Текст книги "Апокалипсис 1920 (СИ)"
Автор книги: Вика Вокс
Соавторы: Артем Рудик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
Печать вторая – Йозеф – Неужели месть?
Две недели пролетели быстро. В этом Содоме эпохи модерна, которым являлся современный Шанхай, время текло совсем иначе. Особенно, во время вечеринок и беснований, что разгорались по вечерам в местных питейных и прочих увеселительных заведениях. Сколько я успел посетить подобных разгульных мероприятий за то время, пока ждал сигнала от Феликса!
Танцевал под заводную музыку портовых трактиров. Бил лица осевшим в Китае немцам и австриякам, напоминая им о Великой Войне и отыгрываясь за Брестский мир. Затем подружился с британскими моряками и пару дней подряд праздно скитался с ними вплоть до того момента, как они не сцепились с матросами Франции. Мне не хотелось участвовать в их конфликте и выбирать сторону, а потому я отправился в район, где оседали "наши".
Там я был готов конфликтовать гораздо активнее даже, чем с немцами, потому что те хоть и были на другой стороне в Великой Войне, но всё же иногда являлись очень даже хорошими ребятами, которых также кинули на фронт во имя империалистических интересов. Я этому внял ещё на фронте. А потому, драки с ними были скорее дружескими, какими бывают драки детей, после которых мальчишки сразу же становятся друзьями на всю жизнь.
А вот драться с белыми меня обязывал мой пролетарский долг. Потому что они и были теми, кто отсылал нас на войну во имя прихотей царя. А до того, отсылали нас в Сибирь, на каторгу. И никакой пощады к ним быть не могло. Правда, мне было слишком сложно сразу разобраться, кем были встреченные мной соотечественники. Конечно, они явно выделялись среди местного населения, да и даже среди приезжих. Но всё же вычислить беглого царского офицера и отличить его, например, от беглого анархиста, было крайне сложно.
В том же Харбине, верно, это было бы и вовсе невозможно, поэтому мне ещё повезло, что я встретил хотя бы одного бывшего белого генерала, да ещё и в мундире. Он как раз отправлялся в "Ад" и мне очень захотелось его туда сопроводить. А потому я затеял драку. Даже прежде, чем что-либо ему сказать. Просто увидел, закипел яростью, и кинулся с когтями и зубами на идеологического противника. Тот, впрочем, оказался не промах и отлично держался. Да так, что мы больше часа пытались друг друга перебороть и только потом поняли, что это, в целом бесперспективное занятие.
Поэтому, мы единогласно согласились прекратить насилие и решить наш спор словами. Это была увлекательнейшая полемика, в ходе которой мы о чём только не спорили. Дошли даже до того, что стали хвалиться, чей режим более кровожадный и безжалостный. Конечно, это было в шутку. Как и всё словесное соревнование, происходившее из чистого уважения к бескомпромиссности друг друга. Он даже поспорил, что докажет жестокость своего правления тем, что съест человека и даже собрался идти снимать местную девчушку.
Но в этот момент моя чуйка подсказала мне возвращаться на своё место и продолжать слежку, которую я прервал на несколько дней. Поэтому я тактично откланялся и под благовидным предлогом, покинул своего врага. Прогулявшись ещё немного по этому городу греха, я вновь занял позицию на крыше, напротив "Ада". Спустя пару часов, в окне Феликса зажегся свет. Он сразу же стал подавать сигналы морзянкой:"*–* *-* ** **** – -** **".
Я понял, чего он хотел и, взяв заготовленное снаряжение, отправился к фасаду здания. Едва ли мой товарищ мог бы достать верёвку, иначе он сразу спустил бы её для меня, а потому мне пришлось карабкаться по внешнему декору целых три этажа вверх. Наконец, спустя пару минут ловких прыжков, я оказался на подоконнике у Феликса. Тот был похож на призрака и казался крайне взволнованным.
– Что такое? – спросил я, – Неужели теперь ты можешь со мной разговаривать просто так?
– Да. Оказалось, что вся эта история с полным подслушиванием всего, была выдумана, чтобы контролировать работников заведения. Но это сейчас вообще не важно. Тут нашу цель могут устранить! – лис говорил очень потухшим голосом, будто бы совсем и не волновался о происходящем.
– Как... устранить?
– Меня каким-то образом раскрыл посетитель Морозова. И, судя по всему, он намного главнее нашего объекта наблюдения. В общем, он мне шепнул довольно угрожающую фразу, и я боюсь, что тот факт, что я так и не успел ничего выяснить о причастности этого волка к убийству, останется таковым навсегда. Потому что выяснять будет нечего и не о ком.
– И что мы будем делать?
– Возьмём его сейчас. Пусть даже с боем и без особых доказательств. Жаль только две недели зря потратили... – Феликс, кажется, был действительно расстроен тем, через что прошёл.
– Ну, по крайней мере ты выучил план здания?
– Да, в этом смысле я хорошо подготовлен. Но я всё равно на него ничего не нашёл...
– Неужели здесь были только ангелы и цветочки?
– Я имею в виду про убийство. Конечно, тут были все возможные грехи человечества...
– Ну вот за них ублюдка и прижучим!
– Арестуем. И доставим в целости.
– Насчёт целости не гарантирую.
– Меня устраивает. – Феликс пожал плечами.
Я поставил на пол сумку со снаряжением и выудил оттуда припасённое для нас оружие:
– Звиняй. Сюда протащить ничего нашего не получилось, так что я разживался на месте. Купил кое-чего у австралийских контрабандистов. Надеюсь, тебе понравится. У нас тут: браунинг тысяча девятьсот восемнадцатого, тренч ган, пара пистолетов, гранаты...
– Я возьму браунинг. – лис взялся за автоматическую винтовку на двадцать патронов и вздёрнул затвор.
– Я надеялся, что ты это скажешь, потому что я всегда мечтал пострелять из тренч гана. Я столько легенд слышал про то, как американцы наводили им ужас в немецких траншеях!
Печать вторая – Йозеф – Поджигая нити
– И так, где мы его найдём? – спросил я, вставляя последний, пятый патрон в трубчатый магазин.
– Скорее всего, в его кабинете. Я не так давно вышел оттуда и, думаю, что наш клиент ещё там. – Феликс прислонился к двери своей комнаты так, будто бы снаружи нас уже могла бы ждать пачка головорезов, – Но кое-что нам надо сделать перед тем, как ворваться к нему с оружием.
– У тебя есть ещё какие-то планы?
– Только отпустить других работников по домам.
– Если считаешь, что это не нарушит наше преимущество по внезапности...
– Если тот странный зверь нас раскрыл, то у нас уже нет этого преимущества. А так мы не только доброе дело сделаем, но и внесём хаоса в это заведение.
– Если ты так считаешь, то дерзай, я тебе помогу.
Мы вышли в длинный коридор, по обеим сторонам которого располагались деревянные дверцы. Мы заглядывали в каждую. В некоторых комнатках не было никого. В других же ютились самые разные звери. Феликс быстро объяснял им, что бояться хозяина заведения нечего и вся его сила – пустой фарс. К удивлению моего товарища, почти все отказывались бежать или прятаться. Поскольку многие из них пришли сюда сами, не видя другого пути в своей жизни.
Единицы же были здесь невольно и вот они были рады нашему появлению. Правда, их было всего ничего, и мы не могли позволить себе конвоировать их до самого выхода. Будь их больше, они бы сами пробили себе путь, ну а так, нам пришлось бы жертвовать своей основной задачей. Поэтому мы попросили подождать их в одном месте, пока мы со всем не разберёмся.
Этажом ниже мы вырубили заскучавшую и полусонную охрану в количестве всего двух мордоворотов. И этим очистили себе путь к кабинету председателя "Ада". Всё было даже слишком просто, чтобы так шло и дальше. А потому я даже не удивился, когда внутри мы застали не только Морозова, но и пришедшего по его душу ассасина. Это была Мария, что держала нож у горла волка. Она разочаровано произнесла при нашем появлении:
– Вот оно что. Значит, они не ошиблись. Вы и правда из ЧК.
– Нет! Это всё какой-то бред! – крикнул Морозов, – Это же отпрыск Романовых и мой бывший сослуживец, Йозеф! Как они могут быть чекистами?!
– Ну вообще-то мы и правда сотрудники ВЧК. – сказал я, – Вот, вломились к тебе с оружием, чтобы тебя арестовать. Но, видимо опоздали...
– Ещё как опоздали! – крыска ехидно улыбнулась, – Этот ублюдок теперь мой.
– Какого чёрта, Мария? Какого чёрта ты работаешь на этого Юмалу? Кем бы он ни был... – спросил Феликс.
– Вообще-то, этот парень тоже на него работает. – она прижала нож ещё сильнее к горлу волка, да так что из-под лезвия потекла струйка крови, – И он допустил ошибку, приняв тебя на работу. Можно сказать, что и вовсе подставил всех нас. Хотя я бы на его месте тоже не ожидала бы, что ты оказался краснопузым...
– Вообще-то большевики... – начал было Феликс, но я его быстро прервал.
– Не оправдывайся перед ней, друг. Это мы ещё не знаем кто-кого предал и на кого такого могут одновременно работать анархистка и бывшей беляк. – сказал я.
– Моя задача, чтобы вы этого никогда не узнали. – произнесла Мария, – А для этого мне приказано убить того, кто слишком близко подпустил вашу шайку к нашим секретам.
– И чего ты тогда тянешь? Боишься, что Феликс перешибёт тебе глаз своей пулей? – спросил я.
– Я знаю, что он может. А он знает, что я тут же телепортируюсь, устроив громадный взрыв и всех вас похоронив под завалами. И ты это знаешь. Мы с вами двумя достаточно давно знакомы, чтобы понимать способности друг друга.
– Мою ты не должна знать. – выложил я свой козырь.
– И, тем не менее, я её знаю. Наши старые друзья как-то проговорились, что ты обрёл в тот день, когда вы экспроприировали ту банковскую карету.
– Так ты был среди тех красных бандитов?! – воскликнул Морозов, видимо так и не поняв, что я все эти годы точил на него зуб, – Я думал, что ты был одним из самых верных царю кавалергардов...
– Это было не так. Просто тебе повезло, что у меня за это время так и не выдалось возможности чтобы тебя убить. – признался я.
– Это конечно всё очень трогательно. Прямо целая череда удивительных предательств и открытий друг о друге! – сказала Мария, закатив глаза, – Но я не начинаю действовать только потому, что вы оба здесь. Вернее потому, что Феликса мне было приказано оставить в живых. А он наверняка будет готов стоять с тобой, Йозеф, в обнимку, лишь бы тебя не покалечило моим взрывом. Я могла бы зарезать этого ублюдка, но от вас мне всё равно придётся телепортироваться с созданием громадных фейерверков. Так что, я предлагаю вам компромисс. Вы выходите за дверь, а я подрываю этого урода и сваливаю. Все кроме него останутся живы. Кроме того, у вас всё равно сейчас нет сил, чтобы меня остановить.
– Кажется, она права. – сказал тихо лис.
– И что, мы её отпустим?! – спросил у него я.
– Мы не герои, Йозеф. Мы должны поступать правильно. Но не всегда это возможно. Иногда просто нет возможности всех спасти и всем помочь. Это всё же жизнь, а не сказка.
– Я и не хочу поступать правильно! Я хочу голову этого ублюдка!
– Не всегда выходит получить то, что хочется. – заключил Феликс, а затем протянул мне руку, – Пошли. Мы правда ничего не можем сделать. Достанем её в следующий раз.
Я выдохнул. Головой я прекрасно понимал, что мой товарищ абсолютно прав. Мы ничего не могли поделать. А потому покорно вышли вон, плотно закрыв дверь. Через пару секунд, на другой стороне прогремел взрыв. Очередная нить в этом деле была сожжена.
1905 – Йозеф – Экспроприация по-польски
В одних доселе не потухХмель незапамятных пожаров,И жив степной, разгульный духИ Разиных, и Кудеяров.В других – лишенных всех корней —Тлетворный дух столицы Невской:Толстой и Чехов, Достоевский —Надрыв и смута наших дней.Максимильян Волошин, «Гражданская война»
1905 год – Санкт-Петербург
Мы с Марией сидели на крыше одного из бараков Вяземской Лавры, откуда открывался вид на пустовавшую в ночи Сенную площадь. Девушка ёрзала ногой по пыльной и обветренной кирпичной крыше, то и дело отправляя вниз, на улицу, кусочки красной крошки.
Я смотрел в ночное небо и пытался отыскать среди звёзд что-то, что могло бы подарить мне надежду. На то, что хоть где-то там, среди этих светящихся капелек, прячется справедливость. Пусть в виде иномирцев, сумевших построить чудное общество равенства. Пусть в виде какого-нибудь бога, несущего кару всем тем, кто считает себя в праве заковывать в цепи целые народы и пить их кровь на завтрак.
Между мной и моей боевой подругой, царила тишина. Мы не хотели что-либо говорить друг другу, потому что знали, что от слов будет только хуже. Возможно, они приведут нас обоих к чему-то куда более страшному, чем разрыв дружбы, что тянулась с детства. Разговоры в подобной ситуации всегда приводят к чему-то такому. От этого не убежать и не спрятаться.
– И чем ты займёшься там, в Польше? – я решил наконец нарушить молчание.
Мне хотелось ускорить процесс разрушения того, что мы оба хоте ли бы задержать ещё хотя бы на одно мгновение.
– Мне предложили вступить в Польскую Партию Социалистов, в отряд по спасению и вербовке проклятых. Сейчас, наверное, самый подходящий момент, чтобы исполнить мою мечту. И мне бы хотелось принять участие, в возрождении нашего собственного, польского Беловодья. – сказала она, соскоблив ногой ещё немного кирпичной пыли.
– Беловодье... Вспомнила легенды старообрядцев, которые те рассказывали нам в детстве?
– Да... Мы все тогда были в одной лодке и лелеяли общие мечты. А теперь можем, наконец, попробовать воплотить мечту в жизнь.
– Мечту о стране, где все будут равны?
– И никого не будут принуждать к перекрещиванию или изгонять с родной земли.
– Почему эту страну мы не можем сделать такой? Все вместе?
– Потому что она не наша. Здесь живут те, кто угнетал нас больше столетия. Те, кто ссылал наших дедов и отцов. Те, из-за кого мы могли утратить культуру. Те, кому изначально нет места в Польше.
– Получается, не всем рады в нашем Беловодье?
– Мне кажется, что тебя это не должно волновать. Разве не главное, что там будут рады тебе? Разве должны тебя волновать страдания народа шовинистов и империалистов?
– Наш народ не лучше. Мы делали то же самое, когда наша страна была на коне, а эта в упадке. Возможно, если бы мы тогда протянули им руку...
– Они бы надели на неё наручники и колодки. Это их сущность. И ты, как потомок сибирских поляков, должен знать, что...
– ...мы делим общую судьбу. Это то, что я понял за последнее время. И свободы мы сможем добиться только вместе. Потому что на деле, не так уж и сильно отличаемся друг от друга. Вернее, вообще не отличаемся, если посмотреть чуть ниже царских домов и шляхты.
– Я не понимаю, как ты вообще начал превращаться в большевика. Сначала заявил, что будешь участвовать в ограблении, а теперь вот так говоришь. Даже не знаю, что хуже.
– Хуже превратиться в польскую шовинистку и отказаться от экспроприации ради спасения каких-то проклятых! – я в ярости вскочил на ноги.
– Ты не поймёшь, как страдают проклятые, пока не станешь проклятым. А вот почему ты не понимаешь, как страдает наш народ? Неужели ты перестал быть поляком?
– Наш народ не перестанет страдать, если мы сменим одних шовинистов на других, только более "своих"! Что, чёрт возьми, от этого измениться?!
– А что измениться от ваших краж?! – она тоже вскочила, – Ленин сможет купить себе шалаш побольше? Или Камо запишет на свой счёт очередной удачный разбой?
– Мы сможем снабжать борьбу против капитала его же деньгами! В этом весь смысл!
– Борьбу одних великорусских шовинистов с другими... – Мария встала, отряхнулась и направилась к спуску с крыши.
Я не стал ничего кричать в след. Всё и так было сказано. И ей, и мной. Этот момент произошёл. Наши судьбы разошлись. И было бы славно, чтобы они больше никогда и не сходились. Чтобы нам не приходилось стрелять друг в друга из-за того, что сейчас наши мнения оказались полярны. Время нынче такое...
Друзья детства, что с пелёнок впитывали одну и ту же кровь с молоком, могут быть разведены в разные стороны из-за такой, с одной стороны, незначительной мелочи. Но ведь правда в том, что это вовсе не "мелочь". Это вопрос нечто большее, чем мы или наши взаимоотношения. Это вопрос мира и его устройства. Вопрос, которым я задавался, снова и снова бросая робкие взгляды к звёздам.
Есть ли хоть там справедливость? Примут ли там всех, вне зависимости от груза прошлого? Или и там, лишь вражда, смерть и бесконечное одиночество?
–
Этим утром Знаменская площадь была переполнена. Люди, вперемешку с конками, сновали туда-сюда, спеша по своим делам. А я стоял прямо в самом центре этого хаоса, смачивая слюной пересохшее от волнения горло. Форма городового была мне несколько мала, и ворсистая шинель неприятно жала в поясе, отчего моя спина страшно чесалась.
С подобными неудобствами время тянулось ещё дольше, а волнение всё накатывало и накатывало с неостановимым напором. Мне казалось, что вот-вот нас раскроют. Что не будет никакого экипажа. Да и вообще всё это изначально было ловушкой. Некоторым моим сообщникам, которые были проклятыми, хотя бы было чем отбиваться в случае, если нас накроют. А мне стоило надеяться только на надёжность старенького револьвера на шесть выстрелов. И на быстроту своих двоих, разумеется.
Однако, сомнения развеялись, когда на площадь выкатил крытая конка с парочкой вооружённых охранников сверху. Кони медленно продирались через толпу, и сонный погонщик, сидевший на поводьях, даже не думал прибавить хода. Вряд ли он, да и вообще кто-либо из банковских служащих, могли бы думать, что повозку захотят ограбить среди бела дня прямо в центре Петербурга.
Это было безумно и немыслимо. И именно потому нельзя было выбрать момента лучше. Потому что по-настоящему дерзкое преступление такого калибра может посеять панику, что станет укрытием лучше, чем ночной покров и тёмный лес. Потому что никто не может быть готов к такому повороту событий.
Я подал сигнал своим сообщникам, одетым крестьянами, а также нашему экипажу, выжидавшему неподалёку. Сам же я взвёл револьвер и поспешил выйти поперёк траектории движения экипажа, высоко подняв руку. Погонщик, не ожидая увидеть городового, который попытается остановить банковскую карету, встрепенулся и резко затормозил.
– Эй! Не видишь что-ли, что банковский экипаж едет? – крикнул высунувшейся из окна повозки офицер, – Тебя что ли не учили отличать царские повозки?
– Простите, мил человек! – сказал я, – У нас тут срочный приказ! Кто-то доложил о том, что на похожей конке могут передвигаться революционные элементы. Сами знаете, какая сейчас обстановка. Приказано проверить всех проезжающих и досмотреть. А то вдруг вы в банк взрывчатку перевозите.
– Вообще-то мы едем в церковный архив...
– Так это ещё хуже! Не хватало ещё, чтобы революционеры подорвали кучу святынь!
– Имеет смысл... – офицер почесал подбородок.
– Просто дайте мне взглянуть. Иначе будете сами разбираться с Александром Григорьевичем, ведь это его приказ был...
– Что же, подозреваю, что столь исполнительных городовых у нас не так уж и много... Ладно, смотрите...
Дверь экипажа отворилась. Подходя к ней, я надеялся, что мои сообщники уже начали окружать повозку.
Внутри сидели щуплый козёл казначей и тот самый грузный офицер кабан. Оба смотрели на меня таким взглядом, будто бы были мелкими пакостниками, которых вот-вот могли разоблачить. Вояка даже не положил руку на кобуру своего оружия. А вот я был готов. И, узрев наконец лежавшие рядом с ними аккуратные упаковки свежих купюр и разные отливающие золотом церковные ценности, начал нападение.
Первый выстрел был направлен в лицо кабану. Второй же полетел в живот козла. Солдаты, сидевшие на крыше, не успели даже опомниться, как стрельбу по ним открыли мои товарищи.
На площади воцарилась паника. Люди в суматохе побежали кто-куда. Самовольно рванули и кони банковского экипажа. Ведь ленивый погонщик, как и двое солдат, к тому моменту уже были пристрелены и ныне лежали на земле. Поскольку я и стоял на помосте, то от неожиданного начала движения, меня затолкнуло внутрь кареты. Мои товарищи начали стрелять по лошадям, чтобы их остановить, но это только больше взбесило зверюг.
Вскоре я уже мчался на бешенной скорости, всё дальше удаляясь от своих. За мной по пятам поехала повозка, в которую планировалось перебросить всё добро. Я даже думал начать делать это на ходу, когда наш фаэтон поравнялся с банковской каретой, но тут случилась ещё одна неожиданность. Откуда ни возьмись, возникли всадники Охранки. С шашками на голо, на быстрых боевых конях, они мигом обрушили мои планы побега.
Неудачно протянув руку в попытке перекинуть на нашу повозку крупную пачку денег, я тут же её лишился. Всадник молниеносно пронёсся мимо, сверкнув калёной сталью. Вместе с моей рукой, на брусчатку упала голова нашего кучера. В тот же момент наш фаэтон сошёл с дистанции, резко повернув в сторону и перевернувшись.
Резвый агент охранки попытался запрыгнуть на разгорячённых коней, чтобы их остановить. Но, видимо, прыгал он хуже, чем рубил, и потому сам вскоре грохнулся наземь и прокрутился под колёсами экипажа. От такого номера всё внутри кареты встряхнуло, и я сам чудом не вылетел прочь.
Всякая утварь, иконы, золото и деньги, несколько секунд летали по салону, пока экипаж наконец-то не выровнялся. К тому моменту один из артефактов, а именно мощи иссушенной руки какой-то мумии, абсолютно немыслимым образом оказался присоединён к месту, где пару мгновений назад был свежий обрубок. Просто чьё-то древнее проклятие, в суматохе, приросло ко мне так, что я того даже не заметил, пока бился о сиденья и потолок.
Но долго поразмыслить об этом я не мог. Ведь, когда карета пролетала мост над Фонтанкой, меня нагнали другие агенты Охранки, чуть менее рискованные чем тот, что отрубил мне руку. Но, тем не менее, яро настроенные взять меня живым или мёртвым. Один из них на ходу кинул гранату прямо под ноги впряжённым лошадям. Да так точно, что та разорвалась, заставив взлететь всю конструкцию на воздух.
Вместе с кучей дорогого добра я пролетел несколько десятков метров. Потом было жёсткое приземление, в результате которого я только чудом не сломал себе спину, хотя и точно повредил пару рёбер. Моим единственным желанием тогда было лишь не попасться вновь в царские застенки. Я знал, что меня там ждёт за что-то такое. А потому впервые, неосознанно, использовал только обретённое проклятие.
Я расщепил себя на облако частиц и улетел прочь. Трусливо и бесславно. Вскоре я уже плёлся нагой по переулку примерно в сторону трущоб на Сенной. В одной из подворотен я окончательно ослаб и упал на грязную землю.
В тот момент до моего уха донеслись выстрелы. Я знал, что они раздавались откуда-то со стороны Знаменской и значили лишь то, что мои сообщники вступили в перестрелку с Охранкой.
На следующий день я узнаю из газеты, что большинство из них было убито. Остальные оказались схвачены. За успешную операцию поблагодарят унтер-офицера Морозова, который смог спасти большую часть церковных богатств, за исключением таинственно исчезнувшей руки Иштвана Великого. Именно он спланировал молниеносную операцию, удавшуюся благодаря тайному информатору из числа революционеров.
Через неделю я увижу из окна своей убогой квартиры в трущобах, выходившего на Сенную, как царские полицейские, под гомон толпы и бодрый марш, повесят оставшихся в живых участников того ограбления. Я окажусь единственным, кому удалось избежать этой участи. Единственным, кто мог слышать перестрелку и видеть казнь, и при этом ничего не способным сделать.
В ночи, я выйду к виселицам и снова посмотрю на звёзды. И снова задам себе вопрос: а есть ли там, наверху, справедливость?
