировать. Вторые уходили сами. Третьи ждали приказа, который некому было отдать…

Они все еще будут долбить выжженную землю и прислушиваться к далеким раскатам, когда немцы пришлют автоматчиков на этот бесславный сталинский рубеж, собирать в своем тылу Arbeitskraft – рабочую силу для великой Германии. Ах, как весело смеялись те здоровые, сытые парни, хохотали до колик, показывая друг другу на оборванное, голодное воинство с лопатами.

– Поработали на Россию, теперь потрудитесь на Германию. Шнель, Иван, шнель!

Вот и все, что знает мой давний товарищ, Василий Иванович Захарчук, о своем старшем брате Иване, добровольце трудовой армии сорок первого года. Он пытался найти тех, кого успели вывезти в последнюю минуту из окружения, объездил приднепровские села. Но что узнаешь о человеке, когда в той войне бесследно пропадали дивизии и армии. А тех, с лопатами, вообще не считали. Захарчук слышал, что в Германии аккуратно хранятся все документы на «восточных рабочих», добрые люди вроде бы присматривают за их могилами… Может быть, умоляет он, удастся что-нибудь узнать и про Ивана. Вон, ссылается Василий Иванович на газетную публикацию, в городе Ален (Вестфалия), в местном архиве нашлись «арбайтер-карты» трех восточных рабочих – Станислава Орловского, Александра Фираго и Валентина Андреева. Их увезли на принудительные работы в Германию из Белоруссии в сорок третьем году. Германских гимназистов, наткнувшихся на старые документы, интересовало военное прошлое своего городка, жизнь «цивиль-арбайтеров».

Вполне возможно, что они впервые услышали об иностранных рабочих, занятых в Германии во время Второй мировой войны. Иностранные рабочие – такое спокойное слово, их полно вокруг – турки, югославы, поляки. Вот и русские появились, украинцы… Сами просятся… И с теми, в войну, все шло так же? Или иначе?

В деревне Метиж под Минском отыскался Александр Васильевич Фираго, почти Фигаро. Отправляя эшелон, немецкий офицер позволил себе пошутить: «Фираго здесь, Фираго там…»

Архивы, действительно, сохранились. Те, что не сожгли в конце войны. Не упрятали в тайные штольни или на дно затерянных в горах озер. «Все документы концерна Круппа, содержавшие упоминание об иностранных рабочих, военнопленных или заключенных концентрационных лагерей, имели гриф «совершенно секретно» и целые тюки их были сожжены», – пишет биограф династии Круппов У. Манчестер. Но кое-что сохранилось. Когда листаешь их, в глаза бросается совсем другая терминология. Никаких иностранных рабочих. Всюду – «рабы», «рабский труд», «рынок рабов», «скот», «рабовладелец» – так называли Альфреда Круп па.

Могилы? Оставались. Если рабы не истаивали дымом из труб крематориев. Если не разносились пеплом по германским полям под будущий урожай. Если трупы просто не выбрасывали, как мусор.

На «пушечного короля» гнули спину 300–400 тысяч рабов. Такой была только одна, правда, самая большая колония. А еще заводы «И. Г. Фарбениндустри», Сименса, Юнкерса, фирма «Байер», предприятия концерна Геринга, где, по свидетельству немецкого историка Г. Моллика, обращение с «рабочими рабами приобретало особо безобразные формы». Впрочем, продолжает он, такое обращение не слишком отличалось от порядков на других предприятиях. То есть безобразные формы – насилие и жестокость – считались в рейхе нормой.

Фирма «Байер», к примеру, «в связи с проведением экспериментов с новым снотворным» попросила в Освенциме 150 женщин. Немного поспорили о цене – 200 марок за одну голову «исследователям» показалось много. Сошлись на 170. И вскоре отчитались: «Опыты были проделаны. Все подопытные лица умерли. Мы вскоре свяжемся с Вами относительно присылки новой партии».

Не был исключением и немецкий филиал Форда, о чем написал в книге «Американская ось. Генри Форд, Чарльз Линдберг и расцвет третьего рейха» историк и журналист Макс Уоллес. Представители компании «Форд» всегда утверждали, что не могли контролировать использование рабского труда на ее заводе в Германии, так как в 1941 году утратили контроль над этим заводом. Но из приведенных в книге документов, рассекреченных в последние годы, видно, что первые невольники прибыли на завод еще до вступления Америки в войну. Документы дают основания предположить: головная компания знала, что на ее европейских филиалах производится продукция по заказам вермахта, и одобряла это. Министерство юстиции США пришло к заключению, что «есть основания для возбуждения дела» против Эдселя Форда, сына Генри Форда, президента компании до своей смерти в 1943 году.

Ост – восток. Остарбайтер – восточный рабочий. Остландия – их страна. У них отняли родину. Лишили национальности. Приказали забыть свои имена, отзываться на одно для всех – Иван. Не ищите эту страну на современных картах. Так же, впрочем, как и на давних. Она осталась на страницах документов, не предназначавшихся для печати, укрытых в свое время в самых надежных сейфах третьего рейха. Осталась в памяти со знаком OST, в памяти тех, на чью долю выпала фашистская каторга.

«Каждый день, прожитый в чужой стране, в неволе, я помню, вижу ту проклятую фабрику, лагерь, лица мальчиков и девочек, живших рядом со мной, всех полицаев. Могу их нарисовать, как будто и сейчас они передо мной.

Вижу улицы города, дома и станцию, куда нас привезли. Дом – особняк рядом с фабрикой, где из меня вытягивали жилы по двенадцать часов, – голодной, холодной, больной.

Я пишу не для того, чтобы вы рассказали обо мне, нет. Может быть, это письмо поможет полнее восстановить забытую страницу нашей истории. Чтобы боль нашего детства, украденной юности не развеялась, как пыль, по ветру. Нас спасло в рабстве человеческое милосердие, мы выручали, как могли, друг друга…»

Так писала мне Антонина Алексеевна Темнова из подмосковного поселка Михнево, откликаясь на публикацию «Человек с номером» в газете «Труд». Эго было в феврале 1989 года. «Угон советских людей на каторжные работы в Германию – одна из самых малоисследованных страниц Великой Отечественной войны, – говорилось в редакционном послесловии к очерку. – Будем признательны всем, кто своими свидетельствами, воспоминаниями поможет полнее восстановить и эту страницу нашей истории».

«Труд» тогда выходил тиражом в двадцать миллионов экземпляров – можете представить, какой шквал писем обрушился на редакцию. Их считали мешками. И в каждом письме – своя боль, своя судьба, свои свидетельства. О том, как угоняли в Германию и продавали на невольничьих рынках. В каких условиях там жили и работали. Как раскрывалось в людях высокое и подлое. Как ждали своих. И как встретили на Родине.

Вспоминаю об этом не для того, чтобы утвердить за собой какие-то приоритеты. Бесспорный приоритет в открытии страны Остландии принадлежит, на мой взгляд, писателю Виталию Семину, автору пронзительной повести «Нагрудный знак Ост», ее первое издание увидело свет в 1975 году.

Невольничий эшелон увез из Ростова-на-Дону Витальку Семина, когда ему еще не было пятнадцати – рослый подросток попал в облаву. Домой он вернулся через пять лет.

«Вернулся с ощущением, что я знаю о жизни все. Однако мне потребовалось тридцать лет жизненного опыта, чтобы я сумел кое-что рассказать о своих главных жизненных переживаниях».

Сразу после Великой Отечественной войны о судьбах «восточных рабочих» и военнопленных, их борьбе по ту сторону фронта собирался написать военный политработник Евгений Бродский. Еще в 1951 году Евгений Абрамович обратился с подробной запиской к секретарю ЦК ВКП(б) М. А. Суслову. Главный партийный идеолог принял Бродского, но дело закончилось тем, что офицера-коммуниста списали из Советской Армии и едва не выставили из партии. Его книга «Они не пропали без вести» вышла только в 1987 году; через несколько лет в том же издательстве «Мысль» вышла еще одна работа Бродского – «Забвению не подлежит» с трогательным посвящением брату, солдату, «павшему на Барвенковском плацдарме в бою под Лозавеньками за прорыв дивизии из окружения в мае сорок второго года».

Барвенковский плацдарм… Отсюда 12 мая 1942 года начала наступление на Харьков 6-я армия генерал-лейтенанта А. М. Городнянекого. Второй удар из района Волчанска наносила 28-я армия генерал-лейтенанта Д. И. Рябышева. Направления ударов сходились к Харькову… Но той весной немцы еще были сильнее. Гитлеровские части отбили наступление и 23 мая сами «замкнули» Барвенковский выступ. Пути отхода для наших частей были отрезаны. В окружении оказались десятки тысяч советских солдат и офицеров. Следом за харьковской катастрофой грянула крымская. Красная Армия снова оставила Ростов-на-Дону, отступала к Волге…

В Берлине штабные офицеры корпели над новыми планами военной экспансии. Директиву № 32 «Подготовка к периоду после осуществления плана «Барбаросса»» Гитлер одобрил еще в июне 1941 года. В первую очередь после разгрома СССР планировалось развернуть войну против Англии, захватить Северную Африку, Гибралтар, страны Ближнего и Среднего Востока, затем через Афганистан двинуть на Индию. На картах «германской мировой империи» были расписаны судьбы всех континентов. После окончания «Восточного похода» Гитлер намеревался «предпринять энергичные действия против США».

Еще до подписания плана «Барбаросса» правительство Германии приняло директиву о составлении плана «Ост» – плана истребления народов Восточной Европы. В нем нашли концентрированное выражение замыслы фашистской Германии в отношении СССР. Предусматривалось ликвидировать Советский Союз. Территорию прибалтийских советских республик, Украины, Белоруссии, европейской части СССР заселить немцами и включить в состав Германии. Незначительную часть населения гитлеровцы собирались оставить на месте в качестве батраков и чернорабочих, лишенных всяких прав. Остальные были обречены на уничтожение и каторгу. На территории Советского Союза и Польши генеральный план «Ост» предполагал ликвидировать 120–140 миллионов человек. С этой целью еще до войны полиция безопасности и СД подготовили «Особую розыскную книгу СССР». В нее были включены сведения о советских гражданах – коммунистах и беспартийных активистах, которые подлежали немедленному уничтожению.

Через много лет после войны увидели свет записи застольных бесед Гитлера, которые делались по указанию Бормана, второго человека в партийной иерархии Германии. Сентябрь-октябрь 1941 года. Вермахт наступает по всем фронтам, угрожает Москве и Ленинграду. Покоренных русских и украинцев, вещает Гитлер, следует рассматривать исключительно как дешевую рабочую силу. Обе русские столицы он намерен стереть с лица земли. Ленинград, говорит Гитлер 10 сентября 1941 года, «будет лишь взят в кольцо, подвергнут артиллерийскому обстрелу и взят измором. Не имеет значения, сколько это займет времени – несколько дней или даже недель. Осуществить предложенный финнами план отвести воды расположенного на возвышенности Ладожского озера в Финский залив и тем самым затопить Ленинград технически довольно сложно».

Затопить огромный город технически сложно, а вот взять измором – вполне реально. Стоит ли обращать при этом внимание на то, что погибнут несколько миллионов русских?! Нет, они, по убеждению фюрера, «привыкли реагировать только на удары кнута».

«Гитлеровская каторга исковеркала судьбы миллионов наших соотечественников. И пока еще живы люди, на чью долю выпали такие страшные испытания, надо собрать их воспоминания, записать свидетельства очевидцев.

Вот и я пытаюсь хоть небольшим штрихом дополнить общую картину. Хотя мне больно и тяжело писать, ведь речь идет о судьбе моей матери – Анны Антоновны».

Так начал свое письмо Владимир Кулибабчук из Винницы. Примечательная деталь: в большой почте неожиданно много таких писем. Отозвались сыновья, дочери, внуки – люди другого поколения.

««Человеком с номером» была и моя тетя, Вера Андреевна Долгополова, – пишет из Ростовской области Л. Ермолова. – Ее, шестнадцатилетнюю девочку, схватили на улице в Азове и угнали в Германию. Она не любит об этом вспоминать. Мне кажется, потому что таких, как она, после войны не считали за людей, как и наших пленных солдат…»

Наблюдение точное, об этом говорят и многие из тех, кто сам прошел фашистскую каторгу.

«Прочитала очерк «Человек с номером» и всю ночь не спала, думала о тех, кто попал в рабство в Германию. О той девочке, что повесилась у бауэра. О тех, кто погиб в концлагерях, сгорел в крематориях. Прошла то рабство и я» (Татьяна Федоровна Кузьменко, Киевская обл.). «Мне давно за 60, а эхо войны и германской жизни все не покидает меня» (Анна Петровна Ворожбит, с. Русская Поляна, Сумская обл.). «Ваша публикация вернула меня в годы войны. Господи, неужели можно уже писать о нас, кто был в Германии?! Я в декабре 1940 г. приехала к мужу в Брянск, через полгода началась война. В октябре сорок первого немцы взяли Брянск, а в сорок третьем при отступлении погнали нас в Германию… Все годы после войны я живу придавленной, униженной. И вдруг ваша статья! Материнское спасибо за то, что вы считаете нас такими же людьми, как все. Этой статьей вы прибавили силы и желание жить.

Господи, сколько было пережито. Самое главное – я сумела сохранить жизнь детям. Они у меня живы, здоровы. Только сын от испуга при бомбежке заикается» (Антонина Алексеевна Дерябина, г. Пермь).

Эти письма – словно обнаженная боль. «Не могу передать свою горечь, когда думаю о тех годах». «Прошло уже столько лет, а мне все снится фашистская каторга, концлагерь». «Без слез не могу читать о «восточных рабочих». Мне кажется, это написано обо мне, о моей сестре Оле, о маме». «Читала статью «Человек с номером» и рыдала навзрыд. Ведь моего брата Сережу угнали в Германию в неполных 14 лет…»

Не называю всех фамилий – такие или очень похожие строки почти в каждом письме. Не буду их комментировать или пересказывать – попытаюсь отобрать самые характерные, типичные истории и, дополнив архивными документами, сложить, как мозаику, в цельное полотно.

Труд «восточных рабочих», утверждал генеральный уполномоченный по использованию рабочей силы Ф. Заукель, «имеет решающее значение для исхода войны». Конечно же, это понимал и каждый, кого заставляли ломать хребет на рейх. И, как мог, вредил врагу. «Три года я был рабом немецкого рейха. И не физические тяготы были самым страшным, больнее – ежедневное чувство униженности, горько было сознавать, что ты – раб. А еще жгло сознание, что ты не с Родиной, а в лагере врага ее».

Следом за уроженцем Черкасс Вячеславом Евгеньевичем Дерещуком, к сожалению, уже покойным, эти слова могли бы повторить тысячи и тысячи его ровесников.