Текст книги "Скажи мне "да""
Автор книги: Викки Уэбстер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Не слушая протесты, Кейн привез Лиз в больницу, где ее осмотрели и обработали рану. Она не желала тратить зря время, не хотела, чтобы Кейн относился к ней как к хрупкой фарфоровой статуэтке. Нужно было лететь в Феникс и немедленно!
– Я вам говорю, что со мной все в порядке!
Кейн крепко держал ее за здоровую руку, открывая дверь в снятом им номере отеля. Он старался сдерживаться, но, закрывая дверь, так громко ею хлопнул, выразив этим все эмоции, которые бушевали в нем.
– С вами далеко не все в порядке! Вы можете свалиться от истощения. Вы не спали нормально уже почти три недели и, если я не ошибаюсь, не ели целые сутки. Я хочу, чтобы вы легли и немного отдохнули.
– Вы сами не спите все это время и почти ничего не едите!
– Не пытайтесь вести себя так, как я. Это вам не по силам. – Лиз открыла было рот, но он быстро продолжил: – Мне нужно позвонить в Феникс, чтобы они там начали действовать. И я должен сообщить в Ньюпорт Бич о ходе расследования. После этого я принесу что-нибудь поесть.
Он был уже почти вне себя. Ему хотелось наорать на Лиз и сказать, что она вела себя так, как он и ожидал этого, и поэтому не хотел брать ее с собой. Кроме того, он считал себя ответственным за все, что случилось. Ему не следовало разрешать ей ехать с ним! И почему только он поддался ее уговорам? Он решил до конца разобраться с этим. Вывод мог быть только один: он хотел, чтобы Лиз была рядом с ним…
Результаты его легкомыслия были налицо. Лиз выглядела ужасно. Ее блузка была выпачкана кровью, лицо болезненно бледным; кроме того, у нее не прошел еще шок от пережитого. И виноват в этом был он.
Кейн что-то пробормотал, набирая номер телефона полицейского управления в Фениксе. Он кратко сообщил Редхоку ту информацию, которую они получили от Розалинды. Центр черного рынка находился в Фениксе, и, как ни странно, руководил им продавец из цветочного магазина. Кейну хотелось быть там, но дело не терпело отлагательств, и капитан Эрнандес не мог ждать, пока прибудут Кейн и Лиз.
Закончив разговор с Фениксом, Кейн позвонил своему начальству и сообщил, что обнаружил Розалинду Вард и арестовал ее. Теперь следовало заполнить кое-какие документы.
У Кейна начало болеть ухо, когда он наконец закончил переговоры. Лиз не сводила с него глаз, сидя рядом на постели. Она все еще была жутко напряжена и взволнована. Господи, они сидели так близко друг к другу! Слишком близко… Кейн вздохнул, поднимаясь с постели:
– Вам следовало бы находиться в больнице.
– Пуля же просто скользнула по плечу, ничего серьезного, – ответила ему Лиз. – Мне так сказал врач!
Когда Кейн направился к двери, она встала перед ним.
– Вы забыли поблагодарить меня!
Кейн нахмурился, вспомнив эти страшные несколько секунд.
– Я не собираюсь это делать. Вам не идет роль спасительницы. – Он взглянул на Лиз и понял, что она пробудила в нем чувства и желания, с которыми, как ему казалось, удалось справиться много лет назад. Его устраивала жизнь в его ракушке. Почему Лиз старается переписать сценарий его судьбы?
Но вместо того чтобы отругать ее, он обнял Лиз и крепко прижал ее к себе. Закрыв глаза, он слушал, как бьется ее сердце в унисон с биением его собственного. Такой тихий звук и такой умиротворяющий…
– Я за вас перепугался до смерти, – прошептал Кейн.
Однако Лиз хотелось услышать от него немного больше.
– Наверное, вам пришлось бы заполнять массу бумаг, если бы Розалинда убила меня, так?!
Кейн взял ее лицо в ладони и покачал головой. Эта женщина была просто невозможной!
– Вероятно, есть только один способ, чтобы заставить вас замолчать.
Лиз не успела ничего сказать: Кейн наклонился к ней и начал целовать. Он это делал так, словно в будущем ему уже не представится подобная возможность. У Лиз перехватило дыхание; Кейн понимал, что ему уже не справиться со своим желанием. Та скорлупа, в которой он существовал, дала первую трещину: Кейн больше не мог сопротивляться.
Его мир перестал делиться только на белое и черное. Сквозь призму его чувств засветила радуга, содержащая все яркие цвета и наполнившая его душу переливами красок. Так тяжело доставшийся мир и покой в душе Кейна были навсегда нарушены, и виновата в этом была Лиз.
Он пил и не мог утолить жажду в ее вкусе и запахе. Губами он проводил по ее душистой коже, целовал ее глаза, щеки, подбородок. Он пил ее сладость и никак не мог напиться. Его горячие поцелуи ожерельем окружили ее шею. Ему было нужно касаться ее, прижимать свое изголодавшееся тело к ее мягким формам. Обладать ею. Похоже, он начисто потерял способность контролировать себя. Черт, о чем он думает? В Лиз только что стреляли, она ранена! Он с усилием воли оторвался от нее, но тело требовало, чтобы он не делал этого!
– Простите меня…
– Вам следовало бы извиниться за то, что вы не сделали этого гораздо раньше, – тихо сказала Лиз. У нее был хриплый голос: желание полностью овладело ею, Кейн тоже разбудил в ее теле страсть.
– Вас только что ранили…
– Меня только немного царапнули, – шепнула Лиз. Она обвила руками его шею, чтобы показать, что рана ее совершенно не беспокоит.
– Я – жива… Кейн, помоги мне снова почувствовать себя живой.
Разве она не знает, как это сложно для него?
– Я не принесу тебе счастья…
– Это будут уже мои трудности!
Кейн начал сдаваться, чувствуя жар ее тела, плотно прижавшегося к нему.
– Ты не понимаешь, что ты делаешь, – уговаривал Кейн.
Она тихо засмеялась.
– У меня ранено лишь плечо, – улыбаясь, напомнила Лиз, – но не голова. Кейн, я отдаю себе полный отчет в том, что делаю!
Мэдиген больше не мог бороться с ними двоими. С ней и с самим собой. Он сильно обнял ее за талию и вновь прижал к себе.
– Черт, какая же ты упрямая! Лиз усмехнулась:
– Наконец-то ты это заметил!
Кейн уже не мог отказаться от нее. Лиз молча предлагала себя ему каждым своим жестом и движением! И он почувствовал, как сильно нуждался в ней и как страстно желал ее все это время. Ему хотелось нежно обнимать Лиз, обцеловывать все самые сокровенные части ее тела, любить ее.
Он боялся как-то обидеть ее и причинить ей боль. Ему на миг стало страшно: единственное, чего он боялся в мире, это то, что она отвернется от него в самый последний момент. У нее были все козыри, а у него не было ни одного. Если она в последний момент скажет ему, чтобы он оставил ее, он сделал бы это, нанеся себе жестокую душевную рану.
Кейн крепче прижал ее к себе и растворился в жаре ее тела. Больше он уже не был властен над собой. Он услышал, как она тихо застонала, когда его руки скользнули под ее блузку, медленно обхватили ее груди и стали нежно гладить их. Они опустились на софу и начали ласкать друг друга. Лиз нежно отвечала на его ласки и каждый раз, когда ему хотелось все более новых и полных ощущений, старалась удовлетворить их. Она стремилась доставить ему удовольствие и возбуждала в нем все новые порывы чувств. Руки Кейна касались самых интимных местечек, заставляя Лиз забыть обо всем на свете.
Лиз почувствовала, как неловко он пытается расстегнуть пуговицы на ее блузке.
– Подожди, – прошептала она, пытаясь ему помочь. Кейн неверно истолковал ее движение.
– Я не собирался срывать с тебя блузку. – Это была его последняя попытка сберечь свой тусклый мирок. – Я же не животное!
Боже, она же не собиралась оскорбить Кейна. Кто же так мог закомплексовать его? Что заставило его так воспринимать жизнь?
– Я просто хочу тебе помочь, – тихо шепнула Лиз. Не сводя с него глаз, она расстегнула пуговицы, потом расстегнула лифчик. Ее тело было готово к любви, и она ждала его прикосновений. Когда Кейн увидел полуобнаженную Лиз, у него перехватило дыхание. Не сводя с нее глаз, он протянул к ней руки. В ее глазах он читал желание. Он видел в них страсть и еще что-то, более драгоценное и нежное. Кейн не хотел, чтобы его эмоции переросли в чувство любви. Это было просто физическое влечение, и ничего больше, уговаривал он себя. Но это была ложь, и Кейн прекрасно понимал это.
Лиз медленно и соблазнительно стянула блузку с плеч. Расстегнутый лифчик соскользнул вместе с блузкой, и Лиз предстала перед Кейном обнаженной до талии; он начал целовать ее обнаженные плечи. Сбрасывая с себя рубашку, он не отводил губ от ее шеи. Лиз застонала, когда он ласкал ее соски до тех пор, пока они не затвердели от сильного возбуждения.
Как же он нежен, подумала Лиз. Она выгнула тело, чтобы крепче прижаться к нему, запустила пальцы в его жесткие волосы, привлекая голову Кейна к своей груди. Каждый его поцелуй как молнией пронзал желанием ее тело.
Она не была с мужчиной с того дня, когда отец Кэти, узнав о ее беременности, бросил ее. В ту минуту в ней умерло что-то очень важное, придающее смысл жизни, и Лиз боялась, что это чувство никогда не возвратится к ней. Но сейчас в ней пробуждалась страсть: это Кейн оживил ее душу тем, как целовал ее, тем, как он молча желал ее…
Она нашла утешение в его объятиях, так же, как он нашел утешение в ее. Ей было необходимо, чтобы он обнимал ее и занимался с ней любовью. Чтобы он стал ее героем и убивал всех драконов ради нее. Тех драконов, которые прятались в тумане, там, где кончался мир – мир человеческого.
Кейн расстегнул ее джинсы и стянул их на пол: они упали к ногам Лиз. Он поднял ее и понес к постели, ни на секунду не забывая о ее ране. Когда он положил Лиз на постель, она притянула его к себе. Ей было мало его поцелуев. Они старались познать друг друга, для них все было как бы вновь, словно до этого ни у одного из них не было никакого опыта. Они возродились, встретив друг друга.
Кейн сбросил свои джинсы у постели, не отводя от нее взгляда. Лиз была так прекрасна! Он лег, и его пальцы заскользили по плавным линиям ее тела, словно стараясь выучить их наизусть. Лиз слегка вздрагивала под его прикосновениями.
– Ты еще можешь сказать нет, – прошептал Кейн, до конца еще не справившийся с сомнениями.
Он что, сошел с ума? Неужели он не чувствует, как он мне нужен? – подумала Лиз.
– Детектив, сейчас не время рассказывать мне о моих правах! – Лиз обняла его и нежно прижалась к его губам: – Я уверена в том, что мы правы!
Кейн старался сдерживаться, пока мог владеть собой. Ему хотелось продлить ей наслаждение, чтобы поблагодарить за нежность, которой она делилась с ним. Став одним целым с ней, он видел перед собой глаза Лиз. Они стали огромными. В них не было сомнений, колебаний или отстраненности.
Он слышал, как она ему на ухо прошептала его имя. Лиз все теснее прижималась к нему, сгорая от желания, и они словно быстрее и быстрее летели вверх, к блаженству!
Ее тело сотрясали взрывы страсти; возбуждение нарастало и было таким чистым и сильным, что на глазах у Лиз выступили слезы. Минуту спустя, после блаженного апофеоза любви они стали приходить в себя, и Кейн распростерся на кровати, полуобнимая Лиз. Но в сумраке он увидел блеск ее глаз. Слезы. Она плакала. Ему стало не по себе, Кейн почувствовал себя виноватым. Ему нельзя было делать это. Он должен был найти в себе силы и не допустить того, что произошло между ними. Кейн был готов на все, лишь бы успокоить Лиз.
– Прости, я не хотел обижать тебя.
Она улыбнулась, коснувшись его давно не бритой щеки:
– Разве ты не знаешь, что иногда люди плачут от радости?!
Он засмеялся от ее слов, но смех был такой невеселый… Слезы для него всегда означали горе. Лиз приподняла голову и нежно поцеловала Кейна в губы. Потом ее голова упала на подушку: она была без сил.
Кейн отодвинулся от нее и прикрылся простыней. Задумчивое и грустное выражение его лица поразило и даже обидело Лиз; но сейчас она не могла думать о себе. Ей нужно было попытаться помочь Кейну преодолеть тягостное состояние, в котором он находился.
– Тебе разве не хотелось заниматься любовью со мной?
Разве она не чувствует, что он жаждал этого? Разве ей не понятно, что он не думал ни о чем другом с тех пор, как впервые увидел ее? Но Кейн холодно ответил:
– Что за вопрос!
– Пожалуйста, ответь мне, – умоляюще просила она, боясь разрыдаться.
– Да, – он как бы выплюнул это слово.
Лиз постаралась не расплакаться. На этот раз ее слезы выражали бы далеко не счастье. Значит, для него это было всего лишь сексом? Она не могла поверить этому. Лиз села и провела рукой по густым волосам, которые струились по ее шее, плечам, груди…
Кейн встал, поднял свои джинсы с пола и быстро натянул их. Сознание подсказывало ему, что так ведут себя только трусы. Но он станет трусом, если это единственный способ защитить ее от себя.
– Я пойду и куплю билеты до Феникса и принесу что-нибудь поесть. Может, тебе удастся немного поспать, пока меня не будет.
– Угу, конечно.
После ухода Мэдигена Лиз еще долго не сводила взгляда с двери, которая закрылась за ним. Она прижала колени к груди и крепко обхватила их руками. Ей еще никогда не было так холодно и одиноко.
На следующее утро они уже летели в Феникс. Тягостная неловкость сковала их мысли и чувства. Кейн почти не разговаривал с Лиз после того, как они покинули номер отеля, и его немногочисленные фразы были отрывисты и коротки. Его раздражение было направлено на себя самого, но Лиз этого не знала и мучилась, ища ошибку в своих поступках. Не знала она и того, что кто бы ни проявлял желание сдружиться с ним, Кейн мгновенно замыкался в себе, начисто отбивая охоту к дальнейшему сближению. Его защитное поведение блокировало все попытки установить с ним хоть какое-то понимание.
Но на этот раз все было гораздо сложнее. Кейн был вынужден уйти в сторону вполне сознательно, а не просто следуя выработанным за годы рефлексам. И делая это, он испытывал непривычное для него чувство утраты.
В его любви к Лиз было что-то чистое, чудесное. Это было как новое рождение. На какой-то краткий, ослепительный момент он забыл обо всем, кроме этой женщины в его объятиях. Это был первый настоящий контакт Кейна с другим человеком за долгие годы…
То, что произошло между Лиз и ним, привело его в глубокое смятение. Никогда по-настоящему не любивший, он с подозрением относился ко всему, что напоминало ему о возможности такого чувства. Почему Лиз отдалась ему? Такая женщина, как она, может найти себе более подходящего человека, зачем ей испытывать судьбу, когда она может в любой момент натолкнуться на отказ с его стороны?
Все усложнялось еще и тем, что Кейн не был уверен в себе. Он не имел представления, как ему следует себя вести. Он никогда не задумывался об этом, никогда не размышлял, каков будет его следующий шаг. Кейн просто действовал. Все в его жизни разделялось без полутонов делать – не делать. Для него не существовало многоцветья. Так было лучше, может быть, скучнее, но проще.
Теперь его покой был нарушен.
Он запустил пальцы в волосы и искоса бросил взгляд на прелестное лицо спутницы.
Он прошел долгий путь от того маленького, одинокого мальчика, который ночами не мог сомкнуть век, ожидая, когда вернется его мама. Но она не вернулась, и душевные раны загрубели, превратились в панцирь, который защищал его от новых страданий.
Кейн постукивал пальцами по подлокотнику кресла, ему ужасно хотелось закурить. И еще ему хотелось, чтобы к нему вернулось его душевное спокойствие.
Эти легкие, ритмичные, словно биение пульса, постукивания достигали сознания Лиз и громким эхом отдавались в ее душе. Она не могла делать вид, что в маленьком душном номере отеля между ней и Кейном Мэдигеном ничего не произошло, не могла просто пожать плечами и забыть это как случайный эпизод. Лиз никогда не подпускала к себе мужчину, если ее не влекло к нему по-настоящему. И по-настоящему, глубоко, ее влекло к Кейну Мэдигену. Неужели она влюблена в него? Лиз вздрогнула. Да, она любит его!
Но как сложатся их отношения, если через несколько часов, возможно, ей вернут ее дитя и у Кейна не будет никакой причины оставаться в ее жизни?
Она не могла допустить, чтобы так случилось. Кейн взглянул не ее раненое плечо и вновь испытал чувство вины. Она страдала из-за него. Физически. Он не должен допустить, чтобы она так же мучилась и эмоционально.
– Как твое плечо? – спросил Кейн, пытаясь снять возникшую между ними напряженность. Лиз вздрогнула: внезапный вопрос перебил ход ее мыслей.
– Что?
– Я спросил, как твое плечо?
Плечо Лиз было тем, что меньше всего ее заботило, она легко переносила тупую, ноющую боль.
– Я думаю, все в порядке. Заживает. – Она взглянула на Кейна и улыбнулась. Она знала его уже достаточно хорошо, чтобы понимать, что этот вопрос был неловкой попыткой преодолеть отчужденность. – Прости, я не сразу восприняла твой вопрос. Это все потому, что ты так давно не произносил ни слова. Я уже забыла, как звучит твой голос.
– Я не знал, что ты можешь быть такой ироничной. – Он поднял глаза так, что их взгляды встретились.
– Ты не знаешь обо мне еще множество вещей, Кейн.
Он пожал плечами:
– Это не мое дело.
Лиз перегнулась к нему через подлокотник.
– Спроси меня о чем-нибудь.
Аромат ее кожи волнами донесся до него, опьяняя, как хорошее вино. Кейн инстинктивно убрал руки с подлокотника и сцепил их на коленях. Ему казалось, что эта поза подчеркнет его независимый вид.
– Я ничего не хочу узнавать о тебе.
Его слова были жестокими, но Лиз не собиралась отступать. Она не могла себе этого позволить. Речь шла о важном, чтобы этим можно было рисковать.
– Ладно, в таком случае я хочу знать о тебе некоторые вещи. – Глаза цвета неба перед зимним штормом с подозрением блеснули. – Я хочу знать, каким ты был в детстве. Я хочу знать, где ты посещал школу, какое твое любимое блюдо. – Она перевела дыхание. – Я хочу знать, что тебя мучает, почему ты лишил себя радостей жизни!
Мэдиген молчал. Он считал, что Лиз, да и никому, не будет интересен его рассказ о своем детстве. Он был брошен, никем не любим. Ни материнской ласки, ни отцовской заботы. Кто станет гордиться этим?
– Я ничего не скрываю. Она умоляюще попросила его:
– Тогда поделись со мной своими проблемами! Кейн медленно повернулся к Лиз и сказал:
– Все эти вопросы, что ты мне задала…
– Да?.. – с надеждой поторопила она.
– Это все мое личное дело. В моем детстве не было ничего такого, о чем мне хотелось бы поговорить. Я все забыл.
Лиз была обижена, но не сдавалась.
– Я имею право знать подобные вещи о мужчине, с которым занималась любовью, – спокойно заявила она.
Что ей сказать? Его жизнь напоминала коробку с рождественским подарком, внутри которой лежит еще одна коробка. И у него было гнетущее предчувствие, что в самой последней коробочке не окажется ничего. Он был скептиком и не ожидал от жизни ничего хорошего: это давало ему возможность никогда не испытывать разочарования.
Его слова прозвучали жестоко:
– Я раскрываюсь настолько, насколько сам намерен, Лиз. Извини, но это так.
Она не должна заплакать, сказала себе Лиз. Она не заплачет. Это ничего не решит. Помочь могут только время и терпение. И она стала думать о том, что ей было дороже всего на свете: о своей маленькой дочурке Кэти.
– Хорошо, пусть будет по-твоему, – помолчав, завершила спор девушка. – Но я хочу, чтобы ты кое-что знал. – Ровное звучание голоса Лиз заставило Кейна повернуться к ней. – Думай обо мне что хочешь, но я не воспринимаю нашу ночь так уж просто. – Она облизнула пересохшие губы: мужество покидало ее. – До отца Кэти у меня никого не было.
Кейн пытался унять желание схватить ее на руки, прижать к себе, забыться в ней. Но он по-прежнему глядел прямо перед собой.
– Со мной количество твоих парней не увеличится.
– Что ж, посмотрим, – ответила Лиз. Она старалась перебороть свою обиду. Может быть, им обоим нужна передышка, ведь эти дни они работали в бешеном темпе, без сна и отдыха!
Лиз страстно верила в то, что они найдут Кэти, и так же она верила в то, что этот мужчина, который занимался с ней любовью прошлой ночью, испытывает к ней гораздо большие чувства, чем утверждает, по причинам, о которых она может только догадываться. Но Лиз постепенно раскроет их. Шаг за шагом.
И не все сразу. Сейчас самым важным делом было найти ее ребенка.
Она взглянула на Кейна. Он, отвернувшись, смотрел в иллюминатор. Казалось, что они еле плывут, ей хотелось, чтобы самолет летел быстрее.
– Как ты думаешь, Редхок уже нашел похитителей, их синдикат, или как там они себя называют?
Где бы они ни были, кем бы ни были, она молилась, чтобы они были добры к ее ребенку и ко всем другим детям, которых так бессердечно похитили.
Кейн был рад, что они вернулись к теме, ведущим в разговоре о которой был он.
– Когда я говорил по телефону, Редхок обещал взять несколько человек и пойти проверить магазин.
Он видел беспредельную надежду, засиявшую в ее глазах, смешанную со страхом. За последние несколько дней она уже не раз разочаровывалась! Кейн надеялся, что на этот раз так уже не случится.
– Если Вард не обманула нас и они окажутся на месте, Редхок возьмет их.
Не имея возможности покинуть полицейский участок, Редхок прислал за ними в аэропорт патрульного, и Лиз немедленно начала задавать ему вопросы.
– Они использовали как ширму цветочный магазин, – подтвердил патрульный. – Бутоны в передней части, дети в задней, – сказал полисмен, пожав плечами. – Все свои операции они проводили в задней половине магазина. Мы не захватили главарей, – добавил он с сожалением в голосе, – но двоих взяли. Детектив Редхок выжмет из них что-нибудь.
Лиз затаила дыхание.
– А они нашли детей?
– Нашли, – подтвердил полисмен, делая очередной поворот, и широко улыбнулся. – Двоих.
Лиз закрыла глаза и стала молиться.
Когда патрульная машина, в которой они приехали, остановилась у главного входа, полицейский участок бурлил. Патрульный высадил их и отъехал, чтобы припарковать машину на стоянке. Лиз, опередив Кейна, промчалась по каменным ступеням к входной двери; сердце ее готово было вырваться из груди.
– Потише, Лиз! – крикнул ей вслед Мэдиген.
Не обратив на его слова никакого внимания, она открыла дверь и вбежала в помещение, полное незнакомых людей. Редхока Лиз увидела сразу и устремилась к нему.
– Грэхем, – спросила она прерывающимся голосом, – вы нашли мою дочь?
Мрачное выражение лица Редхока сразу сменилось улыбкой, когда он увидел Лиз и Мэдигена.
– Рад вас видеть здесь. – Кончиком ручки он указал в сторону двух мужчин в наручниках. – Мы только что закончили составлять протокол на этих двух парней.
Они выглядят, как самые обыкновенные, законопослушные люди, подумала Лиз. Ничем не отличимые от множества других. Как могли они причинять людям такое горе?
– Я думаю, что это всего лишь верхушка айсберга, – говорил Редхок Кейну, – но весьма существенная.
– Мой ребенок, – перебила его Лиз. – Вы нашли Кэти? Где те дети, которых вы нашли?
Редхок широко улыбнулся:
– Мы нашли двоих детей. Социальная служба сейчас как раз занимается оформлением попечительства над ними.
– И где же Кэти? – Лиз не могла больше сдерживать нетерпение. Это было выше ее сил. Все подходило к концу. Она с трудом могла поверить в это.
Редхок взглянул на полисмена, охраняющего двух мужчин, захваченных во время рейда.
– Отведи этих парней в комнату двенадцать, – распорядился он, – я приду через несколько минут. – Он повернулся и указал на коридор, ведущий из дежурного помещения. – Прошу за мной.
Они быстро шли по много раз перекрашенному коридору, линолеум на полу был весь исцарапан и вонял дезинфекцией. Были еще какие-то запахи, которые Лиз не могла определить. Она чувствовала себя словно во сне, когда вслед за Редхоком вошла в маленькую комнатку в конце коридора.
– Миссис Линкольн, это Элизабет Синклер, мать одного из похищенных младенцев.
Женщина в хорошо сшитом на заказ темно-желтом костюме взглянула на них и доброжелательно улыбнулась Элизабет.
– Какой же из них ваш? – приветливо спросила она, показывая на стоящие рядом с ней две колыбельки.
Лиз взглянула на одного спящего младенца, потом на другого. Сердце у нее в груди оборвалось. Она покачала головой, и слезы хлынули из глаз.
– Здесь нет Кэти!
Кейн взглянул на женщину и увидел выражение мучительной боли на ее лице. Он положил ладонь ей на руку:
– Лиз, все новорожденные так похожи…
Она отпрянула от него не в силах сдерживать себя:
– Не говори мне, что все они выглядят одинаково! Я знаю своего ребенка! Ее здесь нет!
Один из младенцев от ее громкого возгласа начал плакать. Миссис Линкольн взяла его на руки и стала успокаивать.
– Простите меня, – извинилась Лиз. – Я не хотела никого обидеть. – Она чувствовала себя чрезвычайно усталой и разбитой.
Редхок налил ей стакан воды из умывальника в углу комнаты.
– Мы запросили копии всех отпечатков пальцев, взятых в каждой больнице… – начал он1.
Чтобы сделать глоток воды, Лиз потребовалось держать стакан обеими руками. Она покачала головой.
– Мне не нужно сравнивать отпечатки пальцев. – Голос ее слабо дрожал. – А других детей не нашли?
Редхок огорченно покачал головой.
Проклятье, решение, казалось, было так близко, а на самом деле так далеко, подумал Кейн. Женщина из социальной службы с сочувствием смотрела на Лиз, по-прежнему продолжая качать на руках плачущего младенца.
– Но записи, – внезапно произнесла Лиз. – Они должны были вести какие-то записи. – Она повернулась к Кейну, ища в нем поддержки. – Разве не так?
Кейн ненавидел, когда она вот так смотрела на него, словно он мог одним махом перепрыгнуть через небоскреб.
– Да, – медленно согласился он. – Они должны были сохранить какие-то записи. Какая-то система учета должна была существовать. – И он намеревался отыскать ее во что бы то ни стало.
В роддомах многих штатов у новорожденных снимают отпечатки пальцев, в частности, чтобы избежать случайной подмены младенцев.
Кейн, обняв Лиз за плечи, вывел ее из комнаты. Вид найденных младенцев только усилил горечь ее собственной утраты…
Кейн повернулся к Редхоку:
– Вы уже допросили этих двоих?
– Как раз собирались начать допрос, когда вы приехали.
Кейн остановился возле комнаты номер двенадцать, куда Редхок велел отвести задержанных, и посмотрел на дверь:
– Не возражаете, если я первый постараюсь расколоть их?
На бесстрастном лице Редкоха появилось настороженное выражение:
– Это все зависит, Мэдиген… Зависит от того, какой смысл вы вкладываете в слово расколоть!
Кейн отлично знал, какой смысл хотел бы вложить в это слово, но этот смысл не имел права на существование рядом с его значком полисмена.
– Только словесно. Вы можете присутствовать.
– Я и намерен сделать это. Не забывайте, кто арестовал их. – Редхок положил ладонь на ручку двери.
– Мне не нужна слава, – сказал ему Кейн. – Мне нужны только ответы.
Он прошел за Редхоком в комнату и тут только заметил, что Лиз следует за ними. Кейн обернулся и преградил ей дорогу.
– Лиз, вы должны обождать снаружи.
Как он может ей такое говорить? Неужели он не понимает, через что она прошла? Она чувствовала, что готова на все.
– Но, черт возьми, я должна!
Положив руки на хрупкие плечи, Кейн оттеснял Лиз до тех пор, пока ее спина не уперлась в противоположную стену.
– Поймите, на этот раз вы должны послушаться меня! – Голос Кейна был настойчив, но терпелив. – Вы не должны присутствовать при этом, Лиз. – Кейн увидел протест в ее глазах, и его голос стал еще тверже. – Я обещаю, что, если хоть один из них знает, где находится Кэти, я вытяну это из него. Мы найдем вашу дочь, клянусь. – Он заметил, что Лиз заглядывает через его плечо в комнату. – Так вы верите мне?
Чувствуя свое бессилие, она кивнула:
– Да, я верю…
Если бы она не верила ему, ей вообще не на кого было бы опереться. У нее не было иного выбора, кроме как верить.
Редхок выглянул в коридор.
– Вы можете подождать в моем кабинете, – любезно предложил он, указав Лиз на одну из дверей. Но та только покачала головой. Она прислонилась спиной к стене напротив комнаты номер двенадцать.
– Я подожду здесь…
Редхок покачал головой и улыбнулся Лиз.
– Как хотите. Она у вас чертовски упрямая женщина, Мэдиген!
– Она вовсе не моя, – бесстрастно поправил его Кейн и последовал за Редхоком в комнату для допроса. Дверь за ними захлопнулась; Лиз стояла у стены внешне совершенно спокойная, в разительном контрасте с тем возбуждением, которое бушевало в ней в ожидании, когда дверь снова откроется.
В комнате номер двенадцать стояли только стол и четыре стула вокруг него. Окно выходило на восток, и сейчас в комнате царил мрачный полумрак. Когда оба детектива вошли в комнату, полисмен удалился.
Кейн медленно обошел стол, разглядывая в упор двоих сидящих за ним мужчин. Оба явно нервничали. Мужчина, сидящий ближе к окну, не сводил с Кейна расширившихся, испуганных глаз.
– Мы уже говорили, – произнес он высоким голосом, звучащим, словно скрип мела по грифельной доске. Он сильно вспотел. Запах страха чувствовался в комнате. – Мы только курьеры, всего лишь курьеры. – Он вертел головой в сторону расхаживающего Кейна, похожего на пантеру, готовящуюся совершить прыжок. – Мы ничего не знаем.
Кейн остановился, выдвинул стул и поставил на него ногу. Он встал напротив мужчины, которого звали Эрни, потом наклонился к нему.
– Каждый из вас что-то знает, – медленно начал он низким, угрожающим тоном, – и чем больше ты знаешь, тем больше я из тебя вытяну.
– Мы ничего не знаем, – вмешался другой задержанный, которого звали Фред. Он тяжело дышал и непрерывно почесывал лысую голову. Он имел дело с людьми, выполнявшими роль второго звена в цепочке, размышлял Кейн. Это хорошо. Таких легче сломать. Он разглядывал сверху этих двоих мужчин, прикидывая, сколько времени уйдет на то, чтобы склонить их к сотрудничеству. Не слишком много, пришел он к заключению.
Редхок стоял сзади, предоставляя Кейну полную свободу действий, а тот наступал последовательно, шаг за шагом, голос его звучал добродушно, но подследственные прекрасно слышали едва скрытую в нем угрозу.
Фред взглянул на дверь, возле которой, скрестив руки, мрачно стоял Редхок.
– Даже не думай об этом, – посоветовал Кейн Фреду. Это не была разыгрываемая версия допроса добрый полисмен и злой полисмен. Просто один допрашивающий говорил, а другой следил. Кейн прекрасно знал, как следует повернуть лезвие, чтобы возбудить страх. Страх, который постепенно возрастает до такой степени, что пересиливает опасения перед последствиями, которые вызовет признание.
Люди, которые могут наказать их за разговорчивость, были где-то там, далеко. А полисмен, который вызывал в них страх, находился рядом и натягивал свои вожжи все туже и туже.
– Ладно. – Кейн перегнулся через стол к Фреду, вложив во взгляд всю свою силу воли. Из двоих он казался тем, которого было легче подавить. – Где записи сделок по продаже детей?
– По усыновлению, – хрипло поправил его Фред. Пальцы его дрожали, когда он разминал сигарету, данную ему Редхоком. Он поднес ее ко рту и с трудом захватил губами, прикурив, глубоко затянулся, но табачный дым не успокоил его. Прежде чем заговорить, он бросил взгляд на мужчину, сидящего рядом с ним. – В стене за тем местом, где хранятся свежие цветы.
