Текст книги "Симон Петлюра"

Автор книги: Виктор Савченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

В связи с начавшейся войной некоторые части УНР в Нежине и Чернигове решили провозгласить полный нейтралитет и свободно пропускали через свои пункты «красные части». Тем не менее после «полтавской победы» возникла странная заминка с «красным» наступлением на Киев. Очевидно, ожидали дальнейших ленинских указаний... Антонов-Овсеенко остановил (на два с половиной дня) наступление, пребывая в полной нерешительности. Только 9—10 января бои возобновились и привели к захвату Конотопа и Кролевца, к пленению почти тысячи солдат УНП.

После этих неудач республиканцев стало ясно, что войска УНР на Левобережье полностью разгромлены и на огромной территории Черниговщины и части Полтавщины их осталось только 200—250 человек. Эти силы не могли быть преградой для наступавших на Клев войск Муравьева.

На Правобережье республиканцев также стали преследовать неудачи... Большевистский ВРК 7-й армии Юго-Западного фронта решил направить в наступление на Винницу (в третий раз) все оставшиеся в его распоряжении силы – отдельные части 2-го корпуса. Этим частям удалось 10 января ворваться в Винницу и Вапнярку, далее путь лежал на Киев.

Интересно, что, хотя Симон Петлюра не был командующим всей украинской армией УНР и уже расстался с портфелем военного министра еще 18 декабря 1917 года, большевистские пропагандисты, командиры и руководители продолжали называть войска УНР петлюровцами вплоть до мая 1918 года. Слово «петлюровец» – эмоционально выразительное – использовалось «красными» пропагандистами как позорное клеймо для обозначения «предателя, врага, контрреволюционера», «буржуазного националиста», «убийцы и погромщика», который «набрасывает петлю на шею трудящихся». Понятие «петлюровец» с осени 1917-го заменило понятие «мазепенец» и до 1941 года было «обязательно-нарицательным» для врагов власти большевиков на Украине. Примерно с 1943 года «петлюровец» уступил место другому наименованию врага – «бендеровец».

Винниченко писал, что сами большевики и «разрекламировали» слово «петлюровец» в качестве обозначения главного врага. Петлюра при «содействии» большевиков-агитаторов дал свое имя целому движению за независимость Украины. В то же время для всех врагов большевиков это имя стало авторитетным и притягательным.

С 10 января многие в Киеве уже открыто говорили о неминуемости сдачи города «красным». Примерно в эти дни Винниченко, не видя выхода из сложившийся ситуации, решил подать в отставку. Он уже не мог принимать конкретных решений, его план компромиссов попросту не срабатывал. К тому же эсеровское большинство Рады, сосредоточив критику на премьере, активно рвалось к власти.

В ночь на 12 января 1917 года Центральная Рада под давлением фракции украинских эсеров приняла Четвертый Универсал: «Отныне Украинская Народная Республика становится самостоятельной, независимой, вольной, суверенной Державой Украинского Народа... Народная Украинская Держава должна быть очищена от направленных из Петрограда наемных захватчиков...»

Некоторые украинские патриоты выступали против немедленного провозглашения самостоятельности в условиях «немецкой и большевистской опасности», среди них министры и заместители министров Шульгин, Порш, Зарудный, Жуковский... Так, Шульгин заявлял еще за две недели до провозглашения независимости, «что независимость нам подсовывают немцы», что Украина таким путем будет подвержена немецкой оккупации. Даже сторонник самостийности М. Грушевский заявил, что самостоятельность – только этап на пути к свободной федерации народов Восточной Европы.

Остается неясной позиция Симона Петлюры по этому вопросу в те горячечные дни первой половины января 1918 года. Французы не одобрили Четвертый Универсал, и как «друг французов» Петлюра не должен был считать провозглашение самостоятельности необходимым в тех условиях. Но как патриот Украины он поддержал такое судьбоносное решение и выступил за полную самостоятельность Украины, но не по «германскому сценарию». Он еще надеялся на «внутренние резервы» в борьбе с «красными», надеялся на чудо – внезапное падение их власти в Петрограде...

То же письмо Маркотуна проливает свет на серьезную дилемму, которая стояла перед Петлюрой в начале 1918 года: или поддержать независимость Украины, оставаясь в лагере Грушевского—Голубовича, и этим косвенно поддержать мир с Германией, или пойти в фарватере французского масонства, активно выступить против мира с Германией и «несвоевременной» самостоятельности Украины. Петлюра попытался «дать средний ход» – выступить против Брестского мира, но приветствовать провозглашение самостоятельности Украины. Очевидно, при встречах с французами в декабре 1917 года Петлюра, ища поддержки, убеждал их в том, что он будет активно выступать против сепаратного мира и за сохранение статуса автономии Украины в составе России, заверяя французов, что он не «сепаратист». Но впоследствии Петлюра зарекомендовал себя как наиболее последовательный «самостийнык», чем очень разочаровал своих французских покровителей.

ГЛАВА 8 КОМАНДИР ГАЙДАМАКОВ. СТОЛКНОВЕНИЕ С РЕАЛЬНОСТЬЮ. 14-23 января 1918 г.

Об этих десяти днях из жизни Симона Петлюры известно достаточно много... Иногда его действия прослеживаются по минутам. За эти десять суток прошла целая эпоха не только в жизни Петлюры, но и в судьбе молодого украинского государства. В эти тревожные зимние дни оно впервые балансировало над бездной.

14 января 1918 года, в воскресенье, в штабе украинской республиканской армии царила паника. Куда-то исчезли бравые лощеные штабные офицеры из «бывших» и вальяжно-чванливые «щирые» комиссары из различных украинских социалистических партий. Многих кадровых офицеров смущал своей полной некомпетентностью недавно назначенный командующий Левобережным фронтом, главным «антибольшевистским» фронтом Украинской республики, энергичный Николай Шинкарь. Свою должность он получил только благодаря «активности» в партии украинских эсеров, которая в январе 1918 года постепенно перехватывала ключевые должности у социал-демократов... Приняв должность, Шинкарь сразу же начал конфликтовать и бороться за руководство с начальником штаба Киевского гарнизона, комендантом Киева, атаманом «Вольного казачества» инженером Ковенко, а также с командующим Генеральным штабом войск УНР генералом Бобровским и даже с главой военного министерства партийцем Поршем. Начальников – «гетманов» – тогда было в достатке, штабы организовывались в Киеве за государственный «кошт» во множестве, а вот солдат, желавших сражаться на фронте против «красных» – всего несколько тысяч!

Штабы мешали друг другу работать и только создавали видимость активной деятельности. Генералы «из царских» работали плохо, иногда явно саботировали, ждали восстановления прежнего строя, а социалистические партийные функционеры работать вообще не умели. В то время как на фронт штабисты и представители тыловых частей не стремились, оборону против наступавших «красных» просто некому было держать. Неминуемый крах Украинской республики после падения Полтавы, Екатеринослава и Харькова многим казался вопросом нескольких ближайших недель. В те же дни пришло пугающие известие – в районе Полтавы бесследно пропал (очевидно, был расстрелян) прежний командующий «противобольшевицким фронтом» подполковник Юрий Капкан вместе со всем своим штабом.

Шинкарь собрал оставшихся в Киеве командиров украинских частей в своем штабе на улице Лютеранской, не зная, в сущности, что делать дальше и к чему призывать... Он развел руками и констатировал:

«Мы за неделю потеряли практически всю Восточную Украину: Конотоп, Сумы, Миргород, Лубны, Ромодан... На станцию Гребинка провела наступление от Миргорода харьковская колонна «красных». В трехчасовом бою гайдамаки – 160 человек – пытались отбить нападение двух тысяч «красных». Результат боя, к сожалению, понятен – отступление армии УНР, наши потери: два броневика и две пушки, 17 солдат убитыми. Путь на Киев открыт со стороны юго-востока, со стороны Полтавской железной дороги, откуда наступают уже четыре тысячи «красных». Там нет значительных украинских войск прикрытия. И через два дня «красные» могут быть на окраинах Киева... Не менее опасные сведения получаем с Черниговщины. «Красными» частями Муравьева был захвачен Бахмач – главнейший железнодорожный узел северо-востока Украины. Наш лучший именной Дорошенковский полк был полностью разбит... Потери составили до 200 человек, 4 пушки. Путь на Киев и со стороны Черниговской железной дороги тоже уже открыт для большевиков...

Мы оказались просто не готовы к войне и не можем сопротивляться наступлению 7 тысяч «красных» бойцов... Часть полков нашей армии предательски переходят на сторону противника или провозглашают позорный нейтралитет.

Киев объявляется на осадном положении! А власть в городе переходит к особому коменданту Ковенко. Я вынужден немедленно, сегодня же, направить на Восточный фронт все имеющиеся регулярные и надежные части из

Киева, когда такие найдутся... Общее руководство на Левобережье Днепра будет осуществлять атаман Петлюра. Посылать на фронт предлагаю только добровольцев... части старой армии ненадежны и могут в любой момент бежать с позиций или перейти к большевикам...»

Вечером, часов в семь, Петлюра побежал на Владимирскую – в Центральную Раду. Но поспел к неожиданному финалу... Общее заседание Центральной Рады еще не начиналось, а пока проходили закрытые фракционные прения, причем главный зал заняла фракция эсеров – как наиболее многочисленная. Около входа в зал в ожидании общего собрания столпились шумные представители других фракций... Внезапно сквозь толпу «партийцев» в сессионный зал проследовало человек двадцать вооруженных молодцев – «вольных казаков». Их предводитель, Михаил Ковенко, властно прошел к трибуне, перебил выступающего и зычным голосом прочитал список из семи фамилий эсеров, которые считали себя «левыми», членов Центральной Рады.

«Шумский, Михайличенко, Полозов, Одоевский, Бачинский, Ткаль, Овчаренко... Есть такие? Встаньте и прошу выйти из зала! За связь с большевиками и подготовку заговора против Украины вы арестовываетесь!»

Названные подчинились и вышли в коридор. Голубович и еще несколько эсеров увязались за ними «в знак протеста», требуя, чтобы и их арестовали, но казаки грубо оттолкнули их... Грушевский пытался протестовать, но его уже никто не слушал. Толпа расступилась, пропустив арестованных и охрану.

Левые эсеры были арестованы и уведены в неизвестном направлении, а в зале Центральной Рады начался форменный бедлам. Представители различных фракций кричали, что произошел военный переворот, что Ковенко стал украинским Наполеоном, что честных революционеров сегодня же расстреляют и их надо немедленно спасти... Часть социал-демократов оправдывалась тем, что арестованные – шпионы, агенты большевиков и враги Украины.

На следующий день выяснилось, что арестованные имели тесные связи с лидерами левых эсеров Советской России, которые уже вошли в ленинское правительство и санкционировали поход на Украину. Очевидно, левые эсеры готовили на Украине «взрыв изнутри», связавшись с неустойчивыми армейскими частями. Всплыла и тайная телеграмма Сталина, в который он заявлял, что такой «взрыв» готовится и что скоро «Винниченко будет сменен левым эсером».

В тот же день, около десяти вечера, в возбуждении от увиденного и в горячке поисков «армии», теряя всякую надежду на возможность отстоять столицу, Петлюра искал кадры для своего Гайдамацкого коша Слободской Украины. К этому времени в кош записалось только 190 добровольцев (сведенные в пешую сотню поручика Виноградова и конную «атаманскую» сотню прапорщика Ляховича), и с таким количеством бойцов выезжать на фронт было просто нелепо, хотя обмундированы гайдамаки Петлюры были с шиком: необычно высокие смушковые шапки с красными шлыками, рыжие короткие кожухи вместо шинелей, кожаные красные залихватские штаны, с кавалерийскими карабинами через плечо, с кинжалами кубанских казаков у пояса...

Вооружившись револьвером и взяв с собой штабс-капитана Удовенко, Петлюра, сев в последний трамвай, что следовал от Крещатика на Подол, поехал «поднимать» на сопротивление юнкеров Второй юнкерской школы...

Старшие офицеры школы, несмотря на поздний час (11 вечера), смогли очень быстро собрать в главном зале школы на Подоле до 200 юнкеров и несколько десятков офицеров. Петлюра вышел на огромную сцену шумного зала в расстегнутой солдатской шинели, одинокий и не слишком впечатляющий... Никто не ожидал от него чуда... Агитаторов с марта 1917-го юнкера видели сотни:

«Будущее свободной Украины, юнкера, именно сегодня, а не потом или через год, судьба вашей Родины в ваших руках! Сегодня или никогда вы можете защитить Украину и свободу и совершить чудо! Четыре дня назад большевистская тирания разрушила последнюю надежду всех честных жителей Российской республики – разогнала Учредительное собрание в Петрограде! Разгон сопровождался расстрелом демонстрации населения столицы и убийством депутатов Учредительного собрания. Если большевики вступят в Киев, они также не дадут собраться Украинскому Учредительному Сейму, который, как вы знаете, намечен на конец января... Большевики расстреляют ваших офицеров, как это было в Харькове в декабре, убьют ваших родных и близких, превратят вас в рабов и людей второго сорта. Вы будете бояться своей тени! Только вы сможете защитить вечные лозунги: Свобода, Равенство, Братство! На фронте сейчас нет сил, чтобы остановить красную орду. Я верю, что только молодые львы с криком «Слава Украине!» пойдут на пулеметы, смогут изменить ход всей истории. Я уже собрал в Киеве Гайдамацкий Кош Слободской Украины, что будет освобождать Восток нашей республики... Я не приказываю, а призываю вас, юнкера, стать добровольцами моей армии и записаться в курень «Черных гайдамаков» Слободского Коша! Если вы верите мне, если вы чувствуете ответственность перед Украиной – вы встанете под мои знамена! Свобода или смерть! Родина или смерть!»

Последние слова Петлюра уже кричал. Тишина. Потом шквал аплодисментов... После пламенной речи отставного военного министра пылкие юноши с криками «Слава!» окружили Симона и начали с энтузиазмом качать его на руках. Он умел убеждать... В его словах была завораживающая сила... Тогда в очередь «на смерть» записалось 148 юнкеров...

Утром к юнкерской школе подали трамваи, которые отвезли юношей на станцию Киев-Товарная, к эшелонам. Далее состав отогнали на станцию Дарница. На фронт юнкера в этот день не попали из-за саботажа внезапно «покрасневших» железнодорожников. В Дарнице тоже нашлась мужская работенка – юнкера захватили 12 пушек со снарядами у украинского артиллерийского дивизиона, который отказался выступить на фронт и самораспустился...

«Солдатики» – хитрые, хуторские дядьки – уже тянули домой все «плохо лежавшее и в хозяйстве полезное» имущество дивизиона, начиная от коней и сбруи и кончая пушками. Юнкера, оцепив казармы, разогнали солдат и силой вернули пушки «в строй».

16 января эшелон с юнкерами все же выехал на позиции и вечером того же дня прибыл на прифронтовую станцию Яготин. На этой станции Полтавской железной дороги юнкерам снова пришлось разоружить большевистски настроенных солдат, которые, подняв «бузу», ждали прихода «красных как освободителей».

Юнкера еще не знали, что в самом Киеве в этот роковой день началось большевистское восстание, грозившее крахом их надеждам, и что их штыки будут просто необходимы столице. Эшелоны с юнкерами, минуя Яготин, отправились на станции Бобрик и Кононовка, где к этому времени сосредоточились петлюровцы и прибыл атаман Волох.

Справка: Волох Емельян Иванович (1886—1937) – виднейший деятель украинской революции. Участник Первой мировой войны, штабс-капитан, организатор «украинизации» Харьковского гарнизона, командир полка. Во время захвата большевиками Харькова бежал с небольшим отрядом в Полтаву. Волох и его отряд добровольно вошли в Слободской Кош, признав руководство Петлюры как наиболее авторитетного человека. Личный друг Петлюры. В 1918—1919 гг. на командных должностях в «петлюровской армии» (комдив, комкор). В декабре 1919 г. предает Петлюру и переходит вместе со своей частью на сторону Красной Армии. Занимал руководящие должности в УССР. В 1933 г. арестован как враг народа, расстрелян в лагере.

Концентрация этих частей была связана с решением Петлюры провести контрнаступление против «красных» на станцию Гребинка и дальше на Полтаву.

На станции Кононовка собрались «черные гайдамаки» и несколько десятков сечевиков – всего 180 солдат при 2 пушках. На маленькой станции Бобрик, куда 17 января прибыл Петлюра со штабом Коша, – «красные гайдамаки», сечевые стрельцы и остатки отдельных украинских отрядов – всего около 700 человек при 8 пушках. С этими небольшими силами в 880 человек Петлюра рассчитывал оборонять Киев от Первой армии большевиков в 2500 человек.

Получив страшные известия о трагедии на станции Круты и о восстании в Киеве, Петлюра собрал офицеров коша и сечевых стрельцов, чтобы вместе обсудить дальнейшие действия. «Прекратить войну и капитулировать...» – предлагали одни. «Повернуть в Киев, разгромить восстание и продолжить борьбу против наступавших на линии Днепра», – требовали другие.

Еще 14 января Шинкарь направил киевских добровольцев прикрывать Черниговскою железную дорогу: сотню студентов и гимназистов, «курень смерти» и юнкеров 1-й юнкерской школы имени Хмельницкого – всего 420 человек при одной пушке и 8 пулеметах. Шинкарь прекрасно знал, что столь малочисленными силами не удастся закрыть брешь на Черниговской дороге. В отчаянии он посылал молодых идеалистов, не нюхавших пороху, на явную смерть. Их задачей стало только задержать наступление...

15 января эти части прибыли на станцию Круты, где встретили «красных» уже на следующее утро. Студенческая сотня была практически не подготовлена к бою, многие гимназисты и студенты в первый раз взяли в руки винтовки. Но они были полны решимости преградить собой путь на Киев, хотя на столицу по Черниговской железной дороге наступало до 5 500 обстрелянных солдат и балтийских матросов 1, 2 и 3-й армий большевиков. В неравном бою украинская оборона была разгромлена, общие потери составили 150 человек.

Разгром под Кругами окончательно открыл «красным» путь на Киев. Отходя от станции Круты, студенческо-юнкерский эшелон прибыл утром 17 января на станцию Бобрик, где расположились петлюровцы. Остатки «куреня смерти» Петлюра снова отправил прикрывать Черниговскую дорогу, а гимназистов и юнкеров направил в Киев – против восставших.

Тогда же проходил бой у станции Кононовка, где 180 петлюровцев столкнулись с «красной» колонной Петра Егорова в 1100 человек, состоявшей из донецких и харьковских красногвардейцев. В двадцатиградусный мороз гайдамаки окопались и приготовились к обороне. Огнем винтовок и пушек были отбиты две атаки противника, после этого «красные» смогли окружить станцию, а гайдамакам и стрельцам ничего не оставалась делать, как сесть в поезд и выехать в Яготин, что в 90 километрах от Киева, взорвав позади себя железнодорожный мост через речку.

В 9 часов вечера 17 января было окончательно решено возвращаться в Киев и подавить восстание, которое угрожало Центральной Раде. Петлюра вышел на ночной перрон станции Бобрик и обратился к столпившимся на станции бойцам с речью. Он рассказал о критическом положении на фронте, о восстании в Киеве, о том, что грозит Центральной Раде. Петлюра не скрывал плачевного состояния обороны:

«Есть два выхода из существующего положения: или мы сложим оружие и, смирившись с потерей независимости Украины, разойдемся по домам, или мы быстро рванемся в Киев, подавим восстание и будем оборонять Киев по Днепру. Какое будет ваше решение, бойцы? Будем ли мы продолжать борьбу?»

«Вперед на Киев! Свобода или смерть!» – громыхала толпа...

Но путь частям Петлюры на Киев неожиданно отрезало новое восстание еще вчера абсолютно надежного украинского полка имени Наливайко (1300 человек) в провинциальных Броварах. Солдаты полка арестовали своих офицеров, подняли красное знамя и готовились не допустить «реакционера» Петлюру в Киев. На этот раз спас положение буйный атаман Волох (бывший шахтер, бывший -художник, бывший штабс-капитан)... На собрании мятежного полка он круто, матерно обругал восставших, убедив их, что солдат просто обвели вокруг пальца агитаторы. Во время собрания 150 сечевиков окружили казармы и вскоре разоружили огромную силу – 1300 солдат при 8 пушках и 75 пулеметах. Петлюровцы разогнали разоруженных солдат, а оружие, которое даже невозможно было увезти с собой, облив бензином, уничтожили; 60 человек из мятежного полка перешли на сторону Петлюры, остальные – разошлись по домам...

Январское восстание большевиков в Киеве описано в сотнях советских исторических монографий, диссертациях, статьях. Но до сих пор правдивой и полной картины этого восстания историками не воссоздано. И мы, не претендуя на это, лишь коротко напомним о важнейших событиях 15—19 января 1918 года, предшествовавших появлению войск Петлюры на улицах горящего Киева.

Восстание рабочих в Киеве было полной неожиданностью не только для украинской власти, но и для самих рабочих, которых большевики готовили поднять «бунт», но чуть позже, когда «красные» войска с востока подойдут к самим стенам Киева, примерно на 20—22 января. Но события подстегнули действия неугомонного коменданта Ковенко...

Крупнейший на Украине военный завод «Арсенал» и его рабочие были постоянной головной болью для политиков Центральной Рады. Рабочий коллектив завода был еще в середине 1917 года распропагандирован большевиками и бредил Советской властью, коммунизмом. В октябре 1917 года он уже подымал восстание против Временного правительства. С приходом к власти Центральной Рады рабочие завода рвались в бой уже против «буржуазных националистов».

Тут, на «Арсенале», был центральный штаб большевиков, их надежда, их пушечное мясо – Красная гвардия... Центральная Рада, зная что на «Арсенале» в ближайшее время готовится восстание, еще 4 января направила на завод надежный отряд «вольных казаков» под руководством Ковенко. После непродолжительной перестрелки у арсенальцев были изъяты винтовки и пулеметы, некоторые из организаторов красногвардейских отрядов были арестованы. Но взвинченные рабочие, несмотря на формальное закрытие завода властями, продолжали приходить на завод и готовиться к выступлению.

Комендант города наконец решил полностью ликвидировать опасность восстания – вывезти весь уголь с завода, чтобы остановить производство и выкурить рабочих из цехов в двадцатиградусный мороз. Однако об этом «зло-казенном» плане стало известно большевикам и рабочим, и они решились поднять восстание ранее запланированного срока, толком не подготовясь к нему и не разработав даже общий план выступления.

Подтолкнули к восстанию и аресты левых эсеров, и решение 9-й сессии пленума Центральной Рады, утвердившее Четвертый Универсал о разрыве Украиной государственных связей с Россией и о независимости Украины. Об этом решении рабочим стало известно уже вечером 15-го...

Были у восстания в столице и объективные обыденные причины: инфляция, падение жизненного уровня, угроза массовой безработицы, невыплата зарплат, острая нехватка хлеба...

15 января рабочие «Арсенала» нашли место (недалеко, на улице Московской), где было спрятано конфискованное в «Арсенале» оружие, и, захватив его, снова перевезли на завод. В «Арсенале» в этот день был создан штаб восстания, туда же призывались все большевистские, красногвардейские силы Киева. К арсенальцам присоединились не только рабочие многих предприятий, люмпены, но и большая часть солдат трех украинских полков, что были сагитированы большевиками. Всего на заводе собралось до 700 хорошо вооруженных людей.

В то же время в других районах Киева – на Подоле, Шуляевке, Демеевке, в районе железнодорожных мастерских собирались свои красногвардейские вооруженные отряды, общая численность которых составила около 1400 человек. Всего киевских восставших насчитывалось около 2100 человек. У них было 2 броневика.

В распоряжении Центральной Рады в Киеве на начало восстания оказалось всего около 2-х тысяч штыков и 3 броневика (Богдановский, Богунский, Полуботковский, Гордиенковский именные полки, курени: Черноморский и сечевых стрельцов, отряды «вольных казаков»). Еще три украинских именных полка объявили сразу же о своем нейтралитете. Кстати сказать, 50% солдат в Киеве достаточно апатично взирали на События и даже продавали оружие и патроны восставшим. Этим примерным равенством сил противников и объясняет затяжное военное противостояние в Киеве.

Главным успехом войск Центральной Рады было блокирование восставших в разных частях города. Каждый район восстания действовал на свой страх и риск и подчас не имел связи со своими союзниками, да и не стремился к соединению. Восставшие были перебиты по одиночке... В то же время и сама Центральная Рада, ее силовые структуры оказались фактически парализованы восстанием, и только военные (Ковенко, Шинкарь, Петлюра...) решали тогда судьбу столицы. Как пишет очевидец, оборона украинской власти велась тогда «стихийно», «сама собою»...

Вечером 15-го января члены Центральной Рады опять пережили несколько неприятных минут – к дому, где заседала Центральная Рада, вышли вооруженные солдаты Богунского полка, протестуя против арестов левых эсеров и против того, что охрану Киева Центральная Рада передала «вольным казакам», которых многие обыватели называли «преступными элементами». Делегаты сразу подумали о худшем: их хотят «разогнать», но пронесло, выступление оказалось только «бэшкетом».

Утром 16-го января к воротам «Арсенала» подошли части «вольных казаков» с одним броневиком, они еще надеялись снова разоружить «арсенальцев» и вывезти с завода уголь... Увидев украинские части, рабочие «Арсенала» ответили огнем. «Арсенал» первым восстал и первым был полностью блокирован войсками УНР. В первый день боев, когда под «Арсеналом» было в два раза меньше украинских солдат, нежели восставших на заводе, у арсенальцев был шанс прорвать осаду и вырваться в центр города на объединение с восставшим Подолом. Однако у арсенальцев не было разведки, они думали, что у завода собрались все лучшие войска УНР. Шанс был упущен.

В то время когда проходили бои за «Арсенал», возникали новые очаги восстания на рабочих окраинах Киева. Бои приняли затяжной, позиционный характер. Многочисленные штурмы «Арсенала» ничего не давали, так же, как и вылазки восставших за территорию завода. Большевики пытались посеять панику в городе, бессистемно обстреливая центральные кварталы из пушек и отключив в Киеве водоснабжение и электричество. «Главной приметой тех боев была полная невозможность четко провести фронт, на котором идет бой. Бои разгорались неожиданно, там, где начинали стрелять в украинцев восставшие, которые проскальзывали очень легко по всему Киеву, потому что Центральная Рада не располагала достаточными силами, чтобы надежно охранять город, а на протяжении всего времени борьбы не издала ни одного приказа», – вспоминал очевидец.

16 января восстал Подол, затем 130 красногвардейцев с Подола прорвались в верхнюю, центральную, часть города и по улице Владимирской подошли почти к самому зданию Центральной Рады, обстреливая его окна из пулеметов. Осколки разбитых стекол падали прямо в зал заседаний. Восставшие были в 200 шагах от Рады. Положение становилось критическим... Деятели Центральной Рады и служащие секретариата вооружились, заседание было прервано, делегаты спустились в подвал.

Тогда около 30 офицеров военного министерства, что находилось в двух кварталах от позиций подольских красногвардейцев, во главе с заместителем министра полковником Жуковским, взяв винтовки, пошли в штыковую атаку и обратили в бегство передовые силы восставших у Золотых ворот и отеля «Прага». К офицерам присоединилось еще до сотни солдат... Этими силами они отогнали «красных» за Святую Софию.

Большевики, потеряв 80 человек убитыми, бежали на Подол. Но на следующий день еще 120 красногвардейцев с Подола пытались прорваться на Крещатик. Часть центра города оказалась в руках восставших, и их отряды опять рвались на Владимирскую к зданию Центральной Рады. И снова судьба Центральной Рады весела на волоске. Только своевременное появление на месте боев 250 солдат из украинизованного Гордиенковского полка, что прибыли в столицу из Прибалтики, спасло судьбу Центральной Рады. И снова восставшие были загнаны на Подол, оставив на Крещатике и соседних улицах около 70 убитых. Лишь к 20 января восстание на Подоле было подавлено.

18 января во второй половине дня петлюровцы подошли к днепровским мостам и увидели панораму Киева. Через реку доносились раскаты артиллерийской и пулеметной стрельбы. И рабочие слободки, что на левом берегу Днепра, встретили прибывших огнем. К Киеву надо было еще прорваться через восставшие окраины. Разметав окопавшихся большевиков, части петлюровцев вышли на мост через Днепр, который также пришлось штурмовать с боем.

Восставшие Киева обороняли мост силами 60 красногвардейцев при броневике и нескольких пулеметах. Штурм был отчаянный, ведь гайдамаки знали, что счет времени пошел на минуты, что в Киеве решалась в эти часы судьба страны. Во главе цепи гайдамак бежали Петлюра и Волох. Петлюра тогда почувствовал в Волохе человека храброго, сильного, преданного идее... Но как потом Петлюра «обожжется» на этом человеке!

Он тогда еще не знал, что именно в этот серый день – среду, 18 января – в Киеве произошли серьезные политические изменения. Премьер Винниченко распустил социал-демократический Совет министров УНР, предоставив одному из лидеров эсеров, Всеволоду Голубовичу, сформировать новый кабинет.

Справка: Голубович Всеволод (1890—?) – инженер, член УПСР, в 1917г. – член Центральной Рады, генеральный секретарь железнодорожного транспорта, генеральный секретарь торговли и промышленности. В 1918 г. – премьер-министр УНР. Отошел от политики в 1921 г., после того как был осужден как «контрреволюционер». В 30-е годы репрессирован.

Кабинет Голубовича оказался самым молодым из всех возможных – его составляли двадцатилетние! Военным министром стал никому не известный эсер Немоловский.

Но следующее известие было еще более ошеломляющим – Малая Рада приняла эсеровский «Земельный закон», разработанный Шумским и Христюком. Это был очень революционный, радикальный закон, и Петлюра не поддерживал его принятия как анархического, потому что считал, что подобный закон способен только усилить хаос в стране. Очевидно, эсеры рассчитывали использовать этот закон как последний шанс, надеясь таким образом выбить из рук у большевиков их «земельный козырь», склонить последних к мирным переговорам, показав свою «сверхреволюционность». Этим законом ликвидировалось право собственности на землю, а крестьянским земельным комитетам передавалось право уравнительного раздела земли. Нормой надела было решено избрать отвлеченную величину: «сколько сам крестьянин может обработать». Премьер Голубович обещал рабочим ввести восьмичасовой рабочий день, ликвидировать безработицу... Однако продуманной экономической программы у эсеров не было, они шли путем большевиков: требовали немедленного мира с германцем и немедленной передачи земли крестьянам.