Текст книги "Кукла с коляской (СИ)"

Автор книги: Veronika Smirnova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– Конфеты, и всем по игрушке, и серьги девочкам.

Я удивилась, но не возражала.

– Сегодня вроде ты именинник. Тебе нужно принимать подарки, а не раздавать.

– Всё равно, пусть.

Не такие уж большие запросы. Выбрали всё самое копеечное, и Васька заметно повеселел. Я и ему купила, что он захотел – серый дорожный рюкзачок, не школьный, а для лесных прогулок. На именинный торт денег не хватило, но дома нас ждали домашние пироги, которые я заблаговременно напекла.

====== 8 ======

Я не ожидала, что будет столько визгу. Старшие девчонки, Алина и Арминэ, кинулись с Васькой обниматься, все мелкие тоже его облепили до кучи, и только Аля и Ваня стояли в стороне. Когда Василий раздал подарки, Аля оттаяла – ей достался малюсенький самолётик на нитке, зелёный с красным. Вася собирался подарить ей тоже серьги, но я сказала, что у неё уши не проколоты, и он выбрал самолётик. Ваня держал свой подарок в руках и не спешил распаковывать.

– Мам, а где этот Винни-Пух спать будет? – мрачно спросил он под общий радостный шум. – Уж не в моей ли комнате?

– Прекрати обзываться! – зашипела я. – У мальчика есть имя. И спать он будет действительно в твоей комнате, которая с этой минуты не твоя, а ваша.

Как-то я упустила из виду, что Ваня всегда жил один и считает комнату своей территорией. Я всегда руководствовалась здравым смыслом и не учла инстинкты, одним из которых является мужской шовинизм.

– Я не пущу к себе в комнату этого Винни-Пуха, – набычился Ваня.

Вот еще проблемка! Ну разумеется, он привык быть старшим и главным. Можно было попытаться подавить этот бунт силой, но сил у меня уже не было. Я поманила Ваню пальцем и на кухне объяснила ему ситуацию.

– Вань, это ненадолго. Весной мы сделаем пристройку, и у тебя снова будет отдельная комната. А пока ему некуда деваться. У этого мальчика очень трудная жизнь, он сам попросился в нашу семью. Давай вместе ему поможем. К тому же сегодня у него день рождения.

Мой сын вздохнул.

– И не обзывай его, пожалуйста, Винни-Пухом. Ему и так тяжело.

– И мне тоже тяжело.

– Тебе-то чего не хватает? Ты одет, обут, накормлен. У тебя есть семья.

– Мам, у меня в классе полно уродов, которые мне жить не дают. А ещё мне ничего вкусного нельзя. Вы на Новый год торт будете, а мне нельзя. И ещё...

– Хватит жаловаться! – оборвала я.

– Я не жалуюсь, я отвечаю, чего мне не хватает. Ты же спросила. Мне тебя с папой не хватает, вы вечно заняты. И ещё...

– Ну, чего же ещё? – смягчилась я.

– Я хочу спортом заниматься, а в этой дыре спортклуба для детей нет.

– Занимайся бегом. Лыжами. Для этого клуб не нужен. Да и не возьмут тебя в большой спорт с диабетом.

– Я не хочу в большой, и лыжами не хочу. Я хочу... драться.

– Что за глупости! – возмутилась я. – Забудь об этом. Всё, хватит сопли распускать, идём к ребятам.

Дети сидели кружком на ковре и болтали, я пекла рулет за рулетом, и даже гордый Ваня соизволил развернуть свой подарок – пластмассовый бандитский ножик с темляком. Васька рассказывал, как там ребята... Ребята, которых я не смогу взять к себе. Которые ни за что ни про что сидят в тюрьме для детей, и я не смогу им ничем помочь, даже если расшибусь в лепёшку. Алина и Арминэ слушали раскрыв рты и иногда перебивали: «А как Оля? А как Степка?» – и у меня сжималось сердце. Вася – мой последний приёмный ребёнок, других уже не будет.

Внезапно воцарилась тишина, и я из кухни услышала, как хлопает входная дверь. Оставив тесто, я вышла и нос к носу столкнулась со свекровью. Её глаза пылали гневом, по лицу шли красные пятна, и она силилась что-то сказать.

– Ты. Ты. Ты ш-што, совсем ума решилась? – наконец прошипела она страшным шёпотом, и Тиша с Элей полезли под стол.

– Не при детях, пожалуйста, – попросила я и пригласила её в кухню, но свекрови было плевать на детей. Её прорвало, как канализацию.

– Ты что творишь, проклятая? Ты ещё одного притащила? У тебя двое детей с диабетом, а ты чужих в дом тащишь? Всю заразу собрала! – ГГ уже не шипела, а гремела на весь дом. – Ты кого в нашем доме собираешь? То черноглазую, то вшивых, теперь бандита какого-то притащила!

У Арминэ блеснули слёзы. Вася смотрел безучастно, он давно привык к ругани ни за что. Свекровь орала, не набирая воздуха, и я со своим медленным темпераментом не могла вставить и словечка.

– И ты хочешь, чтобы мои внуки жили под одной крышей с этим бандитом? Да он сегодня же ночью всех вас прирежет кухонным ножом! Сенечка, собирайся! Алина, собирайся! Ваня, собирайся! Пусть она тут одна со своими выкормышами ночует! А мои внуки будут ночевать у меня!

Через пять минут до слёз были доведены все (кроме меня, у меня последние слёзы пять лет назад кончились в подвале больницы). Ваня и впрямь собрался к бабушке, с сожалением оставил нож в коробке с игрушками и взял школьный рюкзак. Я молила бога, чтобы они ушли до того, как вернётся Коля, иначе свекровь повторит всё по новой для него, но Коля в тот вечер не вернулся. Вероятно, ГГ успела позвонить ему и известила, что теперь у нас в доме живёт гопник.

Вася ночевал в Ваниной комнате на первом этаже кровати – верхний этаж принадлежал Ване. Вёл он себя очень тихо и совсем не был похож на бандита. Следующий день был выходным, и я опять пекла пироги. Ни свекровь, ни Ваня не объявились. Дети не ссорились, но и не галдели, как обычно, и меня это насторожило. Засунув в духовку последнюю партию выпечки и отодрав от посуды присохшее тесто, я вышла в зал.

Все дети играли в буру. Не знаю, откуда в нашем доме взялось четыре колоды карт, но в буру играли все до единого, даже Тиша с Элей. Свободная колода лежала на полу и дожидалась возвращения Вани. Детишки спокойно сидели на ковре, на пуфиках, на диване и сосредоточенно резались в буру. Играли на всё: на конфеты, на монеты, на семечки и на мелкие игрушки.

Между детьми сидели кошки и наблюдали за процессом. Я уже смирилась с тем, что половина всей колбасы за завтраком попадает в кошачьи рты, и не выгоняла животных, но приучить детей мыть руки после каждых котообнимашек оказалось трудной задачей. Дети бросали карты, гладили кошек, потом этими же руками пихали в рот выигранные леденцы... Идиллия.

Выйдя из ступора, я запретила играть на игрушки и деньги. Объявлять буру вне закона не имело смысла – всё равно будут играть, но через неделю им так и так надоест, а пока пусть играют на съедобные вещи. Я многозначительно посмотрела на Васю, и он отвёл глаза. Потом было мытьё рук, пироги и опять бура. Я еле выгнала их на прогулку. День прошёл на редкость тихо и мирно. Я подровняла Ваське стрижку. А вечером, при просмотре мультфильмов, Вася и Арминэ сидели рядом и о чем-то шушукались. Ага.

В понедельник Вася впервые пошёл в местную школу. Шли втроем: он, Алина и Арминэ. Мне понадобилось в аптеку, и я шла следом, глядя на них и радуясь, какие они симпатичные и дружные. Хоть кого-то я вырвала из лап судьбы!

– Гля, детдомовские идут, – раздался шепелявый голосок существа лет восьми. Кажется, Машенькин.

Я замедлила шаг. Из переулка вышла группа школьников и пристроилась за моими.

– А почему Желтозубая в школу не ходит, а, детдомовские?

Алина, чуть обернувшись, ответила несложной фразой, от которой меня бросило в холод. Дома я от неё такого не слышала. Неужели девочка может знать такие слова? И кого это они дразнят Желтозубой, уж не мою ли Алю? Помнится, при каждой простуде я давала ей тетрациклин, пока врач не посоветовал другие таблетки, и зубы остались жёлтыми на всю жизнь. Но это же не повод дразнить ребёнка! Я слушала дальше.

– Передайте Желтухе, что мы ей и вторую руку сломаем, когда в школу припрётся! – это уже картавый голос, мальчишеский.

– Сначала мы вам шею сломаем, – вежливо откликнулась Арминэ. Васька молчал.

– Ой, как страшно! – запели детки, и чей-то пронзительный голосок выдал тираду: – Ваша мамка долбанутая вас не любит, она вас из-за денег взяла! Она так и сказала: мне лень работать, я лучше детдомовских детей наберу. Моя мама сама слышала...

Мои остановились, и я поняла, что пора вмешаться, но Василий меня опередил. Он ринулся в толпу малолеток и успел отвесить пару тумаков, прежде чем те с визгом разбежались. «Она за ними идёт, дураки!» – услышала я. Нападавших как ветром сдуло, а жаль. Поговорила бы я с ними. По улице шли прохожие, занятые своими мыслями, и всем было наплевать на детские разборки. «Они просто играют»...

– Вася, зачем сразу кулаками махать? – спросила я, приблизившись.

– Так не ножом же, – угрюмо ответил он.

– Мама, не переживайте, – сказала Арминэ. – Это каждый день.

– Но почему они цепляются именно к вам?

– Не только к нам! – сказала Алина. – Ко всем. Это же школа. Тут все вопросы кулаками решаются, неважно, мальчик ты или девочка.

– Нельзя же сразу драться! Нужно было с ними поговорить, попросить их не дразниться.

– Хорошо, мама, – кивнула Алина. – В следующий раз так и сделаем.

– Вот и молодцы, – успокоилась я. Мы поравнялись с аптекой. – Ну, пока! Хороших оценок!

Я купила зелёнку, мазь от ушибов, упаковку пластыря, четырнадцать бинтов, десять пузырьков перекиси и один корвалол. За каким лекарством пришла, забыла напрочь.

Аля и младшие уже не играли в отель для кошек, а работали в нём серьезно. Половина прихожей на первом этаже была потеряна для меня навсегда. В отеле было два трехэтажных корпуса, чтобы хватало места Мурзику и Мальвине, которых периодически привозили обратно.

Между корпусами стоял двухметровый игровой комплекс, за который я выложила баснословную сумму, а справа перед входом в отель стоял шкафчик с котомисками и котоподстилками. Арминэ сшила разноцветные подушечки-думочки и одеяльца для кошек, на стенках снаружи красовались кошачьи фотографии, а на крючочке слева у входа висел розовый Арусин кафтанчик, который связала я. Ветеринар велел держать Арусю в тепле, и в холодные дни мы надевали на неё кафтанчик. Кино, короче.

Я сгрузила аптечные покупки на тумбочку трюмо, и ко мне кинулись сотрудники отеля:

– Мам, чё купила?

– Лекарства. Буду вас зеленкой мазать.

– А конфеты где?

– Детям конфеты вредно.

– У-у-у...

– Держите курагу. Помойте как следует!

С недавних пор я начала покупать вместо конфет сладкие сухофрукты, и это прокатывало. Но съедались они ещё быстрее.

– Когда я вырасту, у меня будет настоящий отель, – мечтательно произнесла Аля, грызя курагу.

– Ты же вроде как художница, – напомнила я.

– Нет. Я буду хозяйкой отеля. А картины в него сама буду рисовать.

Ну и ну. В наши годы все дети хотели стать врачами. Экое деловое поколение выросло! Пора купить Але мольберт и масляные краски, чтобы перебить эту мечту об отеле.

– А ты, Эля, кем хочешь стать?

– Врачом.

– А ты, Тиша?

– Врачом.

– А ты, Сеня?

– Зубным врачом. Они больше зарабатывают.

Вот и поговорили. Дети вернулись к игре, и у меня было целых двадцать свободных секунд, чтобы на них полюбоваться. У белобрысых мелких уже отросли кудряшки, а у Али – то, что криворукие писатели называют «ёжик».

Всё-таки симпатичная у меня дочурка. И этого милого ребёнка обзывают «Желтуха» и «Желтозубая»! Кажется, уже изучила детей насквозь, и всё равно каждый день узнаю про них что-нибудь новое. Иногда кажется, что у них свой мир, дикий и первобытный, не имеющий отношения к цивилизации, и дети вынуждены решать сами свои проблемы, потому что взрослые делают вид, что этого второго мира не существует.

Представилась картина – утро в современной семье, мама наряжает сына-первоклассника в шкуры, даёт ему каменный топор и отправляет на улицу со словами: «Не подходи к саблезубым тиграм и не позволяй обезьянам тебя кусать. Будь умницей!» А вечером поцарапанный ребёнок приходит домой, мама его ругает и переодевает в обычную одежду...

Вновь и вновь я гнала от себя мысль, что мои дети за пределами дома живут в аду. Повторяю, в наши годы столько уродов не было. Я убеждала себя, что всё в порядке и я просто нагнетаю. Ну, поругались, ну, дети же, что с них возьмёшь. Лишь бы для соседей всё выглядело благополучно. «Если не можешь решить проблему – делай вид, что её нет», – вдалбливала мама в мои мозги с детства, и я делала вид, что Аля и Ваня счастливы. Но так ли это на самом деле?

Двадцать секунд истекли, и я пошла в подвал за картошкой. Ни муж, ни сын в воскресенье не появились, и мне оставалось только надеяться, что бабушка Галя вовремя доставит ребёнка в школу. Поскольку она живёт не в городе, а здесь же в селе, но на окраине, трудностей с этим возникнуть не должно.

Это только на фотографиях обитатели семейных детских домов все вместе, от мала до велика, сидят за длинным столом и лепят пельмени. Последний раз я пробовала домашние пельмени до рождения Вани, и лепила их мама. С появлением детей семья перешла на покупные, которые хуже, но экономится куча времени. Все возможные полуфабрикаты шли в ход, и съедалось всё до кусочка. Детдомовские дети всегда голодные, и ядовитая свекровь не уставала острить при них на тему обжорства.

Не то чтобы дети мне совсем не помогали с готовкой и уборкой – они радостно брались и крошить яблоки для пирогов, и мыть посуду, и подметать – но всё равно оставались маленькими шалунами, бьющими тарелки, и приготовление начинки частенько оборачивалось киданием яблочных огрызков в цель (а то и друг в дружку). Да и не могла я их слишком нагружать, у них же ещё и школа.

Месяц назад я купила десятилитровую кастрюлю и не ошиблась. Заполняя её чищеной картошкой, я думала о нашей жизни. До меня вдруг дошло, что мои трудности временные. Очень скоро – я не успею оглянуться – дети вырастут, заживут своей жизнью, и я не буду так уставать. Надо просто ещё немного потерпеть.

А ещё надо сделать так, чтобы дети не повторили моих ошибок. Мама всегда считала, что на первом месте замуж, а работа на втором. А это ошибка, на первом месте должна быть работа, причём любимая, а не хлебная. Вот у меня два хлебных диплома, и что? В одном институте мне забили голову цифрами, в другом привили бездарный литературный стиль, от которого за километр веет районной газетой. По этому стилю можно безошибочно вычислить выпускника филфака.

И что, я книгу написала? Или экономистом работаю в хлебном месте? Я с детьми сижу. С самого начала надо было устроиться нянькой в детдом, от меня там больше пользы было бы. Нельзя обмануть своё призвание, в попытках его обмануть я потеряла целых пятнадцать лет. Призвание даётся с рождения, и у каждого ребёнка оно уже есть, важно только его выявить. Ну, или задушить, если ребёнок мечтает о собственном отеле. Нужно срочно покупать мольберт. Скоро Новый год, вот и подарок будет.

Надо им всем полезные подарки сделать, в соответствии с наклонностями. Ване вот спорт нравится, надо ему что-нибудь спортивное купить. Эля у нас принцесса, ей диадему и юбочку, сейчас такие продаются в наборе. Сеня математик, ему игру математическую.

Тиша зверей любит, ему книгу о животных – вдруг зоологом вырастет? Ваське набор инструментов, у него энергии много, пусть тратит с пользой. Арминэ – вязальщица, ей нитки для кружев и альбом, у Алины музыкальные способности, она иногда берёт Колину гитару и бренчит. Ноты, может, купить? О, придумала – звукосниматель. В мои школьные годы это была мечта всех ребят. И пусть мамы говорят что хотят. У нас – дружная большая семья, и мы готовимся к Новому году. И пошло оно всё.

Я приготовила обед, параллельно прогнала через машинку четыре стирки и выбила половики. Оставалось заменить покрывала на диванах и креслах и вымыть гору посуды. Начали возвращаться из школы дети, но у меня не нашлось времени их встретить. Я стояла на кухне у крана и ничего не слышала из-за шума воды, как вдруг подбежала Эля, что-то крича.

– Подожди, я занята, – ответила я менторским голосом, которым положено разговаривать с детьми. – Вот домою посуду, и скажешь, что тебе нужно.

Эля убежала, она росла на удивление послушным ребёнком. Но почти сразу же прибежала Алина и выпалила без предисловий:

– Мама, Ване голову разбили!

Я бросилась в зал, как была, с мокрыми руками, не закрыв кран и мысленно готовясь к худшему. Из школы вернулись все, кроме Арминэ, и собрались в зале. На диване сидел мой сын с кровоточащим синяком на лбу, а рядом стояли девчонки и прикладывали к синяку мокрые салфетки. Малыши смотрели с уважением, а на грядушке дивана сгорбившись сидел Васька, тоже изрядно побитый. На кухне хлестала вода. Я выдохнула.

– Тиша. Подай мне с тумбочки белый пакет. Сеня, принеси ножницы. Мальчики, я сначала обработаю ваши раны, а потом вы мне всё расскажете, хорошо? И выключите кто-нибудь воду, наконец!

Пригодилось всё. И корвалол, конечно, куда же мне без него. Увидев своих бойцов, я, естественно, вообразила, что они встретились на улице и подрались – передел территории, так сказать, в данном случае Ваниной комнаты – и собралась их мирить, даже соорудила в уме напыщенную речь.

Но всё оказалось гораздо сложнее. Перебивая друг друга, мальчишки и девчонка рассказали, как произошла драка. После уроков Ваню подстерегли «друзья» и начали приставать. Васька увидел это из окна и, не слушая воплей учительницы, в это же окно и выскочил. Я порадовалась, что у нас одноэтажная школа.

На глазах орущей учительницы прямо перед окнами Васька вступился за названого брата, надавал оплеух и получил сам. Ваня тоже не стоял столбом и помогал Ваське в меру сил. Мои победили. Все дети радостно наблюдали это шоу из окон, а учительница надрывалась: «Оба к директору! Без родителей не приходить!» Васькина сумка осталась в школе, но его это не слишком огорчало.

– Так что будут неприятности, – нахмурившись, сказала Алина.

– Но не они же первые начали, – возразила я.

– Вася одному г... нос разбил, его мамаша теперь не отцепится, – сказала Алина.

– Это уже хуже. Но ведь вся школа видела, кто первый начал?

– Вся. Тот и начал. Он Ване с первого класса проходу не даёт, и все это знали. А Васька заступился и теперь виноват.

Алина рассуждала как взрослая, не говоря ни одного лишнего слова. Моя Аля стояла рядом и теребила перевязочные материалы, и по её лицу я поняла, что проблема ей хорошо знакома. Похоже, только я в этом доме в розовых очках, хоть они у меня и не розовые. Час от часу не легче. Я усадила детей обедать, а сама позвонила Коле.

– Ну, сходишь на родительское собрание, тебе не впервой, – ответил муж. – Сама набрала, сама и расхлёбывай.

– Между прочим, дело касается твоего сына. Его несправедливо обвиняют в хулиганстве.

– Пока ты бандитов не набрала, Ваньку никто ни в чём не обвинял.

Из телефонной трубки до меня донёсся звон кухонной утвари.

– Знаешь что, папаша? Логика у тебя... женская, – сказала я как можно обиднее и дала отбой. Кажется, позвонила не вовремя.

Ничего другого я от Коли, признаться, и не ждала. Не хочет защищать своего сына, потому что в этом случае придётся защищать и приёмного бандита Ваську. Своё отношение к приёмным детям Коля обозначил сразу и не скрывал его. «Набрала!» А что мне было делать? Разве я виновата, что не смогла родить более трёх детей?

После обеда Вася и Ваня ушли в мансарду. Когда вернулась из школы Арминэ, у которой сегодня было шесть уроков, дети ей всё рассказали. Никогда я не видела на её лице такого испуганного выражения. Она с тревогой поглядывала на лестницу и повторяла: «Ничего себе...»

А вечером, после ужина, возвратился блудный муж – дети как раз резались в карты. Они оторвались от игры и нестройно зашумели – кто: «Папа, привет!», кто: «Здрасьте». Я не стала спрашивать, где он мыкался две ночи, у Кати или у матушки, просто поставила перед ним тарелку с ужином. Коля потрепал по волосам Сеню, скользнул тяжёлым взглядом по Ваське, не ответив на его «Здравствуйте», и обратился ко мне:

– Чем это они все занимаются?

– Играют в буру, – ответила я.

– Замечательно. Хорошо детей воспитываешь. Скоро начнут самокрутки курить. Ваня, сынок, тебя этот новый не обижает? Вы вроде как в одной комнате.

Ваня покачал головой.

– Ты не бойся, скажи мне, если что. Всегда помни, что у тебя есть отец.

– А где этот отец три года был, когда Ване в школе проходу не давали? – вскинулась я.

– Три года всё нормально было, а как этот новый приехал, то сразу драка и скандал.

– Ваня три года не получал обед вовремя, потому что у него отбирали и деньги, и бутерброды, – я старалась говорить как можно спокойней. – А теперь у него из-за этого сахар повысился. И так бы и дальше было, если бы Вася не вмешался.

– Ерунду говоришь. Сметана есть?

Я заметила, что Коля не совсем трезв. Он редко пил, но выпив, становился упрямым, как баран, и я молча подала ему сметану, огурцы из банки и перец. Детей разогнала по комнатам и ушла... снова мыть посуду. Ей-богу, куплю одноразовые тарелки.

Утром после завтрака, когда дети ушли, Коля сказал, глядя на меня искоса:

– В субботу у мамы юбилей. Семьдесят лет. Приедут из разных городов. Ты как, поможешь с готовкой? Или не считаешь нужным?

У меня опустились руки. Я вообще забыла про все юбилеи! О своём-то дне рождения вспоминала, лишь когда дети дарили мне акварельные рисунки с моим портретом. А тут ещё разбирательство с мамашей того паршивца, который годами отравлял жизнь моему сыну. Правильно Васька ему нос разбил. Вот бывают дети, каких не жалко! Чтобы там ни говорили.

Истолковав моё молчание по-своему, муж произнёс иронично:

– Я, конечно, понимаю, тебе теперь некогда. У тебя питомник.

Ядовито произнёс, с выражением.

– Спасибо, что не сказал «собачий питомник». Разумеется, я помогу. Только за продуктами будешь ездить ты на машине, – ответила я, моля богов, чтобы родительское собрание назначили не на пятницу.

Но назначили его именно на пятницу, о чем с затаённой радостью известила меня по телефону Алевтина Петровна, Ванина учительница. Мать паршивца написала письмо в администрацию с жалобой на меня, и наверняка дело кончится штрафом. Подобные дела обычно идут по одному сценарию: потерпевших выставляют агрессорами, обливают грязью и назначают штраф, а девушка – судебный пристав после всего разбирательства сочувственно говорит вам в коридоре: «В мире есть справедливость? Вы как думаете? Ну, а что хотите?»

Значит, сегодня вторник. Блинчики с мясом можно напечь заранее и заморозить, иначе я не управлюсь. Так же следует поступить с котлетами и курятиной, а с овощным рагу не прокатит... Между юбилеем и поминками почти нет разницы, только в первом случае покойник ещё жив и во всё суёт свой нос. Коля уехал на работу, я размешала в кастрюле блинчики, и тут заявилась свекровь.

– Здравствуйте, Галина Георгиевна, а я уже начала готовить к юбилею! – приветствовала я её как можно теплее. – Блинчики с мясом напеку и заморожу.

– Это что я, по-твоему, должна гостей тухлятиной кормить? – нахмурилась свекровь, как грозовая туча. – Везде пишут, что мясо нельзя второй раз замораживать.

– Так то сырое. А то варёное.

– Первый раз слышу, чтоб еду замораживали! Сколько живу – а живу я, поверь, немало, – никогда не видела, чтоб еду замораживали.

– Да в ваши годы морозильников не было! – начала я возражать, и это было тактической ошибкой.

– Это в какие мои годы?! – выпучила глаза свекровь. – Ты что, старухой меня считаешь?

Всю стенограмму передавать не буду. Блинчики я пекла ночью, когда свекровь ушла. Теперь ГГ приходила каждый день, они с Колей привозили продукты и рассовывали по моим морозилкам, а потом бабушка немножко играла с внуками и перед уходом давала мне указания: «Ты, конечно, можешь взять часть продуктов для моих внуков, но прошу тебя, как человека, не трать на приёмных. Я не миллионер, чтобы всех беспризорников кормить». Так что я по-прежнему ходила в магазин.

А в четверг, придя из магазина, я не застала дома Алю. На мой вопрос, в чём дело, Сеня ответил:

– А её на операцию увезли.

Полчаса назад ребёнок был здоров! Какая операция? Кто «увезли»?! Оказалось, приехали какие-то дяди и тёти – органы опеки, надо полагать – сказали, что Але нужно вставлять в руку штифт, и бабушка повезла её на операцию. В какую больницу? В нашу или в городскую? Если не угадаю с первого раза, получу ещё один кошмар. Ну почему всё одно на одно! Оставив замороженные продукты прямо на полу, я помчалась в местную поликлинику, и впервые в жизни моя интуиция сработала как надо.

Сквозь щелку двери я заглянула в процедурную. С Али как раз снимали гипс.

– Женщина, вы кто, что вам здесь...

– Я мать ребёнка! И я имею право знать, что делают с моей дочерью.

– Вашей дочери оказывают помощь. Деточка, пошевели ручкой.

Аля пошевелила. Ручонка была тоненькая после гипса, и словно просвечивала, но работала нормально. Что они ещё выдумали? Они – это две тётки и дядька в белых халатах. Свекровь тоже тут сидела, но на неё я не обращала внимания, маразм он и есть маразм, пусть сидит.

– Из-за вашего упрямства рука срослась неправильно, нужно снова ломать, – сказал врач, типичный флегмат. Если при этом темпераменте случается ещё и дефицит интеллекта, то такие люди не видят ничего и никого, кроме себя, и спорить с ними бесполезно. Уверена, врач не хотел ничего плохого моей дочери, просто он на полном серьёзе считал, что так надо.

У Альки задёргались губы.

– Я не хочу опять руку ломать!

– Ты же будешь спать и ничего не почувствуешь, – напевно сказала добрая медсестра. – Мы вставим тебе в вену иголочку, и ты заснёшь.

Ребёнок захныкал. Хорошо успокоила. Мне вдруг стало скучно. Я поняла, что без моего разрешения они ничего не смогут.

– Вы уже сделали рентгеновский снимок? – спросила я.

– Женщина, вы что, сумасшедшая? – фыркнула вторая тётка в белом. – Вы же видите, мы только что сняли гипс.

– Я не сумасшедшая, – сказала я. – Просто без рентгеновского снимка нельзя сделать вывод, правильно срослось или нет. А мне только что заявили, что срослось неправильно. Будьте любезны сделать снимок.

Нас погнали на второй этаж на рентген. Баба-рентгенолог обругала всех с пеной у рта, сделала снимок, и мы сели ждать, пока он проявится и высохнет. Ходили слухи, что в городских больницах делают цифровые снимки, и пациенты не ждут ни секунды, но я считала это фантастикой.

Дождались. Баба-рентгенолог обругала всех с пеной у рта, отдала снимок, и врач убедился, что срослось правильно.

– Всё равно вы не права, – бросила мне на прощанье одна из медсестёр. Наверно, она училась в одном ПТУ с директрисой детдома.

День подошёл к концу. Свекровь поехала домой. «Милая, я же хотела как лучше». В качестве компенсации я зашла с Алей в универмаг и купила ей игрушку. Когда мы вернулись домой, кошки доедали свиную вырезку и красную рыбу. На полу расползалась вонючая кровавая лужа. Младшие дети резвились во дворе, старшие побросали сумки у порога и ушли искать меня.

Ну почему все одно на одно?

====== 9 ======

Работы хватило всем, моя мама тоже готовила и морозила с утра до вечера. Ожидались родственники и давние друзья семьи, и я на всякий случай подготовила одну из комнат для свекровиных гостей. Родительское собрание по поводу драки было очень вовремя, как раз в пятницу вечером, когда прибывали первые гости. Свекровь обиделась до слёз, что я пошла на какое-то собрание, а не осталась встречать её гостей, и обещала припомнить. Это были пустые слова, которым я уже давно не придавала значения. Любимой фишкой свекрови было воскликнуть в слезах: «Никогда не прощу!» – и через пять секунд забыть.

О собрании рассказывать не вижу смысла. Ничего там не решили, просто пережевали всё ещё раз и разошлись. Мать паршивца истерила, провоцируя склоку, но меня, закалённую на свекрови, сложно выбить из колеи.

Три дня юбилея прошли как сплошной марафон. Легко угадать, какая роль досталась в этом пышном торжестве мне. Разумеется, я немножко посидела за общим столом, выпила первые три рюмки и даже сказала поздравительную речь, а потом пошло-поехало. Подай, принеси, разогрей... И посуда, разумеется. Горы и пирамиды грязной посуды.

Бабушке Гале подарили четыре сервиза, которым она радовалась, как ребёнок. На наш с Колей подарок, купленный по моему настоянию, она обиделась и при всех, поджав губы, прокомментировала:

– В Америке есть такая привычка – дарить близким людям место на кладбище. Ваш подарок не менее красноречив. Спасибо вам большое. Я поняла это как намёк, что я старая, ни на что не годная кошёлка.

– Ну мама, ну что ты такое говоришь, – возразил Коля. – Мы же для тебя старались.

– Благодарю, что не купили инвалидную коляску, – в гробовой тишине сказала свекровь и закатила глаза.

А что мы купили-то? Всего-навсего кресло-качалку! Я бы прыгала от радости, если бы мне такую подарили. Ну как после этого начинать праздничное застолье? Лучше бы мы пятый сервиз выбрали.

Три дня я моталась туда-сюда, перемывая посуду то там, то здесь, и подавая еду то старым, то малым. В субботу свекровь изъявила желание показать гостям, какие у неё прекрасные внуки, и велела мне привести Алю, Сеню и Ваню. Я принарядила детей, замазала Ване синяк Алинкиным тональником, и мы сели в автобус – Коля, понятное дело, в эти дни не годился для вождения машины. Дети понравились, у них спрашивали: «В каком классе учишься?», «Какие оценки получаешь?» – и задавали прочие вопросы из стандартного набора. Сложности возникли, когда Ваня отказался есть торт.

– У него сахар, – извиняющимся тоном пояснила свекровь и потрясла головой. – Бедный мальчик.

Гости загомонили, и я поняла из их гомона, что ввиду преклонного возраста сахар тут у всех, поэтому торт на фруктозе, и Ване его можно. Когда Ваня и после этого отказался от торта, собрание зависло и потребовало от ребёнка объяснений. То есть эти подвыпившие деды и бабки с диабетом пристали к пацану, как пиявки – а ну, жри торт! жри давай! – и несчастный Ванька не знал, куда деваться. Испугавшись, что он начнет грубить, я включила им телевизор, и они разом отвлеклись на шоу юмористов. Дети стали не нужны, и я быстренько увезла их обратно.

– Вань, – спросила я на ушко, сидя рядом с ним в автобусе. – Почему от сладкого отказался-то? Ты вроде торты любишь.

– Я так не могу, – ответил сын. – Я буду сладости есть, а Вася дома сидит.

– Только Вася? – уточнила я.

– Ну, и другие ребята тоже, – несколько растерявшись, сказал Ваня и добавил: – Я не крыса.

– Что за выражение! Чтобы я от тебя такого больше не слышала! Это что, Аля и Сеня, по-твоему, крысы?

– Они маленькие. А я большой, – сказал Ваня тихо, но с железом в голосе, и задрал нос, как Риддик.

– Мы сейчас выйдем у магазина и накупим тортов домой, – решила я, и Ваня просиял.

Говоря «тортов», я не ошиблась. Что такое один торт для восьми вечно голодных сорванцов? Мы купили четыре штуки и несколько пирожных на фруктозе, и дома получился настоящий праздник. На сегодняшний вечер я осталась с детьми – авось Коля посуду вымоет. Странное дело – отдавая всё лучшее детям, я забыла вкус торта. Надо позволить себе кусочек.