Текст книги "Слияние Граней"
Автор книги: Виктор Моключенко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
– 06 -
Потянуло утренней прохладой, нехоженая трава взбрызнула росой, на крыше просыпаясь захлопал крыльями бусол, а может отзвук улетевших гостей. Древний атавизм сознания упрямо подмывал пририсовать крылья, пальмовую ветвь и хитоны. Но крыльев у них не было отродясь, одеты были кто во что, а вместо ветвей прихватили увесистый кувшинчик «лозы». В потертых джинсах и клетчатой рубахе-ковбойке с небрежно закатанными рукавами, Михаил выглядел заправским хиппи, Гавриил прихватил старую Брамову хэбешку, а Денница кожаную куртку Стаса, которому в жарком июле та была не нужна.
– Ну и как тебе близкий контакт? Сойдет для первого раза?
– Темнят. Старше, опытнее – да, несомненно. Лучше? Время покажет. Чего обхохатываешься?
– Представил Михаила на соборе архистратигов в совдеповском прикиде, не могли чего приличней найти?
– Он особо не привередничал, ему знаешь не до того было. Такой же длинный как Мак, ну и взял что подошло.
– Денница курточку поцупил и не поморщился, я ему не завидую. Как будет объяснять экстренную смену политики партий своим нижним легионам? А придется, иначе мы сами придем и объясним, со всеми вытекающими.
Гордеич выйдя на веранду глянул на отгулявших всенощное бдение Браму и Стаса, и одобрительно крякнул:
– Молодо-зелено, тоже в ваши годы до самой зорьки сидел. А эти уже уехали? Симпатичные мужики, хоть и архангелы.
– Улетели. Велели поклон передавать и благодарствуя за «лозу». Очень она им по вкусу пришлась.
– То-то гляжу два бутля выдули, куда только влезло?
– Один они с собой.
– Тогда ладно, мне не жалко. Ну, вы гуторьте, а мне к хозяйству пора.
Он нарочито медленным шаркающим шагом направился к сараю выпускать гоготящих гусей.
Стас встал со скрипнувшего кресла, с хрустом потянулся и зябко ежась от прохлады шагнул из веранды в росистую траву.
– Гордеич, только не обижайтесь, но зачем вам такой бурьян? Если нужно помочь, то я с радостью. Где у вас кибер?
– Какой кибер – сыпанувши гусям корм и скручивая самокрутку воздел горе кустистые брови тот – робот что ли? Если все будет делать робот, тогда зачем я? Думаешь если старый, то ни на что уже не гожусь? Бурьян это для настроения.
– Как? – опешил Стас направляясь к сараю и высматривая сквозь метелки щирицы косу.
– Гляну, и на сердце теплее становится, когда есть желающие помочь и скосить. Совесть берет: забыли мол старого и чаще проведывают. Ириска вон забегает, Призрак тоже. Шухов тот аккурат каждую неделю, и все как один, родные.
– Не дадите? Ну ладно, вам виднее. Тогда самосадом угостите, запах обалденный.
Гордеич с готовностью оторвал кусок пожелтевшей газеты, мигом свернув знатную самокрутку заклеил и протянул Стасу. Тот раскурил от протянутого огонька, потянул, разом покраснел и закашлялся в рукав, смахивая выступившие слезы.
– Елки-палки, это какое же надо здоровье иметь что бы такую дряпалку курить! Продрало аж до… сердца.
Гордеич посмеиваясь, похлопал его по спине, выбивая из легких резкий дым.
– Доктор сказал жить мне до ста лет, или больше. Это как понравится. Жить надо в радость, даже если тяжело. Если нет радости от солнца, от просящей людских рук земли, от соседских лиц и вас сорванцов, зачем жить? Нет, жить буду долго. Нравится мне тут, на этой земле. Знакома каждая коряга и загогулина, каждая балка и перелесок рады словно родному. Тогда и труд не в тягость, когда под руками взрастают ростки зерна, или даже этот бурьян.
Стас как-то сник, плечи опустились, и это не ускользнуло от блестящих старческих глаз:
– Не печалься, онучку, что там, где ты родился сейчас плохо. Неважно кто заправляет: местные буржуи или небесные, против рабочего человека и натруженных мозолистых рук управы нет. Не будет он вечно слеп, однажды прозреет и уж тогда…
И такая ярость блеснула в его глазах, что Стас даже отшатнулся и едва не рухнул в бурьян, не удержи его Гордеич.
– Спасибо на добром слове. Будем надеяться.
– Не надо надеяться, делать надо. Каждый на своем месте. Этим и союз выстоял и зоне с выворотниками хребтину перебили. Не опускали рук, не отчаивались, не перекладывали один на другого и с больной головы на здоровую, а делали изо всех сил.
Стас кивнул и продираясь наружу увидел, как Брама скинувши куртку широко размахиваясь косит бурьян.
– Погоди, Гордеич же вроде не хотел?
Брама остановился, сперся на косу и вытирая со лба пот фыркнул:
– А кто его спрашивает, хочет не хочет. О помощи не спрашивают, помогают без слов.
Стас скинув футболку схватил прислоненную косу и вслед за путником, неумелыми движениями начал косить мясистые стебли, мало по малу приноровился и вскоре у дощатого забора высилась огромная куча.
– Вот так вот, вероятник. Разница между рассуждать и делать становится очевидной, когда не стоишь в стороне.
– Понял я. Макаренко.
– Не обижайся, никто не собирается тебя учить. Ты продукт своего социума и воспитания. Если у вас проще стоять в стороне, то у нас такое почти невозможно. Постепенно комплексы сознания: свои-чужие, юсовцы-союз – исчезают, все становится твоим делом и ответственностью. Собственно, так и возникает человеческое поле сознания, о котором много говорят, но мало делают.
– Так просто?
– А ты чего хотел. Все простое просто, потому естественно. Высокими заумностями много не изменишь, не бери на свой счет, это про вышних. Так, дело к завтраку, а нам еще в форпост смотаться надо. Двинули, вероятник.
Стасик подхватил с земли футболку и перебросив через плечо направился вслед за Брамой к калитке.
– Погоди, надо с Гордеичем попрощаться.
– Он ушел на работу. Работает механиком на тракторной, руки у него золотые и голова что надо. Сто лет, а ясности ума ничуть не растерял, опыт у него, нам и не снилось.
– Сто лет?
– Рот закрой, подумают ты никогда не видел села.
Вероятник не спеша шел по укатанной пыльной грунтовке и не верилось, что на дворе двадцать первый век, человечество вышло в дальний космос и на планете наконец-то наступил мир. Самое обыкновенное село, каких полно. Дощатые заборы, беленые хаты в обрамлении садов, бредущая на пастбище скотина и жаркая пора жнив на полях.
– Не проще телепортироваться, теперь это норма. Такими темпами к трассе попадем только к обеду.
– Проще, только зачем? Норма для синхров, а иным недоступно. Мы установили добровольное ограничение на применение сверх возможностей, дабы не иметь никаких преимуществ. Глупости это. Мы ничуть не лучше других, зачем же подчеркивать статус эволюционной ступени, которая накладывает обязательства, а не привилегии?
– Ничего себе. И что, никогда-никогда, ни при каких обстоятельствах?
– Почему никогда? Если возникнет угроза для чьей-то жизни, или ситуация которую нельзя решить иначе, тогда можно.
– Погоди – разглядывая ребятню и пожилых хозяек, ожидающих автобуса подытожил Стас – а как же в вероятностях?
– Так-то работа, инструмент сознания используется по прямому назначению, а не для тщеславия и выпячивания гордыни.
Показался древний, покрытый рыжей пылью «пазик», бесшумно подкатил к остановке, ребятня начала с гамом рассаживаться, уступая место старшим как само собой разумеющееся. Стас похлопал по карманам и выгреб пригоршню монет:
– Как думаешь, мне впаяют валютную статью или нет?
– Платить собрался? Проезд двадцать копеек я осилю. Глайдеры бесплатно, а на этих вроде платы за аттракцион. Раритет, но не выбрасывать же. Переделали на гравитонку и пусть бегают сколько смогут, да и ребятне экстрим и удовольствие.
Выпетляв на трассу древний совдеповски крепкий пазик быстро набрал скорость, замелькали пятна полей, лугов и вскоре показались ажурные высотки и парящие сады города. Автобус опустел, а Стас сидел на кресле погруженный в нелегкие мысли.
Город кипел оживленной жизнью, но не было отчужденности мегаполиса, когда все вдруг другу чужие и все незнакомо. Им с готовностью подсказали как пройти к глайдерной, вид у него был настолько потерянный и удрученный, что прохожие время от времени останавливали, спрашивая, могут ли они чем-либо помочь. От этого становилось только хуже, появлялась злость за бездарное прошлое, пока Брама не встряхнул за плечо:
– Сделай морду попроще, люди смотрят. С такой мордой мы точно не успеем.
– Развели коммунизм, понимаешь. Чувствуешь себя последней скотиной, или хуже.
– Не комплексуй. Это естественное состояние социума, просто ты привык к иному, где человек человеку волк. А тут иначе.
– Товарищ товарищу товарищ?
– Нет – человек человеку друг, но не учитель. Тебе готовы помочь, но читать нотации и унижая лезть душу никто не станет.
– К этому надо привыкнуть – горько ухмыльнулся Стас – сколько лет насаждал духовное насильно, а тут все само собой, без помощи и подсказок извне. Вот и думаешь, нужно ли вообще подобное вмешательство, кто нас поставил учить не помогая?
– Наконец то правильные вопросы. По сути, и без тайного самоедства. Ага, пришли.
Стас ожидал посадку глайдера, стайки которых носились в выси, однако путник толкнул зеркальную дверь и вошел внутрь высотного здания, больше похожего на офис преуспевающей корпорации.
– Добро пожаловать на кольцевую. Станцию Великого Кольца – он указал на венчающий бахрому галактического завитка голографический портрет Ефремова.
– У вас знают о других реальностях и нормально это принимают?
– Знают. Как иначе охватить одновременно столько миров? Но доступны далеко не все. Вроде Агарти без людей или синхронизированные, те пожалуйста. В остальные только подготовленные специалисты, иначе как пойдут насаждать доброе умное вечное. Думал с улицы зашел и айда путешествовать?
Они прошли к терминалу, Брама быстренько набрал код назначения, а к Стасу в очередной раз подошли.
– Не бойтесь – улыбнулась ему девушка – это только в первый раз страшно скользить, а дальше уже ничего. Вы на Агарти?
– Брама, мы куда? – скосил глаза Стас на спину путника.
– Вы с нами?
– Пожалуй, да. У нас экспедиция к первому городу. Вы ведь Брамской, верно?
– Очень приятно. Становитесь поближе, готовы? Сдвиг.
– 07 -
Ничего не произошло. Совершенно ничего. Не было головокружительного перемещения между тканями реальности, когда сводит дух и все замирает от восторга. Тонко тренькнул сигнал, и они вышли из обозначенного круга смещения, который даже не был обнесен стеклом или металлом. О том, что это иная реальность свидетельствовала парящая над залом надпись: «Агарти: синхронизирована в 2001 году. Город герой Севастополь» и люди. Пестревшая летними нарядами толпа сменилась униформой с нашивками разных ведомств. Были и туристы, вроде экскурсии первоклашек рассматривающих исполинскую фигуру Журбина в окружении кеноидов или монумент Кольца Миров, видневшийся сквозь полупрозрачную крышу. В одном из исполнителей композиции Стас узнал Браму. Тот смущенно кашлянул и потянул за рукав из зоны смещения:
– Пошли, а то и гляди приземлится на голову какая гражданка. Благо если худенькая, а если в теле? Бывали случаи.
– Правда?
– Конечно, нет – засмеялась спутница – у Анатолия Петровича специфический сталкерский юмор. Грубоватый, но понятный.
– Никуда от вас не денешься. Хотелось бы знать и ваше имя, уважаемая студентка.
– Евникия Строева. Четвертый курс МАИ.
– Московский авиационный? – встрял в разговор Стас.
– Нет, министерство аномальных исследований – удивилась спутница – разве не слышали. Или вы из далекого индекса?
– Система Иерархии – отрезал Брама – сердечно простите, но нам действительно пора.
– Я вас найду – бросила в отдаляющиеся спины Строева, и от такого многозначительного обещания оба невольно поежились.
Станция Агарти выглядела, как и все подобные заведения: много народу, шум, гам, Брама быстренько прошмыгнул наружу опасаясь первоклашек, которые как раз рассматривали статую невозмутимого путника. Выйдя наружу под жаркие голубоватые лучи, стало понятно это не Земля. Снаружи станция выглядела утопленной в землю полусферой играющего отблесками сапфирового стекла. Во все стороны тянулись спицы тополиных алей, и если не брать во внимание непривычный голубоватый отлив, можно было счесть что ты где-нибудь промеж вольных степей Казахстана. Но, как известно, смещения связаны географически, где зашел в одной реальности, там же выйдешь в другой. Солоноватый воздух и тушки воздушных судов с названиями всесоюзных здравниц на пузатых бортах, свидетельствовали о близости моря.
– Слушай, а что мы все время скачем то туда, то сюда?
– Хочется показать мир во всем разнообразии. Не гламурную витрину – смотрите как у нас все кучеряво, а разные ракурсы. И города-мегаполисы, и сельскую глушь и синхронизированные мета миры. Что бы судил объективно, что и как. Если хочешь сам – Бога ради, только не телепортируй на глазах у людей, примут за выворотника и очень могут побить. Ты уже в курсе всей этой истории: путч, зона, выворотники, Севастополь. Кстати, на Земле его отстроили. Видишь монумент пламени?
– Вижу. Меня терзают смутные сомнения.
– Так не жмись, делись – скосил глаза Брама на строгое предостережение запрещающее курить.
– Задается мне, что Михаил не лгал ни в одном из случаев – выворотники это те же вышние, но с другим именем.
– Что они и как они, решает каждый сам для себя. Если спросишь меня – да, приложили к этому руку и надо быть настороже. Не ждать гадости или подобострастно трястись при виде сих небожителей, а быть наготове.
– Кто ты вообще по специальности? Рожа средне рязанская, разговор солдафонский, а рассуждения академика.
– О… – закатил глаза путник – специальность у меня редкая, в каком-то роде уникальная. Профессиональный бездельник.
– А если серьезно?
– Специалист без специальности. Контакты первого уровня непосредственно на шкуре. Не привык отсиживаться за спинами, когда другие рискуют жизнями. Идеалист-утопец, если угодно.
– Утопист – механически поправил Стас, отметив, что невольно копирует манеру Михаила и недовольно поморщился.
– Утопист – кивнул соглашаясь путник – и если воплощать такую утопию грех, то лучше пристрелите меня на месте.
Аллея сребристых тополей привела к стреловидному зданию с лаконичной надписью «департамент вероятностей». Дежурные офицеры в тусклой хамелеоновой броне, в которых благодаря воспринятым воспоминаниям Стас узнал путников, увидев Браму пропустили без разговоров. Раньше они бродили по Зоне в поисках пути домой, теперь же торили звездные дороги помогая вернутся другим. Успел засечь скользнувший по нему поток сознания и уважительно кивнул: путники ничуть не уступали, а может и превосходили в мастерстве оперирования небесных гранд-наставников.
Путник отчеканил шаг, распахнул приемную и без лишних церемоний сел на стол высокого начальства.
– Привет.
– О, явился не запылился. Какими судьбами? – дружелюбно хмыкнул Кречет, указав разгневанному ординарцу на дверь.
– Нульт надобен, смотаться на Альфу. Звездочет же вроде там был?
– Точно там. Только нульт-прокол штука ресурсожрущая и нужна очень веская причина. Ага?
– Угу – хмыкнул путник и указал на Стаса – вероятник иерархии, сиречь выворотников подойдет?
– Да ты что? – с солдафонской бесцеремонностью уставился на Стаса глава отдела вероятностей – Это меняет дело. Подумать только, живой вероятник иерархии. Везет тебе, сукин ты сын. Мы сколько искали выходы, а ты одним махом. И как он.
– Наш человек, хоть сейчас в путники. Задурманен чужой идеологией, но если надо хоть в бой под пули.
– Очень рад – выйдя из-за стола, пожал руку глава путников – генерал Кречет. Департамент вероятностей.
– Стас Ильин, Система Иерархии. Не знаю гордиться этим или стыдится.
– Дело покажет. Климов! Климов в бога душу мать, не спи! – гаркнул Кречет дневальному.
– Товарищ генерал! – вбежал козырнув заспанный ординарец.
– Срочно подготовить нульт. Заправить под завязку. Исполнять.
– Товарищ генерал, он его и в прошлый раз пригнал на капремонт в виде тарантаса. На этот раз точно угробит.
– Действовать, думать будет начальство. Кругом!!!
Дневальный пулей выбежал, а Кречет, сложив руки за спину, не церемонясь, рассматривал Ильина:
– И как оно, в иерархии?
– Было правильно, делал благое дело. Теперь понимаю, что ничего мы особого не делали, и такое ли оно благое.
– Верно. Все покажет бой, а лишние рассуждения это для бюрократов.
– А если не будет боя?
– Лучшая война та, которой не было. Но у нас она была, Стас, и пришли к нам небесные гости не с пряничками. Вот так.
– Знаю – коснулся виска Стас – Брама поделился, видел его глазами.
– Вот и ладно. Нульт, стало быть, берите. И впрямь Звездочета надо подключать, звездолетом к Альфе долго.
– Все время слышу Альфа, Альфа, а что оно такое? Колония?
– Именно. Первая внеземная колония. Альфа Центавра.
– Это же система тройной звезды, белковая жизнь там не может существовать по определению.
– Кто сказал? Была тройная, стала обычная. Бету и ее экзо планету переместили чуток подальше, идентично земле. Но делать такие штуки очень и очень непросто даже синхрам. Но одна голова хорошо, две лучше, а…
– А три змей Горыныч. Кто третий?
– Нравишься ты мне, за словом в карман не лезешь и сразу быка за рога. Третьи – ближайшие соседи по Великому Кольцу.
– Охренительно.
– Аналогично. Все мечтаю, мечтаю, а дел во! – Кречет черканул по горлу – Летите, понимаю, жена там, сам вот недавно.
Дверь распахнулась, влетел ординарец и Кречет прервал его рапорт:
– Сам пойду. Департамент подождет пять минут, не исчезнет.
Выйдя с кабинета буркнул что-то вроде на пять минут и зайдя в лифт набрал верхний этаж.
– Не пойму, отчего Звездочет разворошил это гнездо и преспокойненько улетел? Как думаешь?
– Может решил справимся сами? Вроде как пора. Из первых синхров, на земле нас всего две штуки, ты считай рядом.
– Кто его знает, хотелось бы добром. Ибо духовность не бездействие и сопли, а стальные нервы и светлая голова.
– Почему не горячая?
– Горячая уже была, но это к Феликсу Эдмундовичу, мы не по этой части. Ага, нульт подан, только не ушатайте, черти.
С высоты департамента раскинулась завораживающая панорама. Во все стороны тянулись улицы спицы, в точности повторяя старый форпост путников. Ныне департамент вероятностей и космодром дальних колоний. Далеко на юге отблескивало зеркало моря, извивался серпантин сопок и высился монумент памяти Севастополю. Так уж повелось, на памятных местах быть памяти.
Внешне нульт, сокращенное от нуль транспорт, напоминал глайдер, но выглядел куда внушительнее. Никаких за округлостей и прозрачностей – мощная вороненная броня и странного вида сопла-антенны. Кречет махнул на прощание рукой и ушел завидовать. Монолитная броня распахнулась, приглашая внутрь, и Стас решительно шагнул вперед.
Проведя ладонью по вороненой чуть шершавой обшивке корабля вдруг ощутил реальность этого мира, перевернувшего казалось незыблемую картину мироздания. Он был куда реальнее сменяющегося калейдоскопа вероятностей: приходящих и уходящих, ярких и броских, одинаково иллюзорных. За столько лет не помнил ни одной, которую можно было назвать нет, не благополучной, счастливой. Вероятности подчас схожи, чаще неповторимы каждая по-своему, но, не имея полноты, в равной степени ущербны и несчастны. Этот же мир стоял особняком, отмежевавшись от бесконечной игры вероятностей, возвышаясь нерушимой твердью в океане возможностей, дав вселенским скитальцам надежду на счастье. Не ангельское и божественное, а человеческое, которое не спускалось свыше как дар или заслуга, а отвоевывалось у холодных равнодушных небес. Рубка предстала множеством панелей, мерцающих кнопками-огоньками, узкие кресла, зажатые в броне вырезов-бойниц чуть тусклые обзорные стекла. Если глайдер был возвышенным воздушно утонченным, надежным и простым в управлении гражданским транспортом, то нульт воплощение хищной боевой мощи. Брама обогнул Стаса в узком проходе и усевшись в узкое кресло начал нажимать тумблеры. Увидев на кресле ремни Стас заранее пристегнулся, не ради красоты же их повесили, верно? Нульт был явно рассчитан на ведение боевых действий – коммунизм, пусть даже и космический, далеко не беспечная утопия веры в человечество, а горький опыт знания его худших сторон. Динамик над головами ожил лаконичной тирадой:
– Центральная «Гонцу» – коридор очищен, взлет разрешен. Счастливого пути.
– «Гонец» центральной – спасибо за пожелания.
Нульт вздрогнул, тело вжало в кресло неожиданно тяжелой лапой облачной синевы, с непривычки перед глазами поплыли круги. Рокоча мощными двигателями вороненый корабль медленно и величественно поднимался ввысь, проходя транспортные коридоры на какое-то мгновение завис словно раздумывая, вспыхнул яркой искоркой и исчез.
– Мощно – натужно выдохнул Стас потирая ребра – только зачем так натурально, есть же антигравитация.
– Ради удовольствия – косясь на загибающуюся чашу планеты хмыкнул путник – на антиграве смотришь безучастно на экране, будто и не живешь вовсе, нет ощущения полета. Другое дело, когда тело сливаясь с кораблем рвет оковы притяжения. Вот ради этого, а еще для того что бы пилот помнил и осознавал, нульт боевая машина, а не прогулочный фрегат.
– Думал у вас сплошная идиллия, молочные реки с кисельными берегами и вишни сами в рот падают.
– Неа, человек должен оставаться человеком, держать в гармонии не только эту самую душу и ум, но и тело, иначе ей богу выродимся в большеголовых зеленых полудохликов с мудрыми и грустными глазами. Лично меня устраивает как есть. Коммунизм – это уровень социума, но вовсе не слепая беспечность. Нужно быть наготове, не ожидать неприятностей, а допускать их возможность. Потому есть боевой флот, в котором мужчины не теряют функцию защитника, а подчеркивают ее.
– Вообще-то в мирах иерархии бытует мнение, что агрессия в любом ее проявлении разрушительна.
– Тогда какого фига у них архангельский спецназ? То-то и оно, пусть себе будет, только не лезли бы они в наши людские дела. Ладно, лирика лирикой, а жрать все-равно хочется. Открой отсек рядом с креслом, там бутерброды и кофе.
– Круто, как в лучших авиалиниях галактики. Кстати, долго нам до Альфы пилять, а то сорвались не жравши.
В прозрачной пластиковой упаковке лежали плотно упакованные бутерброды. Стоило их развернуть, как они сами по себе разогрелись, и по рубке совсем не по-уставному запахло колбасой и терпкой горечью кофе.
– Красота – разглядывая шарик Земли и меланхолично пережевывая бутерброд изрек вероятник – у лучистых такого нет, сплошные энерголеты, и пища под стать, высокодуховная, в тюбиках, то есть. Есть можно, но нет вкуса и радости.
– Это верно, зачем зубы если ими не жевать. Выпадут, как пить дать. Какой вкус из тюбика, химия она химия и есть.
– Долго мы будем на орбите торчать – провел взглядом орбитальную станцию вероятник – или это ритуал?
– Дожуем и в путь. Автопилот пока выведет за уровень маршрутных линий, вблизи планет прокол делать опасно.
– А что так?
– Почем я знаю – прихлебывая кофе пожал плечами путник – не я эту штуку придумал. Один раз прыгнул вблизи, Кречет до сих пор обижается. Нульт штука редкая, для экстренных курьерских маршрутов, иначе пилять нам до Альфы и пилять.
Толи аппетит разгулялся, то ли обилие впечатлений, не успели они налюбоваться видами Земли и суету орбитальных верфей на фоне бархатистого космоса с перемигивающейся россыпью непривычно ярких звезд, как автопилот вывел за транспортные границы, и пришлось вторично проверять ремни.
– Страшно прыгать меж звезд? По вероятностям это одно, как-никак твердь, а космос дело другое. Если прикинуть звездные масштабы, то от суммы цифр шарики естественным образом заходят за ролики.
– Скорее непривычно. Ты юсовскую фантастику смотрел? – щелкая переключателями осведомился путник.
– Юсовскую? А, американскую. Ну да, смотрел, а что?
– Советское подпространство ничуть на него несхоже. Мозги раздвигаются до размеров вселенной, позволяя переносить объект из пункта «а» в пункт «б» почти моментально. Справиться с этим могут только синхры, компы не умеют чувствовать течение пространства, зашвырнут не выберешься. Но синхров все больше, скоро наладим рейсы и можно готовить вторую волну колонистов.
– А что им дома, в хрен знает скольких вероятностях Земли, не сидится?
– По той же причине что и тебе – подмигнул путник и нажал старт.
Сознание выпорхнуло за рамки дозволенного, расширившись до пределов галактики, преодолевая и вмещая в себя бездну пространства. Еще вчера подобное было сказкой, несбыточными грезами о звездах на раздолбанной и перепаханной войнами маленькой затерявшейся окраинной планетке полной раздоров и непонимания, а сегодня стало реальностью. Никаких чудес, понимание эволюции сознания приходящее не ранее высокой ответственности космического уровня. Если ответственность приземленная, не выходящая за рамки личных интересов, то и сознание под стать. Постоянная Лебедева, фундаментальная величина, вроде аксиомы относительности времени-пространства. Новое время, новые гении. Стремительный танец звезд в подернутом бахромой туманностей галактическом завитке сопровождался хрустальным перезвоном тонких гравитонных струн, стягивающих вихрящееся вещество к центру. Сияющее горнило ядра рождало искры-звезды, возвещающие вселенную пронзительными всполохами сверхновых, старые отжившие светила сбрасывали ветхие оболочки в пасти черных дыр, дабы родится вновь. Он осторожно притронулся к одной из струн, выбирая ближайшую, обзор сузился, струна затрепетала, рассказывая о стремительных вихрях, коварных галактических стремнинах и переставить искорку нульта в нужную часть пространства оказалось так же просто, как младенцу одеть кольцо на стержень игрушечной пирамидки. Сквозь веки пробивался яркий свет, заслоняя глаза изумлено посмотрел на бурлящий клубок Альфы Центавра. Она была массивнее и горячее Солнца, по короне пробегали голубоватые всполохи, тронув штурвал отвел нульт подальше от разгневанного светила и вытер испарину.
– И как тебе?
– Невозможно передать словами. Похоже на телепортацию, но сложнее, или наоборот, проще.
– Сколько не спрашивал астролетчиков, каждый описывает по-своему. Гармонию невозможно передать, ее нужно прожить. Двигаем дальше, шибко ты взбаламутил Альфу, того и гляди плюнет.
– Чем?
– Да хоть протуберанцем. Звезды как женщины, чуть не так, в слезы. До сих пор истерит от расставания с Бетой. Раньше вращались вокруг общего центра тяжести, потом пришли мы, вырвали прямо в танце и уволокли вместе с экзо планетным Ирием поближе к Солнцу, взамен всучив старушку Проксиму. Вообще Проксима была ближайшей к нам звездой, но холодновата, а вот Бета в самый раз, считай ровесница Солнца, вот мы ее и умыкнули, а потом долго мучились с балансировкой целого сектора.
– Фига задачка, прям боги.
– Брось эти собачьи прозвища: обычные люди, чуток синхры, но люди же. С тех пор первая десятка живет здесь, считай пантеон. Пришли и создали вселенную, такая вот космология. Быть может и нас кто-то когда-то создавал, а дошли только отзвуки, ну и назвали богами, а как еще назвать? Но вместо взросления нагородили ахинеи, как с иерархией.
– А что с ней не так?
– Все не так. Для меня это слишком сложно: эзотерика, метафизика, люди куда ближе. С разговорами к Звездочету, он теперь по звездам специализируется, прозвище в самый раз. Сдвинь чуток правее, ага, вон она, Бета.
– А чего зовете Альфой если Бета?
– А с чего нас зовут Иванами, хотя мы Миши, Пети и Сережи? Привычка.
Какое-то время Стас молчал, вглядываясь в мерцание ставших близкими звезд, а потом все же спросил:
– С чего ты все время притворяешься простаком?
– Да как сказать – пожал плечами Брама – я не пытаюсь казаться кем-то другим. Простой вояка, да и то не кадровый, а полевой. Просто случилось оказаться в нужное время в нужном месте. На моем месте должен быть кто-то другой, более умный и достойный. Может это случилось из-за того, что не кривлялся и не кривил душой.
«Чужая душа потемки» – вздохнул Стас, направив нульт на блестящую искорку Беты.
