Текст книги "Страх, или Жизнь в Стране Советов"

Автор книги: Виктор Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Покупка холодильника

О том, как легко сейчас купить холодильник или любую другую бытовую технику, читатель знает. А вот совсем недавно все было совсем не так.

Труднее всего было купить легковой автомобиль. Грузовые вообще запрещались к продаже. Собственно автомашин в свободной продаже и не было – их распределяли по предприятиям. Если ты работаешь на большом или важном для обкома предприятии, если ты активный общественник и передовик труда, то тебя в качестве награды могут записать в очередь на покупку машины, которую ты сможешь купить лет через 10. Ну а если ты работаешь в небольшом учреждении или на маленьком заводике, то машины тебе не видать никогда.

Холодильник все же купить было можно… года так через 3, когда подойдет твоя очередь. Их тоже распределяли, но уже по магазинам. Главное было узнать, где и когда происходит запись на холодильники, потому что директора магазинов старались не раздувать слишком очередь, а записывать только в пределах обещанных лимитов. Ни о каком выборе модели вообще не шло речи: что привезут, то и возьмешь, с радостью.

В это время Муромский завод холодильников решил отпраздновать выпуск миллионного холодильника, и мне поручили снять об этом сюжет для киножурнала «Наш край». Это была одна из лучших по тем временам модель «Ока-3».

Проведя съемку, я решил, что обидно побывать на заводе холодильников и даже прославить завод на весь Северо-Запад, а самому остаться без холодильника. Обратился к начальнику сборочного цеха и в отдел сбыта: как насчет приобретения холодильника? Мне сказали, что ничем помочь не могут, а надо идти к самому директору завода. Тот сказал, что просто так они никому холодильники не продают, даже работникам завода, но посоветовал мне написать заявление в профком с просьбой о материальной помощи (!) – они имеют право награждать победителей соцсоревнования правом покупки холодильника. «Скажи, – сказал директор, – что если они подпишут, я выделю его из моего фонда материального поощрения».

Наконец, все визы были получены, подписи поставлены. Я оплатил покупку, сам нашел грузовик для доставки на станцию, договорился на железной дороге, дождался в Ленинграде, когда грузобагажом привезут мою покупку, снова нашел автомобиль и грузчиков и получил в городе на Неве холодильник из города Мурома Владимирской области. Некогда было скучать советскому человеку.

Я описал ситуацию с двумя важными в жизни людей товарами, но в дефиците было все: от гвоздей до цветных телевизоров. Больше всего бил по интеллигенции дефицит книг. Мало того, что огромный пласт художественной литературы и книг по искусству (западному, абстрактному и пр.), философии или истории были вообще запрещены, но и тиражи издаваемых книг были гораздо ниже потребностей.

Но самый позорный для коммунистов дефицит – дефицит туалетной бумаги. А объяснялось это просто: производственных мощностей страны едва хватало на выработку самой необходимой продукции, без чего уж никак нельзя, а без туалетной бумаги жить можно. В результате там, где она появлялась в продаже, выстраивались огромные очереди человек по 50—100. Люди брали столько бумаги, сколько дают. Обычно давали по 20 рулонов, реже – по 10. Продавцы нанизывали рулоны на веревку, и люди несли эти гирлянды домой на шее как зримую черту коммунизма, потому что в руках еще авоськи с другими дефицитными товарами.

И все же советский человек чувствовал себя счастливым. Он был счастлив оттого, что ему повезло купить гирлянду туалетной бумаги, и эта проблема будет решена почти на год; он с радостью нес домой килограмм сосисок (больше не продавали), и вся семья была счастлива. Любая покупка – это событие в жизни, потому что в магазинах не было почти ничего, кроме товаров первой необходимости, или были плохие товары очень низкого качества. Купил холодильник – это уже счастье, купил хорошую книгу – это предмет гордости. А если вдруг у тебя личный автомобиль – это выделяет его обладателя из всех окружающих.

В СССР при любви ко всеобщему равенству люди, тем не менее, были на самом деле очень не равны по своим правам и возможностям. Было много избранных и привилегированных, которым было доступно то, что не доступно большинству. Это тоже давало таким людям ощущение счастья. Причем отдельные привилегии были не только у партноменклатуры, но и у некоторых других.

Став творческим работником киностудии, я, например, получил возможность посещать закрытые просмотры зарубежных фильмов в Доме кино, которые были запрещены к показу в СССР. Людей с такими правами в Ленинграде было всего около тысячи. Я чувствовал себя избранным, я чувствовал себя элитой, я был счастлив.

Не потому ли у пожилых людей в эмоциональной памяти остались эти редкие минуты радости, и они с тоской вспоминают жизнь при пустых магазинах, всеобщем дефиците и запрещении всего и вся.

Сколько стоила колбаса?

Колбаса, действительно, стоила 2 руб. 20 коп. Но было ее всего три вида: отдельная, докторская и ветчинная. Иногда появлялись сардельки по 1 руб. 40 коп., но за ними сразу становилась очередь и они быстро исчезали. Полукопченых колбас почти не было – их сразу же «расхватывали». Твердокопченую колбасу можно было иногда достать на некоторых предприятиях в праздничных наборах. Ни о каком современном разнообразии и обилии гастрономических деликатесов люди не могли и мечтать.

Теперь внимание! Все, что я сказал, относилось только к Москве, Ленинграду и столицам союзных республик. Ни в каком другом городе или регионе никакой колбасы или мяса по госцене 2 рубля вообще не было. Все, кто мог, старались ездить в Москву или Ленинград и мешками везли оттуда продукты.

Однажды я был в Архангельске на швейной фабрике и разговорился с секретарем директора. Она мне сказала, что ее сыну 4 года, а он еще не знает даже вкуса мяса. Секретарши в то время получали мизерную зарплату, и она не могла себе позволить купить мясо на рынке, где оно стоило раз в 10 дороже. Помню, что ничего мясного не было и в столовых, которые обычно по стране снабжались хорошо. Даже рыбы хорошей не было (в портовом-то городе) – одна только мойва.

Что в самом деле было по всей стране – так это хлеб, который стоил 14 коп. за буханку. Власти понимали, что без хлеба никак нельзя. Я, конечно, не беру послевоенные годы – но тогда дефицит хлеба был простителен.

Интересный случай произошел в Волгограде. Осветитель нашей киностудии зашел в гастроном и увидел на прилавке большие желтые брикеты. Так в Ленинграде выглядело сливочное масло, которое обычно продавали на развес, а не фасованным. Но так же внешне выглядит и маргарин, который в данном случае и продавался, но ленинградец этого не знал и попросил продавца взвесить ему 200 граммов масла. Ка-ак она возмутилась! Как ругалась! Она решила, что ее просто дразнят и издеваются. Неужели советскому человеку не известно, что никакого масла в продаже даже в городе-герое нет и быть не может. Она сказала, что, даже работая в гастрономе, она в глаза не видела масло уже несколько лет.

Почти анекдотический случай произошел в одном областном центре к югу от Москвы в конце брежневского периода, когда вся пресса только и говорила о продовольственной программе, недавно принятой ЦК. В это время проходила партконференция, на которой переизбиралось руководство области. И вот кто-то из делегатов спросил первого секретаря обкома, как он выполняет продовольственную программу партии на территории области. И тот, не моргнув глазом, ответил:

– Я пустил 3 дополнительных электрички до Москвы (!). Надеюсь, понятно. Только так можно было снабдить продуктами население области.

Талоны на сахар в Ленинграде. 1988 г.

Действительно, снабжение продовольствием разных областей различалось и зависело от изворотливости местного начальства. Например, меньше других затронуло отсутствие снабжения город Иваново, может быть, потому, что это была родина первых Советов. Конечно, ни масла, ни колбасы, ни мяса ивановцы в магазинах не видели. Плохо, кроме того, было с молоком и сметаной, но зато всегда в продаже были пельмени и куры. Это выгодно выделяло Иваново в ряду других областных центров. Во всяком случае, если ивановские автобусы можно было заметить у московских универсамов, то возле ивановских продмагов можно было заметить автобусы костромские и ярославские.

А еще из Иваново в Москву ходил пассажирский поезд, представлявший собой тяжкое зрелище, где с третьих полок капает на вторые оттаявшее в поезде мясо, где люди сидят голова на голове и рассуждают о том, стухнет ли колбаса «Останкинская» до Иванова или же обождет.

Кстати, чтобы люди не брали в магазине продукты десятками килограммов, в каждом магазине на стене висел такой документ: «Нормы отпуска товаров в одни руки» с перечнем всех видов товаров. Вы можете себе представить сейчас что-нибудь подобное? Уже забыли, как это было на самом деле? Тогда идите голосовать за коммунистов. Они вам напомнят, и вы снова проснетесь в нищей и голодной стране.

И в заключение продовольственной темы. К концу коммунистического правления стали пропадать даже те продукты, которые были последние 40 лет, даже в Ленинграде. Прилавки стали пустеть, как во время блокады. Появились карточки и талоны. Я помню, сам вез из Москвы обычную свеклу и морковку. Так что дело здесь не в приходе к власти «демократов», а в том, что социалистическая экономика исчерпала себя полностью, а новую экономическую систему быстро не построишь.

Сейчас, когда рассекречена статистика материального положения населения, создается впечатление, что страна полна голодных и обездоленных. Бедные, конечно, есть, но в каждом конкретном случае надо разбираться в причинах этой бедности.

О бедных в советское время говорить было нельзя, но они были, и никто не знает реальный уровень жизни того времени.

Плакат «Национальный доход»

Однажды, далеко не в самые худшие советские времена, где-то в начале 80-х, наша семья сидела за столом и обедала. И вдруг сын сказал:

– Папа, дай мне хлеба.

– У нас нет хлеба.

– Так пойди и купи.

– Мне не на что купить хлеба.

Долгое молчание. Мне стало ужасно стыдно. Я покраснел, как будто мне дали по уху. Но сын молча меня простил, зато не простил себя я сам. Я, хозяин семьи, должен эту семью содержать и дать ей хотя бы кусок хлеба, а я не могу. Я – человек с высшим образованием, работающий по специальности, не больной, не пьющий и уж тем боле не играющий в азартные игры – не могу купить сыну кусок хлеба. Было и такое.

Старообрядческая церковь XIX в. д. Елионка Стародубского района Брянской области. 1983 г.

Нет, далеко не так все просто и однозначно было в этом коммунистическом «раю».

Порядок выдачи – прежний

Простой советский служащий из жилконторы, написавший объявление о выдаче муки, не подозревал, что он создал уникальный документ эпохи.

Я увидел это объявление на дверях нашего дома и сразу взялся за фотоаппарат. Сейчас мы уже позабыли, что даже в 1965 году (а это было именно тогда) в свободной продаже не было муки (в Ленинграде, а значит, и по всей стране).

Ведь память сохраняет только хорошее. Я тоже забыл, если бы не мой архив, где я недавно обнаружил эту фотографию. Хлеб, как я писал, был в продаже всегда, кроме послевоенных лет, а вот на муку у плановой экономики сил уже не хватало.

Самая потрясающая фраза в этом объявлении, конечно, последняя. Здесь, что ни слово, то золото.

Во-первых, «ПОРЯДОК ВЫДАЧИ». Советский человек не шел в магазин и покупал, что хотел, а ему «выдавали». Выдавал добрый хороший дядя по имени «коммунистический режим». И никого это не смущало. Подумаешь, «выдали – продали», какая разница? Главное, чтобы мука была в доме. Для человека, потерявшего чувство собственного достоинства, это было не важно. А вот для меня это очень важно.

Когда мы замечали очередь в магазине, мы всегда спрашивали: «Что дают?» и никогда не говорили: «Что продают?». А ведь «дать» можно только ребенку, или рабу, или заключенному. И никогда свободному независимому человеку.

Применительно к торговле часто употреблялся глагол «выбросили». Имеется в виду, что не на помойку выбросили, а товар поступил в продажу. Советскому человеку, у которого, по словам Маяковского, «собственная гордость», товары «выбрасывали», как собаке.

В свободной продаже муки не было. Ленинград. 1965 г.

д. Рябчевск Трубчевского района Брянской области. 1983 г.

Наконец, слова в объявлении «порядок… прежний». Это прямо перл. Не надо проводить исторических или социологических исследований. Этот абсурдный порядок стал уже настолько обычен нашему человеку, что не надо ничего объяснять, потому что этот порядок такой, как всегда.

Механика тоталитаризма

Партия, как я уже писал, это единое целое, и она действует как один человек. Но и вся страна должна действовать и думать, как один человек. Это называлось «морально-политическое единство советского народа». Как же этого единства они добивались? Общественное мнение нашей страны питалось скрупулезно отредактированной информацией, что позволяло легко манипулировать сознанием людей. Приведу лишь несколько известных мне примеров руководства идеологией и информацией.

В прессе, литературе и искусстве не только нельзя было «давать критику», но существовал запрет на любой негативный материал. Например, были засекречены даже сведения о стихийных бедствиях.

Однажды наша съемочная группа поехала весной в какой-то сибирский город, а оказалось, что там паводок и весь город сейчас под водой. Снимать нечего. Наши сделали упрек работникам обкома, которые организовывали эту киноэкспедицию, почему, мол, не предупредили о паводке. Нам ответили: «А это секрет. Мы не можем об этом говорить, чтобы не вызвать в народе панику».

Так в царстве всеобщей лжи у людей складывалось ложное впечатление, что они живут в стране, в которой все прекрасно и безоблачно. Нет не только социальных проблем, но даже нет ни наводнений, ни землетрясений, ни ураганов.

В семьдесят… не помню уж каком году, ЦК приняло какое-то постановление по вопросам внешней политики. Все средства массовой информации и наглядной агитации подняли невообразимый шум, восхваляя это постановление. Не мог пройти мимо этого события и киножурнал «Ленинградская кинохроника». Был показан одобряющий митинг, и диктор сказал: «Ленинградцы горячо одобряют ленинскую внешнюю политику ЦК партии».

А все киножурналы перед их выпуском на экран должен лично посмотреть первый секретарь обкома партии. Вот на каком высоком уровне шли цензура и приемка. Директор студии В. И. Кузин повез в Смольный сдавать журнал. Тов. Романов Г. В. посмотрел и сказал:

– А у вас ошибка в тексте.

Директор студии жутко испугался:

– Не может быть.

Колокольня Успенского монастыря, г. Севск Брянской области. 1983 г.

В 1975 г. на киносъемках ипподрома в г. Чолпон-Ата (Киргизия) я увидел среди висевших там портретов членов Политбюро ЦК портрет Воронова, который уже два года как был изгнан из этого ареопага. Я сказал об этом секретарю райкома партии. Портрет был немедленно, на виду у всех, снят.

– Ну как же. Вот вы говорите: «одобряют внешнюю политику», но ленинградцы одобряют не только внешнюю политику, но и внутреннюю.

– Да, но последнее время не было никаких решений по вопросам внутренней политики, ничего нового.

– Ну и что ж. Ведь ленинградцы одобряют внутреннюю политику?

– Так точно. Одобряют.

– Ну вот так и скажите.

Киножурнал пришлось переделывать. До мельчайших деталей оттачивалось начальством единомыслие в Советском Союзе.

Волею съемочных судеб мне пришлось оказаться в кабинете директора книжного издательства, которое готовило к юбилею Достоевского издание полного собрания его сочинений. Я знал, что тираж будет очень маленьким, и, думая, что тираж определяет директор издательства, сделал ему упрек в недостаточности тиража. На что он ответил, что тираж Достоевского определяет лично товарищ Суслов! Издательство и так с трудом добилось даже этого тиража.

Горожанам было запрещено покупать дома в деревне, и многие хорошие дома, оставшиеся без хозяев, приходили в упадок. Иногда можно было приобрести дом по фальшивым документам или без оформления, д. Высоково Селижаровского района Калининской области. 1988 г.

Вот на каком высоком уровне решались даже такие, казалось бы, мелкие вопросы. Чего уж тут удивляться, что вся страна была единодушна, единообразна и одномысленна.

Ленинградская студия документальных фильмов выпускала региональный киножурнал «Наш край» для областей Северо-Запада. Однажды был подготовлен специальный тематический выпуск, посвященный Ивановской области. В нем было сказано, какая это замечательная область и какие прекрасные люди там работают, и показаны все их достижения. Режиссер повез в Иваново на утверждение обкома первую копию киножурнала. Посмотреть его собралось все бюро обкома. Журнал не приняли. Для студии это ЧП.

На следующий день обескураженный режиссер появился в кабинете директора киностудии, бывшего работника ленинградского обкома, брошенного укреплять кинематограф:

– Ничего не понимаю, что им не понравилось. Они сказали, что в кадрах плохо выставлен свет (выставить свет – это киношный термин, означающий работу осветителя по расстановке осветительных приборов на снимаемом объекте)!

«Все ясно! – воскликнул бывший работник обкома, – срочно просмотрите всю фильмотеку по Ивановской области и возьмите оттуда все кадры, где снят первый секретарь обкома. Пусть он появляется в каждом втором кадре киножурнала».

Режиссер так и сделал. Обкомовские товарищи вновь посмотрели и сказали:

– Ну вот теперь все в порядке. Хороший киножурнал.

Оказалось, что и свет в кадрах был очень даже выразительный!

В 1974 году наша студия выпустила документальный фильм «Почему человек сеет хлеб». Я там был оператором, а режиссером – Владик Ефремов. Добрый человечный фильм о труженике на земле и его судьбе. Рассказывалось о директоре совхоза «Верхняя Троица» Кашинского района Калининской области. В свое время здесь родился член сталинского Политбюро М. И. Калинин.

Калининскому обкому фильм жутко не понравился. Настолько, что на ежегодную студийную отчетную творческую конференцию они прислали своего зав. сельхозотделом, и он выступил с гневной обличительной речью, в которой, собственно, не было высказано ни одной конкретной претензии. Он сказал, что фильм был снят по просьбе обкома партии (а я и не знал этого!), но не оправдал их надежд.

Я понял, что никакой крамолы в фильме нет, иначе бы его просто запретили. Но ясно, что здесь, как и в ивановском случае, не было того, что надо обкому: не была показана руководящая роль партии.

Директор студии выступил с ответной покаянной речью, надо было найти виновных:

– Конечно, во всем виноват режиссер. Мы его не потерпим в наших рядах и уволим со студии (его действительно уволили).

В меньшей степени, но тоже виноват оператор Петров. Он проявил политическую близорукость и не указал режиссеру что съемочная группа идет по неверному пути.

Чувствуете, как тонко партия руководила идеологией? Никаких конкретных и ошибочных указаний. Не к чему придраться и не в чем их упрекнуть. Стрелочник сам должен догадаться, куда надо поворачивать стрелку. Великое это было искусство догадаться в Советском Союзе, куда надо поворачивать. Не угадал – тут же вылетаешь.

Самое интересное в этой истории то, что фильм «Почему человек сеет хлеб» позднее, в 1976 году, был премирован на Всероссийском конкурсе сельскохозяйственных фильмов.

А как же вела себя интеллигенция под неусыпным надзором нашей дорогой и любимой партии в государстве рабочих и крестьян? Расскажу одну нашумевшую в свое время историю.

В декабре 1981 года Леониду Ильичу Брежневу исполнилось ровно 75 лет. Вся страна с необычайной помпой отмечала это событие. Юбиляр получил очередную Звезду Героя, хотя уже давно был в полном маразме, еле двигался и с трудом говорил.

И вот в Ленинградском журнале «Аврора» как раз в этом месяце и именно на семьдесят пятой странице выходит фельетон Виктора Голявкина «Юбилейная речь». Сам по себе рассказ был безобиден. Он высмеивал некоего абстрактного писателя, но, во-первых, назывался «Юбилейная речь», а во-вторых, занимал ровно семьдесят пятую страницу, а это уже был откровенный намек.

Все сразу поняли, что это о Брежневе. Ведь это он «написал» книги «Малая Земля», «Целина» и, кажется, еще что-то.

Шум был огромный. Уволили главного редактора журнала и ответственного секретаря. Наверняка, пострадали и другие. Голявкина, конечно, запретили печатать, но только так, эзоповым языком, в то время и можно было изъясняться.

В 100 м от сельсовета, с. Пелегово Сокольского района Ивановской области. 1984 г.

Коммунисты любили устраивать тюрьмы и концлагеря в бывших монастырях, г. Торжок Калининской области. 1974 г.

Еще одна история об эзоповом языке в литературе.

Современному читателю трудно понять, почему повесть Венедикта Ерофеева «Москва – Петушки» считалась самой антисоветской книгой предперестроечного времени.

Внешне в книге ничего особенного. Ни одного критического замечания в адрес советской власти. Нет и разоблачений. Но советские люди прекрасно умели читать между строк. Имело значение даже то, какое слово употреблено, что оно напоминает, и даже порядок слов мог вызвать какие-то ассоциации.

Для примера приведу самую короткую, но, пожалуй, самую антисоветскую главу. Вся глава состоит всего из трех слов и называется «Серп и молот – Карачарово»:

«– И немедленно выпил».

Вот и все. Но автор недаром акцентирует внимание в своем вступлении на этой главе. Ерофеев как бы хочет сказать: нет слов – одни ругательства. А что еще можно было сказать об этом коммунистическом символе, погубившем великую страну и десятки миллионов жизней. О серпе и молоте историки и политологи еще напишут тысячи книг. А советскому человеку говорить было ничего нельзя; оставалось только одно – напиться с горя, потому что нет слов.

Журнал «Аврора». 1981 г.