Текст книги "Любовь в прямом эфире"

Автор книги: Вера Копейко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

8

Да, она смотрела на него, причем давно. Наблюдала, как меняется Сашино лицо. Она прочла на нем то, что уже видела прежде. Не раз. И то, что она видела, ее возбуждало.

Она хорошо помнила вечер, когда впервые вошла в дачный домик одна. Отважилась, потому что знала: это должно случиться.

Собираясь в вечерний субботний рейс, Надя специально взяла на базе фирмы «Винд» меньше мороженого, чем обычно, потому что хотела приехать к Саше не обремененная ничем.

Только желанием.

Надя вошла в его дом и по запаху поняла: Саша здесь. Она уловила аромат знакомого лосьона после бритья. Ей нравился этот запах со сладковатым оттенком мяты.

Она услышала неразборчивые звуки в мансарде и подошла к лестнице. Шагнула на первую ступеньку, потом на вторую, взялась за перила, словно опасаясь, что передумает и убежит. Ее грудь под черным топиком напряглась, дыхание перехватило, кровь прилила к вискам, и в них громко, оглушающе застучало.

«Вперед, – сказала она себе. – Ты должна его удивить».

Удивить? Ну конечно, и она знала чем.

Надя тихонько подкралась ко входу в мансарду и вполголоса пропела:

– «Кто вам сказал… что надежда потеряна»…

Ее голос удачно наложился на музыкальный шум в приемнике.

– «Кто это выдумать мо-ог»…

Она едва удерживалась от нервного смеха.

Саша не догадывался ни о чем, энергично крутил ручку приемника.

Только потом оглянулся и увидел ее.

– Надя! – Он шлепнулся на пол…

Надя улыбнулась, отворачиваясь к окну.

Потом все было так, как она думала. Он вскочил с пола, обнял ее и крепко прижал к себе.

– Ты пришла… Ты пришла ко мне… Да? Ты пришла сама, да? Ах, Надя, – говорил он, осыпая поцелуями ее лицо, как в горячке. – Я так хотел, я так ждал, я не знал, как вести себя с такой, как ты…

Она задыхалась, ей не хватало воздуха. Надя открывала рот, а восставшие соски упирались в его голую грудь. Он не давал ей продохнуть, накрывал ее губы поцелуями, в которых был яблочный аромат. «Неужели у него в саду поспели яблоки?» – пришла в голову нелепая мысль. Господи, она судорожно выдохнула, яблоки можно купить. Или это запах клубники, не унимался трезвый голос, который не слишком-то пытался обуздать ее чувства, но хотя бы оттянуть по времени то, что должно было случиться.

Саша уже нес ее к тахте, перешагивая через приемники, занимавшие едва ли не всю мансарду.

Надя была маленькая и легкая, она обхватила Сашу за шею и уткнулась носом ему в ухо. Эта ненарочитая, детская поза, кажется, довела его до точки. Потом он скажет ей, что она очень искушенная женщина. Она удивленно засмеется, а Саша признается:

– Ты разве не знаешь, как это возбуждает? Когда ты засовываешь нос мне в ухо?

– Нет, – сказала Надя. – Я вообще мало об этом знаю. Моим единственным мужчиной был муж. Недолго…

Но это потом, когда они уже лежали, отдыхая от порыва, охватившего обоих, которому они оба отдались не думая.

Саша сдернул с нее шортики и отбросил прочь – они осели зеленым пятном на «Эстонии». Потом следом полетел топик и уцепился бретелькой за край «Ригонды». А трусики белой лужицей растеклись на крышке «Родины».

Надя была совершенно нагая. Как и он. Она смотрела на Сашу, ожидая, что дальше…

Она знала, что готова, и ждала этого мига. Она узнала, что это случится по тому, как Саша смотрел на нее. По тому, как ее влекло к нему. Ее тело требовало от разума не упорствовать.

Внезапно в ушах возник голос Клавдии Михайловны. Однажды вечером они говорили с теткой, сидя в густеющей темноте под навесом из девичьего винограда.

– Ты думаешь, я не вижу, как ты мучаешься, Надя?

– Я? Нет, что вы, я ничуть не мучаюсь… Я только думаю постоянно о том, как мне найти… работу.

Тетка засмеялась.

– Не морочь мне голову, дорогая. Скажу тебе откровенно, интимные отношения согревают даже после шестидесяти.

Надя тихонько засмеялась.

– Не веришь?

– Нет, – призналась Надя. – После шестидесяти не работают гормоны, которые…

– Но человек – это не только гормоны. Это еще и голова, – не соглашалась тетка. – Так приятно знать, что ты желанна, что ты нравишься. Это поднимает настроение, примиряет с собой, с тем, что уже немолодая. Ну а ты? Что ты-то теряешь время?

– Я? Я не теряю время…

– Но ты сколько уже знакома с Сашей.

– Нет! Нет! Это совсем не то!

– Ага, – засмеялась она. – Когда он прикатил сюда на машине с выпученными глазами и… не только с глазами, – усмехнулась Клавдия Михайловна. – Кое-что еще, я заметила, выпучилось…

Надя похолодела. Заметила, надо же. То же самое заметила, что и она…

– Но он испугался, что потерял… Не меня. Что он потерял участницу передачи. А эта передача слишком важна для его сына. Вы понимаете, ради сына… Я знаю по себе…

– Вот. Если знаешь по себе, то ради своего сына присмотрись-ка получше к этому мужчине, – очень серьезно сказала Клавдия Михайловна. – Поверь мне, я дурного не посоветую.

– Он… Он вам… понравился? – тихо спросила Надя. – Он же такой…

– Он старше тебя только по возрасту, – засмеялась тетка. – Вполне столкуется с твоим Николкой. Кстати, сам тебе пишет или бабушка за него старается?

– Вы угадали. Мама пишет, что он пропадает на реке целыми днями. Рыбачит.

– Добытчик растет, – засмеялась Клавдия Михайловна. – Молодец.

…Надя закрыла глаза и отдалась тому, что происходило с ней в мансарде дачного дома Саши Артемова. Она чувствовала, как загорается все сильнее, словно получила не только разрешение от самой себя, но и одобрение тетки. Женщины, которая всегда казалась ей мудрой. Даже более мудрой, чем собственная мать. Впрочем, это понятно – в самых близких людях всегда легче найти изъян. С ними проще спорить и отмахиваться от разумных слов.

Саша дышал тяжело, его тело напряглось и задрожало. Надя положила руку ему на поясницу и прошлась по позвонкам сверху вниз. Ее палец уперся в копчик, Саша застонал.

– Что ты со мной делаешь, Надя… – прохрипел он, выгибаясь и вздрагивая.

Она почувствовала, как властно он увлек ее за собой, теперь дрожь сотрясала ее тело так, как никогда прежде. Она вскрикнула, будто в этом крике хотела выразить всю силу радости, о существовании которой и не подозревала. Его тело покрылось мурашками, стало шершавым, как наждачная бумага, пришло в голову нелепое сравнение. Как и его язык, которым он лизнул ее в щеку.

Потом Надя лежала у него на плече, влажном от пота. Саша тяжело дышал, закрыв глаза. Потом приоткрыл один глаз, посмотрел из-под густых темных ресниц и прошептал:

– Мороженое. Хочу мороженого.

Надя засмеялась и припала к его губам.

– Вот твое мороженое.

– Это… это талое мороженое…

– Сейчас принесу неталое. Сейчас принесу закаленное.

Она вскочила и, нагая, побежала вниз, на веранду. Открыла морозильник и вынула для себя «пират», а для Саши – «розочку». И засмеялась – все-таки какие разные вкусы! Но тут же себя одернула, не во всем! Эта мысль ей так понравилась, что она не взбежала по лестнице, а взлетела по ней.

В эту ночь они съели все запасы мороженого из морозильника, всякий раз охлаждаясь после страстных игр…

– Надя, осталось два светофора, и мы приехали.

– Хорошо, – сказала она, вырываясь из густоты минувших чувств. Минувших? Не-ет. Просто они стали со временем не такими густыми. Они стали тоньше и изысканней, как их любовные игры. Они учили друг друга тому, что умели, и не стыдились своих чувств и желаний.

9

Саша не мог бы сказать точно, что именно он заметил на Надином лице сейчас, когда сообщал ей о двух оставшихся светофорах. Но сердце у него зашлось от тоскливой нежности. Только два светофора, потом эфир. А потом…

Она не останется с ним после того, что произойдет. Нет. Не простит обмана.

Саша ощутил, как холодок сжимает сердце. Обман? Но что значит обман? Разве он собирался на ней жениться? Разве он вообще собирался жениться на ком-то?

Жениться еще раз Саша Артемов не собирался. Недавно он прочел переписку Чехова, неизвестную прежде, в которой Антон Павлович предстает в ином свете. Мужском и человеческом, а не бесполо-великом. Отвечая своему младшему брату на вопрос, почему не хочет жениться на своей любовнице, он писал, что если бы они могли жить с ней в разных местах, то есть он в деревне, а она в городе, то, так и быть, он уступил бы и женился. Но жить все время вместе – нет. Увольте. Слишком утомительно. Свободу потерять он не хотел.

Сказать, что Саша не хотел потерять свободу, было бы неточно. Он не развелся еще с бывшей женой. С матерью Игоря. Ни ему, ни ей не нужна была свобода, и это делало его, по крайней мере, еще более свободным, чем если бы он развелся. Та же Кира, конечно, хотела бы окрутить его, но она-то точно знала, что у него в паспорте штамп. Женат. И все тут. Не стоит трудиться и объяснять, почему он не позвал замуж ту, с которой проводил время в постели.

Если честно, в последнее время Саша не увлекался никем. Полно дел, а после того как они с сыном затеяли столь необычную программу, ему вообще стало не до того. Надо было договориться, чтобы в вагоне электрички установили скрытую камеру, и он искал своего давнего соседа, того, у которого была «Эстония» в детстве. Дело в том, что этот парень работал машинистом и катался по Белорусской ветке.

Они установили камеру.

Потом нужно было найти песню. Найти свой собственный образ – люди должны поверить, что перед ними два мужика, которые поют за деньги. А поверив, они клали бы на поднос Игорю свои рубли, когда он шел между рядами.

– Отец, так когда, наконец, наступит час «икс»? – утомившись от бесконечных приготовлений, которыми занимался Александр Павлович, спрашивал Игорь с досадой. – Ты все-таки пойдешь со мной?

– Имеешь в виду, в огонь и в воду? – ехидно щурился Александр Павлович, поддразнивая нетерпеливого сына. – Да. Уже скоро.

– Спасибо, отец.

– Пожалуйста, – энергично кивал Артемов. – Я хочу, чтобы твоя карьера состоялась.

– А как я хочу! Какой потрясающий будет видеоряд!

– Тогда не спеши, – предупредил отец. – Эксперимент должен быть чистым.

Наконец наступил тот день, когда они сели перед экраном, чтобы посмотреть пленку.

Они молчали, увидев на экране себя. Два обычных мужика, один постарше и пониже, другой помоложе и повыше, с не слишком свежими лицами, каких в электричках тучи. Один – с баяном, лямки которого трачены молью, другой с круглым, слегка облезлым, жостовским подносом в руке. Встали возле двери и без всякого объявления запели. Они выбрали старую песню. Александр Павлович слышал ее через стенку в детстве. Она ему понравилась твердостью обещания – любые желания исполнятся. Только надо поверить. Эта песня здорово примирила его с жизнью. Он точно знал, что будет, будет у него радиола «Эстония». И она у него есть!

Камера прошлась по лицам пассажиров электрички. Они были разные. Кто-то отвернулся и смотрел в окно, кто-то тупо грыз семечки, но косил глазом на них, делая вид, что не слушает.

– Посмотри! – Игорь дернул отца за рукав. – Ты заметил ее?

– Ее? Кого? – спросил отец.

– Девушку в зеленой ветровке. У нее такое лицо…

Александр Павлович остановил пленку, потом перемотал в обратную сторону.

– Покажи, – попросил он сына.

– Вот! Стоп!

Саша остановил.

– Ты видишь?

– Вижу. Она как будто… сочувствует… Нам?

– А мне кажется, она что-то услышала в наших словах. Как будто долго-долго ждала их, что ли. Кстати, ты ее заметил, когда мы пели? – спросил Игорь.

– Нет, – усмехнулся отец. – Если честно, я заметил других.

– Я тоже. Ты очень, между прочим, хорошо сделал, что подстраховался. Что наши люди нас охраняли.

– Не мог же я оставить нас с тобой только под вагонной крышей. – Саша засмеялся над собственным каламбуром. – У нас отняли бы не только то, что нам подали в вагоне…

– Пожалуй, – согласился сын.

– Смотри, а она ничего. Пшеничный хвост, круглое лицо. Не красавица, но приятная.

– Кажется, это она дала мне пять рублей, – сощурился Игорь, словно силясь снова рассмотреть пассажиров в том вагоне электрички.

Вглядываясь в лицо молодой женщины, Саша заметил:

– По-моему, она не из тех, кто подает.

– Что значит – подает? – дернул шеей Игорь. – Мы не просили милостыни, мы работали. – Вот бы узнать, какие именно слова ей легли на душу, – сказал он.

– Об этом можно только гадать.

– Как же, – фыркнул Игорь, – угадаешь.

– А что… мы можем вычислить, если тебе не нравится слово гадать. Посуди сам, камера включилась, когда мы вошли в вагон. Я развел меха, мы с тобой запели…

Игорь догадался, куда клонит отец. Действительно, они могут вычислить по времени, когда у этой женщины лицо стало таким. При каких именно словах.

Телефонный звонок заставил поморщиться обоих. Александр Павлович нажал «стоп», картинка замерла. Женщина в зеленой ветровке продолжала понимающе улыбаться с экрана.

– Да, да, – говорил Игорь. – Смонтирую. Очень быстро. Отличная пленка. Картинки просто шикарные. – Он положил трубку.

– Вот бы она удивилась, если бы увидела себя, – усмехнулся Александр Павлович.

– Если бы прокатать на большом экране…

– Конечно… В электричке полно приезжих, – согласился отец. – Может быть, и она тоже.

…Теперь они подъезжали к предпоследнему светофору. Саша чувствовал, как напрягаются мышцы, как не хватает дыхания. Он знал за собой такое – напряжение всегда мешало дышать.

Так что же произошло дальше? Дальше сама Надя подъехала к его дачному дому, и он увидел в этом знак. Знак удачи. Для Игоря. И для себя. Он не думал о том, что это такое для нее. Потому что она была лишь тем инструментом, который поможет им с сыном довести передачу до совершенства. Выделиться из своей толпы. Что ж, сама мысль, которая пришла в голову сыну – показать людям, как влияют на них слова песни, – оригинальна. Но то, что Надя рассказала ему – о двух строчках, которые стали для нее соломинкой, выдернувшей ее из бездны отчаяния, – это такая фишка, которой еще не было ни у кого. А дальше – больше.

Вот уж точно: когда везет, то везет во всем и без перерыва.

Ему вообще везет в этом году. Мог ли он предположить, что на исходе минувшей московской весны к нему подойдет коллега и спросит:

– Я слышал, ты стоишь на горных лыжах.

– И даже катаюсь, – кивнул Саша.

– Отлично. Рекламному агентству нужен журналист, который катается на горных лыжах так же хорошо, как напишет об этом.

– Так это я. Ты не ошибся, – ухмыльнулся Артемов.

– По рукам. – Коллега протянул свою, Саша пожал ее.

– Когда? Куда? Почем?

Коллега ответил на все вопросы, и, таким образом, Александр Артемов через неделю оказался в Швейцарских Альпах. На дорогом курорте.

Как и все курорты такого уровня, тот находился достаточно высоко в горах, трасса покрывалась снегом рано и держалась долго. Здесь были прекрасные отели, Саша жил в четырехзвездном, который искренне полюбил. Приняв душ после катания, он, закутавшись в белый махровый халат, усаживался в кресло у окна с видом на горы и вынимал какую-нибудь бутылочку из мини-бара.

В городе было полно дорогих бутиков и ресторанов и, соответственно, своя публика. В первый же день, когда он надел лыжи, к нему подкатила девушка и сказала:

– Меня зовут Даша. Я хочу, чтобы вы прокатили меня по склону.

Он оглядел ее, упакованную правильно и стильно. Ее лыжи очень шли ей даже по названию – «Росиньоль», что значит соловей в переводе с французского. Саша сказал:

– Но вас может прокатить инструктор. – Девушка была слишком юной, чтобы ему захотелось ею заниматься. Если бы на его месте был сын Игорь, то тогда… Да и вообще, он не собирался с кем-то заводить знакомство. Он хотел общаться со всеми. В конце концов, он приехал сюда по делу. Для чего ему катать ее по склону, который называется «лягушатником?».

– А вы посмотрите на него! – Она махнула палкой, он проследил взглядом и увидел мужчину, понуро стоявшего на склоне. – Он похож на тощего волка.

– А вы хотите сказать, что похожи на Красную Шапочку? – пошутил Саша и понял тотчас, что неудачно. Красная Шапочка с некоторых пор стала именем нарицательным, но Даша не входила в число тех, кого называют этим именем. Девушка пропустила мимо ушей его слова и горячо заговорила:

– Я не хочу с ним кататься. Я сразу же упаду.

– А вы не умеете кататься? – изумился Саша.

– Умею. На подъемниках. Подъемники бывают бугельные, гондольные и кресельные. У каждого типа свои достоинства, – со смехом призналась Даша.

– Но вы так экипированы…

– Этой мой отец постарался.

– Он горнолыжник?

– Он мороженщик, – сказала Даша.

Саша сощурился, полагая, что она шутит.

– Он считает, что горные лыжи сегодня – это большой теннис вчера.

Саша на секунду замер, а потом искренне расхохотался.

– Отлично. Вы мне уже заплатили за спуск! Вы мне подарили отличный заголовок! Вперед!

Ее папочка попал в точку. Он прав. Если ты хочешь тусоваться в небедной компании, ты должен катить на таких вот лыжах с горы!

Девочка Даша Гребнева оказалась смышленой. Она быстро научилась кататься. А когда узнала, что Александр Павлович Артемов коллекционирует старые ламповые приемники, не поленилась привезти ему на Пятницкую «Сириус» на своей серой «восьмерке».

– Я нашла его в сарае на даче, – сказала она ему по телефону. – Он ваш. Время, говорит мой папа, не только деньги, но и услуги.

«Каков папа!» – снова изумился Саша. Но дар принял. И, как оказалось, не только этот. Надя, которая приехала к нему, была так похожа на Дашу, правда, издали…

А потом закрутился роман у Даши с Игорем. Он был многообещающим, этот роман, понимал Саша. Его сыну могло здорово повезти – любимая девушка и папа-спонсор. При хороших мозгах, которыми заполнена голова сына, при помощи его, отца, при деньгах тестя и любви жены Игорь мог стать звездой большого телевидения. Так мог ли он, Александр Павлович, отказать сыну в его просьбе? Мол, нет, не могу я сыграть такое.

«Сыграть», – он криво усмехнулся.

– Саша, мне что-то не по себе, – не услышал, а почувствовал он голос Нади.

– Брось, все обойдется, – заверил он, направляя машину в поворот.

10

Надя сказала это и пожалела, заметив усмешку на Сашином лице. Его слова «все обойдется», прозвучали для нее немного странно.

Обойдется? Но когда так говорят, это значит есть что-то такое, чего стоит опасаться?

Надя поерзала в кресле, пытаясь догадаться, что может быть не так. Саша с Игорем показали ей пленку, она ответила на их вопросы о том, что услышала для себя в словах песни, которую они пели в электричке. И добавила, что не только слова, но и искренность исполнителей уверила ее: да, потеряно не все, хотя казалось, надеяться больше не на что. У нее нет мужа, нет работы, нет своего дома. Но все это может появиться снова, потому что потери навсегда не бывает, это чистая выдумка.

– Нельзя потерять навсегда что-то, пока ты сама жива, – вот что я услышала в вашей песне, – объясняла Надя, глядя в камеру.

– Отлично, Надя. Ты очень искренна, – хвалил Игорь.

– Это тронет зрителей, – поддерживал его Саша. – Знаешь, хорошо бы вот о чем поговорить… – Он внимательно посмотрел на Надю.

– О чем же? – спросила она, уже предчувствуя, что он сейчас скажет.

– Людям нравится слушать о любви… – медленно произнес Саша.

– Отлично, отец. Я тоже хотел поговорить с Надей об этом, – поддержал Игорь. – Лучше всего зрители покупают любовь.

Надя вздернула подбородок, ее лицо порозовело.

– Он не точно выразился, Надя. Вернее, заговорил на нашем жаргоне, – поспешил на помощь сыну отец. – Игорь имел в виду, что самый высокий рейтинг у программ, где есть что-то про любовь. Понимаешь?

– Конечно, – сказала Надя, вспомнив, как ее тетка бросает все дела и садится перед экраном, когда идет мелодрама. – Это понятно.

– Так вот, если я спрошу тебя, Надя… – Саша улыбнулся. – Спрошу в прямом эфире… – Он умолк на секунду, а потом решительно продолжил: – Может быть, ты скажешь, что сумела найти не только работу, не только жилье, но и любовь? Ты ведь не считаешь, что любовь для тебя потеряна навсегда?

Надя открыла рот, потом закрыла, посмотрела на Сашу, вздохнула и сказала:

– Хорошо. Я скажу.

Она хотела добавить: правду. Она могла бы поведать всю правду, которую узнала. О себе и о нем. О том, с какой радостью ожидала встреч в мансарде, о том, что испытала, когда после того, как она подписала контракт в кафе на Третьяковской, он привез ее к себе на Пятницкую.

А на Пятницкой было вот как.

– Это тот самый баян, да? – Надя потыкала пальцем в жесткий черный чехол и вопросительно посмотрела на Сашу, который все еще лежал на кушетке. Он прикрылся махровой простыней в желто-зеленую полоску и, приподнявшись на локте, наблюдал за Надей.

– Да, тот… тот… – Он откашлялся, потому что горло снова перехватило. Надя наклонилась над баяном, стоявшим в углу, возле буфета, фанерованного вишней, своего ровесника. Она накинула на себя белую Сашину рубашку, доходившую ей почти до колен, но, наклонившись, приоткрыла бедра, и Саша поспешно отвел глаза. – Только не спрашивай, как называется, – предупредил он.

– Почему?

– Потому что название стерлось от времени.

– Ты такой усердный музыкант? Может быть, ты просто не хочешь признаться, что он все-таки был твоим настоящим кормильцем? – Надя повернулась к нему, уперев руки в боки. Незастегнутые полы рубашки разошлись, и круглые полные груди вынырнули из-под тонкой ткани.

Саша повыше натянул на себя простыню и деланно засмеялся. На самом деле ему хотелось не смеяться, а застонать, притиснуть ее к себе. Потом подмять под себя, уткнуться в горячую шею лицом и чувствовать, как на щеке бьется ее жилка…

Что с ним происходит, черт побери? Может быть, Кира права и он на самом деле похож на этого несчастного, точнее, трагического богомола? И впрямь ищет ту, в чьих жарких объятиях окончит свою жизнь? Саша усмехнулся.

Надя уловила эту усмешку и сказала:

– Смеешься, да? Но ты играл так здорово… Пожалуй, только моя подруга Мария играла и пела с похожим упоением. – Она снова повернулась к зачехленному инструменту, но теперь стояла прямо, и Сашино тело слегка успокоилось.

– Девушка-акын? – вспомнил он.

– Да. Она играла на домбре. Я тебе говорила о ней.

– Может, правильней сказать на думбре?

– Ее называют и так, – согласилась Надя. – Это казахский народный инструмент, по форме похожий на грушу. У него всего две струны, но Мария играет так, что кажется, струн втрое больше.

– А ты на чем-нибудь играешь? – спросил Саша.

– Нет… – Надя покачала головой. Потом запахнула полы белой рубашки и сложила руки на груди. – В селе, где я жила до института, не было музыкальной школы. Но я не жалею! – Она повернулась и внимательно посмотрела на Сашу. – Благодаря тебе я узнала, что умею слушать.

– Ты умеешь не только слушать, – прохрипел он. – Иди… иди ко мне. Скорее! – Саша больше не мог лежать и смотреть на Надю. Каждое движение ее, каждый звук ее голоса соблазняли. Он ничего не мог с собой поделать.

Надя засмеялась и склонила голову набок.

– Идти? К тебе? Но я хотела расспросить тебя еще о…

– Я все тебе расскажу… Все, что ты захочешь! – нетерпеливо манил он ее к себе рукой. – Иди…

Надя подошла к окну и резким движением задернула штору. Пластмассовые кольца со стоном прокатились по металлической струне. Комната погрузилась в полумрак, где самыми светлыми пятнами были их тела. Потом они слились в одно…

Подбирая с пола светло-голубые джинсы и натягивая их, Надя спросила:

– А ты учился в музыкальной школе?

– Недолго, – признался Саша, застегивая на груди белую рубашку, которая сохранила теплый Надин запах. – Меня исключили за двойки.

– Если бы они знали, как хорошо ты играешь на самом деле! – воскликнула она.

– И пою, – добавил он. – Я завлекаю девушек своими песнями. Молодых и красивых.

– Тоже мне, Орфей, – фыркнула Надя, засовывая ногу в плетеные черные туфли. – Знаешь, наверное, Мария научила меня вслушиваться в слова песен. Потому что в словах акына нет пустоты. В каждом свой смысл.

– Согласен. – Сашины ноги скользнули в рыжие мокасины.

– И ты знаешь, как странно, но все, о чем пела мне Мария перед отъездом в Москву, ну почти все сбылось.

– Почти или все? – Саша замер и, сощурившись, смотрел на Надю, которая, слегка отодвинув штору, гляделась в зеркало буфета.

Она засмеялась, продолжая расчесывать волосы, казавшиеся сейчас совсем темными из-за недостатка света.

– Да…

– А ты можешь мне сказать, что не сбылось?

– Нет, – просто ответила она. – Это моя тайна.

Вспоминая этот разговор, Надя порозовела. Не могла же она ему сказать, что Мария пропела ей о том, что она встретит мужчину, который останется с ней навсегда?

– Надя, я задал тебе вопрос, – повторил Саша. – Ты можешь рассказать про любовь?

– Да, – сказала Надя. – Я могу рассказать об этом подробно.

– Отлично, – похвалил Игорь, не подозревая, что она имеет в виду. Он думал только об обещании собственного отца: эта программа станет отличным фоном для рекламы мороженого его будущего спонсора. Антон Данилович мечтал, чтобы его удивили. Так и случится.

– Надя, я бы хотел еще вот что, – вспомнил Игорь, о чем просил Дашин отец. – Поскольку ты у нас идешь как специалист по мороженому, можешь сказать что-то такое, чего не знают те, кто его ест?

– Да, да, – поддержал Саша. – Ты уже сколько времени работаешь на фирме?

– Почти месяц, – сказала Надя.

– Наверняка хозяин заставил тебя что-то прочитать…

– Антон Данилович сразу же отправил меня на двухнедельные курсы, – засмеялась Надя. – Он считает, что мои инженерные познания надо обновить и приспособить к его производству. И он совершенно прав! Оборудование из Франции, такое новое, абсолютно другие показатели по энергоемкости.

– Вот, вот! Отлично. Давай еще что-нибудь, – потребовал Игорь, наставив на нее камеру.

– Я хочу сказать о том, что меня удивило, – начала Надя. – Оказывается, наши российские нормативные документы позволяют создать более трехсот видов мороженого. Представляете? Это же настоящая ледяная гора! А, по статистическим данным, россиянин съедает всего три килограмма мороженого в год, в то время как американец двенадцать.

– Так, хорошо! – похвалил Игорь. – Принимаем.

– Надя, я помню, как ты меня поразила в первый день нашего знакомства, – вмешался Саша.

– Чем же?

– Ты рассказывала про жирность мороженого, – ухмыльнулся он. – Честно скажу, я просто обалдел. Ел и никогда о том не думал.

Надя кивнула.

– Не только ты. Да, и вот еще о чем надо сказать. Мороженое бывает плодово-ягодное, молочное, сливочное и пломбир. В плодово-ягодном нет молочных смесей, оно сделано из натуральных соков, фруктовых пюре и сахара. – Надя держалась уверенно, как всякий человек, который знает, о чем говорит.

– Люди, склонные к полноте, и те, у кого неустойчивое давление, должны забыть о самом жирном мороженом – о пломбире. Ну сами посудите – в двухстах граммах пломбира целых тридцать граммов жира. Хорош кусочек сливочного масла, да? Порция масла на завтрак в каком-нибудь доме отдыха.

– Солдатская норма, – заметил Саша.

Надя кивнула и продолжила:

– Но я должна предупредить, что довольно часто в мороженое кладут не один молочный жир, а смешивают его с растительными жирами. Поэтому всем советую читать этикетку.

– Надя, ты просто молодец, – еще раз похвалил Игорь, предвкушая, как все это понравится Дашиному отцу.

– Я слышал, что есть мороженое для диабетиков? Его выпускает фирма «Винд», в которой ты сейчас работаешь? – спросил он.

– Да. Оно идет нарасхват, просто разлетается! – подтвердила Надя.

– Ну все, у меня больше нет вопросов. Ждем дня эфира, – сказал Игорь.

Они с Сашей поехали на Пятницкую. И Надя осталась у него до утра. В ту ночь они занимались любовью так страстно, как будто опасались, что остались вместе в последний раз.

«Это и было в последний раз», – подумала Надя. С тех пор они не встречались. Ее двухнедельная учеба закончилась, она работала каждый день. Саша с Игорем готовились к передаче и не могли терять ни минуты.

Что ж, вздохнула она, чувствуя на сердце тяжесть. Как бы там ни было, что бы ни случилось сегодня на передаче, она должна благодарить Судьбу, которая одарила ее вполне щедро – дала работу, да еще почти по специальности. Это Саша и Игорь устроили ее на фирму «Винд». Судьба подарила ночи удовольствия с Сашей и дни предвкушения этих удовольствий.

Клавдия Михайловна не спрашивала ни о чем, но по тому, как менялась Надя, было видно, что молодая женщина принимает отпущенное ей счастье с открытым сердцем.

– Кто только выдумал, – сказала она, когда Надя привезла первую зарплату, – что живому человеку можно потерять надежду?

– Точно, – кивнула Надя. – Это глупости.

– И кто поверит, что можно потерять живую Надежду? – добавила она. – Я имею в виду теперь уже женщину по имени Надежда.

– Да бросьте, Клавдия Михайловна, – отмахнулась Надя. – Это так, мимолетное летнее увлечение.

– Ты про себя? – серьезно спросила тетка.

– Ну… и про…

– Не ври, ладно? А он – что ему мешает на самом деле в тебя влюбиться?

– А зачем? Он мне рассказал, что не разведен до сих пор. Ему незачем, его жене тоже.

– Сегодня не разведен, а завтра свободен, – фыркнула Клавдия Михайловна. – Дело какое сложное!

– Я… я об этом сейчас не думаю, – отвернулась Надя.

– Ясно, – тетка поджала губы и сложила руки на груди. Этой грозной позы всегда боялись ее ученики. – Так ты попросила его записать передачу на кассету? Не забыла?

– Не забыла. И он обещал, – сказала Надя. – Я хочу послать родителям.

– Сперва мне покажешь.

– На чем?

– В школу сходим. Там есть на чем прокрутить, – заверила Клавдия Михайловна.

* * *

…Надя издали увидела здание из красного кирпича, куда они ехали. Студия кабельного телевидения. Она была здесь не раз, Саша привозил ее, чтобы она осмотрелась, привыкла. Он даже включил все лампы, которые будут светить во время передачи.

Сейчас ее загримируют, а черноволосая Кира станет отпускать фразы вроде этой:

– Ну чего ты из нее делаешь звездульку? Обычная провинциальная девушка, вот какой она должна быть. Так что незачем и грим тратить.

Она уже представляла, каким взглядом Кира окинет ее и Сашу, она знала, что Кира – бывшая Сашина любовница. Получила отставку, но не осознала до конца, что ее время ушло навсегда. Она наверняка думала, что едва закончится передача, как Саша потеряет к Наде всякий интерес.

«А сама я разве так не считаю?» – спросила она себя, когда Саша подкатывал к стоянке возле студии.

– Приехали, – объявил он.

Надя вздрогнула. А если это и есть ответ на ее вопрос?