Текст книги "Арийский миф в современном мире"

Автор книги: Виктор Шнирельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 67 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

Одновременно с возрождением «правды» о дохристианском прошлом славян в художественной литературе усиливался мотив обвинения христианской религии в посягательстве на «русскую душу», в уничтожении невосполнимых языческих духовных ценностей с целью порабощения «русичей» и ослабления их воли к сопротивлению захватчикам (Кобзев 1971: 215–218; Серба 1982: 4; Сергеев 1987: 143; Жукова 1989; Василенко 1988; Ричка 1988; Платов 1995б: 78–79). Исподволь проводилась идея о причастности к этому евреев, причем в особенности указывалось на иудейский Хазарский каганат, якобы посягавший на свободу славян во имя будущего мирового господства (Серба 1982: 5; 1992: 112–113; Иванченко 2006: 42, 46, 142). С 1970-х гг. эвфемизм «хазары» прочно вошел в лексикон русских националистов для обозначения евреев и их якобы устремленности к тотальной власти над миром (см., напр.: Степин 1993: 7; Программа движения «Третий путь» 1993)130130
  О месте эвфемизма «хазары» в советской антисионистской пропаганде см.: (Шнирельман 1998а; 2005в; 2005 г; 2012а; Shnirelman 2002b).


[Закрыть]. На этой основе за последнюю четверть века пышным цветом расцвела научно-фантастическая и псевдонаучная литература «антихазарской» направленности (Шнирельман 2012а: 76 – 165, 171–196).

Отмечались и попытки представить русско (арийско) – еврейскую конфронтацию в виде извечной борьбы, пронизывавшей всю мировую историю. И если в произведениях Скурлатова эта мысль присутствовала лишь в виде слабого намека (Скурлатов 1977а; 1977б: 328), то, например, А. Кифишин детально расписывал едва ли не космических масштабов борьбу между праиндоевропейцами (праславянами) и прасемитами на широких пространствах Подунавья и Малой Азии (Кифишин 1977: 181–182)131131
  Судя по некоторому сходству такого рода взглядов, Кифишин в те годы мог тесно общаться с Ивановым (Скуратовым) и его единомышленниками – все они основывали свои построения на вышедшей тогда книге украинского археолога В. Н. Даниленко.


[Закрыть]. Одновременно делалась попытка оторвать финикийцев и хананеев от семитского мира или же, напротив, противопоставить евреев остальным семитам, чтобы доказать, что первоначально в Палестине обитало несемитское население, имевшее отношение к праславянам. В частности, утверждалось, что семитоязычные финикийцы происходили от браков пришлых индоевропейских воинов с хананейскими женщинами (Скурлатова 1979: 56; Скурлатов 1987: 215) или что первопоселенцами Леванта вообще были пеласги (то есть индоевропейцы, по ошибочному мнению цитируемых авторов, близкие или даже тождественные праславянам), к которым относились как филистимляне, так и хананеи (Знойко 1984: 288; Щербаков 1987: 178; 1995а: 13; Никитин 1985; Иванченко 2006: 42)132132
  Справедливости ради следует отметить, что филистимляне действительно по языку относились к индоевропейской группе, но появились они в Леванте одновременно с древними израильтянами.


[Закрыть]. Тем самым читателя подводили к мысли о том, что евреи якобы не имели никакого отношения к древним обитателям Леванта и их вторжение в Палестину трактовалось как первый акт на пути к мировому господству. Именно эта версия истории нашла широкое применение в антисемитской литературе (см., напр.: Емельянов 1979: 17–20; Степин 1993: 5).

Особое внимание авторы-патриоты уделяли проблеме дохристианской славянской письменности и литературы, в существовании которых они нисколько не сомневались. В качестве аргументов приводились как туманные и маловразумительные упоминания раннесредневековых авторов об использовавшихся славянами знаках (которые вовсе не обязательно были знаками письменности, либо не имели никакого отношения к славянам. – В. Ш.), так и о надписях или знаках, найденных на раннесредневековых или более ранних археологических памятниках (которые имели малое отношение к славянам. – В. Ш.) (Скурлатов, Николаев 1976; Жуков 1977; 1981: 120; Нудьга 1979; Скурлатова 1979: 56; Саратов 1988: 63, 71; Щербаков 1987: 198–199; 1991: 237; Василенко 1988: 161; Жукова 1989; Белякова 1991а; 1991б; 1991в; 1992; Карпов 1992; Дмитрук 1993; Савельев 1993: 180; Авдеев 1994: 163; Белякова 1994; Платов 1995б: 82–83; Тороп 1995б: 40–41; Озар 2006: 16–19)133133
  Правда, с течением времени некоторые язычники, склонные к критическому мышлению, отказываются от этих наивных представлений и, учитывая достижения современной науки, развивают более умеренные гипотезы. Например, недавно два молодых автора признали поддельный характер многих сенсационных находок «славянских рунических письмен», широко обсуждавшихся в XIX в. Говоря о появлении письменности у славян в дохристианский период, они соглашаются с мнением ученых о заимствовании славянами рунических знаков у германцев. Они также отвергают ассоциацию любых знаков с письменностью. Тем не менее, не проводя никаких собственных исследований и не видя оригиналов обсуждаемых объектов, они позволяют себе судить об их подлинности и спорить с профессионалами, обвиняя их в субъективности и тенденциозности. См.: (Громов, Бычков 2005). О появлении славянской письменности по данным современной науки см.: (Хабургаев 1994; Данилевский 1998: 207–208; Медынцева 1998; Уханова 1998).


[Закрыть]. Иной раз использовались и фальшивки, которые такого рода авторы обнаруживали в литературе XIX в. (см., напр.: Иванченко 2006: 15–17). А, например, А. И. Барашков (до того как он стал Асовым) выступил с фантастической гипотезой о том, что славяне якобы издавна пользовались «узелковым письмом» (Барашков 1992).

Идея дохристианской письменности обнаруживается и в эзотерическом учении А. Ф. Шубина-Абрамова, называющего себя одним из первых академиков самопровозглашенной Русской академии наук, искусств и культуры, возникшей в 1992 г. Объявляя о своем происхождении из рода хранителей истинной русской грамоты, он называл себя «учеником учителей» и пропагандировал некую «древнюю русскую ВсеЯСветную Грамоту» из 147 знаков, определяя ее древность в 7500 лет. Он заявлял: «Мы, русские, творим все правдивое, нравственное и прекрасное на Земле, пользуясь языком праотцев» (Соловьева 1992: 6). Он настаивал на том, что грамота, составленная для русского языка, была дана людям самим Богом и якобы дошла до нас от эпохи палеолита. Об этой грамоте он начал писать еще в конце 1970-х гг., доказывая, что она содержала в себе колоссальные «ведические знания», когда-то сообщенные людям Творцом, или «Учителями». Якобы каждая отдельная буква являлась носителем важной информации. В результате любое отдельно взятое слово оказывалось аббревиатурой, «раскрытие» которой давало целые фразы, наделенные глубочайшим смыслом. Шубин-Абрамов рассматривал человеческую историю как прогрессивную деградацию от Золотого века до полного упадка и разложения. Он доказывал, что со временем большинство букв былой азбуки были утрачены, причем за этим стояли происки неких «злых сил». Сам же он полагал, что для «возрождения Отечества» необходимо вернуться к исконной азбуке, чем он и занимался как председатель Общественной организации «ВсеЯСветная Грамота» (Шубин-Абрамов 1996). Русские националисты познакомились с этим учением из публикаций Н. Е. Беляковой, считавшей себя ученицей Шубина-Абрамова (Белякова 1994)134134
  О популярности его учения в постсоветской России, а также о его профессиональной критике см.: (Полиниченко 2012).


[Закрыть]. У некоторых русских неоязычников до сих пор большим успехом пользуется составленный им календарь, где на основе принципов ВсеЯСветной Грамоты объясняются многие термины и дается представление об учении.

Следует упомянуть и таких энтузиастов-дилетантов, как украинский библиотекарь Н. З. Суслопаров, который, не имея каких-либо специальных познаний в лингвистике и никакого навыка дешифровки древних надписей, «открыл» «трипольский алфавит» и отождествил трипольцев с пеласгами (Суслопаров 1996–1997. Об этом см.: Знойко 1984: 267–285). Между тем у нынешних русских и украинских патриотов дешифровки Суслопарова никаких сомнений не вызывают, и они произносят его имя с благоговением (Белоконь 1982: 153; Щербаков 1988: 106–107; Знойко 1989: 15; Белякова 1991а: 5; Акумулятор 1990; Iванченко 1996: 9; Довгич 1996–1997: 9; Лучин 1997а: 299; Даниленко 1997: 81; Иванченко 2006: 27). К сожалению, и специалисты порой не проявляли должной осторожности и допускали формулировки, позволявшие надеяться на обнаружение глубокой славянской письменной традиции дохристианской эпохи (см., напр.: Буганов, Жуковская, Рыбаков 1977: 204; Трубачев 1992: 45; Бандрiвський 1992: 9), хотя они и отметали все рассмотренные выше построения и догадки как ненаучные (см., напр.: Русинов 1995). Стараниями Рыбакова предположение о неких русских летописях IX в. даже попало в школьный учебник, популярный в 1990-х гг. (см.: Преображенский, Рыбаков 1999: 43).

Особый импульс эти поиски дохристианской славянской письменности получили после находок табличек с «шумероподобной» клинописью в Тэртерии (в Румынии) и в связи с изучением знаков на глиняной посуде энеолитической культуры винча на Балканах (Winn 1982). Ряд самодеятельных авторов поспешили объявить их древнейшей в мире алфавитной письменностью, созданной «этрусками-славянами» (Перлов 1977; Скурлатов 1977а: 193; Журавский 1988; Милов 1993: 1; Гриневич 1991: 28; 1993: 247–250; 1994; Федоренко 1994: 5). Миф о «великом дохристианском летописании» у славян культивировался и в определенных кругах русских историков-дилетантов в эмиграции, откуда и происходит, в частности, «Влесова книга» (Лесной 1966: LI; Миролюбов 1981: 178). Как бы то ни было, ажиотаж вокруг «праславянской» письменности и будто бы богатой дохристианской литературной традиции, следы которых так и не удается обнаружить, рождает еще один миф об уничтожении всего этого достояния христианами (Миролюбов 1981: 177–178; 1983: 115–116; Алексеев 1986: 37–57; Жукова 1989; Безверхий 1993: 49; Савельев 1993: 180; Антоненко 1994: 55; Белякова 1994; Федоренко 1994: 10; Суров 2001: 29–30, 424–425; Островский 2001: 11–12; Пранов 2002: 113–114; Иванченко 2006: 34)135135
  Современные научные данные подтверждают факт появления письменности на Руси до официального принятия христианства, но они же говорят о том, что эта письменность возникла там незадолго до этого и сложилась на греческой основе. См.: (Данилевский 1998: 207–208).


[Закрыть].

Этот обзор был бы неполон без рассмотрения взглядов А. М. Иванова (Скуратова), оказавшего большое влияние на формирование русского национализма в 1970 – 1980-х гг. Еще в те годы он излагал свои идеи в эссе на историческую тему. В отличие от многих из своих собратьев по вере он получил неплохое историческое образование, и это научило его уважительно относиться к разнообразным историческим источникам. Еще в начале 1980 г. он попытался разобраться в тех историософских концепциях, которые тогда еще только завоевывали умы русских националистов. Причем, в отличие от огромного большинства персонажей данной книги, он с презрением отметал построения почвенников-дилетантов и основывал свои рассуждения на данных и концепциях, почерпнутых у специалистов. Он высмеивал попытки вывести конфронтацию «арийцев» с «семитами» из борьбы кроманьонцев с неандертальцами, отвергал «Влесову книгу» как безусловную фальшивку, потешался над попытками считать хеттов «хатниками», оспаривал утверждение Емельянова о былом обитании венедов в Гиндукуше, называл вздорной идею о славянском происхождении Ахиллеса и участии славян в Троянской войне, а также издевался над попытками представить этрусков «русскими». Примечательно, что и «Хронику Ура-Линда» он справедливо считал подделкой. К псевдонаучным концепциям он относил построения эмигранта С. Лесного, а также стремление ряда авторов приписать урартским царям русское происхождение (Иванов 2007: 19, 27, 30, 36–38, 54, 357, 405). Его выводило из себя стремление некоторых почвенников объявить раннесредневековых венетов славянами, чему он в 1980 г. посвятил специальную работу (Иванов 1995). Многие из упомянутых концепций казались Иванову «дикими фантазиями», и он связывал их с интеллектуальной атмосферой, напоминавшей ему гиперавтохтонистские патриотические историософские построения, популярные в славянской среде в эпоху Средневековья и на заре Нового времени. Все это Иванов справедливо характеризовал как посягательство на чужое историческое наследие, историческое мародерство и связывал с комплексом неполноценности. Его лишь удивляло, зачем все это было нужно русским националистам, притом что русские обладали своей собственной богатой и героической историей (Иванов 1995: 13–14. См. также: Иванов 1991).

Правда, в отличие от ученых он не занимался исследованиями и не представлял себе все сложности историографии. Поэтому он использовал преимущественно имевшуюся под рукой литературу и отбирал из нее то, что соответствовало его настроению; иной раз он даже позволял себе «подправлять» ученых. Иногда в поисках аргументов он обращался к устаревшим и давно отвергнутым взглядам. Следует также отметить, что многие тексты, написанные им в 1980-х гг., были опубликованы только 15–20 лет спустя.

Иванова рано заинтересовало «арийское мировоззрение», и для выяснения его особенностей он еще в самом начале 1980-х гг. предпринял экскурс в сравнительное религиоведение. Опираясь на научную литературу, он отметал дилетантские рассуждения о дохристианских верованиях славян, но сетовал на то, что, по сути, мы мало что о них знаем. Сделав обзор данных о ранней истории индоевропейцев, он затем провел сравнение между индуизмом, буддизмом и маздеизмом, понимая под ним зороастризм. Вопреки мнению ученых, относящих термин «арийцы» только к индоиранской группе языков, Иванов сознательно использовал этот термин расширительно для всех индоевропейцев без исключения по одной простой причине – тот звучал «коротко и красиво». Кроме того, он полагал, что было бы логично называть семью по «ее духовному авангарду»; то есть «арийцам» он отводил особо престижное место. И это не случайно, ибо, помещая тут же фотографию своих друзей и единомышленников (Авдеева, Тулаева, Синявина и др.), он писал: «Зачем искать арийцев где-то в Индии и Германии? Мы сами арийцы» (Иванов 2007: 14–15)136136
  Правда, двадцать лет спустя он передумал и сохранил термин «арийцы» только за индоиранцами. См.: (Иванов 2007: 330). Однако он не объяснил, кем в таком случае оказываются Авдеев, Тулаев и Синявин.


[Закрыть].

В своем подходе к индоевропейской проблеме Иванов (Скуратов) более всего опирался на вышедшую тогда книгу украинского археолога В. Н. Даниленко, привлекавшую внимание своими многочисленными картами, рисовавшими направления расселения первобытных племен в самые разные эпохи (Даниленко 1974). И хотя многие смелые построения Даниленко уже в те годы вызывали сомнения и оспаривались другими специалистами, четкие карты с нанесенными на них стрелами, показывавшими передвижения древних этнолингвистических общностей, не могли оставить равнодушными любознательного читателя. В то же время, обращаясь к научным построениям, Иванов никогда не забывал о своей нелюбви к «семитам» и христианской церкви и везде, где можно, пытался находить этому историческое объяснение, что и заставляло его вносить коррективы в концепции, выдвигавшиеся учеными. Например, он брал на веру фантастическое предположение Даниленко о массовой миграции «капсийской культуры» из Северной Африки и Восточного Средиземноморья на север в Южную и Восточную Европу якобы еще в позднем палеолите. Причем, безосновательно отождествляя эту культуру с «семито-хамитами», он изображал их представителями цивилизации Атлантиды, которые, придя в Европу, оттеснили «арийцев» («наших предков») далеко на север. Следующий «натиск» уже «семитов» на Балканы он относил к эпохе неолита. В то же время этнокультурную ситуацию в Восточной Европе эпохи мезолита и раннего неолита он трактовал как «начало арийского сопротивления семитскому засилью», причем спешил подчеркнуть, что центр такого сопротивления находился в России, где, по его словам, располагалась и прародина индоевропейцев (Иванов 2007: 24–26, 28–29, 38). И вместе с осмеянными им любителями-почвенниками он гордо заявлял, что никогда не покидавшие «прародину» славяне в значительной степени сохранили «чистоту индоевропейской природы» (Иванов 2007: 36–37).

И хотя ни одно из этих заявлений не находило научных подтверждений, Иванов нуждался в них для утверждения своей любимой идеи о том, что конфронтация «арийцев» с «семитами» уходила своими корнями в глубочайшую древность. Причем в центре этой борьбы оказывались славяне как наиболее чистые «арийцы». Примечателен и тот факт, что Иванов никак не мог принять идеи Даниленко о локализации ностратической языковой общности на территории Египта и Палестины, причем не по причине несоответствия этого каким-либо научным фактам, а потому, что эта гипотеза шла на пользу ненавистной Иванову «библейской (еврейской) традиции» (Иванов 2007: 24).

Другой его любимой темой была расовая теория. С одной стороны, на словах он открещивался от нее, подчеркивая нетождественность физического типа языку (но, как показывает сам Иванов, то же делал и авторитетный для него нацистский антрополог Ганс Гюнтер!). Но, с другой, он с маниакальной настойчивостью выискивал не существующее в природе совпадение отдельных религий с какими-либо особыми расовыми типами (здесь он тоже послушно следовал Гюнтеру)137137
  Не случайно еще в 1982 г., выступая на Радио «Свобода», Ю. Вишневская назвала Иванова представителем крайне правого расистского крыла русского национального движения. См.: (Некритически относился 1996: 89).


[Закрыть]. Прежде всего его, разумеется, интересовали «арийцы». И он пытался доказать, что в отличие от остальных народов они якобы перешли от «механического мышления к органическому», сформировали более развитый, чем у других, язык и создали глубокие религиозные представления, основанные на гармонии между Богом, природой и человеком. Прославляя дохристианское мировоззрение «арийцев», прямо противоположную по духу религию он находил у «семитов» и сетовал на то, что, «к несчастью, она утвердилась у нас в форме христианства» (Иванов 2007: 40–44). Наконец, открывая истинные мотивы своего жадного интереса к древней истории, он заявлял, что «арийцам» нельзя рассчитывать на возрождение и успешно бороться с сионизмом «под знаменем еврейского бога» (Иванов 2007: 83). Все, что как-либо связано с евреями, вызывало у него отторжение: он, например, отвергал кришнаизм и буддизм на том основании, что сегодня их будто бы поддерживают евреи (Иванов 2007: 113, 133). Зато маздеизм ему казался «залогом грядущей победы над Злом» (Иванов 2007: 172).

Иванов попытался сам разобраться в проблеме исторических венетов, в частности выяснить их отношение к славянам. Ведь, отождествляя венетов с ранними славянами, немало русских авторов-почвенников значительно углубляли историю славян и расселяли их широко по территории Европы (см., напр.: Тулаев 2000). Опираясь на мнения авторитетных археологов и лингвистов, Иванов доказывал, что в течение веков венеты не имели никакого отношения к славянам и что название венеты было перенесено на славян лишь после того, как те заселили их бывшие земли на территории нынешней Польши, ославянив там местных венетов. И невров, которых ряд археологов считают создателями милоградовской археологической культуры на территории Белоруссии, Иванов, вопреки Рыбакову, отождествлял не со славянами, а с венетами, которые, на его взгляд, были близки кельтам. В вятичах он видел славянизированных венетов, долго сохранявших свои традиции (Иванов 1995).

Вскоре после написания этого эссе Иванов (Скуратов) развил ряд изложенных там идей в новой работе, посвященной «загадкам мегалитов». Написанная в ссылке в Кирове в 1983 г., она была много позднее опубликована в газете «Национальная демократия» под псевдонимом и с комментарием якобы от редакции. На самом деле все это писал один человек, и звали его А. М. Иванов (Скуратов). Собрав воедино самые разные гипотезы, высказанные как специалистами, так и дилетантами, он полностью утратил осторожность, проявленную им при обсуждении проблемы венетов. Не разделяя мегалитические памятники по времени и по территории, он рассматривал их как некое единство, будто бы отражавшее загадочную мегалитическую цивилизацию, возникшую в глубокой древности в Европе и распространявшую свет своих высоких знаний по всему миру. Мало того, отсутствие у нее письменной традиции он объяснял будто бы нежеланием ее создателей пользоваться письменностью, а вовсе не тем, что они ее попросту еще не знали. Далее, он представлял создателей мегалитов особым народом, чье духовное наследие якобы восходило своими корнями к европейским неандертальцам. Иными словами, эта концепция представляла Европу исконным центром мировой цивилизации, откуда якобы исходили древнейшие математические и астрономические знания и где зародился культ солнца.

В этой весьма неудобоваримой статье, где перепутано все, что только можно перепутать, и эта невообразимая смесь снабжена эзотерическим комментарием, автор обращался к излюбленной у эзотериков идее смены рас. Там говорилось о том, что глубокие знания о социальных явлениях и математике имелись едва ли не в неолите, что именно в ту эпоху распространилась первая мировая религия, чьи центры и фиксировались мегалитическими сооружениями. Оперируя поистине глобальными масштабами, автор рисовал глубокий экологический кризис, отмечавшийся в эпоху мезолита. Носителями творческого начала той эпохи он в соответствии с эзотерическими взглядами сделал уже не «семито-хамитов», а «негроидов», якобы создавших капсийскую культуру, захвативших колоссальную территорию от Европы до Северной Африки и Средней Азии и оттеснивших «индоевропейцев» на далекий север. Якобы с этой целью «негроиды» прибегли к сильнейшей магии, что и помогло им создать огромную империю. Но затем «нордическая раса» собралась с силами, отвоевала свои былые рубежи и разнесла по миру мегалитическую культуру. Тем самым она якобы спасла человечество от кризиса, причем ей предстоит повторить это сегодня при смене эры Рыб эрой Водолея. Якобы русские являются представителями именно этой традиции.

«Нордический тип» автор вел от кроманьонца, все еще сохранявшего некоторые неандертальские соматические черты. Мало того, он высказывал догадку о том, что по своему интеллекту неандерталец превосходил кроманьонца. Он предполагал, что именно неандертальцы могли быть носителями Примордиальной традиции, что в свое время они якобы скрылись в подземной стране и с тех пор управляют миром оттуда. Лишь в моменты глубоких кризисов они якобы появляются на поверхность и помогают человечеству выжить, находя для него новые способы существования. Автор настаивал на том, что именно от этих культуртрегеров и происходит «нордическая раса», которая разнесла мегалитическую религию и технику по всему свету. Что же касается происхождения мегалитов, то автор связывал их с подземными жителями, «белокурыми гигантами» – асами, или асурами, которые спасли человечество от гибели и призваны повторить этот благородный подвиг в преддверии близящейся эры Водолея (Скуратов 1995). В этих построениях нетрудно обнаружить отзвуки эзотерических представлений об «антропогенезе», получавших в те годы популярность в кругах творческой интеллигенции.

Комментарий редакции завершался следующим пассажем: «Мы горды тем, что сакральным центром для русской традиции является мегалит на венетском (ныне, увы, немецком) острове Рюген – белгорючь камень Алатырь. Именно русский народ дольше всего сохранял данную асурами традицию – крестьянскую религию» (Национальная демократия 1995, № 1: 28–29, 34–36).

Очевидно, сознавая высокую проблематичность своей конструкции и ее полное несоответствие своим собственным призывам избегать мифологизации истории, Иванов опубликовал эту статью под псевдонимом Л. Скуратов. Он подавал эти весьма эксцентричные взгляды как шутку и, возможно, действительно высмеивал претящие ему эзотерические концепции, в которых усматривал руку масонов (Иванов 2007: 284–304). Однако к некоторым из изложенных взглядов, связанных с распространением археологических культур и сменой рас, автор относился вполне серьезно и даже счел возможным переиздать кусок из этой работы в своей недавней книге (Иванов 2007: 173–188).

К таким историческим экскурсам прибегали многие русские радикалы в своем искреннем стремлении создать новый националистический миф для русского народа, способный помочь ему преодолеть тяжелый психологический кризис переломных 1990-х гг. Так, главный редактор журнала «Национальная демократия» В. Колосов высоко оценивал роль мифа, делающего жизнь осмысленной, и противопоставлял его хаосу, в котором простой человек не смог бы выжить (Колосов 1995: 6). Похоже, той же позиции до сих пор придерживается большинство современных лидеров русского национального движения, чем и объясняется всплеск исторического мифотворчества, происходящий в течение последних 25 лет. А такое мифотворчество не могло избежать ксенофобии.

Действительно, списывая все беды России на счет «чужаков», Иванов видел путь к «освобождению» в пробуждении у русских «арийского (нордического) сознания» и их возвращении к «арийскому мировоззрению». В этом ему мешало христианство с его «семитским богом». Примечательно, что это вело его не к полному отрицанию христианства, чем увлекаются многие неоязычники, а к стремлению вернуть его к истокам, которые он находил не в иудаизме, а в зороастризме (Иванов 2007: 143). Иными словами, речь могла идти об «арийском христианстве», которое, как мы знаем, пытались выработать некоторые германские шовинисты в 1920 – 1930-х гг. Впрочем, кляня «иудаизированную цивилизацию», Иванов ждал прихода альтернативной религии «из предыдущего арийского цикла», и «арийское мировоззрение» представлялось ему много важнее христианства (Иванов 2007: 320)138138
  Фактически тем самым он лишь развивал идеи А. Розенберга. Об этом см.: (Figueira 2002: 83–86).


[Закрыть]. Действительно, для Иванова проблема христианства была далеко не определяющей. Он был склонен к гораздо более глобальным обобщениям и в соответствии с манихейскими принципами зороастризма пытался рисовать историю человечества как бесконечную борьбу Добра и Зла, представленных соответственно «арийцами» и «семитами». Но, в отличие от многих почвенников, он отрекался от ориентации на Север и хотел смотреть на Юг (Иванов 2007: 321). Правда, он не пояснял, что под этим понималось.

Впрочем, в начале XXI в. Иванов как будто бы радикально изменил мнение о мировой конфронтации. Развивая свою любимую идею о связи религии с расой, он нарисовал оппозицию, включающую, с одной стороны, протестантизм вместе с мусульманством, а с другой – католицизм вместе с православием. Он всерьез доказывал, что речь идет о противостоянии не только религий, но и стоящих за ними расовых типов. Якобы за союзом католицизма с православием скрывается особая цивилизация, которую он называет «цивилизацией Мадонны». Беда лишь в том, сетовал он, что католики и православные еще не осознали этого единства (Иванов 2007: 411–413, 427–429). Однако жизнь не оправдала его ожиданий, и в 2005 г. он был вынужден признать, что католики предпочли сближаться с протестантами, а не с православными. Иными словами, выдуманная им «православно-католическая раса» исчезла столь же стремительно, как и появилась. Все это говорит о том, что в построениях такого рода идеологов термин «раса» далек от своего биологического значения и используется для обозначения точек конфликта (реального или надуманного), чтобы его усилить, придав ему биологическое, то есть фактически неизменное, измерение.