Текст книги "Синий ветер"
Автор книги: Виктор Устьянцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
21
Генерал был маленького роста, круглый, как кранец, ничего грозного ни в его фигуре, ни в обращении с людьми не ощущалось. Он был вполне доволен и квартирой, и обедом, и даже согласился послезавтра поехать на рыбалку. Как человек воспитанный, за ужином он почти не говорил о дедах, рассказывал анекдоты и вообще был вполне радушен.
Потом он выслушал Щедрова. Доклад Щедрова был обстоятельным, но не длинным и генералу понравился. А когда Щедров попросил выделить целевым назначением дополнительные средства на строительство собственной базы, генерал сказал:
– Я затем и приехал, чтобы лично посмотреть, что у вас тут делаётся и какие возможности есть для ускоренного строительства собственной базы. Дело в том, что уже в конце этого года начнется освоение здешних богатств, добыча алмазов, золота, цветных металлов. Объем строительства резко возрастает, и без собственной базы вам не обойтись…
Отпустив Щедрова, генерал лег спать. Но уснуть никак не мог. То ли потому, что в Москве в это время был еще день, то ли потому, что успел вздремнуть в самолете, пока летел от Черского. Поворочавшись в постели часа полтора, Вилкин встал, оделся и пошел на причал.
Был уже двенадцатый час ночи, но на причале работы шли полным ходом. По заливу сновали катера и мотоботы, ползали толстобрюхие баржи, гремели лебедки и краны, скрежетало железо, и над всем этим стоял неумолчный гул голосов:
– Вира помалу!
– Куда лезешь, черт полосатый? Башку оторвет!
– Отдать носовой!
Возле балка на штабеле досок сидел солдат и ел кашу из алюминиевой миски. Заметив генерала, он вскочил и вытянулся.
– Вкусная каша? – спросил генерал.
Но солдат только испуганно хлопал глазами, а говорить не мог – рот его был набит кашей.
– Да вы проглотите, – посоветовал генерал.
Солдат, давясь, в два приема проглотил кашу и рявкнул:
– Виноват, товариса… – Должно быть, он не очень-то разбирался в званиях и смутился, не зная, как назвать генерала.
– Кто тут у вас старший?
– Товариса капитана.
– А где он?
– Сейсяза разысю. Тута был недавно.
– Не надо, я сам найду. А вы кашу доешьте, не то остынет. Приятного аппетита!
Солдат подождал, когда генерал отойдет подальше, и снова принялся за кашу.
Борисова генерал отыскал на втором причале.
– Сколько еще пароходов осталось?
– Шесть.
– Успеете разгрузить?
– Мы-то разгрузим, а вот капитаны побаиваются, что не успеют вернуться, как бы им тут зимовать не пришлось.
– А вы как считаете?
– Думаю, что двум последним пароходам действительно придется зимовать.
– А как же я буду объяснять это министру морского флота? Почему задержались?
– Четыре дня штормило, причалы были разбиты, пришлось восстанавливать. Да и весь этот тюлькин флот… – Борисов кивнул на залив. – Разве этими дырявыми калошами перетаскаешь столько груза?
– Да, флот у вас действительно неважный, – согласился генерал. – Надо вам дать новые суда. Сколько примерно потребуется, если объем перевозок в будущую навигацию возрастет, скажем, в два раза?
– Нисколько.
– То есть?
– Простое увеличение количества судов почти ничего не даст. Мы просто не в состоянии будем их разгружать. Больше двух барж к пароходу все равно не поставишь – по одной с каждого борта.
– Где же выход?
– Надо строить порт, товарищ генерал.
– Это, брат, дорого да и нерентабельно. Навигация здесь полтора, от силы два месяца длится, а остальные десять месяцев порт будет простаивать. Дешевле и проще построить собственную производственную базу, в первую очередь завод железобетонных изделий или хотя бы цех. Тогда объем перевозок и стоимость строительства сразу сократятся. Согласны?
– Нет.
– Почему?
– Извините, но мне кажется, что вы не учитываете перспектив. Я недавно говорил с геологами, они утверждают, что в ближайшие два-три года здесь начнется промышленная разработка многих ископаемых. Не знаю, будут ли строить здесь заводы, но если не руду, то и металл вы тоже не будете возить самолетами. Значит, нужен будет порт. И если его строить, то начинать надо именно сейчас. Что касается навигации, то ее можно продлить. Я не знаю перспективных планов строительства ледокольного флота, но мне кажется, если это будет нужно, порт может быть открыт почти круглый год. И наконец, производственная база. Я не специалист, боюсь что-либо утверждать, но мне кажется, что ее строить не нужно. Сейчас у нас пароходы уходят отсюда порожняком. А потом, наоборот, отсюда пойдут с рудой или металлом, а сюда порожняком, если не считать не такого уж большого количества необходимых продуктов. Поэтому не лучше ли средства, отпущенные на строительство собственной базы, или хотя бы часть их вложить в строительство порта?
– Все это надо посчитать с карандашом в руках, – сказал генерал. – Но вообще-то в вашей мысли что-то есть. Я вас вот о чем попрошу: сядьте-ка вместе с плановиками, геологами, кто тут еще есть? Насчет ледоколов мы в Москве прикинем. Так вот, сядьте и составьте докладную записку на мое имя. Сколько времени вам для этого потребуется?
– Откровенно говоря, не знаю. Мне еще не приходилось заниматься такими вещами.
– Вам тут есть кого за себя оставить?
– Есть. Мичман Туз эти шесть пароходов и без меня разгрузит.
– Тогда вот вам неделя сроку. К моему отъезду составьте такую записку. В точные расчеты не влезайте, сейчас всего не учтешь, но прикиньте хотя бы приблизительно. Причем при подсчете стоимости строительства и обслуживания порта округляйте не в меньшую, а в большую сторону.
В это время Борисова позвали. Подошла баржа с листовым железом, не знали, куда его складывать. Борисов побежал звонить Савкину, но того ни дома, ни в управлении не было.
Савкин и Жаров были в клубе и ломали голову над тем, как переделать трибуну. Единственная трибуна была сделана из расчета на высокий рост Щедрова, а для генерала Вилкина никак не подходила.
Решили сделать к трибуне приступочку, а чтобы она не путалась под ногами у других, сделали ее откидной. Нажмешь кнопку – откинется, еще раз нажмешь – убирается. Опробовали – получилось вроде неплохо.
Но когда Щедров предоставил слово генералу, в приступочке что-то заело. Сколько Савкин ни нажимал на кнопку, приступочка не откидывалась.
Савкин опять стал ковыряться в приступочке, она неожиданно откинулась и стукнула его по лбу. В президиуме сдержанно засмеялись, генерал тоже улыбнулся и сказал:
– Видно, есть еще бог.
– Так точно! – вытянулся Савкин.
Зал вздрогнул от дружного хохота.
Генерал встал, подошел к трибуне, поднялся на приступочку.
– Между прочим, – сказал он с улыбкой, – примерно вот на таком уровне мы пока осуществляем и механизацию строительных работ.
Зал опять оживился, послышался смех.
– И уж если говорить серьезно, механизация строительных работ, особенно в районах Крайнего Севера, сейчас встает как одна из главных задач. У нас слишком много ручного труда, поэтому мы вынуждены держать тут много людей, а условия жизни здесь, как видите, весьма отличаются и от Южного берега Крыма, и от Черноморского побережья Кавказа…
22
Над докладной запиской они промучались всю неделю, а тут еще заболела машинистка, и солдату-писарю потребовался чуть ли не целый день, чтобы отстучать одним пальцем эту записку на машинке. Генерал уже уехал на аэродром, и Олегу пришлось мчаться к самолету.
– Хорошо, что успели, – сказал генерал. – А то почта у вас тут по месяцу ходит.
Он уже собирался влезть в самолет, когда прямо к трапу подкатила машина, из нее выскочил взмокший Савкин.
– Уф, едва успел! – сказал он, вытирая со лба пот. – Товарищ генерал, мы вам на дорожку рыбки приготовили.
– Рыбки? Это хорошо, хотя я и не припоминаю, чтобы просил вас об этом. Ну, покажите.
Двое солдат вынули из машины зашитую в холст нельму. Когда ее поставили на попа, она оказалась генералу как раз до плеча.
– Хороша! – похвалил генерал. – Спасибо. Сколько я должен?
– Ничего.
– Тогда везите обратно. Подношений не принимаю, – обиделся генерал и пошел к трапу.
– Извините, товарищ генерал. – Савкин забежал вперед. – Я не хотел обидеть, я от души.
– Я же вам сказал, что подношений не принимаю. Ни рыбой, ни борзыми щенками. Неужели вы, Савкин, думаете, что я, генерал, не в состоянии за это заплатить? Вы-то где ее взяли?
– У рыбаков.
– Сколько заплатили?
– Да я не деньгами, товарищ генерал.
– Знаю, что вы свои не заплатите. Ну, так чем заплатили?
– Два литра спирта дал, они и довольны.
Генерал полез в карман, достал бумажник, вынул из него двадцатипятирублевку и протянул Савкину:
– На эти деньги купите спирт, благо, он у вас даже в магазине продается. Оприходуете и квитанцию пришлете мне. Поняли?
– Так точно.
– А вы, товарищ Щедров, тоже за этими жуками присматривайте.
Когда самолет поднялся в воздух, Савкин, пожав плечами, сказал:
– Строгий какой…
Олег возвращался с аэродрома вместе с Силантьевым и Жаровым.
– Кажется, пронесло, – облегченно вздохнул Жаров. – Я думал, поснимает он с нас стружку, а ничего, вроде обошлось. Тут еще этот Савкин со своей рыбой. Да и с трибуной подвел.
– Кажется, конструкцию ее он разрабатывал в соавторстве с вами, – сказал Силантьев.
– Что вы, какой из меня механик? Это все Савкин. Да и вы, товарищ Борисов, нас крепко подвели. Как же получилось, что один пароход остался зимовать? Да еще на глазах у генерала! Позор! Ну, мы еще с вас и за это спросим. Кстати, почему вы последнюю неделю не работали?
– Я выполнял срочное задание генерала.
– Не знаю, это еще надо проверить. У меня есть сведения, что вы больше занимались амурными делами.
Он явно намекал на Веру, она ведь тоже готовила докладную записку.
– А знаете ли, во времена Пушкина я бы вас за такие слова вызвал на дуэль. А сейчас даже достойно ответить вам, к сожалению, не могу.
– А, так вы еще и угрожаете? Вы слышали, товарищ Силантьев?
– Не надо делать из мухи слона, товарищ полковник!
К счастью, они уже подъехали к управлению, и Жаров вылез.
– Этого я так не оставлю! – пообещал он на прощание.
До самого причала Силантьев и Борисов молчали. Но когда вышли из машины, Силантьев предложил:
– Давайте-ка присядем, Олег Николаевич, и потолкуем. Я давно собирался с вами поговорить, не все как-то случая не было.
Он сел на бухту манильского троса, Олег устроился чуть повыше – на кипе листового железа, которое так и оставили пока на причале. Силантьев задумчиво посмотрел на одиноко стоявший на рейде пароход и спросил:
– А вы не боитесь, что Шаров вам повредит?
– Нет.
– И напрасно! Он из породы тех людей, которые если уж невзлюбят кого, то не оставят в покое. Вам помочь?
– Спасибо, но я уж как-нибудь один отобьюсь.
– Напрасно вы иронизируете. Все это гораздо серьезнее. Шаров и вам, как мне, вынесет служебное несоответствие, запишет в личное дело, будет это взыскание многие годы кочевать из аттестации в аттестацию, даже если его и снимут. Вы станете неудачником.
Извините меня за вмешательство, но я знаю, что Верочка вас любит, а значит, и мне ваша судьба небезразлична. Послушайте совет человека, прослужившего в армии более тридцати лет. Вероятно, я скоро уйду на пенсию. Вам сколько лет?
– Тридцать.
– Вы еще можете начать все сначала. Мне уже поздно. Поверьте, нести всю жизнь крест неудачника трудно. Я знаю ваш характер, вы слишком упрямы, неуживчивы. Уходите!
– Но я моряк. И для меня это не только профессия. Я считаю себя пригодным для настоящего дела и намерен в жизни сделать что-нибудь значительное.
– Дай бог, чтобы вам это удалось. Мне не удалось сделать ничего стоящего. Если хотите знать, вы мне симпатичны именно тем, что в вас я узнаю свою молодость. Я ведь тоже дерзал, что-то искал, был так же упрям и прямолинеен. А потом случилась неприятность. Не скажу, чтобы она выбила меня из колеи, я старался и надеялся, что мне когда-нибудь простят эту оплошность, забудут о ней, все начнется сначала и я опять буду жить полной, настоящей жизнью. Настоящей потому, что я еще не был самим собой, может быть, слишком осторожничал, опасаясь напоминать о прошлой ошибке.
Но шли годы, и надежды постепенно угасали. Мои товарищи после войны ушли в академии, получили высокие посты, а следовательно, и возможность проявить самостоятельность, а я оставался прорабом. Естественно, меня это как бы обескрылило, я сник, стал пассивным, тут было уже не до смелых дерзаний. Я уже не проявлял инициативы, тем более не лез на рожон, просто делал то, что мне поручали, не более. – Силантьев пошарил возле себя рукой, нашел гладко обкатанный океаном голыш, бросил его в воду и продолжал: – Простите, я несколько отвлекся. Словом, перспектив у меня не оставалось. Мне хотелось жить яркой, одухотворенной жизнью, а у меня были только графики, наряды, переезды со стройки на стройку, подъем, отбой – каждый день везде одно и то же. А вечером, если удавалось выкроить такой вечер для себя, – домашняя жизнь. Тоже скучная и беспросветная. Шена попрекала меня неудачливостью. Знаете, как бывает у них: «Иванов уже генерала получил, Петровы живут в Москве, а мы все торчим в этой дыре». Я не возражал, да и возразить-то, собственно, было нечего.
И вот сейчас, на склоне лет, вдруг понял, что жизнь-то прошла, а ничего в ней радостного для меня не было. Остались лишь какие-то смутные воспоминания и тоска. И я не знаю, зачем я вообще жил, я не сделал ничего значительного.
– Но ведь это неправда! – воскликнул Олег. – Вы тридцать с лишним лет строили! Если собрать вместе все, что вы построили, будет огромный город.
– Возможно. Но разве дело в этом? Я сделал намного меньше, чем мог, – вот в чем суть! Я был прорабом, а мог руководить крупнейшей стройкой. Поймите меня правильно. Я чувствовал, я знал, что могу, и был для этого достаточно подготовлен. Сейчас я уже ничего не могу, потому что отстал, упустил то, что на склоне лет уже не вернешь.
Вы думаете, мне не сочувствовали? Не судите об армии по жаровым, их не так уж много. Они не делают погоды, но иногда сильно мешают. А если еще попадется дурак мстительный, и того горше. Сам он не обязательно будет делать вам подлость. Он просто напомнит кому надо, что у вас был выговор… Вы думаете, меня не замечали, не пытались выдвинуть? Замечали, пытались. Но в какой-то инстанции всегда находился или человек слишком осторожный, или вот такой Шаров. Пока он сидит в главке, он будет всячески вам мешать.
– Когда-то и там разберутся, что это за птица.
– Возможно. Даже наверняка разберутся, в конце концов, там же сидят главным образом умные люди. Но они то здесь почти не бывают, а Жаров нас курирует, естественно, что ему доверяют. И весь вопрос в том, когда разберутся.
Он помолчал и закончил грустно:
– Да, я поработал немало и честно. Но это не вызывает у меня гордости, потому что я мог сделать неизмеримо больше. Неизмеримо!
Он умолк. Олег тоже молчал, он с грустью смотрел на узкую согнутую спину Силантьева, короткую шею, низко опущенную голову.
А все считали его добрым и мягким, никто не слышал о его неудачах, и вообще Силантьева относили к разряду тех безропотных тружеников, которые выполняют любую работу.
«А может, и верно, в нем погиб великий талант?» – подумал Олег.
23
Через две недели Борисова радиограммой вызвали в Москву. На этот раз он долетел быстро, меньше чем за сутки. Дома он никого не застал, мать с Колькой уехали к Таисье в Ташкент. Приняв душ и переодевшись, Олег отправился в главк. Ему долго пришлось ждать, пока закажут и выпишут пропуск, прошло часа полтора, прежде чем он оказался в приемной начальника главка.
В приемной сидело человек восемь, все в больших званиях, и порученец генерала Вилкина, совсем еще молодой лейтенант в безукоризненно сшитом кителе с сомнением сказал:
Вряд ли он сегодня вас примет. В пятнадцать ноль-ноль у него совещание, а сейчас сами видите, сколько ожидающих… Впрочем, я доложу, как только войду в кабинет.
После этого он раз двадцать заходил в кабинет начальника главка, но Олегу так ничего и не сказал, должно быть, забыл или не захотел доложить. Забыть ему не мудрено: он крутится как белка в колесе, поминутно вскакивая, ныряя то в кабинет, то в коридор, отмечая пропуска, подписывая заявки, отвечая на беспрестанные звонки шести телефонов.
Должно быть, в наше время положение человека, его общественный вес измеряются именно количеством телефонов. Олег никогда не имел персонального аппарата, у Щедрова их два, а здесь шесть штук. Один вид этого стола, уставленного аппаратами, внушает посетителю, что люди тут деловые, пустяками им заниматься некогда, поэтому не беспокой их без нужды и не задерживайся. И стоит начальнику позвонить по одному из этих телефонов, как за минуту может решиться вся дальнейшая судьба любого из сидящих здесь и терпеливо ожидающих приема.
Посетители приходили и уходили, одни ждали своей очереди, другие врывались без спроса, третьих вызывал сам генерал. Прошло уже человек двадцать, а Олег все сидел. Напоминать о себе порученцу он считал неудобным, лейтенант даже взмок, бедняга. А Олегу спешить было некуда. Он даже не знал, зачем его вызвали, лишь догадывался, что вызов этот так или иначе связан с его докладной запиской о строительстве порта.
Ровно в четырнадцать ноль-ноль генерал Вилкин сам вышел из кабинета и сказал:
– Извините, но больше никого принять сегодня не смогу – ухожу на совещание. У кого дела не терпят отлагательства, обратитесь к моему первому заместителю, остальных прошу зайти завтра.
Он уже надел фуражку, но тут заметил Олега.
– Впрочем, вас, товарищ Борисов, я, пожалуй, приму сейчас.
Он вернулся в кабинет, Олег вслед за ним прошлюзовался туда через двойные двери. Генерал, не снимая фуражки, уселся за стол и жестом указал Борисову на кресло, стоявшее сбоку.
– Что вы там с Жаровым не поделили? Он тут на вас такую цидулю накатал, на двенадцати страницах. Где же она? А, вот: «Самонадеян, скептически относится к распоряжениям старших, допускает грубость. С товарищами общителен, но высокомерен». Не понимаю, где же тут логика?
– Не знаю, это ведь не я писал.
– Да, конечно. Вот еще: «Отрицает революционную преемственность поколений, высказывает недоверие нашей молодежи».
Олег посмотрел в окно. По стеклу ползала муха.
– Ну, что вы на все это скажете? – спросил генерал.
Олег пожал плечами. Он опять посмотрел на муху и вдруг заметил у нее хоботок. Олег рассмеялся.
– Вы что? – нахмурился генерал. – Вам еще и весело?
– Извините. Но я вот смотрю на муху и впервые вижу, что у нее есть хобот. Значит, многовековые усилия человечества по превращению мухи в слона не пропали даром – у нее уже есть хобот!
Генерал посмотрел на муху и расхохотался.
– А ведь и верно! – Потом сунул письмо Жарова в стол и сказал: – Ладно, с этой цидулей мы и без вас разобрались. Факты, как говорится, не подтвердились, и давайте забудем об этом. Однако, как выяснилось, парень вы ершистый, а это не всем по душе. Вам еще намнут когда-нибудь за это бока, и не раз. Так вот вам мой совет: не пугайтесь. За одного битого, как говорится, двух небитых дают. Ну ладно, закончим с этим. Впрочем, я еще не успел почитать ваше личное дело. Посмотрим, какие еще доблести за вами водятся. – Он подвинул к себе лежавшую на краю стола коричневую папку и открыл ее.
– Так, училище окончил с отличием. Первая аттестация. Тут все красное. Во второй – тоже. Подчеркнутое красным карандашом читать не будем. Ага, вот и синим подчеркнуто. «К недостаткам следует отнести невыдержанность характера, доходящую до грубости». Оказывается, это у вас старый грешок.
Да, старый, эта запись появилась в аттестации четыре года назад. Олег служил тогда на крейсере штурманом. На крейсере же размещался и штаб эскадры. Однажды у флагманского штурмана пропала важная карта, и он пытался свалить вину на Борисова. Расследованием занялась военная прокуратура, но в это время флаг-штурман нашел карту у себя дома, она затерялась среди других бумаг. При попытке подкинуть карту в каюту Борисова флаг-штурман был пойман с поличным. Вот тогда-то Олег и назвал его подлецом. За публичное оскорбление старшего по званию и по должности офицера Олег получил строгий выговор и вот эту запись в аттестации. Потом флаг-штурмана уволили в запас, выговор с Олега сняли, а вот эта запись, подчеркнутая синим карандашом, осталась. И теперь будут читать только ее. Ведь даже генерал Вилкин, настроенный к нему явно благожелательно, и тот читает подчеркнутое только синим. Может быть, прав Силантьев насчет вечного двигателя и лекарства против рака?
Между тем Вилкин закончил просмотр личного дела, захлопнул папку и сказал:
– Ну ладно, с этим еще можно жить. Мы вызвали вас сюда затем, чтобы вы приняли участие в подготовке решения правительства о строительстве в Игрушечном морского порта. Вашу записку читал заместитель министра, в принципе он поддерживает вашу идею. Теперь нужно подготовить решение, предварительно согласовать его со всеми заинтересованными министерствами и ведомствами.
– Но я в этом ничего не понимаю.
– Этим будет заниматься целый отдел, а вы приглядывайтесь, учитесь, а где нужно – подсказывайте. Вы тут выступаете в качестве эксплуатационника, вам и карты в руки.
– Кстати, товарищ генерал, у нас нет даже приличных навигационных карт этого района.
– Достаньте.
– Их не достанешь, потому что они еще не составлены. Район мало исследован.
– Вот и исследуйте.
– Этим должна заниматься гидрографическая служба. Потребуется специальное судно.
– Вот и попросите его у министра морского флота, у меня, как вам известно, даже шлюпки нет. Словом, продумайте все хорошо, прикиньте, что вам потребуется, и выколачивайте.
* * *
На подготовку постановления правительства ушло двадцать шесть дней. Все эти дни Олег метался по министерствам, главкам, институтам и проектным мастерским. Он побывал на двух заседаниях коллегий, на полутора десятках совещаний, участвовал в работе четырех комиссий сразу. Он встречался со строителями, океанологами, гидрографами, полярниками, водолазными специалистами, геодезистами, плановиками и снабженцами. Его поразило, как много различных ведомств, организаций и учреждений вовлечено в подготовку проекта, сколько заводов будут выполнять заказы стройки, как трудно будет скоординировать их работу. Сначала Олег только слушал, впитывая в себя как губка всю эту лавину сведений, справок, цифр, предложений, расчетов и выкладок. Но постепенно он начал кое в чем разбираться, даже вносить свои предложения. Когда речь зашла о гидрографических исследованиях, ему сравнительно легко удалось выпросить специальное судно. Но простые арифметические подсчеты показали, что за короткий период арктической навигации даже три таких судна не в состоянии решить задачу в столь сжатый срок. Вот тогда-то Борисов и предложил проводить исследования круглый год.
– Каким образом? – иронически спросил один из членов коллегии. – Уж не думаете ли вы мобилизовать на это весь атомный подводный флот?
– Никак нет, для этого потребуются лишь три-четыре трактора.
– То есть?
– Я предлагаю создать санно-тракторную гидрографическую экспедицию. Почему мы должны ждать чистой воды? Подледные исследования не менее надежны, потребуется лишь немного дополнительного оборудования. Даже для бурения льда можно приспособить станки, которыми мы пользуемся.
Решение было настолько простым, что поначалу все растерялись. Потом прикинули, посчитали, и получилось, что санно-тракторная экспедиция даже выгоднее, чем корабельная. Тут же на коллегии предложили Борисову возглавить экспедицию.
– Но я моряк, гидрографией занимался постольку, поскольку требовали условия плавания, тонкостей ее не знаю, – пытался было сопротивляться Олег.
– Специалистов вам дадим, – сказал министр. – Но кроме специалистов нужен и организатор. Как, товарищ Вилкин?
– Его идея, его и бензин, – согласился Вилкин.
Обеспечение экспедиции всем необходимым снаряжением и оборудованием поручили гидрографическому управлению, а Борисову предложили немедленно вылететь в Игрушечный, чтобы на месте начать формирование экспедиции.
