Текст книги "Тебе не жить, братик! (СИ)"
Автор книги: Вероника Ситайло
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
Я не знаю сколько мы смотрели друг другу прямо в глаза, как будто заглядывая в самую душу. Не знаю, что мы хотели найти в них.
– Ты девственница, Ник?
Бах! Стрела в самое сердце. Вопрос-убийца, который сразил на повал. Неужели во время игры он заметил, как я напряглась при этом вопросе. Я обратила все в шутку, хотя внутри меня начался самый настоящий пожар тогда.
– Я не знаю, – пустым еле слышным голосом пищу.
– Как ты не знаешь?
А что я ему отвечу? Что ничего не помнила на утро после той ночи, кроме пьяных голосов тех уродов.
– Пойдем со мной, – берет меня за руку, и усаживает на диван. – А сейчас ты соберешься с мыслями и расскажешь мне все. Все, Ника.
– Это было в девятом классе. Наверное, стоит начать с самого первого класса. Я училась так сказать в не очень престижной школе. Точнее, вообще не престижной. Это была очень старая школа, в которой почти все ученики были из бедных семей. Воры, хулиганы, девки, одевающиеся как шлюхи, бывало даже наркоманы. Конечно, я бы предпочла учиться в другой школе с радостью, но у меня не было выбора. Ты, наверное, не поверишь, но у нас мамой далеко не хорошие отношения дочери и мамы. Она впахивала ночами на пролет на своей работе, почти никогда не бывая дома, а за дочкой нужен был присмотр. Меня воспитывал отец, но это вообще другая история. В той школе работала мамина родная сестра. Она была завучем. Та еще сука. Не только за мной не присматривала, но еще и палки в колеса мне вставляла. Жаловалась маме, что я черти что вытворяю, грублю и прочее. Наверное, дело в зависти. Кто она по жизни? Бедная училка в заброшенной школе, живущая в хрущовке. А мама за годы очень хорошо устроилась в своей профессии, и я с детства ни в чем не нуждалась. Игрушки, одежда, гаджеты. Все, кроме материнского внимания. Она постоянно говорила, что делает это ради меня, что она из бедной семьи, и ее дочь не будет жить так же, как и она. Вот из-за этого все и началось. Из-за денег всмысле. Я была белой вороной среди всех этих детей. Как бы я не пыталась неприметно одеваться и не носить все побрякушки в школу, типа золота, часов, наушников и прочей фигни, за девять лет никто со мной ни разу не заговорил. Ни разу, Яр! Я жила в аду девять лет. И я даже была бы рада, что меня не трогали первое время, а в старших классах уже началось самое интересное. Правду говорят, то подростки самые жестокие существа. Много раз я приходила домой в порванной или запачканной одежде, порой даже в синяках. Сколько бы раз я не устраивала маме истерик по переводу в другую школу, она лишь орала на меня, что я не ценю все ее жертвы ради меня. Конечно, я была подростком, и верила она своей конченой сестре, которая такую чушь про меня плела. Типа я сама себя уродую и порчу вещи, чтобы привлечь внимание и не учиться в этой школе. Она так и поверила мне ни разу… – всхлипываю и роняю лицо в ладони, потому что эмоции снова связи верх надо мной. Я снова окунулась в те ужасные дни, когда я рыдала в туалете, оттирая краску с одежды, когда ползала по школе, собирая пуговицы от своей блузки, когда… Я не хочу это вспоминать! Это слишком больно. Слишком много открытых ран на сердце, которые до сих пор кровоточат. Детство? Какое к черту детство?
Тянет меня к себе на колени и крепко обнимает.
– Не плачь, маленькая моя… Тебя больше никто не обидит.
Достаю из кармана телефон и начинаю листать галерею. Ярослав внимательно за мной наблюдает.
– Это фото сделано за неделю до выпускного.
– Твою мать, – глухо матерится, стискивая зубы.
На фото была я у себя в комнате. Он сразу заметил очень примечательную деталь. Мои волосы были до самой поясницы. Я растила их всю жизнь, ни разу не постригала, даже концы. И я очень ими гордилась, пока…
– Это они сделали?
– Да, – отстраненно киваю, – девочки решили помочь мне со сменой имиджа перед выпускным. В тот день я сбежала из дома впервые. Как я и думала, мама снова мне не поверила. И тогда к поломанной психике мне прибавилась еще и пощечина от матери, что выходка с волосами это уже край.
– Как ты вынесла все это?
Я и сама не знаю. Через раз были мысли о самоубийстве, но ненависть к этим всем ублюдкам была сильнее. Я не могла допустить, чтобы они жили и спокойно ходили по земле без угрызений совести, а я бы гнила в гробу. Я не доставлю им такой радости.
– Я не помню, что произошло тогда на выпускном, Яр, – к удивлению спокойно начала я. – Я не знаю зачем пошла туда тогда, правда не знаю. У меня тогда был парень, это тоже долго рассказывать, это потом. Я попросила отвезти меня в дом, который мы снимали для выпускного. Он сказал, что все время будет рядом и мне было спокойно от этого. Первое время все было обычно. Музыка, выпивка, танцы. Потом Артему кто-то позвонил и он отошел. Я взяла стакан с колой со стола и ждала, пока он вернется. Но он не возвращался. Не через пяти минут, не через полчаса, и на звонки не отвечал. Я не могла поверить, что он оставил меня здесь, ведь знал, что для меня значит "школа". Уже тогда я начала чувствовать себя по-другому. Резко стало жарко и голова начала кружиться. Я думала, что может в коле был какой-то алкоголь или водка. Я сразу же собралась уходить… Но уйти мне никто не дал, – огромный ком застрял в горле, и этот взгляд парня… Мне стыдно рассказывать ему о таком.
– Что произошло тогда?
– Я помню только то, как меня лапали несколько человек, шептали всякую пошлятину, а потом темнота. Больше ничего, – поднимаю на брата глаза. Видит бог, он сейчас был готов крушить все вокруг. Кулаки сжаты до выступающих костяшек, жевалки на лице ходили ходуном. Внешне он старался оставаться спокойным, но я понимала, что творится у него внутри.
– Ну где-то же ты проснулась.
– У Вики. Меня привез Артем. Тогда вечером я видела его последний раз. После того дня я почти на коленях вымолила маму перевести меня в другую школу. Я так и не решилась поговорить с ним о том вечере. Я оставила всю ту ужасную жизнь позади, начав новую.
– Почему ты не пошла к гинекологу? Нужно было разрешение матери?
Пускаю истерический смешок.
– Думаешь, я бы рассказала об этом маме? Думаешь, она бы мне поверила, хоть и в такой ситуации? Да она бы сказала, что я сама напилась и прыгнула к ним в койку. Я бы никогда ей этого не рассказала. Я просто пыталась забыть. Но, как видишь, не получается.
– Херня, – выдыхает парень, взерошивая волосы. – А в чем проблема сейчас? Тебе восемнадцать. Ты спокойно можешь пойти к врачу, твоя мать ни о чем не узнает.
Грустно улыбаюсь.
– Я трусиха, Яр. Это хуже любой фобии. Я боюсь этой правды. Может быть меня не изнасиловали, и Артем тогда успел забрать меня. А что если нет? Что если не успел? Я боюсь этого, понимаешь? – у меня уже началась истерика. – Да я лучше всю жизнь буду жить в неведении, шарахаясь от мужиков, чем жить с такой правдой. Как я буду жить, зная, что меня изнасиловали? Я слабая! Я слабая, хоть и пытаюсь казаться сильной.
– Это не жизнь, Ника, – ловит мои руки, переплетая со своими. – Ни один даже самый сильный человек не выдержит такого. Я не понимаю, как ты живешь с этим. Даже если тебя и правда изнасиловали. Это ничего не изменит. Ничего. Ты думаешь, я перестану тебя любить? Думаешь, начну чувствовать к тебе отвращение? Да бред собачий! Ничто не изменит моих чувств к тебе, мелкая. Посмотри на меня, – вытирает с моих щек крупные слезинки, – ни-что. А теперь читай по губам, мелкая. Завтра ты вдвоем идем в поликлиннику и ты записываешься на прием к врачу. Я уверен, что как только ты узнаешь правду, все твои страхи исчезнут, какой бы она ни была. А я всегда буду рядом с тобой. Всегда буду рядом. Ты моя маленькая любимая девочка, которую я больше никогда не дам в обиду. И никакое прошлое это не изменит. Я люблю тебя, мелкая. Веришь?
Бросаюсь на шею парню, обвивая руками изо всех сих.
– Верю… Я тоже тебя люблю. Очень сильно.
Глава 46
Ярослав
– Мелкая, сдался тебе этот каток. Давай лучше в кино сходим, там хоть не покалечимся, – выруливаю со двора, вбивая в навигаторе ближайшее сборище идиотов, желающих сломать себе что-нибудь, прекрасно зная, что гном не передумает.
– Чем тебе каток не нравится? – ничуть не дуется девушка. – Кто умеет кататься, тот не покалечится.
Ну, попытаться стоило. Эх, костылять мне сегодня на одной ноге. Мелкая замечает мое выражение лица и громко ржет, доставая телефон и начиная что-то печатать.
– Что ты там строчишь, зараза? – одной рукой веду машину, а второй тянусь к ее телефону.
Дергается в сторону, пряча смартфон, не переставая смеяться.
– Ищу как называется боязнь катков.
С усмешкой резковато поворачиваю руль влево на повороте, отчего мелкая заваливается на меня, и выхватываю из ее рук мобилу.
– Эй!
– Конфискация, – прячу игрушку в карман джинс, подальше от цепких пальцев, натягивая смешную шапку с огромным помпоном на лицо девушки до самого носа(это недалекое существо до сих пор не признает ремень безопасности). – И я не боюсь катков, дурында.
– Сам осел! – смешно буркает Вероника, поправляя шапку и принимая нормальное положение. – Я поржу, когда будешь валяться блинчиком на льду.
И тут уже мне нечего сказать. С детства терпеть не могу катки. С тех пор, как батя часто таскал меня по всевозможными секциям, чтобы я чем то заинтересовался, а не шлялся по дворам со шпаной. Где я только не побывал: футбол, баскетбол, теннис, плаванье, бокс, гандбол, даже на танцы запихнул, прости Господи. Ну и чертов хоккей. После того, как бахнулся башкой о борт на скорости, туда соваться мне больше не хотелось.
– Ты то сама кататься умеешь, мелочь? – второй раз проделываю жест с шапкой(капец как нравится так делать).
С шипением стягивает головной убор и швыряет его в меня. Ржу. Обожаю, когда она бесится.
– Я до семи лет фигурным катанием занималась.
Присвистываю.
– Чего бросила?
Невесело усмехается.
– С первого месяца школа уничтожила во мне желание чем либо заниматься.
Пальцы сжимают руль сильнее. Как бы то ни было, это всегда будет преследовать ее. Такая херня не забывается.
Прошло уже три дня с того нашего разговора, когда мелкая полностью открылась мне. И сказать честно, я был в полном ахуе, если можно сказать еще мягче. Я еще давно подозревал, что с психикой девочки что-то не так, после того вечера на свадьбе, но упорно гнал от себя эту мысль, боясь узнать правду…
Хоть правда оказалась куда суровее, чем я ожидал. Дурочка думала, что меня это оттолкнет, испугает. Черт возьми, я тогда выпал из реальности, но даже тогда у меня и мысли не возникало оставить ее.
Позавчерашний день я прожил словно не своей жизнью. Даже не представляю какого было мелкой. Я сейчас о результатах анализов. И я благодарен Богу, что судьба оказалась к нам благосклонна. Она оказалась девственницей… Мы тогда оба заново родились. Я тогда часа два успокаивал мелкую, когда у нее началась истерика прямо в больнице. Не скажу, что это был самый ужасный день в моей жизни. Чертово ожидание и неведение сжирали меня изнутри. И хуже было от того, что я не мог помочь сестре, шепча только дебильные слова утешения, пока в голове крутилась одна фраза. Что будет если..?
Все обошлось. Мы пережили этот день. И тогда в больнице я поклялся себе, что никогда не оставлю свою мелкую и что больше эта тема никогда не поднимется.
Ну и еще жизнь оказалась крутым бумерангом. Тем же вечером я пробил по своим связям всех одноклассников мелкой и узнал информацию о двоих любителей экстрима. Оказалось, что через четыре месяца они оба разбились на местных уличных гонках, их по кускам из их ржавой колымаги вырезали. А говорят, что в мире нет справедливости.
– Еще не поздно свернуть, если не хочешь встречать Новый год в больничке, держа меня за перебинтованую руку, – шучу, замечая, как притихла девушка.
– Даже не пытайся, Полянский. Я месяц мечтаю выбраться на каток, – забирает у меня шапку, когда я припарковываюсь у торгового центра, – но больше закидать тебя снежками.
– Зараза, – усмехаюсь, выходя из машины.
Обреченно стону. Да, самоубийц здесь дофига. И дернул меня черт поехать именно на центральный каток, где скучковалось пол-Москвы.
– Класс! – мелкая прикрывает глаза, вдыхая морозный воздух. – Такое чувство, что всю жизнь в башне сидела. Тут так здорово, пошли скорее.
Привел ребенка на каток.
Обреченно застонав, поплелся за девушкой за коньками, надеясь, что сломаю себе малую часть конечностей.
Час спустя…
– Ты задолбал ржать, идиот. Я больше никуда с тобой не поеду.
Как бы я не пытался, перестать ржать никак не получалось.
– Мелкая, откуда я знал, что на каток с едой пускают?
Не, сначала все было ничего. Мы пару минут катались как два косолапые медведи. Ну я понятно, а мелкая еле-еле пыталась удержаться на коньках меня. Потом сказала, цитирую "косолапие не лечиться. Свали с глаз и дай мне покататься". А мне только на руку. Встал у бортика и наблюдал. А потом хрен откуда на гнома налетел крошечный колобок с огромным хотдогом в руке. Ну я, как истинный джентльмен, должен был помочь своей девушке подняться, а меня просто скрутило пополам. Весь нехилый обед паренька оказался у мелкой на лице. А пацан то большой любитель майонеза. За то время, пока я старательно пытался проржаться, девушка сама встала и с пылающим лицом поковыляла к будке с коньками, не забыв пульнуть в меня немаленьким снежком. Мальчугана быстренько подхватила такая же кругленькая и маленькая мамаша, не забыв при этом пару раз щедро хлопнуть того по заднице. Перед мелкой даже не извинилась.
– Где эти чертовы салфетки? – рявкает Вероника, превратив в курятник мою машину.
Быстрей бы она их нашла, а то я сдохну от смеха. А я еще ехать не хотел.
– Обосцаться, как смешно! – кидает на меня испепеляющий взгляд, яростно вытирая перемазанное майонезом лицо. – Покаталась, блин!
Складываю губы в тонкую линию, призывая свою натуру к серьезности, но снова прыскаю. Да что ж за херня такая?
Не успеваю одуматься, как мне прямо в лицо летит нехилый снежный ком. Она даже снежок не потрудилась слепить, просто кучу твердого снега в меня кинула. Охладила, зараза!
– За дело, – с важным видом поясняет и срывается с места, встречая мой охотничий взгляд.
Далеко ей убежать не удаётся. Нагоняю девушку в паре метров от машины, обвивая руки вокруг ее живота и вместе с ней валюсь в огромный сугроб.
– Ты сумасшедший! – смеется Ника, как может, пытается засыпать меня снегом. Получается только небольшими гостками, которые лишь щекочут лицо. – Люди смотрят, дурачина! – дрыгает ногами, пытаясь выбраться из моей медвежьей хватки.
– Пускай завидуют, – дую на ее лицо, сдувая мелкие снежинки.
– Я не буду на Новый год таскать тебе молоко с медом в кровать, ненормальный.
Бляя, забыл, что у нее иммунитет слабый. Придурок! Еще заболеет. Уже собираюсь подняться, как мелкая тянет меня на себя за шею и касается моих губ. К черту все! Обожаю ее смелость. В одно движение меняю нас местами так, чтобы девушка лежала сверху(я то фиг заболею) и снова нахожу холодные губы. Не совру, что это один из лучших с ней поцелуев. Сейчас, в двадцатиградусный мороз, в центре города, когда тысячи зевак проходят мимо и пялятся, в чертовом сугробе. Бляя… Как же я люблю ее.
– А в кино бы мы так не сделали, – рвано выдыхаю ей в губы.
– Ради Бога, ты бы приставал ко мне, даже если бы в кассе остались последние два билета на первые ряды.
– Что верно, то верно, – смеюсь и целую девчонку в нос, ставля нас в вертикальное положение.
– И я с самого утра знала, что закидаю тебя снежками, – улыбается, растирая розовые щеки.
Что взять с дьяволенка?
– Может еще в кино сходим? – стреляю в нее глазами.
– Спасибо, блин, уже на каток сходила! – отряхивпет снег с одежды. – Хочешь, чтобы на меня еще колу вылили и ведро попкорна?
Не сдерживаюсь и снова ржу. Да, мелкая такая: если сначала не повезет, то дальше будет только хуже.
– Блин, день только начался.
– Я знаю чем мы займемся, садись, – щелкаю пальцами, вспоминая, что Тим сегодня должен был привезти елку. Мелкой пока ничего не сказал, хотел сделать сюрприз. Она хотела купить декоративную, но я сказал, что сам этим займусь.
Сегодня двадцать девятое декабря. Послезавтра уже Новый год. И с самого утра день не порадовал нас хорошими новостями. В этот раз встречать Новый год нам с сестренкой придется вдвоем. Из-за сильных снежных бурь все рейсы из Австралии в Москву отменили аж до десятых чисел. Как ни крути, отметить праздник всей семьей тоже не получится. Мелкая тоже расстроилась, но тут ничего не поделаешь. Но я постараюсь, что этот Новый год она запомнит надолго.
– Мы домой едем? – высовывает голову в приоткрытое окно, осматривая знакомые пейзажи.
– Ага, – киваю, замечая у подьезда джип с кузовом дяди Филатова. Посылочка прибыла. Все безделушки я купил еще вчера, чтобы туда-сюда не бегать в последние дни.
– Ни стыда, ни совести, нахалы малолетние, – брызжет слюной во все стороны наша дорогая соседка. Это уже стало традицией с утра пораньше.
– Похоже, кто-то опять наступил на ее кота, – хмыкает мелкая.
– Пошли, – усмехаюсь, приобнимая ее за плечи.
– Чем так пахнет? – хмурится девушка, просовываясь вглубь квартиры, быстренько скидывая обувь.
Даа, живая ель из зимнего леса, тот еще запах.
– Ух ты! – охает Вероника, останавливаясь в дверях гостинной, а я ржу, наблюдая развернувшуюся картину, как Филатов пытается придать огромному дереву вертикальное положение, пыхтя, как паровоз. Ух, хозяюшка.
– Настоящая елка! – от ее засветившихся глаз и открытого рта ржу еще громче. Дитя первый раз елку увидело, а второй щяс родит двойню.
– Ага, настоящая елка, – фыркает горемученик, наконец, справляясь со своей задачей, еле удерживая равновесие на полу, – грузчик и курьер идет в подарок.
– Полянский, ты мне по гроб жизни будешь должен, я тут больше часа эту тупую елку поставить пытался, хотя мог у порога кинуть. До квартиры дотащить то помогли, а потом свалили.
– Я знаю, что ты ради меня на все готов, дорогой, – ухмыляюсь.
Мелкая же вообще забыла о нашем существовании, выводя круги вокруг зеленого дерева, которое доставало почти до потолка.
– Где ты ее достал? – поворачивается к другу.
– У нас сосед лесником работает, каждый год подгоняет.
Да, Тимка, как и Паша живут за городом, тоесть, их родители. А так у нас у троих свои квартиры, как только поступили в универ.
На такую громадину пары часов не хватит.
– Все, Яр, мне мелких еще забрать, – хлопает меня по плечу. – Удачно тебе до самой ночи обвешивать хренотенью эту хренотень, – лучшие пожелания от самого большого любителя Нового гола Тимура Филатова.
– Тебе того же, – пускаю смешок.
– И еще кое-что, – ухмыляется. – Мы тут случайно макушкой елки случайно какой-то бабке по лицу проехались. Напротив тебя живет. Ты это, извинись еще раз за нас. Мы ж реально не специально. И Пашка сказал, что больше порог этого подъезда в жизни не переступит. Ему веником больше, чем мне досталось.
Гогочем на всю квартиру, отчего мелкая удивленно на нас поглядывает. Ну зато не только я из нашей троицы был избит этим веником.
Глава 47
Ника
Я просыпаюсь от еле слышного тявканья собаки. Клянусь, что реально слышала собаку. Я даже глаза распахнула и начала яро задумываться не приснилось ли это мне. Но на пьяную голову вот так думать оказывается болезненно. Стону и хвастаюсь за виски. Блин, сегодня 31 декабря а я с утра с похмелья. Да и не я одна. Только мы с Яром могли нажраться за день до Нового года. Никогда не угадаете, что послужило причиной. Мы прикончили одну бутылку вина, потому что не могли нормально нарядить гигантскую ель. Мы из-за елки набухались! Могу с уверенностью заявить, что не только я в этом доме законченная истеричка. То у него шарики постоянно лопаются, то пушок линяет, то лестница шатается, то гирлянды слишком тусклые. И это парень, блин! Ну ладно, я тоже недалеко ушла.
Но мы всё-таки справились! Хоть и стыдно за то, каким образом. Короче, всю елку нам нарядила… Викуля. Да, моя лучшая подруга в день перед Новым годом, вместо того, чтобы готовить свой праздник, сидела на полу в нашей квартире и распутывала гирлянды, обзывая нас криворукими идиотами. И, бинго! Она за полчаса обвесила всю громадину, когда мы за три часа не могли даже звезду на макушку повесить. Золото, а не подруга.
Но сейчас не об этом. Самое время проверить мое психическое состояние.
– Да тихо ты, бракованный, обратно сдам.
Улыбаюсь и на цыпочках крадусь к двери. Осторожно нажимаю на ручку, приоткрывая…
– Мелкая, замри и ничего не делай!
Хмурюсь от непонимания, но стоит опустить глаза…
– Аааааааааааа!!!!
Собака! Собака! Собака! Тот самый щенок из приюта, где мы кошку для соседки выбирали. Тот самый! Блин! Аааааааааа!
На эмоциях в первую очередь бросаюсь на брата, обвивая его всеми конечностями и сдавливая насколько хватает сил.
– Мелкая, у тебя после пьянки суперсилы появляются? – сдавленно смеется Ярослав.
А мне пофиг на подколы с утра пораньше. Я настолько сильно счастлива! Я настолько сильно его люблю!
– Я тоже тебя люблю, гном, – опять вслух сказала. – Но, кажется, мы с тобой в первый же день запугали бедного собаку, – это уже со смехом, кивая на мою комнату.
Поворачиваю голову и тоже смеюсь, хотя сердце сжимается, как и крошечный комочек у моей тумбочки. Блин, я ж заорала на всю квартиру.
– Мы с тобой никчемные родители, – крепко чмокаю парня в губы и слезаю с него.
Осторожными шагами двигаюсь в сторону комнаты, на полпути протягивая руки к сокровищу. Не передать словами, что я испытала, когда щенок звонко тявкнул и кинулся на меня, принявшись облизывать и тереться. Не знаю, можно ли это объяснить тем, что он меня вспомнил. Я, что сидела на корточках, не удержала равновесия и свалилась на пол.
– Семейная идиллия, правда? – улыбается Полянский.
– Это самый лучший подарок в моей жизни, – чуть ли не плачу от умиления. Пусть звучит до жути пафосно, но это правда так. Мама бы в жизни не разрешила мне завести собаку. – Как ты догадался?
– Вспомнил, какими оленьими глазами на него смотрела в приюте, когда думал, что тебе подарить. Угадал? – обожаю его полуулыбку-полуухмылку. Безумно хочу его поцеловать. Поднимаюсь на ноги и тяну парня за шею к себе, крепко целуя в губы, стараясь вложить в этот поцелуй все чувства, которые сейчас испытываю.
– Это самое лучшее, что ты мне дарил.
– Ауч! – притворно дуется Яр. – Мой тезка сейчас обливается горькими слезами.
Пару секунд думаю, а потом громко смеюсь. Да уж, гоблин меня не простит.
– Кстати, мне сказали, это девочка. Как назовешь?
Вряд ли мне сейчас что-то нормальное придет в голову.
– Твои варианты? – пожимаю плечами.
По его лицу поняла, что с фантазией у парня так же туго, как и у меня. Господи, его тарантула зовут Хома!
– Мурка?
Прикусываю губу и прыскаю, чуть ли не сгибаясь пополам от смеха. Что и требовалось доказать.
– Сам ты мурка, дурачина, – не могу перестать хохотать. – Не удивлюсь, если ты кошку жучкой назовешь.
– Ну тогда каштанка.
– Лучше молчи, Яр, – у меня сейчас живот лопнет.
– Чем тебе каштанка не нравится? – тоже поддерживает мой смех парень.
Долго смотрю на маленькое чудо, которое облизывает свои лапки.
– И как тебя зовут? – присаживаюсь на колени прямо на пол, подпирая подбородок кулаками.
На мой вопрос девочка лишь громко тявкнула. И тут в мою голову резко пришла офигенная идея.
– Ты Ханни, малышка, – аккуратно поднимаю щеночка на руки и улыбаюсь. Это реально ее имя. Никакое другое не подойдет так же, как это. Такое же мягкое и нежное, как и она.
– Каштанка ей больше шло, – притворно фыркает, покидая комнату, заставив меня снова рассмеяться.
Как оказалось, на сегодня это были не все сюрпризы. И самый главный ждал нас где-то в середине дня, когда я вспотную занималась готовкой, гоняя бедного брата по магазинам, потому что постоянно что то забывала вписать в список. Сейчас я занималась коржами для торта. Терпеть не могу покупное. Фиг знает, что они туда мешают. Да и вообще с детства не была в восторге от магазинных сладостей.
Ярослав в очередной раз поехал в магазин. Я уже и сама не помню за чем я его отправила. Включаю миксер, как на столе мигает телефон. Выключаю прибор: предпочитаю полностью отдавать себя готовке, не отвлекаясь на другие дела.
Вытираю муку со лба и руки полотенцем, заглядывая на дисплей. Мама? Странно, за всю поезку она так ни разу и не позвонила. Могу предположить, что это будет банальное поздравление в наступающим.
– Привет, – сухо здороваюсь, обопираясь о столешницу.
Пару секунд в трубке слышится только размерное дыхание.
– Как дела у тебя? – неуверенно спрашивает.
– Хорошо, – прикусываю губу. Кто бы знал, что мне будет так неловко разговаривать с собственной матерью. Может потому что любые разговоры у нас всегда сводились к минимуму.
Опять молчание.
– Ты что-то хотела? – не выдерживаю я.
В венах постепенно начала вскипать кровь. От раздражения, от боли, но больше всего от обиды. Мне было больно и обидно слышать, как Ярослав по два раза на день разговаривает со своим отцом, смеется, рассказывает все, а она… Она позвонила один единственный раз в месяц и молчит.
Как бы больно ни было это признать, но я потеряла свою мать еще в тот день, когда сбежала из дома после той пощечины. Я просто посмотрела в ее глаза и поняла, что у нее больше нет дочери, да и не было никогда. В этих глазах я видела отражение своих. У меня больше нет матери… Воспоминания оказались настолько яркими, что по щеке скатилась одна крупная слеза, желая превратиться в что-то большее.
– Я беременна…
…И перед глазами проносится вся моя жизнь. Детство, сад, школа, боль, крики, истерики, порванные рисунки, синяки на теое, крупные пряди, разлетевшиеся по полу, закрытая за отцом дверь, хлесткая пощечина…Грудь настолько сильно сдавило в железные тиски, что я перестала дышать.
– Сочувствую, – безжизненным голосом выдала, чувствуя на губах солёную влагу.
– Что?
Усмехаюсь, через боль.
– Я сочувствую этому ребёнку мам… Ни один ребенок не заслуживает того, что пережила я, – отключаю вызов, бросая мобильник на стол.
Крепко ражмуриваю глаза, спешно стирая руками слезы, так как слышу, как хлопает входная дверь. Еще не хватало и ему настроение испорнить за полдня до Нового года. Так! Нужно сообщить ему эту новость с максимальной радостью. Какая к черту радость, если сердце готово в любую секунду разорваться от боли?! Всеми матерными словами призываю себя успокоиться, в последние секунды умывая лицо холодной водой.
– Ты чего? – недоуменно спрашивает, смотря, как я прячу все лицо в полотенце.
– В муку испачкалась, – как можно увереннее изрекаю, отворачиваясь. – Все нормально, – слава Богу, он не видит с какой силой мои пальцы впились в столешницу. Снаружи спокойная, а внутри вулкан.
Долгие минуты смотрим друг другу в глаза…
Обними меня.
И он как будто и правда читает мои мысли и бережно заключает в свои обьятия. И я начинаю постепенно успокаиваться, потому что это он. Тот человек, в котором я нуждаюсь больше всего на свете. Не мать, не отец, а сводный брат.
– Что произошло? – еле слышно шепчет мне в волосы, будто боясь спугнуть.
– Нас можно поздравить, – стараюсь выдавить из себя радость, но получается наоборот. – Мама беременна.
Отстраняется и смотрит на меня с таким шоком в глазах, что мне тысячу раз становится стыдно, что я сказала это таким сухим тоном.
– Ты серьезно? Мелкая, почему у тебя такое лицо?
Может потому что я боюсь, что этого малыша ждет такая же судьба, как и меня? Какая из нее будет мать, если она единственную дочь считала половой тряпкой и серой ненужной вещью?
– Я рада, правда, – сама обнимаю его, смущаясь еще больше под пристальным взглядом. – Я просто растерялась, Яр. Не знаю, как реагировать, но я рада.
– Капец! – смеется парень, качая меня из стороны в сторону. – У нас будет брат или сестра, мелкая!
Вскрикиваю, потому что он резко поднимает меня на руки и кружит.
– Поставь меня, ненормальный! – хохочу, крепко цепляясь за его плечи, чтобы не свалиться. Понимаю, что только с ним все негативные мысли и эмоции вмиг отходят на задний план. Только с ним я чувствую себя живой. – Прикинь, родится такой же карапузик, – никогда не видела такого восторга в его глазах.
– Ты персики купил? – вспоминаю за чем я его посылала.
– Купил, – ржет Полянский с моей крутой смены темы. – Иди лепи свою булку.
Он только что назвал мой шикарный торт из трех кремов и с разными коржами булкой?!
