Текст книги "Кукла с коляской (СИ)"

Автор книги: Veronika Smirnova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Мансарда была огромна, мы поделили её на четыре комнаты, а посередине осталось место для коридора. Видели американские фильмы про подростков? Вот и у нас образовался такой интерьер. Почему-то дети приходят в восторг от кривых потолков, и три комнаты были отданы детям. В одной жили девочки, в другой – Ваня, в третьей – младшие мальчишки, и в этой третьей шума было больше всего. Четвёртую комнату с диванчиком занимала я. Двери мы не закрывали, и в коридоре всю ночь горел светильник, чтобы никому не мерещились глаза на стене.

В моей жизни настал период относительного благополучия. Беда не спешила, она уже вышла на финишную прямую и не тратила заряды понапрасну – а может, нарочно давала мне время покрепче привязаться к приёмным детям. Рассказав сказку, я уходила к себе, укладывалась на жёсткий диван и подолгу слушала пение птиц. В нашем дворе росло много деревьев, и в их густых ветвях селились лесные пернатые. У нас даже был свой собственный соловей. Для меня это были минуты отдыха, я словно впадала в транс под их щебетанье, мысли останавливались, и я постепенно засыпала.

На Тишу и Элю мне выдавали пособие – не так чтобы уж очень много, но больше, чем я получала бы, работая уборщицей. Коля наотрез отказался строить спортивный уголок во дворе, и я, пожав плечами, купила все оборудование в спорттоварах. Получилось даже лучше: все лесенки и качели из разноцветного пластика, а не из дерева. Помню, как радовались дети, когда мы всей семьёй монтировали этот уголок между сараем и яблоней.

Моя мама отнеслась к новым членам семьи сдержанно, не осуждая меня в открытую. Свекровь пошла дальше: на Тишу и Элю она не обращала никакого внимания, но изо всех сил демонстрировала при них любовь к собственным внукам. В её обыкновении было принести, например, три игрушки и вручить своим на глазах приёмных. «А что? У меня пенсия маленькая, на пять подарков мне не хватит».

Сколько раз я замечала, как она одаривала конфетами Ваню, Сеню и Алю, а трёхлетние Тиша и Эля стояли в сторонке и завидовали. Я тогда подбегала с вазочкой, оживлённо благодарила бабушку Галю и велела детям ссыпать конфеты в вазочку, чтобы досталось всем – и маленьким, и взрослым. «Сеня, предложи бабушке конфету». – «Угощайся, баба Галя!» – «Да я уже старенькая, мне умирать скоро, зачем мне конфеты, это вам…» – «Нет, Галина Георгиевна, берите, пожалуйста, у нас все общее! Тиша, Эля, возьмите конфету…»

Я ни разу не послала свекровь на […] по двум причинам: во-первых, я в принципе не скандальна, а во-вторых, Коля постепенно отдалялся от меня, и я старалась не обострять отношения, чтобы его на дольше хватило.

Слух о моих приёмных малышах обошёл всю многочисленную родню, и меня дружно осуждали, называя эгоисткой, сумасшедшей и бездельницей. Единственная живая душа, которая меня поддержала – восьмидесятисемилетняя дальняя родственница из соседней области Пелагея Филипповна, с которой до этого мы фактически не общались.

Она даже позвонила мне целый один раз и похвалила, сказав, что я очень хорошо сделала для бога. В мои планы бог не входил, я старалась сделать хорошо для детей, но всё равно я искренне поблагодарила старушку за добрые слова. В общем потоке ругани они были как лучик света и значили для меня очень много.

Прибавилось ли хлопот? Ещё бы! Уставала ли я? Как савраска! Но была почти счастлива. Почти, потому что ни на день я не забывала о моём Егорке. Как он там, жив ли, здоров ли? Водит ли его Лёлька на прививки? Разрешает ли рисовать?

Как жаль, что ни одного его рисунка не сохранилось – все, где был хоть малейший намёк на хвост, забрали психологи, а остальные я положила в рюкзачок вместе с игрушками и одеждой. Егорка так дорожил ими, и я хотела как лучше. Кто знал, что Лёлька всё выбросит? Мои трое постепенно перестали упоминать о братике, то ли забыли, то ли не хотели меня огорчать. А когда пришли новенькие, в доме опять прибавилось детского шума.

Аля и Ваня спорили. Каждый день и по пустякам. Сядут друг напротив друга и спорят, как два барана, и мои уговоры на них не действовали. Эля учила букву «р». Тиша осваивал Ванину старую машину, которая почти развалилась, и рвал об неё штаны. Приходилось зашивать. На новую игрушечную машину денег после суда не было.

Зато у Коли нашлось пять тысяч на DVD-проигрыватель, добрые бабушки накупили чудовищных американских мультфильмов, и дети часами портили глаза. Фазу видеомагнитофона наша семья проскочила. Я прятала диски, ругалась, обещала всех поставить в угол, но дивидишник всё равно работал каждый день, и тем летом Сенечке прописали очки. Я пожалела, что отучила его от чтения – уж лучше бы читал своего Жюль Верна, от книг ещё ни у кого глаза не отвалились. Ох, и ворчала я на Колю!

– Ты понимаешь, что это навсегда? Ему же только пять лет! Лучше бы машинку новую купил.

– Да ладно, у всех есть видео.

– Для взрослых! Для таких, как ты! Порнуху смотреть! Но не для детей же!

– Да ладно, а мультики для кого.

– Для дураков! Не включай им сегодня эту пакость.

Детский глазной врач утверждал, что видео ни при чём. Месяц назад Сеню сняли с нейролептиков, и на осмотре я невзначай поинтересовалась, не могло ли зрение испортиться от таблеток.

– Ни в коем случае, – заверил меня офтальмолог. – Лекарства не могли дать такого эффекта. Скорее, это наследственное. Вы в каком возрасте очки надели?

– В двадцать шесть.

– Вот как. А отец ребёнка носит очки?

– Нет.

– Вот как. В таком случае, это может быть осложнением. У ребёнка же сахар.

Медицина меня не переубедила, и я по-прежнему была против видео, но не могла следить за детьми круглосуточно. Я стирала, готовила, убирала, шила, штопала, вычёсывала кошек, кормила кошек, чистила за кошками, возила стерилизовать кошек. Для последнего мероприятия я еле уломала Колю свозить меня в город со всеми тремя штуками сразу.

То была картина маслом: на заднем сиденье я с тремя кошачьими переносками успокаиваю орущих Арусю, Мальвину и Матильду, а побелевший от злости Коля, стиснув зубы, выруливает из ряда в ряд, чтобы добраться побыстрее. Дорога в город занимает тридцать минут, и вряд ли другой мужик выдержал бы так долго тройной мяв. Что поделать, надо было торопиться, пока Коля ещё с нами – на автобусе я этих тварей не довезла бы.

Чтобы облегчить мои мучения, мама и свекровь взяли себе по кошке, и у нас осталось четыре. А могли бы взять по две, и тогда осталось бы тоже две, и было бы всем поровну и по справедливости. В любом случае, вечно орущая Аруся при делёжке досталась мне, и порой я не знала, куда от неё деваться. За постоянные вопли кошь и получила свою кличку, и её брать никто не хотел.

Прикинув и подсчитав, я пришла к выводу, что летние детские одёжки гораздо дешевле шить, чем покупать, и вытащила из сарая швейную машину Колиной бабки. Это был страшненький Кайзер девятнадцатого века с длинным челноком. Коля посмотрел, как я шью на этом динозавре, и что-то человеческое шевельнулось в его душе. На следующий день он молча взял Кайзер под мышку и сунул в багажник, а вечером вернулся с нормальной человеческой швейной машиной.

– На, – сказал он и веером выложил на стол пачку красных и зелёных купюр. – Сдача.

– Это за эту-то халамуду? Обалдеть!

– Надо знать, куда сдавать, – усмехнулся Коля.

Сдал бы он туда ещё свою Катю. До сих пор не поняла, хороший у меня муж или все-таки козёл.

– Мам, а почему мы никогда не ходим на речку? – спросила Аля в один из жарких дней.

– Нам далеко, – несколько растерявшись, объяснила я. А ведь мы и правда ни разу в жизни не ходили на речку, у меня даже купальника нет.

– Другие ребята ходят. Отпустишь меня с Алинкой?

Танькина Алина и моя учились в одном классе, но с Танькой я по-прежнему не разговаривала.

– Нет, конечно. Что за вопрос.

– Значит, мы вообще не должны купаться, да?

– Во дворе ванна стоит. Наберите и купайтесь, сколько душе угодно.

Я машинально повторила слова своей мамы, когда она в детстве убеждала меня, что ванна и речка одно и то же. И Алина ответила так, как отвечала и я:

– Это не то.

В воскресенье я подъехала к Коле с просьбой отвезти нас на речку.

– Мне некогда, – услышала я из-под газеты и поймала себя на мысли, что последнее время с элементарной просьбой обращаюсь к мужу как к чужому человеку: чувствую себя виноватой и думаю, чем отблагодарить.

– Это же твои дети!

– Своих отвезу. А остальные в машине не поместятся.

– Два раза съездишь.

– Десять.

– Коль, тут дорога – пять минут!

– А пять минут и пешком не развалитесь.

– До речки – шесть километров. Идти с детьми по жаре два часа? Шутишь.

– Такси вызови. У тебя теперь много денег.

– А как я половину детей одних на пляже оставлю, чтобы вернуться за другими? Тебе трудно отодрать от дивана…?

Раздалось тягостное кряхтенье.

В первый же день на пляже я поняла, что у меня нет пляжной сумки, зонтика и корзины для пикников, а детям нужно прицепить на головы красные бантики или бейсболки, чтобы видно было издалека. Восторгу малышни не было предела. Я чуть не оглохла от визга. Разговорилась и подружилась с другой мамашей, обменялись телефонами. Столько впечатлений, как в этот день, я не получила за всю остальную жизнь. Оказывается, небо синее, а трава зелёная. Я впервые услышала шорох камышей и увидела живую чайку. Бегать пришлось много, но зато никто не утонул.

Неужели для других семей поездки на речку обычное дело? Сама я, конечно, не купалась и даже не сняла сарафан, я и плавать-то не умею – не с моими данными щеголять в купальнике, – но чуть-чуть завидовала женщинам, которые могут себе это позволить. Я навсегда запомнила запах речки и прибрежных цветов.

А потом Коля приехал за нами, и дети подняли дружный рёв – им ужасно не хотелось домой. Я обещала, что мы съездим на речку второй раз, хотя чувствовала, что обманываю. Сначала отправила мелких, во второй рейс уехала сама с большими. Даже десятиминутной отсрочке Алина и Ваня радовались, как празднику. Новая знакомая подала мне хорошую идею: купить складной детский бассейн. Я представила кошачьи когти, жадно впивающиеся в полиэтиленовую стенку, и подумала о деревянной защите. Не так сложно, в принципе.

– Коль, ты бы привёз пиломатериала. Надо, – попросила я на обратном пути.

– Денег нет. Сама заказывай, ты теперь богатая.

– Отходов привези. Они бесплатные.

– Где я их искать буду?

– В городе тридцать пять мебельных фабрик. Они ежедневно сжигают кучу отходов. На вашем грузовике один раз проехаться и собрать, мебельщики только рады будут.

– Я ничего сколачивать больше не хочу, устал.

– От тебя и не потребуется, сами сколотим. Ты только привези.

– Какая же ты у меня ненасытная!

– Я для детей стараюсь, а не для себя.

– Вылезайте, приехали.

Вот так и поговоришь с мужем – только в машине.

На кайзерские деньги я и купила бассейн. Отходов Коля привёз, но оказалось, что они не нужны – стенки бассейна были гладкие, прочные и совершенно непривлекательные для кошек. Вот и хорошо, беседку построим. Радость детей не поддается описанию, визг стоял до небес. Обе бабушки были недовольны, потому что во времена их молодости пластиковых бассейнов не было, и с утра до вечера я слушала в оба уха: «Утонут. Утонут. Утонут», – а детям соответственно говорили: «Утонете. Утонете. Утонете».

Чтобы утонуть в игрушечном бассейне, надо постараться, но без присмотра я их всё равно не оставляла. Бассейн установили так, чтобы его было видно из кухни, и в процессе расчистки земли принимали участие все дети. Хлопот прибавилось – чистка бассейна, замена воды и прочее, но счастье моих малышей того стоило. Ваня построил из бутылок корабль, и они на нём плавали. Наконец-то в ход пошёл надувной гусь, которого подарили Алине на четырёхлетие. Бабушки, поджав губы, черпали из бассейна вёдрами воду для полива. Две кошки регулярно туда падали, и их приходилось вынимать и сушить полотенцем. Короче, бассейн пригодился всем.

Ваня, взрослый парень с сотовым телефоном, однажды намекнул, что бассейн бассейном, но и на речку хорошо бы съездить, и папа Коля свозил его одного, тайком от всех. Малышам было всё равно – они весело плескались в бассейне, а Алинка обиделась.

– Такова наша женская доля, – сказала я дочке. – Мужчины развлекаются, а мы сидим дома с детьми. Обижаться тут не на что. Развлечения – не для женщин, привыкай к этому.

Я хотела подготовить её к будущему, но почему-то это вызвало только слёзы.

Глядя из кухонного окна на резвящихся малышей, я невольно вспоминала о тех, кто остался в детдоме. У них нет не то что речки, а даже такого бассейна. Несмотря на усталость, я должна найти в себе силы взять и воспитать ещё одного или двоих – в память о Гоше. И в искупление вины за Егорку, которого не смогла отвоевать. Я просто обязана. Так я и сказала маме, но она не ответила.

Едва начался август, как мама и свекровь, словно сговорившись, по нескольку раз в день говорили старшим детям:

– Осень. Скоро в школку, – чем несказанно портили им настроение.

Бьюсь об заклад, бабушки думали, что этими словами пробуждают в детях приятные воспоминания о любимой школе и настраивают их на успешную учёбу.

Если Ваню от школы тошнило и всё, то у Алины она вызывала суеверный ужас. Утренние сборы превращались в пытку, весь первый учебный год я выталкивала её за дверь силой и зарёванную. Чего только не выдумывала моя лентяйка, лишь бы не учиться – и что её там бьют, и что она всю программу уже знает, и что учительница пишет с ошибками – мне приходилось быть очень строгой, чтобы дочь соблюдала дисциплину. Даже новая школьная форма и белые гофрированные банты не радовали мою Алю. Чем ближе лето катилось к первому сентября, тем мрачнее она была, и каждое бабушкино «скоро в школку» заставляло её вздрагивать.

Я не только стирала, убирала и готовила. Параллельно всему этому я ещё лечила детей от насморка, который они схватили в бассейне, разнимала дерущихся мелких, возила всех по очереди к зубному врачу, лечила зубы сама, меняла на кухне кран, травила дихлофосом шершней, красила рамы, копала помойную яму и стригла обнаглевший виноград. Мышей ловили кошки. Одного мыша дети у них отобрали, и пришлось покупать клетку. По ночам мыш гремел колесом, и я поставила его на кухню. Дети в нём души не чаяли, кормили зёрнышками с рук и звали Хвостатиком – хорошо, что этого имени не слышали психологи, а то у нас опять были бы неприятности.

Коле надоело ездить в Метро, и я ходила к Таньке в магазин. Дороже, но ближе. Ближе, но дороже. Мы потихоньку снова начали беседовать.

– Я слышала, у тебя семеро по лавкам?

– Пятеро, – уточнила я.

– Устаёшь, небось.

– Бывает, с ног валюсь. Зато вечером улягусь на диван, соловьёв послушаю – и вроде отдохнула.

– Какие соловьи, мать? Август на дворе.

Я что-то пробормотала о кормушках и благодарных птицах, которые поют у нас круглый год, расплатилась и понесла сумку домой. Теперь я ходила за покупками каждый день – ещё полчаса долой. Козёл все-таки Коля. В каком-то смысле Танька была права, сейчас для птичьего пения не сезон – но я же своими ушами каждый вечер слышала из мансарды жизнерадостный хор пернатых, в том числе соловьёв! Я привыкла к этому пению, оно меня успокаивало, и я до сей поры не сомневалась, что птицы просто благодарят нас за корм. Усмотреть в их позднем пении что-то странное мне не приходило в голову.

Летом в девять ещё светло, но я требовала, чтобы все дети к этому часу лежали в постели, и они послушно ложились, однако галдели, прыгали в кроватях и кидались подушками до одиннадцати. Я охрипла на них орать и плюнула, разрешив спать в десять, и к одиннадцати они успокаивались, бедокуря один час вместо двух. Я плюнула ещё раз и разрешила спать в одиннадцать. Сама доползала до дивана в одиннадцать с копейками.

Когда дети уже спали, я оторвала Колю от телевизора.

– Коль, тебе птицы во дворе спать не мешают?

– Бу, – ответил муж.

– Понятно. Спокойной ночи.

====== 6 ======

А наутро мне стало не до птиц. Заплетая, как обычно, косичку Эле, я обнаружила в её соломенных волосах…

– Это ещё что такое? Этого нам только недоставало!

После завтрака я оставила Алю за старшую, а сама побежала в аптеку. Увы, в местной убогой аптеке таких изысканных предметов, как шампунь от вшей, не водилось. Аптекарша даже не знала, что от них бывает шампунь.

– Керосинчиком их, керосинчиком! – посоветовала мне она по доброте душевной.

Нужно было ехать в город. Я дождалась маму, обрисовала ей проблему в двух словах и умчалась на остановку. Чёрт меня тянул за язык. После этой небольшой поездки я на всю жизнь поняла, для чего бывают сотовые телефоны. Был бы у меня мобильник, я бы позвонила и предотвратила.

Я купила «Педикулин» в привокзальной аптеке, зашла в буфет за диетическим печеньем для детей и со спокойной душой поехала обратно. Не знаю, к какой группе неприятностей отнести то, что произошло в моё отсутствие, к крупным или к мелким. Наверно, всё же к мелким – учитывая то, что свалилось на нас позже. Войдя в дом, я выронила сумку и замерла на пороге. Меня не было каких-нибудь часа полтора, но этого хватило моей маме и подоспевшей свекрови, чтобы сотворить с детьми невообразимое.

По всему залу валялись жуткие клочья волос, дети ревели, а над всем над этим летали две гарпии с ножницами и бритвенными станками – мне сначала даже померещилось, что у них есть клювы и когти. Воняло керосином. Одна из гарпий бросила ножницы и схватила телефон.

– Алло! Домна Григорьевна, простите, что побеспокоила. У моих внуков – ВШЫ!!!

– Мама, Галина Георгиевна, вы что наделали? – я не разуваясь прошла по волосам и села в кресло.

– Это ты что наделала! – вскричала мама, перекрывая ГГ. – То чесотка, то вши. Одна зараза! Это ты с детдомовскими принесла.

– Они же только у Эли были, – простонала я.

– Я и говорю – с детдомовскими. Устроила в доме приёмник-распределитель.

– Три месяца прошло! Скорее уж на пляже подцепили. И сейчас не стригут от вшей, а просто моют лечебным шампунем, – я показала им пузырек, но бабушки пылали праведным гневом.

– Алло! Люся! У нас вши!

– Во все времена от вшей стригли! – каждое мамино слово было как удар по столу.

– А остальных зачем?

– Чтобы не заразились.

– Алю-то зачем! Ей через неделю в школу! – чуть не ревела я вместе с детьми. – Во что вы её превратили? Я же ей банты купила…

– Алло! Лариса Александровна! Вши!

– Хочешь, чтобы она всю школу перезаразила? Об нас и так слава идёт.

– Какая мать, какая мать! Во время войны такого не было.

Вы хотите войны? Вы её получите. Я рванула телефонный шнур из розетки и заорала:

– Валите отсюда! Обе!!!

Это максимальная вежливость, на какую я была способна. Знаю, что мам нужно уважать, но тогда всё во мне кипело. Не сразу, разумеется, они покинули поле боя. Сначала напели много хорошего и мне, и детям. И где носит этого прохиндея Колю? Когда нужен, никогда нет. Я схватилась за голову. Впору было нарисовать на стене хвост и вызвать психолога.

Первой мыслью было оставить волосы валяться до возвращения мужа, пусть посмотрит. Но, вспомнив о его прогулках налево, решила, что сейчас вызову этим только раздражение, и принялась вычищать зал под затихающие всхлипы. Потом пришлось отмывать всех от керосина и менять одежду. Керосин гораздо лучше серной мази, потому что он вещество летучее и быстро выветривается, и выбрасывать одежки я на этот раз не стала.

Господи, что за мамы! У всех детей бывают вши, чесотка, ветрянка, и это всё лечится – не в девятнадцатом веке живём. Ну зачем же устраивать из каждой детской напасти апокалипсис?

Алинка ревела в своей комнате и отказывалась выходить. Ещё бы, у неё были шикарные тёмно-русые волосы до задницы, от природы вьющиеся, которыми она дорожила и не дала их остричь даже на время болезни. А теперь их нет! Да ещё перед первым сентября. Эля говорила мне: «Хочу отхащивать длинные волосы, чтобы быть пхинцессой. У всех пхинцесс длинные волосы». Как же, побудешь с бабками принцессой! Сеня и Тиша не особо травмировались – поревели немножко за компанию и начали игру в Фантомаса. «Я Фантомас! – Нет, я! Я лысее тебя!»

А Ваня… Ваня ревел так, что я не знала, к кому первому кидаться – к девчонкам или к нему. В конце концов он впустил меня в свою комнату, и мне удалось выпытать, в чём тут дело.

– Мам, понимаешь, мне одна девочка в классе нравится. А теперь я урод, – и он изо всех сил ударил кулаком в стену.

– Дело серьёзное, – согласилась я. – Ты, конечно, не урод, просто тебя безобразно обстригли. Но мы что-нибудь придумаем.

– Что тут придумаешь? Меня теперь будут Кваком дразнить.

Мне в голову пришла идея.

– Надо этой девочке подсунуть фильм, где главный герой – крутой и лысый. Чтобы этот герой ей понравился. А потом, может быть, и ты понравишься.

– Не бывает лысых героев, они все волосатые!

– Бывает. «Великолепная семерка», ещё какие-то есть… Выберем, времени целая неделя. Покопайся в папиных дисках, может, найдёшь что-нибудь. Если не найдёшь, то купим. А я пошла к девочкам, они ревут ревмя.

И здесь мне на помощь тоже пришло видео. Я объяснила девочкам, что бабушки старенькие и глупенькие, на них обижаться нельзя, и из-за волос тоже нельзя сокрушаться. Фи, подумаешь, волосы, скоро отрастут. Есть сказка про двух девочек, которым тоже старая бабка остригла волосы, но они не плакали, а потом у них волосы выросли…

В общем, поставили мы смотреть «Джен Эйр» – не тот пятисерийный, который гоняли по телевизору в годы моего детства, а другой, двухсерийный, который нравится мне гораздо больше. Смотрели все, кроме Вани – он сидел рядом на ковре и рылся в дисках. Когда главные герои собрались поцеловаться, Ваня завопил:

– Нашёл!

Я прижала палец к губам – не мешай, мол, смотреть, и взяла конверт с диском. То, что надо – не нафталин какой-нибудь, а современный фильм, и главный герой крутой и лысый. Про какого-то Риддика. Надо Ване курточку как у него прикупить и очки тёмные. Авось да выгорит.

Папа наш задерживался. Некогда, видать. Совсем заработался. Перед сном я выяснила у Вани, как зовут девочку и где она живёт. С её мамой я была знакома – это упрощало задачу. Не знаю, во сколько вернулся мой любезный. Волосяной переполох настолько меня вымотал, что я и не смогла бы ему вразумительно объяснить, отчего дети лысые. А утром, когда он собирался на работу, дети ещё спали, поэтому объяснять ничего не пришлось. После завтрака я заставила Ваню посмотреть это кино.

– Если собираешься под него косить, ты должен знать, как он себя ведёт. Диском придется пожертвовать.

По случайному совпадению девочку, которая нравилась Ване, тоже звали Алиной. С её мамой я часто виделась на родительских собраниях и утренниках, и повод для звонка нашёлся легко. Я поговорила с ней о начале нового учебного года, пожаловалась, что не смогла купить Але обувь на первое сентября, и внаглую попросила одолжить прошлогодние туфли её дочки. Прокатило. Я выдернула диск из проигрывателя, погрозила Ване пальцем: «Следи за детьми!» и вышла из дома. Оставлять с ними бабок я теперь боялась.

Я купила у Таньки полкило конфет и проехала три остановки на автобусе – Ванина любовь жила в новостройках на окраине. Моей задачей было рассыпаться в благодарности за туфли и невзначай обронить при той самой Алине, что моя дочка влюблена в Риддика, смотрит и смотрит кино про него, не оторвёшь от экрана. Фильм, конечно, не детский, но на этом Риддике все дети словно помешались, как мы когда-то смотрели… А что, собственно мы смотрели? В общем, вот диск, это вам за туфли.

Чем я занимаюсь? Интриганка старая. Если бы я этот ужас сначала сама посмотрела… Впрочем, по сравнению с хламом, который лился на нас с телеэкранов, Риддик выглядел вполне невинно.

Мои девочки теперь ходили в косынках. На четвёртый день от волосяного переполоха муж заметил, что дети лысые.

– А чего это они все как Риддик? – в недоумении спросил он.

– Это твоя мама их обстригла, – объяснила я. – Чтобы волосы росли лучше. Проверенный способ. Чем чаще бриться налысо, тем лучше волосы.

– Ну да, женская логика, – протянул он. – А как Алинка в школу пойдёт? Прямо вот так?

– Можно купить ей парик.

– Нельзя мне в парике, его стащат, меня за волосы все дерут! – заныла Алина.

– Доча, я тебе уже делала замечание по поводу вранья. Никто тебя за волосы не дерёт, запомни это.

Алинка фыркнула и убежала наверх. Она тяжело переживала стрижку, и никакие уговоры насчёт Джен Эйр не действовали. «Джен Эйр всю жизнь ходила в чепчике, и никто не знал, что она лысая. И у них в школе не было такой пакости, как мальчишки». Тщетно я хвалила школу. Алина и раньше-то ждала первого сентября с ужасом, а теперь стала совсем издёрганной.

– Но не собираешься же ты сидеть дома, пока не отрастут волосы! – прикрикнула я на неё, когда она отказалась примерять форму.

– А что, можно? – с надеждой спросила она.

– Ты просто лентяйка и не хочешь учиться.

– Это же из-за волос! – опять захныкала Аля.

– Любой предлог готова использовать, лишь бы не идти в школу.

– Надо мной же издеваться будут. Знаешь, что они делают? Они меня окружают, чтобы учительница не видела, и… издеваются.

– Значит, ты ещё и трусиха! – отрезала я. – Такую я тебя не люблю.

Я попросила Колю поговорить с ней, и он, как умел, настроил дочь на боевой дух. Мы ставили ей в пример детей, больных раком – у них тоже нет волос, а они радостно идут в школу, чтобы получить знания. Накануне первого сентября мы решили на семейном совете, что каждый должен уметь преодолевать трудности, что трусость – это плохо, и Аля пообещала быть смелой девочкой. Старшему сыну было легче смириться с лысиной – он уже примерил очки и курточку а ля Риддик и научился задирать нос.

– Бери пример с Вани, – втолковывала я Алине. – Он тоже идёт в школу, но совсем не переживает из-за волос. И ты будь такая же!

– Он мальчишка, им лысина нипочём…

– Ерунда, девочки тоже часто стригутся. Прекрати распускать нюни, мы же договорились, что ты будешь смелая.

Легко сказать – договорились. То ли я не знаю современных школьных нравов, то ли меня никогда налысо не стригли, но где-то я совершила ошибку. Первого сентября я нарезала цветов, повязала Але светленькую шёлковую косынку и, довольная, проводила детей с большими букетами в школу, а сама преспокойно занялась пирогами – надо же отметить самый большой детский праздник. Коля укатил на работу, а мама и свекровь собирались зайти ближе к обеду, когда дети вернутся. Мелкие крутились вокруг меня и помогали лепить. Всё было хорошо.

Где-то в начале десятого, когда, по моим расчётам, в школе заканчивалась праздничная линейка, у ворот позвонили. Я наспех сполоснула руки и побежала открывать. Я ожидала увидеть кого угодно, но только не Алю. Лысая и зарёванная, со свежей царапиной на макушке, без портфеля, она вихрем проскочила мимо меня и побежала в дом.

– Алина! Остановись сейчас же! – закричала я. – Где твой портфель?

– Мам, я же говорила, что мне нельзя туда идти! – отчаянным голосом выкрикнула в ответ моя дочь и вбежала в дом. Я поймала её в ванной и смазала царапину зелёнкой, отчего вид у Алины стал ещё более жалкий.

– Почему ты без косынки?

– Марья Ивановна на линейке велела снять. Я сняла, а они хохотать начали. А она говорит: «Что, вши замучили? Или мода теперь такая?» Мам, зачем она так?

– Не сочиняй. Учительница не могла такого сказать.

– Я не сочиняю. А потом мы пошли на урок, меня по дороге все шпыняли, я сумку уронила, а они в футбол начали играть, – этот рассказ перемежался всхлипами, но я знала слабость Алины ко всяким небылицам, и родительский долг требовал от меня строгости. Я понимала, что плачет она от боли из-за царапины, и сказала:

– До свадьбы заживёт. Надень другую косынку и возвращайся в школу.

Алинка вытаращила глаза:

– Мам, ты чё? Я туда больше вообще никогда не пойду!

– Прекрати. Ты и так уже прогуляла целый урок! Я напишу учительнице объяснительную, что ты поцарапалась, и попрошу не снимать с тебя косынку.

Глаза у неё стали, как тогда, когда я чуть не утопила Мальвину и других котят – затравленные глаза дикого зверька, и я поняла, что если сейчас не проявлю твёрдость, то выращу манипулятора.

– Если будешь прогуливать школу, то скатишься на двойки! А мне не нужна дочь-двоечница. Ты обещала быть смелой. Быстро поворачивайся и бегом в школу! Ну! Давай!

Вытолкав свою прогульщицу за дверь, я поспешила на кухню, пока мелкие не разобрали там всё по кирпичикам. В двенадцать подъехали бабушки, и мы начали собирать на стол. В нашей семье День знаний всегда отмечали как праздник. Моё настроение было слегка испорчено тем фактом, что дочь начала учебный год с прогула, и вечером я собиралась поговорить с ней серьёзно, но ругать при всех за столом не хотела.

Алина пришла первой и держалась тихо – наверно, осознала свои ошибки. Вот и славно. Потом вернулся Ваня, и мы собрались за столом.

Мама поздравила детей с новым учебным годом, велела учиться на четыре и пять, а свекровь добавила: «Но лучше только на пять!» Потом ей показалось, что мой пирог снизу пригорел, а сверху сырой, и мы стали обсуждать пироги. Детям торжество быстро надоело, и они разбежались кто куда.

– Сенечка, ты можешь играть, а Ваня и Алина пусть идут учить уроки! – напутствовала их мама. Элю и Тишу она упорно игнорировала.

Часам к четырём подъехал Коля, водрузил на стол литровую бутылку красного, и мы продолжили отмечать День знаний уже без детей. Спустя час я под лёгким хмельком ушла мыть посуду, а Коля с бабками остался беседовать.

– Она уже не остановится, – донеслось из зала. Я навострила уши: обсуждали меня. Так говорят об анорексичке, которая собралась худеть до смерти.

– Она собирается ещё взять, – с горечью произнесла моя мама, и у меня опустились руки: речь шла о приёмных детях.

– Чесоточного брала, все перечесались, тьфу-ты, пропасть, потом вшивых взяла, – перечисляла, плюясь, свекровь. – Теперь со СПИДом притащит, помяните моё слово. Коля, ты бы хоть поговорил с ней.

– А с ней говорить бесполезно, – вздохнул мой муж. – Она только о себе думает. Свои амбиции удовлетворяет.

Хмель выветрился. Мне казалось, что семья меня поддерживает, а оказывается, я всем причинила зло, приютив Тишу и Элю. Кому они помешали? О детях говорили, как о собаках с помойки. То, что я круглосуточно кручусь, как белка в колесе, и стёрла руки до крови – это, оказывается, амбиции, а не желание помочь детям. Так или иначе, но два приёмных малыша отдалили меня от семьи.

– Коля, надо всё-таки с ней поговорить, чтобы она отвезла их обратно, – это уже моя мама. – Она отбирает хлеб у своих и скармливает чужим.

Я выглянула из кухни. Эля стояла у стола и слушала, переводя глазёнки с одного на другого. Она же всё понимает! А они при ней…