Текст книги "Письма на волю"

Автор книги: Вера Хоружая

Соавторы: Коллектив авторов Биографии и мемуары
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Много лет спустя, уже на свободе, Вера, вспоминая нашу тюремную жизнь, как-то сказала:

– Даже в то проклятое время мы любили и солнце, и небо, и простую траву, и цветы. Как тоскливо было вдали от всего, чем замечательна жизнь. Это и научило меня по-новому ценить и ощущать жизнь, чувствовать это большое человеческое счастье.

Годы, прожитые Верой в подполье и в тюрьмах, не иссушили ее души, широко открытой всему прекрасному, В ее полном красоты духовном облике появились новые качества. В фашистской неволе Вера не только сохранила, но и приумножила запас своих духовных сил.

Вряд ли кто-либо сумеет полнее и ярче выразить самые существенные стороны духовного облика Веры Хоружей в ту пору, чем это сделала она сама в своих «Письмах на волю». И что может быть значимее того, что сказала об этих письмах Надежда Константиновна Крупская еще в 1932 году в своей статье в «Правде», значимее того тепла, сердечного привета и тех пожеланий, которые она адресовала Вере.

Почти девять лет провела Вера Хоружая в тюрьмах и в кипучей революционной борьбе в подполье. И через все испытания стойко пронесла она свою глубокую веру в партию, широкий светлый взгляд на жизнь и жажду дела для счастья народа.

М. Давидович

Июль 1960 г.

ЭТО БЫЛО В 1932 ГОДУ

С чувством огромного волнения прочитал я записки Веры Хоружей. Какая замечательная жизнь! Вот незабываемый пример истинной революционерки, беспредельно преданной партии и вместе с тем нежной матери-коммунистки, готовой отвечать «за всех детей на свете» и во имя этого идущей на смерть. Мне довелось встретиться с Верой Хоружей при не совсем обычных обстоятельствах.

Это было в 1932 году. Я тогда служил в пограничных войсках в Белоруссии и был командирован на пограничную в то время станцию Негорелое для участия в обмене политзаключенных. Среди политзаключенных была и Вера.

После выполнения необходимых формальностей мы повели наших товарищей, освобожденных из фашистских застенков, к своей заставе. Как только колонна поравнялась с советской пограничной аркой, один из прибывших товарищей выхватил спрятанную в рукаве пальто широкую красную ленту, и все, как один, запели польскую революционную песню «Чырвоны штандар».

После короткого отдыха на заставе вся группа специальным поездом отправилась в Минск. Вера вышла в тамбур и стояла у открытой двери, не отрывая взгляда от проносившейся мимо родной земли. Прибыли мы в столицу Белоруссии почти ночью, но, несмотря на это, на перроне вокзала и привокзальной площади собрались тысячи встречающих. Комсомольцы пришли с факелами. Встреча вылилась в волнующую демонстрацию интернациональной дружбы борцов за социализм.

Когда поезд подошел к перрону и встречавшие увидели Хоружую, то сотни голосов закричали: «Вера, Вера!» Комсомольцы подхватили ее на руки и понесли на площадь к народу…

Мне не пришлось потом ни разу встречаться с Верой, и только сейчас из «Правды» узнал я о ее дальнейшей судьбе. Ожили воспоминания, и далекое вновь стало близким.

П. Ефремов

«Правда» № 357, 13 декабря 1959 г.

НА ПРИБАЛХАШСТРОЕ

Познакомилась я с Верой в Балхаше. Мы были очень близки. Вспоминаю эти далекие годы – первые годы строительства Балхаша – Прибалхашстрой 1935 года. Бескрайная голодная степь, юрты, барачные поселки. Воздвигаются первые кирпичные 4-этажные дома в квартале «А». Много энтузиастов прибыло в Балхаш. Трудный участок привлекал сердца многих патриотов, среди них Вера Хоружая была в числе первых.

В. Xоружая (1932 г.)

Приехала она летом 1935 года по зову партии, по зову своего сердца. В Балхаше и сейчас живут и работают многие первые строители. Они помнят эту хрупкую светловолосую молодую женщину с приветливой улыбкой и светящимися искорками умных глаз. Работала она инструктором райкома партии и вела активную пропагандистскую работу. Страстный агитатор, она умела в живой увлекательной форме рассказать слушателям о нашей партии, о Ленине и ленинцах – профессиональных революционерах, о тех, кто всего себя отдавал борьбе за победу рабочего класса, за светлое будущее. Большую часть времени проводила она в низовых партийных организациях, на строительных объектах – так хорошо умела разговаривать с людьми. Работала секретарем партийной организации отдела главного механика. Была заведующей домом партийного просвещения.

Частенько по вечерам, когда спадал дневной зной, мы проводили с ней часы на берегу озера в районе техснаба, где я жила. Как много она знала! Я любила слушать, когда она, чуть картавя, произнося ряд слов на польский манер, читала на память стихи Мицкевича, Пушкина, Лермонтова. Рассказывала, что, сидя в польской тюрьме, так навострила свою память, что читала наизусть о давно прочитанном своим жадным слушательницам – товарищам по тюремной камере. Но не любила она вспоминать те трудные годы, о себе всегда скромно умалчивала.

Зато как хорошо, мечтательно умела говорить она о завтрашнем дне! Мы все, ее друзья, товарищи по работе, охотно слушали меткие, колкие характеристики грубости, зазнайства отдельных руководителей, не щадила она пустобрехов, растяп. Ее резкость, правдивость не нравились многим, в чей адрес направлены были ее стрелы, но никто не мог упрекнуть Веру в необъективности.

В 1939 году мы встретились вновь. Три дня она жила у меня. Три ночи почти без сна – вот когда она поведала мне о прожитых годах, о пережитом в подполье Западной Белоруссии, об аресте в 1925 году польской дефензивой, о процессе «133-х» в 1928 году. Но, как всегда, – о себе лишь вскользь, а все – о товарищах, соратниках. Поражала крепость духа, стойкость и неугасающая энергия в этой хрупкой невысокой женщине, на долю которой выпало столько испытаний.

Славная мечтательница, она всегда, даже сквозь грозные тучи, умела видеть лучезарное солнце светлого будущего – коммунизма. Это и давало ей удивительную силу преодолевать трудности, отдавать себя всю борьбе за Родину, за ее коммунистическое завтра.

Р. Гехт,

член КПСС с 1920 года

Газета «Балхашский рабочий», 24 мая 1960 г.

В ПЕРВЫЕ ДНИ ВОЙНЫ

Мне хотелось бы рассказать о Вере Хоружей, этом дорогом для меня человеке, пламенном революционере, верном солдате Коммунистической партии, рассказать о благородных чертах ее характера, так ярко проявившихся в самый критический момент для нашей Родины – в первые дни нападения фашистской Германии.

Эти события застигли нас в Пинске.

22 июня 1941 года, когда были получены первые известия о войне, у меня, как у старого партизана, участника гражданской войны, который к этому времени уже навоевался с фашизмом, будучи добровольцем в Испании, мысль заработала в одном направлении: внезапное нападение может дать временный успех врагу, нельзя терять ни минуты, нужно немедленно создавать партизанские отряды, вооружать и организовывать народ на борьбу с врагом.

Я пошел к секретарю Пинского обкома партии тов. Минченко А. М. Там я встретил. Веру Хоружую – инструктора обкома – и ее мужа Сергея Корнилова – заведующего военным отделом Пинского горкома.

Поздоровавшись, Вера Захаровна задала мне вопрос:

– Ну, что думает делать старый партизан?

– А вот иду к секретарю и хочу предложить свои услуги. По моим соображениям, нельзя терять ни минуты, нужно немедленно организовывать партизанские отряды, вооружать и поднимать народ на борьбу.

В. З. Хоружая со своим мужем С. Г. Корниловым (1940 г.).

После моих слов у Веры загорелись глаза. Она, видимо, также имела какие-то планы на этот счет и, наверное, уже советовалась с С. Г. Корниловым как военным специалистом. Конкретные предложения, с которыми я шел к секретарю обкома, лишь подлили масла в огонь. А он уже горел в ее душе.

– Очень правильно ты говоришь, Василий Захарович, – сказала Хоружая и, подумав, добавила: – Берите нас с Сергеем первыми партизанами вашего отряда.

Когда я вошел в кабинет, гам были секретари обкома Минченко и Шаповалов. Я рассказал о своих планах. Кто-то из них сказал:

– Пока нет никаких указаний.

Я тут же возразил:

– Указания будут. Нельзя терять времени, надо действовать!

Мои предложения были одобрены. Товарищи Минченко и Шаповалов дали распоряжение секретарю Пинского горкома тов. Тимельштейну помочь мне создать партизанский отряд из коммунистов и комсомольцев города. Получив «благословение» партийного руководства, я вышел из кабинета.

– Есть санкция, – сказал я Вере. – Нужно немедленно приступать к организации отряда. Пойдем в горком. Раз уж вы хотите считать себя первыми бойцами нашего отряда, будете помогать мне.

Развернулась напряженная работа по подбору бойцов.

Самым активным помощником в организации партизанского отряда была Вера. Она отбирала людей и направляла их в горком партии, где я с каждым из них беседовал. При подборе добровольцев учитывалось состояние здоровья, семейное положение, дисциплинированность, готовность выполнять самые опасные задания, ну и, конечно, желание товарища быть зачисленным в отряд.

Помню, ко мне явился высокий, худой, немного сутулый юноша в поношенной шинели, без всякой военной выправки. По виду – больной. Я спросил:

– Как у вас со здоровьем, молодой человек?

Юноша мгновенно переменился – порозовел, вытянулся, сутулости как не бывало.

– Я совершенно здоров, товарищ командир, – сказал он. – Готов выполнить любое задание по защите Родины!

Помню, я губу закусил от удовольствия. По своему опыту знал – из таких толк будет. Это был Иван Чуклай.

Самыми молодыми в отряде были секретарь горкома комсомола Саша Беркович, Виктор Лифантьев и Эдуард Нордман.

Через несколько дней первый партизанский отряд в составе 60 человек – коммунистов, комсомольцев и беспартийных города Пинска – был создан. Он состоял из трех групп. Командиром одной из них был С. Г. Корнилов.

28 июня на подступах к Пинску наш отряд уже вступил в бой с немецкими танками. Боец Солохин – инструктор Пинского горкома партии – связкой гранат подбил головной танк. Чуклай, Солохин и командир их группы С. Корнилов первыми забрались на танк и захватили его экипаж в плен.

К вечеру 3 июля наша разведка установила, что севернее Пинска движется кавалерия неприятеля. За ночь мы сосредоточились в трех километрах от города, в районе имения Заполье, и заняли боевую позицию вдоль дороги. Часть людей окопалась и укрылась за вековыми липами. Группа Корнилова расположилась на кладбище, несколько восточнее Заполья. Все с напряжением ждали противника.

В предрассветном тумане 4 июля два эскадрона кавалерии неприятеля вышли из леса и походным порядком двинулись на Пинск по дороге, вдоль которой залегли партизаны. Каждый из нас взял на мушку противника и ждал команды. Мне хотелось подпустить врага поближе с таким расчетом, чтобы бить без промаха

Я взял на мушку командира и был уверен, что от моей пули ему не уйти. Заранее условились, что мой выстрел послужит сигналом для открытия огня.

Первый эскадрон противника уже оторвался от леса и поравнялся с цепью партизан, второй – выходил из леса. Залп, второй…

В рядах врага началось замешательство, многие повернули обратно в лес, лошади без всадников метались по дороге, потом побежали за отступавшими. Минут через пять с опушки леса фашисты открыли сильный огонь по нас из пулеметов.

Мы не в состоянии были надолго задержать противника и по команде, отстреливаясь, начали отходить вдоль дороги в овраг на окраине города.

Группа Корнилова начала огнем прикрывать наш отход. К Корнилову был послан связной с приказом отрываться от противника и присоединяться к нам.

Фашисты открыли шквальный огонь, от которого рожь срезало, как косой. Вскоре в овраг собрались бойцы всех групп. Помню, выползают из ржи комсомольцы Чуклай, Нордман и Беркович. Все они в крови, особенно Чуклай.

– Что, ранен? – спрашиваю.

– Нет, – как-то виновато и печально ответил Чуклай.

– Откуда же кровь?

– Убит Корнилов, товарищ командир. Мы его несли, но нас так начали обстреливать, что пришлось тело оставить. Вот его партбилет и наган.

В этом бою было ранено еще два человека. Они были отправлены в советский тыл.

Перед уходом из оврага весь отряд поклялся отомстить врагу за смерть своего товарища. Тут же мы условились ничего не говорить Вере Захаровне о смерти мужа. Я сказал бойцам, что при встрече сам буду перед ней отчитываться.

С запада город обстреливала немецкая артиллерия. Кавалерия, которую мы несколько потрепали, больше на Пинск с севера не наступала, но обстрел с этого направления усилился. Мы организованно уходили через западную часть города за реку Пину.

Артиллерийский обстрел нарастал. Со свистом проносились снаряды, сыпались осколки. На мосту мы встретили секретаря обкома тов. Шаповалова и Хоружую, проводивших эвакуацию населения. Они уже подготовили грузовые машины для нашего отряда и людей для уничтожения моста.

Мне страшно было отчитываться перед Верой, ведь она к тому же была беременна. Как сказать ей, что муж, отец ее будущего ребенка, убит? Я начал было уходить от прямого разговора, чтобы смягчить удар, но она со слезами на глазах потребовала.

– Говори, товарищ командир, я выдержу. Только бы не остался он там раненый, ведь он такой сильный. Тогда эти сволочи будут его пытать, издеваться над ним.

Мы решили переправить Веру в советский тыл. Но, разгадав наше намерение, она заявила:

– Никуда я не поеду. Мы на своей земле, я в отряде буду защищать Родину, мстить за мужа.

Не говоря больше ни слова, я отдал команду «по машинам», и мы двинулись в направлении Столина.

Затем отряд повернул в Давид-Городокский район. Через реку Припять перебрались с помощью Пинской речной флотилии, где командиром был полковник Рогачев. Здесь мы пополнились боеприпасами и взрывчаткой.

Для укрытия отряда и развертывания боевых действий мы избрали Житковичский район. Очень быстро установили связь с местным населением. Ни один день не проходил у нас впустую. На дорогах устраивали засады и били оккупантов, вовлекая в борьбу местных жителей.

Вера Хоружая имела большой опыт подпольной работы в Западной Белоруссии и в это тяжелое время крепко помогала нам наладить политическую работу среди населения, поднимала боевой дух бойцов отряда. Особенно умело работала с молодежью.

Наш отряд был небольшой, и приходилось часто маневрировать, перебираться с места на место. Мы разбивали отряд на небольшие группы и нападали на противника одновременно в разных местах. Это наводило страх на врага. Противник даже сам преувеличивал наши силы, что было нам на руку. У населения создавалось представление, что нас очень много, и оно смелее втягивалось в борьбу, увеличивая численность отряда.

Обстановка осложнялась. Надо было всемерно наращивать силы партизан для борьбы с врагом.

Мы должны были установить связь с командованием Советской Армии. Посоветовавшись между собой, руководство отряда (я, Г. Карасев, В. Хоружая и И. Чуклай) решило во что бы то ни стало связаться с Москвой и просить, чтобы нам сбрасывали оружие и боеприпасы. Мы установили место для сбрасывания военных грузов с самолета, сигналы и систему дежурства. Для осуществления связи назначили В. Хоружую. Сопровождать Веру вызвались Конушкин с женой и Самусевич, которые ничего не знали о задании. Мне очень хотелось сохранить жизнь Веры – этого пламенного борца за дело коммунизма, благородную женщину, мать двоих детей. Но, зная, что для нее долг превыше всего, я ей этого не высказал.

Преодолевая трудности и опасности, Вера перебралась через линию фронта и связалась с советским командованием. Но долго находиться в тылу она не могла и вскоре снова вернулась в подполье.

В. Корж,

Герой Советского Союза, генерал-майор запаса

В ЭВАКУАЦИИ

Вспоминаются черные дни осени 1941 года. Мы жили в городе Скопине Рязанской области. 5 октября у Веры родился сын. Какая радость – сын! Но вместе с радостью еще больше всплыла горечь, ужасная горечь тяжелой утраты – гибель любимого мужа.

В память отца Вера назвала сына Сергеем. «Я должна отомстить за его смерть!» – говорила она.

В. З. Хоружая (справа) в кругу семьи

Как ни тяжело, Вера не жаловалась, не плакала, ни единой слезинки не видели мы на ее глазах. Но ей тяжело, очень тяжело. Это заметно по сосредоточенно задумчивым глазам. Нет присущей ей жизнерадостности, не слышно ее веселого, заразительного смеха. Вера молчалива, подолгу с нежностью смотрит на малютку сына, ласкает старшую любимую дочь пятилетнюю Анечку.

В городе неспокойно, часто бывают воздушные тревоги, начинается эвакуация. В конце октября, когда сыну исполнилось еще только три недели, Вера пришла из райкома партии, где она работала, и сказала, что нам предложили ехать вместе с детским домом, который эвакуируется на Урал. Выбора у нас не было, и мы, то есть Вера с двумя детьми, мама и я со своими двумя маленькими девочками (старшей 6 лет, а маленькой 6 месяцев) собрали свои пожитки и отправились в путь. Вагон был товарный, обогревался железной печью. Во всю длину стен были устроены огромные нары, где расположились сотрудники детдома и старшие дети. Нам отделили уголок на нарах длиной приблизительно 1,5 метра и шириной в 1 метр, так что лечь было негде, можно было только сидеть. Ночью спали дети, днем же по очереди на этом клочке отдыхали взрослые. Так мы ехали целый месяц. Вера была у нас главой семейства. На больших станциях она бегала с котелками получать обед (что удавалось, правда, редко), достать свежую газету. Она рассказывала нам новости, какие удавалось узнать, успокаивала, не давала унывать. Октябрьские праздники мы встречали в пути.

Наконец, 27 ноября мы приехали на станцию Верещагино и оттуда ехали 30 километров на лошадях до райцентра, села Сива Пермской области. Окончательно мы поселились в селе Усть-Буб, этого же района, в колхозе «12 лет Октября». Там нас встретили радушно. Дали комнату и паек хлеба. Как мы обрадовались чисто пшеничному свежему хлебу и с каким наслаждением его ели! Детям давали молоко с колхозной фермы. Морозы стояли до 40 градусов, и нам без валенок, полушубков и теплой одежды приходилось трудно. В семье более тяжелую работу Вера старалась брать на себя. Колоть дрова и носить воду она не разрешала ни мне, ни маме. Она сразу же стала работать счетоводом колхоза. Вечерами подолгу задерживалась в правлении – читала газеты, разъясняла положение на фронтах, беседовала с женщинами (на весь колхоз было только 2–3 мужчины). Ее полюбили за простоту, дружеский подход к людям, за старание разъяснить и помочь каждому. А нужд у каждого было много. Придя домой, при свете железной печки Вера читала нам газеты и письма друзей, с которыми ей удалось наладить связь. С какой любовью и радостью она кормила грудью, держала на руках, улавливала первую улыбку своего сына, разговаривала и разучивала стихи с Анечкой. Так мы жили до февраля 1942 года.

13 февраля в ответ на письма Вера получила из ЦК. КП(б)Б приглашение ехать в Москву. Когда она сообщила мне о своем решении ехать, я была ошеломлена и сказала ей: «Вера, ты прежде всего мать, как же ты можешь оставить детей? Сереже только 4 месяца, Анечке – 5 лет». А она мне в ответ: «Нет, я прежде всего член партии, и партии я сейчас нужна там. Ты пойми, не могу я сидеть здесь со своими двумя детьми, в то время когда там гибнут каждый день сотни, тысячи таких же детей! Здесь вы справитесь и без меня, вам помогут, о вас позаботятся. Вот кончится война, я приеду, и тогда заживем!» И я поняла ее, мне даже стало совестно, что не поняла ее сразу. «Что ж, – сказала я ей, – если так нужно – поезжай. О детях не беспокойся. Сережу я могу кормить грудью, ведь моя Наташенька уже большая, будем подкармливать его молоком». Мама сразу же ее поняла и поддержала. Тяжело было ей расставаться с детьми – тут только она немного всплакнула.

Провожать Веру пришли члены правления колхоза, сельсовета, колхозницы. Через месяц она не выдержала и неожиданно приехала посмотреть, как мы без нее живем, как дети. У нас было все благополучно. Сережа чувствовал себя хорошо, за месяц заметно подрос и потолстел. Аня тоже была здорова. Я работала в колхозных яслях, и старшие девочки посещали ясли, а мама ухаживала за Сережей. Вера побыла у нас 3 дня. Больше мы ее не видели!

Когда она работала в Москве, писала нам очень часто нежные, полные забот о детях, обо всех нас письма и скупо о себе. «Обо мне не беспокойтесь, я здорова, мне хорошо», – вот и все, что мы о ней знали.

В августе и сентябре мы получили еще 2 письма. Это были последние ее коротенькие, написанные наспех письма. Получили мы их через полевую почту. И связь оборвалась… С какой тревогой и нетерпением мы ждали от нее писем. Но их больше не было. Мама особенно тревожилась, предчувствуя беду, часто плакала. К большому горю от неизвестности о Вере прибавилось еще одно. В сентябре умерла моя маленькая дочь Наташа.

Долго еще мы все ждали, надеялись получить весточку от Веры…

Н. Деева,

сестра В. Хоружей